Поуп Дадли. Лейтенант Рэймидж

   Он описал, как команда «Белетты» оказалась в Красной Башне, закончив словами:
   — Если мы не вытащим их оттуда, французы нарубят из них фарш; если допустим какую-нибудь ошибку, всех нас запишут в графу «Выбыл по причине смерти», если, конечно, я успею отослать в морской департамент судовую роль прежде, чем захлебнусь.
   Матросы громко загоготали и закричали «ура», стихийно выражая энтузиазм и веселье. Глупцы, подумал Рэймидж, пары ничем не подкрепленных трескучих фраз оказалось достаточно, чтобы он поверили в него. А может случиться так, что еще до заката его ошибка всего на какой-нибудь фут лишит их всех жизни… Тем не менее, глупцы или нет, они были расположены к нему и готовы действовать, а больше ничего и не требовалось.
   — Отлично, — сказал Рэймидж, — Разойтись. Действуйте, мистер, Саутвик!
   Он сделал несколько шагов в направлении кормы и спустился по узким ступенькам трапа в свою крошечную каюту. Здесь нельзя было стоять, даже склонив голову до невозможности видеть ничего, кроме палубы. В свете маленького фонаря, подвешенного к переборке, можно было разглядеть обстановку каюты: кушетка, маленький стол, буфет и расшатанный стул.
   Открыв единственный ящик стола, он обнаружил судовую роль «Кэтлин». Взглянув на имена, Рэймидж увидел обычную мешанину. Колонка «Место рождения» указывала на пару португальцев, генуэзца, уроженца Ямайки, француза, и, в конце списка, американца. Он перевел взгляд по строке и увидел, что того зовут Джексон, и что внесена его фамилия прямо перед его собственной записью, гласившей: «Лейтенант Николас Рэймидж…В соответствии с приказом, датированным октября 19 года 1796…Бастия». Штурман своевременно внес новые сведения в документ, ведь прежний командир вот уже несколько дней назад попал в госпиталь, с удовлетворением отметил Рэймидж.
   Пролистав книгу приказов и журнал регистрации, лейтенант не обнаружил ничего, кроме обычной рутины. Позже ему нужно будет подписать акты о приеме этих документов, а также книги сигналов, и еще кучи бумаг. Но в этот момент у него есть дела поважнее.
   — Позови штурмана, и передай, пусть захватит с собой карты, — приказал он часовому у двери.
   Через секунду появился Саутвик, держа под мышкой скатанные в рулоны карты.
   — Каково состояние парусов, а также стоячего и бегучего такелажа, мистер Саутвик?
   — Типичное для Средиземноморья, сэр, — невесело ответил Саутвик, — Ничего нового выцарапать невозможно. Весь бегучий такелаж латан-перелатан десять раз. Паруса гнилые, как перезрелые груши — на них больше заплаток, чем самой парусины. Всю чертову оснастку надо было бы выбросить еще год назад. Но мачты, рангоут и корпус, благодарение Господу, пока держатся.
   — Что до экипажа?
   — Экипаж первоклассный, сэр, могу поручиться. Нас немного, мы все свои и почти всегда в море. Никаких брожений по портам, которые разлагают людей.
   — Прекрасно, — отозвался Рэймидж. — Теперь давайте взглянем на карту побережья к северу отсюда.
   Саутвик расстелил карту на столе, прижав другой ее конец судовой ролью, чтобы не скатывался.
   Излагая кратко задачу, Рэймидж попутно измерил с помощью взятого со стола циркуля расстояние до точки, где находилась Башня, и сопоставил его со шкалой долгот, размещенной на карте сбоку. Четырнадцать минут по шкале, это четырнадцать морских миль. Ветер западный, и с рассветом он обещает усилиться до свежего. Паруса и такелаж не в самом хорошем состоянии, но дело не терпит отлагательств. Для проведения операции ему необходим дневной свет. Часа через два после подъема якоря они окажутся в виду Башни, даже если придется пару раз менять галс, чтобы разведать обстановку.
   — Отлично, мистер Саутвик, мы отправляемся в путь за два часа до рассвета.
   Поскольку на корабле нет других офицеров — ни лейтенанта, ни второго штурмана — всю работу придется выполнять Саутвику, его юному помощнику Эпплби и ему самому.
   — Вам бы не мешало поспать, — сказал он штурману.
   В течение следующих десяти минут Рэймидж изучал карту, стараясь зрительно представить очертания берегов и морского дна, проклиная пробелы в промерах глубин. И тут услышал шаги по трапу. Секунду спустя раздался стук в дверь и вошел Джексон, неся письмо и два пакета.
   — Это только что доставила лодка, сэр. Адресовано вам. Лодка с берега, сэр.
   — Отлично, положи на койку.
   Как только Джексон вышел, Рэймидж распаковал длинный сверток, форма которого позволяла догадаться о его содержимом. И действительно, разорвав обертку, он увидел шпагу. Лейтенант выдвинул клинок из ножен: в свете фонаря его поверхность казалась голубой, за исключением острия, отливавшего золотом. Сталь была заточена и отполирована. Клинок покрывала причудливая гравировка, но он был надежным и хорошо сбалансированным. Чашку гарды украшала изысканная резьба, но не в ущерб прочности. Превосходное боевое оружие, а не какая-нибудь дорогостоящая элегантная безделушка, годная только для парада.
   В другом пакете он к своему удивлению обнаружил сделанный из красного дерева и окованный медью ящичек для пистолетов. Открыв его, Рэймидж узнал ту самую пару дуэльных пистолетов, которую видел вечером на полке в кабинете сэра Гилберта. Они выглядели как оружие, на которое можно положиться: идеально точные, хотя слишком легкий спуск не очень подходил для толчеи абордажной схватки. В любом случае, пара являла собой образец оружейного искусства, какой только можно себе представить. В ящичке также находились пороховой рог, запасные кремни, форма для отливки пуль и ершики для чистки стволов.
   Потом Рэймидж открыл письмо. Оно всего лишь гласило: «Пожалуйста, прими этих трех помощников, которые, надеюсь, будут служить тебе в час опасности как должно. Преданный тебе, Гилберт Эллиот».
   Лейтенант позвал часового:
   — Пусть ко мне зайдет старшина Джексон.
   Когда Джексон пришел, Рэймидж передал ему ящик.
   — Проверь-ка их: хороший порох, кремни, и чтобы утром они были готовы и заряжены.
   — Ого! — воскликнул Джексон. — Недурная парочка хлопушек!
   Рэймидж счел момент подходящим для того, чтобы поговорить с американцем.
   — Джексон, хочу сказать тебе спасибо за то, что ты сделал для меня на суде — ты сильно рисковал.
   Американец удивленно посмотрел на него, и ничего не сказал.
   — Но скажи мне, что нового ты собирался рассказать, помимо показаний боцмана и помощника плотника?
   — То, что касается нашего путешествия в шлюпке, сэр.
   — Но там разговор шел на итальянском.
   Джексон задумался.
   — Ну, сэр, а о крестьянской хижине, об истории с Башней, и как вы несли маркизу, и как того парня убили, и все такое, сэр.
   Рэймидж изумленно посмотрел на него.
   — Какого парня?
   — Ну того самого, сэр, графа Претти.
   — Питти.
   — Ну да, Питти.
   — И что тебе известно об этом?
   — Только что ему попали в голову.
   — Откуда ты знаешь, что в голову?
   Джексон вспыхнул, словно придя в ярость из-за того, что его слова ставят под сомнение, но в этот момент Рэймидж был поглощен ожиданием ответа и ему некогда было задумываться о формулировке вопроса.
   — Ну, сэр, вы помните момент, когда вы несли маркизу и столкнулись с французскими конниками?
   — Да.
   — Через несколько минут вы закричали, чтобы я бежал к шлюпке.
   — Да, ну живее, парень!
   — Хорошо. Когда я бежал по вершинам дюн, мне приходилось крутиться среди зарослей кустарника — вокруг шастали французы, и мне не хотелось попасть к ним в лапы. Едва я сунулся в проход между двумя кустами, как натолкнулся на человека, лежащего на песке, лицом вниз. Перевернув его, я увидел, что лицо у него все изуродовано. Я подумал, что это должен быть граф Прети.
   — О, Боже мой! — простонал Рэймидж.
   — Что такое, сэр, я сказал что-то не то?
   — Нет, наоборот. Как жаль, что коммодор Нельсон не прибыл на несколько минут позже, после того, как ты рассказал бы это суду.
   — Но что это могло изменить? — спросил совершенно сбитый с толку Джексон.
   — Я говорил, что меня обвинили в трусости, не так ли?
   — Да, сэр.
   — Так вот, обвинение заключалось в том, что я уплыл в шлюпке, преднамеренно бросив раненого графа Питти. Указывалось даже, что мы гребли, когда кто-то слышал, как он зовет на помощь.
   — Но разве вы не нашли его после того, как доставили маркизу в шлюпку, сэр? Я видел следы на песке возле тела, идущие от шлюпки и обратно, и думал, что они ваши.
   — Так и есть, но никто не видел, что я возвращался. Так же не было никого, насколько мне было известно, кто мог бы подтвердить, что я нашел его с лицом, изуродованным выстрелом.
   — Кроме меня, сэр.
   — Да, кроме тебя. Но я не знал, что ты знаешь, и — Рэймидж горько засмеялся — ты не знал, что я не знаю, что ты знаешь!
   — Проблема была в том, сэр, что вы все разговаривали по-итальянски. Я понял, что у вас с тем, другим парнем, возникла ссора, но никто не знал, из-за чего. И все же: я могу дать показания, когда трибунал соберется вновь.
   — Может быть. Хотя боюсь, что суд не поверит нам теперь, они сочтут, что мы сговорились.
   — Могут сэр. Но им нужно будет только допросить остальных ребят из шлюпки — те могут поклясться, что я рассказал им, что видел, когда вернулся в шлюпку еще до того, как леди лишилась чувств.
   — Ладно, посмотрим. Займись-ка лучше пистолетами. И передай вестовому: пусть принесет мне что-нибудь поужинать.
 
   — Эй, парень… э…к брашпилю, — сказал Рэймидж помощнику боцмана, и в ту же секунду пронзительный свист дудки разнесся по кораблю, звуча в темноте несколько зловеще.
   Рэймидж устал, веки его налились свинцом, и он проклинал себя за то, что не провел осмотр корабля накануне вечером. Управление небольшим куттером с косым парусным вооружением существенно отличается от управления фрегатом с прямыми парусами: помимо отличий в парусах, на «Кэтлин» стоял румпель взамен рулевого колеса, и брашпиль вместо кабестана. Рэймидж едва не выставил себя дураком, отдавая свой первый приказ, лишь в последний момент успев сказать «брашпиль», а не «кабестан».
   Баковые и полдюжины морских пехотинцев, приписанных к кораблю, ринулись вперед. Двое нырнули в люк — им предстоит укладывать канат в бухту по мере выхаживания якоря.
   Ветра было достаточно, может быть даже слишком, если учитывать, что под ветром от береговых скал море должно было быть более спокойным. Стоит настороженно относиться к страшным порывам ветра, прорывающимся через ложбины гор и обрушивающимся на море под острым углом — не один корабль потерял благодаря им стеньги …
   В отличие от гнилых парусов, мачта на «Кэтлин» была достаточно солидной, больше человеческой талии в обхват, сделана из отборной балтийской ели, по крайней мере, поставщики Адмиралтейства наверняка клялись, что из отборной. Длинный гик, проходивший у него прямо над головой, пока он стоял на квартердеке, на несколько футов выступал за гакаборт, напоминая хвост спаниеля. Огромный грот по всей длине был свернут и прикреплен к мачте сезнями, гафель подтянут к гику.
   Кливер и стаксель большими кипами лежали у подножья соответствующих снастей: кливер на конце бушприта, который, словно гигантское удилище, почти горизонтально выдавался на сорок футов вперед, а стаксель у самого форштевня.
   — Якорь на панере, сэр, — отрапортовал Саутвик с полубака. Якорный канат теперь находился по отношению к дну под таким же углом, как и фока-штаг.
   — Отлично, продолжайте выхаживать.
   Настало время поднять грот. Джексон передал ему рупор, и Рэймидж проорал:
   — Вахтенные с полуюта и незанятые — на корму!
   К нему подбежала группа матросов.
   — Травить ниралы и набить рей-тали… Отдать сезни!
   Без промедления часть моряков принялась травить тросы, другая часть разбежалась по гику, развязывая узкие полоски троса, крепящие к нему гафель и грот.
   — Якорь сорван, сэр! — прокричал с полубака Саутвик. Якорный канат стоял вертикально, якорь теперь не касался дна. Проклятье, он немного запоздал: якорь уже не держит, но нет еще и парусов, чтобы судно управлялось.
   — Поднять гафель — выбирай и заводи… Поднимайте грот…Отопить пятку и гафеля.
   Матросы бросились к снастям, удерживающим тяжелый гафель и приготовились к подъему паруса. Увидев, что все готовы, лейтенант крикнул:
   — Тяни, навались! Теперь одерживай!
   Парус медленно пополз по мачте, полотнище затрепетало на ветру.
   — Подтянуть грота-шкот… Поживее там! Так, крепи грота-шкот.
   Он повернулся к стоящим у румпеля квартирмейстеру и матросу.
   — Переложить руль. Круче. Так держать.
   Гика-топенант слегка ослаб, так как парус принял на себя часть веса рангоутного дерева. Мд-а-а… парус весь в заплатках, но работает неплохо.
   Как хорошо снова отправиться в путь, даже сейчас, покидая переполненный рейд на куттере и чувствуя груз тяготящих проблем. Ему не приходилось управлять таким кораблем прежде, и он не знал, как будет куттер вести себя при разном положении руля и парусов. Некоторые из судов с косым вооружением предпочитали туго выбранные передние паруса и свободный грот, другие — совсем наоборот.
   Но будь он проклят, если станет спрашивать у Саутвика — скоро и так ему станет ясно, что нравится «Кэтлин». Единственной штукой, которую хотелось бы узнать, не откладывая — как быстро она набирает скорость и слушается руля, чтобы установить контроль над кораблем. Если куттер тихоходен и его снесет на большое расстояние, прежде чем он даст ход, то под ветром на якоре стоит достаточно кораблей (среди них и флагман коммодора Нельсона), чтобы сделать столкновение неизбежным.
   Якорный канат и сам якорь пока еще висели вертикально и работали как тормоз, но, судя по скорости, с которой матросы вращали шпиль, через несколько мгновений якорь должен показаться на поверхности. Видя, что нос корабля уваливается вправо, под ветер, Рэймидж отдал несколько приказаний, и сначала стаксель, а затем кливер поползли вверх по снастям, по мере того, как моряки налегли на фалы.
   Оба паруса моментально забрали ветер, и корабль тотчас оживился — он уже не лежал безвольно на воде, покачиваясь на якорном канате, как отъевшийся бычок на привязи; вода бурлила под форштевнем, обтекая корпус, и пенной кильватерной струей исчезала за кормой.
   На полубаке матросы набросили на якорь стропы и подтянули его к клюзу — шток якоря выступал по сторонам носа как кабаньи клыки. Прихватив тросами лапы, якорь закрепили параллельно борту.
   Поскольку нос судна уваливался вправо, передние паруса могли забрать ветер с бакборта, и именно на левом галсе «Кэтлин» могла направиться к Мачинаджо.
   «Кэтлин» рванулась вперед как лошадь, перешедшая с рыси на галоп, ее форштевень рассекал воду, вздымая белый бурун. Рэймидж различил впереди смутные очертания стоящего на якоре транспорта и быстро приказал переложить руль и паруса так, чтобы «Кэтлин» пошла круче к ветру.
   Когда под действием парусов корабль рванулся вперед, предоставляя волнам лизать пушечные порты подветренного борта, Рэймидж перехватил беспокойный взгляд Саутвика, только что появившегося на юте. Штурман не имел привычки проходить мимо больших судов так близко с наветра, когда малейшая ошибка, или просто большая волна могли свести на нет промежуток в несколько футов и привести к столкновению. Саутвик был, конечно, совершенно прав: безопаснее проходить с подветренной стороны, но это приведет к потере времени, так как паруса маленькой «Кэтлин» попадут в тень корпуса большого корабля и потеряют на несколько бесценных секунд ветер.
   Рэймидж приказал квартирмейстеру слегка отвернуть, распорядился ослабить паруса, и постепенно положил куттер на курс, который должен был привести их к останкам «Белетты». Даже двум матросам удерживать румпель было тяжеловато. Если ветер усилиться, придется крепить его тросом. Стоит ли поднять бом-кливер? Нет, как и топсель — куттер уже сейчас делал добрых восемь узлов, и дополнительная парусность только заставила бы его глубже осесть, не прибавив скорости. Многие допускают такую ошибку.
   Бастия растворялась за кормой. В темноте Джанна вряд ли могла наблюдать за его отплытием, хотя «Кэтлин» пришлось пройти не далее чем в полумиле от подножия сада вице-короля. Рэймидж был настолько поглощен управлением кораблем, что даже не смотрел в ту сторону.
   — Мистер Саутвик, передайте управление помощнику штурмана идите ко мне вместе с помощником боцмана.
   — Есть, сэр.
   По мере того, как «Кэтлин» шла на север, Рэймидж неожиданно почувствовал радостное воодушевление: может куттер и является одним из самых маленьких боевых кораблей флота, но зато одним из самых маневренных. Его косое вооружение позволяет ему идти так круто к ветру, что он превосходит в маневре намного более крупного противника с прямыми парусами, а увертливость поможет выстоять против превосходящей артиллерии последнего. Это как в истории про быка и терьера — пока терьер способен уклоняться от грозных рогов и копыт быка, он неуязвим.
   Рэймидж направился к поручням наветренного борта у мачты, где, ухватившись за одну из карронад на случай, если ударит особо сильная волна, мог без помех поговорить со штурманом и помощником плотника.
   Дьявол, снасти и концы выглядели весьма потертыми: если их состояние соответствует внешнему виду, то они могут порваться в любую минуту, отправив мачту за борт.
   На гроте, вздымавшемся прямо над ним, заплаток было больше, чем на накидке неаполитанского нищего — этого даже темнота не могла скрыть.
   — О, да, — сказал Рэймидж, заметив взгляды Саутвика и Эванса. — Тут много чего следовало бы поменять.
   Вкратце он посвятил Эванса в историю «Белетты».
   — Нет смысла расписывать в деталях план действий, пока мы не видели ее. Но если фрегат при столкновении сломал только руль, то при нашей осадке риф нам не опасен. Мы может держаться того же курса, что и «Белетта». Все что нам нужно, это полоса глубокой воды у ее бакборта.
   — А как мы будем снимать людей, сэр? — поинтересовался Саутвик.
   — Предполагаю лечь в дрейф у ее борта и удерживаться в таком положении, пока не примем всех на борт. Удерживать корабль на месте — ваша задача, Эванс.
   — Зацепимся кошками, сэр?
   — Да, но прежде всего берегите наше судно: нельзя допустить, чтобы нас вдруг развернуло носом и мы потеряли бушприт — надо быть очень осторожными. С другой стороны, нельзя позволить биться о борт фрегата, иначе мы в клочья порвем наши снасти о его русленя и шлюпбалки. Так что изготовьте три кранца сигарообразной формы — набейте их абордажными сетками, койками, обрывками тросов, чем угодно. По моему приказу спускайте один на носу, другой в середине, чтобы защитить наши вант-путенсы, а третий у кормы.
   — Есть, сэр.
   — Еще мне понадобится дюжина абордажных кошек с линем по меньшей мере фатомов десять каждая. Отберите шесть лучших матросов и расставьте их по штирборту, начиная от якорного клюза. Им предстоит по моей команде забросить кошки и надежно зацепиться за «Белетту». Если необходимо, используйте более толстые канаты, чтобы удерживаться возле нее, — добавил он. — Лини кошек могут не выдержать.
   — Нам придется принять много людей, — заметил Саутвик.
   — Верно. По мере прибытия отправляйте всех вниз, за исключением офицеров. Если мы только не окажемся под огнем — в таком случае нам потребуется помощь их морских пехотинцев.
   — Насколько вероятно, что французы осложнят нам жизнь? — спросил Эванс.
   — Весьма, но, скорее всего, не сразу — они, думаю, будут заняты осадой Башни.
   — Они могут поджечь корабль, сэр, — сказал Саутвик.
   — Могут. Но солдатам неизвестно, насколько он поврежден, поэтому я склоняюсь к мнению, что они постараются сохранить его для своих целей. И еще: угол возвышения наших карронад недостаточен, чтобы прикрыть отступление людей с Башни на «Белетту», но нашим морским пехотинцам, возможно, придется пострелять по мишеням. Отрядите им в помощь полдюжины матросов, которые сносно обращаются с мушкетами. Все остальные мушкеты должны быть заряжены и сложены в сухом и доступном месте, их мы отдадим морским пехотинцам с «Белетты». Это все. Вопросы есть? Нет? В таком случае, выполняйте.
   Оглядев горизонт, Рэймидж спустился в свою каюту. Ветер не усилился, и Эпплби, молодой помощник штурмана, занимал матросов работой со снастями грота и носовых парусов, подтягивая или травя их в зависимости от изменений в направлении ветра.
   Достигнув подножья трапа, Рэймидж отсалютовал в ответ на приветствие часового, вошел, согнувшись, в каюту и сел на койку, раскачиваясь в такт движениям «Кэтлин». Он был доволен собой. Было слышно, как руль скрипит в петлях, а время от времени, когда на корму обрушивалась волна, чувствовался глухой удар. Нос подсказывал, что под его каютой расположена кладовка, забитая мешками с жесткими сухарями, судя по аромату, не очень свежими. А еще внизу располагалась крюйт-камера, где в бочках и мешках хранился порох. Существует иллюстрирующая незавидную судьбу капитана поговорка, что командир королевского судна живет на бочке с порохом. Куттер принадлежал к тем немногим судам, для которых это не являлось простым сравнением.
 
   Башня и остов «Белетты» скрывались за небольшим мысом, и стали видны только когда «Кэтлин» оказалась у них почти на траверзе. Рэймиджа порадовало, что фрегат расположен примерно так, как он и ожидал, напоминая огромного кита, выброшенного штормом на берег. Однако будь проклят тот лейтенант, не упомянувший в своем рапорте про этот другой мыс на юге, на расстоянии всего лишь пары сотен ярдов от того, на который наскочила «Белетта». На карте он указан не был, но после того, как «Кэтлин» повернула, чтобы подойти к поврежденному кораблю, Рэймидж убедился, что стоило ему сделать малейшую ошибку, куттер запросто мог налететь на этот мыс прежде, чем успел бы отвернуть…
   — Мистер Саутвик!
   Штурман тут же явился.
   — Сделайте в вахтенном журнале запись о положении фрегата в соотношении с этими двумя мысами. Детали можете добавить позже. Не исключено, что они пригодятся тому, кто придет спасать или сжигать нас.
   Рэймидж снова посмотрел на Башню. Благодаря многократному увеличению трубы она, казалось, находится лишь в нескольких сотнях ярдов. Судя по постройке — испанское сооружение шестнадцатого века, в хорошем состоянии. Оно представляло собой темно-красную колонну, расположенную у самого основания мыса. Единственным входом служило отверстие футах в пятнадцати от земли.
   Над башней появилось безобидное на вид облачко дыма, уносимое прочь ветром, потом другое, затем серия более мелких. Команда «Белетты» вела огонь из бронзовых шестифунтовок и мушкетов, но разглядеть их цели было невозможно.
   Башня выглядела невредимой, так что скорее всего французам не удалось доставить сюда полевые орудия. Это неудивительно: учитывая условия местности, даже мул с трудом мог сюда добраться.
   Рэймидж еще раз оглядел «Белетту». По мере того, как «Кэтлин» продвигалась на север, положение фрегата становилось более ясным: теперь явно было видно, что тот на деле лежит под углом около тридцати градусов к утесу, с кормой, направленной на север, как и сказал Пробус. Мачты, сломанные почти у самой палубы, лежали на утесе, словно три крутых мостка.
   Проклятье, что это там, на верху Башни? Три клока материи? Нет, три сигнальных флага! Ими, привязанными к шесту, кто-то размахивал изо всех сил, стараясь в то же время не высовывать голову из-за парапета.
   — Джексон, сигнальную книгу, живо!
   Однако дни в мичманском чине еще были свежи в памяти Рэймиджа, так что ему не составило самому прочитать сигнальные флаги и понять их значение. Синий, с вертикальными белыми полосами, красный, и французский триколор. Первые два означали сигнал номер тридцать один, означавший «находящийся в виду корабль…» Триколор сообщал, что корабль французский.
   Озадаченный, Рэймидж осмотрел горизонт вокруг, но в виду не было ни одного судна, кроме застрявшей на скалах «Белетты». Сигнал может означать «корабль» или «корабли»… А, вот в чем дело: его предупреждают, что на борту фрегата французские солдаты.
   — Джексон, подтвердить сигнал.
   Американец поспешил к ящику с сигнальными флагами.
   — Помощник штурмана! — рявкнул Рэймидж, — помогите с сигналами. Мистер Саутвик, примите на время управление.
   Чертова сигнальная книга: в стремлении объяснить свои намерения засевшему в Башне капитану «Белетты» Рэймидж был ограничен парой сотен слов и стандартных выражений, занесенных в книгу для соответствующих флагов: к примеру: «Убрать паруса», «Флоту встать на якорь», «Конопатчикам с инструментом прибыть на указанное судно».
   Будем надеяться, что капитан «Белетты» не лишен воображения, подумал Рэймидж, пролистывая сигнальную книгу, чтобы освежить память.
   — Джексон, желтый флаг на кормовой флагшток. Да, да, я знаю. Устанавливай скорее эту штуковину, она понадобится всего на пару минут!
   Он предугадал протест Джексона, поскольку устанавливать на ходу кормовой флагшток было опасно — его могло снести гиком. Вот почему в море вымпел на «Кэтлин» поднимали на гафеле.
   Уже через несколько секунд желтый флаг трепетал над кормой, и Рэймидж с облечением увидел, что с Башни подтвердили сигнал. Обернувшись, чтобы приказать Джексону спустить флаг и убрать флагшток, он натолкнулся на изумленные взгляды штурмана и других, кто наблюдал за действиями капитана. Ничего удивительного, подумал Рэймидж, так как в обычных условиях сигнал означал, что кого-то должны повесить или выпороть. Объяснение крылось в точном значении сигнала, указанном в сигнальной книге: «Наказание должно быть исполнено». Смысл его должен быть очевиден для людей в Башне.