Страница:
— А как вы об этом узнали?
— Доктор Марш рассказал.
— Вы сражаетесь за то, во что я верю, и мне хочется поступать таким же образом.
— Вы настолько преданы королю?
Аннетта помедлила, обдумывая вопрос. Он звучал как-то странно в устах офицера, состоящего на королевской службе, но ведь и то, что колонисты разделились на роялистов и мятежников, тоже было странно. У нее самой действия короля вызывали некоторые вопросы, но так было до той ночи, которая навсегда отмела всякие сомнения.
— Он король, — просто сказала Аннетта.
— Эй, — согласился лейтенант, и взгляд его упал на книгу в руках Аннетты. — Эта книга для меня?
— Она как раз имеет отношение к моей просьбе.
— Эй?
Она снова заколебалась.
— Ну смелее! Не может же быть одолжение, о котором вы хотите просить, таким затруднительным.
— Я вам уже сказала, что мой отец не хочет — не может — говорить, — и речь ее полилась, словно река, прорвавшая плотину. — И я понадеялась, что вы, прочитав книгу, сможете обсудить ее с отцом. Моя бабушка, его мать, была из Шотландии. А он всегда интересовался этой страной, хотя родился здесь, в Пенсильвании, — и Аннетта подала ему книгу. — Я подумала, может, вы поговорите с отцом о Шотландии… — и она замолчала.
Лейтенант взял книгу и посмотрел на заглавие.
— А я уже ее читал. — Он взглянул на Аннетту, и ей показалось, что он откажется. Но он совершенно неожиданно кивнул: — Полагаю, беседа с вашим отцом доставит мне большое удовольствие.
Аннетте понравилось, что он не стал расспрашивать ее более подробно, не взволновался, не смутился, хотя она не могла и представить себе, что такой человек может от чего-то смутиться. Он просто принял к сведению состояние ее отца как нечто должное. «Удовольствие», — сказал он. Да, это был не вынужденный ответ человека, который согласился в благодарность за оказанные услуги.
— Спасибо вам…
Его лицо вдруг словно окаменело, и он слегка поклонился.
Он опять ее выпроваживает. Он прекрасно умеет это делать. Она посмотрела ему прямо в глаза, более чем уверенная в том, что между ними существует притяжение подобное тому, как магнит притягивает железо. Но, может быть, это только ее тянет к нему, а он вовсе ничего такого не чувствует? Она читала романтические повести о любви с первого взгляда, но, в сущности, никогда не верила в возможность такой любви. И тем не менее у нее возникло такое чувство, будто Джон открыл ей новый мир, согрел ее душу и заставил сердце трепетать от радости.
— Так сегодня вечером? — пробормотала она, надеясь, что говорит ровно и спокойно.
— Да.
— Я зайду за вами, чтобы проводить до кабинета.
— Буду ждать, — сказал он серьезно, однако уголок рта дрогнул в улыбке.
Аннетта заставила себя уйти, с ужасом понимая, что ей во что бы то ни стало хочется остаться.
А вдруг он сумеет хоть как-то воздать добром за все, что она для него сделала.
Он стал перелистывать книгу. У него тоже когда-то была такая. Теперь она на дне реки вместе со «Звездным Всадником». Но он и так мог беседовать о ней со знанием дела.
О да, он мог сколько угодно говорить о Шотландии, о ее зеленых равнинах и потрясающей красоте ее гор, где когда-то жила его семья. Он мог побеседовать о ней даже с теми, кто защищал королевскую власть, укравшую у Сазерлендов их землю и почти истребившую гордые горные кланы.
С таким, как его брат.
Но ведь с Хью Кэри поступили так же подло и несправедливо, как с ним самим. Что, если свобода одного предполагает несвободу другого?
Он отмел прочь подобные мысли и вновь открыл книгу. Перечитывая творение доктора Джонсона, он не заметил, как прошло время. Бетси принесла ему обед: большую миску студня и свежий хлеб, а также, впервые, стакан пива. Солнце склонялось к западу. Скоро он снова увидит Аннетту Кэри.
Джон Патрик выругал себя. Ему надо бы думать о своей команде, но его мысли упрямо возвращались к образу мисс Кэри.
Когда наконец раздался стук в дверь, он натянул на себя ненавистный и презренный мундир английского лейтенанта и встал, пригласив ее войти.
Аннетта вошла. На ней было темно-синее платье, слишком темное для женщины ее возраста. Ее единственным украшением была жемчужная брошь с сапфирами на цепочке. Платье подчеркивало голубизну ее глаз и темный цвет блестящих волос. У нее изменилась прическа, волосы падали на щеки двумя пышными волнами, а сзади были заплетены в две косы, закрепленные красивым гребнем. Необыкновенно милое лицо, сама доброта и скромность. И он, он каждый день лгал ей. Сердце у него заныло при мысли: неужели она когда-нибудь узнает, к кому была так добра?
— Я проведу вас наверх, — сказала она и, поколебавшись, добавила: — А вы сможете подняться по лестнице?
— Эй, я уже достаточно попрактиковался, лучше возьмите книгу.
Аннетта открыла дверь и повела его по коридору к лестнице, ведущей в комнаты, которые занимала семья. Как она грациозна! Отчего он не замечал этого раньше? Он поднимался, держась за перила и опираясь на палку. Каждый шаг был маленькой победой. Поднявшись наверх, он минуту постоял, прислонившись к стене, чувствуя на себе ее встревоженный взгляд.
Спустя мгновение он кивнул, и они пошли дальше.
Аннетта постучала в дверь, и они вошли. Древний слуга в черном заботливо поддерживал человека лет пятидесяти, которому на вид было лет семьдесят. Джон Патрик заметил, что глаза у него были того же цвета, что у Аннетты, но на этом сходство кончалось. Взгляд его был пуст и холоден.
Аннетта познакомила их, и в глазах Хью Кэри мелькнула искра понимания.
— А это Франклин, — сказала Аннетта, показав кивком на худого как скелет старика за спиной Хью Кэри. — Он заботится о папе.
Но если мистеру Кэри можно было дать на вид семьдесят лет, то Франклину все сто. Неудивительно, что Ноэль часто присылал ему на помощь Малькома.
Джон Патрик кивнул в знак приветствия.
— Добрый день, Франклин.
— Хорошо, что вы пришли нас навестить, сэр, — произнес слуга с достоинством.
Джон Патрик подвинул стул, чтобы сесть поближе к Хью Кэри.
— Мисс Кэри сказала мне, что ваша матушка была родом из Шотландии.
Он заговорил, нарочито подчеркивая акцент. Речь звучала почти как у его собственного отца, но все же не настолько утрированно, чтобы дать Аннетте возможность заподозрить неладное.
Ответа не последовало, но Джон Патрик продолжал говорить.
— Моя семья родом из горной Шотландии. Там одни утесы и водопады. Совсем не похоже на здешнюю благодатную страну, но тем не менее наши кручи и горы очень дороги тем, кто там живет.
Что-то опять промелькнуло в глазах Хью Кэри. «Он меня слушает», — подумал Джон Патрик.
— Мисс Кэри говорила, что ваша мать родом из Приграничья. А как ее девичья фамилия?
Молчание.
— Может, мисс Кэри подскажет? — И Джон Патрик повернулся к Аннетте.
— Керр, — тихо сказала Аннетта. — Она была из семейства Керр. Я помню, как она мне напевала шотландскую колыбельную.
— Я все же предпочитаю горную Шотландию, — заметил Джон Патрик. — И острова… Они действительно великолепны.
Джон Патрик болтал о том о сем, пересказывал старые предания, некогда услышанные от отца, описывал пейзажи, виденные им самим во время поездки в Шотландию: поля, вересковые пустоши, изрезанное заливами побережье, приграничные топи. Лицо Хью Кэри уже не казалось таким безразличным. Джон Патрик в какое-то мгновение уловил проблеск того, каким Хью Кэри был прежде.
Он даже немного поколебался, не рассказать ли семейную легенду о том, как Звездолов уладил вражду между двумя кланами и завоевал свою Джульетту, но это было бы самой настоящей глупостью — он бы сразу выдал себя. Больше всего Джона Патрика удивляло собственное яростное желание помочь сидящему перед ним человеку.
Этому роялисту.
Он увидел, что Аннетта смотрит на него, не отрываясь. Ее глаза сияли. У Джона Патрика дрогнуло сердце, пересохло во рту, и он с трудом вспоминал, о чем хотел еще рассказать. Каждое слово могло выдать его с головой, но ему нестерпимо хотелось рассказать ей о себе. Все.
Вместо этого он снова повернулся к Хью Кэри. С минуту он рассматривал шрам от ожога на его шее. На мгновение ему припомнилась боль от удара кнутом, ощущение струек крови, стекавших по спине. Он вздрогнул. Ему казалось, что он уже справился с этими кошмарными воспоминаниями, а они возникали вновь так ярко, так живо напомнив о прошлом. Хью Кэри, наверное, так же страдал от пережитого.
— Вы бывали в Англии? — спросил Джон Патрик.
И Хью Кэри впервые за долгое время покачал головой. Это было первое осознанное движение. В глазах загорелся огонек. «Хорошо бы ему предпринять путешествие в Англию», — подумал Джон Патрик. Но сейчас это было бы и трудно, и опасно. И он сам, собственной персоной, воплощал одну из таких опасностей.
Но если американская армия опять отвоюет Филадельфию, всем роялистам придется несладко, особенно тем, кто активно помогал англичанам, как семейство Кэри. И его брат.
Джон Патрик подавил тревожную мысль и перевел разговор с Шотландии на Англию, где он прожил полгода, пытаясь подать петицию в парламент.
— Лондон — один из самых волнующих городов на земле. — Теперь он определенно завладел вниманием Хью Кэри. — Там замечательные театры и можно услышать чудесную музыку. Я слушал оперу одного композитора по фамилии Моцарт. Великолепная вещь, честное слово.
Аннетта поднялась с места.
— Думаю, на сегодня достаточно, — сказала она отцу. — Лейтенант Ганн выздоравливает после очень серьезного ранения. Ему нужно отдохнуть. Но, может быть, он снова тебя посетит.
Отец заморгал глазами и вдруг улыбнулся. Джон Патрик возликовал, но тут же сердце у него сжалось при мысли, что он обманул еще одного человека.
Он встал, стараясь не потревожить раненую ногу, коротко кивнул и вышел за Аннеттой из комнаты.
Джон Патрик медленно направился к своей комнате. Он вошел, и сразу же раненая нога подвернулась, и он поскользнулся. Аннетта хотела удержать его, но упала вместе с ним.
Не обращая внимания на боль в ноге, он обнял Аннетту. От нее слегка пахло розовыми лепестками, а тело ее показалось ему таким неожиданно легким и упругим. Он сделал глубокий вдох и решил, что пора остановиться. Однако беспощадная, жестокая сторона его существа диктовала другое. За счет нее он выжил и стал пиратом — и она велела взять то, что попало в руки, завладеть тем, о чем он так долго мечтал.
Он испытывал мужской голод по женщине. Он хотел эту женщину, а ее взгляд говорил о том, что она желает его. Так почему же не удовлетворить желание?
Губы их сомкнулись, но в душе Джона Патрика шла ожесточенная борьба. Даже тогда, когда они уже распростерлись на полу. Джон Патрик пытался победить всепоглощающую страсть, терзавшую его, но страсть победила. Он жадно приник ко рту Аннетты, она обняла его за шею. Он упивался теплом и благоуханием ее тела. Нестерпимое, острое желание охватило его. Аннетта отдавалась ему. Еще никогда в жизни он никого так не желал. Но желание было смешано с чем-то еще более глубоким, захватывающим, сводящим с ума. И очень, очень опасным.
Эта женщина его опьяняла, завладевала его волей. Застенчивая и чувственная. Такая уязвимая и хрупкая, но готовая разделить с ним неистовую страсть. Была в ней какая-то невинная безоглядность, заставлявшая его кровь вскипать в жилах, а сердце молотом биться в груди. Он желал ее. Он желал не только обладать ею, но и защищать ее. Но не было никого на всем свете, кто угрожал бы ее беззащитности больше, чем он сам.
Джон Патрик отодвинулся и посмотрел на Аннетту. Ее серые глаза горели, щеки были покрыты румянцем, губы набухли от его поцелуев.
— Аннетта, — сказал он отрывисто, и желание снова пронзило все его тело.
Здоровой рукой он нежно гладил ее по щеке, шее, чувствуя, как пульс ее все учащается, а тело все теснее приникает к нему. Он жадно обвел губами контур ее щеки, снова нашел рот. Поцелуй затягивал его все глубже и глубже, в смертельный водоворот чувств. Он хотел ее каждой клеточкой тела.
Он застонал — на этот раз от чувства безысходности — и оторвался от нее. В свете лампы он мог видеть ее лицо. Оно было полно желания, которое невозможно было скрыть.
Джон Патрик почувствовал себя низким предателем. Он сел, сжимая ее руку.
— Простите, — сказал он.
Она пристально смотрела в его глаза. Во взгляде не было упрека. Она его ни в чем не обвиняла. Сожаления не было тоже. Пальцы ее доверчиво покоились в его ладони.
Надо встать и доковылять до своей узкой кровати. Аннетту нужно заставить уйти. И ничего этого он сделать не мог. Во всяком случае, пока их пальцы так тесно сплетены, пока дыхание еще слито воедино, пока тела их еще касаются друг друга. Желание свернулось в нем как пружина, он изо всех сил пытался взять себя в руки. Ее пальцы дрогнули.
Он с таким пафосом осуждал своего брата. Был так непримиримо праведен. А теперь на его совести появилось пятно предательства, куда более отвратительного. Он медленно, против своей воли выпустил из руки ее пальцы. Преодолевая мучительную боль, он встал, изо всей силы стараясь больше не коснуться Аннетты.
Она тоже встала. Взгляд у нее был удивленный, вопрошающий.
Джон Патрик не привык извиняться, но теперь просьбы о прощении были готовы сорваться с его языка. Он не жалел, что познал вкус ее губ. Он все еще ощущал этот вкус, ощущал аромат ее тела, который сводил его с ума. Он снова потянулся к ней, пальцами дотронулся до ее щеки, провел вверх к уголку глаза. Он не мог остановиться. Она слегка вздрогнула. Пальцы его поднялись выше, к волосам. Он ощутил их шелковистость и мягкость.
— Вы замечательная, — сказал он.
Он слышал сотни раз, как отец повторял эти слова его матери. Ему нравился самый звук, их музыка, но ему еще никогда не приходилось произносить их самому. Он произнес их на шотландский манер не потому, что притворялся шотландцем, он действительно хотел их так сказать.
— Спасибо, что поговорили с отцом.
— Это доставило мне удовольствие.
Она вскинула голову.
— Я вспомнила сейчас о докторе Марше, — сказала Аннетта. — Он тоже пытался говорить с ним, но отец был безучастен.
Джон Патрик молчал. Он поверить не мог, что преуспел, там, где его брату ничего не удалось. Ноэль всегда был так добр и так надежен. Он исцелял. Он убеждал.
— Уверен, что доктор Марш поможет вашему отцу.
— Он уже помог, но никому не удавалось до сих пор чем-то его заинтересовать.
Глаза ее затуманились. Ему захотелось прижать Аннетту к себе и разгладить поцелуями этот нахмурившийся лоб. Ему хотелось отдать ей все, чем он владел. Такого желания не возбуждала у него ни одна женщина. Все это построено на лжи, а значит, неминуемо будет разрушено. Он добрался до кровати, сел и отвел взгляд в сторону. Он не должен потакать своему чувству.
— Джон?
Она впервые назвала его по имени.
— Как ваша нога? Может быть, надо вызвать доктора Марша?
Вот только Ноэля ему сейчас и не хватало! Он уже мысленно видел осуждение на лице брата. Да, Ноэль испытал бы разочарование, узнай он о поцелуе и той близости, которая соединила Джона Патрика с Аннеттой.
— Нет, нет, все в порядке, — поспешил он успокоить Аннетту.
Болела душа, но Аннетта ничего не могла сделать, чтобы излечить эту боль.
— Тогда я пойду? — спросила Аннетта.
Ему хотелось, чтобы она осталась, но, стараясь говорить спокойно, он ответил:
— Покойной ночи.
В глазах Аннетты промелькнуло сожаление, и ему вновь захотелось обнять ее, шептать ей на ухо ласковые слова и раздуть искру страсти, которую он зажег в ней. Но тогда ему останется только проклинать себя всю жизнь.
— Увидимся утром, — сказала она тихо.
Лицо ее снова вспыхнуло, но на этот раз от смущения. Она восприняла его внезапную холодность как знак того, что он ее отвергает. Похоже, она была уязвлена. Аннетта молча открыла дверь и ушла.
О, если бы она знала, как дорого ему далась эта холодность! Если бы знала, как сильно он желает обнять Аннетту и назвать ее своей.
Он всегда считал самым тяжким временем те первые дни на английском судне, когда его обманом завербовали. Но та мука ничто по сравнению с адом, который он устроил себе сам.
8.
— Доктор Марш рассказал.
— Вы сражаетесь за то, во что я верю, и мне хочется поступать таким же образом.
— Вы настолько преданы королю?
Аннетта помедлила, обдумывая вопрос. Он звучал как-то странно в устах офицера, состоящего на королевской службе, но ведь и то, что колонисты разделились на роялистов и мятежников, тоже было странно. У нее самой действия короля вызывали некоторые вопросы, но так было до той ночи, которая навсегда отмела всякие сомнения.
— Он король, — просто сказала Аннетта.
— Эй, — согласился лейтенант, и взгляд его упал на книгу в руках Аннетты. — Эта книга для меня?
— Она как раз имеет отношение к моей просьбе.
— Эй?
Она снова заколебалась.
— Ну смелее! Не может же быть одолжение, о котором вы хотите просить, таким затруднительным.
— Я вам уже сказала, что мой отец не хочет — не может — говорить, — и речь ее полилась, словно река, прорвавшая плотину. — И я понадеялась, что вы, прочитав книгу, сможете обсудить ее с отцом. Моя бабушка, его мать, была из Шотландии. А он всегда интересовался этой страной, хотя родился здесь, в Пенсильвании, — и Аннетта подала ему книгу. — Я подумала, может, вы поговорите с отцом о Шотландии… — и она замолчала.
Лейтенант взял книгу и посмотрел на заглавие.
— А я уже ее читал. — Он взглянул на Аннетту, и ей показалось, что он откажется. Но он совершенно неожиданно кивнул: — Полагаю, беседа с вашим отцом доставит мне большое удовольствие.
Аннетте понравилось, что он не стал расспрашивать ее более подробно, не взволновался, не смутился, хотя она не могла и представить себе, что такой человек может от чего-то смутиться. Он просто принял к сведению состояние ее отца как нечто должное. «Удовольствие», — сказал он. Да, это был не вынужденный ответ человека, который согласился в благодарность за оказанные услуги.
— Спасибо вам…
Его лицо вдруг словно окаменело, и он слегка поклонился.
Он опять ее выпроваживает. Он прекрасно умеет это делать. Она посмотрела ему прямо в глаза, более чем уверенная в том, что между ними существует притяжение подобное тому, как магнит притягивает железо. Но, может быть, это только ее тянет к нему, а он вовсе ничего такого не чувствует? Она читала романтические повести о любви с первого взгляда, но, в сущности, никогда не верила в возможность такой любви. И тем не менее у нее возникло такое чувство, будто Джон открыл ей новый мир, согрел ее душу и заставил сердце трепетать от радости.
— Так сегодня вечером? — пробормотала она, надеясь, что говорит ровно и спокойно.
— Да.
— Я зайду за вами, чтобы проводить до кабинета.
— Буду ждать, — сказал он серьезно, однако уголок рта дрогнул в улыбке.
Аннетта заставила себя уйти, с ужасом понимая, что ей во что бы то ни стало хочется остаться.
* * *
Это было чертовски глупо — согласиться на встречу с отцом Аннетты. Ноэль с ума наверняка сойдет от злости. Но Джон Патрик не мог устоять перед ее умоляющим взглядом. В конце концов, он скоро покинет этот дом, и, если все пойдет как надо, Аннетта никогда и не узнает, что давала приют врагу. Лейтенанта Джона Ганна поглотит ураган войны.А вдруг он сумеет хоть как-то воздать добром за все, что она для него сделала.
Он стал перелистывать книгу. У него тоже когда-то была такая. Теперь она на дне реки вместе со «Звездным Всадником». Но он и так мог беседовать о ней со знанием дела.
О да, он мог сколько угодно говорить о Шотландии, о ее зеленых равнинах и потрясающей красоте ее гор, где когда-то жила его семья. Он мог побеседовать о ней даже с теми, кто защищал королевскую власть, укравшую у Сазерлендов их землю и почти истребившую гордые горные кланы.
С таким, как его брат.
Но ведь с Хью Кэри поступили так же подло и несправедливо, как с ним самим. Что, если свобода одного предполагает несвободу другого?
Он отмел прочь подобные мысли и вновь открыл книгу. Перечитывая творение доктора Джонсона, он не заметил, как прошло время. Бетси принесла ему обед: большую миску студня и свежий хлеб, а также, впервые, стакан пива. Солнце склонялось к западу. Скоро он снова увидит Аннетту Кэри.
Джон Патрик выругал себя. Ему надо бы думать о своей команде, но его мысли упрямо возвращались к образу мисс Кэри.
Когда наконец раздался стук в дверь, он натянул на себя ненавистный и презренный мундир английского лейтенанта и встал, пригласив ее войти.
Аннетта вошла. На ней было темно-синее платье, слишком темное для женщины ее возраста. Ее единственным украшением была жемчужная брошь с сапфирами на цепочке. Платье подчеркивало голубизну ее глаз и темный цвет блестящих волос. У нее изменилась прическа, волосы падали на щеки двумя пышными волнами, а сзади были заплетены в две косы, закрепленные красивым гребнем. Необыкновенно милое лицо, сама доброта и скромность. И он, он каждый день лгал ей. Сердце у него заныло при мысли: неужели она когда-нибудь узнает, к кому была так добра?
— Я проведу вас наверх, — сказала она и, поколебавшись, добавила: — А вы сможете подняться по лестнице?
— Эй, я уже достаточно попрактиковался, лучше возьмите книгу.
Аннетта открыла дверь и повела его по коридору к лестнице, ведущей в комнаты, которые занимала семья. Как она грациозна! Отчего он не замечал этого раньше? Он поднимался, держась за перила и опираясь на палку. Каждый шаг был маленькой победой. Поднявшись наверх, он минуту постоял, прислонившись к стене, чувствуя на себе ее встревоженный взгляд.
Спустя мгновение он кивнул, и они пошли дальше.
Аннетта постучала в дверь, и они вошли. Древний слуга в черном заботливо поддерживал человека лет пятидесяти, которому на вид было лет семьдесят. Джон Патрик заметил, что глаза у него были того же цвета, что у Аннетты, но на этом сходство кончалось. Взгляд его был пуст и холоден.
Аннетта познакомила их, и в глазах Хью Кэри мелькнула искра понимания.
— А это Франклин, — сказала Аннетта, показав кивком на худого как скелет старика за спиной Хью Кэри. — Он заботится о папе.
Но если мистеру Кэри можно было дать на вид семьдесят лет, то Франклину все сто. Неудивительно, что Ноэль часто присылал ему на помощь Малькома.
Джон Патрик кивнул в знак приветствия.
— Добрый день, Франклин.
— Хорошо, что вы пришли нас навестить, сэр, — произнес слуга с достоинством.
Джон Патрик подвинул стул, чтобы сесть поближе к Хью Кэри.
— Мисс Кэри сказала мне, что ваша матушка была родом из Шотландии.
Он заговорил, нарочито подчеркивая акцент. Речь звучала почти как у его собственного отца, но все же не настолько утрированно, чтобы дать Аннетте возможность заподозрить неладное.
Ответа не последовало, но Джон Патрик продолжал говорить.
— Моя семья родом из горной Шотландии. Там одни утесы и водопады. Совсем не похоже на здешнюю благодатную страну, но тем не менее наши кручи и горы очень дороги тем, кто там живет.
Что-то опять промелькнуло в глазах Хью Кэри. «Он меня слушает», — подумал Джон Патрик.
— Мисс Кэри говорила, что ваша мать родом из Приграничья. А как ее девичья фамилия?
Молчание.
— Может, мисс Кэри подскажет? — И Джон Патрик повернулся к Аннетте.
— Керр, — тихо сказала Аннетта. — Она была из семейства Керр. Я помню, как она мне напевала шотландскую колыбельную.
— Я все же предпочитаю горную Шотландию, — заметил Джон Патрик. — И острова… Они действительно великолепны.
Джон Патрик болтал о том о сем, пересказывал старые предания, некогда услышанные от отца, описывал пейзажи, виденные им самим во время поездки в Шотландию: поля, вересковые пустоши, изрезанное заливами побережье, приграничные топи. Лицо Хью Кэри уже не казалось таким безразличным. Джон Патрик в какое-то мгновение уловил проблеск того, каким Хью Кэри был прежде.
Он даже немного поколебался, не рассказать ли семейную легенду о том, как Звездолов уладил вражду между двумя кланами и завоевал свою Джульетту, но это было бы самой настоящей глупостью — он бы сразу выдал себя. Больше всего Джона Патрика удивляло собственное яростное желание помочь сидящему перед ним человеку.
Этому роялисту.
Он увидел, что Аннетта смотрит на него, не отрываясь. Ее глаза сияли. У Джона Патрика дрогнуло сердце, пересохло во рту, и он с трудом вспоминал, о чем хотел еще рассказать. Каждое слово могло выдать его с головой, но ему нестерпимо хотелось рассказать ей о себе. Все.
Вместо этого он снова повернулся к Хью Кэри. С минуту он рассматривал шрам от ожога на его шее. На мгновение ему припомнилась боль от удара кнутом, ощущение струек крови, стекавших по спине. Он вздрогнул. Ему казалось, что он уже справился с этими кошмарными воспоминаниями, а они возникали вновь так ярко, так живо напомнив о прошлом. Хью Кэри, наверное, так же страдал от пережитого.
— Вы бывали в Англии? — спросил Джон Патрик.
И Хью Кэри впервые за долгое время покачал головой. Это было первое осознанное движение. В глазах загорелся огонек. «Хорошо бы ему предпринять путешествие в Англию», — подумал Джон Патрик. Но сейчас это было бы и трудно, и опасно. И он сам, собственной персоной, воплощал одну из таких опасностей.
Но если американская армия опять отвоюет Филадельфию, всем роялистам придется несладко, особенно тем, кто активно помогал англичанам, как семейство Кэри. И его брат.
Джон Патрик подавил тревожную мысль и перевел разговор с Шотландии на Англию, где он прожил полгода, пытаясь подать петицию в парламент.
— Лондон — один из самых волнующих городов на земле. — Теперь он определенно завладел вниманием Хью Кэри. — Там замечательные театры и можно услышать чудесную музыку. Я слушал оперу одного композитора по фамилии Моцарт. Великолепная вещь, честное слово.
Аннетта поднялась с места.
— Думаю, на сегодня достаточно, — сказала она отцу. — Лейтенант Ганн выздоравливает после очень серьезного ранения. Ему нужно отдохнуть. Но, может быть, он снова тебя посетит.
Отец заморгал глазами и вдруг улыбнулся. Джон Патрик возликовал, но тут же сердце у него сжалось при мысли, что он обманул еще одного человека.
Он встал, стараясь не потревожить раненую ногу, коротко кивнул и вышел за Аннеттой из комнаты.
Джон Патрик медленно направился к своей комнате. Он вошел, и сразу же раненая нога подвернулась, и он поскользнулся. Аннетта хотела удержать его, но упала вместе с ним.
Не обращая внимания на боль в ноге, он обнял Аннетту. От нее слегка пахло розовыми лепестками, а тело ее показалось ему таким неожиданно легким и упругим. Он сделал глубокий вдох и решил, что пора остановиться. Однако беспощадная, жестокая сторона его существа диктовала другое. За счет нее он выжил и стал пиратом — и она велела взять то, что попало в руки, завладеть тем, о чем он так долго мечтал.
Он испытывал мужской голод по женщине. Он хотел эту женщину, а ее взгляд говорил о том, что она желает его. Так почему же не удовлетворить желание?
Губы их сомкнулись, но в душе Джона Патрика шла ожесточенная борьба. Даже тогда, когда они уже распростерлись на полу. Джон Патрик пытался победить всепоглощающую страсть, терзавшую его, но страсть победила. Он жадно приник ко рту Аннетты, она обняла его за шею. Он упивался теплом и благоуханием ее тела. Нестерпимое, острое желание охватило его. Аннетта отдавалась ему. Еще никогда в жизни он никого так не желал. Но желание было смешано с чем-то еще более глубоким, захватывающим, сводящим с ума. И очень, очень опасным.
Эта женщина его опьяняла, завладевала его волей. Застенчивая и чувственная. Такая уязвимая и хрупкая, но готовая разделить с ним неистовую страсть. Была в ней какая-то невинная безоглядность, заставлявшая его кровь вскипать в жилах, а сердце молотом биться в груди. Он желал ее. Он желал не только обладать ею, но и защищать ее. Но не было никого на всем свете, кто угрожал бы ее беззащитности больше, чем он сам.
Джон Патрик отодвинулся и посмотрел на Аннетту. Ее серые глаза горели, щеки были покрыты румянцем, губы набухли от его поцелуев.
— Аннетта, — сказал он отрывисто, и желание снова пронзило все его тело.
Здоровой рукой он нежно гладил ее по щеке, шее, чувствуя, как пульс ее все учащается, а тело все теснее приникает к нему. Он жадно обвел губами контур ее щеки, снова нашел рот. Поцелуй затягивал его все глубже и глубже, в смертельный водоворот чувств. Он хотел ее каждой клеточкой тела.
Он застонал — на этот раз от чувства безысходности — и оторвался от нее. В свете лампы он мог видеть ее лицо. Оно было полно желания, которое невозможно было скрыть.
Джон Патрик почувствовал себя низким предателем. Он сел, сжимая ее руку.
— Простите, — сказал он.
Она пристально смотрела в его глаза. Во взгляде не было упрека. Она его ни в чем не обвиняла. Сожаления не было тоже. Пальцы ее доверчиво покоились в его ладони.
Надо встать и доковылять до своей узкой кровати. Аннетту нужно заставить уйти. И ничего этого он сделать не мог. Во всяком случае, пока их пальцы так тесно сплетены, пока дыхание еще слито воедино, пока тела их еще касаются друг друга. Желание свернулось в нем как пружина, он изо всех сил пытался взять себя в руки. Ее пальцы дрогнули.
Он с таким пафосом осуждал своего брата. Был так непримиримо праведен. А теперь на его совести появилось пятно предательства, куда более отвратительного. Он медленно, против своей воли выпустил из руки ее пальцы. Преодолевая мучительную боль, он встал, изо всей силы стараясь больше не коснуться Аннетты.
Она тоже встала. Взгляд у нее был удивленный, вопрошающий.
Джон Патрик не привык извиняться, но теперь просьбы о прощении были готовы сорваться с его языка. Он не жалел, что познал вкус ее губ. Он все еще ощущал этот вкус, ощущал аромат ее тела, который сводил его с ума. Он снова потянулся к ней, пальцами дотронулся до ее щеки, провел вверх к уголку глаза. Он не мог остановиться. Она слегка вздрогнула. Пальцы его поднялись выше, к волосам. Он ощутил их шелковистость и мягкость.
— Вы замечательная, — сказал он.
Он слышал сотни раз, как отец повторял эти слова его матери. Ему нравился самый звук, их музыка, но ему еще никогда не приходилось произносить их самому. Он произнес их на шотландский манер не потому, что притворялся шотландцем, он действительно хотел их так сказать.
— Спасибо, что поговорили с отцом.
— Это доставило мне удовольствие.
Она вскинула голову.
— Я вспомнила сейчас о докторе Марше, — сказала Аннетта. — Он тоже пытался говорить с ним, но отец был безучастен.
Джон Патрик молчал. Он поверить не мог, что преуспел, там, где его брату ничего не удалось. Ноэль всегда был так добр и так надежен. Он исцелял. Он убеждал.
— Уверен, что доктор Марш поможет вашему отцу.
— Он уже помог, но никому не удавалось до сих пор чем-то его заинтересовать.
Глаза ее затуманились. Ему захотелось прижать Аннетту к себе и разгладить поцелуями этот нахмурившийся лоб. Ему хотелось отдать ей все, чем он владел. Такого желания не возбуждала у него ни одна женщина. Все это построено на лжи, а значит, неминуемо будет разрушено. Он добрался до кровати, сел и отвел взгляд в сторону. Он не должен потакать своему чувству.
— Джон?
Она впервые назвала его по имени.
— Как ваша нога? Может быть, надо вызвать доктора Марша?
Вот только Ноэля ему сейчас и не хватало! Он уже мысленно видел осуждение на лице брата. Да, Ноэль испытал бы разочарование, узнай он о поцелуе и той близости, которая соединила Джона Патрика с Аннеттой.
— Нет, нет, все в порядке, — поспешил он успокоить Аннетту.
Болела душа, но Аннетта ничего не могла сделать, чтобы излечить эту боль.
— Тогда я пойду? — спросила Аннетта.
Ему хотелось, чтобы она осталась, но, стараясь говорить спокойно, он ответил:
— Покойной ночи.
В глазах Аннетты промелькнуло сожаление, и ему вновь захотелось обнять ее, шептать ей на ухо ласковые слова и раздуть искру страсти, которую он зажег в ней. Но тогда ему останется только проклинать себя всю жизнь.
— Увидимся утром, — сказала она тихо.
Лицо ее снова вспыхнуло, но на этот раз от смущения. Она восприняла его внезапную холодность как знак того, что он ее отвергает. Похоже, она была уязвлена. Аннетта молча открыла дверь и ушла.
О, если бы она знала, как дорого ему далась эта холодность! Если бы знала, как сильно он желает обнять Аннетту и назвать ее своей.
Он всегда считал самым тяжким временем те первые дни на английском судне, когда его обманом завербовали. Но та мука ничто по сравнению с адом, который он устроил себе сам.
8.
Джон Патрик выздоравливал медленнее, чем ему хотелось. Его терзало острое беспокойство. Необходимо было как можно скорее покинуть этот дом. А может, его беспокойство вызвано тем, что он сегодня еще не виделся с Аннеттой? Он с ума сходил при мысли, что, наверное, так оно и есть. Только этого ему не хватало: потерять голову из-за женщины.
Черт побери, ему еще никогда так не была нужна женщина. Да, бог не слишком-то потворствует нашим желаниям.
Шаг… Другой. И каждый — сущее наказание, и каждый отзывается болью. Черт возьми, куда запропастился Айви?
Беспокойные мысли бешено роились в мозгу. Джон Патрик яростно тряхнул головой. Будь что будет — нет ничего, о чем он не сможет забыть, покинув этот дом.
Однообразное течение дня нарушил только приход брата. Ноэль был немногословен. Осмотрев раны, он только и сказал:
— Ты счастливый человек, Джонни.
Джон Патрик растерялся. Он был обязан брату жизнью. Он знал, что должен благодарить его, но комок в горле мешал ему произнести хоть слово. Просто Ноэль был вынужден помочь ему, просто вынужден. Поэтому Джон Патрик так и не смог произнести ни слова.
— Сегодня утром вернулся Айви.
Джон Патрик молча уставился на брата.
— Он появится здесь вечером. Я просил его днем нигде не показываться. Тот английский офицер, кто описал твою внешность, бродит по улицам. Он может вспомнить, кто такой Айви.
И, помедлив, добавил:
— Я так понимаю, что ты познакомился с Хью Кэри?
— Да.
— Ты по-прежнему считаешь, что каждый роялист — твой враг?
— Читай свои проповеди кому-нибудь другому, Ноэль.
— Нет, я собираюсь читать их тебе, и у меня будет очень восприимчивая паства.
Джон Патрик вспомнил о детстве. Хотя Ноэль был старше его почти на десять лет, это он находил время учить младшего ездить верхом, ловить рыбу, охотиться. Он был другом, учителем, руководителем, богом. Да, Ноэль был богом для маленького мальчика. Но эти времена не вернутся.
Джон Патрик внезапно стал серьезен.
— Ноэль, мне жаль, что я тебя во все это втянул. И я сожалею, что Кэри тоже оказались втянутыми в это дело. И вот еще что: я тебе благодарен.
— К чему такая вытянутая физиономия? Ты же получил все, что хотел, — усмехнулся Ноэль.
— Веришь ли, у меня здесь было слишком много времени, чтобы кое о чем подумать.
Ноэль удивился:
— Ах так! Джон Патрик допускает, что он может ошибаться? Нет, время чудес еще не прошло.
Джон Патрик вздохнул.
— Допускаю, что с Хью Кэри обошлись несправедливо. Я согласен, что правда не бывает достоянием только одной стороны. — И, помедлив, добавил: — Что-нибудь можно для него сделать?
— Я испытал все известные мне средства, но поосторожнее, Джонни, а то начнешь симпатизировать роялистам.
Джон Патрик яростно взглянул на брата, однако Ноэль не обратил на это ни малейшего внимания.
— Я знаю, что Аннетте ты небезразличен, но она будет потрясена, если узнает, кто ты есть на самом деле. Помни, что ты должен проводить с ней как можно меньше времени.
— Но она попросила меня навестить ее отца. Я не мог отказать ей, не возбуждая подозрений.
— Ты это сделал, лишь опасаясь подозрений?
— А почему же еще?
В пристальном взгляде Ноэля мелькнуло сочувствие.
— Осторожнее, Джонни, — повторил он, — и ради нее, и для собственной безопасности. Завтра я получу необходимые бумаги. Постараюсь раздобыть парик, чтобы скрыть твои черные волосы.
Джон Патрик кивнул.
— И не забудь, — сказал Ноэль, открывая дверь, — если тебя поймают, то, очень возможно, меня повесят рядом с тобой. Подумай о нашей матери.
Аннетта пришла, чтобы снова повести его к отцу. Ее глаза блеснули, когда она увидела, что он довольно легко поднялся ей навстречу.
— Вы меня радуете.
— Да? Чем же?
— Похоже, вы сделаны очень прочно.
— Что ж, пожалуй.
Сейчас бы обнять и поцеловать ее, но он, справившись с безрассудными желаниями, последовал за Аннеттой наверх в комнату ее отца.
Хью Кэри сидел все в том же кресле и с тем же отсутствующим выражением лица, но Джон Патрик мог бы поклясться, что при виде его мистер Кэри как-то весь подобрался и выпрямился. И голову он держал выше, чем прежде.
— Я подумал, что, может, вы еще захотите послушать об Англии…
Даже название этой страны царапало ему душу: Англия принесла ему только страдания. Но для мужчины в кресле слово «Англия» было синонимом слова «надежда».
Этого Джон Патрик и не понимал. Как Англия может значить столь много для своих подданных, которых она так унижает и оскорбляет? Однако его чувства в данный момент ничего не значили. Главное, чтобы интерес к жизни снова затеплился в глазах Хью Кэри. Главное — доставить удовольствие Аннетте.
Поэтому он собрал в памяти все подробности, связанные с Лондоном, и стал рассказывать о своем пребывании в этом городе.
Серьезный, даже печальный Франклин стоял, как накануне, за стулом хозяина, но один раз его сурово поджатые губы дрогнули в улыбке, когда Джон Патрик рассказывал о Темзе и сотнях кораблей на реке.
— А я это помню, сэр, — вдруг заявил он. — Я отплыл из Лондона пятьдесят лет назад вместе с хозяином. Я тогда думал, что никогда не вернусь, но мне хотелось бы снова взглянуть на берега Темзы.
— А я просто представить себе не могу такого множества кораблей на реке, — вздохнула Аннетта.
— Они прекрасны, — усмехнулся Джон Патрик, — но в Лондоне много нищих, и в доках полно карманников и воров.
— Зато нет мятежников, — возразила Аннетта.
Она сказала это легко и беззаботно, но сердце Джона Патрика на секунду замерло.
— Мятежники существовали всегда и повсюду, мисс Аннетта.
Хью Кэри перевел взгляд с него на дочь и обратно.
Джон Патрик повернулся к нему.
— Вы уже начали читать книгу доктора Джонсона?
Кэри едва заметно утвердительно кивнул, и Джон Патрик почувствовал некоторое удовлетворение, но чувство неловкости не покидало его.
Лгать было невыносимо, но верность Аннетты своим убеждениям была так же глубока, как его, и в силу таких же основательных причин. Он не мог признаться ей, это значило бы предать собственного брата. Он не мог просить ее выбрать между ее собственными убеждениями и теми, которых придерживались люди, которых она считала врагами. Он знал, как это может быть болезненно.
Может, когда-нибудь, когда война кончится…
Однако до тех пор она ни о чем не должна знать. Слишком много жизней зависит от его молчания.
Джон Патрик осторожно спускался вниз по лестнице. Он отвернулся, когда Бетси открыла дверь, чтобы впустить нескольких красномундирников, пришедших навестить раненых друзей.
Это снова напомнило ему об опасности, которой он здесь подвергается.
Да, время уходить. Практически оно наступило давно. В комнате его ждал развалившийся в кресле Айви.
— Айви, — сказал Джон Патрик, затворив за собой дверь, и швырнул палку на кровать, после чего медленно направился к своему другу, — сколько человек ты нашел?
— Тридцати удалось дойти до лагеря Вашингтона.
— А где они сейчас?
— Все здесь, в Филадельфии, и готовы исполнять ваши приказания.
— Они знают, что их могут повесить как шпионов?
— Знают.
— А есть какие-нибудь новости насчет тех, что в тюрьме?
— Ваш брат говорит, что корабль, который должен взять их на борт, уже в пути. Его ожидают через три дня, не позже. Морской бриг «Мэри Энн».
— Оставь одного из наших в порту. Когда на горизонте покажется «Мэри Энн», мы начнем действовать.
— Все будут готовы. — И Айви недоверчиво оглядел ногу Джона Патрика.
— Я тоже буду готов, — сказал Джон Патрик, заметив его взгляд.
— А бумаги?
— Завтра Ноэль их получит.
Айви осторожно спросил:
— Вы ему верите?
— Так же, как тебе. Он не стал бы мне лгать.
Айви встал.
— Ну, тогда пойду, повидаюсь с другими.
— Будь начеку. Здесь появился английский офицер, чей корабль мы захватили. Его послали сюда, чтобы он меня выследил и опознал. Он знает меня, значит, и тебя тоже. Так что держись в тени.
Айви кивнул:
— Доктор меня уже предупредил.
— Я должен был все это предвидеть, — с горечью произнес Джон Патрик. — Но знаешь, Айви, я рад, что ты вернулся.
— Все мои приятельницы просто в ужасе, ведь мы совершенно беззащитны. А этот пират бродит вокруг…
— Ну ты подумай, тетя! Мы здесь в большей безопасности, чем кто-либо еще в городе. У нас в доме столько молодых мужчин, которых часто навещают друзья. А кроме того, по всей вероятности, тот человек мертв.
Черт побери, ему еще никогда так не была нужна женщина. Да, бог не слишком-то потворствует нашим желаниям.
Шаг… Другой. И каждый — сущее наказание, и каждый отзывается болью. Черт возьми, куда запропастился Айви?
Беспокойные мысли бешено роились в мозгу. Джон Патрик яростно тряхнул головой. Будь что будет — нет ничего, о чем он не сможет забыть, покинув этот дом.
Однообразное течение дня нарушил только приход брата. Ноэль был немногословен. Осмотрев раны, он только и сказал:
— Ты счастливый человек, Джонни.
Джон Патрик растерялся. Он был обязан брату жизнью. Он знал, что должен благодарить его, но комок в горле мешал ему произнести хоть слово. Просто Ноэль был вынужден помочь ему, просто вынужден. Поэтому Джон Патрик так и не смог произнести ни слова.
— Сегодня утром вернулся Айви.
Джон Патрик молча уставился на брата.
— Он появится здесь вечером. Я просил его днем нигде не показываться. Тот английский офицер, кто описал твою внешность, бродит по улицам. Он может вспомнить, кто такой Айви.
И, помедлив, добавил:
— Я так понимаю, что ты познакомился с Хью Кэри?
— Да.
— Ты по-прежнему считаешь, что каждый роялист — твой враг?
— Читай свои проповеди кому-нибудь другому, Ноэль.
— Нет, я собираюсь читать их тебе, и у меня будет очень восприимчивая паства.
Джон Патрик вспомнил о детстве. Хотя Ноэль был старше его почти на десять лет, это он находил время учить младшего ездить верхом, ловить рыбу, охотиться. Он был другом, учителем, руководителем, богом. Да, Ноэль был богом для маленького мальчика. Но эти времена не вернутся.
Джон Патрик внезапно стал серьезен.
— Ноэль, мне жаль, что я тебя во все это втянул. И я сожалею, что Кэри тоже оказались втянутыми в это дело. И вот еще что: я тебе благодарен.
— К чему такая вытянутая физиономия? Ты же получил все, что хотел, — усмехнулся Ноэль.
— Веришь ли, у меня здесь было слишком много времени, чтобы кое о чем подумать.
Ноэль удивился:
— Ах так! Джон Патрик допускает, что он может ошибаться? Нет, время чудес еще не прошло.
Джон Патрик вздохнул.
— Допускаю, что с Хью Кэри обошлись несправедливо. Я согласен, что правда не бывает достоянием только одной стороны. — И, помедлив, добавил: — Что-нибудь можно для него сделать?
— Я испытал все известные мне средства, но поосторожнее, Джонни, а то начнешь симпатизировать роялистам.
Джон Патрик яростно взглянул на брата, однако Ноэль не обратил на это ни малейшего внимания.
— Я знаю, что Аннетте ты небезразличен, но она будет потрясена, если узнает, кто ты есть на самом деле. Помни, что ты должен проводить с ней как можно меньше времени.
— Но она попросила меня навестить ее отца. Я не мог отказать ей, не возбуждая подозрений.
— Ты это сделал, лишь опасаясь подозрений?
— А почему же еще?
В пристальном взгляде Ноэля мелькнуло сочувствие.
— Осторожнее, Джонни, — повторил он, — и ради нее, и для собственной безопасности. Завтра я получу необходимые бумаги. Постараюсь раздобыть парик, чтобы скрыть твои черные волосы.
Джон Патрик кивнул.
— И не забудь, — сказал Ноэль, открывая дверь, — если тебя поймают, то, очень возможно, меня повесят рядом с тобой. Подумай о нашей матери.
Аннетта пришла, чтобы снова повести его к отцу. Ее глаза блеснули, когда она увидела, что он довольно легко поднялся ей навстречу.
— Вы меня радуете.
— Да? Чем же?
— Похоже, вы сделаны очень прочно.
— Что ж, пожалуй.
Сейчас бы обнять и поцеловать ее, но он, справившись с безрассудными желаниями, последовал за Аннеттой наверх в комнату ее отца.
Хью Кэри сидел все в том же кресле и с тем же отсутствующим выражением лица, но Джон Патрик мог бы поклясться, что при виде его мистер Кэри как-то весь подобрался и выпрямился. И голову он держал выше, чем прежде.
— Я подумал, что, может, вы еще захотите послушать об Англии…
Даже название этой страны царапало ему душу: Англия принесла ему только страдания. Но для мужчины в кресле слово «Англия» было синонимом слова «надежда».
Этого Джон Патрик и не понимал. Как Англия может значить столь много для своих подданных, которых она так унижает и оскорбляет? Однако его чувства в данный момент ничего не значили. Главное, чтобы интерес к жизни снова затеплился в глазах Хью Кэри. Главное — доставить удовольствие Аннетте.
Поэтому он собрал в памяти все подробности, связанные с Лондоном, и стал рассказывать о своем пребывании в этом городе.
Серьезный, даже печальный Франклин стоял, как накануне, за стулом хозяина, но один раз его сурово поджатые губы дрогнули в улыбке, когда Джон Патрик рассказывал о Темзе и сотнях кораблей на реке.
— А я это помню, сэр, — вдруг заявил он. — Я отплыл из Лондона пятьдесят лет назад вместе с хозяином. Я тогда думал, что никогда не вернусь, но мне хотелось бы снова взглянуть на берега Темзы.
— А я просто представить себе не могу такого множества кораблей на реке, — вздохнула Аннетта.
— Они прекрасны, — усмехнулся Джон Патрик, — но в Лондоне много нищих, и в доках полно карманников и воров.
— Зато нет мятежников, — возразила Аннетта.
Она сказала это легко и беззаботно, но сердце Джона Патрика на секунду замерло.
— Мятежники существовали всегда и повсюду, мисс Аннетта.
Хью Кэри перевел взгляд с него на дочь и обратно.
Джон Патрик повернулся к нему.
— Вы уже начали читать книгу доктора Джонсона?
Кэри едва заметно утвердительно кивнул, и Джон Патрик почувствовал некоторое удовлетворение, но чувство неловкости не покидало его.
Лгать было невыносимо, но верность Аннетты своим убеждениям была так же глубока, как его, и в силу таких же основательных причин. Он не мог признаться ей, это значило бы предать собственного брата. Он не мог просить ее выбрать между ее собственными убеждениями и теми, которых придерживались люди, которых она считала врагами. Он знал, как это может быть болезненно.
Может, когда-нибудь, когда война кончится…
Однако до тех пор она ни о чем не должна знать. Слишком много жизней зависит от его молчания.
Джон Патрик осторожно спускался вниз по лестнице. Он отвернулся, когда Бетси открыла дверь, чтобы впустить нескольких красномундирников, пришедших навестить раненых друзей.
Это снова напомнило ему об опасности, которой он здесь подвергается.
Да, время уходить. Практически оно наступило давно. В комнате его ждал развалившийся в кресле Айви.
— Айви, — сказал Джон Патрик, затворив за собой дверь, и швырнул палку на кровать, после чего медленно направился к своему другу, — сколько человек ты нашел?
— Тридцати удалось дойти до лагеря Вашингтона.
— А где они сейчас?
— Все здесь, в Филадельфии, и готовы исполнять ваши приказания.
— Они знают, что их могут повесить как шпионов?
— Знают.
— А есть какие-нибудь новости насчет тех, что в тюрьме?
— Ваш брат говорит, что корабль, который должен взять их на борт, уже в пути. Его ожидают через три дня, не позже. Морской бриг «Мэри Энн».
— Оставь одного из наших в порту. Когда на горизонте покажется «Мэри Энн», мы начнем действовать.
— Все будут готовы. — И Айви недоверчиво оглядел ногу Джона Патрика.
— Я тоже буду готов, — сказал Джон Патрик, заметив его взгляд.
— А бумаги?
— Завтра Ноэль их получит.
Айви осторожно спросил:
— Вы ему верите?
— Так же, как тебе. Он не стал бы мне лгать.
Айви встал.
— Ну, тогда пойду, повидаюсь с другими.
— Будь начеку. Здесь появился английский офицер, чей корабль мы захватили. Его послали сюда, чтобы он меня выследил и опознал. Он знает меня, значит, и тебя тоже. Так что держись в тени.
Айви кивнул:
— Доктор меня уже предупредил.
— Я должен был все это предвидеть, — с горечью произнес Джон Патрик. — Но знаешь, Айви, я рад, что ты вернулся.
* * *
Аннетта помогла Франклину уложить отца в постель и отправилась к тете Мод на чашку чая. Тетушка уже несколько раз порывалась просить племянницу найти для английских раненых другое место. На этот раз она готова была взбунтоваться — так ее испугали поиски пирата.— Все мои приятельницы просто в ужасе, ведь мы совершенно беззащитны. А этот пират бродит вокруг…
— Ну ты подумай, тетя! Мы здесь в большей безопасности, чем кто-либо еще в городе. У нас в доме столько молодых мужчин, которых часто навещают друзья. А кроме того, по всей вероятности, тот человек мертв.