А потом Ноэль вернулся и вскоре уехал в Филадельфию. Кэтрин знала почему. Он был не в состоянии жить поблизости от нее, поэтому оставил любимый край и любимых людей. Вскоре Ноэль женился.
   Она была на свадьбе, и это стало для нее тяжким испытанием. Сердце ее было разбито, и она знала, что муж догадался, почему ей так неприятны их отношения. Он ничего не говорил, но взгляд его был безнадежно печален. Два года назад он примкнул к повстанцам и был убит англичанами. Кэти подозревала, что сделал он это из-за их неудавшегося брака, и знала, что никогда не сможет простить себя.
   В течение полутора лет она вела уединенную жизнь, работая учительницей в школе брата. Постепенно она как бы заключила с собой нечто вроде перемирия. Школа, некогда основанная для обучения рабов, отпущенных на свободу братом и его женой, теперь обслуживала детей и взрослых, которые хотели учиться, невзирая на то, есть ли у них возможность платить за обучение. В школе учились дети бедных фермеров и дети бывших рабов. Расовые предрассудки иногда становились проблемой даже среди ребят школьного возраста, но тем не менее школа существовала. За счет дохода с земель Сазерлендов и их конного завода.
   Когда война разгорелась не на шутку, Кэти все свои нерастраченные страстные чувства отдала делу независимости и поддержала мятежников. Она узнала, что Ноэль поступил иначе. Он всегда был осмотрителен и осторожен. Когда его жена умерла, Кэти решила, что Ноэль вернется в Мэриленд. Но он не вернулся. Кэтрин не удивилась, когда узнала, что он отказался присягнуть на верность молодому американскому государству. Но была потрясена, узнав, что он не только лечит раненых англичан, но даже стал доверенным лицом этого дьявола во плоти, генерала Хоу.
   Тогда Кэти попыталась его забыть, но это оказалось выше ее сил. И в конце концов она приняла решение увидеться с ним и убедить Ноэля вернуться в Мэриленд. Но сейчас, направляясь к нему домой, она засомневалась, не совершает ли ужасной, непоправимой ошибки. Вчера она прибыла в Филадельфию и остановилась у Итана Тэйлора, давнего друга Йэна Сазерленда. Итан, профессиональный торговец, сочувствовал повстанцам, но по воле обстоятельств держал нейтралитет. И он и его жена обрадовались приезду Кэти, но о докторе Марше говорили уклончиво.
   А в Филадельфии бушевали страсти. Повсюду были английские солдаты, нетерпеливые и скорые на расправу. Ее наемную дорожную карету трижды останавливали в пути и обыскивали. На каждом шагу ей твердили об ужасном разбойнике по прозвищу Звездный Всадник.
   Джон Патрик. В Мэриленде еще не знали, что его корабль пошел ко дну. Значит, благодарение богу, он жив. Ее родные сошли бы с ума от горя, если бы он погиб.
   Кэти не могла удержаться от улыбки, выслушивая рассказы о том, как Звездному Всаднику удалось бежать вместе с двадцатью матросами. Он увел королевский фрегат из-под самого носа англичан. Что же обо всем этом думает Ноэль?
   Экипаж остановился перед двухэтажным кирпичным домом. Кэтрин подождала, пока возница спустится с козел и поможет ей выйти из кареты.
   — Вас подождать, мисс?
   Кэти совсем не чувствовала себя «мисс». В тридцать девять лет она многое успела повидать в жизни. Тем не менее она отдавала себе отчет в том, что ее темные волосы почти не тронуты сединой и любовь к верховой езде позволила сохранить стройную, грациозную фигуру.
   — Нет, — она улыбнулась кучеру и была вознаграждена восхищенным взглядом.
   Если Ноэля нет дома, то придется ждать. Если он у себя, то потом сможет отвезти ее к Тэйлорам. Но только после того, как она выскажет ему все, что думает. Тем не менее она посмотрела вслед удаляющемуся экипажу с тайным сомнением, не ошиблась ли, приехав сюда. Сердце учащенно билось в груди. Она вспомнила, как видела Ноэля в последний раз. Он был высок, почти такой же высокий, как Джон Патрик, но со своими спокойными карими глазами, каштановыми волосами и задумчивостью Ноэль казался ей красивее своего младшего брата.
   Нет, это, наверное, большая глупость с ее стороны — вот так взять и приехать ни с того ни с сего. По правде говоря, ей просто необходимо было увидеться с ним. Она просто не могла думать ни о чем другом.
   Кэти поднялась на крыльцо и взялась за тяжелый медный молоток. Она уже бывала в этом доме однажды, на свадьбе Ноэля, и все время пребывания здесь ее сердце обливалось кровью.
   Дверь открыл Мальком. Она сразу же его узнала. Он сопровождал Ноэля повсюду. Рядом с Малькомом стояло свирепое на вид лохматое чудовище, готовое разорвать всякого, кто покусится на безопасность хозяйского слуги.
   Мальком вытаращил глаза:
   — Мисс… миссис Кэнтрелл!
   Удивленная тем, что он ее помнит, она, немного поколебавшись, наклонилась и потрепала по голове огромную собаку, которая, наверное, раздумывала, не съесть ли ее на обед, но через мгновение пес уже с безумной скоростью завилял хвостом.
   — Это Аристотель. Волкодав доктора Марша, — заявил Мальком, прищурившись, — и он обычно бросается на посторонних.
   Кэти невольно улыбнулась:
   — Да он просто душка.
   Мальком, недоуменно моргая, пытался объяснить:
   — Да нет, он, вообще-то, не ласкается к первому встречному.
   — У нас в семье все умеют ладить с животными.
   — Эй, боюсь, что так. — И Мальком укоризненно поглядел на собаку.
   — Доктор Марш дома?
   — Нет, но должен скоро быть. Вы его подождете? — И, переминаясь с ноги на ногу, добавил: — Я Мальком.
   — Да, — ответила Кэти, — я помню.
   Лицо его как будто просветлело при этих словах, и он отошел в сторону, приглашая Кэтрин войти.
   — Он хотел бы с вами повидаться, миссис Кэнтрелл. Я могу вам подать чай.
   Чая в Мэриленде очень не хватало, не было его и в других колониях. Водился он лишь там, где присутствовали англичане. Кэти очень бы хотела выпить горячего чайку, но, пронзив Малькома презрительным взглядом, резко произнесла:
   — Нет.
   Он приуныл, и Кэти пожалела о своей резкости. При чем тут Мальком? Он ей ничего плохого не сделал.
   — Тогда, может, сидру? — спросил он с надеждой. — Пройдите в гостиную, пожалуйста.
   Она кивнула и последовала за ним в дом, а рядом с ней радостно трусил Аристотель. Мальком вышел, и Кэти обвела взглядом комнату. Она ей понравилась еще тогда и с первого взгляда. У стен стояли полки с книгами. Мебель была удобная, цвета вокруг приглушенные и располагающие к отдыху.
   Кэти взглянула на журналы, лежавшие на столе. По большей части — медицинские, но есть также и газеты роялистов, включая «Пенсильванский вестник». Она уселась в самое удобное на вид кресло и стала читать сообщение о побеге «пиратов».
   Читая, она улыбалась. Кэтрин хорошо представляла, как потрясены были англичане. И мысленно видела знакомый дьявольский огонек в глазах племянника. Джон Патрик всегда считался в семье озорником, смелым, предприимчивым авантюристом.
   Аристотель ткнулся в колено Кэти носом, чтобы привлечь ее внимание, и она потрепала его по шее, что вызвало радостное повизгивание.
   — С ним уже трудно бывает справляться, — проворчал Мальком, появляясь на пороге с подносом в руках, на котором стояли серебряный кубок и тарелка с печеньем.
   Кэти резко вскинула голову: это нечто новое. Никогда Ноэль не ел сладкого. Он его не выносил.
   Мальком, казалось, угадал ее безмолвный вопрос:
   — Да это соседский подарок.
   Кэти прищурилась. Какой такой сосед? Или это соседка? Женщина? И Кэти рассердилась на себя: что за вздор? Неужели она ревнует?
   Кэти взяла с подноса кубок с сидром, сдобренным пряностями. Услышав шум и радостное ржание лошади, приветствовавшей родную конюшню, Кэти повернулась к окну.
   Мальком выглянул во двор.
   — Это доктор. Пойду помогу распрячь лошадь и убрать фаэтон.
   Она и слова не успела вымолвить, а он уже скрылся за дверью. Кэти поднялась и, волнуясь, зашагала по комнате.
   А затем вошел Ноэль, и наступила пауза.
   Он был в плаще. Каштановые с проседью волосы взлохмачены ветром. Его карие глаза вспыхнули от радости при виде ее, хотя, конечно, Мальком успел предупредить его. Ноэль испытующе смотрел на Кэти, разглядывал ее капор, лицо, задержав на нем взгляд, взглянул на Аристотеля, который подбежал к нему, виляя хвостом, но сразу же вернулся к Кэти.
   — Значит, ты его уже околдовала? — спросил Ноэль с веселым любопытством.
   Сердце у нее забилось сильнее. Она всегда любила его улыбку и теплый, добрый взгляд. Чтобы не выдать своих чувств, она наклонилась к собаке, и огромный язык лизнул ее в щеку. Кэти рассмеялась.
   — Хитрая бестия.
   — Уж несомненно.
   Голос у него стал мягче.
   — Ты прекрасно выглядишь, Кэти.
   — Ты хочешь сказать «прекрасно для старой женщины»?
   — Ах, Кэти, ты никогда не состаришься.
   Взгляд у него был такой ласковый, и знакомая горячая волна захлестнула все ее существо. Он был все еще прежним Ноэлем. Другом и поверенным всех ее тайн. Почти возлюбленным…
   — Ты выглядишь… преуспевающим.
   Это был не вполне комплимент, что он сразу и понял. И слегка прищурился.
   — Внешность нередко бывает обманчива, — тихо сказал Ноэль.
   — Да. Думаю, что человек по имени Звездный Всадник замечательно провел на этот счет англичан.
   — Его схватили?
   — Нет, я ничего о нем не знала до своего приезда сюда.
   — Это хорошо, я бы не хотел, чтобы Йэн и мама беспокоились.
   — Они все равно беспокоятся. О тебе.
   Ноэль смутился.
   — Но беспокоиться совершенно не о чем.
   — За исключением твоих политических убеждений.
   — А это, дорогая, касается только меня.
   Она попробовала подойти к нему с другого конца.
   — А ты видел Звездного Всадника?
   — Да, — ответил он лаконично.
   И она сглотнула комок в горле при виде того, как выражение его лица сразу стало непроницаемым.
   — Он был в порядке? — спросила Кэти, немного помолчав.
   — Если не считать нескольких ран, то можно сказать и так.
   — Он действительно выкрал английский корабль?
   — Да, и в придачу двух роялистов.
   — Что ты говоришь?
   — Хью Кэри и его дочь Аннетту. Она ухаживала за ним, когда он лежал у них в доме.
   Она молча, вопросительно глядела на Марша.
   — К сожалению, Аннетта узнала, что он не тот, за кого себя выдает. Джон Патрик опасался за мою жизнь. Он оставил мне письмо. Черт побери! Я же предупреждал его, чтобы он не…
   — Чтобы что?
   — Полагаю, он в нее влюбился. Она тоже… относилась к нему с симпатией. Думаю, что сейчас она резко переменила свое отношение.
   — Джонни? Наш Джонни? Влюбился? В сторонницу короля?!
   — Боюсь, что так. А ее отец… он перестал говорить, совсем как некогда тетушка Фортуна. Его обмазала дегтем, вываляла в перьях и вообще едва не убила банда негодяев, которые называли себя повстанцами.
   — Господи боже! — и это все, что она могла сказать.
   Джонни, который был яростным противником англичан, влюбился в женщину, им симпатизирующую, да еще в такую, которая имела достаточные основания ненавидеть восставших американцев. Все это было так похоже на ситуацию, в которой оказались они с Ноэлем.
   — Он повез ее домой, в Мэриленд. Надеется, что Йэн и Фортуна сумеют помочь ее отцу снова заговорить. Слава богу, что Аннетта оставила письмо с правдоподобными причинами их отсутствия, но все-таки я опасаюсь, что это может показаться кое-кому подозрительным.
   Он поджал губы. Раньше она не замечала такой привычки. Сердце у нее дрогнуло. Что-то произошло между братьями.
   — Расскажи, что дома? — попросил он, меняя тему разговора, но она настаивала на прежней:
   — Я хочу, чтобы ты побольше рассказал мне о Джонни. Каким образом он оказался в доме у этой семьи?
   — После того как его корабль затонул, ко мне явился человек от него. Англичане прочесывали всю Филадельфию в поисках Джонни. И я подумал, что самым безопасным будет для него дом, где выхаживают раненых английских солдат.
   — А почему ты его не оставил у себя?
   Он с упреком взглянул на Кэти:
   — Да потому, что обыскам подвергаются прежде всего врачебные приемные.
   Она пытливо посмотрела на него и улыбнулась:
   — Значит, ты спрятал его на виду у всех?
   — Я полагал также, что он не причинит зла людям, которые к нему добры.
   — А тебе известно, что он его причинил?
   — Кэри не захотели бы уехать с мятежниками добровольно.
   — Ты называешь таких людей мятежниками? Не патриотами?
   Ноэль удивился:
   — Ты зачем проделала такой длинный путь? Чтобы поспорить со мной насчет определений?
   — Ну, не совсем так.
   — Так зачем?
   Говоря это, он дотронулся до локона, выбившегося из ее прически, и заправил его под капор. Рука его задержалась у щеки Кэти на секунду дольше, чем требовалось.
   И Кэти ощутила всю ласку этого беглого прикосновения. Его нежность. Сердце ее сжалось. Ей тоже захотелось коснуться Ноэля. И чтобы он ее обнял и прижал к себе.
   Она отступила назад.
   — Зачем ты приехала, Кэти?
   Ей нравилось, как он ласково выговаривал ее имя. Ей было жалко, что ласкает он лишь воздух.
   — Я надеялась убедить тебя вернуться домой.
   — Что я там буду делать? — очень тихо спросил он.
   — Нам нужен врач на Западном побережье.
   — Только поэтому ты приехала?
   Кэти знала, куда поведут дальнейшие расспросы, но она не собиралась ему навязываться.
   — Ты нужен Йэну и матери. Они по тебе скучают.
   — Это они просили тебя доставить меня домой?
   Нет, то была ее идея, но она не считала нужным в этом признаваться. Слишком много времени пролегло между ними, слишком много воды утекло. Разбитое сердце не склеешь. И она солгала:
   — Да.
   Он сдвинул брови, и ей на какую-то долю секунды почудилось, что он серьезно раздумывает над ее предложением.
   — Я не могу сейчас оставить Филадельфию, — наконец сказал Ноэль, одним махом уничтожив ее надежды.
   — Не можешь или не хочешь?
   — И то и другое, — холодно ответил он. — Да и какая разница?
   — Да, конечно. Ты хочешь остаться со своими английскими друзьями? Или… — и она осеклась.
   — У меня здесь большая практика, Кэти. У меня здесь действительно есть друзья. Здесь протекает моя жизнь.
   Практика. Друзья. Жизнь. Каждое слово было, как нож в сердце. Она вскинула голову:
   — И женщина тоже есть?
   Его карие глаза на мгновение вспыхнули.
   — Для меня существует лишь одна женщина в мире, и, думаю, тебе это известно.
   — Фелисити? — вырвалось у нее, и она сразу же возненавидела себя за то, что не сдержалась, но ей необходимо было знать, как он относился к своей жене.
   — Нет, не Фелисити, — и больше он ничего не стал объяснять.
   — Тогда поедем домой.
   Он опять коснулся кончиками пальцев ее щеки.
   — Хотел бы я иметь такую возможность, Кэти, но у меня здесь дела.
   Она не знала, что отвечать, и только испытующе вглядывалась в его глаза.
   Аристотель вклинился между ними и просительно взвизгнул.
   — На место, Аристотель, — сказал Ноэль.
   Однако собака села и стала бить хвостом об пол.
   — Нет, иди к огню и ложись.
   Уши у пса опали, он встал и послушно поплелся к камину, опустив голову и только время от времени жалобно взглядывая на Кэти.
   — Ты жестокий человек, Ноэль.
   — Ничего, он будет вознагражден большой сочной костью. Он умеет притворяться печальным и обиженным и здорово на этом наживается.
   — Откуда он у тебя?
   — С ним плохо обращался прежний хозяин. И не думаю, что кто-нибудь осмелится повторить ту же ошибку, — ответил Ноэль суровым тоном.
   — Ах ты, мой Дон Кихот.
   — Ты хочешь сказать «Рыцарь печального образа»?
   Снова, как прежде, они прибегли к литературным ассоциациям, к испытанному оружию в словесных баталиях.
   Кэти взглянула на него. Нет, лицо у него сейчас совсем не печальное. Дорогое ей лицо. Слишком дорогое. Она должна была сделать над собой усилие, так как руки жаждали обнять его. Их взгляды встретились. Кэтрин не дождалась его двадцать лет назад. Не хочет ли он сказать ей, что теперь слишком поздно?..
   Да и она сама разве захочет иметь хоть какие-то отношения с мужчиной, который наживается на лечении врагов?
   — Пожалуй, мне надо уходить.
   — Где ты остановилась?
   — У Итана Тэйлора.
   Он отвернулся и стал смотреть на огонь в камине. В карих глазах отразилось пламя, и они стали золотистыми.
   — Скажи ему, чтобы он соблюдал осторожность. Он на подозрении у англичан. После всего случившегося они готовы хватать каждого, кто, как им кажется, симпатизирует… американцам.
   Он говорил холодно и равнодушно.
   — Ноэль… — произнесла она нежно.
   Но он ее перебил, не желая слышать того, что, по его мнению, она собиралась сказать:
   — Когда ты возвращаешься в Мэриленд?
   Кэти попыталась скрыть боль и разочарование и пожала плечами:
   — Собираюсь побыть здесь некоторое время.
   — Думаю, что ты должна вернуться немедленно. Здесь опасно оставаться.
   — Ну, в наши дни опасно повсюду.
   — Да, «настали времена, тяжелые для нас»…
   — Ты цитируешь Томаса Пэйна? Сдается, ты должен к нему относиться отрицательно, ведь это он сказал: «Бесчестные дела всегда поддерживают бесчестные люди бесчестными средствами».
   Ноэль вздернул бровь.
   — Он владеет словом. Йэну это должно нравиться.
   — Да, он ему нравится. У него есть сборник произведений мистера Пэйна. В кожаном переплете. Но Йэн действительно хочет увидеться с тобой.
   — Несмотря на мои… неуместные симпатии?
   — Он единственный человек в мире, который никого не осуждает.
   — Но вы с Джонни осуждаете.
   Кэти закусила губу:
   — Мы тебя не понимаем.
   Он отвернулся, потом сказал:
   — Думаю, тебе нужно поскорее уехать из Филадельфии.
   — Нет, — отрезала она, внезапно приняв решение, — я собираюсь оставаться здесь до тех пор, пока ты тоже не решишь уехать.
   Он круто повернулся, нахмурив брови:
   — Я не желаю, чтобы ты оставалась.
   Слова его задели ее гораздо больнее, чем можно было предполагать. До этой минуты она не подозревала, как сильно надеялась на его возвращение в Мэриленд.
   Услышав какие-то отчаянные нотки в голосе хозяина, Аристотель встал, и в его больших темных глазах отразилось недоумение. Он взвизгнул.
   — Все в порядке, — стал успокаивать его Ноэль, когда огромный пес подошел к нему. Ноэль чесал Аристотеля за ухом, а тот тихонько постанывал от удовольствия.
   «Он использует пса как предлог, чтобы окончить разговор», — подумала Кэти.
   Старый, испытанный способ избегать нежелательного спора. Кэти начала сердиться.
   — Мне безразлично, чего ты желаешь, а чего — нет. Тэйлоры просили меня погостить у них. Почему я должна им отказывать? — Она вздернула подбородок. — И вообще, неплохо бы поразвлечься. Нет, я сама найду дорогу.
   И Кэти направилась к двери.
   — Подожди, — сказал он. — Англичане проверяют всех подряд. Мальком тебя отвезет.
   Мальком. Не он сам.
   Гордость не позволяла ей показать, как она уязвлена. Кэти выпрямилась и наградила Ноэля ослепительной улыбкой, после чего с царственным величием выплыла из гостиной. Нет, она не теряет надежды.
* * *
   Ноэль смотрел из окна. Кэти стояла на крыльце, очевидно, ожидая, когда подъедет Мальком, чтобы усадить ее в экипаж. Она была так прекрасна, что у него заныло сердце. Аристотель не зря так сразу полюбил Кэти. Ноэль вспомнил, что у нее были ручные ласочки и она их просто обожала, и вообще любила животных, особенно робких. Она всегда умела вызвать их доверие и в этом умении была несравненна. Но он во что бы то ни стало должен заставить ее вернуться в Мэриленд. Ей нельзя оставаться здесь с ее нескрываемо саркастическим отношением к англичанам. Он вдруг почувствовал предельную опустошенность. Ничего он так не желал, как взять Кэти за руку и вернуться с ней в Мэриленд. Но долг призывал его оставаться здесь. Слишком много больных, которые надеются на него, слишком много разных обязательств, и прежде всего надо «убрать» за Джонни, который наломал дров. Нужно также удостовериться, что с Хью и Аннеттой все в порядке, что Мод Кэри сумеет управиться с хозяйством. Он уже нашел несколько мест, куда можно будет перевезти раненых из ее дома. Кроме того, он изо всех сил убеждал всех, что во внезапном ночном отъезде Аннетты и Хью к больной родственнице нет ничего странного.
   А теперь ему еще надо беспокоиться о Кэти. Ноэль знал, какой безрассудной она может быть. После исчезновения Джонни англичане совсем не склонны терпеть свободу мнений. За последние три дня они изгнали из города нескольких подозреваемых в нелояльности и конфисковали их имущество, угрожая повесить всех «вольнодумцев».
   Ноэль поглядел на Аристотеля, который беспокойно бродил по гостиной.
   — Тебе, наверное, тоже хочется погулять, дружок.
   Аристотель подошел к нему, лизнул руку Ноэля, сочувственно поглядывая на хозяина снизу вверх. Он тоже хотел, чтобы Кэти вернулась…

14.

   Джон Патрик бросил якорь в Чезапикском заливе и теперь, стоя на палубе, озирал песчаные отмели. Айви наблюдал, как спускают на воду самую маленькую шлюпку. Теперь Джону Патрику предстояла длинная пешая прогулка до отцовской фермы, чтобы договориться об экипаже для Аннетты и ее отца. Оглядывая побережье, он вспоминал о пикниках, которые когда-то семья устраивала на берегу, о тех далеких днях, когда Ноэль учил его рыбачить, о вечерах, когда отец дарил им драгоценную радость семейных чтений. Он учил сыновей терпимости и умению уважать чужие мнения. Во время службы в английском флоте Джон Патрик утратил способность терпеть. Поэтому он понимал, почему Аннетта не проявляет добродетелей терпимости и смирения. За последние пять дней она исчерпывающе продемонстрировала ему свое презрение. На этот раз его улыбка и предполагаемое обаяние оказались бессильны.
   После того как они вышли в море из устья реки Делавер, английских кораблей больше не встречалось, но плавание было тяжелым. В Аннаполисе он послал рапорт на имя губернатора, передал английским властям двоих заложников-англичан и продолжил путешествие к восточному побережью Мэриленда. Он часто виделся с Аннеттой и ее отцом, но никогда не навязывал им своего общества. Он знал, какой прием ему обеспечен с ее стороны, и не хотел обострять отношения. Как будто это было возможно.
   Джон Патрик оглядел палубу в надежде увидеть Аннетту, и сердце его дрогнуло. Она поднималась по лестнице. В сером платье, одном из тех, что она так часто носила в Филадельфии. Она была прелестнее всех красавиц Англии и Америки.
   Он подошел к ней.
   — Это Мэриленд, — сказал он, глядя на берег. — Отсюда недалеко до фермы моего отца.
   В ее глазах промелькнул интерес — но только на мгновение, и с равнодушным видом она спросила:
   — Она далеко отсюда?
   — Около десяти миль.
   Аннетта нахмурилась.
   — Нам придется идти туда пешком?
   Он повернулся и пристально посмотрел на нее.
   — Это мне придется. Завтра я вернусь с экипажем.
   — А если ваша семья не захочет нас принять?
   — Вы не знаете моего отца, — улыбнулся Джон Патрик.
   — У меня нет ни малейшего желания его узнавать. Я хочу вернуться в Филадельфию. Мой отец желает того же.
   Ее вызывающий тон сменился просительным, и это уязвляло Джона Патрика больше, чем ее гнев. Он знал, чего это ей стоит.
   Джон Патрик прислонился к поручням.
   — Будь я уверен, что вам там действительно ничто не угрожает, я бы обязательно отослал вас обратно, но я не хочу, чтобы вы расплачивались за мои поступки.
   — Я уже плачу. И вас это, по-видимому, не беспокоит.
   Вместо ответа он спросил:
   — Вам понравилось морское путешествие?
   Аннетта взглянула на океан:
   — Да, у меня обнаружилась тяга к морю, если не к окружающему обществу.
   — Значит, вам было не так уж плохо, — сказал он с надеждой.
   Она круто к нему обернулась.
   — Вы отняли у меня веру в людей. Боюсь, я никогда ее снова не обрету. Что может быть хуже?
* * *
   Аннетту бесило, что ей вдруг захотелось, чтобы он обнял ее и прижал к себе крепко-крепко, и она забыла бы о событиях последней недели.
   Аннетта пошла в каюту отца. У него была только одна книга для чтения, и поэтому, чтобы он не скучал, она часто выводила его на палубу. Она подождет, пока пират не уедет. Она продолжала называть и считать Джона Патрика пиратом и надеялась, что это позволит ей не думать о его зеленых глазах, которые сразу запали ей в душу, высокой худощавой фигуре и о том, как ловко, изящно он двигается, о его обаятельной улыбке.
   Квинн как раз кончил брить отца. Отец улыбнулся ей. Аннетта взяла его руку и держала в своей, пока Квинн вытирал остатки пены с его лица. Отец был уже одет. Если бы не отсутствующий взгляд, он, в своем сюртуке, в очках и тщательно причесанный, вполне мог бы сойти за преуспевающего негоцианта.
   Аннетта наклонилась и обняла его, на какое-то мгновение усомнившись: а может быть, пират прав? Его отец — учитель. У его тети была примерно та же проблема, что у отца Аннетты. Возможно, они сумеют помочь ему заговорить снова. Доктор Марш мало чем ему помог. При мысли о докторе у Аннетты снова сжалось сердце. Он был ее другом в течение нескольких лет. Как же он мог привезти в ее дом этого человека?
   Она постаралась очень спокойно объяснить отцу, где они находятся, сказав, что скоро поедут в гости к одному учителю.
   Она никак не могла решить, можно ли предавать людей для их же блага. Мораль и безнравственность, добро и зло больше не казались ей полярно противоположными категориями.