- Ага, Ромашкин, на месте находишься, это хорошо. А то я зашел этажом выше, а Хлюдова нет. Взводного за себя оставил. Подумаешь, птица столичная москвич, блатной министерский сынок! Наглец! Приказ нарушает, понимаешь ли! И Колчакова на месте нет почему -то.
   - Наверное, ужинать пошел, товарищ подполковник. Я его недавно видел, соврал Никита, выгораживая товарища.
   - Ну ладно, попозже зайду, проверю его опять. А как у тебя в роте обстановка?
   - Все нормально, без происшествий. Наряд по столовой через полчаса придет, остальные смотрят телевизор. В 21.00 праздничный ужин и отбой. Завтра мероприятия в соответствии плана: лекция, беседа, футбол, кино.
   - Хорошо, молодец, понимаешь ли. А как порадуешь комбата, чем поздравишь? Зачем ты мне о мероприятиях болтаешь? О них тебя Рахимов пусть пытает!
   - М- м- м, - замялся в нерешительности Никита. Разрешите предложить коньяк?
   - Нет, я его не люблю, он воняет. Понимаешь ли.
   - Тогда и ром предлагать не буду.
   - Правильно, не предлагай! Облисполком. (Как читатель заметил, у комбата в речи присутствовали два слова паразита: облисполком и понимаешь ли). Водка есть? - Алсынбабаев уставился узкими хитрыми глазами на лейтенанта и упер руки в тучные бока.
   Никита вновь замялся в нерешительности. Водка в принципе была, но не его, а ротного. Да и стояла она в командирском сейфе.
   - Ну чего топчешься как мерин в стойле? Есть?
   - Есть немного.
   - Так наливай, не жмись! Понимаешь ли!
   Ромашкин открыл ключом сейф и достал поллитру.
   - Ого! Немного! Я что, слон? Полная бутылка, а он говорит немного. Ох, Ромашкин, оправдываешь свое прозвище - Рюмашкин.
   - Да, это ребята шутят, я водку вообще мало пью.
   - Мало, мало... От ведра мало отхлебываешь? Наливай!
   Никита откупорил бутылку и налил комбату стопку до краев, поставил на стол тарелку с маринованными помидорчиками и быстро нарезал колбасы.
   - А ты что, так и будешь смотреть мне в рот? Бери стакан!
   Никите пришлось налить и себе пол стакана.
   - Полный наливай, лейтенант, с комбатом пьешь! Краев не видишь?
   Ромашкин вздохнул и долил.
   - Ромашкин! Поздравляю тебя с Новым годом! Понимаешь ли! Желаю тебе стать настоящим офицером и всего самого наилучшего, понимаешь ли! Вот так! Облисполком!
   Закончив говорить речь, Алсын плеснул стопку в бездонную глотку. Затем
   комбат крякнул, съел огурчик, обтер усы, и хитро улыбаясь, потянувшись, зацепил криволапой рукой бутылку со стола.
   - Ты сегодня ответственный, поэтому водку конфискую. Не ровен час, напьешься и завалишь дело.
   - Какое дело? - не понял и переспросил Никита.
   - За порядкой следить! Запомни лейтенант! Порядка сама не приходит. Ее надо наводить ежедневно и ежечасно! И еженощно! Понят-тна?
   - Понят-тна! - шутя, передразнил Ромашкин, предполагая, что в веселый сегодняшний праздник, эта ирония допустима.
   - Лейтенант, ты чего дразнишь мой акцент?
   - Нет, мне просто нравится это Ваше выражение: облисполком. Звучит слово очень красиво и внушительно. Между прочим, товарищ подполковник, бутылка не моя, ротного.
   - Передай привет ротному, и мое персональное спасибо, за водку!. П-понятна?
   - Так - точно! П-панятна!
   - Юморист? У меня сегодня настроение хороший. Накажу в следующий раз, завтра. Точнее в новом году!
   Комбат довольный своей шуточке вышел за дверь, а Никита принялся размышлять о превратностях судьбы: "хотел как лучше, а теперь придется водку ротному возвращать".
   Через некоторое время заявился замполит батальона. Рахимов намекнул, что не прочь выпить с подчиненным коньячку. Выпили. Пока разговаривали, держа вторую наполненную порцию, в канцелярию ворвался начальник штаба:
   - Вот так! Уже пьет! Лейтенант! Я кому вчера говорил быть трезвым как стекло?
   - Ну, мне.
   - А без "ну", товарищ лейтенант?! Не запряг, не нукай!
   - Уймись Мирон, это я его подбил на мелкое нарушение дисциплины! успокоил Рахимов своего товарища.
   - Ага, я ж не сам изъявил желание выпивать! - обрадовался заступничеству Никита. - А перед этим приходил комбат и тоже меня с толку сбивал. Вы коньяк будете?
   - Нахал! Я его ругаю, а он меня споить пытается! - возмутился майор. Я на дежурстве!
   - Не хотите коньяк есть шампанское. Это в принципе почти не спиртное. Будете?
   - Хорошо. Шампанского наливай, но не в рюмку же. Стакан есть? - скривил физиономию Давыденко.
   - Так точно!
   Никита полез в тумбочку достал граненый стакан, ополоснул водой из графина и протянул начальнику штаба.
   Майор Давыденко, тем временем, сам по хозяйски откупорил бутылку шампанского и наполнил подставленный стакан.
   - С Новым годом! За укрепление воинской дисциплины! - произнес с усмешкой Рахимов и выпил, причмокивая пухлыми губами свою порцию коньяку.
   Начальник штаба бесцеремонно и по хозяйски наполнил карманы шинели орехами, выбрал самое крупное яблоко, апельсин и молча удалился прочь.
   - Вот человек! Все настроение испоганил своим гнусным видом! возмутился Никита. - Обругает, плюнет в душу, нагадит и счастлив от этого. При всем при том, еще и ограбил, мародер. У-у- у! Рожа, шилом бритая!
   - Прекрати болтать о старшем начальнике в присутствии другого начальства! - оборвал тираду Рахимов. - Не переживай, такой он тяжелый человек, принципиальный. Он даже спит и служба снится. Как говорится, на жене лежит, а дисциплинарный устав в уме пролистывает. Службист и очень хороший офицер, в отличие от вас, молодых балбесов.
   Рахимов попрощался, пожелал удачи, а Ромашкин допил оставшуюся половину откупоренной бутылки шампанского, чтоб не выдохлось, и внезапно почувствовал себя очень хорошо. Настроение поднялось и заметно улучшилось. Он продолжил размышлять: "Ну и что из того, что дежурю, какая разница, где и с кем пить. Конечно, одному немного грустно, но ведь можно позвать с первого этажа приятеля - Колчакова. Вадик, душа- человек! А можно выпить, чокнувшись с зеркалом". Этот вспомнившийся из литературы, старый способ, внезапно пришедший на ум, Ромашкину так понравился, что он встал из-за стола, плеснул в рюмку чуток рому, и стукнул ей по зеркалу, об отображающуюся рюмку импровизированного собутыльника, подмигнул, произнеся в слух:
   - Ваше здоровье, Никита Александрович, долгих лет жизни! Счастья и здравия! Расти большим, во всех местах!
   Никита хмыкнул и в два мелких глотка, наслаждаясь ароматом, выпил рюмаху, нового на сегодняшний вечер напитка. Полегчало еще больше.
   "Ну, в самом деле, чего мне сидеть дома в Новый год? К Хлюдовым пойти было б занятно, но больно ласково глядит его жена, ластится как кошка, не было б скандала! Идти нажраться в общагу - не велико удовольствие. Наверняка праздник закончится потасовкой и массовым блевом в туалете. А так бойцов уложу спать, "телик" притащу в канцелярию, и просмотр концертов до утра. Надо будет какую-нибудь постоянную бабищу себе завести, что-ли, тогда и отдых разнообразится. Какой - никакой, досуг появится. Иначе это не жизнь, а какая-то ссылка в пески Каракум! Каторга на соляных копях.
   Дверь приоткрылась, и в нее прошмыгнул Колчаковский.
   - Ты чего Вадик? - удивился Ромашкин. - Гонится кто?
   - Это я от начштаба спрятался. Надоел. Ему делать не хрен, он у меня в канцелярии сидит, в шашки играть заставляет. А я их терпеть не могу. Наливай, а то уйду!
   - Э, не пужай меня, а то руки со страху задрожат, ром разолью! Уйдет он, вишь-ли! Ходи в дверь, взад. Испуганный.
   - В дверь или взад? - поинтересовался насмешливо Вадим.
   - К барьеру! Бери стакан с ромом! - приказал Никита все более нетрезвым голосом, и тоном, не допускающим возражений.
   Приятели уселись за стол и моментально ополовинили бутылку.
   - Ох, и хорош кубинский ром! - выдохнул Колчаков с наслаждением ароматные пары спиртного. У! Прелесть! Особенно с копченой колбаской и под ядреную сигару.
   Вадик по хозяйски расположился, пристроив зад на тумбе, протянув длинные ноги. На стол закинуть их было не удобно, поэтому он их положил на стул. Гость поковырялся в пачке, достал за неимением сигары сигаретку, прикурил и принялся пускать кольцами противный сизый дым.
   - Как отвратительно! - воскликнул Никита. - Ведешь себя как свинья и хам. Явился с пустыми руками, пьешь мой ром, вонючие сапоги задрал выше головы, да еще и куришь! А мне тут ночью спать! Голова разболится к утру!
   - Э-э-э! У тебя приятель, башка будет не болеть, а трещать! И, совсем не от табака, а от коктейля. Я смотрю по откупоренной посуде, шампанское, ром, коньячок ты сегодня уже отведал? Ох, и тяжко придется тебе. А как пойдешь на доклад к начальству?
   - Так мы вместе пойдем! Ты будешь говорить, а я буду рядом стоять и молчать. В крайнем случае, с умным видом кивать головой.
   - Лучше и не кивай, умного вида уже все одно не придашь, потому что, твоя рожа покрылась багровыми пятнами, а разит от тебя как от винной бочки. Собирайся, пойдем к замполиту. Авось, Бердымурадов не заметит, что мы употребили. И лучше поскорее пока нас не развезло.
   На часах было: час до полуночи. Всего один час до наступления очередного нового года. Ромашкин еле- еле переступал ногами по асфальту и размышлял. "Что нового он принесет? Этот год был отмечен радостным событием: выпуском из училища, офицерским званием. А в следующем что ожидает?" Никита брел, хлюпая сапогами по широким лужам. Брызги разлетались высоко и далеко в стороны. Полы парадной шинели быстро намокли, поднимать ноги и не хлюпать, не было ни сил, ни желания. Добрести до штаба и не упасть, и то хорошо!
   Замполит ничего не заметил. Мало того, что он был туркмен, так еще и контуженный в Афгане. Поэтому Бердымурадов, если и выпивал даже сто граммов водки, то соображал после этого очень плохо. Для него был главный показатель дежурства - прибытие офицера. Напротив фамилии в списке ответственных, подполковник, прилагая усилие, чтоб попасть в нужную графу, ставил крестик, и отправлял в подразделение. Некоторые не пришли, и вот с ними он пытался воевать. Звонил по телефону, посылал посыльных, матерился на русском и родном языках.
   Никита и Колчаков вышли из кабинета и поспешили в батальон. По дороге обратно им повстречался Давыденко с Власьевым, дежурным по 9 - й роте. Майор громко обругал лейтенантов, что те его не дождались, а он их разыскивает и теперь оба виноваты в его опоздании.
   Начальник штаба, убегая, пообещал позже наказать лейтенантов и, продолжая материться, умчался по аллее.
   - Козел рогатый! - негромко, но зло произнес Вадик.
   - Почему ты так думаешь? - спросил Никита, тупо уставившись на товарища.
   - Потому что знаю. Это я ему рога наставил. Сам лично и с превеликим удовольствием. И не далее как два часа назад, пока он меня разыскивал в казарме!
   - Удовольствие получил только от самого процесса наставления рогов или и его жена действительно хороша?
   - Хороша. Активистка. Любит страсть как это дело и подходит к процессу творчески. А Мирон, как баран любит службу. Теперь рога у него, аж закручиваются в трубочку. Я бы и сейчас к ней сбегал, да боюсь, он заскочит домой поздравлять супругу с Новым годом. Не хотелось бы оказаться вторым у одной бутылки шампанского. Он ведь чокнутый и бешенный.
   Никита молча прошел до поворота, на ходу переваривая пьяными мозгами полученную информацию, и силясь понять: "Зачем это Вадику, почему так все пошло! А в то же время подленькая мыслишка пульсировала, и почему не я на его месте?"
   - Никита! Давай хулиганить! Чего мы скучаем в праздничную ночь? воскликнул вдруг Колчаков.
   - А как? Что ты предполагаешь сделать, Вадик? Набить морду замполиту полка? Угнать дежурный тягач? Пострелять в воздух из автоматов? Поджечь артиллерийские склады?
   - Зачем ты сразу сгущаешь краски. К чему такие крайности. Простой фейерверк устроим! У меня есть четыре ракеты красного и зеленого огня. Запустим их на плацу?
   - А у меня припрятаны два взрывпакета и граната, - обрадовался идее приятеля Никита. - Ка-а-ак бабахнем!!!
   - Но-но! Без извращений. Достаточно взрывпакетов. За гранату могут к ответственности привлечь, а за салют только выговор влепят, если поймают.
   Лейтенанты, качаясь и заплетаясь в непослушных ногах, заторопились еще быстрее к казарме. Там они залезли в свои "загашники", извлекли припрятанную пиротехнику и вышли на плац. Когда стрелки часов отсчитали ровно двенадцать, офицеры дружно рванули за колечки, и ракеты взметнулись с шипением в высь. Спустя мгновения они с шумом хлопнули, и яркие разноцветные вспышки озарили небо. Тотчас в ночное небо была отправлена следующая пара сигнальных ракет.
   Кто-то крикнул ура, кто-то возмущенно закричал, требуя прекратить безобразие, а кто-то тоже пустил из кустов и открытых окон новые ракеты. Никита побежал с плаца в батальон, а Вадим в противоположную сторону, к городку, наверное, решился навестить жену Давыденко. Лейтенант на секунду приостановился возле чугунных "пепельниц", поджег взрывпакеты и швырнул их внутрь. Едва Никита скрылся за дверями, как мусорные вазы разразились страшным грохотом. Столбы искр и огня взметнулись вверх, увлекая за собой лежавший на дне мусор. Окурки разлетелись вокруг крыльца, а газета, словно большая птица с подбитыми крыльями, спланировала на кустарник.
   На плац примчался не совсем адекватно воспринимающий обстановку замполит полка и дежурный. Они некоторое время попытались обнаружить тех, кто запускал ракеты, но поиски оказались тщетны. В это время бахнуло еще несколько взрывпакетов в районе штаба полка, и оттуда же взлетела ракета, рассекая ночное небо белым бледным огнем. Она хлопнула яркой вспышкой и стала медленно опускаться на парашютике за пределы полка в жилой городок. Это резвились штабные писаря, обрадованные отсутствию начальства. Подполковник развернулся и, качаясь, нетвердой походкой направился обратно, наводить порядок в штабе.
   Никита пару минут наблюдал эту картину из окна. А когда в гарнизоне постепенно стихло, и салют иссяк, налил в жестяную кружку шампанского и выпил ее до дна, пожелав сам себе счастья и любви в Новом году.
   Затем Ромашкин вышел из канцелярии, приказал дневальному перенести к себе в кабинет телевизор и пошел по темной казарме проверить бойцов. Усталые солдаты спали "мертвым" сном. Умаялись бедняги за день. Праздничный ужин завершили в двадцать два часа, а боя курантов ни кто ждать не пожелал. Богатырский храп раздавался из разных углов, порой кто-то что-то бормотал на русском, узбекском, азербайджанском или еще каком-то языках. Портяночный далеко не ароматный запах, витал крепко и устойчиво, дух который сшибал с ног. И без того мутило, а, вдохнув эту "вонь", Никиту и вовсе выбило из равновесия. Голова закружилась, к горлу подкатил тошнотворный комок. Лейтенант рванулся в туалет, и все что съел и выпил в течение долгого вечера, фонтаном вырвалось наружу, испачкав унитаз.
   Отойдя от него, подышать к окну, Ромашкин вдохнул несколько раз свежий воздух, но новый позыв рвоты перекинул его тело через подоконник. Бежать в туалет было поздно, и лейтенант облегчил желудок туда, куда пришлось, на ближайшую клумбу.
   Никита еще несколько минут шумно порычал в темноту, пугая ночных птиц и бродячих кошек, а затем сознание окончательно покинуло его.
   Дежурный по роте довел до канцелярии, уложил в койку, стянул сапоги, укрыл одеялом, и вышел, плотно притворив дверь.
   Удовлетворившийся обильной женской лаской, Вадим объявился через час, с шумными воплями "мартовского котяры", и громким топотом. Он напевал веселую песенку, желал поделиться радостью с другом но, войдя в канцелярию, с удивлением обнаружил громко храпевшего приятеля, валяющегося в грязных сапогах на койке. Шинель самого Колчакова была перепачкана глиной, оттого что, убежав с плаца, в сторону столовой он, поскользнулся и плашмя шмякнулся в грязь. С сожалением, поглядев на крепко спящего приятеля, Вадик достал из приотворенного шкафа бутылку с остатками рома, допил из горлышка содержимое и отправился восвояси.
   Новый год успешно и победоносно шагал по стране, сшибая с ног миллионы жителей. Советские трудящиеся поедали тонны салата оливье, селедки под шубой, выпивали цистерны водки и шампанского, либо тупо смотрели "Голубой огонек", либо пели и танцевали. Какая - то, самая счастливая часть общества, предавалась страсти любви. А наш приятель Ромашкин, пребывал в прострации, совершенно ничего не соображая. История "перестройки" начинала писаться без него.
   ***
   - А я, дважды Новый год в Афгане встречал, и оба раза в горах! воскликнул Большеногин. - Помнишь Никита, тогда еще моя БМП подорвалась, а после ротного ранило и девять бойцов...
   - Помню! Я тогда в эфир рявкнул п...ц Большеногину, а комдив меня обругал! - воскликнул Никита - Жалко Вовку Киселева! Хороший был парень! Вернулся после ранения и нашел свою смерть от снайперской пули....
   - Помянем ротного! - предложил Большеногин.
   - Вася, а ты застал Киселя? - спросил Никита у Котова.
   - А как же, конечно. Но толком и познакомиться не успел, в первый мой рейд он и погиб...
   - Ладно, продолжаю далее байку, - произнес Ромашкин...
   Глава 14. Сумасшедшие гости.
   Утром Никита, едва пробудившись, покачиваясь на нетвердых ногах, вихляющейся походкой покинул казарму. В голове гудело, череп трещал, кости ломило, и в глазах стояла пелена. Хорошо вчера встретил Новый год, нечего сказать.... Не вписавшись в дыру в заборе, лейтенант сильно ударился плечом и ребрами.
   - Черт! Понастроили заборов, пройти не возможно! - возмутился в слух лейтенант.
   В парадной шинели и кителе он оказался гораздо шире узкого лаза. Пришлось раздеться и пролезать в лаз, взяв шинельку в руки. Продравшись, наконец, наружу, в городок, он плюхнулся на колени и измазал галифе. Громко матерясь, утопая в грязи, Никита добрался до квартиры. Он долго искал ключи, а когда сумел их достать в одном из многочисленных карманов, несколько минут тщательно целился попасть в замочную скважину. Усилия были тщетны. Все попытки оказались не удачны - стыковка не произошла. Осознав, что войти тихо в дом не удастся, Ромашкин повернулся спиной к двери, и начал колотить каблуками по ней.
   - Шмер! Мишка! Шмер! Открой сволочь! Открой! Хватит спать.
   Дверь внезапно отворилась и силой ударила в спину Никиту. Лейтенант слетел с верхней ступени и упал во дворе на четыре точки.
   - Кто тут? - спросил кто-то сверху.
   Лейтенант обернулся и увидел стоящего с закрытыми глазами солдата Кулешова. Тот тер лицо кулаками и силился разомкнуть слипшиеся ото сна веки, продолжая глупо бубнить:
   - Хто тут орет? Чаво надо? Хозяева сплять!
   - Кулешов, скотина, это я! Хозяин квартиры и твой начальник! взвизгнул разозленный Ромашкин и, подскочив к курсанту, оттолкнул этого непутевого Шмеровского ординарца.
   - Совсем офонарел? Военный! Глазищи протри! - Никита потряс за грудки не желающего просыпаться бойца. Солдат шмякнулся на диван, стоящий в углу веранды и что-то пробормотал, оправдываясь в ответ.
   Ромашкин через секунду уже забыл о нем. Лейтенант снимал на ходу сапоги, судорожно стряхивая их со своих ног, стараясь быстрее добраться до заветного дивана. Грузно плюхнувшись на него, он слегка придавил храпящего Шмера, свернувшегося в клубок под простыней.
   - У-у! Сволота! - взвыл сонным голосом взводный и отодвинулся на край к стене.
   - Ты, почему спишь на моем диване гад?! Еще и курил лежа? Марш отсюда, свою койку!
   Шмер громко засопел и не ответил. Освобождать лежбище, он видимо не желал. Никита швырнул шинель в один угол, китель в другой, галстук сунул под матрац, остальную одежду куда придется, и блаженно улыбаясь, примостился на второй половине дивана. Лейтенант, широко разметался по дивану но, раздетый быстро замерз, и потянул на себя одеяло. После недолгой борьбы за тепло победил более трезвый. Шмер.
   К полудню продрогший, но не протрезвевший Ромашкин проснулся. Его глаза непроизвольно открылись на яркий свет горящей под потолком лампочки в 100 ватт.
   Над лицом мученика, склонилась рожа пьяного соседа. Мишка видимо только что опохмелился, и весело смеясь, попытался, словно комнатный цветок, полить Никиту водой из кружки. Ромашкин вскочил и оттолкнул взводного. Тот оскалился рыжевато -желтыми прокуренными зубами, и щурился щелочками припухших глаз. Отекшее лицо взводного приобрело землистый цвет, а зеленые мочки торчащих ушей контрастно выделялись яркими пятнами.
   - Отойди от меня "Крокодил Гена!". Тьфу! То есть крокодил - Миша! Михаил -крокодил! - хрипло рассмеялся Ромашкин, срифмовав последнюю фразу. -Чучело, а не офицер! Ну и рыло. Старлей, с зелеными ушами!
   Шмер молча скалился и возобновил попытку брызгаться водой.
   - Ты чего скотина подушку водой залил? Зачем меня полить хотел? Я тебе что, клумба? Или я похож на фикус? Я же не мешал тебе дрыхнуть, и ты ко мне не лезь с пьяными шуточками! Дай поспать! Я новогоднюю ночь службу нес, твой покой охранял! - продолжил возмущаться вероломству приятеля Ромашкин.
   - Наслышан, как ты охранял, пьянь несусветная. Бойцы мусор вокруг казарм собирают после вашего дебоша.
   - Комбату про салют донесли?
   - Не ведаю. Но думаю, доброжелатели доложат.
   - Вот черт! Как неудачно вышло! А всему виной проклятый ромо-водочно-шампанско-коньячный коктейль! Зарекался ведь не смешивать напитки! Дегустатор хренов! Опять поддался искушению попробовать все! принялся клясть себя лейтенант. - Ну и зачем ты меня будишь? В штаб вызывают?
   Никита злобно посмотрел на приятеля и вновь закутался в одеяло.
   - Нет, начальники не вызывают, нас девчонки в гости зовут!
   - Какие еще девчонки? - удивился Никита.
   - Как какие? Забыл что-ли? Те, самые, что мы вчера от "урюков" выручили. Вспомнил?
   Никита, скрипя извилинами, принялся гонять серое и белое вещество под черной коробкой, неистово напряг разжиженную спиртным кору головного мозга и вспомнил озорных вчерашних красоток.
   - А-а-а! Ну, да, ну, да, припоминаю. Сами приходили сюда?
   - Нет, утром Лебедь прилетал, покурлыкал, напомнил, что после обеда сбор в поход у общаги. Надо что-то взять с собой, вчерашний запас кончился. Давай денег!
   - Друг мой, денег нет, и не было! - уныло пробормотал Никита. - И не в деньгах счастье, а в потенции! А ее не поднять...
   - Поднимем, дай только добраться до подымальщиц! - хмыкнул Шмер.
   Друзья отправились в общежитие, где их давно поджидал Колчаков. У Вадика почему-то сохранилась не выпитая бутылка шампанского. Ему опохмелиться хватило пива. Приятели задумчиво почесали затылки: идти в гости такой толпой, с одной бутылкой "шипучки", не прилично: - Ну что начинаем поиски спиртного? - спросил Ромашкин. - Пойдем по комнатам?
   - Вряд ли что сыщешь, - задумчиво произнес Шмер - необходимы внутренние резервы. Где можем достать одну или две бутылки за территорией этого бедлама?
   Шмер обвел руками воображаемый круг, подразумевая офицерское общежитие.
   - Лебедь! А про этого гадкого утенка-то забыли! - обрадовано заорал Никита, вспомнив о еще одном собутыльнике, которого от чего -то отсутствовал на месте сбора. - Он ведь тоже приглашен. Лебедь - спортсмен, и он один не пьет. Наверняка что-то есть, мы же с ним вчера не пировали!
   Офицеры быстро собрались и умчались прочь из прокуренной комнаты. Противный мелкий дождик не испортил предвкушения праздника. Веселье продолжалось! Лужи на дороге не обходили, а топали прямо через них. Все торопились, и устало дышали от гонки. Друзьями овладел охотничий азарт. Дичь женского пола подготовлена, мужское оружие заряжено, осталось прицелиться и выстрелить. То, что выстрелы станут не холостыми, приятели были уверены наверняка. Иначе, зачем девчата их приглашали? Действительно, не водку же пить!
   Лебедь разочаровал собутыльников. Он снимал квартиру у какого-то капитана, который после недавнего развода с женой обитал в общаге и беспробудно пил. Запой продолжался третий месяц. Дорвался до свободы.... Сколько Лебедь платил, тому капитану за жилье не известно, скорее всего, расплачивался спиртом, доступ к которому у него был постоянно. Этим спиртом Белый должен был обслуживать приборы и средства связи, но "Птица-Лебедь" на них только дышал парами выпитого алкоголя.
   Дверь домика оказалась не заперта, но почему-то не поддалась, а лишь чуть приоткрылась. В узкую щель, образовавшуюся в результате легкого надавливания, удалось разглядеть, что мешает проникновению внутрь: ноги в сапогах. Друзья втроем надавили на нее, и она с шорохом и шуршанием все же отворилась. А шуршало чье-то тело. Оно и мешало открыванию, на нем были эти сапоги. Включив свет в прихожей Мишка опознал того, кто валялся на полу мертвецки пьяным. Это был хозяин квартиры, престарелый капитан-пехотинец. Вокруг него валялись грязные ботинки и сапожки. Один ботинок был зажат в правой руке, видно владелец попытался уйти, но не смог обуться.
   Предчувствуя недоброе, ребята открыли следующую дверь, и настроение сразу резко упало. В комнате стоял отвратительный смрад. Пахло какой-то кислятиной и тухлятиной. Этот запах распространяли либо носки, либо сдохла, отравившаяся крыса, облизавшая ноги Лебедя. А может, что-то протухло из еды завалявшейся в стареньком размороженном закрытом холодильнике. Ситцевые выцветшие занавески слабо пропускали тусклый свет, но и в полумраке было понятно, что тут произошла сильная пьянка. Лебедь распростерся поперек кровати головой возле подушки, а ноги на полу, причем одна из них стояла в полупустом ведре с водой.
   - С кем мы связались! На кого понадеялись!- воскликнул, схватившись за голову Ромашкин. - И это называется трезвенник, спортсмен, каратист и боксер! Пьянь подзаборная! Так даже я никогда не валялся, а я не хвастаюсь трезвостью!
   На захламленном столе валялись перевернутые стаканы, огрызки, и остатки какой-то закуски. Недопитая бутылка водки стояла в центре и еще одна лежала, расплескав по газете жидкость. Судя по следам ее, недавно уронили, и она, катаясь, медленно истекала.