Страница:
— Бейте тревогу, мистер Саутвик, — произнес он и добавил, — на фрегате французы.
Не успел штурман прокричать первые слова приказа, как с бака уже донеслось тра-та-та барабана. Помощник плотника и его люди нырнули вниз, чтобы приготовить инструменты и затычки для пробоин. За ними последовал помощники канонира с целью отпереть крюйт-камеру и выдать замки и картриджи для карронад. Команда помощника боцмана наполняла до половины ведра водой и расставляла их около карронад, готовя запальные фитили, которые полагалось держать в прорези возле запала, тлеющей стороной над водой, и использовать в случае, если кремневый замок даст осечку.
Другие моряки посыпали мокрым песком палубу и трапы, чтобы они не были скользкими, но самое главное — чтобы в результате трения подошв или отката орудий не воспламенился просыпавшийся порох. Те, кто последовал за помощником канонира в крюйт-камеру, вскоре снова выбежали на палубу; каждый нес по два полых деревянных цилиндра. Тщательно упакованные, в цилиндрах лежали фланелевые мешочки с порохом — готовые к первому выстрелу картриджи.
— Орудия зарядить, но не выдвигать, мистер Саутвик. Проследите, чтобы дульные пробки не были вытащены, а замки укрыты.
Рэймидж снова заглянул в книгу сигналов. Попытка разъяснить свои намерения людям в Башне напоминала веселую игру в шарады.
— Джексон, подготовь сигнал «один-три-два», но не поднимай, пока не я не скажу. Как только его подтвердят, поднимите «один-один-семь». Он у вас есть?
Он повторил номер и заметил, как молодой помощник штурмана, Эпплби, наскоро записывает приказание на грифеле, употреблявшемся для отметок о курсе и скорости корабля.
— Эпплби, — окликнул его Рэймидж, — отправляйся и передай командиру каждого орудийного расчета на штирборте, что скоро мы откроем огонь по «Белетте». Мы пройдем рядом с ней, но я постараюсь плавно повернуть фордевинд. Каждое орудие стреляет по мере готовности. Я намереваюсь стрелять продольным огнем, так что пусть целятся только в корму.
Не забыл ли он чего-нибудь? Если говорить прямо, обстрелять продольным огнем севший на скалы фрегат с французскими солдатами в намерении выкурить их оттуда — достаточно просто. В письменном рапорте это займет одну строчку. Подойти к борту фрегата и принять на борт его экипаж — еще две строчки. По существу вся операция, от выхода из Бастии и до возращения, уложится самое большое в восемь строк.
Тем не менее, стоит ему допустить ошибку — налететь на скалу и продырявить куттер, получить от французов ядро и потерять мачту, или повредить корабль при швартовке к фрегату, — и Рэймиджу не избежать нового трибунала. Флот — строгий судия. В военное время, когда в море находятся сотни судов, операция подобная этой является для капитана обычной рутиной. Успех здесь не вполне верное слово: человек либо справляется с заданием, либо нет. И если нет, то ему придется отвечать за последствия, все равно, как если бы это было сражение. Суд исходит, прежде всего, из убеждения, что удача и решимость не менее важны, чем вес бортового залпа, а во-вторых, из устоявшейся традиции, что один бритт равен трем французам или испанцам.
Стоит ему просчитаться и развернуть «Кэтлин» бортом к фрегату, а французам суметь должным образом использовать пушки «Белетты», то Рэймиджу повезет, если куттер не отправится на дно. Никому не придет в голову считать маленький куттер, вооруженный десятью карронадами, способным атаковать фрегат с двадцатью шестью двенадцати- и шестью шестифунтовыми орудиями. Это означает самоубийство, и капитан куттера, уклонившийся от схватки будет оправдан, а возможно, заслужит похвалу. Но если этот фрегат сидит на скалах… Это другое дело: потерпевшие крушение суда принято считать беззащитными.
Но «Белетта» вовсе не беззащитна — Рэймидж знал, что если «Кэтлин» войдет в зону поражения, французы обрушат на нее полный залп орудий левого борта: тринадцать ядер, каждое диаметром в четыре с половиной дюйма и весом двенадцать фунтов, и еще три весом по шесть фунтов. Они также могут использовать картечь: двенадцатифунтовки в состоянии выплюнуть более 150 картечин — железных шаров весом около фунта каждый, а шестифунтовки — еще восемнадцать массой по полфунта.
«Вы все еще под трибуналом…» — фраза Пробуса всплыла в его памяти. Допустить, чтобы потерпевший крушение корабль потопил куттер — все равно что вынести себе смертный приговор, подумал Рэймидж. Он станет посмешищем для всего флота: «Вы слышали? Развалина потопила сына старины Пали-без-Передышки!»
Глядя в подзорную трубу, он, как показалось, различил лица, осторожно выглядывающие из нескольких пушечных портов «Белетты». Французы рассчитывают, что он не догадывается об их присутствии на борту — они подстроили хитрую ловушку и ждут, когда англичане окажутся на дистанции выстрела. Но им неизвестно, что его уже предупредили. Более того, он знает, на какой угол в сторону кормы могут быть довернуты орудия «Белетты», так что если куттер будет держаться под определенным углом по отношению к фрегату, ему ничего не грозит. Наглядно это можно представить как веер, раскрытый от центра корабля. Но если «Кэтлин» окажется внутри веера, трех точных попаданий будет достаточно, чтобы разнести крошечный куттер в щепки.
Рэймидж попытался произвести в уме приблизительные расчеты: если пушки «Белетты» будут довернуты на максимальный угол на корму, а «Кэтлин», делая семь узлов, пройдет ярдах в ста от нее под углом в сорок пять градусов к осевой линии фрегата, а затем повернет…
Он выругался, проклиная себя за слабость в математике, и бросил считать. Если не удастся отвернуть вовремя, огонь их все равно достанет. И все же ему надо подойти ближе, пусть и это и рискованно — если он хочет, чтобы залп картечи из его карронад дал результат. С дистанции более сотни ярдов разлет железных шаров слишком велик; чтобы быть уверенным, что картечь проломит корму «Белетты» и порубит, будем надеяться, французских солдат в капусту, нужно подойти ближе.
Рэймидж ощутил, что его недавнее воодушевление исчезло — предстоящее задание оказалось намного труднее, чем можно было представить: если бы куттер встретился с фрегатом в открытом море, то мог был использовать свою лучшую маневренность для уклонения от мощного бортового залпа фрегата, в то же время всегда остается небольшой шанс, что один удачный выстрел с куттера может повредить рангоут фрегата, позволив маленькому кораблику ускользнуть. Но у «Кэтлин» такого шанса не было — сидящая на скалах «Белетта» представляла собой не что иное, как крепость, и французские артиллеристы, обученные стрелять по движущейся цели, получали другое серьезное преимущество: у них есть неподвижная платформа для стрельбы, в то время как куттер раскачивается на волнах.
Рэймидж посмотрел через левый борт «Кэтлин»: с их теперешний позиции «Белетта» казалась укороченной — видна была только корма и часть борта. Самое время лечь на другой галс, взяв курс, аналогичный тому, которым следовала «Белетта», когда наскочила на камни.
— Мистер Саутвик, мы ложимся на другой галс.
Штурман прокричал серию команд, и матросы побежали к кливеру, стакселю и парусам грот-мачты, другие встали наизготовку у снастей подветренного борта.
Саутвик посмотрел сначала через палубу вперед, потом наверх, чтобы убедиться, что все в порядке.
— Готовсь!
— Переложить руль! — бросил он рулевым.
Нос куттера стал уклоняться под ветер, в направлении берега. При прохождении линии ветра кливер и стаксель заполоскали, поскольку поток воздуха обдувал их с обеих сторон. Затем над головами у них повернулся гик грота.
— Руль под ветер! Трави снасти… Крепи шкоты!
Моряки, хлопотавшие у шкотов штирборта переместились неторопливо — или, скорее, так казалось, поскольку на самом деле двигались они быстро, но, благодаря хорошей тренировке, использовали минимум усилий, — к шкотам бакборта и стали выбирать их. Передние паруса снова надулись, едва ветер вдохнул в них жизнь.
— Поживей, там, — рявкнул Саутвик. — Увалиться, — приказал он двум рулевым. Те немного повернули румпель, чтобы корабль немного увалился под ветер и мог набрать ход, а волны не били прямо в нос судна.
— Спасибо, мистер Саутвик, — сказал Рэймидж. — Берите круче к ветру.
— Выбрать кливер- и стаксель-шкоты, — прокричал Саутвик, — выбрать грота-шкот! Квартирмейстер — немного на штирборт!
Рэймидж наблюдал, как заостренный нос «Кэтлин» разворачивается к ветру. Разница составляла лишь несколько градусов, но сказалась мгновенно. С момента выхода из Бастии до поворота на другой галс куттер шел бортом к ветру и волнам, почти не подвергаясь качке — валы, набегавшие с бакборта, проскальзывали под корабль и разбивались о его массивный киль, ветер, надувавший паруса, компенсировал их удары, так что куттер мчался вперед легко и грациозно.
Но теперь, повернув круто к ветру, «Кэтлин» врезалась в волны под острым углом, нос ее взлетал и опускался по диагонали при встрече с каждым валом, рассекая его гребень и поднимая из под наветренной скулы сверкающий фонтан брызг, намочивший все до самой мачты.
Не сознавая что делает, Рэймидж балансировал на ногах, мышцы которых то напрягались, то расслаблялись, стараясь удержать его прямо.
Он посмотрел на «Белетту» — она теперь была прямо с правой скулы, а курс «Кэтлин» медленно приближал ее к берегу. Подсознательно Рэймидж прикинул снос корабля, отметил, что он слишком велик, и приказал:
— Квартирмейстер, круче к ветру, пока паруса не заполощут… Вот, так держать.
— Зюйд-вест-тень-вест, сэр, — механически отозвался рулевой.
— Отлично, мистер Саутвик. Прикажите обтянуть паруса, если вас не затруднит.
Теперь почти как надо, подумал Рэймидж: «Кэтлин» нацелилась на «Белетту», словно намеревалась вонзить бушприт в ее капитанскую каюту. Теперь от него требуется точно рассчитать тот последний момент, когда нужно отвернуть, ведь если он хочет дать шанс своим канонирам, то не должен отворачивать слишком рано.
По счастью, корма — самое уязвимое место больших военных кораблей: ее большой транец гораздо менее прочен в сравнении с бортами. Если картечь с «Кэтлин» пробьет его доски, то пронижет насквозь оставшуюся часть судна. Эффект, который это произведет на французских солдат, должен быть ужасен: факт, что он не привыкли к полутьме и тесноте главной батарейной палубы фрегата, еще более его усилит. Когда они услышат, как трещат доски транца, и увидят, как их цель, развернувшись на пятачке, снова уходит в море, не попав в зону досягаемости их орудий, солдаты начнут нервничать. А беспокойство от страха, как и страх от паники, отделяет лишь один шаг…
— Помощник боцмана! Передай помощнику плотника, что мы, возможно, окажемся под огнем со штирборта меньше чем через пять минут.
Это позволит команде плотника, вооруженной деревянными затычками, парусиновыми, кожаными и медными пластырями, а также большим количеством жира, приготовиться заделывать любые пробоины. Учитывая продольную качку, вероятность того, что ядро попадет в подводную часть носа во время подъема на волне, довольно высока. А при ветре с берега «Кэтлин» накренилась на бакборт, являя взорам большой участок медной обшивки уязвимой части днища штирборта.
Вверх-вниз — нос «Кэтлин» взбирается на волну, потом скользит вниз в хребта и врезается в ложбину. Неожиданно сильный порыв ветра накренил ее так, что острый форштевень зарылся в следующий вал под острым углом. Изрядная масса воды обрушилась на бак и понеслась к корме по плоской палубе. Едва матросы успели ухватиться за пушки и тали, как оказались по колено в воде, разлившейся подобно реке и потащившей за собой по палубе все незакрепленные предметы, включая орудийные банники и ерши, и даже несколько фитильных ведер.
Саутвик дал команду морякам у кормовых пушек, и они успели поймать уплывший инвентарь прежде, чем его вынесло в море через орудийные порты.
Рэймидж выругался. Хорошо еще, что он распорядился вернуть на место дульные пробки, запечатывающие стволы карронад.
— Мистер Саутвик: проверьте орудия, пусть командиры расчетов насухо протрут кремни и замки.
Каждую деталь «Белетты» уже можно было легко разглядеть без помощи подзорной трубы. Рэймидж подозвал Саутвика, еще раз бегло изложил план, и напомнил, с нажимом на каждое слово:
— Как только мы окажемся на дистанции стрельбы, уваливаемся под ветер, чтобы задействовать орудия. В ту самую минуту, когда выстрелит последняя пушка, приводимся к ветру и уходим в сторону моря.
— Есть, сэр. Все ясно.
— И следите за шкотами и снастями.
— Есть, сэр, — бодро ответил Саутвик, — сделаем все так, словно за нами наблюдает адмирал.
— Надо даже лучше, — усмехнулся Рэймидж, — Гораздо хуже получить заряд от французов, чем выволочку от адмирала.
В эту секунду Рэймидж подумал про Джанну: что она делает сейчас? Ему пришлось силой воли отогнать эти мысли, поскольку он начал уже размышлять, увидятся ли они когда-нибудь вообще. Вопрос не праздный, если посмотреть на жерла двенадцатифунтовых орудий, торчащих из портов «Белетты».
Остается проделать еще около полумили, а это четыре-пять минут; а куттер движется слишком быстро и раскачивается слишком сильно, чтобы у артиллеристов появился реальный шанс.
— Выдвигайте орудия, мистер Саутвик. Дульные пробки оставить.
Рэймидж смотрел, как карронады задвигались на станках, следуя легкому изменению курса, и неожиданно решил сказать несколько слов команде. Он поднес ко рту рупор — что за противный вкус у медного нагубника, — и закричал:
— Слушай сюда! Мистер Эпплби объяснил, что вы должны делать. Помните — каждый выстрел — через капитанскую каюту! И поживее на парусах, когда мы станем разворачиваться, а не то французы разнесут «Кэтлин» корму, а вместе с ней ваши головы.
Матросы закричали и замахали руками в ответ: брызги вымочили их с головы до ног, но они выглядели веселыми.
С подветра от утесов куттер оказался в полосе более спокойной воды; теперь нужно было опасаться внезапных порывов ветра. Рэймиджу хотелось уменьшить снос, да и крен был слишком сильным.
— Убрать стаксель, мистер Саутвик. Потравить грота-шкот.
Матросы у мачты потравили фал стакселя, другие стали спускать полотнище паруса. Заполоскав на секунду-две, оно сползло вниз. Одновременно другая группа моряков ослабила грота-шкот. Давление ветра на паруса уменьшилось, куттер стал двигаться медленнее, качка сразу сделалась менее резкой.
Проклятье… Как всегда, он слишком затянул, но, чем меньше все они, включая его самого, думают о пушках «Белетты», тем лучше.
Джексон стоял рядом, и Рэймидж приказал ему:
— Поднять первый сигнал — номера сто и тридцать два.
Американец потянул один конец фала, зажав другой между ног.
Рэймидж посмотрел на матросов у румпеля — они оказались хорошими рулевыми, так что лучше будет указать им направление, чем задать курс.
— Правьте, как если бы вы намеревались причалить к берегу в трехстах ярдах от фрегата с той стороны.
К этому времени сигнальные флаги уже развевались на ветру, и через подзорную трубу лейтенант увидел, что Башня подтвердила получение сигнала.
Поймет ли капитан «Белетты» значение сигнала, только что переданного с куттера: «Использовать пушки и стрелковое оружие»? Рэймидж рассчитывал, что его коллега предпримет диверсию, чтобы отвлечь врага, но если даже его не поймут, на план это не повлияет.
«Белетта» казалась покинутой, но Рэймидж знал, что скрытые подзорные трубы наблюдают за ним и обменом сигналами с Башней.
— Активная стрельба с Башни, сэр, — доложил Джексон.
Рэймидж поднял голову. Так и есть: британцы поняли намек, и делают все возможное. На верхушке сооружения то и дело возникали облачка дыма, тут же уносимые ветром.
Бросив взгляд вперед, через палубу, Рэймидж заметил, что куттер по-прежнему время от времени врезается в особо крутые волны, обдавая брызгами наветренную часть бака.
— Поаккуратнее с большими волнами, — бросил он рулевым. Не стоит больше заливать орудия.
Утесы теперь были совсем близко, да и до «Белетты» рукой подать.
— Приготовиться к повороту, мистер Саутвик! Квартирмейстер — держи, как если бы собирался подойти к ее борту!
Штурман отдал приказания.
Рэймидж вдруг забеспокоился, не подвел ли он куттер слишком близко, так что угол возвышения карронад окажется недостаточным. Саутвик заметил беспокойство капитана, но неправильно понял его причину, и, кивнув в сторону утесов, сказал со своей обычной жизнерадостностью:
— Если мы сядем на камни, сэр, это будет уж совсем жутким невезением — под такими скалами должно быть не меньше десяти сажен глубины.
Рэймидж кивнул в ответ: такие крутые утесы подразумевали глубокую воду, в то время как низменному побережью обычно сопутствуют отмели.
Пока «Кэтлин» приближалась к фрегату, на Рэймиджа нахлынул целый поток ощущений. Море стало намного спокойнее, хотя утесы не затеняли ветер так, как ожидалось. Наверху виднелась только вершина Башни — гряда скал скрывала остальное.
«Вы все еще под трибуналом», — что бы не имел в виду Пробус, у следующего трибунала не будет недостатка в свидетелях, но если сейчас он допустит ошибку, то обвинять станет некого.
Бог мой, фрегат быстро приближается! Рэймидж перехватил взгляд Джексона и осознал, что почесывает шрам на лбу. Проклятый американец! Усилием воли он сцепил руки за спиной, зажав подзорную трубу подмышкой. «Что ж, снова ринемся, друзья, в пролом»… [45]
Теперь уже можно было различить стекла кормовой галереи фрегата — они поблескивали на солнце. Еще видны были жалкие остатки рудерпоста, где руль был срезан у самого начала подводной части кормы. Удивительно, как мачты ухитрились упасть прямо на утес.
Еще триста ярдов. Нет, меньше, гораздо меньше.
Рэймидж поднес ко рту рупор, потом отдернул его и стер с нагубника соленую воду — жажда уже и так дает о себе знать.
— Помните, ребята: каждый выстрел — в цель! Не торопитесь. Не забывайте, что мы будем постепенно поворачивать, так что не спешите наводить орудия. Пробки — вон!
Стал различимы детали золотого орнамента на транце и кормовых галереях «Белетты». В окне с выбитым стеклом на мгновение появилось чье-то лицо.
— За все, что дано нам, да преисполнит нас Господь искренней благодарности, — с притворной набожностью произнес Джексон слова известной молитвы.
До точки открытия огня осталось двести ярдов. Куттер скользил, словно прогулочная яхта — для полноты картины не хватало только смеющихся прекрасных женщин на палубе… Сто пятьдесят ярдов… Таких, как Джанна — задающей вопросы, спотыкающейся при произнесении незнакомых слов, с ее мелодичным голосом, с ее телом…Сто ярдов. Квартирмейстер балансирует с наветренной стороны румпеля, стараясь удержать его, другой рулевой тянет или толкает в такт с ним.
— Приготовиться травить шкоты, мистер Саутвик.
Лишний приказ — он уже отдал его раньше. Рэймидж снова почесал шрам, не обращая внимания, заметил это проклятый Джексон, или нет, и опять увидел промелькнувшее в окне лицо.
С места, где он стоял, до форштевня «Кэтлин» было шестьдесят футов, а ее бушприт выдавался вперед еще на сорок — в целом, чуть более тридцати ярдов.
И тут Рэймиджа охватил ужас: он понял, что не сможет обстрелять «Белетту» и лечь на обратный курс, избежав огня задних орудий в батарее фрегата. Он ошибся: как в расчете курса, так и в оценке закругления кормы «Белетты». Но теперь поздно что-либо менять.
До точки поворота пятьдесят ярдов. Половина их этих людей, напряженно застывших сейчас у пушек, умрет через пару минут.
— Квартирмейстер — поворачивай понемногу. Мистер Саутвик — шкоты! К орудиям!
Постепенно нос куттера, прежде направленный точно на корму фрегата, стал отворачивать к морю. Рэймидж подумал, что ему никогда прежде не доводилось видеть, чтобы корабль разворачивался так медленно. Ему уже хотелось приказать квартирмейстеру сильнее переложить румпель, когда он увидел, как командир расчета первой карронады присел на колено футах в четырех-пяти за орудием, и, сжимая в руке шнур замка, стал прицельно смотреть вдоль ствола.
Спокойнее, скомандовал себе Рэймидж. Бог мой, каким чудовищно огромным кажется фрегат, если смотреть на него с палубы маленького куттера. Внезапный грохот от выстрела орудия впереди заставил его вздрогнуть, но инстинктивно он посмотрел на цель: целая секция кормовой галереи «Белетты», где появлялся человек, скрылась в облаке пыли — странно, но ядро, попавшее в резное дерево галереи, всегда поднимает пыль. Несколько ржавого цвета точек возле пролома показывали места, где разлетевшиеся картечины пробили обшивку.
Снова грохот — выстрелила вторая карронада — и заряд картечи врезался в корму ближе к штирборту. Большая часть железных шаров попала ниже окон, породив новое облако пыли, дождь обломков и искры, где произошел рикошет от металла.
Выстрелило третье орудие, попав в центральную секцию. «Кэтлин» продолжала отворачивать к морю, и Рэймидж мог теперь видеть борт фрегата. Видны были неуклюжие короткие жерла орудий главной батареи, торчащие из портов. Они были развернуты к корме до предела. Рэймидж представил себе французов, сжимающих тросы замков, в ожидании, когда станет виден куттер…
Пороховой дым от карронад «Кэтлин» сносило назад, и хотя Рэймидж его не видел, зато чувствовал этот кислый, щиплющий горло запах. Шум и запах битвы — сочетание, заставляющее людей на время терять рассудок, превращая спокойных, дружелюбных моряков в кровожадных убийц. Бывают моменты — особенно при абордаже — когда офицерам приходится потрудиться, чтобы удержать своих людей в рамках дисциплины. Это редко им удается, однако успеху не нужны оправдания, а в случае неудачи — кто спросит с мертвого командира?
— Мистер Саутвик — к повороту!
Громыхнула четвертая карронада — остался еще выстрел — он посмотрел на пятое орудие, последнее в его маленькой бортовой батарее. Помощник артиллериста, Эдвардс, склонился над ней, беря прицел — даже сейчас неплохо было бы увеличить угол возвышения. В руке Эдвардс держал шнур. Да выстрелит когда-нибудь этот проклятый парень? Тот снова посмотрел вдоль ствола, поглядел через порт: не набегает ли большая волна, — и, переждав вал, дернул за шнур.
Рэймидж почти не услышал звука выстрела, увидел только клуб дыма, вылетевший из жерла орудия.
— Поворачивай!
Квартирмейстер и его помощник переложили руль. Моряки лихорадочно суетились у грота-шкота, стремясь изменить положение гика, другая группа матросов работа у снастей кливера. Нос куттера стал медленно поворачиваться к морю, но медленно, слишком медленно. Рэймидж посмотрел, как тяжелый гик пересек палубу, потом повернулся к корме.
Прямо на него глядели жерла четырех двенадцатифунтовок главной батареи фрегата и четыре меньших орудия, установленных на верхней палубе — прямое доказательство ошибочности его расчетов. Поскольку корпус «Белетты» закруглялся к оконечностям, последние орудия батарей могли быть довернуты гораздо больше: он не принял в расчет это искривление, и вот теперь французские артиллеристы наблюдают, как «Кэтлин» входит в поле их видимости.
— Господи Иисусе! — пробормотал Джексон.
Дуло последней пушки главной палубы «Белетты» полыхнуло красным и выплюнуло облачко желтоватого дыма. Долей секунды позже наверху раздался треск, и Рэймидж увидел, как стеньга «Кэтлин» медленно клонится вниз. Он не мог оторвать глаз от фрегата. Следующее орудие блеснуло и окуталось дымом. Резкий звук, похожий на треск разрываемой парусины, дал понять Рэймиджу, что ядро прошло в нескольких футах от него, но неприятный лязг металла и крики раненых без слов сказали ему, что оно пронеслось вдоль линии карронад по штирборту. Едва лейтенант снова повернулся к фрегату, как выстрелила последняя пушка верхней палубы, через секунду за ней — вторая.
Он ожидал грохота и боли, но вместо этого ярдах в тридцати за кормой куттера раздался всплеск, а следом за ним — зловещий вой, когда ядро, срикошетив от воды, пронеслось над их головами. Второе ядро, должно быть, прошло слишком высоко.
— Пушки верхней палубы наводил один человек, — прокомментировал Джексон. — И кто бы сказал, куда он послал последнее ядро?
Выстрелила третья пушка верхней палубы, почти следом за ней третья с главной батареи. Глухой удар и дождь щепок свидетельствовали, что ядро проломило фальшборт «Кэтлин», но, кинув, взгляд на румпель, Рэймидж убедился, что руль исправен, зато переведя взгляд на матросов у грота-шкота, обнаружил кровавую мешанину тел — ядро упало прямо посреди них.
«Кэтлин» направлялась на северо-восток, и быстро меняла курс. Рэймидж ждал, когда выстрелит четвертое орудие главной палубы. Если повезет, остальные не смогут вступить в дело.
Саутвик уже распорядился послать людей наверх, чтобы разобраться с повреждением стеньги, и теперь вернулся с докладом.
— Стеньгу можно убрать без помех, сэр — больше ничего не повреждено. Сбиты три орудия правого борта. По прикидкам, около дюжины парней убито и где-то две дюжины ранено.
Не успел штурман прокричать первые слова приказа, как с бака уже донеслось тра-та-та барабана. Помощник плотника и его люди нырнули вниз, чтобы приготовить инструменты и затычки для пробоин. За ними последовал помощники канонира с целью отпереть крюйт-камеру и выдать замки и картриджи для карронад. Команда помощника боцмана наполняла до половины ведра водой и расставляла их около карронад, готовя запальные фитили, которые полагалось держать в прорези возле запала, тлеющей стороной над водой, и использовать в случае, если кремневый замок даст осечку.
Другие моряки посыпали мокрым песком палубу и трапы, чтобы они не были скользкими, но самое главное — чтобы в результате трения подошв или отката орудий не воспламенился просыпавшийся порох. Те, кто последовал за помощником канонира в крюйт-камеру, вскоре снова выбежали на палубу; каждый нес по два полых деревянных цилиндра. Тщательно упакованные, в цилиндрах лежали фланелевые мешочки с порохом — готовые к первому выстрелу картриджи.
— Орудия зарядить, но не выдвигать, мистер Саутвик. Проследите, чтобы дульные пробки не были вытащены, а замки укрыты.
Рэймидж снова заглянул в книгу сигналов. Попытка разъяснить свои намерения людям в Башне напоминала веселую игру в шарады.
— Джексон, подготовь сигнал «один-три-два», но не поднимай, пока не я не скажу. Как только его подтвердят, поднимите «один-один-семь». Он у вас есть?
Он повторил номер и заметил, как молодой помощник штурмана, Эпплби, наскоро записывает приказание на грифеле, употреблявшемся для отметок о курсе и скорости корабля.
— Эпплби, — окликнул его Рэймидж, — отправляйся и передай командиру каждого орудийного расчета на штирборте, что скоро мы откроем огонь по «Белетте». Мы пройдем рядом с ней, но я постараюсь плавно повернуть фордевинд. Каждое орудие стреляет по мере готовности. Я намереваюсь стрелять продольным огнем, так что пусть целятся только в корму.
Не забыл ли он чего-нибудь? Если говорить прямо, обстрелять продольным огнем севший на скалы фрегат с французскими солдатами в намерении выкурить их оттуда — достаточно просто. В письменном рапорте это займет одну строчку. Подойти к борту фрегата и принять на борт его экипаж — еще две строчки. По существу вся операция, от выхода из Бастии и до возращения, уложится самое большое в восемь строк.
Тем не менее, стоит ему допустить ошибку — налететь на скалу и продырявить куттер, получить от французов ядро и потерять мачту, или повредить корабль при швартовке к фрегату, — и Рэймиджу не избежать нового трибунала. Флот — строгий судия. В военное время, когда в море находятся сотни судов, операция подобная этой является для капитана обычной рутиной. Успех здесь не вполне верное слово: человек либо справляется с заданием, либо нет. И если нет, то ему придется отвечать за последствия, все равно, как если бы это было сражение. Суд исходит, прежде всего, из убеждения, что удача и решимость не менее важны, чем вес бортового залпа, а во-вторых, из устоявшейся традиции, что один бритт равен трем французам или испанцам.
Стоит ему просчитаться и развернуть «Кэтлин» бортом к фрегату, а французам суметь должным образом использовать пушки «Белетты», то Рэймиджу повезет, если куттер не отправится на дно. Никому не придет в голову считать маленький куттер, вооруженный десятью карронадами, способным атаковать фрегат с двадцатью шестью двенадцати- и шестью шестифунтовыми орудиями. Это означает самоубийство, и капитан куттера, уклонившийся от схватки будет оправдан, а возможно, заслужит похвалу. Но если этот фрегат сидит на скалах… Это другое дело: потерпевшие крушение суда принято считать беззащитными.
Но «Белетта» вовсе не беззащитна — Рэймидж знал, что если «Кэтлин» войдет в зону поражения, французы обрушат на нее полный залп орудий левого борта: тринадцать ядер, каждое диаметром в четыре с половиной дюйма и весом двенадцать фунтов, и еще три весом по шесть фунтов. Они также могут использовать картечь: двенадцатифунтовки в состоянии выплюнуть более 150 картечин — железных шаров весом около фунта каждый, а шестифунтовки — еще восемнадцать массой по полфунта.
«Вы все еще под трибуналом…» — фраза Пробуса всплыла в его памяти. Допустить, чтобы потерпевший крушение корабль потопил куттер — все равно что вынести себе смертный приговор, подумал Рэймидж. Он станет посмешищем для всего флота: «Вы слышали? Развалина потопила сына старины Пали-без-Передышки!»
Глядя в подзорную трубу, он, как показалось, различил лица, осторожно выглядывающие из нескольких пушечных портов «Белетты». Французы рассчитывают, что он не догадывается об их присутствии на борту — они подстроили хитрую ловушку и ждут, когда англичане окажутся на дистанции выстрела. Но им неизвестно, что его уже предупредили. Более того, он знает, на какой угол в сторону кормы могут быть довернуты орудия «Белетты», так что если куттер будет держаться под определенным углом по отношению к фрегату, ему ничего не грозит. Наглядно это можно представить как веер, раскрытый от центра корабля. Но если «Кэтлин» окажется внутри веера, трех точных попаданий будет достаточно, чтобы разнести крошечный куттер в щепки.
Рэймидж попытался произвести в уме приблизительные расчеты: если пушки «Белетты» будут довернуты на максимальный угол на корму, а «Кэтлин», делая семь узлов, пройдет ярдах в ста от нее под углом в сорок пять градусов к осевой линии фрегата, а затем повернет…
Он выругался, проклиная себя за слабость в математике, и бросил считать. Если не удастся отвернуть вовремя, огонь их все равно достанет. И все же ему надо подойти ближе, пусть и это и рискованно — если он хочет, чтобы залп картечи из его карронад дал результат. С дистанции более сотни ярдов разлет железных шаров слишком велик; чтобы быть уверенным, что картечь проломит корму «Белетты» и порубит, будем надеяться, французских солдат в капусту, нужно подойти ближе.
Рэймидж ощутил, что его недавнее воодушевление исчезло — предстоящее задание оказалось намного труднее, чем можно было представить: если бы куттер встретился с фрегатом в открытом море, то мог был использовать свою лучшую маневренность для уклонения от мощного бортового залпа фрегата, в то же время всегда остается небольшой шанс, что один удачный выстрел с куттера может повредить рангоут фрегата, позволив маленькому кораблику ускользнуть. Но у «Кэтлин» такого шанса не было — сидящая на скалах «Белетта» представляла собой не что иное, как крепость, и французские артиллеристы, обученные стрелять по движущейся цели, получали другое серьезное преимущество: у них есть неподвижная платформа для стрельбы, в то время как куттер раскачивается на волнах.
Рэймидж посмотрел через левый борт «Кэтлин»: с их теперешний позиции «Белетта» казалась укороченной — видна была только корма и часть борта. Самое время лечь на другой галс, взяв курс, аналогичный тому, которым следовала «Белетта», когда наскочила на камни.
— Мистер Саутвик, мы ложимся на другой галс.
Штурман прокричал серию команд, и матросы побежали к кливеру, стакселю и парусам грот-мачты, другие встали наизготовку у снастей подветренного борта.
Саутвик посмотрел сначала через палубу вперед, потом наверх, чтобы убедиться, что все в порядке.
— Готовсь!
— Переложить руль! — бросил он рулевым.
Нос куттера стал уклоняться под ветер, в направлении берега. При прохождении линии ветра кливер и стаксель заполоскали, поскольку поток воздуха обдувал их с обеих сторон. Затем над головами у них повернулся гик грота.
— Руль под ветер! Трави снасти… Крепи шкоты!
Моряки, хлопотавшие у шкотов штирборта переместились неторопливо — или, скорее, так казалось, поскольку на самом деле двигались они быстро, но, благодаря хорошей тренировке, использовали минимум усилий, — к шкотам бакборта и стали выбирать их. Передние паруса снова надулись, едва ветер вдохнул в них жизнь.
— Поживей, там, — рявкнул Саутвик. — Увалиться, — приказал он двум рулевым. Те немного повернули румпель, чтобы корабль немного увалился под ветер и мог набрать ход, а волны не били прямо в нос судна.
— Спасибо, мистер Саутвик, — сказал Рэймидж. — Берите круче к ветру.
— Выбрать кливер- и стаксель-шкоты, — прокричал Саутвик, — выбрать грота-шкот! Квартирмейстер — немного на штирборт!
Рэймидж наблюдал, как заостренный нос «Кэтлин» разворачивается к ветру. Разница составляла лишь несколько градусов, но сказалась мгновенно. С момента выхода из Бастии до поворота на другой галс куттер шел бортом к ветру и волнам, почти не подвергаясь качке — валы, набегавшие с бакборта, проскальзывали под корабль и разбивались о его массивный киль, ветер, надувавший паруса, компенсировал их удары, так что куттер мчался вперед легко и грациозно.
Но теперь, повернув круто к ветру, «Кэтлин» врезалась в волны под острым углом, нос ее взлетал и опускался по диагонали при встрече с каждым валом, рассекая его гребень и поднимая из под наветренной скулы сверкающий фонтан брызг, намочивший все до самой мачты.
Не сознавая что делает, Рэймидж балансировал на ногах, мышцы которых то напрягались, то расслаблялись, стараясь удержать его прямо.
Он посмотрел на «Белетту» — она теперь была прямо с правой скулы, а курс «Кэтлин» медленно приближал ее к берегу. Подсознательно Рэймидж прикинул снос корабля, отметил, что он слишком велик, и приказал:
— Квартирмейстер, круче к ветру, пока паруса не заполощут… Вот, так держать.
— Зюйд-вест-тень-вест, сэр, — механически отозвался рулевой.
— Отлично, мистер Саутвик. Прикажите обтянуть паруса, если вас не затруднит.
Теперь почти как надо, подумал Рэймидж: «Кэтлин» нацелилась на «Белетту», словно намеревалась вонзить бушприт в ее капитанскую каюту. Теперь от него требуется точно рассчитать тот последний момент, когда нужно отвернуть, ведь если он хочет дать шанс своим канонирам, то не должен отворачивать слишком рано.
По счастью, корма — самое уязвимое место больших военных кораблей: ее большой транец гораздо менее прочен в сравнении с бортами. Если картечь с «Кэтлин» пробьет его доски, то пронижет насквозь оставшуюся часть судна. Эффект, который это произведет на французских солдат, должен быть ужасен: факт, что он не привыкли к полутьме и тесноте главной батарейной палубы фрегата, еще более его усилит. Когда они услышат, как трещат доски транца, и увидят, как их цель, развернувшись на пятачке, снова уходит в море, не попав в зону досягаемости их орудий, солдаты начнут нервничать. А беспокойство от страха, как и страх от паники, отделяет лишь один шаг…
— Помощник боцмана! Передай помощнику плотника, что мы, возможно, окажемся под огнем со штирборта меньше чем через пять минут.
Это позволит команде плотника, вооруженной деревянными затычками, парусиновыми, кожаными и медными пластырями, а также большим количеством жира, приготовиться заделывать любые пробоины. Учитывая продольную качку, вероятность того, что ядро попадет в подводную часть носа во время подъема на волне, довольно высока. А при ветре с берега «Кэтлин» накренилась на бакборт, являя взорам большой участок медной обшивки уязвимой части днища штирборта.
Вверх-вниз — нос «Кэтлин» взбирается на волну, потом скользит вниз в хребта и врезается в ложбину. Неожиданно сильный порыв ветра накренил ее так, что острый форштевень зарылся в следующий вал под острым углом. Изрядная масса воды обрушилась на бак и понеслась к корме по плоской палубе. Едва матросы успели ухватиться за пушки и тали, как оказались по колено в воде, разлившейся подобно реке и потащившей за собой по палубе все незакрепленные предметы, включая орудийные банники и ерши, и даже несколько фитильных ведер.
Саутвик дал команду морякам у кормовых пушек, и они успели поймать уплывший инвентарь прежде, чем его вынесло в море через орудийные порты.
Рэймидж выругался. Хорошо еще, что он распорядился вернуть на место дульные пробки, запечатывающие стволы карронад.
— Мистер Саутвик: проверьте орудия, пусть командиры расчетов насухо протрут кремни и замки.
Каждую деталь «Белетты» уже можно было легко разглядеть без помощи подзорной трубы. Рэймидж подозвал Саутвика, еще раз бегло изложил план, и напомнил, с нажимом на каждое слово:
— Как только мы окажемся на дистанции стрельбы, уваливаемся под ветер, чтобы задействовать орудия. В ту самую минуту, когда выстрелит последняя пушка, приводимся к ветру и уходим в сторону моря.
— Есть, сэр. Все ясно.
— И следите за шкотами и снастями.
— Есть, сэр, — бодро ответил Саутвик, — сделаем все так, словно за нами наблюдает адмирал.
— Надо даже лучше, — усмехнулся Рэймидж, — Гораздо хуже получить заряд от французов, чем выволочку от адмирала.
В эту секунду Рэймидж подумал про Джанну: что она делает сейчас? Ему пришлось силой воли отогнать эти мысли, поскольку он начал уже размышлять, увидятся ли они когда-нибудь вообще. Вопрос не праздный, если посмотреть на жерла двенадцатифунтовых орудий, торчащих из портов «Белетты».
Остается проделать еще около полумили, а это четыре-пять минут; а куттер движется слишком быстро и раскачивается слишком сильно, чтобы у артиллеристов появился реальный шанс.
— Выдвигайте орудия, мистер Саутвик. Дульные пробки оставить.
Рэймидж смотрел, как карронады задвигались на станках, следуя легкому изменению курса, и неожиданно решил сказать несколько слов команде. Он поднес ко рту рупор — что за противный вкус у медного нагубника, — и закричал:
— Слушай сюда! Мистер Эпплби объяснил, что вы должны делать. Помните — каждый выстрел — через капитанскую каюту! И поживее на парусах, когда мы станем разворачиваться, а не то французы разнесут «Кэтлин» корму, а вместе с ней ваши головы.
Матросы закричали и замахали руками в ответ: брызги вымочили их с головы до ног, но они выглядели веселыми.
С подветра от утесов куттер оказался в полосе более спокойной воды; теперь нужно было опасаться внезапных порывов ветра. Рэймиджу хотелось уменьшить снос, да и крен был слишком сильным.
— Убрать стаксель, мистер Саутвик. Потравить грота-шкот.
Матросы у мачты потравили фал стакселя, другие стали спускать полотнище паруса. Заполоскав на секунду-две, оно сползло вниз. Одновременно другая группа моряков ослабила грота-шкот. Давление ветра на паруса уменьшилось, куттер стал двигаться медленнее, качка сразу сделалась менее резкой.
Проклятье… Как всегда, он слишком затянул, но, чем меньше все они, включая его самого, думают о пушках «Белетты», тем лучше.
Джексон стоял рядом, и Рэймидж приказал ему:
— Поднять первый сигнал — номера сто и тридцать два.
Американец потянул один конец фала, зажав другой между ног.
Рэймидж посмотрел на матросов у румпеля — они оказались хорошими рулевыми, так что лучше будет указать им направление, чем задать курс.
— Правьте, как если бы вы намеревались причалить к берегу в трехстах ярдах от фрегата с той стороны.
К этому времени сигнальные флаги уже развевались на ветру, и через подзорную трубу лейтенант увидел, что Башня подтвердила получение сигнала.
Поймет ли капитан «Белетты» значение сигнала, только что переданного с куттера: «Использовать пушки и стрелковое оружие»? Рэймидж рассчитывал, что его коллега предпримет диверсию, чтобы отвлечь врага, но если даже его не поймут, на план это не повлияет.
«Белетта» казалась покинутой, но Рэймидж знал, что скрытые подзорные трубы наблюдают за ним и обменом сигналами с Башней.
— Активная стрельба с Башни, сэр, — доложил Джексон.
Рэймидж поднял голову. Так и есть: британцы поняли намек, и делают все возможное. На верхушке сооружения то и дело возникали облачка дыма, тут же уносимые ветром.
Бросив взгляд вперед, через палубу, Рэймидж заметил, что куттер по-прежнему время от времени врезается в особо крутые волны, обдавая брызгами наветренную часть бака.
— Поаккуратнее с большими волнами, — бросил он рулевым. Не стоит больше заливать орудия.
Утесы теперь были совсем близко, да и до «Белетты» рукой подать.
— Приготовиться к повороту, мистер Саутвик! Квартирмейстер — держи, как если бы собирался подойти к ее борту!
Штурман отдал приказания.
Рэймидж вдруг забеспокоился, не подвел ли он куттер слишком близко, так что угол возвышения карронад окажется недостаточным. Саутвик заметил беспокойство капитана, но неправильно понял его причину, и, кивнув в сторону утесов, сказал со своей обычной жизнерадостностью:
— Если мы сядем на камни, сэр, это будет уж совсем жутким невезением — под такими скалами должно быть не меньше десяти сажен глубины.
Рэймидж кивнул в ответ: такие крутые утесы подразумевали глубокую воду, в то время как низменному побережью обычно сопутствуют отмели.
Пока «Кэтлин» приближалась к фрегату, на Рэймиджа нахлынул целый поток ощущений. Море стало намного спокойнее, хотя утесы не затеняли ветер так, как ожидалось. Наверху виднелась только вершина Башни — гряда скал скрывала остальное.
«Вы все еще под трибуналом», — что бы не имел в виду Пробус, у следующего трибунала не будет недостатка в свидетелях, но если сейчас он допустит ошибку, то обвинять станет некого.
Бог мой, фрегат быстро приближается! Рэймидж перехватил взгляд Джексона и осознал, что почесывает шрам на лбу. Проклятый американец! Усилием воли он сцепил руки за спиной, зажав подзорную трубу подмышкой. «Что ж, снова ринемся, друзья, в пролом»… [45]
Теперь уже можно было различить стекла кормовой галереи фрегата — они поблескивали на солнце. Еще видны были жалкие остатки рудерпоста, где руль был срезан у самого начала подводной части кормы. Удивительно, как мачты ухитрились упасть прямо на утес.
Еще триста ярдов. Нет, меньше, гораздо меньше.
Рэймидж поднес ко рту рупор, потом отдернул его и стер с нагубника соленую воду — жажда уже и так дает о себе знать.
— Помните, ребята: каждый выстрел — в цель! Не торопитесь. Не забывайте, что мы будем постепенно поворачивать, так что не спешите наводить орудия. Пробки — вон!
Стал различимы детали золотого орнамента на транце и кормовых галереях «Белетты». В окне с выбитым стеклом на мгновение появилось чье-то лицо.
— За все, что дано нам, да преисполнит нас Господь искренней благодарности, — с притворной набожностью произнес Джексон слова известной молитвы.
До точки открытия огня осталось двести ярдов. Куттер скользил, словно прогулочная яхта — для полноты картины не хватало только смеющихся прекрасных женщин на палубе… Сто пятьдесят ярдов… Таких, как Джанна — задающей вопросы, спотыкающейся при произнесении незнакомых слов, с ее мелодичным голосом, с ее телом…Сто ярдов. Квартирмейстер балансирует с наветренной стороны румпеля, стараясь удержать его, другой рулевой тянет или толкает в такт с ним.
— Приготовиться травить шкоты, мистер Саутвик.
Лишний приказ — он уже отдал его раньше. Рэймидж снова почесал шрам, не обращая внимания, заметил это проклятый Джексон, или нет, и опять увидел промелькнувшее в окне лицо.
С места, где он стоял, до форштевня «Кэтлин» было шестьдесят футов, а ее бушприт выдавался вперед еще на сорок — в целом, чуть более тридцати ярдов.
И тут Рэймиджа охватил ужас: он понял, что не сможет обстрелять «Белетту» и лечь на обратный курс, избежав огня задних орудий в батарее фрегата. Он ошибся: как в расчете курса, так и в оценке закругления кормы «Белетты». Но теперь поздно что-либо менять.
До точки поворота пятьдесят ярдов. Половина их этих людей, напряженно застывших сейчас у пушек, умрет через пару минут.
— Квартирмейстер — поворачивай понемногу. Мистер Саутвик — шкоты! К орудиям!
Постепенно нос куттера, прежде направленный точно на корму фрегата, стал отворачивать к морю. Рэймидж подумал, что ему никогда прежде не доводилось видеть, чтобы корабль разворачивался так медленно. Ему уже хотелось приказать квартирмейстеру сильнее переложить румпель, когда он увидел, как командир расчета первой карронады присел на колено футах в четырех-пяти за орудием, и, сжимая в руке шнур замка, стал прицельно смотреть вдоль ствола.
Спокойнее, скомандовал себе Рэймидж. Бог мой, каким чудовищно огромным кажется фрегат, если смотреть на него с палубы маленького куттера. Внезапный грохот от выстрела орудия впереди заставил его вздрогнуть, но инстинктивно он посмотрел на цель: целая секция кормовой галереи «Белетты», где появлялся человек, скрылась в облаке пыли — странно, но ядро, попавшее в резное дерево галереи, всегда поднимает пыль. Несколько ржавого цвета точек возле пролома показывали места, где разлетевшиеся картечины пробили обшивку.
Снова грохот — выстрелила вторая карронада — и заряд картечи врезался в корму ближе к штирборту. Большая часть железных шаров попала ниже окон, породив новое облако пыли, дождь обломков и искры, где произошел рикошет от металла.
Выстрелило третье орудие, попав в центральную секцию. «Кэтлин» продолжала отворачивать к морю, и Рэймидж мог теперь видеть борт фрегата. Видны были неуклюжие короткие жерла орудий главной батареи, торчащие из портов. Они были развернуты к корме до предела. Рэймидж представил себе французов, сжимающих тросы замков, в ожидании, когда станет виден куттер…
Пороховой дым от карронад «Кэтлин» сносило назад, и хотя Рэймидж его не видел, зато чувствовал этот кислый, щиплющий горло запах. Шум и запах битвы — сочетание, заставляющее людей на время терять рассудок, превращая спокойных, дружелюбных моряков в кровожадных убийц. Бывают моменты — особенно при абордаже — когда офицерам приходится потрудиться, чтобы удержать своих людей в рамках дисциплины. Это редко им удается, однако успеху не нужны оправдания, а в случае неудачи — кто спросит с мертвого командира?
— Мистер Саутвик — к повороту!
Громыхнула четвертая карронада — остался еще выстрел — он посмотрел на пятое орудие, последнее в его маленькой бортовой батарее. Помощник артиллериста, Эдвардс, склонился над ней, беря прицел — даже сейчас неплохо было бы увеличить угол возвышения. В руке Эдвардс держал шнур. Да выстрелит когда-нибудь этот проклятый парень? Тот снова посмотрел вдоль ствола, поглядел через порт: не набегает ли большая волна, — и, переждав вал, дернул за шнур.
Рэймидж почти не услышал звука выстрела, увидел только клуб дыма, вылетевший из жерла орудия.
— Поворачивай!
Квартирмейстер и его помощник переложили руль. Моряки лихорадочно суетились у грота-шкота, стремясь изменить положение гика, другая группа матросов работа у снастей кливера. Нос куттера стал медленно поворачиваться к морю, но медленно, слишком медленно. Рэймидж посмотрел, как тяжелый гик пересек палубу, потом повернулся к корме.
Прямо на него глядели жерла четырех двенадцатифунтовок главной батареи фрегата и четыре меньших орудия, установленных на верхней палубе — прямое доказательство ошибочности его расчетов. Поскольку корпус «Белетты» закруглялся к оконечностям, последние орудия батарей могли быть довернуты гораздо больше: он не принял в расчет это искривление, и вот теперь французские артиллеристы наблюдают, как «Кэтлин» входит в поле их видимости.
— Господи Иисусе! — пробормотал Джексон.
Дуло последней пушки главной палубы «Белетты» полыхнуло красным и выплюнуло облачко желтоватого дыма. Долей секунды позже наверху раздался треск, и Рэймидж увидел, как стеньга «Кэтлин» медленно клонится вниз. Он не мог оторвать глаз от фрегата. Следующее орудие блеснуло и окуталось дымом. Резкий звук, похожий на треск разрываемой парусины, дал понять Рэймиджу, что ядро прошло в нескольких футах от него, но неприятный лязг металла и крики раненых без слов сказали ему, что оно пронеслось вдоль линии карронад по штирборту. Едва лейтенант снова повернулся к фрегату, как выстрелила последняя пушка верхней палубы, через секунду за ней — вторая.
Он ожидал грохота и боли, но вместо этого ярдах в тридцати за кормой куттера раздался всплеск, а следом за ним — зловещий вой, когда ядро, срикошетив от воды, пронеслось над их головами. Второе ядро, должно быть, прошло слишком высоко.
— Пушки верхней палубы наводил один человек, — прокомментировал Джексон. — И кто бы сказал, куда он послал последнее ядро?
Выстрелила третья пушка верхней палубы, почти следом за ней третья с главной батареи. Глухой удар и дождь щепок свидетельствовали, что ядро проломило фальшборт «Кэтлин», но, кинув, взгляд на румпель, Рэймидж убедился, что руль исправен, зато переведя взгляд на матросов у грота-шкота, обнаружил кровавую мешанину тел — ядро упало прямо посреди них.
«Кэтлин» направлялась на северо-восток, и быстро меняла курс. Рэймидж ждал, когда выстрелит четвертое орудие главной палубы. Если повезет, остальные не смогут вступить в дело.
Саутвик уже распорядился послать людей наверх, чтобы разобраться с повреждением стеньги, и теперь вернулся с докладом.
— Стеньгу можно убрать без помех, сэр — больше ничего не повреждено. Сбиты три орудия правого борта. По прикидкам, около дюжины парней убито и где-то две дюжины ранено.