— Сдайтесь, — предложил Кейн. — Встретьтесь с Мастерсом. Ему нужно только Логовище. Я думаю, вы можете доверить ему вытащить из всего этого Ники и Робина. У меня есть немного денег, хватит для того, чтобы им выкарабкаться.
   Эверс фыркнул.
   Несколько минут Томпсон молчал, затем внезапно заговорил:
   — Если я отправлю отсюда свою семью, меня убьют мои же собственные люди. Они решат, что я собираюсь предать их.
   — Нельзя ему верить, — сердито прервал его Эверс. — Он просто пытается спасти свою собственную шкуру. Возможно, сюда вообще никто не едет.
   Кейн выпрямился.
   — Я уже почти мертвец, — сказал он. — Я знаю это.
   — А как насчет вашего друга? — спросил Томпсон.
   Кейн решил поставить на карту все:
   — Если Мастерс найдет мое тело, он отпустит Карсона. Таков был уговор.
   Наступила долгая тишина.
   — Именно поэтому я устраиваю вас? — наконец спросил Томпсон. — Если команчи заберут вас, тогда для вашего друга будет все кончено.
   — Я думал, что вы, возможно, убьете меня другим в назидание, чтобы никому неповадно было претендовать на то… что принадлежит вам, — ответил Кейн. — К тому же Карсон не сделал вам ничего плохого. Только я…
   — И теперь я думаю, что смерть вашего друга была бы для вас худшим наказанием, чем ваша собственная, — задумчиво сказал Томпсон. — Подумайте об этом, Дьявол.
   Лампа погасла, погрузив комнату в полную темноту. Кейн услышал какое-то движение, звук закрывающейся двери и поворота ключа. Затем наступила полная темнота. В его душе царил ад.
   Он проиграл.
   * * *
   Нату Томпсону удалось вернуться к себе домой без помощи. Ники не было видно, но она, конечно, слышала, как он вошел, и скоро появится. Он облокотился на письменный стол.
   — Думаю, я должен помочь тебе дойти до спальни, — произнес Митч.
   — К столу, — приказал Нат.
   Митч помог ему сесть у стола и с беспокойством взглянул на него.
   — Скажи Энди, Джебу и Сэму, что мы, возможно, уезжаем, — велел Нат. — И пусть не болтают об этом.
   Митч кивнул, но продолжал колебаться.
   — С тобой все в порядке?
   — Мне нужно несколько минут, чтобы отдохнуть, — сказал Нат. — Ты иди.
   Он подождал, пока Митч уйдет, затем открыл верхний ящик стола и нашел маленькую бутылочку. Опий. Он примет несколько капель — достаточно для того, чтобы заглушить боль. Но недостаточно, чтобы заснуть. Сейчас он не мог себе этого позволить. Он отпер ящики стола и вытащил оттуда вырезки, касающиеся Дьявола.
   Раздался стук в дверь. Очень настойчивый стук.
   — Войдите, — сказал он.
   Ники помылась и переоделась, но глаза ее все еще были красные.
   — Он пока жив, — сказал Нат, не дожидаясь ее вопроса. — Присядь, — добавил он, снова повернувшись к столу, чтобы более внимательно просмотреть вырезки. В одной из них упоминался человек по имени Карсон, которого осудили вместе с Дьяволом.
   Когда Нат закончил чтение, боль снова усилилась. Ему пришлось сильно напрячься, чтобы взять себя в руки.
   — Упоминал ли когда-нибудь Дьявол о некоем Карсоне?
   Он увидел, что она пытается вспомнить. Наконец она отрицательно покачала головой…
   — Или, может быть, он говорил о каком-нибудь друге?
   Брови Ники удивленно поднялись:
   — А что?
   — Это очень важно, Ники. Это может спасти его.
   — А это возможно?
   — Можешь попытаться, — мягко ответил Нат. В голове его сформировался план. — Если тебя это на самом деле беспокоит.
   — Я не хочу, чтобы меня это беспокоило, — произнесла Ники, опустив голову. — Но, дядя Нат, я не хочу, чтобы он умер.
   — Тогда попробуй вспомнить.
   Она колебалась, очевидно, припоминая:
   — Он говорил что-то о своем друге, ради которого все это затеял. Я обвинила его в том, что он пытается спасти собственную шкуру. Он же сказал, что если бы это было так, то он принял бы твое предложение.
   Нат размышлял. Мог ли О'Брайен придумать эту историю? Едва ли он мог предположить, что это имеет какое-нибудь значение. Но это-таки имело значение. Возможно, он не так уж и ошибался в этом человеке. Что-то в нем с самого начала привлекало Ната, что-то, что отличало его от других.
   Он закрыл глаза. Опий притупил его ум, как и телесную боль. Он знал, что у него осталось совсем мало времени, возможно, несколько недель до того, как боль станет невыносимой. Что же будет лучше всего для детей? Теперь только это имеет значение.
   Нат всегда заботился о своем младшем, очень красивом, взбалмошном брате, начиная с того времени, как они детьми оказались в приюте. Он любил жену Джона и обещал обоим, что позаботится о детях. Это было единственное обещание в жизни, о котором он никогда не забывал.
   Ники полюбила Дьявола. Это было ясно. Она изо всех сил защищала его. Было также понятно, что Дьявол любит Ники, — иначе бы он не вернулся. Он не стал бы предупреждать Ната об опасности. Никогда раньше Томпсон не видел, чтобы лицо человека выражало такое страдание. И страдал этот человек не из-за себя.
   Больше всего на свете Томпсон ценил верность. Таким был Митч — он мог умереть за Ната и за Джона. Поэтому Нат понимал чувства Дьявола и мотивы его поступков. Но он не знал, что ему предпринять в отношении О'Брайена.
   — Дядя Нат?
   Томпсон открыл глаза. Ники смотрела на него с нескрываемым беспокойством. Беспокойством за него. Беспокойством за его узника.
   — Ты ведь не все мне сказала, так ведь? — спросил он.
   Краска залила ее щеки.
   — Да, — призналась она.
   — Почему?
   — Я не могла… Я не…
   — Николь, — вздохнул он. — Твоя мать была такой же. Однажды она влюбилась в Джона, и все остальное перестало для нее существовать. Ее не волновало, что он преступник, что его разыскивает полиция. Иногда, когда я смотрю на тебя, я вижу ее. Она была очень хорошенькой, но чертовски упрямой. Она никогда ни от чего не пряталась и не заботилась о себе.
   — Я не люблю его, — сказала она, сердито подняв подбородок. — Как я могу его любить, когда…
   — Но ведь ты делаешь то же самое, — нежно заговорил он. — Ты разрываешься между мною и им и нарочно не говоришь того, что знаешь о Дьяволе. Я думаю, О'Брайен столкнулся с этой же дилеммой. Ему предложили жизнь его друга в обмен на информацию о местоположении Логовища. Но здесь он встретил тебя. Поэтому и вернулся. Он сделал, что мог, для своего друга, а теперь пытается заставить меня отослать отсюда тебя и Робина. Это требует большого мужества, Ники. Он знает, что происходит с людьми, которые предают меня. Их ждет не такая уж легкая смерть.
   Она вздрогнула.
   — Он почти предложил мне убить его. Он хочет, чтобы я оставил его тело там, где его смогут обнаружить полицейские. Тогда они освободят его друга. Очевидно, это часть той сделки, которую он заключил с шерифом.
   — Нет, — с ужасом в голосе зашептала она. — Он взял с меня обещание связаться с каким-то Мастерсом в Гудене и рассказать ему…
   — Что рассказать?
   — Как он умер, — ответила Ники чуть слышно.
   Нат кивнул. Итак, О'Брайен сказал правду. У Ната снова начался приступ боли. Нужно принять еще опия.
   — Я умираю, Ники, — внезапно сказал он. — У меня почти не осталось времени, а у тебя впереди вся жизнь. У тебя и у Робина. Если только я смогу вывезти вас отсюда, заставь полицию поверить, что у тебя не было ничего общего с Логовищем.
   На ее лице появилось выражение смертельного отчаяния:
   — Не может быть, чтобы ты…
   — Я уже давно это знаю, — сказал он. — Это рак, Ники, и уже ничего нельзя сделать. Я думал, что у меня еще есть время, чтобы увидеть, как вы с Робином окажетесь в безопасном месте, но болезнь прогрессирует быстрее, чем я думал.
   — Мы можем куда-нибудь поехать, найти другого врача…
   — Я с трудом держусь на ногах, Ники. Я знаю, что умираю, как знает об этом любой старый пес.
   — Нет! — воскликнула девушка. — Мы найдем хорошего врача.
   Ему было приятно, что она так волнуется из-за него. Но он должен ее убедить.
   — Да, — нежно поправил он ее. — У меня есть несколько недель, может быть, месяц. Не больше. Не волнуйся. У вас с Робином впереди длинная жизнь, и вы будете помнить обо мне.
   Она сильно побледнела. Казалось, все ее существо восставало против его слов.
   — Что ты собираешься делать?
   — Сдаться полиции. Самостоятельно. И удостовериться в том, что они поняли, что у тебя нет ничего общего с Логовищем. Дьявол говорил, что есть некий шериф…
   — Добровольно сдаться? — вскричала она. — Я не позволю тебе этого.
   — Я не доживу до виселицы, — сказал Нат. — Единственное, что сейчас для меня важно, это ваша с Робином безопасность. Если вооруженный отряд найдет тебя здесь, они сочтут тебя соучастницей. И бог знает, что может случиться, если здесь начнется перестрелка.
   — Мы с Робином можем уехать и найти тебе врача.
   — Ты не понимаешь. Благодаря Дьяволу ищейки прекрасно знают, где находится Логовище. Они могут оказаться здесь через день, может быть, через неделю, но наше местоположение уже больше не является тайной. Если хоть кто-то из «гостей» об этом узнает, они убьют нас всех. И, уж конечно же, они разделаются с Дьяволом.
   — А ты? — тихо спросила она.
   — Я еще не решил, — солгал Нат. — Это зависит от тебя. Мне он нужен, чтобы помочь нам выбраться отсюда. Мои «гости» очень нервные и… жадные. Если я исчезну с тобой, Робином и Митчем, они сразу поймут, что что-то не так, и решат, что у меня гораздо больше денег, чем есть на самом деле. Я не думаю, что охрана сохранит мне верность в этой ситуации. Как только они узнают, что с Логовищем покончено, они постараются захватить все, что попадется им под руку, в том числе — и нас. Возможно, нам надо действовать как-то по-другому, — он долго смотрел на нее. — Ты ему вообще-то доверяешь?
   Ники ужасно боялась этого вопроса.
   — А как Энди и Джеб?
   — Ни у одного из них нет оружия. Я дам им понять, что им следует выбираться отсюда самостоятельно. Никому не надо, чтобы их тоже поймали.
   Ему снова был необходим наркотик. И отдых. Дело шло к полуночи. Им необходимо выехать до рассвета. Он решил еще немного ее подтолкнуть.
   — Мы можем доверить ему доставить нас к этому шерифу?
   — А Митч? — Ники все еще избегала ответа.
   — Как только мы выберемся из Логовища, он пойдет своей дорогой. Так что с Дьяволом?
   — Не знаю, — с горечью в голосе ответила она. — Правда, не знаю.
   — Тогда я прикажу Митчу убить его.
   — Нет! — Это слово вырвалось из самой глубины ее сердца.
   Боже, как болит желудок.
   — Отнеси ему воды. Она ему нужна. Митч немного поработал с ним. — Нат увидел, что она побледнела. — Затем дашь мне ответ. Разбуди меня, если я засну.
   Она медленно кивнула и ушла.
   Нат принял еще немного лекарства, а затем сделал то, чего в жизни не делал: помолился за то, чтобы избежать ошибки.
   * * *
   Ники закрыла за собой дверь с ощущением, что рушатся последние бастионы ее мира. Дядя Нат выглядел таким старым, таким измученным.
   Она остановилась, чтобы посмотреть на Робина. Тот спал. Ястреб устроился на перекладине, которую смастерил ему Кейн. Кейн О'Брайен, предатель, человек, который так с ней поступил… Человек, который потратил время на то, чтобы спасти раненую птицу, который терпеливо учил мальчика обращаться с ней.
   Можем ли мы доверять ему? Вопрос дяди изумил ее. Нат не только спрашивал ее совета, но и, очевидно, собирался дать Кейну еще один шанс.
   Я не знаю, ответила она. И она на самом деле не знала. Весь ее мир рухнул. Ее вера. Ее доверие. Ее любовь.
   Ты сделала то же самое. Ты разрывалась между ним и мною. Ты не сказала мне ничего о Дьяволе. Нежные упреки дяди Ната. Пришлось ли самому Кейну делать подобный выбор?
   Узнает ли она когда-нибудь правду? Боль становилась все сильнее. Боль, гнев и пустота шли рядом, подобно краскам заходящего солнца, которые освещают небо перед тем, как погрузить все в темноту.
   Ники зашла в кухню, набрала флягу воды и взяла несколько бинтов. Подумав несколько минут, она отправилась в «мэрию» — к Кейну.
   Митч сидел в соседней комнате, очевидно охраняя Кейна. Он тоже выглядел постаревшим. Она никогда раньше не замечала его возраста.
   — Дядя Нат попросил меня принести Дьяволу немного воды, — нерешительно сказала она. — И я хочу поговорить с ним.
   Митч взглянул на нее с состраданием. Его губы были крепко сжаты, и она поняла, что с его стороны Кейну не следует ожидать никакого сострадания. В самом деле, в этой истории с Кейном дядя Нат вел себя очень странно.
   — Ты уверена, малышка? — Он не обращался к ней так с тех пор, как ей исполнилось пятнадцать.
   Она кивнула.
   — Я останусь с тобой.
   Она отрицательно покачала головой:
   — Я хочу пойти одна.
   Он немного поколебался и взглянул на сверток в ее руках. Она улыбнулась:
   — У меня тут нет оружия. Только фляга и бинты.
   Митч смотрел на нее с некоторым подозрением.
   — Так предложил дядя Нат.
   Митч нахмурился.
   — Он сказал мне, что умирает, — продолжала Ники. — Поэтому ему необходим О'Брайен.
   Митч нахмурился еще сильнее, но все же зажег лампу, передал ее девушке, затем отпер дверь в заднюю комнату.
   — Если что, кричи, — сказал он.
   Какое-то время Ники колебалась, затем вошла в комнату и закрыла за собой дверь. Кейн лежал на полу, связанный по рукам и ногам. Он несколько раз моргнул от ослепившего его света лампы, затем попытался сесть.
   Он выглядел просто ужасно. Лицо его было совсем бледным и осунувшимся, но глаза продолжали пристально смотреть вперед, пытаясь что-нибудь разглядеть сквозь яркий свет. Она поставила лампу на пол и со свертком в руках подошла к нему.
   — Кейн?
   Он снова моргнул.
   — Ники? — не веря своим глазам, глухо переспросил он.
   — Я принесла тебе воды.
   Он попытался сесть, и, несмотря на переполнявший ее гнев, ей стало ужасно жаль его. Она открыла флягу и предложила ему воды, поднеся горлышко ко рту. Сначала он пил жадно, захлебываясь, затем стал пить медленнее. Наконец он оторвался от фляги и внимательно оглядел ее. Она продолжала стоять на коленях, будто загипнотизированная его взглядом.
   — Спасибо, — просто сказал он.
   Ники не знала, что сказать. Несмотря на следы побоев, выражение его глаз осталось прежним, он не боялся смотреть ей прямо в лицо. Она первая отвела взгляд, взяла салфетку, в которую были завернуты бинты, и нежно провела ею по его лицу.
   — Митч очень сильно избил тебя? — с нежностью спросила она.
   Кейн пожал плечами:
   — Возможно, я выгляжу хуже, чем чувствую себя на самом деле. — Он немного помолчал. — Тебе не следовало приходить сюда. Твой дядя…
   — Это он велел мне сюда идти.
   Его глаза широко открылись, затем он снова прикрыл их.
   — Я сказал ему все, что знаю.
   — Расскажи мне о своем друге, — не очень уверенно попросила она.
   — Его повесят через неделю, — резко ответил Кейн. — Может быть, даже раньше. Я потерял счет дням.
   — Ты, должно быть, его любишь… очень любишь.
   Кейн попытался устроиться поудобнее. Впервые за время ее визита он отвел от нее взгляд, уставился на дверь за ее спиной и ничего не ответил. Он опять погрузился в свои мысли.
   — Я хочу понять, — сделала она еще одну попытку вызвать его на разговор.
   Наконец он посмотрел на нее. Боль исказила его лицо.
   — Я очень люблю его и… тебя. Чертовски сильно. Никогда не думай, что я тебя не любил, — казалось, эти слова давались ему с большим трудом.
   Ники не могла больше сдерживаться. Она уронила салфетку и коснулась его лица. Дотрагиваться до него, почувствовать его рот, его заросший щетиной подбородок, его шрам. Просто погладить его — неужели никогда больше она не сможет это сделать!
   — Я люблю тебя, — произнесла она, с трудом сдерживая рыдания.
   — Я знаю, — сказал он. — Я бы сделал все, чтобы предотвратить это. Я думал, что смогу, потому что я ужасно хотел убить двух зайцев и надеялся, что у меня это получится, — горько добавил он. — Но я ошибся.
   — Если бы ты сказал мне…
   — И что бы ты тогда сделала? — спросил он. — Сказав тебе, я бы поставил и тебя перед этим чертовым выбором. Я не мог так поступить с тобой.
   — Но ты все равно заставил меня выбирать, — прошептала она. — Я не могла сказать дяде того, что ты рассказал мне. И он это понял.
   Кейн тихо выругался, так тихо, что она почти не расслышала.
   — А Робин, что он знает?
   — Ничего. Пока ничего.
   На его щеке снова стал подергиваться мускул.
   — Так твой дядя отсылает вас отсюда?
   — Да.
   — Хорошо, — сказал он, затем отвернулся. — Спасибо тебе за воду. Тебе лучше идти.
   — А ты? — спросила она.
   Он пожал плечами:
   — Обо мне не стоит беспокоиться. Ты должна заботиться о Робине. Не позволяй ему… нарушать закон.
   — Он говорит, что его ястреб уже научился охотиться, — с отчаянием в голосе прошептала Ники.
   Кейн улыбнулся. Так, как улыбался раньше. Медленно, лениво и нежно. Ее сердце снова заныло. Она попыталась сдержаться, но не смогла.
   — Что случится, если дядя Нат позволит тебе уйти?
   Его глаза сузились:
   — А зачем ему это?
   — Возможно, он нуждается в твоей помощи.
   — Ты знаешь, что происходит, когда я пытаюсь помочь, — он грустно рассмеялся. — Все мои благие намерения ведут других людей в ад. Разве ты этого еще не поняла?
   — Но что бы ты стал делать? — настаивала она.
   — Я бы сделал все, чтобы с тобой и Робином все было в порядке.
   — А затем? — Она не была уверена, что так уж хочет услышать ответ на свой вопрос. Но ее вопрос как бы повис между ними. Она спрашивала, есть ли у них хоть какая-то надежда на счастливое будущее. Она открыла ему свое сердце, подавила собственную гордость, но она должна была это узнать.
   Он медлил с ответом, и сердце ее упало. Он не хотел ее. Он был достаточно честен с ней, чтобы не лгать.
   Ее чувства не могли не отразиться в глазах.
   — Ники, — произнес он с отчаянием в голосе. — В случае успешной операции помилуют Дэйви, но не меня.
   — Что ты этим хочешь сказать? — прошептала она.
   — Я должен вернуться в тюрьму, — коротко объяснил он. — Дэйви не освободят, если я не вернусь. У меня нет будущего.
   В крайнем замешательстве Ники уставилась на него. Он ничего со всего этого не получает? Он все это сделал только ради друга? Она-то думала, что он хотел выдать полиции Логовище хотя бы отчасти для себя. Она почти задыхалась. Но если он вернется в тюрьму, они исполнят вынесенный ему смертный приговор. Нет, конечно же, они должны его смягчить. Но лицо Кейна говорило другое. Оно казалось гранитным изваянием, на котором горели полные отчаяния глаза.
   — Я не понимаю, — наконец произнесла она.
   — Так договорились, — объяснил он. — Помилуют либо Дэйви, либо меня.
   — Почему? Почему жизнь этого человека так важна для тебя?
   Кейн попробовал пошевелиться, и в тот же момент его лицо исказила гримаса боли. Девушка ничем не могла ему помочь. У нее не было ни ключей от его оков, ни оружия. Позволить себе обмануть Митча она тоже не могла.
   — Почему? — повторила она.
   Он улыбнулся. Это была такая нежная, добрая и печальная улыбка, что сердце ее чуть не разорвалось от боли и сострадания.
   — У меня нет семьи, Ники, даже такой, как у тебя, — ответил он. — Мать умерла при моем рождении, и с того самого дня отец возненавидел меня. Он назвал меня Кейном и вложил в это имя весь свой религиозный фанатизм. Он задался целью выбить из меня дьявола. Дэйви жил на соседнем ранчо. Он частенько приносил мне еду, прятал от отца, учил читать. Однажды мой отец обнаружил это и начал меня бить. Дэйви всего на год старше меня, но он все-таки набросился на моего отца, пытаясь меня защищать. Он чуть не погиб из-за своей храбрости, и его отец сказал моему отцу, что сам с ним разберется, если тот хоть раз тронет Дэйви или меня. Честно говоря, я думаю, что, если бы не Дэйви, меня бы уже давно не была в живых… — Кейн просто не в состоянии был продолжать.
   Ники всхлипнула и положила руку на ногу Кейна, чтобы чувствовать его тепло.
   Спустя какое-то время он продолжал охрипшим голосом:
   — Несколько месяцев спустя мой отец покончил с собой. Семья Дэйви взяла меня к себе и вырастила как собственного ребенка. Дэйви женился, у них родился сын — мой крестник. Его близкие умерли за год до начала войны. Он пытался возродить ранчо, пока я был в армии. У Дэйви были жена и сын, у меня же не было ничего своего. Я думал, что, возможно, армия даст мне это.
   — Но твои надежды не оправдались? — спросила Ники.
   — Никогда не позволяй никому говорить, что война — это приключение, — сухо сказал он. — Это кровь и страх, боль и горе. Не бояться всего этого нельзя. Смерть очень капризна. Она делает что хочет: рядом с тобой вдруг умирает человек, а ты все еще жив. Ты уже стараешься ни к кому не привязываться, перестаешь хотеть обладать чем-то, так как терять это чертовски трудно.
   Ники уже едва сдерживала рыдания. Ей хотелось броситься ему на шею, утешить его.
   — Ты становишься все более и более одиноким, ты уже просто не в состоянии выносить потери, — с трудом продолжал он. — И когда все это закончилось, я вернулся домой, уверенный в том, что больше никогда не буду убивать.
   Она напряженно ждала продолжения. Она понимала, что он говорит все это не столько ради себя, сколько ради нее. Ведь он думает, что уже мертв. И теперь, раскрывая перед ней душу, он пытается заставить ее понять, почему не мог поступить иначе. Чтобы она не считала, что ее предали или недостаточно любили. Для этого он положил к ее ногам последней, что у него оставалось, — свою гордость.
   — Какие-то правительственные служащие вместе с шерифом пришли в дом Дэйви вскоре после того, как я вернулся. Он не смог выплатить грабительские налоги, и его собирались выселить. Алексу, моему крестнику, было двенадцать. Совсем недавно я рассказывал ему красивые истории о войне, и он вознамерился защищать свой дом при помощи оружия.
   Шериф стрелял в него — в ребенка, черт бы его побрал. Я успел убить этого ублюдка. Нас с Дэйви обвинили в убийстве. Если бы я не забил голову Алекса рассказами о войне, возможно, он никогда бы не потянулся к оружию.
   — А что с ним было дальше? — тихо спросила Ники.
   — Он выжил — пуля попала в плечо. Но нам с Дэйви пришлось скрываться от полиции. Мы были очень злы тогда. — Кейн пожал плечами. — Но мы больше никого не убили. Пару раз ограбили сборщиков налогов — нам нужны были деньги на лечение Алекса и для того, чтобы не умереть с голоду. Когда меня схватили, Дэйви попытался меня спасти. Тогда-то его и поймали. Тот шериф умер, и нас обоих приговорили к виселице. За два дня до того, как приговор должен был быть приведен в исполнение, новый шериф появился у меня в камере и предложил жизнь Дэйви в обмен на Логовище. Меня знали, Дэйви нет. А затем я встретил тебя и Робина и… Я хотел принять предложение твоего дяди. Я подумал, что это было бы правильным решением. Поэтому я и вернулся к шерифу Мастерсу — я хотел попросить у него еще немного времени. Я подумал, что, если бы они могли подождать, тогда бы я им передал Логовище, но мирным путем, без лишних жертв. Твой дядя уже тогда дал мне понять, что умирает. Несколько месяцев в обмен на десятки жизней, которые они могли бы потерять, пытаясь захватить Логовище. — Кейн остановился. — Ники, я бы не позволил, чтобы тронули тебя или Робина. Я был уверен, что сумею защитить вас. Если ты не веришь всему остальному, поверь хотя бы этому.
   — Дал ли шериф тебе время, о котором ты просил? — спросила девушка.
   — Нет.
   — И теперь твой друг умрет?
   Он ответил сквозь стиснутые зубы:
   — Нет, если они найдут мое тело. Это было одним из пунктов нашего договора. Если я погибну, выполняя их задание, тогда им придется выполнить мое условие.
   — Именно поэтому ты хотел сюда вернуться? Ты знал, что мой дядя убьет тебя. — Она с удивлением взглянула на него. — Но почему ты рассчитывал, что шериф успеет обнаружить твое тело?
   Он отвел глаза и долго молчал. Затем, немного запинаясь, продолжил:
   — Я попросил твоего дядю оставить мое тело там, где Мастерс сможет быстро найти его. Я предложил ему сделать мою судьбу примером для многих, и…
   — И к тому же ты попросил меня связаться с Мастерсом, — закончила она.
   — Все это звучит довольно странно, — сказал он, — но это было единственное, что я мог сделать для Дэйви… и для тебя.
   Она покачала головой. Затем, наклонившись, коснулась губами его губ.
   — Ты дурак, Кейн О'Брайен. Этот отряд не имеет ни малейшего представления, где находится Логовище, ведь так? Ты нарочно оговорил себя.
   — Нет, я уверен, что они что-то знают, — ответил Кейн. — Рано или поздно они сюда доберутся. Я должен был дать Мастерсу хоть что-то. Если я хоть чуть-чуть разбираюсь в таких людях, он прочешет здесь все.
   Ники с минуту помолчала; остатки гнева покинули ее.
   — Дядя подумывает о том, чтобы самому сдать Логовище, — осторожно сказала она. — Возможно, ему потребуется твоя помощь.
   — Это с моим-то опытом все губить? — сухо спросил Кейн. — Я ему нужен как собаке пятая нога.
   Она поняла, что улыбается. Даже хихикает. Но это был нервный смех.
   — Не думаю, что скажу ему это.
   Он подозрительно оглядел ее:
   — У него нет причин доверять мне.
   — Но это так, — мягко возразила она. — По каким-то причинам он все еще доверяет тебе. Или просто думает, что у него нет другого выхода. Я уже говорила тебе, что Хильдебранд собирался захватить Логовище. Другие только ждут своего часа. Они не знают, насколько сильно болен дядя Нат, но подозревают, что что-то не в порядке. Он не может оставаться здесь. Ему некуда идти. И у него нет времени. Я пыталась отговорить его от этого. Я не хочу, чтобы его посадили в тюрьму, но он полон решимости. Он только хочет удостовериться, что я… тоже доверяю тебе.