Прокудин Николай. Гусарские страсти эпохи застоя

   - А за что? - вновь спросил Никита. - За то, что водку подношу?
   - Э-э-эй! Ромашкин! Не зарывайся! - рявкнул заволновавшийся Алсын, желая оборвать неприятное направление разговора. - Уйди! Поди, прочь!
   - Водку говоришь? Значит, ты видишь во мне алкаша? Да я тебя в порошок сотру и размажу! Вот сейчас поставлю двойку за вождение, а завтра за стрельбу и тебе крышка! Снимут с должности и в Афган отправят.
   - С превеликим удовольствием, сделайте такую милость. Сам об этом начальство прошу, - обрадовался Никита.
   - Но - но! Замполит, не болтай! Какую ты чушь, несешь! Двойки он захотел! Кроме тебя в роте другие живые люди есть, которые за дело болеют, и не балаболят. Мы год работали не для того, чтоб ты все экзамены испоганил. Шагай на учебное место! - приказал Алсынбабаев.
   - Э, нет! Я хочу с ним разобраться, понять, что он за человек! Погляди, какие наглецы из училищ выпускаются! Хамье и шваль! Пороху не нюхали, а пыжатся, из себя что-то корежат! Правильно говорю комбат?
   - Правильно Владимир Иванович! - согласился Алсын. - Без году неделя как стал лейтенантом, а ведет себя будто старый боевой офицер. Лейтенант, ты знаешь, что такое учения под руководством Министра обороны? Нет? А я дважды участвовал, и благодарность получал. Марш-бросок на танках через пол Европы совершал. Вот у тебя на плакате пакет с вертолета командиру танковой колонны передают, у меня так было! И реки форсировал и сквозь лесные чащи прорывались. Вот это служба! А то губы он кривит... Иди... - распорядился Алсын, махнул рукой и едва не рухнул с табурета.
   Комбат нетерпеливо замахал руками, удаляя Никиту от фуршетного стола.
   - Не, постой! - не унимался проверяющий. - Я ему еще и по политподготовке двойку поставлю! Лично! Могу хоть сейчас проэкзаменовать. Комбат, они ведь ни хрена не знают! Скажи к примеру: в каком году Дмитрий Донской разбил Чингиз-Хана? Не знаешь?
   - Чингиз-Хан умер еще до рождения Дмитрия Донского, - ухмыльнулся лейтенант.
   Бестолочь! - обрадовался проверяющий. - В 1380 году! Читай баллады! Это, м-м-м, "Слово о полку", этого как его? " Игоревым"! Вот!
   - Это из серии, про то, как дура-царица, Екатерина-Вторая Аляску продала Америке, - усмехнулся Никита, внутренне радуясь бестолковости начальника и не знании им истории.
   - Вот-вот! Такие как Катька и просрали Россию! Доверь вам армию, до Урала отступать будем. Неруси! Правильно я говорю комбат?! Демагоги!
   - Верно, Владимир Иванович, совершенно верно! - ответил хитрый башкир Алсын. - П-понят-т- тна! Космополиты! Все спустят! Ни пить, ни баб... не умеют. Сосунки, не то, что мы джигиты! Закваски нет!
   - Иди лейтенант, и думай! - торжествуя свою победу, сказал проверяющий и вновь приложился к стакану. - Думай, и быстрее уму разуму набирайся!
   О чем думать? - усмехнулся внутренне Ромашкин. - Как и столько пить? Я так никогда не научусь, здоровья не хватит. Как с искренней преданностью смотреть в глаза начальству? Да пошли они...
   Никита поддал носком сапога по пустой жестяной банке из-под шпрот, валявшейся во дворе. Она, разбрызгивая масло, взлетела высоко вверх, прочертила замысловатую петлю в воздухе и подхваченная внезапным порывом ветра, бумерангом понеслась в противоположную сторону, и плюхнулась к столу пирующих.
   Алсын вскочил, затопал в гневе ногами, энергично замахал руками и завизжал:
   - Лейтенант! Уйди прочь с моих глаз! От греха подальше! О-о, облисполком (это была его любимая присказка)! Испепелю! П- понят-т-тнаа!!!
   ...Понято. Ромашкин пожал плечами и скрылся за стеной из плетеного камыша. Черт! Ну, незадача, пнул ведь жестянку в одну сторону, и надо же, так неудачно, как будто специально. Прицельно, умышленно захочешь - не попадешь...
   Никита сел на пенек перед болотцем и, напевая, принялся швырять камушки в лягушек. Постепенно он успокоился начал размышлять: "Ну, какого лешего я тут забыл? В этой Чурбании, в Мамбекистане? И зачем было учиться четыре года? Чтоб угождать пьяным дуракам с пропитыми рожами? Подай водки, поднеси стакан? Нагнись, встать-лечь! Дерьмо! Ну да ладно, еще немного потерпим, послужим...
   Вернувшись в квартиру с полигона Ромашкин сделал чрезвычайно неприятное для себя открытие: соседи по квартире умудрились за трое суток сожрать все присланные родителями продукты. Продовольственная диверсия грозила финансовой катастрофой. Кроме того, дети постоянно лазили по его комнате, брали без спросу вещи, что-то все время пачкали или разбивали. Дальше так жить было нельзя.
   Никита посетовал Шмеру на эту "прожорливую саранчу", на что Мишка рассудительно молвил: - Пропадешь с ними, сопьешься. Надо квартирку менять.
   - А как? Куда в общагу? А вещи? - воскликнул Ромашкин.
   - Нет в общагу не надо, есть вариант получше! Перебраться в мансарду, в двухэтажный домик, возле дыры в заборе одна квартира освободилась и пустует, я имею достоверную информацию! Для себя берег, но летом со свадьбой не вышло, тебе по дружбе за "пузырь" уступаю! Пойдем к зампотылу, похлопочу за тебя, правда, нужен литр водки, чтоб вопрос не засох на корню. Спрыснуть надо, понятно?
   - Чего ж не понять, хоть два литра, лишь бы от этой голодной орды перебраться подальше!
   - Правильное решение! А если ты в Афган действительно уедешь, я в мансарде останусь жить. Давно мечтал о хате! Женщину ведь привести некуда. В прошлом году из Кинешмы приехала к бойцу сестра. Она аж пищала, так хотела! Девка в самом соку, груди величиной как дыни, задница - во (Шмер широко развел руки, показывая ширину обхвата и, закрыл глаза, вдобавок облизнувшись при воспоминаниях). А где пошалить? В общаге, на своей койке я поселил ее брата, в увольнение отпустил на три дня, он там и дрыхнул. А девицей пришлось поделиться с Шкребусом, у него жена как раз к мамаше уехала и квартира пустовала. А на кой черт мне бы он сдался! Потеет сильно толстяк, и слюнявый очень! Каждый раз после него "крановщицу" полотенцем протирал, не люблю потных.
   - Почему крановщицу?
   - Потому что на башенном кране работает. У них в Ивановской области с мужиками дефицит, бабы на всех должностях. Одна польза от Ребуса - мотоцикл. За водкой круглые сутки мотаться можно. Мы в воскресенье после пикника втроем возвращались, заехали на рынок арбузов набрали, мотоцикл вихляется, оттого что водитель еже живой, так набрался! Ребус- Глобус за штурвалом, крановщица в него вцепилась, а я на железный багажник китель подстелил и одной рукой за "дыни" девицы ухватился, а другой авоську с арбузами держу. Мотоцикл у остановки поворачивал и сильно вильнул, меня арбузы вправо потянули, я повалился, Глобус руль не выправил, и мы дружно рухнули. Я и девка ржем, мотоцикл ревет, колеса крутятся в воздухе, а Шкребус матерится. Вот потеха! А на остановке толпа женщин, маршрутку ждут, в том числе и жены командира полка и комбата. Все над нами смеются, а командирша возмущается распоясавшимися молодыми офицерами. Доложила мужу, тот нам позднее, таких навалял...
   - Еще бы! - рассмеялся Никита - И чем дело кончилось? Девицу домой, вас на гауптвахту?
   - Если бы. Нам по выговору, а ее мы за сестру Шкребуса выдали, у него ведь обитали. Крановщица нам обоим уже надоела, деньги кончились, протрезвели, видим, ничего в ней хорошего нет, а ивановская хочет продолжения утех. Вошла во вкус. Дома не с кем, а тут двое! К Шкребусу жена должна вот-вот вернуться, еле выставили подругу эту в Россию, три раза отъезд откладывала.
   - Так ты хочешь вновь призвать в гости крановщицу, теперь ко мне в квартиру? - подозрительно посмотрел на приятеля Никита.
   - Упаси Бог! Другие варианты найдем! Не переживай, все будет хорошо! Пойдем пробивать жилье!
   Квартирка оказалась без удобств, с водопроводом на улице, с печным отоплением, без газа. Забор, огораживающий дворик повалился в одном месте внутрь, в другом к проулку, сам двор страшно запущен. Мусор вдоль стен, большая куча глины перед не засыпанной ямой. Глубина ямы неопределенна, так как на половину затоплена. Шмер пояснил, в мансарды планировали год назад провести водопровод, но трубы пропали, тыловики видно продали, и это дело бросили на половине. Никита с опаской, осторожно вошел в накренившийся влево, и одновременно назад, туалет. Строение шевельнулось, но не завалилось. Но это не беда, главное избавился от нахальных соседей!
   Внутри домика за входной дверью, просторная веранда, маленькая кухня с печью на половину помещения, прихожая с лестницей на второй этаж и две одинаковых комнаты одна над другой, в каждой по узенькому окошку. На втором этаже, над кухней чуланчик без окна, так называемая "тещина комната". Красота! Живи и радуйся свободе! Соседей двое. У одних квартира такая же, у других - половина дома. Там жил комбат соседнего пехотного полка. Ну и пусть себе живет, лишь бы нам не мешал....
   Шмер, таки сумел навязаться в квартиранты (настойчиво напомнил несколько раз, кто помог с жильем), к тому же привел с собой ординарца, молодого солдата Кулешова. Курсант был рад до безобразия, варить каши и супы веселее, чем бегать по тактическому полю и маршировать на плацу. Так и зажили втроем.
   После сдачи проверки офицеры роты настояли на вливании в коллектив. Ритуал не хитрый, купить много спиртного и закуски, собрать всех вместе и напоить. Одновременно с Никитой пришлось и Шмеру обмывать новое звание "старший лейтенант". Съездили в город, набрали зелени, овощей, водки, много банок с рыбными консервами, накрыли стол в подвале, в каптерке и приступили к делу. Обоим водкой наполнили по большой солдатской кружке, бросили туда звездочки (Мишке три, а Никите две), и под бодрые выкрики выпили содержимое. Ромашкин почувствовал, что сейчас умрет, ибо закусить ему подсунули перчину. Съеденный затем соленый помидор не помог. От водки и перца сперло дыхание, казалось желудок загорелся. Офицеры громко смеялись, подшучивали, подбадривали.
   Ротный, выпив быстро четыре рюмки, совершенно осоловел, взгляд его потерял осмысленность, речь утратила стройность. Посидев полчаса, и выпив еще чуть, Витька внезапно вскочил и, расстегивая брюки, направился к шкафу с шинелями. Не прицельно пущенная струя, обрызгала стену, а офицеры, быстро оправившиеся от первого шока, от этой выходки Недумающего, вытолкали, матерясь ротного за дверь. Обратно к столу он не возвратился.
   Никита, через некоторое время, почувствовав, что на сегодня ему достаточно, тихо не прощаясь, ушел домой. Но следом за ним примчался посыльный и срочно вызвал в штаб полка. Теряясь в догадках, Ромашкин отправился на аудиенцию к Бердымурадову. В кабинете замполита, сидел солдат - киргиз, из второго взвода, с перевязанной свежими бинтами головой, и пытался написать по-русски объяснительную.
   - Вот, полюбуйтесь, что у вас в роте творится! - воскликнул Бердымурадов. - Мордобой! И кто это вытворяет? Командир роты! Палкой ударил, по голове! Он что идиот? Солдат выйди...
   Когда боец вышел из кабинета замполит продолжил возмущаться:
   - Откуда его откопали? Недумающего, этого?
   - Неслышащего, товарищ подполковник, - поправил Никита начальника, стараясь не дышать на него водочным перегаром.
   - Какая разница, Непомнящий, Невидящий.... Он вбежал в казарму и помочился на тумбочку дневального! Этот солдат, дневальный, пытался что - то сказать, а ротный ваш, баз его шваброй по затылку! Он нормален?
   - Не знаю, я раньше за ним такого не замечал, - ответил изумленный Ромашкин.
   - Найти ротного, и ко мне его в кабинет! Прячется где-то, мерзавец! Бегом, лейтенант!- приказал замполит полка.
   Витьку так и не разыскали, а на утреннее построение, он явился трезвым и бодрым. Все отрицал, клялся, что солдат врет. Командование махнуло рукой, бог с ним, главное исполнителен. Ну, и что того, что дурак? Всякое бывает после контузии....
   ***
   - Врешь! Вот сейчас врешь! - возмутился Котиков. - Не бывает такого, чтоб ротный и ссыкун!
   - Бывает, Семеныч! - заступился за приятеля Кирпич. - У меня в училище комбат был типа этого Недумающего. Постоянно норовил по пьяному делу, у оружейной комнаты пристроиться.
   - Ладно, поверим, - махнул рукой Большеногин. - Мели дальше.
   Глава 5. Запой.
   Общага гуляла больше недели. В запое пребывали оба этажа кирпичного барака, за исключением четырех комнат для семейных. Обитатели этих номеров тоже с удовольствием бы присоединились к веселью, но жены стояли на страже семейного благополучия и отлавливали своих супругов на подходе к крылечку. Иначе и эти ребята с радостью бы погрузились в беспробудное пьянство на дармовщинку.
   Почему народ пил? А потому что больше не находили для себя иных занятий. Сеансы кино фильмов в Доме офицеров начинались в девять вечера, но совещания оканчивались около 22.00. Старинный телевизор в холле общежития стоял исключительно для мебели, без внутренней начинки. Коллективной антенны на здании не было, а в комнатах на самодельные антенны другие телики программы улавливали плохо. К тому же командование запрещало держать в номерах нагревательные приборы и постороннюю аппаратуру. Может быть в целях экономии электричества? А вероятнее всего из самодурства. Сукно биллиардного стола было разодрано, шары отсутствовали, шахматные доски сиротливо лежали на подоконнике без фигур внутри, и лишь полные собрания трудов Ленина, Маркса и Брежнева на книжной полке, пребывали в девственной целостности и нетронутости.
   Двухэтажное общежитие, выложенное из облупившегося серого силикатного кирпича, до водоотливов окон первого этажа покрылось мхом и плесенью. В ней пахло сыростью (это в Туркестане!), затхлостью. На каждом этаже были комнаты для умывания, по четыре раковины у стен, с холодной водой, кухни не было. Пожароопасно. Двадцатилетняя мебель, ветха и полуразрушенная. Общий туалет находился позади магазина на улице через дорогу. Трезвому входить туда было противно, а пьяному опасно, дабы не провалиться в дыру. Электрические плитки, чайники и кипятильники, вместе с посудой систематически изымались заведующей, и уничтожались. Отсутствие удобств, минимум свободного времени, и большая толпа мучающихся от безделья и тоски молодых мужиков. Что полезного можно сделать для себя после одиннадцати вечера? Ничего. Можно только крепко выпить или смертельно напиться. Все зависит от степени тоски. Печаль, грусть, тоска, тоска зеленая, смертельная тоска.
   Водка и вино продавались только в городе, а маршрутка бегала до девяти вечера. Поэтому около девятнадцати часов, какой-нибудь гонец с деньгами мчался на рынок в универсам, наполнял сумку бутылками, авоську закуской и успевал вернуться обратно. Подошедшие позже собутыльники добросовестно истребляли закупленное. Обычно до утра не хватало. Первым иссякало спиртное, сколько ни возьми, потребности всегда превышали заготовленный запас. В этом случае в ход шла энергия самых страждущих.
   Если гуляла комната Шмера, то можно было уговорить слетать на мотоцикле Шкребуса. Когда пьянствовала седьмая рота, на стареньком "москвиче" мчался Власьев. Правда, затем приходилось поить автовладельцев. Но бывало, что кто-то желал выпить после полуночи. Водители уже спали дома с женами, и тогда страдальцы топали пешком. Идти по времени получалось в одну сторону пол часа. На окраине города стояла хибарка с покосившейся деревянной дверью в глиняной стене. Так называемое, "Черное окно". Стучи в любое время дня и ночи, откроют, обеспечат всем необходимым, но по двойной цене.
   Затем пол часа легкой трусцой обратно. Когда те, кто бегали за водкой возвращались, обычно собутыльники уже спали. Гонцы будили храпящих и мероприятие продолжалось. Пили лейтенанты и прапорщики от тоски, безысходности, "дикости среды обитания" и отсутствия перспектив. "Дыра", она и есть дыра. Вероятность замены лишь теоретически-через десять лет, или на войну, в Афган. Будь он не ладен, не заменяемый район. Вот если бы Небидаг или Кызыларбат, то сменяешься через пять лет. А так как считается, что условия вполне терпимые, то замена в течение десяти лет и не обязательно за пределы Туркестанского округа.
   Дернула "нелегкая" Ромашкина в такой запойный день забрести в общагу к Ахмедке, чтоб послушать магнитофон. Ромашкин вошел в фойе и увидел осторожно выглядывающих жен из дверей семейных комнат. Караулят суженых... Кирпичная коробка гудела от пьяного гама, звона стаканов, бренчанья гитар, завывания душераздирающих песен, матов.
   Бекшимов и Хакимов, как малопьющие аборигены жили в угловой узенькой коморке на две койки. Окошка в ней не было, но едва ли это был недостаток. Летом через окно поступала духота, а зимой сырость, и промозглость.
   - Черт! Не вовремя. Может вернуться пока не поздно? - подумал Никита. Сейчас попадется кто-нибудь привязчивый, придется пить гадкую водку, гробить здоровье...
   Пьянствовать желания и настроения не было. Лучше бы полежать с какой-нибудь подругой...
   Осторожно открыв дверь, Ахмедка пропустил Ромашкина внутрь. Затем он вновь лег на кровать, заложив руки за голову и замурлыкал, подпевая магнитофону.
   В комнате стоял полумрак, а из "Веги" тихо лились завывания восточных певуний. Индийские завывания сменяли турецкие, персидские, а может и арабские. Короче говоря: бабайские мелодии.
   - Ахмед! Ты чего тут затихарился? - спросил Никита.
   - Тш-ш! Не мешай слушать, - сказал Бешимов. - Сиди молча или уходи.
   - Тогда поставь человеческую музыку и включи шарманку громче. От этих завываний, я через пять минут усну.
   - Если сделаю звук громче, кто-нибудь начнет ломиться, предлагать выпить, или, что еще хуже, просить денег.
   - Ну так выпей. Все уже пьяные.
   - Пить сегодня не хочу, нет настроения. Я после вчерашнего не отошел. Деньги давать не могу, а отказывать неудобно. У меня всего десятка до следующей получки осталась!
   - Как десятка? Получка была неделю назад! Пропил? Потерял?
   - Нет! - усмехнулся загадочно туркмен. - Домой переслал для накопления, в общаге долго собирать не получится.
   - А на что копишь? - поинтересовался Ромашкин. - Машину или мотоцикл хочешь купить?
   - Жену! - улыбнулся широченной улыбкой Ахмед. - Калым коплю.
   - И что, получается, собирать деньги? Много надо еще?
   - Ах, много! Очень много. Года два буду откладывать.
   - Что такая дорогая невеста? - удивился Никита. - Разве без калыма нельзя? Это ведь пережиток прошлого. Феодализм! И зачем тебе покупать туркменку? Возьми бесплатно русскую девушку.
   - Чудак! Это традиция. Если я жену куплю за хорошие деньги, то это будет из хорошей знатной семьи, красивая и работящая. Найти можно подешевле, но страшную, а зачем нужна уродина? Если будет образованная, работать, и любить, беспрекословно не станет. Требуется, простая из хорошей семьи, и послушная. Будет жена - будет всегда еда, и теплая постель ночью. Самое главное отличие наших "ханум" от ваших русских - полное послушание. Она ведь знает - за нее деньги плачены большие! Муж - хозяин, его слово закон! Трудиться будет, пререкаться не станет! А от ваших теток, только головная боль: наряды, косметика, подруги, болтовня по телефону, споры с мужем. Так-то! Нет, я лучше поголодаю пару лет.
   Ахмедка при мыслях о покорной, послушной, трудолюбивой восточной красавице, даже облизнулся, как кот на сметану.
   - Ты супругу как собаку выбираешь, с породой, родословной. А если я захочу жениться на вашей ханум? Мне невесту бесплатно отдадут?
   - Нет и за деньги не получишь, - усмехнулся Ахмедка.
   - Это почему так? - возмутился Ромашкин. - А за большие деньги?
   - Вряд ли. Отдают хорошую девушку, только в надежные руки.
   - А почему я не надежен? - удивился Никита. - Чем плохи мои руки?
   - Потому что ты офицер. Значит "перекати-поле". Сегодня здесь, завтра там! Тем более вера у тебя не наша. Только если городская, какая ни будь...
   - Хм! За деньги не отдадут в жены! Хм... Я имел в виду большие деньги заплатить мне, чтоб я согласился на туркменке жениться! Ха-ха! - рассмеялся Ромашкин.
   - Почему смеешься? Почему ты должен соглашаться за деньги? Не любишь нас туркменов? - обиделся Ахмед.
   - Бесплатно бы полюбил! - рассмеялся Ромашкин. - Особенно сейчас в период длительного воздержания. Еще полгода в этих песках посижу и соглашусь на негритоску. А с туркменкой жить не хотел бы, потом что она по-русски поймет, что я скажу, а когда она мне скажет ругательное, я не разберу! Переводчик нужен. А если черненькую обругаю, то и негритяночка знать не будет об этом.
   - Ты мне своими разговорами надоел, - оборвал рассуждения незваного гостя Ахмед. - Тебе чего надо? Зачем явился? Мешаешь мечтать!
   - Ого! Ах ты, несчастный мечтатель! Ну, извини. Я тогда пойду к ребятам, развлекусь, не буду отвлекать. Думал музыку послушать, а у тебя одно "хала-бала" заунывное. Кстати, народ по какому поводу пьет?
   - Точно не знаю, кажется, у кого-то из них второй сын родился. Жена телеграмму из России прислала. Вот гуляют, который день подряд.
   - А до этого какая была причина пьянки?
   - Развод с женой у капитана из пехоты.
   - Он переживал или радовался?
   - Кажется и то, и другое, - с сарказмом произнес Ахмед. - А еще раньше звание обмывал Миронюк. А перед Миронюком, новую должность обмечал Лебедь. Ну, а на завтра намечены проводы в Афган медика - зубника.
   - Все мероприятия расписаны на неделю вперед! - усмехнулся Ромашкин. Ладно, лежи расслабляйся, млей от мыслей о теплой "ханум". Только руками расслабляться организму не помогай.
   - Пошел к черту! Шайтан! - возмутился Бекшимов, и быстро подтолкнув к двери Ромашкина, закрылся изнутри.
   Посмеиваясь над страданиями туркмена, Никита побрел по коридору. Ромашкин, надеясь миновать пьяную компанию, прокрался тихонько вдоль стеночки к комнате Шмера. В ней стояла пронзительная тишина.
   "Ну и слава богу!" - подумал Ромашкин. - Полежу спокойно, подремлю.
   Он толкнул ладонью дверь и очутился лицом к лицу с знакомым лейтенантом из пехоты Лебедем. Хотел было шагнуть назад, но было поздно. "Белый" (так его прозвали за белобрысость), крепко схватил одной рукой за запястье, другой за плечо и потянул в комнату.
   - Куда? Ты чего дергаешься? Стоять! Сейчас будешь водку со мной пить! Все принимают участие, а он отлынивает! - взвизгнул Белый.
   Действительно, обычные собутыльники были в сборе, за исключением хозяина комнаты Шмера. На подоконнике восседал Власьев и с тоской вглядывался в ночную темноту. Хлюдов дремал сидя на кровати, зампотех Пелько сопел прикорнув на его плече. Миронюк лежал лицом на столе между тарелками и храпел, но никто не предпринимал попыток переложить его на другое, более подобающее место для командира роты.
   - По какому случаю гуляем? - спросил, высвобождая руки Ромашкин.
   - Гуляцкий снова папой стал! - кивнул в сторону валяющегося в сапогах на койке лейтенанта, Колчаков. - Ноша сия оказалась тяжела. Сломался полчаса назад. Сейчас водку привезут, опять поднимем. Вернее сказать, попытаемся.
   За окном послышался знакомый треск мотоциклетного двигателя.
   - Едут! Едут родимые! - взвизгнул Влас.
   - Подъем, подъем! Хронь! Просыпайтесь! Алкоголики! - разорался Белый и принялся расталкивать и тормошить спящих. - Хватит спать! Водяру к парадному подъезду везут!
   Миронюк открыл красные воспаленные глаза и уставился на Лебедя:
   - Ты кто такой?
   - Майор ты что очумел? Не узнал? Я Игорь Лебедь! Белый!
   - А я думал ты "ворон черный"! Уйди прочь! - махнул рукой Миронюк отгоняя прочь неприятное видение, и вновь захрапел.
   Ромашкин осознав, что избежать этого мероприятия не удастся, предпочел за благо смириться с частичной утратой здоровья. В очередной раз.
   За окном послышался звук падения мотоцикла.
   - Упали! - рассмеялся Влас, высовываясь по пояс в окно и комментируя происходящее. - Шмякнулись!
   - А водка? - забеспокоился Белый. - Водка не разбилась? Цела?
   - Упал Шкребус и мотоцикл! К счастью, Шмер уже поднялся на ступеньки. Нам повезло!
   Никита, любопытствуя высунулся в окошко. На щебне лежал Серега на левом боку придавленный "козлом". Он никак не мог высвободить ногу и громко матерился.
   - Мишка! Твою мать! Помоги подняться! - брюзжал неудачливый мотоциклист.
   - Не могу! Видишь, руки заняты! - ответил Шмер показывая на бутылки. Сейчас авоськи отнесу в комнату, вернусь и вызволю тебя из "плена".
   - Шкреби ногами Шкребус! Фью-ю-ю!- заорал Белый, свешиваясь через подоконник, и засвистел как "Соловей-разбойник".
   Шмер весело насвистывая, пошел по лестнице, а все грязные ругательства Шкребус направил на ротозеев в окошке.
   - Ну хрен-ли, уставились. Помогите, кто-нибудь, мерзавцы! Водку жрать только горазды! Больше не поеду! Ходите пешком канальи!
   Услышав эту угрозу, Белый сорвался с места и помчался выручать "благодетеля", увлекая за собой и Ромашкина.
   - Пойдем! Поможешь! А то заявился водку лакать на дармовщинку! Польза какая-то от тебя должна быть?
   - Я не навязывался, ты сам меня затащил в комнату, - обиделся Никита, но отправился на подмогу.
   Шкребус по-прежнему валялся на земле но, уже не предпринимая никаких телодвижений. Он только хрипло дышал. Вдвоем удалось быстро освободить из мотоциклетного плена Глобуса, который, очнувшись от дремы, начал вновь возмущаться и брызгать слюной. Багровое лицо Сереги переполнилось гневом, а глаза налились кровью, как у быка на корриде, раздразненного тореадором. Шкребус обхватил обоих лейтенантов за плечи, и повис на них, с трудом перебирая ногами по лестнице.
   Взводный был мертвецки пьян. И как только умудрился доехать? Наверное, на "Восходе" установлен авиационный автопилот. Но через полчаса, после пятого тоста Ромашкин и сам потерял ориентацию в пространстве и вскоре отключился. Темп оказался не посильным. Очнулся Никита от того что, кто-то тормошил его за плечо и громко орал, прямо в лицо. Ромашкин с трудом приподнял голову, и с трудом сконцентрировавшись, огляделся.