Ему было за сорок. Невысокий, крепкого телосложения человек с редеющими русыми волосами, длинными баками, ровными зубами и темно-карими глазами, взгляд которых, пожалуй, можно было бы назвать умным и проницательным, будь их обладатель чуть потрезвее в тот вечер. Его жена была на несколько лет моложе - чуть полноватая женщина с маленькими голубыми глазками, намечающимся двойным подбородком и на удивление хорошей фигурой. Она была довольно трезвой.
   Поэтому разговаривал я по большей части с Хью Прайером.
   Они знали, что Джордж Холстед мертв - равно, как и все остальные здесь присутствующие; миссис Холстед объявила об этом во всеуслышание, прежде, чем я успел удержать её - и с минуту, или около того, чета Прайер убедительно изображала потрясение и полное неведение относительно всего, что только могло каким-то образом касаться убийства.
   Наконец, я поинтересовался у мистера Прайера:
   - А как насчет тех, кого здесь сейчас нет? Что вы можете о них сказать?
   Он замотал головой, как будто безуспешно пытаясь прочистить таким образом мозги, а затем хрипло начал:
   - Да что о них скажешь... Уисты и Райли отвалили. А Кенты и Нельсоны вообще здесь сегодня не появлялись. Это...
   Тут он осекся, потому что крошка Бетти Прайер упреждающе ткула его локтем в бок. Изящное, почти незаметное движение. Но от моего внимания оно все же не ускользнуло.
   Мило улыбнувшись, она подняла на меня глаза.
   - Так вы говорите, Смиты? - как бы между прочим напомнила она. - Джон и Нелла. Понятия не имею, что...
   Хью взглянул на нее.
   - Смиты?
   - Ну да... дорогой, - подтвердила она. - Ведь это о них нас спрашивал мистер Скотт. Джон и Нелла. Они сначала были здесь, а теперь их здесь нет.
   - Я даже не заметил, как они ушли, - сказал он.
   Его жена была права, до этого я действительно вел речь о чете Смит. Но пьяное бормотание Хью показалось мне не менее интересным, и поэтому я попытался дальше развить эту тему.
   - Так, говорите, две пары отказались участвовать? А они были здесь сегодня?
   Он равнодушно воззрился на меня.
   - Ну, Уисты и Райли, так их, кажется, зовут? - подбадривал я его.
   Он снова замотал головой.
   - Нет, их не было. Они тут вообще не при чем.
   - Вы сказали...
   - Нет, - перебил он меня. - Точно, не при чем. Должно быть, я имел в виду другую вечеринку... ну, не этот раз, а раньше, где-нибудь в другом месте. - Он крепко зажмурился и сидел пару секунд с закрытыми глазами. - Я ведь почти не пил, можете мне поверить. Ну, всего-то парочку стаканчиков. А такое ощущение, что засадил целую бочку. Вы уж извините меня, мистер Скотт. - Он немного помолчал. - Смиты, значит, а? Даже не знал, что они ушли.
   И тут прибыла первая полицейская машина. Без сирены.
   * * *
   К тому времени, как я собрался уходить, тело Джорджа Холстеда было уже увезено в морг, а прибывшие на место происшествия полицейские все ещё записывали показания. Я рассказал им все, что знал, так что теперь они сами смогут тут обо всем позаботиться.
   К тому же, если вдруг удастся выяснить что-нибудь существенное, то я знал, что, возможно, утром мне удастся получить доступ к этой информации. Не то чтобы у меня были слишком хорошие отношения с полицией Голливуда и Лос-Анджелеса, но просто капитан Фил Сэмсон является начальником центрального отдела по расследованию убийств при Департаменте полиции Лос-Анджелеса, а по совместительству и моим лучшим другом. Поэтому я отвел миссис Холстед в сторонку и сказал ей, что собираюсь уходить.
   Она была очень бледна, растеряна и находилась отнюдь не в самой лучшей форме, в её больших зеленых глазах застыл ужас от недавно пережитого потрясения, но при данных обстоятельствах ей довольно хорошо удавалось держать себя в руках. Я догадывался, что больше всего на свете ей хочется сейчас принять таблетку снотворного и вернуться обратно в кровать, но мне было необходимо задать ей ещё несколько вопросов.
   Я пересказал ей все, что поведал мне Хью Прайер, но она лишь нахмурилась и покачала головой.
   - Даже не знаю, мистер Скотт, что он мог иметь в виду. Джон и Нелла здесь были. Это Смиты. И я понятия не имею, что с ними могло случиться. Но ни Уисты, ни Райли у нас сегодня не появлялись. И вообще, последний раз я с ними виделась... ну да, несколько недель тому назад. - Она устало улыбнулась. - Так что трудно сказать, что Хью имел в виду - или думал. Я ещё никогда не видела его таким пьяным.
   - Да уж.
   - Хью редко когда выпивает больше одного-двух стаканов, - заверила она меня. - Но сегодня он напился как свинья. Именно сегодня. - Она закусила нижнюю губу. - Вообще-то, мы все были сегодня хороши. Вечеринка... как бы это получше сказать... немножко вышла из-под контроля. Если, конечно, вы понимаете, что я имею в виду.
   - Угу.
   - Джордж сделал пунш. Не знаю, чего он мог намешать туда. Но должно быть там было нечто такое... - Она многозначительно подняла брови.
   Я ничего не сказал.
   Она продолжала.
   - Пунш оказался наредкость хорошим. И все... Даже сказать неловко...
   - Тогда не говорите ничего, - сказал я. - Вы ничего не обязаны мне объяснять, миссис Холстед. - Я улыбнулся. - В конце концов, давать объяснения - это моя работа.
   Она снова слабо улыбнулась, и тогда я продолжал:
   - И в связи с этим мне понадобятся адреса тех людей, о которых упомянул мистер Прайер.
   - Но я же уже сказала, что никого из них не было сегодня здесь.
   - Знаю. Но тот, кого мы ищем, может оказаться как кем-нибудь из присутствующих, так и - скорее всего - тем, кто не афишировал своего присутствия здесь. Это мог быть кто-то со стороны. - Я немного помолчал. Это лишь так, для проверки. В таких делах никогда не знаешь, куда может потянуться ниточка.
   Миссис Холстед согласно кивнула, а затем по памяти продиктовала мне имена и адреса, и я тут же записал их в свой блокнот.
   Она уже сказала мне, как, впрочем, и полицейским, что не знает, кому могло понадобиться убивать её мужа, равно как и возможные мотивы преступления ей тоже не известны. Насколько мне удалось выяснить, остальные гости говорили тоже самое. Очевидно, Джордж Холстед был душой общества и нравился очень многим. Но видимо не все были от него в восторге.
   Поэтому свой следующий вопрос я задал, скорее, по привычке, соблюдая установленную процедуру.
   - Скажите, миссис Холстед, этот брак был первым для вас обоих?
   - Для меня, да. А Джордж однажды уже был женат.
   - Его бывшая жена живет где-то неподалеку?
   - Да. Сейчас Агата живет в Калвер-Сити.
   - Агата?
   - Агата Смеллоу. Они с Джорджем были женаты лет, наверное, двенадцать или четырнадцать. Мне так кажется. Потом она вышла замуж за человека по фамилии Смеллоу, но через год или два после этого он умер.
   Агата Смеллоу, Калвер-Сити. Скорее всего, не самый верный вариант, а там кто её знает.
   - А какие отношения были у мистера Холстеда с его бывшей женой? Они были дружны?
   - Не очень. Он её не выносил. А она ненавидела его.
   - Даже так? Ненавидела?
   - Это совсем не то, что вы подумали. Я не так выразилась. Они иногда виделись, уже после того, как она подала на развод. К тому же было немало неприятных моментов, связанных с самим разводом.
   - Она подала на развод?
   - Да.
   Лицо миссис Холстед не выражало ровным счетом ничего, напоминая собой застывшую восковую маску, но именно теперь я заметил, как вдруг заблестели её зеленые глаза. Они наполнились слезами, которые тут же покатились по щекам.
   Я и так уже довольно долго задерживал её со своими распросами слишком долго. Оглядевшись по сторонам, я перехватил взгляд одного знакомого лейтенанта из полиции и мотнул головой в сторону дома. Он кивнул.
   Взяв миссис Холстед под руку, я повел её к задней двери, и только там сказал:
   - Извините, что лез к вам в душу со своими вопросами.
   - Не извиняйтесь. Я хочу, что бы вы... докопались. Хочу, чтобы вы...
   Она замолчала и тихонько заплакала, прислонившись лбом к моему плечу и безвольно опустив руки.
   Спустя какое-то время она сказала:
   - Спокойной ночи, мистер Скотт.
   - Доброй ночи, миссис Холстед.
   Она развернулась и вошла в дом.
   * * *
   Лейтенант - высокий, лысый полицейский по имени Франс - стоял, прислонившись к сложенной из белого камня жаровне.
   Я подошел к нему, и пока он был занят тем, что раскуривал сигару, поинтересовался его мнением по поводу случившегося.
   В ответ он сначала пару раз пыхнул сигарой, а затем сказал:
   - Если тебя интересует лично мое мнение, то я считаю, что никто из этой шайки не пробивал ему башки. Произошедшее их потрясло. Что, впрочем, не удивительно. И это пока все, Скотт.
   - А что насчет Джона и Неллы Смит?
   - Как раз сейчас к ним отправились наши люди. Пока никаких известий. А у тебя больше нет ничего, за что мы могли бы зацепиться?
   - Пока ничего существенного. К тому, что я уже рассказал, добавить больше нечего.
   - Ну да. Голые, как в раю. Нудисты чертовы. - Он покачал головой, оглядываясь вокруг. - Так значит, вот как у нас живут богатеи, а?
   - Наверное. По крайней мере, некоторые из них.
   - Птицы одного полета, - сказал он. - И похоже, что все до одного обременены лишь одним - налогами. Что б я так жил.
   - Да уж, развеселое житье.
   - В город едешь?
   - Я к вам ещё зайду. Завтра, ладно?
   - Ага, если тебе сейчас больше нечего добавить.
   - Пока нет. Если мне станет известно ещё что-нибудь, я дам вам знать.
   - Молодец, Скотт, хороший мальчик. Ну ладно, до встречи.
   Я кивнул и направился в сторону боковой калитки, через которую ранее и попал в сад. У бассейна на стульях, представлявших собой складной металлический каркас с сиденьем и спинкой из переплетенных пластиковых полос, сидели Сибилла Спорк и миссис Анжелика Берсудиан. Сибилла и в одежде выглядела весьма соблазнительно. Она чистила апельсин, то и дело облизывая липкие от сока пальцы.
   Миссис Берсудиан в одежде была не столь привлекательна, как без нее. Сейчас она показалась мне немного полноватой. На деле же она вовсе не была толстой. Анжелика Берсудиан была высокой, пышногрудой, цветущего вида дамой лет тридцати с густыми черными волосами и длинными ресницами, прикрывающими сонные глаза. Когда я проходил мимо, она что-то говорила Сибилле низким, приглушенным голосом.
   Сибилла выбросила горсть апельсиновой кожуры в стоящую рядом корзину для мусора из красного дерева, а затем взглянула на меня.
   Поймала на себе мой взгляд и расплылась в улыбке.
   - Ого-го, - сказала она.
   4
   Я ехал домой в своем "кадиллаке" с опущенным верхом, и из головы у меня никак не шла навязчивая мысль: интересено, а что она хотела этим сказать?
   А ещё я раздумывал о том, почему именно её звали миссис Спорк. Сама по себе фамилия "Спорк" достаточно неблагозвучная, а уж в сочетании с "миссис" вообще никуда не годится.
   Размышлял я также и кое о чем другом. Из коротких разговоров с некоторыми из гостей Холстедов, а также после дружеской беседы с лейтенантом Франсом, мне удалось прояснить для себя кое-какие факты. Джордж Холстед умер в результате удара по голове, нанесенного гладким, тяжелым булыжником, а камни в саду были повсюду: по краям дорожек и клумб, и небольшие валуны были художественно разбросаны на земле среди растений. Само орудие убийства было обнаружено среди стелющихся по земле плетей вьюнка, примерно в десяти ярдах от трупа, рядом с телефоном, установленным вблизи бассейна, очевидно, для большего удобства купальщиков. Так что одно из двух: или Холстеда убили на том самом месте, где он упал и умер, а камень был затем отброшен в сторону, или же его сначала ударили, а уже потом перетащили тело туда, где позже его и обнаружил я. К моменту моего ухода, у полицейских ещё не было точного ответа на этот вопрос.
   Холстед владел состоянием в пару миллионов долларов, а возможно, и большим. Приглашенные тоже считались людьми, по крайней мере, обеспеченными. Выражаясь языком лейтенанта Франса, все они были "птицами одного полета". К тому же в разговоре со мной он усомнился в том, что голову Холстеду разможжил кто-то из здесь присутствовавших, и в этом я был склонен с ним согласиться. Что сужало круг подозреваемых до внезапно исчезнувшей четы Смитов, которыми как за сейчас вплотную занималась полиция, и тех, о ком упомянул Хью Прайер: Уисты и Райли, Кенты и Нельсоны. И помимо них, разумеется, кто угодно из остальных двух или трех миллионов здешних жителей.
   Но даже в этом случае, вполне возможно, что к тому времени, как полиция закончит сегодняшнее разбирательство на месте происшествия, уже никакого расследования и не понадобится. Такое случается плошь и рядом, и дело закрывается вскоре после того, как оно было открыто. А покуда этого не произошло, я собирался лично встретиться и переговорить кое с кем, а именно с супругами Уист и Райли.
   Я помнил, как Хью Прайер упомянул о них вслух, и то, как жена упреждающе ткнула его локтем в бок. По своему опыту я знаю, что когда муж рассказывает что-нибудь на первый взгляд совершенно безобидное, а жена при этом продолжает упорно пихать его локтем, то имеет смысл принять к сведению сказанное. Поэтому, проезжая по Голливудскому бульвару, я глянул на записанные в блокноте адреса, продиктованные мне миссис Холстед.
   Райли жили в Пасадине, слишком далеко, чтобы тащиться туда в столь поздний час - было уже за полночь. Но вот Уисты проживали в "Норвью", в самом Голливуде, и чтобы попасть туда мне нужно было лишь сделать небольшой крюк в несколько кварталов. А поэтому, вместо того, чтобы свернуть с Голливудского бульвара на Вайн и проехать оттуда дальше по Норт-Россмор и домой, я продолжил свой путь по Хайленд-Авеню и повернул налево, в сторону "Норвью", находившегося в трех кварталах отсюда.
   Это было новое здание, двенадцать этажей шикарных квартир и апартаментов, выстроенных вокруг внутреннего дворика с бассейном, где размещался также и чертовски дорогой ресторан на открытом воздухе. Прежде мне никогда не доводилось захаживать в этот дом. Квартира Уистов имела номер 12-С, и по моим расчетам, они должны занимать апартаменты, расположенные в одном из четырех пентхаусов в верхнем этаже "Норвью".
   Выезжая на подъездную дорожку, ведущую к парадному входу, я отметил одну до некоторой степени настораживающую деталь. Или, скорее, снова обратил на неё внимание.
   У меня уже давно вошло в привычку время от времени поглядывать в зеркало заднего обзора, обращая внимание на идущие позади машины, поэтому, прежде, чем свернуть к "Норвью", я как всегда взглянул в зеркало, одновременно с этим включая сигнал правого поворота. Единственная машина, следовавшая за мной по шоссе, находилась примерно в половине квартала, но левая фара у неё была, видимо, установлена кривовато, луч был направлен несколько вверх, и поэтому казалось, что светит она ярче, чем правая. Это было бы совершенно не важно, если бы только несколько минут назад я уже не заметил позади себя ту же самую машину со скошенными фарами.
   К тому времени, как я свернул и сбросил скорость, собираясь остановить, автомобиль проехал мимо, и я не успел разглядеть ни модель, ни цвет. Это был темный седан - единственное, что мне удалось заметить.
   Я выключил зажигание, оставил "кадиллак" стоять у подъезда и вошел в холл.
   Пожалуй, более шикарный вид обстановке придать было бы невозможно даже если бы вся мебель была сложена из банковских упаковок с новыми деньгами. Светлое, почти белое ковровое покрытие на полу, мягкое и пористое, стоимостью, наверное, не меньше пятидесяти баксов за один ярд - а этих самых ярдов здесь оказалось очень много. Мебель, кресла, диваны и диванчики были, на мой взгляд, несколько непропорциональны, но зато выглядело все это очень богато, современно и абсолютно недосягаемо, как полеты на Марс. Справа находились двери лифтов; а слева от меня, под арками у стойки из черных стальных обручей и панелей красного дерева, имеющих оттенок насыщенной витаминами крови, стоял щупленький человечек, с лица которого не сходило благожелательное выражение.
   На нем был черный костюм, скромная беленькая рубашечка, дополненная белым шелковым галстуком, и весь он прямо-таки лучился желанием услужить мне.
   Я подошел к стойке и сказал:
   - Добрый вечер.
   - Добрый вечер, сэр. Чем могу служить?
   Здесь вам не просто помогают. А хотят именно услужить. Наверное, это и к лучшему.
   - Мне бы хотелось видеть Уистов. Эда и Марсель.
   Миссис Холстед назвала мне их имена, поэтому я решил непринужденно упомянуть и их, полагая, что столь близкое знакомство с обитателями пентхауса, возможно, до некоторой степени компенсирует в его глазах недостатки в работе моего дантиста. Однако, прозвучало это довольно неловко, и тогда я добавил:
   - Вообще-то, лично я с ними не знаком. Пока что. Вот.
   - Это не имеет значения, сэр.
   - Что?
   - Это не имеет значения, сэр. Их здесь нет.
   - Вот как? Они что же, куда-то ушли?
   - Не могу знать, сэр, - сказал он.
   - Вы не знаете? А разве вы здесь не работаете?
   - Да, сэр, - согласился он. - Но мистер и миссис Уист не появлялись у себя вот уже почти целый месяц.
   - Они что же, переехали? Съехали с квартиры?
   - Нет.
   - Тогда где же они?
   - Не могу знать.
   Вполне возможно, что я и не самый терпеливый человек на свете. Выхватив из кармана бумажник, я раскрыл его там, где было вставлено мое удостоверение частного детектива и помахал им перед самым носом у консьержа; а затем облокотился на стойку, или, скорее, даже перегнулся через неё больше положенного, и сказал:
   - Послушай, приятель, возможно у тебя больше и нет никаких дел, а вот мне позарез нужно либо встретиться с этими Уистами или же выяснить до утра, куда, черт возьми, они могли подеваться. Так что, может быть, быстренько расскажешь обо всем, и мы разойдемся?
   Он усмехнулся и, похоже, вздохнул с облегчением.
   - Так что же вы сразу не сказали?
   Я тоже усмехнулся в ответ.
   - Не могу знать.
   - Они сняли пентхаус на полгода, - сказал он. - Срок аренды истек позавчера, но - тут консьерж замолчал, сверился с какими-то карточками, а затем продолжил свой рассказ - Последний раз они приходили сюда четыре недели назад.
   - Так они что же, не выписались? То есть я хочу сказать, не освободили квартиру, как положено?
   - Нет.
   - И не заплатили по счету?
   - Нет, что вы. Они оплатили вперед за все шесть месяцев. Я тут недавно справлялся насчет них у коридорного. Так вот он сказал, что когда он относил в машину багаж Уистов, то мистер Уист дал ему очень щедрые чаевые и сказал, что они едут немного отдохнуть.
   - Но куда именно, сказано не было.
   - Нет.
   - Так, срок аренды истек, а что же будет с остальными вещами?
   - Так ничего же не осталось. Они все забрали с собой.
   - Все? И одежду, и безделушки?
   - Все. Думаю, поэтому-то мистер Уист и дал коридорному такие щедрые чаевые.
   - Вас понял, - улыбнулся я.
   Он тоже улыбнулся в ответ.
   - Замечательно. Той ночью, когда они уезжали, у них в спальне случился настоящий пожар.
   - Ночью... в спальне?
   Он кивнул.
   - Интересно, чем они там занимались? - я помолчал и поднял руку. Знаю - вам это не известно. Что это был за пожар? Большое возгорание? Скачущие языки пламени с треском...
   - Нет-нет. Сгорела кровать, только и всего.
   - И только, а? И Уисты из-за этого расстроились?
   - Их самих в тот момент не было в комнате, и в квартире тоже. По словам мистера Уиста, он обнаружил, что спальня горит, когда они с супругой вернулись после ужина в "Тонголетт-Рум" - это здесь же, в "Норвью". Очевидно, очагом пожара стала корзина для мусора, в которую он вытряхнул пепельницу, перед тем как уйти из квартиры. Должно быть, там оказалась тлеющая сигарета.
   - И что, из всей обстановки пострадала только одна кровать?
   - Сгорели матрац и постельное белье, а сам каркас лишь обуглился. И еще, пожалуй, пострадала одна стена. Ну и плюс к тому, дым и немного копоти. Обслуживающему персоналу удалось предотвратить распространение пламени. - Он немного помолчал. - Мистер Уист очень извинялся. Разумеется он хорошо заплатил... то есть полностью возместил ущерб.
   - Какой молодец. И после этого они уехали? В этот... отпуск?
   - Да, позднее, тем же вечером.
   - Возможно, им не хотелось спать на прогоревшей постели?
   Он согласился, что не исключено и такое.
   - И с тех пор вы их не видели? - спросил я.
   - Нет.
   - И где они сейчас, тоже не знаете?
   - Нет, - повторил он.
   Я пожал плечами. На данный момент этого было вполне достаточно особенно, если принять во внимание, что, скорее всего, я здесь с самого начала попусту терял время. Поэтому я поблагодарил консьержа и ушел - не забыв, разумеется, выразить ему свою благодарность в виде щедрых чаевых.
   Развернув "кадиллак", я поехал обратно к Вайн, повернул направо и проехал по Вайн в сторону Норт-Россмор. До дома оставался всего один квартал, когда я снова заметил все тот же сбитый свет фар. По крайней мере, мне так показалось.
   Прямо за мной ехал маленький "корвер", но затем сзади вынырнула машина, державшаяся прежде на расстоянии квартала, которая, кого-то обогнав по пути, пристроилась, за крошечным автомобильчиком. Теперь она шла второй, но когда водитель выезжал в левый ряд, свет фар скользнул по моему зеркалу заднего обзора, и луч левой фары оказался высоким, ослепляющим.
   Я почувствовал, как у меня по спине пробежали мурашки, а внутри все похолодело; сунув руку под пиджак, нащупал рукоятку "кольта-спешл" в плечевой кобуре.
   Затем сбавил скорость, позволив "корверу" догнать и обогнать меня. Я проехал мимо своего дома в сторону бульвара Беверли и остановился у знака "стоп". Другая машина пристроилась следом за мной, но мне так и не удалось разглядеть человека, сидевшего за рулем. Я не стал долго задерживаться у светофора, просто посидел несколько минут, а затем свернул налево, в Беверли, делая вид, что возвращаюсь обратно в Лос-Анджеле.
   Шедший следом автомобиль - это был темный седан, последняя модель "Додж Полара" - повернул в противоположную сторону, направо. Такого оборота событий я никак не ожидал и поэтому ехал медленно, наблюдая за "доджем" пока это было возможно. Он продолжал свой путь прямо к окраинам Беверли. Затем я развернулся и поехал обратно к "Спартан".
   Может быть я и спятил. Возможно это было просто случайное совпадение. Или даже совсем другая машина с криво установленной фарой.
   А может быть и нет.
   Моим домом была квартира 212, три комнаты с ванной, двумя большими аквариумами с тропическими рынками, с постером Амелии - яркой обнаженной красотки с ног до головы натертой маслом - на стене и золотисто-желтым мягким ковром на полу гостиной; а на этом самом ковре стоял низкий, шоколадно-коричневого цвета диван, два обтянутых кожей пуфика, обшарпанный низенький столик, а в воздухе витал хоть и слабый, но все же доступный опытному обонянию, аромат нежных и сладких, и терпких, и изысканных духов, дезодорантов и лосьонов.
   Или, может быть, мне это лишь казалось. Эта комната была полна воспоминаний. Как, впрочем, и две другие комнаты моей квартиры.
   Подумав, что не мешало бы выпить перед сном, я вышел в крохотную кухоньку, где налил себе стакан бурбона с содовой, а затем принял душ, обвязал полотенце вокруг бедер и вернулся обратно в гостиную. Минут десять я сидел перед аквариумами, глядя на то, как рыбки набрасываются на нитеобразных червей, которыми я их кормил, размышляя о событиях последних трех-четырех часов, об убийстве, нудистах, людях вообще, мотиве, средствах, возможностях, а также о Сибилле, миссис Холстед и машине со скошенной фарой.
   После десяти минут наблюдений и раздумий я пришел к одному точному выводу. Нужно было срочно заняться лечением крохотной, всего дюйм длиной, рыбешки с длинным названием Microglanis parahybae, бившейся на песке, устилавшем дно большого аквариума. Очевидно, она подхватила рыбью болезнь, известную под научным названием как ихтиофтириоз.
   5
   Второй будильник разразился пронзительным, металическим звоном, и только тогда, зевая, я выполз из постели, опустил ноги на черный ковер, устилавший пол спальни и тихо выругался.
   Одна из причин, по которой мне нравится бодрствовать всю ночь напролет, это та, что пробуждение всегда оказывается столь тяжелым ударом для моей нервной системы, а также, возможно, и для селезенки, почек и желчного пузыря. А столь большим потрясением для меня оно становится отчасти и потому, что я так часто не сплю всю ночь напролет.
   Я обхватил голову руками, словно стараясь снова придать ей нужную форму, поставил вариться кофе и, медленно набираясь сил, начал готовиться встретить новый день. Съел на завтрак три ложки клейкой маисовой каши, запив все это четырьмя чашками кофе. И почувствовал себя почти ожившим.
   Этим утром, после умывания, бритья и тому подобных процедур, я облачился в легкомысленный костюм цвета морской волны, ткань которого блестит на солнце, как будто по ней пробегают электрические искры - словами не выразить, это нужно видеть - повязал подходящий по цвету галстук, причесал волосы, используя вместо гребня собственные пальцы, а затем проверил пистолет.
   Обычно я ношу свой револьвер 38-го калибра с пустым патронником, чтобы ненароком не прострелить себе бок или, не дай бог, ещё что-нибудь поважнее; но этим утром я извлек из шкафа коробочку с патронами, и загнал в пустовавшее отверстие цилиндра шестую полновесную пилюлю.
   И дело вовсе не в предчувствиях.
   У меня не было неприятного "ощущения", как будто бы сегодня днем мне придется сделать хотя бы один выстрел, не говоря уже о том, чтобы выпустить все шесть патронов. По крайней мере, подсознание ничего не подсказывало на сей счет.