Страница:
- Не любишь местных? - спросил Никита.
- Ненавижу! Грязные сволочи! Очень ненавижу! Воняет от них как от козлов! Наглые, злобные, нападают в городе на офицеров толпой и избивают! Запомни лейтенант: после захода солнца из городка в Педжен ни ногой! Изобьют, ограбят, или искалечат. В прошлом году молодого прапора забили до смерти. Когда нашли в арыке его тело, на него было страшно смотреть, так изуродовали, кровавое месиво. Не соображают, что творят, они же поголовно обкуренные, особенно молодежь. Так что друг мой, тебе предстоит веселенькая служба.
Новые приятели вошли в Мишкину комнату и уселись на кроватях. Шмер взял в руки гитару, начал перебирать струны, подбирая мелодию, затем фальшиво заиграл и фальцетом запел:
- Если не попал в Московский округ,
- Собирай походный чемодан,
- Обними папашу, поцелуй мамашу,
- И бери билет на Туркестан!
- Лет через пятнадцать
- Едешь ты обратно
- А в руках все тот же "мочедан",
- И с погон мамаше грустно улыбнется
- Новенькое званье - "капитан"!
- Какой ужасный голос! Какое отвратительное пение! - рассмеялся Никита.- И перспективы до чего висельные и гибельные!
- Отвратительное? Ну и черт с тобой! - разозлился Шмер. Поболтали, попели, а теперь в казарму. Проваливай! Поднимай зад, надевай сапоги и выметайся.
Мишка вытолкнул Ромашкина из комнаты, замкнул ее, и оба офицера молча побрели в роту.
***
- Занятно рассказываешь, но меня этим не удивишь, - произнес Большеногин и предложил тост. - Прервемся на минуточку и давайте выпьем за наш славный мотострелковый полк!
Компания, стоя, дружно выпила за боевой полк.
- А теперь продолжай врать, - разрешил Кирпич.
- Да кто врет-то? Кто врет! Чистейшая правда! Не желаете слушать не надо! - обиделся Ромашкин.
- Ладно, верим, трави байки далее, пока мы закусываем! - велел Большеногин, успокаивая друга.
Глава 3. Знакомство с "гусарами".
Никита день за днем просиживал в канцелярии за обшарпанным столом и пытался восстановить документацию к итоговой проверке за год. Напрасно "Шмайсер", уезжая к новому месту службы, обрадовал лейтенанта, похваляясь, что оставляет ему бесценное богатство. Увы, но переполненную пыльную полку конспектов, коробку с вырезками и картинками, книги и журналы, пришлось выбросить в утиль. Ромашкин поначалу проникся благодарностью к предшественнику, и был несказанно рад наследству. Но когда вник в содержание конспектов, понял, что это устаревший мусор. Одна из лекции о материалах съезда была такой галиматьей, что лейтенант буквально лишился дара речи. Вместо того, что было двадцать третьим съездом партии, в результате несколько исправлений, съезд стал двадцать шестым. Фамилия Хрущева вымаривалась, и фигурировал вписанный другим почерком Брежнев, а мудрые изречения "сеятеля кукурузы", в другой лекции, выдавались за мысли Андропова. Менялись только палочки в Римских цифрах и вымарывались фамилии руководства. Проводилась нехитрая манипуляция с заменой двух листов, титульного и последнего. Видимо это мнимое богатство, досталось самому Штранмайсеру, от предыдущего "сидельца" в этой пустыне. Вырезки и картинки выцвели, вытерлись и не годились к употреблению в наглядной агитации. С грустными вздохами Никита очистил шкаф, собрал этот скопившийся хлам в плащ-палатку и выбросил на помойку.
Отряхнув руки от пыли после проделанной ревизии, он с удовлетворением обнаружил, что в итоге имеет пару кусков ватмана, десяток чистых листов бумаги, пачку туши, пачку гуаши и стопку не до конца заполненных тетрадей. В них были всевозможные протоколы собраний, которые предстояло вести: общие, партийные, комсомольские, сержантские, офицерские. Особенно удручали журналы политзанятий, которые частично во взводах заполнялись, а у разгильдяя Вовки Мурыгина отсутствовали вовсе.
Зато в шкафу имелась посуда из разнообразных наборов: грязные стаканы, рюмки, вилки, ложки и пирамида пустых коньячных и водочных бутылок всевозможных сортов. И если макулатуру выносили дневальные, то посуду, Ромашкин снес на помойку самостоятельно. Не хотелось дискредитировать предшественника, да и самому не гоже выглядеть алкашом в глазах бойцов. Вдруг подумают, что за неделю успел поглотить этот винный погребок. Внимательно изучив ассортимент напитков по этикеткам на бутылках, определил заметное преобладание коньячных изделий над вино-водочными. Оглядевшись, лейтенант понял, что оказался у разбитого корыта. Телевизор для солдат, вывешенный в расположении под самым потолком, не работал, приемник который тоже числился за ротой, только хрипел, шипел, но не говорил. Никита поставил стремянку к стене, залез к телевизору и чуть не свалился вниз от удивления. Сзади не было крышки, а в корпусе кроме кинескопа ни одного блока или лампы не наблюдалось. Ясно, почему он не включался. Командир роты Неслышащих, на вопрос лейтенанта вытаращил свои бледные рыбьи глаза и затараторил:
- Как не работает? Вы что? Очумели, товарищ лейтенант? Телевизор новый!
Капитан шустро взобрался на стремянку, заглянул за кинескоп и взвыл.
- Обманули! Мерзавцы!
Никита знал, что ротный только месяц как принял ротное хозяйство, но во всех позициях прокололся. Недостача была и по вещевому имуществу и по технике. Не зря у него было прозвище Недумающий! Кроме того, упражняться в вариации этой клички с другими: Незнающий, Неверящий, Невидящий, Неслышащий, Непомнящий, Забывчивый, Задумчивый и так далее, было любимым занятием офицеров полка.
Сослуживцы, казалось, забыли, или не знали настоящую Витькину фамилию, и всякий раз называли его в зависимости от ситуации и настроения. Витя было самое ласковое и уважительное, при хорошем настроении, или если он поил компания. А так Витька или Витек. Но в основном "Незнающий". Как он стал ротным? Мишка Шмер пояснил, что на его назначении настоял комбат подполковник Алсынбабаев.
Алсыну был нужен исполнительный, работящий, тупой, не перечащий офицер, не мешающий продавать солдат на хозяйственные работы в город. В бытность взводным, Витька постоянно суетился то с рубанком, то с молотком, то с лопатой. Вскапывал лично клумбу перед штабом батальона, ремонтировал сгоревшую аппаратуру, перегоревшие утюги, приколачивал доски. После того, как он своими руками отреставрировал бытовую комнату, Алсынбабаев аттестовал Витьку на вакантную роту, взамен уходящего в военкомат майора Никешова. Назначение состоялось, тем более что против этого безвредного и малопьющего капитана, участника начала афганской военной компании никто не возражал. Характеристики положительны, ветеран войны, коммунист, хороший семьянин.
Вот с этим Непомнящим и предстояло служить, возможно, долгие годы! Никита хмуро из - под лобья разглядывал глупо улыбающегося командира роты. Витька корпел за соседним персональным столом над разобранным старым утюгом. Ремонтировал его третий час и явно испытывал от этого занятия удовольствие. Что сказать о нем: мастер - ломастер! Ромашкин вновь зарылся в бумажки и грустно размышлял: раз такой олух смог стать командиром учебной роты, значит в армии возможно все. Из разговоров взводных между собой, Никита понял, что ротного не любят. Некоторые, в частности, Шкребус и Мурыгин, его ненавидели и презирали. Они рассматривались как потенциальные командиры роты, но не сложилось. Как рассказывал Мурыгин, он полгода поил пом нач штаба полка, и имел твердые заверения в предстоящем служебном росте, после замены Никишова. Но строевик, сам ушел раньше на пенсию, так и не договорившись с комбатом, а жуликоватый Алсын не любил Мурыгина, за пререкания и острые шуточки. Алсынбабаев, зная ершистый характер взводного, и куркульские замашки Вовки, и уже имея в батальоне двух неуступчивых ротных, предпочел назначить хоть в одном подразделении покладистого командира. Пусть и тупого, пусть и бестолкового, но тихого и послушного, который не будет мешаться под ногами в процессе работорговли.
Ромашкин, делил второй двух тумбовый стол канцелярии, с зампотехом роты Пелько, и поэтому теснился на одной его половине. На чистой. Другая половина была завалена промасленными путевками, формулярами и коробками технаря. Узкая и длинная канцелярия роты не позволяла разместить более трех столов и трех шкафов. Третий стол - на четырех взводных, по масштабам захламленности не поддавался описанию. Так же как и их шкаф. Старшие лейтенанты постоянно ругали молодого лейтенанта Ахмедку Бекшимова, что он привнес азиатский беспорядок в их угол, и винили во всех смертных грехах. Молодой лейтенант Ахмедка, скромно улыбался, молча сносил насмешки и не возражал. Бардак так бардак, иначе не умею.
Недумающему на совещаниях постоянно перечили и Мурыгин и Шкребус, по делу и не по делу. Шмер не ругался, но его ехидные анекдоты и подначки, выводили ротного из душевного равновесия больше, чем пререкания и хамство остальных, а колкие замечания порой ставили в тупик. Ротный оказался безнадежен: рассеян, туп, и совершенно "без царя в голове". Точно так, как и характеризовал его Шмер.
Зампотех Пелько в жизни роты участия почти не принимал. Технарь внезапно исчезал из казармы, порой на неделю, и так же внезапно объявлялся. Шурка выполнял какие-то указания зампотеха с фамилией Ке. Много читавший книг в детстве и юности, Ромашкин услышав эту корейскую фамилию задумчиво произнес: "Дневник пройдохи Ке". Тот Ке из книжки плохо кончил, застрелили. А этот тоже пройдоха?
- Пройдоха, еще какой! - рассмеялся Шмер. - Король вторчермета Туркестана! Барон черного и цветного металла. Император свалок металлолома!
Никита почему - то быстро сблизился с Мишкой Шмером. Они вместе ходили в столовую, вместе ездили в город. Взводный свел Ромашкина с местным "бомондом".
Этот аристократический клуб был ограничен компанией из шести офицеров: четверых постоянных (холостяков) и двух приходящих (женатых).
Председательствовал в клубе "поручик" Вадик Колчаков, заместитель председателя являлся бывший "поручик", а ныне разжалованный подпоручик Костя Лунев. Тостующим числился весельчак Шмер, а почетным герольдмейстером (назвали должность для красоты, не зная толком, что она означает) боксер и силач Игорь Лебедь, по - простому Белый (за белобрысость). Женатиков Серегу Шкребуса и Олега Власьева впустили в узкий круг, как водителей крайне необходимых мотоэкипажей, трескучего мотоцикла "Восход" и старого "Москвича". Без них пьянки были бы скоротечны, и оканчивались после распития последней рюмки. А с присутствием в компании Власьева (Власа), и Шкребуса (Ребуса и он же Глобус), мотокони мчались в город к "черному окну", из которого за двойную цену в любое время ночи выдавалось спиртное.
Никиту ввели в гусарский круг в качестве кандидата, по протекции Шмера. Приходящих и желающих состоять в коллективе было довольно много, и в кандидатах числилось с десяток субъектов, без малейших перспектив в него вступить.
После того как Никита вылакал две стопки, не морщась, Ребус- Глобус тотчас обозвал его:
- Какой ты к черту Ромашкин? Ты будешь Рюмашкиным!
- Лейтенант! А зачем тебе наш гусарский коллектив? - спросил Лунев, наливая очередную порцию в бокалы. - Ты что в армии служить не желаешь?
- Почему так решил? - переспросил Никита. - Пока не отказываюсь.
- Потому что те, кто обычно сидит за нашим скромным столом, служить в этой гребаной армии не желают! - воскликнул Лунев ухмыляясь.
- Взгляни на нас. Думаешь, почему мы пьем? Причем не просто так пьем, а систематически, "по-черному", без всякого смысла, и без повода! - поддержал приятеля Балинский. - Пьем, пьем и пьем. Время от времени блюем, но это крайне редко. Вонючая, паршивая, местная водка уже давно не берет. А тоска и печаль не проходят. Грустим, поем, играем в карты, дебоширим, изредка водим сюда баб-с! Да! Случается. Но веселее на душе ни от чего не становится.
- Ну, чего вы к нему пристали? - вступился за рекомендуемого приятеля Шмер. - Парню скучно и хреново на душе, жена от него сбежала. Пусть потрется в нашей компании. Тем более у Никиты имеются деньжата. Он получил подъемные в предыдущем гарнизоне, откуда Ромашкина переправили сюда. И наш друг готов их потратить вместе с нами! Верно, говорю?
- В принципе верно, - согласился опьяневший Никита. - И потрачу! А отчего я торчу тут с вами, сам не знаю.
- Пей и не болтай! - гаркнул Ребус и хлопнул лейтенанта по спине пухлой потной пятерней.
- За дружбу и свободу! - рявкнул Лунев и поднял граненый стакан.
- За волю! - еще громче воскликнул Колчаков.
В течение следующих трех часов собутыльники громко говорили, спорили о чем-то, и много пили все подряд. В комнату заходили другие офицеры, большинство совершенно не знакомых Ромашкину. Были даже два брата близнеца. Как пошутил Лебедь, однояйцовых (но не с разными яйцами). Знакомились, пили, уходили. Шкребус откланялся в середине пьянки. Холостяки громко кричали ему в след: Женатик! Подкаблучник! Беги, скорей!
- Эх, чего нам тут катастрофически не хватает, в этой глуши - баб!всхлипнул пьяно Шмер. - Проклятая пустыня!
Осоловевший Ромашкин, слушал рыдания приятеля, и в его затуманенном алкоголем мозгу закружилась бешеная карусель. Предметы приняли расплывчатые, размытые очертания, все замельтешило и завертелось перед глазами, а к горлу подступил удушающий комок. Желудок забурлил, подтянулся к горлу, и началась неудержимая икота. Лейтенант вскочил из-за стола, уронив тяжелый казенный табурет, и начал дико озираться по сторонам, отыскивая глазами путь к туалету.
- Дорогу! К окну птенца желторотого! Освободите проход созревшему! вскричал Шмер и распахнул окно. - Сюда мой друг, на воздух! Живо! Без стеснений!
Никита рванулся к подоконнику и, перегнувшись через него, облегчил желудок от излишнего алкоголя. Выпитая доза оказалась слишком велика для юного организма. Этим поступком, Ромашкин испортил многим аппетит, и гости начали разбредаться по домам.
Интеллигент Хлюдов тотчас принял попытку натянуть на ноги сапоги, и тихо уползти из общества, не прощаясь, чтоб ему не свистели в слет как Ребусу, но всевидящий Шмер заметил, и ехидно крикнул ему в лицо:
- Вовка сапоги не одеть - это ерунда. Главное дело, чтоб трусы с ноги не были сняты.
- А чего я их буду снимать? - насупился капитан. - В мужской компании?
- А это ты жене докладывай, где был! Всякое бывает, но лучше прийти пьяным, чем в чужих трусах. Я на стажировку курсантом попал в Забайкалье. Так был веселый гарнизон, на реке Даурия. И одна правдивая история приключилась, но не со мной. Рассказать?
- Рассказывай!!! - дружно потребовал, оторвавшись от выпивки, оставшийся в комнате коллектив.
Хлюдов сел на тумбочку и монотонно раскачиваясь на ней, напрягал внимание, чтоб уяснить поучительную историю.
- Один такой же, как ты, майор-зампотех, любитель женщин и водки, однажды совместил приятное с полезным. Сделал дело и приперся домой ну просто никаким! Ну, совершенно ни гу-гу, не соображающим. Разделся, жена глядит, а на нем чужие женские трусы. Супруга с криком и кулаками, поцарапала когтями щеку, а майор, назовем его Петей, бац, с размаху, точнехонько прямо в глаз. Уймись, мол, дура! Баба в крик, плач, да бежать в политотдел за защитой. Рассказала, что муж загулял, и к тому же дерется. Понятное дело, Петю этого в оборот взяли. Обработали по полной программе: сняли с должности, одну большую майорскую звездочку разбили на четыре маленькие - капитанские, взялись по партийной линии песочить. Орут на него в парткоме, пеной брызжут. А Петя стоит себе задумчиво так и бровью не ведет. Наказали, "строгий выговор с занесением в учетную карточку", все навыступались, психуют, члены парткома сами себя больше навоспитывали. В итоге полковой партийный вождь спрашивает: "Майор, ну ты понял что-нибудь из нашего разговора, от нашей воспитательной работы?"
"Понял", - говорит Петя. "Что ты понял? Говори!"
"Понял, что трусы с ноги снимать никогда не надо!"
Секретаря парткома чуть инфаркт не свалил с ног, а остальные офицеры от смеха едва по полу не катались. Так то!
Понятное дело, малопьющему молодому лейтенанту, за гусарами было не угнаться. Вскоре Никита рухнул на застланную кровать и отключился. Некоторое время лейтенант спал, а затем проснулся, вновь вскочил и из последних сил, добирался до заветного окна. Так повторялось еще пару раз. В промежутках Ромашкин мучительно глядел на компанию, которая с каждым его пробуждением постепенно сокращалась. Но свет в комнатке так и не погас до утра.
Пробуждение полное кошмарных видений было долгим и мучительным. Голова на шее ощущалась чужой, отдельной от тела. В ней отсутствовали мысли, а ее содержимое переполнялась тупой болью. Тошнило и выворачивало наизнанку. Никита попытался встать на ноги, но к горлу подкатил ком: в желудке было пусто, и вытошнило противной, гадкой слизью. Требовалось восстановить желудок, но как? Для этого надо подняться и пойти в кафе, а сил на это нет. Ноги крутило и ломило, жилы выворачивало, дрожь охватила несчастное тело лейтенанта. Никита завернулся в одеяло и пролежал еще часик.
В комнате внезапно объявился Шмер, который словно дьявол искуситель принес чудодейственный эликсир - пиво. Да! Это были две бутылки вонючего, кислого жигулевского пива. Стоило открыть пробку, как из него вылетели хлопья пены. Никита, слегка отхлебнув, поставил свою бутылку на стол, и из горлышка медленно выползала пена. Эта хмельная жидкая мутная и зловонная вата, медленно сползала по стеклу бутылки.
- Ты знаешь, Ромашка, эту дрянь надо пить быстро! Сейчас же! Иначе в течение какого-то короткого времени все пиво окажется на столе. Туда, наверное, стиральный порошок на заводе добавляют. Иначе, отчего оно так пенится и воняет?! За что нам такие наказания? Воду пить невозможно, пиво дрянь, водка гадость! Чем утолять жажду? "Чименом"? "Чишмой" (названия сортов местных вин)?
- Боржом, хочу "Боржом"! Или "Нарзан", - простонал Никита.
- Где я тебе его найду? - удивился взводный. - Пей пиво и не бухти. Пойду, разыщу коньяк, наверняка у кого-то есть заначка.
Через полчаса Мишка вернулся и уныло объявил:
- Вчерашнее мероприятие истребило все запасы общежития, ничего и ни у кого нет. Ладно, терпи до обеда, съездим в город в магазин за венгерским "Токаем"! Он как бальзам на раны действует! Считается напитком королей!
***
- Точно! Эта Чишма такая дрянь, от нее сразу мутит! - согласился Кирпич. - Лучше нашей Московской водочки с завода "Кристалл" не найти!
- Уймись! Не перебивай рассказчика! - остановил излияния товарища Димка - художник. - Если будем о водке спорить, нить рассказа потеряем. Продолжай, дорогой друг.
Глава 4. Проверяющие.
В гарнизон Никита попал, как говорится: с "корабля на бал". Вскоре началась итоговая проверка боевой подготовки. Проверка того, к чему Ромашкин еще не успел приложить ни руки, ни ноги, ни иные части тела, а тем более мозги. Замполит Бердымурадов пообещал, что если какое-то подразделение провалится на зачетах, то снимет офицеров с должностей. Выходит, могут наказать за то, что сам лично не провалил. Комбат собрал со всех офицеров деньги на организацию попоек для проверяющих, немного поорал на совещаниях и началась проверка.
Ромашкин последнюю ночь перед выходом на полигон провел без сна, переписывая лекции, заново оформляя журналы и тетрадки. Настроение препаршивейшее, куда не кинь взгляд, всюду провал. Бердымуратов пригрозил служебным несоответствием ежели за две недели не переделается ленкомната. А как она переделается? Ни материалов, ни средств на закупку, ни писаря, ни художника. К черту! Как пойдет дело, так и пойдет.
На танкодроме, который был вотчиной третьего батальона, лейтенант оказался впервые, и очень удивился увиденной картине. За командной вышкой в тени деревьев стоял сарайчик, в котором хрюкали и визжали свиньи, в закуточке опутанном сеткой-рабицей кудахтали куры, у дерева гоготала парочка связанных гусей.
Славно! Гуси в яблоках ожидают своей участи. Вернее пока без яблок, яблоки лежали в коробке. Животноводческая ферма совхоза "Тупик коммунизма имени Алсынбабаева", - подумал Никита. - Почему тупик? А потому что дальше ехать некуда! Армия занятая сельским хозяйством и банкетами - это балаган. Но нужно сказать, что этим делом комбат занимался любовно, вкладывая всю душу.
Первым делом, приехав на танкодром, Алсын поспешил не на командную вышку, а к курятнику. Там он внимательно пересчитал кур, выпил несколько свежих сырых яиц, которые преподнес на тарелке солдат из обслуги "объекта", комбат потрепал по холкам сытых кабанчиков, потеребил за длинную шею стреноженного гуся. Три собаки, охраняющие стратегический объект визжали от восторга, что, наконец- то, прибыл их любимый хозяин. Алсын бросил каждой по косточке, а затем взялся за воспитания солдата-свинаря. (Сарай плохо вычищен! Почему коза дает мало молока? Отчего куры плохо несутся, и куда деваются яйца?).
Коза? Есть еще и коза? И точно в кустах блеяла белая козочка с маленьким козленком. В рыжего кота, разлегшегося на походном столе, вытянув лапы, и подставляя толстый бок солнышку, комбат сердито со злорадным смехом, швырнул камень. Не попал, но спугнул и зматерился с досады на промах. Кошек Алсынбабаев почему-то не любил, но сам был похож на хитрющего котяру, обожравшегося сметаной, да жирными сливками. Масляные глазки светились теплом и к курам и к собакам и даже к свиньям (не смотря на то, что мусульманин). А вот на свинаря, на своего водителя, и на нас офицеров, он смотрел как на личных кровных врагов. Это отношение к людям хуже, чем к скотам Никиту остро укололо и покоробило.
Вскоре появилась бригада проверяющих. Возглавлял ее подполковник с красной рожей, сплошь покрытой паутиной багровых сосудов, с желтыми глазами пьяницы. Эти глазищи он вытаращил, заранее изображая праведное негодование низкими результатами роты. Вместе с ним из "Уазика" выпали помощники, майор и капитан. Выпали, потому что выпали. Ноги не держали, хотя солнышко только поднялось. Какими же они будут к закату?
Комбат отправил на вышку руководить занятиями Недумающего, дорогих проверяющих усадил дремать за стол с напитками, а сам занялся шашлыком. Лично перед этим Алсын рубанул головы гусям, забил маленького подсвинка, разделал его, и устроился удобно у мангала, покручивая вертела и что-то напевая. Замполит Рахимов, служил тамадой и попутно дорезал овощи в быстро истребляемые салаты, и поминутно наполнял пустеющие стаканы, которые безо всяких тостов опустошались приезжим начальством из дивизии.
Ромашкин дремал возле походной ленкомнаты и развешанных плакатов по мерам безопасности. В его обязанности входило инструктирование взводов перед началом заездов. Наездники черт бы их побрал. Не прошло и часа, как один танк перегрелся, а у другого заклинила коробка передач. Вскоре боец-узбек не вписался в препятствие и свалил танк с препятствия (с моста). Чтоб проверяющие не обращали внимание на безобразия, происходящие на танкодроме, Алсын быстренько подсел с шашлыками к пьющим, и ускорил процесс доведения проверяющих до нужной кондиции. В ход пошли новые байки, анекдоты и тосты.
Алсын пощелкал пальцами и поманил Ромашкина:
- Лейтенант, подойди сюда!
Никита отделился от бетонной плиты, которую в стороне давил прислонившись к ней спиной и не спеша, вразвалочку направился к столу. Ему не понравилось и покоробило это барское пощелкивание пальцами комбата.
- Быстрее, замполит! Чего как не живой! Вели Мурыгину принести еще водочки и консервов! А то у нас тут остался шашлык да зелень. Быстро!
Никита безо всякого рвения отправился исполнять распоряжение начальства. Мурыгин пересчитал водку и с вздохом выдал очередные две бутылки.
- Сволочи! На них не напасешься. Нам еще три предмета сдавать! Такими темпами только на стрельбу останется! Замполит, политзанятия под угрозой! Твой предмет в опасности. Будешь сам своих политиков поить.
Никита буркнул что "в гробу видал поить и наливать неизвестно за что", и побрел обратно. Подполковник осоловело уставился на Никиту, когда тот не рассчитав очень резко стукнув, поставил бутылки на столешницу. Этот громкий звук пробудил дремавшего начальника, и он тупо уставился на Ромашкина.
- Лейтенант! Ты кто?
- Лейтенант Ромашкин.
- И что?
- И ничего, еще водку вам принес, - ответил, усмехнувшись, Никита. Для продолжения, а то бутылки опустели.
- Ага! Умничаем! Презираем? Не уважаешь?
- Почему не уважаю? Я вас просто совсем не знаю. Позвали пришел, принес, а сейчас уйду.
- Комбат! Ты посмотри каков наглец! Ни страха в глазах, ни подобострастия. Давно в чужих руках не обсирался?!
- А я никогда не обсирался! - обиделся еще пуще Никита.
- Ну, нахал! Да ты знаешь кто я?! Знаешь?!
- Нет, - ответил искренне лейтенант.
- Знаешь, что я с тобой могу сделать, лейтенант?! Изничтожить, буквально! Форменно извести, под корень истребить!
- Ненавижу! Грязные сволочи! Очень ненавижу! Воняет от них как от козлов! Наглые, злобные, нападают в городе на офицеров толпой и избивают! Запомни лейтенант: после захода солнца из городка в Педжен ни ногой! Изобьют, ограбят, или искалечат. В прошлом году молодого прапора забили до смерти. Когда нашли в арыке его тело, на него было страшно смотреть, так изуродовали, кровавое месиво. Не соображают, что творят, они же поголовно обкуренные, особенно молодежь. Так что друг мой, тебе предстоит веселенькая служба.
Новые приятели вошли в Мишкину комнату и уселись на кроватях. Шмер взял в руки гитару, начал перебирать струны, подбирая мелодию, затем фальшиво заиграл и фальцетом запел:
- Если не попал в Московский округ,
- Собирай походный чемодан,
- Обними папашу, поцелуй мамашу,
- И бери билет на Туркестан!
- Лет через пятнадцать
- Едешь ты обратно
- А в руках все тот же "мочедан",
- И с погон мамаше грустно улыбнется
- Новенькое званье - "капитан"!
- Какой ужасный голос! Какое отвратительное пение! - рассмеялся Никита.- И перспективы до чего висельные и гибельные!
- Отвратительное? Ну и черт с тобой! - разозлился Шмер. Поболтали, попели, а теперь в казарму. Проваливай! Поднимай зад, надевай сапоги и выметайся.
Мишка вытолкнул Ромашкина из комнаты, замкнул ее, и оба офицера молча побрели в роту.
***
- Занятно рассказываешь, но меня этим не удивишь, - произнес Большеногин и предложил тост. - Прервемся на минуточку и давайте выпьем за наш славный мотострелковый полк!
Компания, стоя, дружно выпила за боевой полк.
- А теперь продолжай врать, - разрешил Кирпич.
- Да кто врет-то? Кто врет! Чистейшая правда! Не желаете слушать не надо! - обиделся Ромашкин.
- Ладно, верим, трави байки далее, пока мы закусываем! - велел Большеногин, успокаивая друга.
Глава 3. Знакомство с "гусарами".
Никита день за днем просиживал в канцелярии за обшарпанным столом и пытался восстановить документацию к итоговой проверке за год. Напрасно "Шмайсер", уезжая к новому месту службы, обрадовал лейтенанта, похваляясь, что оставляет ему бесценное богатство. Увы, но переполненную пыльную полку конспектов, коробку с вырезками и картинками, книги и журналы, пришлось выбросить в утиль. Ромашкин поначалу проникся благодарностью к предшественнику, и был несказанно рад наследству. Но когда вник в содержание конспектов, понял, что это устаревший мусор. Одна из лекции о материалах съезда была такой галиматьей, что лейтенант буквально лишился дара речи. Вместо того, что было двадцать третьим съездом партии, в результате несколько исправлений, съезд стал двадцать шестым. Фамилия Хрущева вымаривалась, и фигурировал вписанный другим почерком Брежнев, а мудрые изречения "сеятеля кукурузы", в другой лекции, выдавались за мысли Андропова. Менялись только палочки в Римских цифрах и вымарывались фамилии руководства. Проводилась нехитрая манипуляция с заменой двух листов, титульного и последнего. Видимо это мнимое богатство, досталось самому Штранмайсеру, от предыдущего "сидельца" в этой пустыне. Вырезки и картинки выцвели, вытерлись и не годились к употреблению в наглядной агитации. С грустными вздохами Никита очистил шкаф, собрал этот скопившийся хлам в плащ-палатку и выбросил на помойку.
Отряхнув руки от пыли после проделанной ревизии, он с удовлетворением обнаружил, что в итоге имеет пару кусков ватмана, десяток чистых листов бумаги, пачку туши, пачку гуаши и стопку не до конца заполненных тетрадей. В них были всевозможные протоколы собраний, которые предстояло вести: общие, партийные, комсомольские, сержантские, офицерские. Особенно удручали журналы политзанятий, которые частично во взводах заполнялись, а у разгильдяя Вовки Мурыгина отсутствовали вовсе.
Зато в шкафу имелась посуда из разнообразных наборов: грязные стаканы, рюмки, вилки, ложки и пирамида пустых коньячных и водочных бутылок всевозможных сортов. И если макулатуру выносили дневальные, то посуду, Ромашкин снес на помойку самостоятельно. Не хотелось дискредитировать предшественника, да и самому не гоже выглядеть алкашом в глазах бойцов. Вдруг подумают, что за неделю успел поглотить этот винный погребок. Внимательно изучив ассортимент напитков по этикеткам на бутылках, определил заметное преобладание коньячных изделий над вино-водочными. Оглядевшись, лейтенант понял, что оказался у разбитого корыта. Телевизор для солдат, вывешенный в расположении под самым потолком, не работал, приемник который тоже числился за ротой, только хрипел, шипел, но не говорил. Никита поставил стремянку к стене, залез к телевизору и чуть не свалился вниз от удивления. Сзади не было крышки, а в корпусе кроме кинескопа ни одного блока или лампы не наблюдалось. Ясно, почему он не включался. Командир роты Неслышащих, на вопрос лейтенанта вытаращил свои бледные рыбьи глаза и затараторил:
- Как не работает? Вы что? Очумели, товарищ лейтенант? Телевизор новый!
Капитан шустро взобрался на стремянку, заглянул за кинескоп и взвыл.
- Обманули! Мерзавцы!
Никита знал, что ротный только месяц как принял ротное хозяйство, но во всех позициях прокололся. Недостача была и по вещевому имуществу и по технике. Не зря у него было прозвище Недумающий! Кроме того, упражняться в вариации этой клички с другими: Незнающий, Неверящий, Невидящий, Неслышащий, Непомнящий, Забывчивый, Задумчивый и так далее, было любимым занятием офицеров полка.
Сослуживцы, казалось, забыли, или не знали настоящую Витькину фамилию, и всякий раз называли его в зависимости от ситуации и настроения. Витя было самое ласковое и уважительное, при хорошем настроении, или если он поил компания. А так Витька или Витек. Но в основном "Незнающий". Как он стал ротным? Мишка Шмер пояснил, что на его назначении настоял комбат подполковник Алсынбабаев.
Алсыну был нужен исполнительный, работящий, тупой, не перечащий офицер, не мешающий продавать солдат на хозяйственные работы в город. В бытность взводным, Витька постоянно суетился то с рубанком, то с молотком, то с лопатой. Вскапывал лично клумбу перед штабом батальона, ремонтировал сгоревшую аппаратуру, перегоревшие утюги, приколачивал доски. После того, как он своими руками отреставрировал бытовую комнату, Алсынбабаев аттестовал Витьку на вакантную роту, взамен уходящего в военкомат майора Никешова. Назначение состоялось, тем более что против этого безвредного и малопьющего капитана, участника начала афганской военной компании никто не возражал. Характеристики положительны, ветеран войны, коммунист, хороший семьянин.
Вот с этим Непомнящим и предстояло служить, возможно, долгие годы! Никита хмуро из - под лобья разглядывал глупо улыбающегося командира роты. Витька корпел за соседним персональным столом над разобранным старым утюгом. Ремонтировал его третий час и явно испытывал от этого занятия удовольствие. Что сказать о нем: мастер - ломастер! Ромашкин вновь зарылся в бумажки и грустно размышлял: раз такой олух смог стать командиром учебной роты, значит в армии возможно все. Из разговоров взводных между собой, Никита понял, что ротного не любят. Некоторые, в частности, Шкребус и Мурыгин, его ненавидели и презирали. Они рассматривались как потенциальные командиры роты, но не сложилось. Как рассказывал Мурыгин, он полгода поил пом нач штаба полка, и имел твердые заверения в предстоящем служебном росте, после замены Никишова. Но строевик, сам ушел раньше на пенсию, так и не договорившись с комбатом, а жуликоватый Алсын не любил Мурыгина, за пререкания и острые шуточки. Алсынбабаев, зная ершистый характер взводного, и куркульские замашки Вовки, и уже имея в батальоне двух неуступчивых ротных, предпочел назначить хоть в одном подразделении покладистого командира. Пусть и тупого, пусть и бестолкового, но тихого и послушного, который не будет мешаться под ногами в процессе работорговли.
Ромашкин, делил второй двух тумбовый стол канцелярии, с зампотехом роты Пелько, и поэтому теснился на одной его половине. На чистой. Другая половина была завалена промасленными путевками, формулярами и коробками технаря. Узкая и длинная канцелярия роты не позволяла разместить более трех столов и трех шкафов. Третий стол - на четырех взводных, по масштабам захламленности не поддавался описанию. Так же как и их шкаф. Старшие лейтенанты постоянно ругали молодого лейтенанта Ахмедку Бекшимова, что он привнес азиатский беспорядок в их угол, и винили во всех смертных грехах. Молодой лейтенант Ахмедка, скромно улыбался, молча сносил насмешки и не возражал. Бардак так бардак, иначе не умею.
Недумающему на совещаниях постоянно перечили и Мурыгин и Шкребус, по делу и не по делу. Шмер не ругался, но его ехидные анекдоты и подначки, выводили ротного из душевного равновесия больше, чем пререкания и хамство остальных, а колкие замечания порой ставили в тупик. Ротный оказался безнадежен: рассеян, туп, и совершенно "без царя в голове". Точно так, как и характеризовал его Шмер.
Зампотех Пелько в жизни роты участия почти не принимал. Технарь внезапно исчезал из казармы, порой на неделю, и так же внезапно объявлялся. Шурка выполнял какие-то указания зампотеха с фамилией Ке. Много читавший книг в детстве и юности, Ромашкин услышав эту корейскую фамилию задумчиво произнес: "Дневник пройдохи Ке". Тот Ке из книжки плохо кончил, застрелили. А этот тоже пройдоха?
- Пройдоха, еще какой! - рассмеялся Шмер. - Король вторчермета Туркестана! Барон черного и цветного металла. Император свалок металлолома!
Никита почему - то быстро сблизился с Мишкой Шмером. Они вместе ходили в столовую, вместе ездили в город. Взводный свел Ромашкина с местным "бомондом".
Этот аристократический клуб был ограничен компанией из шести офицеров: четверых постоянных (холостяков) и двух приходящих (женатых).
Председательствовал в клубе "поручик" Вадик Колчаков, заместитель председателя являлся бывший "поручик", а ныне разжалованный подпоручик Костя Лунев. Тостующим числился весельчак Шмер, а почетным герольдмейстером (назвали должность для красоты, не зная толком, что она означает) боксер и силач Игорь Лебедь, по - простому Белый (за белобрысость). Женатиков Серегу Шкребуса и Олега Власьева впустили в узкий круг, как водителей крайне необходимых мотоэкипажей, трескучего мотоцикла "Восход" и старого "Москвича". Без них пьянки были бы скоротечны, и оканчивались после распития последней рюмки. А с присутствием в компании Власьева (Власа), и Шкребуса (Ребуса и он же Глобус), мотокони мчались в город к "черному окну", из которого за двойную цену в любое время ночи выдавалось спиртное.
Никиту ввели в гусарский круг в качестве кандидата, по протекции Шмера. Приходящих и желающих состоять в коллективе было довольно много, и в кандидатах числилось с десяток субъектов, без малейших перспектив в него вступить.
После того как Никита вылакал две стопки, не морщась, Ребус- Глобус тотчас обозвал его:
- Какой ты к черту Ромашкин? Ты будешь Рюмашкиным!
- Лейтенант! А зачем тебе наш гусарский коллектив? - спросил Лунев, наливая очередную порцию в бокалы. - Ты что в армии служить не желаешь?
- Почему так решил? - переспросил Никита. - Пока не отказываюсь.
- Потому что те, кто обычно сидит за нашим скромным столом, служить в этой гребаной армии не желают! - воскликнул Лунев ухмыляясь.
- Взгляни на нас. Думаешь, почему мы пьем? Причем не просто так пьем, а систематически, "по-черному", без всякого смысла, и без повода! - поддержал приятеля Балинский. - Пьем, пьем и пьем. Время от времени блюем, но это крайне редко. Вонючая, паршивая, местная водка уже давно не берет. А тоска и печаль не проходят. Грустим, поем, играем в карты, дебоширим, изредка водим сюда баб-с! Да! Случается. Но веселее на душе ни от чего не становится.
- Ну, чего вы к нему пристали? - вступился за рекомендуемого приятеля Шмер. - Парню скучно и хреново на душе, жена от него сбежала. Пусть потрется в нашей компании. Тем более у Никиты имеются деньжата. Он получил подъемные в предыдущем гарнизоне, откуда Ромашкина переправили сюда. И наш друг готов их потратить вместе с нами! Верно, говорю?
- В принципе верно, - согласился опьяневший Никита. - И потрачу! А отчего я торчу тут с вами, сам не знаю.
- Пей и не болтай! - гаркнул Ребус и хлопнул лейтенанта по спине пухлой потной пятерней.
- За дружбу и свободу! - рявкнул Лунев и поднял граненый стакан.
- За волю! - еще громче воскликнул Колчаков.
В течение следующих трех часов собутыльники громко говорили, спорили о чем-то, и много пили все подряд. В комнату заходили другие офицеры, большинство совершенно не знакомых Ромашкину. Были даже два брата близнеца. Как пошутил Лебедь, однояйцовых (но не с разными яйцами). Знакомились, пили, уходили. Шкребус откланялся в середине пьянки. Холостяки громко кричали ему в след: Женатик! Подкаблучник! Беги, скорей!
- Эх, чего нам тут катастрофически не хватает, в этой глуши - баб!всхлипнул пьяно Шмер. - Проклятая пустыня!
Осоловевший Ромашкин, слушал рыдания приятеля, и в его затуманенном алкоголем мозгу закружилась бешеная карусель. Предметы приняли расплывчатые, размытые очертания, все замельтешило и завертелось перед глазами, а к горлу подступил удушающий комок. Желудок забурлил, подтянулся к горлу, и началась неудержимая икота. Лейтенант вскочил из-за стола, уронив тяжелый казенный табурет, и начал дико озираться по сторонам, отыскивая глазами путь к туалету.
- Дорогу! К окну птенца желторотого! Освободите проход созревшему! вскричал Шмер и распахнул окно. - Сюда мой друг, на воздух! Живо! Без стеснений!
Никита рванулся к подоконнику и, перегнувшись через него, облегчил желудок от излишнего алкоголя. Выпитая доза оказалась слишком велика для юного организма. Этим поступком, Ромашкин испортил многим аппетит, и гости начали разбредаться по домам.
Интеллигент Хлюдов тотчас принял попытку натянуть на ноги сапоги, и тихо уползти из общества, не прощаясь, чтоб ему не свистели в слет как Ребусу, но всевидящий Шмер заметил, и ехидно крикнул ему в лицо:
- Вовка сапоги не одеть - это ерунда. Главное дело, чтоб трусы с ноги не были сняты.
- А чего я их буду снимать? - насупился капитан. - В мужской компании?
- А это ты жене докладывай, где был! Всякое бывает, но лучше прийти пьяным, чем в чужих трусах. Я на стажировку курсантом попал в Забайкалье. Так был веселый гарнизон, на реке Даурия. И одна правдивая история приключилась, но не со мной. Рассказать?
- Рассказывай!!! - дружно потребовал, оторвавшись от выпивки, оставшийся в комнате коллектив.
Хлюдов сел на тумбочку и монотонно раскачиваясь на ней, напрягал внимание, чтоб уяснить поучительную историю.
- Один такой же, как ты, майор-зампотех, любитель женщин и водки, однажды совместил приятное с полезным. Сделал дело и приперся домой ну просто никаким! Ну, совершенно ни гу-гу, не соображающим. Разделся, жена глядит, а на нем чужие женские трусы. Супруга с криком и кулаками, поцарапала когтями щеку, а майор, назовем его Петей, бац, с размаху, точнехонько прямо в глаз. Уймись, мол, дура! Баба в крик, плач, да бежать в политотдел за защитой. Рассказала, что муж загулял, и к тому же дерется. Понятное дело, Петю этого в оборот взяли. Обработали по полной программе: сняли с должности, одну большую майорскую звездочку разбили на четыре маленькие - капитанские, взялись по партийной линии песочить. Орут на него в парткоме, пеной брызжут. А Петя стоит себе задумчиво так и бровью не ведет. Наказали, "строгий выговор с занесением в учетную карточку", все навыступались, психуют, члены парткома сами себя больше навоспитывали. В итоге полковой партийный вождь спрашивает: "Майор, ну ты понял что-нибудь из нашего разговора, от нашей воспитательной работы?"
"Понял", - говорит Петя. "Что ты понял? Говори!"
"Понял, что трусы с ноги снимать никогда не надо!"
Секретаря парткома чуть инфаркт не свалил с ног, а остальные офицеры от смеха едва по полу не катались. Так то!
Понятное дело, малопьющему молодому лейтенанту, за гусарами было не угнаться. Вскоре Никита рухнул на застланную кровать и отключился. Некоторое время лейтенант спал, а затем проснулся, вновь вскочил и из последних сил, добирался до заветного окна. Так повторялось еще пару раз. В промежутках Ромашкин мучительно глядел на компанию, которая с каждым его пробуждением постепенно сокращалась. Но свет в комнатке так и не погас до утра.
Пробуждение полное кошмарных видений было долгим и мучительным. Голова на шее ощущалась чужой, отдельной от тела. В ней отсутствовали мысли, а ее содержимое переполнялась тупой болью. Тошнило и выворачивало наизнанку. Никита попытался встать на ноги, но к горлу подкатил ком: в желудке было пусто, и вытошнило противной, гадкой слизью. Требовалось восстановить желудок, но как? Для этого надо подняться и пойти в кафе, а сил на это нет. Ноги крутило и ломило, жилы выворачивало, дрожь охватила несчастное тело лейтенанта. Никита завернулся в одеяло и пролежал еще часик.
В комнате внезапно объявился Шмер, который словно дьявол искуситель принес чудодейственный эликсир - пиво. Да! Это были две бутылки вонючего, кислого жигулевского пива. Стоило открыть пробку, как из него вылетели хлопья пены. Никита, слегка отхлебнув, поставил свою бутылку на стол, и из горлышка медленно выползала пена. Эта хмельная жидкая мутная и зловонная вата, медленно сползала по стеклу бутылки.
- Ты знаешь, Ромашка, эту дрянь надо пить быстро! Сейчас же! Иначе в течение какого-то короткого времени все пиво окажется на столе. Туда, наверное, стиральный порошок на заводе добавляют. Иначе, отчего оно так пенится и воняет?! За что нам такие наказания? Воду пить невозможно, пиво дрянь, водка гадость! Чем утолять жажду? "Чименом"? "Чишмой" (названия сортов местных вин)?
- Боржом, хочу "Боржом"! Или "Нарзан", - простонал Никита.
- Где я тебе его найду? - удивился взводный. - Пей пиво и не бухти. Пойду, разыщу коньяк, наверняка у кого-то есть заначка.
Через полчаса Мишка вернулся и уныло объявил:
- Вчерашнее мероприятие истребило все запасы общежития, ничего и ни у кого нет. Ладно, терпи до обеда, съездим в город в магазин за венгерским "Токаем"! Он как бальзам на раны действует! Считается напитком королей!
***
- Точно! Эта Чишма такая дрянь, от нее сразу мутит! - согласился Кирпич. - Лучше нашей Московской водочки с завода "Кристалл" не найти!
- Уймись! Не перебивай рассказчика! - остановил излияния товарища Димка - художник. - Если будем о водке спорить, нить рассказа потеряем. Продолжай, дорогой друг.
Глава 4. Проверяющие.
В гарнизон Никита попал, как говорится: с "корабля на бал". Вскоре началась итоговая проверка боевой подготовки. Проверка того, к чему Ромашкин еще не успел приложить ни руки, ни ноги, ни иные части тела, а тем более мозги. Замполит Бердымурадов пообещал, что если какое-то подразделение провалится на зачетах, то снимет офицеров с должностей. Выходит, могут наказать за то, что сам лично не провалил. Комбат собрал со всех офицеров деньги на организацию попоек для проверяющих, немного поорал на совещаниях и началась проверка.
Ромашкин последнюю ночь перед выходом на полигон провел без сна, переписывая лекции, заново оформляя журналы и тетрадки. Настроение препаршивейшее, куда не кинь взгляд, всюду провал. Бердымуратов пригрозил служебным несоответствием ежели за две недели не переделается ленкомната. А как она переделается? Ни материалов, ни средств на закупку, ни писаря, ни художника. К черту! Как пойдет дело, так и пойдет.
На танкодроме, который был вотчиной третьего батальона, лейтенант оказался впервые, и очень удивился увиденной картине. За командной вышкой в тени деревьев стоял сарайчик, в котором хрюкали и визжали свиньи, в закуточке опутанном сеткой-рабицей кудахтали куры, у дерева гоготала парочка связанных гусей.
Славно! Гуси в яблоках ожидают своей участи. Вернее пока без яблок, яблоки лежали в коробке. Животноводческая ферма совхоза "Тупик коммунизма имени Алсынбабаева", - подумал Никита. - Почему тупик? А потому что дальше ехать некуда! Армия занятая сельским хозяйством и банкетами - это балаган. Но нужно сказать, что этим делом комбат занимался любовно, вкладывая всю душу.
Первым делом, приехав на танкодром, Алсын поспешил не на командную вышку, а к курятнику. Там он внимательно пересчитал кур, выпил несколько свежих сырых яиц, которые преподнес на тарелке солдат из обслуги "объекта", комбат потрепал по холкам сытых кабанчиков, потеребил за длинную шею стреноженного гуся. Три собаки, охраняющие стратегический объект визжали от восторга, что, наконец- то, прибыл их любимый хозяин. Алсын бросил каждой по косточке, а затем взялся за воспитания солдата-свинаря. (Сарай плохо вычищен! Почему коза дает мало молока? Отчего куры плохо несутся, и куда деваются яйца?).
Коза? Есть еще и коза? И точно в кустах блеяла белая козочка с маленьким козленком. В рыжего кота, разлегшегося на походном столе, вытянув лапы, и подставляя толстый бок солнышку, комбат сердито со злорадным смехом, швырнул камень. Не попал, но спугнул и зматерился с досады на промах. Кошек Алсынбабаев почему-то не любил, но сам был похож на хитрющего котяру, обожравшегося сметаной, да жирными сливками. Масляные глазки светились теплом и к курам и к собакам и даже к свиньям (не смотря на то, что мусульманин). А вот на свинаря, на своего водителя, и на нас офицеров, он смотрел как на личных кровных врагов. Это отношение к людям хуже, чем к скотам Никиту остро укололо и покоробило.
Вскоре появилась бригада проверяющих. Возглавлял ее подполковник с красной рожей, сплошь покрытой паутиной багровых сосудов, с желтыми глазами пьяницы. Эти глазищи он вытаращил, заранее изображая праведное негодование низкими результатами роты. Вместе с ним из "Уазика" выпали помощники, майор и капитан. Выпали, потому что выпали. Ноги не держали, хотя солнышко только поднялось. Какими же они будут к закату?
Комбат отправил на вышку руководить занятиями Недумающего, дорогих проверяющих усадил дремать за стол с напитками, а сам занялся шашлыком. Лично перед этим Алсын рубанул головы гусям, забил маленького подсвинка, разделал его, и устроился удобно у мангала, покручивая вертела и что-то напевая. Замполит Рахимов, служил тамадой и попутно дорезал овощи в быстро истребляемые салаты, и поминутно наполнял пустеющие стаканы, которые безо всяких тостов опустошались приезжим начальством из дивизии.
Ромашкин дремал возле походной ленкомнаты и развешанных плакатов по мерам безопасности. В его обязанности входило инструктирование взводов перед началом заездов. Наездники черт бы их побрал. Не прошло и часа, как один танк перегрелся, а у другого заклинила коробка передач. Вскоре боец-узбек не вписался в препятствие и свалил танк с препятствия (с моста). Чтоб проверяющие не обращали внимание на безобразия, происходящие на танкодроме, Алсын быстренько подсел с шашлыками к пьющим, и ускорил процесс доведения проверяющих до нужной кондиции. В ход пошли новые байки, анекдоты и тосты.
Алсын пощелкал пальцами и поманил Ромашкина:
- Лейтенант, подойди сюда!
Никита отделился от бетонной плиты, которую в стороне давил прислонившись к ней спиной и не спеша, вразвалочку направился к столу. Ему не понравилось и покоробило это барское пощелкивание пальцами комбата.
- Быстрее, замполит! Чего как не живой! Вели Мурыгину принести еще водочки и консервов! А то у нас тут остался шашлык да зелень. Быстро!
Никита безо всякого рвения отправился исполнять распоряжение начальства. Мурыгин пересчитал водку и с вздохом выдал очередные две бутылки.
- Сволочи! На них не напасешься. Нам еще три предмета сдавать! Такими темпами только на стрельбу останется! Замполит, политзанятия под угрозой! Твой предмет в опасности. Будешь сам своих политиков поить.
Никита буркнул что "в гробу видал поить и наливать неизвестно за что", и побрел обратно. Подполковник осоловело уставился на Никиту, когда тот не рассчитав очень резко стукнув, поставил бутылки на столешницу. Этот громкий звук пробудил дремавшего начальника, и он тупо уставился на Ромашкина.
- Лейтенант! Ты кто?
- Лейтенант Ромашкин.
- И что?
- И ничего, еще водку вам принес, - ответил, усмехнувшись, Никита. Для продолжения, а то бутылки опустели.
- Ага! Умничаем! Презираем? Не уважаешь?
- Почему не уважаю? Я вас просто совсем не знаю. Позвали пришел, принес, а сейчас уйду.
- Комбат! Ты посмотри каков наглец! Ни страха в глазах, ни подобострастия. Давно в чужих руках не обсирался?!
- А я никогда не обсирался! - обиделся еще пуще Никита.
- Ну, нахал! Да ты знаешь кто я?! Знаешь?!
- Нет, - ответил искренне лейтенант.
- Знаешь, что я с тобой могу сделать, лейтенант?! Изничтожить, буквально! Форменно извести, под корень истребить!