Страница:
Ладони сразу прилипли. Правитель подумал о том, что свежую, чуть влажную нить не мешало бы присыпать песком, пылью или хотя бы вымазать грязью, но ни того, ни другого, ни третьего на каменистом склоне ущелья не имелось. Найл с усилием оторвал ладонь, перехватился поудобнее, подпрыгнул, закинул на паутину ноги, повиснув снизу, как капля росы на стебельке. Потом, по очереди отодрав и перекинув немного вперед руки, с усилием подтянул к себе нижние конечности. Лодыжки обожгло короткой болью, но правитель был к этому готов и только поморщился. Снова немного продвинул руки и опять подтянул ноги. И так — шаг за шагом. Боль в лодыжках постепенно ослабла — то ли привык, то ли все волосы уже повыдергивались. Ветер досаждал не столь сильно, сколь ожидалось — провисшая под тяжестью человека паутина металась не так рьяно, как «пустая». Сильнее всего выматывала необходимость каждый раз с огромным усилием отдирать ладони.
Налетел порыв ветра, слегка качнул правителя и весело поиграл с боковыми паутинками. Найл невольно вцепился крепче в хлипкую переправу и покосился вниз. Низа не было. Была зажатая между двумя отвесными стенами бесконечность с тоненькой нитью поблескивающей воды. У Найла резко перехватило дыхание и закружилась голова. Он зажмурился, прижавшись к толстой спасительной нити и, пожалуй, впервые возрадовался тому, что она прилипчива, как учуявшая поживу муха.
— Ты заболел, Посланник? — в словах Шабра ощущалась искренняя обеспокоенность.
— Что, боишься потерять основателя породы? — нашел силы отшутиться Найл.
— Нет, просто ты не успел дать распоряжение о направлении движения.
Чего у Шабра не отнять, так это умения оставлять последнее слово за собой.
Короткий диалог несколько взбодрил правителя и заставил думать о дальнейших действиях — не висеть же над пропастью вечно! Найл приоткрыл глаза, стараясь смотреть только на паутину, заставил себя оторвать правую ладонь, продвинул ее на полшага вперед. Потом левую. Подтянулся.
Прилетел еще порыв, качнул путника, и Найл с ужасом ощутил, как кто-то схватил его сзади за тунику и тянет в сторону.
— Кто здесь? — прошипел он сквозь зубы. Вместо ответа опять загудел ветер, и рывки за тунику усилились. Найл со всей ясностью ощутил, как долго, долго, очень долго придется лететь, прежде чем он врежется в камни на дне ущелья, и ладони правителя внезапно вспотели.
— Найл! — услышал он далекий крик ужаса, а влажные ладони тем временем очень медленно, но неуклонно соскальзывали с толстой, ослепительно белой веревки.
«Наверное, Мерлью кричала. Кто еще мог назвать меня по имени? — почему-то именно эта, совсем не возвышенная мысль первой пришла ему в голову в последние мгновения жизни. Вторая мысль оказалась еще глупее: — Почему у серых, как дорожная пыль, пауков получается такая белая, чистая нить?»
Потом ладони соскользнули.
Правитель ухнул было вниз, но тунику вдруг с громким треском потянуло в сторону — Найла развернуло боком и качнуло вдоль ущелья, — потом ткань поползла со спины на шею, правитель извернулся, как прикинувшаяся дохлятиной листорезка — раз, другой, — поймал тонкую боковую паутину, обхватил ее руками и сжал с такой силой, что почувствовал, как продавливается под пальцами упругий паучий субстрат.
Есть! Он держался!
Найл перевел дух, возвращаясь к жизни, и мысленно позвал пауков:
— Шабр! Дравиг! Кто-нибудь! Вы меня видите?
— Да, Посланник, — откликнулось сразу несколько голосов.
— Что со мной?
Дравиг коротко выстрелил «картинку» — и правитель увидел, как медленно ползет, свисая под средней, толстой паутиной, как порыв ветра подталкивает его в сторону и боковая паутина прилипает к тунике на спине, как ослабевает хватка и руки человечка начинают сползать, отрываются. Хотя Найл и знал, что жив до сих пор, но тем не менее ему опять стало жутко.
Впрочем, опасность еще не миновала — он висел, приклеившись ногами к средней веревке, вцепившись руками в боковую нить, а сама нить продолжала цепко удерживать тунику, задрав ее до затылка.
Найл ослабил хватку ног и попытался подтянуть их к себе, но лодыжки прилипли накрепко, и он просто подтянул среднюю паутину ближе. Чтобы освободить ноги, был необходим хороший рывок. Правитель мысленно взмолился к Богине о помощи, потом согнул руки и резко вытянул. Тонкая нить под рывком человеческого тела спружинила, просела вниз — он ощутил короткую резь в ногах, а потом полетел куда-то вниз, в бездну. Последовал новый рывок, правителя опять перевернуло, тунику содрало через голову, и Найл остался болтаться над пропастью нагишом, в одном только поясе. Хотя нет — еще и в сандалиях.
Паутинка вытянулась на всю возможную длину, а потом легко и весело подпрыгнула вверх. Найл воспользовался возможностью и закинул ноги на тонкую нить. Очень липкую — и сейчас это обстоятельство его порадовало.
После нескольких качков вверх-вниз паутина успокоилась, просев под тяжестью человеческого тела метра на три. Опасности схлестнуться с другими нитями больше не существовало и, хотя ветер продолжал всласть развлекаться с правителем, Найл добрался до противоположного края без особого труда. И тунику дотащил, на чистом упрямстве — взялся зубами, оторвал от паутины, да так и держал все время.
Минут через десять он перебрался на каменистый склон, отполз на несколько шагов и тут же сел наземь, не в силах сладить со слабостью в ногах.
Пожалуй, все увиденное могло отбить охоту переправляться у кого угодно, однако Нефтис, верная долгу стражницы, не могла оставить правителя одного. Она решительно отдала Юккуле копье, подступила к краю обрыва и взялась за нить паутины.
Настала очередь Найла испуганно хвататься за острые края камней, глядя, как женщина колышется на неверной опоре над каменной бездной.
Начальница стражи весила куда больше правителя, а потому порывам ветра не удавалось швырять ее так же легко, как Найла, но один раз у соседней паутины получилось-таки поймать женщину за прядь волос. Нефтис остановилась лишь на мгновение — потом решительно дернула головой и поползла дальше, а густая прядь рыжих волос осталась реять над пропастью, как памятник человеческой отваге.
— Молодчина! — Найл принял ее в свои объятия, крепко поцеловал и посадил рядом, держа за плечи. Молодец. Надеюсь, остальные тоже доберутся.
Однако дальше все стало до обидного легко и безопасно: к «мосту» подошел один из детей, взялся за паутину, тут же ее брезгливо бросил, быстро и неразборчиво поболтал с паучком из детской же компании. Тот подбежал, подхватил мальчишку четырьмя средними лапами, а на четырех оставшихся почти мгновенно перемахнул на другую сторону — и поставил паренька перед глазами Найла и Нефтис.
— Великая Богиня! — схватился за голову Найл. — Как же я сам не догадался?! Это же так просто!
Переправа закончилась через час.
Потом путники шли вверх по склону. Особых препятствий тоже вроде не встречалось — так, отдельные валуны, прочно сидящие в теле горы, да мелкие острые выступы, готовые в кровь разодрать ногу.
Просто двигаться постоянно вверх по крутому уклону было долго и нудно. Поначалу правитель еще всматривался время от времени в высокий, четырехэтажный дом с двускатной черепичной крышей, который медленно увеличивался в размерах, но потом перестал, глядя только себе под ноги.
Они уткнулись в стену почти в тот самый миг, когда солнце утянуло последние лучики за изломанный кряж вдалеке.
«Надо же, стекла в окнах уцелели» — устало удивился Найл. В окнах отражались сияющие на закате облака, его усталое лицо и трое пауков позади. Что скрывается внутри дома, разглядеть не удавалось.
— Дверь здесь, мой господин, — послышался голос Нефтис.
Черный прямоугольник открывал вход в обширное пустое помещение.
«Поместимся», — прикинул Найл и приказал:
— Все внутрь! Остановимся на ночлег здесь. Укладывались уже в полной темноте. Люди негромко переговаривались, деля места, бурчали, сталкиваясь во мраке. Время от времени кто-то из еще не нашедших себе угол наступал на уже улегшегося, и доносился недовольный вскрик, но вскоре все угомонились.
— Я постелила нам у стены, мой господин, — негромко сообщила отыскавшая правителя Нефтис.
— Хорошо, — кивнул было Найл, но ощутил осторожное прикосновение к спине.
— Я принесла наши циновки и одеяла. — прошептала Завитра.
Найл растерялся. И обидеть никого не хочется, и спасть со всеми сразу он тоже не может.
— Вы пока ложитесь, а мне еще нужно подумать, — выкрутился он.
Девушки отступили.
Правитель честно уселся рядом со входом и, борясь со сном, поднял глаза к черному, как глаз скорпиона, небу. По левую руку купол усеивали искорки звезд, а по правую на полнебосвода царила абсолютная мгла. Странно, туч днем не появлялось, и вот так, в одночасье, наползти они не могли. К тому же, в воздухе не ощущалось обычной для надвигающегося ливня влажности. Может быть, в горах все происходит иначе?
Найл немного подождал, но граница звездного шатра и абсолютного мрака не сдвинулась ни на шаг. Зато правитель обратил внимание, что от моря в направлении нагорной мглы тянутся поблескивающие рукава — звезды как бы охватывали темноту с двух сторон, стремясь сомкнуться у далекого горизонта, очерчивая почти правильный круг тьмы огромного размера.
По ногам ощутимой струйкой потек холод. «Этак мы замерзнем к утру» — подумал Найл, мысленно вызвал Дравига и попросил затянуть вход паутиной. Смертоносец прислал двух молодых пауков, которые быстро отрезали путников от невзгод внешнего мира.
«Пожалуй, на сегодня это все», — решил правитель, отступил вглубь убежища и вытянулся вдоль стены, потеснив какую-то девушку. Ноздрей коснулся легкий аромат можжевельника. Неужели Мерлью? Словно бы во сне, случайно, Найл обнял ее за талию, уткнулся носом в шею и позволил глазам слипнуться до утра.
Правитель открыл глаза, увидел склонившуюся над собой принцессу и рывком сел.
— Что случилось?
— Тихо, — шепнула она. Людей разбудишь. Пусть спят. Пойдем.
Девушка отодвинула разрезанный с одной стороны паутинный полог и выскользнула наружу. Правитель поторопился следом. Принцесса Мерлью сторонилась его с того самого дня, точнее — ночи, когда они посетили солеварню, и теперь Найл лихорадочно пытался угадать, что же могло случиться такого, чтобы Мерлью вдруг изменила свое отношение.
А на улице рождалось утро: солнце еще не появилось, но небо уже налилось яркой голубизной, сверкали изумрудными переливами далекие горные вершины, расползались по ущельям и расселинам хлопья тумана. Давно забытый легкий утренний морозец бодрил, как первый глоток росы из чашки уару.
Принцесса почти бегом обогнула дом — Найл с удивлением обнаружил, что с обратной стороны в нем не четыре, а только два этажа — вошла в распахнутую дверь, сбежала вниз по ступенькам короткой лестницы, повернула и толкнула створку еще одной, внутренней двери.
— Смотри!
Мерлью вошла внутрь и отступила, пропуская правителя. Найл шагнул следом и изумленно охнул:
— Не может быть!
Они оказались в прошлом. В далеком, легендарном прошлом — словно и не миновали в окружающем мире сотни лет, словно и не возрождались, и не рушились вновь цивилизации, словно не росли в различных уголках планеты могучие Богини, словно под солнцем так и не сменили животных непобедимые насекомые, а Земля и уцелевшие на ее просторах люди не попали под власть расчетливых и хладнокровных разумных пауков.
Широкая гостиная. Пол от стены до стены застелен толстым паласом, тонкие светлые занавески закрывали окна, стены отделаны были дубовыми панелями. Роскошная пятирожковая люстра под потолком. Еще в зале стояли несколько стульев и три стола — на каждом вазочка, а в вазочке — небольшой букетик полевых цветов. И наконец — два зеркальных шкафа, за стеклянными створками которых сверкали гранями хрустальные рюмки, графины, фужеры. Все было покрыто толстым слоем коричневой пыли, но впечатление от этого не становилось слабее.
Чудо — судьба явила пред путниками чудо!
Теперь стало ясно, почему принцесса нарушила обет враждебности — она хотела разделить свой восторг с кем-нибудь еще. Но с кем? Ведь не с детишками же — маленькими дикарями, которых жизнь научила ценить лишь еду, одежду и оружие. И не со слугами пауков, которые ценят то же самое, плюс преданность хозяевам. Только Найл мог понять ее чувства. Причем сам-то он видел похожие комнаты в Белой Башне, а вот Мерлью могла только прочитать о подобном в книгах — и вдруг увидела воочию.
— Как все это могло сохраниться, Найл?
— Очень даже просто, — пожал плечами правитель. Хозяева узнали о приближении Кометы, собрались, уехали в космопорт и улетели на другие звезды.
— И все бросили?
— А зачем им это все? — опять пожал плечами Найл. — Мы тоже ничего отсюда не возьмем. Эти бокалы красивые, но очень хрупкие, надолго их не хватит. Занавески? Так ведь у нас нет окон. Стул ты с собой тоже не понесешь, тяжеловат, а пользы особой нет. Стол — тем более. Все, что здесь сохранилось, нужно только здесь и нигде больше.
Мерлью подошла к столу, взяла букетик, тихонько подула, очищая от пыли.
— Какие красивые. Как настоящие. И она оглянулась на правителя. Ведь почти тысяча лет прошла! А все осталось нетронутым.
— С тех пор здесь никого не было, — Найл приблизился к окну, коснулся тонкого белого кружева. Здесь нет жизни. Ничего не растет, воды нет, холодно. Откуда взяться гостям?
— Но ведь люди здесь жили!
— Они привозили воду, еду и тепло с собой. Боюсь, мы не скоро сможем повторить это.
— Я хочу остаться здесь, — прошептала принцесса. Я хочу сидеть на этих стульях, пить из этих бокалов.
— Пойдем, посмотрим еще, — Найл взял ее за руку и потянул дальше, в отделанный орехом коридор.
Витиевато петляющие древесные волокна сплетали замысловатые светло-коричневые кружева. Правитель провел по ним рукой, и тут же пожалел — от прикосновения тончайшая отделка поползла со стены, как сползает слой грязи с влажного камня. Принцесса за спиной жалобно охнула.
— Извини, я не хотел.
Он толкнул встречную дверь, и они вошли в небольшую комнату с кроватью у стены и столом у окна. Кровать с двумя высокими черными спинками казалась неправдоподобно большой, она так и пребывала застеленной — зеленое одеяло, белый пододеяльник, высокая подушка.
— Найл, я лягу, ладно? Хоть почувствовать, как это было.
Мерлью шагнула к постели, но нечаянно задела спинку — послышался громкий щелчок, черное покрытие в долю мгновения свернулось в рулон, из спинки на пол посыпался крупнозернистый порошок, уже через минуту кровать покосилась, со стуком упала на пол, взметнулось облако пыли. Молодые люди закашлялись и поспешили в коридор.
— Боюсь, не поспать нам на местных постелях, — поморщился правитель.
Принцесса ничего не ответила, двигаясь дальше по коридору. Толкнула следующую дверь, и оба снова ахнули:
— Библиотека!
Стеллажи книг под самый потолок, десятки стеллажей! После минутной радости Найл с тоской сообразил, что всего этого сокровища им отсюда тоже не унести, и улыбка его потухла — все знания, которые скрываются под толстыми корешками, так и останутся в горах, нетронутые, бесполезные.
Коридор уперся в лестницу, они поднялись этажом выше и оказались на площадке с двумя комнатами — здесь двери не уцелели. В той, что побольше, стояли широкая постель, шкаф, стол. А на столе — компьютер. Точно такой же, какой стоял на столе Торвальда Стиига, в Нью-Йорке. Казалось, достаточно щелкнуть тумблером выключателя — и засветится монитор, заговорят динамики, и мудрое изобретение человечества начнет отвечать на трудные вопросы и давать правильные советы. Найл даже руку протянул — и тут же отдернул. Не хотелось бы, чтобы и разумный агрегат рассыпался в пыль веков. Пусть лучше стоит.
В другой комнате пол и три стены были выложены маленькими каменными квадратиками, а вот четвертая казалась сделанной из единого огромного зеркала. Принцесса стерла пыль на уровне лица, надолго вгляделась в свое отражение, потом попросила:
— Найл, выйди, пожалуйста, на несколько минут.
Когда он вернулся, туника принцессы валялась на полу, а девушка, несмотря на холод, стояла перед протертым зеркалом в одном лишь подаренном Райей розовом платье из тончайшего паучьего шелка — рубиновые серьги и заколку в расчет можно не брать. Сквозь ткань хорошо просматривались съежившиеся в розовые кнопочки соски, глубокая тень между плотных, словно набухших от молока грудей, ямка пупка на втянутом животе и большой кровоподтек на боку — похоже, принцесса где-то здорово ушиблась.
— Замерзнешь, Мерлью, — окликнул ее правитель.
Девушка повернулась. В глазах ее сверкали крупные слезы.
— Мерлью, — испугался Найл, — ты чего?
— Ну почему, почему я родилась сейчас, а не тогда?
Правитель привлек ее к себе и крепко обнял.
— Извини, Посланник, — Дравиг изобразил легкий ритуальный поклон. Ваши мысли звучали столь громко, что нам тоже захотелось посмотреть, как жили люди до нашего появления. Твоя стражница сильно обеспокоилась твоим отсутствием, и я решил взять ее с собой.
— Благодарю тебя, Дравиг, — тоже поклонился Найл. Витиеватая речь смертоносца означала лишь то, что он не очень уверен в правильности своего поступка.
— Ребята! — вмешался Симеон. Я из Провинции унес немного вина. Давайте выпьем хоть раз в настоящем человеческом доме, за настоящим столом, из настоящих бокалов!
— Да! — вскинулась Мерлью. — Я тоже хочу! Она быстро подошла к шкафчику, неумело заскреблась в стекло.
— Подожди. — Найл вынул нож, почистил паз, сдвинул стекло.
Принцесса достала три бокала, поставила на стол. Симеон выудил из-за пазухи бурдючок. Налил. Бодро начал:
— Вот вы знаете…
— Замолчи, — попросила принцесса. Дай мне вообразить, что я вернулась назад, в далекое прошлое. В двадцать первый, а может и вообще в двадцатый век. Дай мне побыть немного там.
Найл тоже попытался вообразить себя в прошлом. Тысячу лет назад, в этих самых стенах, под этой самой люстрой, на этих самых стульях точно так же сидели люди. Наливали в эти бокалы точно такое же красное вино и пили его маленькими глотками. Вели беседы, строили планы на будущее. Вот только не было, наверное, рядом с ними пауков в рост человека, да не охраняла вход могучая стражница в короткой тунике и с длинным охотничьим копьем.
— Вот, значит, как жили наши предки, — причмокивая губами, улыбнулся Симеон. Может быть, тут и останемся?
— Без воды и еды? — хмыкнула принцесса. Через неделю лапки протянем. Нужно идти в город Диру и обосновываться там. Я думаю, у нас вполне хватит сил выгнать оттуда захватчиков и отбиться от любого нападения.
— Извини, Мерлью, — Найл накрыл своей ладонью ее руку. Я понимаю, тебе хочется домой, туда, где ты родилась и выросла. Но пойми, мир пустыни изменился. Теперь твоя родина больше не тайник от смертоносцев, теперь это «почтовая станция» пришельцев.
— Какая еще «почтовая станция»? — заинтересовался медик.
— Когда я был в плену у захватчиков, — неторопливо объяснил правитель, — то Тройлек, личный переводчик князя, их предводителя, рассказал, каким образом в их стране организовано общение между различными провинциями. На всех дорогах, через равные промежутки, стоят специальные дома, в которых живут почтовые пауки и поддерживают постоянный телепатический контакт с ближайшими такими же «почтальонами». Когда правителю, скажем, захваченного города, нужно послать сообщение верховному правителю, он передает его своему «почтальону», тот посылает мысленный импульс с посланием на ближайшую «почтовую станцию» в нужном направлении. Тамошний «почтальон» передает его дальше, следующий — еще дальше и так до тех пор, пока послание не достигает адресата. От границы до границы их страны весть проходит за час, не больше. В городе Смертоносца-Повелителя первая такая «станция» сделана, наверное, где-то на границе крестьянских полей. Следующая может быть только в Дире, больше просто негде.
— А теперь представь, Мерлью, — повернулся Найл к девушке, — что мы захватили твой пещерный город. Мы потеряем несколько. — правитель пару мгновений лихорадочно подбирал нужное слово, одинаково относящееся и к двуногим, и к восьмилапым — соратников. Уничтожим пришельцев. Связь оборвется. Захватчики пошлют воинов выяснить, в чем дело. Мы их победим, хотя и с потерями. Они пошлют новый отряд: Их много, нас мало, и каждый из нас на счету. Рано или поздно мы погибнем все, или будем вынуждены опять отступить в горы, но уже куда меньшим числом. Кто тогда возродит нашу цивилизацию? Кто вернет наш город?
Правитель ощутил молчаливое беспокойство Дравига, вопросительно повернул к нему голову.
— Наша память, замурованная под Черной Башней, — напомнил старый смертоносец, — способна прожить только два, два с половиной года. Парализованная пища не выживет больше полутора лет. Еще год хранители смогут прожить без еды. Мы обязаны победить до этого срока, Посланник.
— Мы победим! — уверенно пообещал Найл.
— Как?! — громко расхохоталась принцесса. Как сможешь ты захватить огромный город, столицу целой страны, если боишься тронуть даже маленький порубежный городок?
— Мы подрастем, — и Найл наконец решился вслух произнести то, о чем думал последние дни: — Мы вернемся в Дельту, родим там новое поколение, уйдем, чтобы его воспитать, снова родим, и снова воспитаем. Вспомните, мы ушли из города всего полгода назад, а рядом с нами уже вполне взрослые дети!
— А что. — Симеон отставил бокал и принялся лихорадочно грызть ногти. У нас пятнадцать девочек-детей и тридцать бывших горожанок. Ну, «бывшие» здоровых родят от силы половину. Но все равно. Тридцать детей через полгода, сорок пять еще через полгода, почти семьдесят потом, сотня в конце второго года! Нас будет только людей не меньше трехсот!
— Шабр, — окликнул правитель ученого смертоносца, — А ты что думаешь?
— Возвращаться в Дельту рано, — охладил паук восторг медика. Прежде дети должны закончить период созревания, разбиться на стабильные пары, произвести оплодотворение. Думаю, это займет не меньше полугода. Если уважаемый Посланник и Симеон несколько раз произведут вязку со своими женщинами открыто, это вызовет в детях любопытство, возбудит у них подражательный рефлекс. Тогда понадобится где-то месяца два-три.
— Но тогда мы обернемся только два раза, — растерянно шепнул медик, схватился за свой бокал и опрокинул его содержимое себе в рот.
— Насколько я помню, — вклинилась в разговор принцесса Мерлью, — каждому ребенку, рожденному в Дельте, необходимо по четыре кормилицы. Младенцы слишком прожорливы при таких темпах роста.
— Было бы кого кормить, — вздохнул Симеон, — чего-нибудь придумаем.
— Если я правильно тебя понял, Шабр, — повернул голову Найл, — мы должны найти спокойное, безопасное место, где можно провести два-три месяца до полного взросления детей?
— Они уже взрослые, — поправил смертоносец, — но подростки должны психологически подготовиться к размножению.
Правитель поморщился и кивнул.
— И вы с Симеоном должны открыто продемонстрировать правильный межполовой контакт, — настойчиво повторил ученый паук.
Найл покосился на Мерлью. Принцесса презрительно скривилась:
— Что поделать, Найл. Так нужно.
— Тогда ты правильно понял меня, Посланник, — подвел итог смертоносец.
— А еще, — у девушки желваки ходуном ходили, но говорила она тихим, почти ласковым тоном, — нужно найти в этих каменных джунглях оазис, способный прокормить весь отряд необходимые три месяца.
— Ну, — усмехнулся Найл, — как раз это проще всего. Дравиг, ты мне поможешь?
— Да, Посланник.
С точки зрения человека, пауки не способны думать. Они просто воспринимают окружающий мир, анализируют, оценивают, решают возникающие вопросы исходя из предыдущего опыта — иногда в одиночку, иногда объединяя в единое целое сразу несколько разумов. Они обладают великолепной памятью и всегда готовы к восприятию внешних вибраций. Люди же гордятся своей способностью к мышлению. Трудно сказать, какое преимущество дает двуногим процесс многократного пережевывания абстрактных мыслей, но то, что постоянное мельтешение посторонних образов, воображаемых событий, мечтаний и горестей отгораживает сознание от истинного мира — это совершенно точно.
Для понимания происходящего вокруг и единения с общим сознанием смертоносцев Найлу требовалось избавиться от мыслей. Правитель делал подобное неоднократно: мысленно отступал вдаль от роящегося в сознании хаоса и ждал. Просто ожидал, созерцая со стороны, как брошенный за ненадобностью бедлам постепенно рассасывается, успокаивается, оседает, точно поднятая в озере муть. Проходит несколько минут, иногда полчаса. Изредка — час. И вот «озерная вода» становится чистой и прозрачной, и готовой отразить в себе всю вселенную, как отражает озерная гладь бесконечное небо, и порою невозможно отличить, где кончается истинный мир, а где начинается его внутренний образ.
Налетел порыв ветра, слегка качнул правителя и весело поиграл с боковыми паутинками. Найл невольно вцепился крепче в хлипкую переправу и покосился вниз. Низа не было. Была зажатая между двумя отвесными стенами бесконечность с тоненькой нитью поблескивающей воды. У Найла резко перехватило дыхание и закружилась голова. Он зажмурился, прижавшись к толстой спасительной нити и, пожалуй, впервые возрадовался тому, что она прилипчива, как учуявшая поживу муха.
— Ты заболел, Посланник? — в словах Шабра ощущалась искренняя обеспокоенность.
— Что, боишься потерять основателя породы? — нашел силы отшутиться Найл.
— Нет, просто ты не успел дать распоряжение о направлении движения.
Чего у Шабра не отнять, так это умения оставлять последнее слово за собой.
Короткий диалог несколько взбодрил правителя и заставил думать о дальнейших действиях — не висеть же над пропастью вечно! Найл приоткрыл глаза, стараясь смотреть только на паутину, заставил себя оторвать правую ладонь, продвинул ее на полшага вперед. Потом левую. Подтянулся.
Прилетел еще порыв, качнул путника, и Найл с ужасом ощутил, как кто-то схватил его сзади за тунику и тянет в сторону.
— Кто здесь? — прошипел он сквозь зубы. Вместо ответа опять загудел ветер, и рывки за тунику усилились. Найл со всей ясностью ощутил, как долго, долго, очень долго придется лететь, прежде чем он врежется в камни на дне ущелья, и ладони правителя внезапно вспотели.
— Найл! — услышал он далекий крик ужаса, а влажные ладони тем временем очень медленно, но неуклонно соскальзывали с толстой, ослепительно белой веревки.
«Наверное, Мерлью кричала. Кто еще мог назвать меня по имени? — почему-то именно эта, совсем не возвышенная мысль первой пришла ему в голову в последние мгновения жизни. Вторая мысль оказалась еще глупее: — Почему у серых, как дорожная пыль, пауков получается такая белая, чистая нить?»
Потом ладони соскользнули.
Правитель ухнул было вниз, но тунику вдруг с громким треском потянуло в сторону — Найла развернуло боком и качнуло вдоль ущелья, — потом ткань поползла со спины на шею, правитель извернулся, как прикинувшаяся дохлятиной листорезка — раз, другой, — поймал тонкую боковую паутину, обхватил ее руками и сжал с такой силой, что почувствовал, как продавливается под пальцами упругий паучий субстрат.
Есть! Он держался!
Найл перевел дух, возвращаясь к жизни, и мысленно позвал пауков:
— Шабр! Дравиг! Кто-нибудь! Вы меня видите?
— Да, Посланник, — откликнулось сразу несколько голосов.
— Что со мной?
Дравиг коротко выстрелил «картинку» — и правитель увидел, как медленно ползет, свисая под средней, толстой паутиной, как порыв ветра подталкивает его в сторону и боковая паутина прилипает к тунике на спине, как ослабевает хватка и руки человечка начинают сползать, отрываются. Хотя Найл и знал, что жив до сих пор, но тем не менее ему опять стало жутко.
Впрочем, опасность еще не миновала — он висел, приклеившись ногами к средней веревке, вцепившись руками в боковую нить, а сама нить продолжала цепко удерживать тунику, задрав ее до затылка.
Найл ослабил хватку ног и попытался подтянуть их к себе, но лодыжки прилипли накрепко, и он просто подтянул среднюю паутину ближе. Чтобы освободить ноги, был необходим хороший рывок. Правитель мысленно взмолился к Богине о помощи, потом согнул руки и резко вытянул. Тонкая нить под рывком человеческого тела спружинила, просела вниз — он ощутил короткую резь в ногах, а потом полетел куда-то вниз, в бездну. Последовал новый рывок, правителя опять перевернуло, тунику содрало через голову, и Найл остался болтаться над пропастью нагишом, в одном только поясе. Хотя нет — еще и в сандалиях.
Паутинка вытянулась на всю возможную длину, а потом легко и весело подпрыгнула вверх. Найл воспользовался возможностью и закинул ноги на тонкую нить. Очень липкую — и сейчас это обстоятельство его порадовало.
После нескольких качков вверх-вниз паутина успокоилась, просев под тяжестью человеческого тела метра на три. Опасности схлестнуться с другими нитями больше не существовало и, хотя ветер продолжал всласть развлекаться с правителем, Найл добрался до противоположного края без особого труда. И тунику дотащил, на чистом упрямстве — взялся зубами, оторвал от паутины, да так и держал все время.
Минут через десять он перебрался на каменистый склон, отполз на несколько шагов и тут же сел наземь, не в силах сладить со слабостью в ногах.
Пожалуй, все увиденное могло отбить охоту переправляться у кого угодно, однако Нефтис, верная долгу стражницы, не могла оставить правителя одного. Она решительно отдала Юккуле копье, подступила к краю обрыва и взялась за нить паутины.
Настала очередь Найла испуганно хвататься за острые края камней, глядя, как женщина колышется на неверной опоре над каменной бездной.
Начальница стражи весила куда больше правителя, а потому порывам ветра не удавалось швырять ее так же легко, как Найла, но один раз у соседней паутины получилось-таки поймать женщину за прядь волос. Нефтис остановилась лишь на мгновение — потом решительно дернула головой и поползла дальше, а густая прядь рыжих волос осталась реять над пропастью, как памятник человеческой отваге.
— Молодчина! — Найл принял ее в свои объятия, крепко поцеловал и посадил рядом, держа за плечи. Молодец. Надеюсь, остальные тоже доберутся.
Однако дальше все стало до обидного легко и безопасно: к «мосту» подошел один из детей, взялся за паутину, тут же ее брезгливо бросил, быстро и неразборчиво поболтал с паучком из детской же компании. Тот подбежал, подхватил мальчишку четырьмя средними лапами, а на четырех оставшихся почти мгновенно перемахнул на другую сторону — и поставил паренька перед глазами Найла и Нефтис.
— Великая Богиня! — схватился за голову Найл. — Как же я сам не догадался?! Это же так просто!
Переправа закончилась через час.
Потом путники шли вверх по склону. Особых препятствий тоже вроде не встречалось — так, отдельные валуны, прочно сидящие в теле горы, да мелкие острые выступы, готовые в кровь разодрать ногу.
Просто двигаться постоянно вверх по крутому уклону было долго и нудно. Поначалу правитель еще всматривался время от времени в высокий, четырехэтажный дом с двускатной черепичной крышей, который медленно увеличивался в размерах, но потом перестал, глядя только себе под ноги.
Они уткнулись в стену почти в тот самый миг, когда солнце утянуло последние лучики за изломанный кряж вдалеке.
«Надо же, стекла в окнах уцелели» — устало удивился Найл. В окнах отражались сияющие на закате облака, его усталое лицо и трое пауков позади. Что скрывается внутри дома, разглядеть не удавалось.
— Дверь здесь, мой господин, — послышался голос Нефтис.
Черный прямоугольник открывал вход в обширное пустое помещение.
«Поместимся», — прикинул Найл и приказал:
— Все внутрь! Остановимся на ночлег здесь. Укладывались уже в полной темноте. Люди негромко переговаривались, деля места, бурчали, сталкиваясь во мраке. Время от времени кто-то из еще не нашедших себе угол наступал на уже улегшегося, и доносился недовольный вскрик, но вскоре все угомонились.
— Я постелила нам у стены, мой господин, — негромко сообщила отыскавшая правителя Нефтис.
— Хорошо, — кивнул было Найл, но ощутил осторожное прикосновение к спине.
— Я принесла наши циновки и одеяла. — прошептала Завитра.
Найл растерялся. И обидеть никого не хочется, и спасть со всеми сразу он тоже не может.
— Вы пока ложитесь, а мне еще нужно подумать, — выкрутился он.
Девушки отступили.
Правитель честно уселся рядом со входом и, борясь со сном, поднял глаза к черному, как глаз скорпиона, небу. По левую руку купол усеивали искорки звезд, а по правую на полнебосвода царила абсолютная мгла. Странно, туч днем не появлялось, и вот так, в одночасье, наползти они не могли. К тому же, в воздухе не ощущалось обычной для надвигающегося ливня влажности. Может быть, в горах все происходит иначе?
Найл немного подождал, но граница звездного шатра и абсолютного мрака не сдвинулась ни на шаг. Зато правитель обратил внимание, что от моря в направлении нагорной мглы тянутся поблескивающие рукава — звезды как бы охватывали темноту с двух сторон, стремясь сомкнуться у далекого горизонта, очерчивая почти правильный круг тьмы огромного размера.
По ногам ощутимой струйкой потек холод. «Этак мы замерзнем к утру» — подумал Найл, мысленно вызвал Дравига и попросил затянуть вход паутиной. Смертоносец прислал двух молодых пауков, которые быстро отрезали путников от невзгод внешнего мира.
«Пожалуй, на сегодня это все», — решил правитель, отступил вглубь убежища и вытянулся вдоль стены, потеснив какую-то девушку. Ноздрей коснулся легкий аромат можжевельника. Неужели Мерлью? Словно бы во сне, случайно, Найл обнял ее за талию, уткнулся носом в шею и позволил глазам слипнуться до утра.
* * *
— Найл, вставай!Правитель открыл глаза, увидел склонившуюся над собой принцессу и рывком сел.
— Что случилось?
— Тихо, — шепнула она. Людей разбудишь. Пусть спят. Пойдем.
Девушка отодвинула разрезанный с одной стороны паутинный полог и выскользнула наружу. Правитель поторопился следом. Принцесса Мерлью сторонилась его с того самого дня, точнее — ночи, когда они посетили солеварню, и теперь Найл лихорадочно пытался угадать, что же могло случиться такого, чтобы Мерлью вдруг изменила свое отношение.
А на улице рождалось утро: солнце еще не появилось, но небо уже налилось яркой голубизной, сверкали изумрудными переливами далекие горные вершины, расползались по ущельям и расселинам хлопья тумана. Давно забытый легкий утренний морозец бодрил, как первый глоток росы из чашки уару.
Принцесса почти бегом обогнула дом — Найл с удивлением обнаружил, что с обратной стороны в нем не четыре, а только два этажа — вошла в распахнутую дверь, сбежала вниз по ступенькам короткой лестницы, повернула и толкнула створку еще одной, внутренней двери.
— Смотри!
Мерлью вошла внутрь и отступила, пропуская правителя. Найл шагнул следом и изумленно охнул:
— Не может быть!
Они оказались в прошлом. В далеком, легендарном прошлом — словно и не миновали в окружающем мире сотни лет, словно и не возрождались, и не рушились вновь цивилизации, словно не росли в различных уголках планеты могучие Богини, словно под солнцем так и не сменили животных непобедимые насекомые, а Земля и уцелевшие на ее просторах люди не попали под власть расчетливых и хладнокровных разумных пауков.
Широкая гостиная. Пол от стены до стены застелен толстым паласом, тонкие светлые занавески закрывали окна, стены отделаны были дубовыми панелями. Роскошная пятирожковая люстра под потолком. Еще в зале стояли несколько стульев и три стола — на каждом вазочка, а в вазочке — небольшой букетик полевых цветов. И наконец — два зеркальных шкафа, за стеклянными створками которых сверкали гранями хрустальные рюмки, графины, фужеры. Все было покрыто толстым слоем коричневой пыли, но впечатление от этого не становилось слабее.
Чудо — судьба явила пред путниками чудо!
Теперь стало ясно, почему принцесса нарушила обет враждебности — она хотела разделить свой восторг с кем-нибудь еще. Но с кем? Ведь не с детишками же — маленькими дикарями, которых жизнь научила ценить лишь еду, одежду и оружие. И не со слугами пауков, которые ценят то же самое, плюс преданность хозяевам. Только Найл мог понять ее чувства. Причем сам-то он видел похожие комнаты в Белой Башне, а вот Мерлью могла только прочитать о подобном в книгах — и вдруг увидела воочию.
— Как все это могло сохраниться, Найл?
— Очень даже просто, — пожал плечами правитель. Хозяева узнали о приближении Кометы, собрались, уехали в космопорт и улетели на другие звезды.
— И все бросили?
— А зачем им это все? — опять пожал плечами Найл. — Мы тоже ничего отсюда не возьмем. Эти бокалы красивые, но очень хрупкие, надолго их не хватит. Занавески? Так ведь у нас нет окон. Стул ты с собой тоже не понесешь, тяжеловат, а пользы особой нет. Стол — тем более. Все, что здесь сохранилось, нужно только здесь и нигде больше.
Мерлью подошла к столу, взяла букетик, тихонько подула, очищая от пыли.
— Какие красивые. Как настоящие. И она оглянулась на правителя. Ведь почти тысяча лет прошла! А все осталось нетронутым.
— С тех пор здесь никого не было, — Найл приблизился к окну, коснулся тонкого белого кружева. Здесь нет жизни. Ничего не растет, воды нет, холодно. Откуда взяться гостям?
— Но ведь люди здесь жили!
— Они привозили воду, еду и тепло с собой. Боюсь, мы не скоро сможем повторить это.
— Я хочу остаться здесь, — прошептала принцесса. Я хочу сидеть на этих стульях, пить из этих бокалов.
— Пойдем, посмотрим еще, — Найл взял ее за руку и потянул дальше, в отделанный орехом коридор.
Витиевато петляющие древесные волокна сплетали замысловатые светло-коричневые кружева. Правитель провел по ним рукой, и тут же пожалел — от прикосновения тончайшая отделка поползла со стены, как сползает слой грязи с влажного камня. Принцесса за спиной жалобно охнула.
— Извини, я не хотел.
Он толкнул встречную дверь, и они вошли в небольшую комнату с кроватью у стены и столом у окна. Кровать с двумя высокими черными спинками казалась неправдоподобно большой, она так и пребывала застеленной — зеленое одеяло, белый пододеяльник, высокая подушка.
— Найл, я лягу, ладно? Хоть почувствовать, как это было.
Мерлью шагнула к постели, но нечаянно задела спинку — послышался громкий щелчок, черное покрытие в долю мгновения свернулось в рулон, из спинки на пол посыпался крупнозернистый порошок, уже через минуту кровать покосилась, со стуком упала на пол, взметнулось облако пыли. Молодые люди закашлялись и поспешили в коридор.
— Боюсь, не поспать нам на местных постелях, — поморщился правитель.
Принцесса ничего не ответила, двигаясь дальше по коридору. Толкнула следующую дверь, и оба снова ахнули:
— Библиотека!
Стеллажи книг под самый потолок, десятки стеллажей! После минутной радости Найл с тоской сообразил, что всего этого сокровища им отсюда тоже не унести, и улыбка его потухла — все знания, которые скрываются под толстыми корешками, так и останутся в горах, нетронутые, бесполезные.
Коридор уперся в лестницу, они поднялись этажом выше и оказались на площадке с двумя комнатами — здесь двери не уцелели. В той, что побольше, стояли широкая постель, шкаф, стол. А на столе — компьютер. Точно такой же, какой стоял на столе Торвальда Стиига, в Нью-Йорке. Казалось, достаточно щелкнуть тумблером выключателя — и засветится монитор, заговорят динамики, и мудрое изобретение человечества начнет отвечать на трудные вопросы и давать правильные советы. Найл даже руку протянул — и тут же отдернул. Не хотелось бы, чтобы и разумный агрегат рассыпался в пыль веков. Пусть лучше стоит.
В другой комнате пол и три стены были выложены маленькими каменными квадратиками, а вот четвертая казалась сделанной из единого огромного зеркала. Принцесса стерла пыль на уровне лица, надолго вгляделась в свое отражение, потом попросила:
— Найл, выйди, пожалуйста, на несколько минут.
Когда он вернулся, туника принцессы валялась на полу, а девушка, несмотря на холод, стояла перед протертым зеркалом в одном лишь подаренном Райей розовом платье из тончайшего паучьего шелка — рубиновые серьги и заколку в расчет можно не брать. Сквозь ткань хорошо просматривались съежившиеся в розовые кнопочки соски, глубокая тень между плотных, словно набухших от молока грудей, ямка пупка на втянутом животе и большой кровоподтек на боку — похоже, принцесса где-то здорово ушиблась.
— Замерзнешь, Мерлью, — окликнул ее правитель.
Девушка повернулась. В глазах ее сверкали крупные слезы.
— Мерлью, — испугался Найл, — ты чего?
— Ну почему, почему я родилась сейчас, а не тогда?
Правитель привлек ее к себе и крепко обнял.
* * *
Когда они вернулись, в первом зале толпились Дравиг, Шабр, Симеон и хмурая Нефтис.— Извини, Посланник, — Дравиг изобразил легкий ритуальный поклон. Ваши мысли звучали столь громко, что нам тоже захотелось посмотреть, как жили люди до нашего появления. Твоя стражница сильно обеспокоилась твоим отсутствием, и я решил взять ее с собой.
— Благодарю тебя, Дравиг, — тоже поклонился Найл. Витиеватая речь смертоносца означала лишь то, что он не очень уверен в правильности своего поступка.
— Ребята! — вмешался Симеон. Я из Провинции унес немного вина. Давайте выпьем хоть раз в настоящем человеческом доме, за настоящим столом, из настоящих бокалов!
— Да! — вскинулась Мерлью. — Я тоже хочу! Она быстро подошла к шкафчику, неумело заскреблась в стекло.
— Подожди. — Найл вынул нож, почистил паз, сдвинул стекло.
Принцесса достала три бокала, поставила на стол. Симеон выудил из-за пазухи бурдючок. Налил. Бодро начал:
— Вот вы знаете…
— Замолчи, — попросила принцесса. Дай мне вообразить, что я вернулась назад, в далекое прошлое. В двадцать первый, а может и вообще в двадцатый век. Дай мне побыть немного там.
Найл тоже попытался вообразить себя в прошлом. Тысячу лет назад, в этих самых стенах, под этой самой люстрой, на этих самых стульях точно так же сидели люди. Наливали в эти бокалы точно такое же красное вино и пили его маленькими глотками. Вели беседы, строили планы на будущее. Вот только не было, наверное, рядом с ними пауков в рост человека, да не охраняла вход могучая стражница в короткой тунике и с длинным охотничьим копьем.
— Вот, значит, как жили наши предки, — причмокивая губами, улыбнулся Симеон. Может быть, тут и останемся?
— Без воды и еды? — хмыкнула принцесса. Через неделю лапки протянем. Нужно идти в город Диру и обосновываться там. Я думаю, у нас вполне хватит сил выгнать оттуда захватчиков и отбиться от любого нападения.
— Извини, Мерлью, — Найл накрыл своей ладонью ее руку. Я понимаю, тебе хочется домой, туда, где ты родилась и выросла. Но пойми, мир пустыни изменился. Теперь твоя родина больше не тайник от смертоносцев, теперь это «почтовая станция» пришельцев.
— Какая еще «почтовая станция»? — заинтересовался медик.
— Когда я был в плену у захватчиков, — неторопливо объяснил правитель, — то Тройлек, личный переводчик князя, их предводителя, рассказал, каким образом в их стране организовано общение между различными провинциями. На всех дорогах, через равные промежутки, стоят специальные дома, в которых живут почтовые пауки и поддерживают постоянный телепатический контакт с ближайшими такими же «почтальонами». Когда правителю, скажем, захваченного города, нужно послать сообщение верховному правителю, он передает его своему «почтальону», тот посылает мысленный импульс с посланием на ближайшую «почтовую станцию» в нужном направлении. Тамошний «почтальон» передает его дальше, следующий — еще дальше и так до тех пор, пока послание не достигает адресата. От границы до границы их страны весть проходит за час, не больше. В городе Смертоносца-Повелителя первая такая «станция» сделана, наверное, где-то на границе крестьянских полей. Следующая может быть только в Дире, больше просто негде.
— А теперь представь, Мерлью, — повернулся Найл к девушке, — что мы захватили твой пещерный город. Мы потеряем несколько. — правитель пару мгновений лихорадочно подбирал нужное слово, одинаково относящееся и к двуногим, и к восьмилапым — соратников. Уничтожим пришельцев. Связь оборвется. Захватчики пошлют воинов выяснить, в чем дело. Мы их победим, хотя и с потерями. Они пошлют новый отряд: Их много, нас мало, и каждый из нас на счету. Рано или поздно мы погибнем все, или будем вынуждены опять отступить в горы, но уже куда меньшим числом. Кто тогда возродит нашу цивилизацию? Кто вернет наш город?
Правитель ощутил молчаливое беспокойство Дравига, вопросительно повернул к нему голову.
— Наша память, замурованная под Черной Башней, — напомнил старый смертоносец, — способна прожить только два, два с половиной года. Парализованная пища не выживет больше полутора лет. Еще год хранители смогут прожить без еды. Мы обязаны победить до этого срока, Посланник.
— Мы победим! — уверенно пообещал Найл.
— Как?! — громко расхохоталась принцесса. Как сможешь ты захватить огромный город, столицу целой страны, если боишься тронуть даже маленький порубежный городок?
— Мы подрастем, — и Найл наконец решился вслух произнести то, о чем думал последние дни: — Мы вернемся в Дельту, родим там новое поколение, уйдем, чтобы его воспитать, снова родим, и снова воспитаем. Вспомните, мы ушли из города всего полгода назад, а рядом с нами уже вполне взрослые дети!
— А что. — Симеон отставил бокал и принялся лихорадочно грызть ногти. У нас пятнадцать девочек-детей и тридцать бывших горожанок. Ну, «бывшие» здоровых родят от силы половину. Но все равно. Тридцать детей через полгода, сорок пять еще через полгода, почти семьдесят потом, сотня в конце второго года! Нас будет только людей не меньше трехсот!
— Шабр, — окликнул правитель ученого смертоносца, — А ты что думаешь?
— Возвращаться в Дельту рано, — охладил паук восторг медика. Прежде дети должны закончить период созревания, разбиться на стабильные пары, произвести оплодотворение. Думаю, это займет не меньше полугода. Если уважаемый Посланник и Симеон несколько раз произведут вязку со своими женщинами открыто, это вызовет в детях любопытство, возбудит у них подражательный рефлекс. Тогда понадобится где-то месяца два-три.
— Но тогда мы обернемся только два раза, — растерянно шепнул медик, схватился за свой бокал и опрокинул его содержимое себе в рот.
— Насколько я помню, — вклинилась в разговор принцесса Мерлью, — каждому ребенку, рожденному в Дельте, необходимо по четыре кормилицы. Младенцы слишком прожорливы при таких темпах роста.
— Было бы кого кормить, — вздохнул Симеон, — чего-нибудь придумаем.
— Если я правильно тебя понял, Шабр, — повернул голову Найл, — мы должны найти спокойное, безопасное место, где можно провести два-три месяца до полного взросления детей?
— Они уже взрослые, — поправил смертоносец, — но подростки должны психологически подготовиться к размножению.
Правитель поморщился и кивнул.
— И вы с Симеоном должны открыто продемонстрировать правильный межполовой контакт, — настойчиво повторил ученый паук.
Найл покосился на Мерлью. Принцесса презрительно скривилась:
— Что поделать, Найл. Так нужно.
— Тогда ты правильно понял меня, Посланник, — подвел итог смертоносец.
— А еще, — у девушки желваки ходуном ходили, но говорила она тихим, почти ласковым тоном, — нужно найти в этих каменных джунглях оазис, способный прокормить весь отряд необходимые три месяца.
— Ну, — усмехнулся Найл, — как раз это проще всего. Дравиг, ты мне поможешь?
— Да, Посланник.
С точки зрения человека, пауки не способны думать. Они просто воспринимают окружающий мир, анализируют, оценивают, решают возникающие вопросы исходя из предыдущего опыта — иногда в одиночку, иногда объединяя в единое целое сразу несколько разумов. Они обладают великолепной памятью и всегда готовы к восприятию внешних вибраций. Люди же гордятся своей способностью к мышлению. Трудно сказать, какое преимущество дает двуногим процесс многократного пережевывания абстрактных мыслей, но то, что постоянное мельтешение посторонних образов, воображаемых событий, мечтаний и горестей отгораживает сознание от истинного мира — это совершенно точно.
Для понимания происходящего вокруг и единения с общим сознанием смертоносцев Найлу требовалось избавиться от мыслей. Правитель делал подобное неоднократно: мысленно отступал вдаль от роящегося в сознании хаоса и ждал. Просто ожидал, созерцая со стороны, как брошенный за ненадобностью бедлам постепенно рассасывается, успокаивается, оседает, точно поднятая в озере муть. Проходит несколько минут, иногда полчаса. Изредка — час. И вот «озерная вода» становится чистой и прозрачной, и готовой отразить в себе всю вселенную, как отражает озерная гладь бесконечное небо, и порою невозможно отличить, где кончается истинный мир, а где начинается его внутренний образ.