Бет подняла голову, и глаза ее решительно заблестели.
   — Да, я неравнодушна к нему. Мне казалось, что я буду равнодушна ко всем после смерти Джошуа, но Ник… Я любила Джошуа, он был очень хороший человек, но с Ником я чувствую себя так, будто мое сердце заново родилось. И я знаю, что до тех пор, пока он в розыске, ему не будет покоя. Мистер Дэвис прав насчет этого.
   — Это его работа, — произнесла Лори, пытаясь не соглашаться. — Это все, о чем он беспокоится.
   — Он беспокоится о тебе, и, по-моему, его очень волнует судьба Ника. Ведь у них много общего, кроме внешнего сходства, Лори. Их связывает нечто непостижимое — вот почему они постоянно сердиты друг на друга.
   Лори задумалась. Пожалуй, Бет права. Ей и самой это неоднократно приходило в голову, а Бет со стороны виднее. В эту минуту Лори заметила приближающегося к ним Моргана, нагруженного мешком провизии, седельными сумка-Ми, с которыми он не расставался, винтовкой Ника с запасом патронов и ножными кандалами. Атрибуты его профессии. Что до пары винтовок, то она знала, что они хранятся в седельных чехлах пустыми, поскольку он не доверял Нику в те дни, когда тот не был скован по рукам и ногам.
   Морган посмотрел в сторону Бет и Мэгги, и его угрюмые губы чуть смягчились.
   — Почему бы дамам не принять ванну? Потом мы доедим остатки антилопы, и я сварю кофе.
   Бет с благодарностью приняла его предложение. До сих пор, где бы они ни останавливались, вода была ледяной, и ей приходилось кое-как согревать ее для себя и Мэгги. Вымыть волосы в горячем источнике казалось сказочно-заманчивым.
   Лори поколебалась. Ей хотелось поговорить с ним, но следовало сделать это наедине. Что ж, она поговорит позже. Она отвернулась, чтобы уйти, но он окликнул ее:
   — Лори. — Она повернулась. — У меня все еще есть твое слово?
   Пока что да. Лори кивнула.
   Он порылся в седельной сумке и вынул револьвер, из которого она стреляла в него пару недель назад.
   — Пожалуй, ты можешь воспользоваться им, — сухо произнес он.
   Лори не улыбнулась. В ней снова бушевали противоречивые чувства. Она оценила его доверие, но это очень затрудняло следующий ее шаг. Она помедлила.
   — Возьми его, — настаивал он. — Я не хочу, чтобы ты была там беззащитной, после той засады. Может, опасности и нет, но…
   Она протянула руку и взяла револьвер, при этом пальцы их соприкоснулись, и для нее это было ударом молнии, пронзающей сразу весь ствол дерева. Сердце девушки заколотилось сильнее, она отвернулась, неохотно высвобождая пальцы из его ладони.
   Лори подождала, пока Бет возьмет из седельных сумок мыло, затем подняла Мэгги на руки.
   — Сейчас мы как следует вымоем волосы, — радостно объявила Бет, не обращая внимания на протестующий вопль девочки.
   Лори оглядела прогалину. Ник сидел на бревне, не сводя взора с револьвера в ее руке, — того, что она стянула из конторы шерифа и из которого целилась в человека, несомненно дорогого ей. С помощью этого оружия она надеялась освободить брата и все еще могла это сделать, будь у нее сильная воля. Револьвер казался тяжелым, намного тяжелее, чем раньше. Отягощен грузом ответственности и вины.
   Морган, не сводящий с нее взгляда, не шевельнулся. Бросает ей вызов? Просто следит? Она не знала. Теперь для Лори слились воедино реальность и желаемое. Он все еще удивлял ее, удивил и этим поступком. Он беспокоился о ней и ее безопасности в достаточной мере, чтобы вложить этот револьвер ей в руки.
   Она резко повернулась и пошла следом за Бет и Мэгги.
* * *
   Морган приготовил кофе. Солнце садилось, и через час стемнеет. Ему тоже хотелось вымыться, но, видно, с этим придется повременить до утра и ему, и Брэдену. Ему не улыбалось следить за своим пленником темной ночью, а дело могло кончиться именно этим. По небу неслись облака, и он произнес краткую молитву, чтобы погода не испортилась, пока они не достигнут Пуэбло.
   Брэден тоже смотрел на небо. Он казался усталым, лицо его вытянулось, но все равно оно с каждым днем все более походило на лицо Моргана. Его кисти все еще были скованы, но Морган перестал применять ножные кандалы, пользуясь ими только ночью при этом отмыкая Нику наручники. Эта новая схема давала небольшое облегчение пленнику, но рейнджера раздражала необходимость применять железо. С каждым разом повороты ключа на манжетах казались Моргану все более отвратительными.
   — Мы должны прибыть в Пуэбло через два дня, — произнес он. — Проклятые охотники за премией, вероятно, отыщут в городе наш след, но я хочу, чтобы женщина и ребенок были в безопасности.
   — А что потом? — осведомился Ник.
   — Эль-Пасо, — коротко ответил Морган, — где штаб моей роты. Ты останешься там, пока мы не соберем в Хармони доказательств твоей невиновности.
   — Тюрьма?
   Морган неохотно кивнул:
   — Там ты будешь в безопасности.
   — Я не могу переносить маленькие помещения. Мне показалось, что в Ларами я схожу с ума.
   Морган тоже не выносил их. Он всегда приписывал этот страх тому, что новорожденным он находился в погребе, где нашел его Кэллум. Это служило для него единственным объяснением ощущения удушающей тесноты, которое он постоянно испытывал в маленькой комнатушке. Кэллум сказал, что хижина сгорела и, видно, часть дыма просочилась в погреб.
   — Это ненадолго, — успокоил Морган. — Две-три недели, не больше. Мне нужны свидетели перестрелки.
   — Ты не найдешь их в Хармони. По крайней мере честных.
   Морган подбросил веток в костер, следя за тем, как языки пламени пляшут в воздухе, и сосредоточиваясь скорее на них, чем на парне в нескольких футах от него. Он опасался отпугнуть его, тем более сейчас, когда Ник его слушают.
   — Поскольку теперь я чертовски неплохо разобрался в твоем деле, я смогу заставить людей заговорить.
   Ник помолчал, лицо его казалось непроницаемым. Морган не знал, поверил он ему или нет. Наконец Ник поднялся:
   — Не возражаешь, если я немного поброжу?
   — Только держись на виду и подальше от лошадей.
   — Конечно, — сухо согласился пленник. — Я и не рассчитывал на другое.
   Морган едва не усмехнулся ему в лицо при виде такой фальши. Он подавил смешок, но понял, что Ник Брэден нравится ему все больше и больше. Разумеется, он знал, что тот не разделяет его симпатий, и, вероятно, это никогда не будет обоюдным. Рейнджеры приходят и уходят — они умирают, получают раны, меняют место службы, уходят в отставку. Он ни с кем ив подружился после смерти Кэллума, но и Кэллум скорее был наставником, нежели другом, скорее покровителем, чем отцом.
   Рейнджер прогнал печальные мысли. До сих пор они просто не приходили ему в голову. Он даже не подозревал, что ему чего-то не хватает.
   А может, просто не желал признаваться себе в этом.
* * *
   Все пятеро поужинали в мирной обстановке. Мэгги устроилась на коленях у Ника, требуя, чтобы тот расчесал ее влажные волосы насухо. Бет чувствовала, что Ник искренне любит детей и у него хватает проницательности, чтобы обращаться с Мэгги как с маленькой взрослой. К тому же он обладал быстрой, естественной улыбкой, согревающей сердца. Теперь она появлялась редко и обычно предназначалась только Мэгги, но изредка он адресовал ее и Бет, и она с лихвой была вознаграждена за ожидание.
   Бет расчесывала свои волосы, наблюдая, как Ник легкими и нежными движениями, несмотря на наручники, проводит гребнем по головке Мэгги. У женщины болела душа каждый раз, когда она видела эти наручники и когда рейнджер применял ножные кандалы, чтобы ограничить его движения ночью. Ник Брэден был рожден быть свободным, и она замечала, как с каждым днем, по мере приближения к Техасу, он отдаляется от нее все дальше. Казалось, лишь Мэгги способна выманить у него улыбку и уверенность в себе, замеченную Бет в тот день, когда он и мистер Дэвис спасли их…
   Тот факт, что он не может смириться с влюбленностью Лори в рейнджера, лишь усугублял его горести. Бет понимала, что он чувствует себя преданным, но она понимала и Лори. Бет могла держать себя в руках как никто иной, и ей трудно было представить себе человека, менее подходящего ей сейчас, чем Ник Брэден. Мэгги уже потеряла одного отца, и Бет была невыносима сама мысль о том, что ребенку суждено потерять человека, к которому она привязалась.
   То же относилось и к ней: ее чувства к Нику росли с каждым днем, несмотря на ложную грубость, с помощью которой он хотел защитить ее, и на отчаянные попытки избегать ее при любой возможности. Но его глаза говорили ей все, что он скрывал, и она читала в темной синеве этих бездонных глаз как в открытой книге.
   Благодаря этой способности, Бет, в отличие от Лори, возлагала большие надежды на рейнджера Дэвиса. Она видела, как он изменился за последние десять дней, видела, как смягчается его взгляд, останавливаясь на Лори, и как твердеют скулы, когда он замыкает кандалы на ногах Ника. Она подметила и его разочарование, когда ему не удалось убедить обоих Брэденов довериться ему и когда он получил отпор от Мэгги.
   В нем была сила, которой доверяла Бет, и точно такая же сила была в Нике. Хотя Ник и не признал бы этого, женщина знала, что он проявил большее мужество, не убив рейнджера, чем если бы выстрелил. А от Моргана требовалось больше сил для попытки оправдать Ника, чем просто отпустить его на волю. В стремлении к этой цели рейнджер рисковал всем, включая Лори.
   Бет гадала, почему этого не замечают ни Ник, ни его сестра, хотя, присоединившись к ним лишь десять дней назад, она не знала, что было раньше, и не могла оценить ситуацию непредвзято. А что если могла?
   Она подняла голову. Рейнджер собирал посуду; казалось, он постоянно охвачен беспокойной жаждой движения, не дающего ему ни покоя, ни отдыха.
   Рядом с Бет примостилась Лори. Она была непривычно спокойна, даже там, у источника, когда помогала Мэгги мыть голову. Мэгги попросила ее спеть песенку, и Лори уступила ей, но без обычного задора. Вместо этого она не сводила глаз с револьвера, и Бет ощущала волнение девушки и сама чуть дрожала от опасений и предчувствий. Но ее новая подруга с готовностью вернула оружие, когда они возвратились, и Бет с облегчением вздохнула. Ее тоже ввергло в водоворот бурлящих страстей, охвативший весь маленький отряд. Она не представляла, что сделает, если ситуация разовьется в прямое противоборство, и верила, что Морган Дэвис — единственная надежда Ника, но знала, что Брэде-ны в это не верят.
   Лори поднялась и подошла к рейнджеру. Бет не расслышала слов, которыми они обменялись, но увидела, как Морган коротко кивнул и подошел к Нику.
   — Брэден. — Он мог не продолжать, потому что они проходили через это каждый вечер. Ник что-то шепнул Мэгги, та неохотно пошевелилась, но поднялась и вернулась к Бет. Женщина крепко обняла девочку, избегая смотреть ей в глаза, пока рейнджер приковывал Ника к дереву. При свете пламени Бет заметила, как напряглись губы Ника и заиграл мускул на шее, и задумалась — надолго ли еще хватит у парня терпения, прежде чем он взорвется яростью. Теперь он значительно окреп, хотя и не мог еще потягаться силой с рейнджером. Морган поколебался, словно чувствуя неожиданную угрозу, потом нагнулся и, отомкнув наручники, повесил их на пояс.
   Бет увидела, как губы пленника сжались еще крепче, когда Морган посмотрел на Лори, перед тем как уйти к источнику. Лори помедлила, взглянула на Ника и последовала за исчезающим среди деревьев Морганом. До Бет донесся его резкий вздох и сдавленное — неподалеку была Мэгги — проклятье.
   Бет дала Мэгги немного зерна, чтобы накормить Каролину, затем устроила дочь на ночь и напевала ей колыбельную до тех пор, пока веки девочки не сомкнулись. Убедившись, что Мэгги заснула, Бет подошла к Нику, чтобы посидеть рядом. Он все еще не сводил взгляда с деревьев, за которыми скрылась его сестра. Неожиданно он уронил голову на руки.
   — Ник, — прошептала Бет.
   — А я-то едва не поверил ему, — горько промолвил он. — Будь он проклят.
   — По-моему, ему можно верить, — сказала она, беря его руку в свои и поглаживая пальцы.
   Он поднял на нее глаза. В темноте она не могла прочесть в них его мысли, но чувствовала отчаяние парня.
   — Ты будешь в безопасности в Пуэбло, — сказал он ей. — Ты и Мэгги.
   — Я хочу поехать туда с тобой.
   Его ладонь вдруг накрыла ее руку и на миг сжала ее.
   — Это невозможно.
   — Я останусь с тобой и прослежу, чтобы он выполнил свое обещание.
   — Нет. — Он покачал головой. — Я хочу, чтобы ты осталась в Пуэбло или уехала в Денвер, если тебе этого захочется. — Он выпустил ее руку и попытался улыбнуться. — Начни новую жизнь, для себя и для Мэгги. Забудь обо мне.
   — Я… у меня это не получится.
   Он покачал головой:
   — Для меня все кончено, Бет. Моя жизнь не стоит ни гроша. Я не подвергну тебя и Мэгги опасности.
   — Но если ты вернешься?..
   — Даже тогда у меня не будет гарантий. Мое лицо по-прежнему украсит плакаты по всему Западу. И это в том случае, если Дэвису удастся спасти меня от скорой петли, в чем я сомневаюсь. Я не могу рисковать.
   — Ты собираешься сбежать, — мягко сказала она. Его скулы затвердели.
   — Когда мы попадем в Пуэбло, отправляйся в гостиницу и не пытайся… увидеть меня снова. Пожалуйста. Хотя бы ради меня, если не ради Мэгги.
   — Так вот почему Лори… — произнесла Бет еле слышно.
   — Что сделала Лори?
   — Она была… очень спокойной, грустной. — Бет помедлила. — Она любит мистера Дэвиса.
   — Лори не может любить его.
   — Точно так же, как я не могу… любить тебя? Все не так просто, Ник. Любовь не повинуется приказам.
   Он уставился на нее, губы его чуть приоткрылись, и Бет вдруг потянулась к ним и коснулась их своими губами, как бы подкрепляя свои слова и не позволяя ему возвести между ними стену, способную стать для нее неодолимой преградой. Он на миг замер, потом обнял ее, привлекая к себе поближе. Она ощутила его дрожь, потом его язык жадно проник к ней в рот, и Ник прижал ее к себе еще крепче.
   Бет показалось, что мир вокруг взрывается. Она наслаждалась и прежде близостью с мужем, но никогда еще не испытывала такого мучительного желания. Ник стал целовать ее в шею.
   — Ах, Бет, милая, какие у тебя сладкие губы, как мне… Боже мой, Бет, мне так хочется… — Его слова звучали бессвязно, они были полны отрешенности и боли, и сердце Бет готово было разорваться от сочувствия. Она подняла руку к его щеке, успевшей покрыться щетиной, и быстро пробежала по ней пальцами, словно скульптор, запоминая тонкие черты и новые морщинки вокруг глаз.
   Он целовал ее нежнее и нежнее, губы его оставляли за собой пламя, бурю и восход солнца. Этим восходом были для нее красота и нежность его губ, его рук и пальцев. Они несли с собой пробуждение к жизни, которую она считала давно похороненной. Бет посмотрела на Мэгги: малышка спала на своей постели, и рядом тихонько посапывала Каролина. Бет судорожно глотнула слюну, вспоминая как спокойно Мэгги сидела на руках у Ника и то инстинктивное доверие, которое она к нему питала.
   Она повернула голову к Нику, он снова впился в ее губы поцелуем, в котором чувствовалась отчаянная мольба, и она поняла, что он вожделеет к ней не менее, чем она к нему, и так же отчаянно боится потерять только что обретенное сокровище.
   Только что обретенное, но восхитительное и невероятно редкое!
   Он чуть подвинулся и тихо чертыхнулся, когда его удержала цепь на лодыжке. Его руки вяло опустились.
   — Нет, — прошептала она. — Прошу тебя, продолжай.
   — Я не имею на это права, черт побери.
   — У тебя все права на свете. Я даю их тебе. — Она коснулась его груди и почувствовала даже через рубаху дрожь его тела и биение сердца. Дыхание Бет участилось, и ее охватил поток знакомых, но в то же время новых ощущений. Волнующих, пряных и чувственных. Целое море чувственности и желаний. Его руки ласкали ее бедра легкими движениями, словно запоминая их малейшие изгибы. Она замерла от наслаждения, но к плотской радости примешивалось ощущение законности и оправданности своих поступков.
   У Ника вырвался тихий стон горестного желания. Боже милостивый, он ждал этого всю жизнь. И вот оно пришло, но слишком поздно. Он пробежал пальцами по волосам женщины. Они все еще были влажными, но показались ему нежным шелком. В нем росло желание, какого он никогда еще не испытывал, и Ник понимал почему: прежде оно ограничивалось требованиями плоти, теперь же таило в себе нечто большее.
   Он оставил ее волосы и положил ладони на ее груди, чувствуя, как они напрягаются под его прикосновением, и понимая, что за внешней сдержанностью Бет скрываются глубокие чувства и страсть, которую он пытался не замечать. Ник несколько раз прошептал ее имя, он не подозревал раньше, как сладостны могут быть объятия женщины. Его разрывали противоречивые желания: прикасаться к ней как к хрупкому бокалу и одновременно стиснуть в объятиях так, чтобы никогда уже не потерять.
   Их губы снова встретились, и он ощутил вкус слезы, скатившейся по ее щеке. Ник испытал необычную боль и подумал, что это мгновение золотистого восторга должно остаться с ним навсегда и быть с ним неделями и месяцами — хоть в тюремной камере, хоть в скитаниях беглеца.
   В голове у него промелькнули сменяющие друг друга образы: Бет, улыбающаяся у дверей ранчо в Вайоминге, Мэгги, карабкающаяся ему на колени, затем маленький мальчик — наполовину Бет, наполовину он сам, — улыбающийся своему первому пони… Но слишком поздно. Слишком поздно мечтать о таком счастье.
   — Не убегай, — прошептала она, — и не проси меня уехать.
   У него перехватило дыхание, он медленно взял ее за подбородок и приподнял ей лицо, чтобы заглянуть в глаза.
   — Я не вынесу тюрьмы, Бет, не вынесу и не хочу погибнуть на виселице, не совершив преступления.
   Она прикусила губу, и он заметил, как в уголке ее рта набухает что-то темное — кровь.
   — Я всегда буду ждать тебя, — проговорила она наконец.
   Он жарко прижал ее к себе, и она словно расплавилась в его теле, заполняя собою решительно все и двигаясь, чтобы избавить его от движений. Щеку его оросила влага — снова слезинка. А вскоре он уже терялся в догадках, чья она — ее или его…
 
   Глава двадцать третья
 
   Лори так волновало близкое присутствие Моргана, что она едва могла двигаться с ним рядом. Ноги ее подкашивались, и она не падала лишь потому, что опиралась на его руку. Они почти вслепую углубились в заросли сосен, поросшие дикой малиной. Прикосновение Моргана заставляло ее кровь быстрее бежать по жилам и отзывалось болью в глубине ее души.
   Последние дни она старалась быть сильной и держаться от него подальше, но он не шел у нее из головы, и вокруг него вращались все ее мысли и чувства. Она могла быть сильной, только не позволяя ему приближаться. Ну что теперь с тобой будет? — повторял ей внутренний голос, и она не знала ответа.
   Морган повернул девушку к себе лицом.
   — Кажется, мы зашли достаточно далеко? — хрипло спросил он, и она поняла, что на него тоже действует их близость. Она предложила ему поговорить наедине, и в глазах у него мелькнуло изумление, потом еще что-то — и они снова сделались непроницаемыми. Оба они изо всех сил избегали друг друга всю неделю — ради Ника и ради самих себя.
   Нет! Они еще не зашли «достаточно далеко». Лори все еще не была готова остаться с ним наедине. Ее голос затаился в дальнем уголке сердца: ведь ей придется произнести слова, которые разлучат их навсегда, и она боялась, что не вынесет этого.
   — Лори? — окликнул он с хрипотцой, по-прежнему выдававшей его волнение. Но вместе с ней в голосе прозвучала та странная нежность, которой Лори не слышала уже несколько дней: Моргану удавалось держать себя в руках и не проявлять никаких чувств. Она не могла заставить себя взглянуть на него: если она это сделает, то не выдержит и коснется его, потом губы ее захотят встретиться с его губами, а сердце — обратиться к его сердцу.
   — Почему ты дал мне револьвер? — неожиданно вырвалось у нее, хотя она и не нуждалась в ответе. Ей не хотелось услышать, что он доверяет ей, в то время как она не стоила его доверия и знала, что все это время они едут прямо в ловушку.
   — Я уже говорил тебе, — мягко произнес он. — Мне не хотелось, чтобы ты попала в руки подонков. — Он усмехнулся, и его редкая усмешка показалась ей чудом. — Хотя я не дал бы им ни единого шанса, даже не будь у тебя револьвера. Ну а если он будет…
   Она едва не растаяла на месте: он так редко позволял себе пошутить, что это всегда изумляло ее и приводило в восторг. Но сейчас она не могла восторгаться им. Святая Мария, сейчас ее сердце настолько хрупкое, что одного крошечного укола достаточно, чтобы оно разлетелось миллионом осколков.
   Он поднял руку и властно обнял девушку, словно та принадлежала ему. Частица Лори действительно принадлежала ему и будет принадлежать всегда.
   — А ты был уверен, что я верну его?
   Он замер, словно понимая, что сейчас услышит нечто неприятное. Но, как обычно, Морган встретил вызов лицом клипу:
   — Что ты задумала, Лори?
   — Я дала тебе слово и держала его, — произнесла она холодно и чопорно. — Но теперь я беру его назад. — Она понимала, что это звучит смешно.
   — Ты не объяснишь мне это простым языком? — спокойно спросил он.
   Она подавила захлестывающие ее волны сожаления. Сегодня она поговорила с Ником и поняла, что он ни за что не согласится вернуться в Техас. Она уже дала толчок своей схеме, телеграфировав семье, и теперь у нее нет иного выбора, кроме как придерживаться задуманного. Она могла разве что проследить, чтобы при этом никто не пострадал.
   Но в глубине сердца она предчувствовала, что все они пострадают: и она, и Ник, и Бет, и Морган. Лори ощутила это сейчас в его спокойном тоне и неожиданно застывшей фигуре. Это указывало на давно подавляемые им переживания.
   — Тебе придется растолковать это мне по буквам, Лори. Иногда я кажусь себе тугодумом.
   Если бы это было так. Не будь ей до всего этого дела и не люби она его…
   — Больше никаких обещаний, — сказала она.
   — Почему? — Снова обескураживающая прямота.
   — Не думаю, что мне нужно объяснять это тебе, — бросила она.
   — Не помогай своему брату угробить свою жизнь, — сердито сказал он. — Не рискуй своей жизнью, а заодно и нашей.
   Впервые он сослался на будущее, и у нее тоскливо сжалось сердце.
   — Я не могу перечить ему, — пояснила девушка.
   — Ему действительно нужна от тебя помощь такого рода? — В голосе его послышалось презрение. — Ну, значит, он не тот человек, за которого я его принял.
   Она сбросила с плеч обнимающую ее руку и отпрянула:
   — Он не нуждается в моей помощи, но я не могу сложить руки и наблюдать, как ты увозишь его в тюрьму.
   — А как ты сможешь помешать мне, Лори? Снова подстрелишь меня? — Он говорил угрожающе-мягким тоном. — Твой брат не смог сделать этого, а ты сможешь?
   — Он не смог ради себя, но смог бы ради меня.
   — А ты сделаешь это ради него?
   — Я уже сделала это прежде, — дрожа возразила она.
   — И я этого не забыл, — мрачно процедил Морган.
   — Ну почему ты такой упрямый? Почему бы тебе не отпустить его? Тогда…
   — Что тогда, Лори? — Лори услышала в его голосе предупреждение. Обиду. Боль. — Ты снова торгуешься?
   — Зато ты не торгуешься, рейнджер! Ты несгибаем, и тебя не волнует ничто, кроме собственной проклятой работы, закончить которую ты так мечтаешь.
   — Да, я не торгуюсь, — сухо и коротко подтвердил он. — Но я вовсе не равнодушен. — Его скулы затвердели. — Ты права в одном: меня давно уже ничто не волновало, но теперь… — Его губы прижались к ее губам жестким, как тогда, в Ларами, поцелуем. Лори ощутила знакомый жар в крови и менее знакомое, но сладостное вожделение. Сердце девушки вновь заколотилось в груди, и когда Морган притянул ее к себе, она услышала биение его сердца.
   Она прижималась к нему всем телом, чувствуя, как все в ней тает от прикосновений его тела и требовательных, безжалостных губ. Голова у нее закружилась, и разум воспарил в небеса, томясь по нему, а губы его продолжали терзать ее жадными поцелуями.
   Как во сне, он отстранился, расстегнул свой оружейный пояс и осторожно положил его под дерево. Через секунду он снова был рядом, чтобы заключить ее в объятия и положить на землю. Ее руки легли ему на шею, а он провел языком вниз по ее шее до самого выреза рубашки, — она даже не поняла, чьи руки расстегнули на ней пуговицы. Их пальцы переплелись одновременно с телами, отчаянно отыскивая друг в друге то, что каждый из них мог дать другому. Как будто оба знали, что любят последний раз…
   — Ах, Лори, — выдохнул он перед тем, как найти губами ее груди, а потом он начал дразнить ее соски, и она почувствовала, как те напряглись и стали немыслимо чувствительны и податливы на каждое его прикосновение. Ее руки проникли ему под рубаху, пальцы ощутили игру мышц на спине, затем нашли шрам и нежно помедлили на нем, но вдруг она прижалась к нему теснее, чувствуя телом его пробуждение. Она выгнулась дугой, ощущая, несмотря на сковывающую одежду, яростное томление их тел. Лори подняла глаза и заметила в полутьме отпечаток боли и неуверенности на его лице.
   Эта неуверенность казалась более чувственной и неотразимо возбуждающей, чем обычная бесстрастная уверенность. Ее рука скользнула с его спины и очертила линию его губ. Она мысленно произнесла слова, которые не могла позволить себе сказать вслух: Я люблю тебя и буду любить всегда. Но она знала, что их произносят ее пальцы. Она поняла это, когда губы Моргана растянулись в еле заметной улыбке.
   Его руки нежно опустились ей на талию, расстегнули на ней брюки, затем одной рукой он начал ласкать низ ее живота, проникая ей между ног и творя чудо, унесшее прочь все, кроме наслаждения. Вскоре, обнаженный, он навис над ней, дразня своим пробуждением ту частицу ее тела, которая и без того уже была как в огне от его прикосновений.