Страница:
Я обратил внимание на восточный тракт и сразу все понял. Вот она, пехотная поддержка. Подобно тому как с юго-востока к Аннуину стремились люди-хазги, с востока катилась волна гномов. Гномы не маскировались вдали от тракта, с их навыками верховой езды лучше вообще не соваться в бездорожье. Гномы просто ехали в Аннуин по торговым делам, и никого почему-то не удивляло, что в каждом караване охраны больше, чем торговцев, да и сами торговцы слишком смахивают на воинов.
Теперь план восстания стал более-менее понятен. Что ж, у короля немало шансов на успех. Жалко, что приходится идти на серьезные жертвы, Хазг хоть и считается самой отсталой из Опекаемых Земель, отделять его от королевства, должно быть, обидно. И неизвестно еще, что морийские гномы запросили в уплату за помощь. Но ничего не поделаешь — когда стремишься к чему-то великому, всегда приходится жертвовать малым.
Самое главное сейчас — чтобы Леверлин не пронюхал о перевороте раньше, чем мы будем готовы. Хорошо еще, что за королем наблюдают не так пристально, как он мне рассказывал за стаканом вина в Вечном Лесу. Похоже, маги считают короля ни к чему не годным придурком, недостойным по-настоящему плотного наблюдения. Что ж, сами виноваты. Но все равно, не стоит рисковать лишний раз. И поэтому я выбрал для второго визита к королю не самое обычное место и время.
24
25
26
Глава третья. ДОРОГА В ИНЫЕ МИРЫ
1
2
Теперь план восстания стал более-менее понятен. Что ж, у короля немало шансов на успех. Жалко, что приходится идти на серьезные жертвы, Хазг хоть и считается самой отсталой из Опекаемых Земель, отделять его от королевства, должно быть, обидно. И неизвестно еще, что морийские гномы запросили в уплату за помощь. Но ничего не поделаешь — когда стремишься к чему-то великому, всегда приходится жертвовать малым.
Самое главное сейчас — чтобы Леверлин не пронюхал о перевороте раньше, чем мы будем готовы. Хорошо еще, что за королем наблюдают не так пристально, как он мне рассказывал за стаканом вина в Вечном Лесу. Похоже, маги считают короля ни к чему не годным придурком, недостойным по-настоящему плотного наблюдения. Что ж, сами виноваты. Но все равно, не стоит рисковать лишний раз. И поэтому я выбрал для второго визита к королю не самое обычное место и время.
24
Я смотрел в волшебное зеркало и чувствовал себя извращенцем. В зеркале король любил королеву.
Он действительно ее любит, это редкость для королевских семей, однако большая удача для меня. Если бы довериться королеве было нельзя, мне пришлось бы встречаться с королем в сортире. Лучше уж в опочивальне.
Королева стонала, король кряхтел, а я ждал, когда они закончат, и думал, где берет начало королевская любовь — в душах венценосных супругов или в магических пилюлях, которыми их снабжают придворные волшебники, дабы семейные ссоры не отвлекали короля от обязанностей. Скорее все-таки первое, вряд ли король пользуется психотропными заклинаниями — слишком много побочных эффектов. Тогда ему остается только позавидовать. С другой стороны, в том, что у каждого Великого Короля рождается только один ребенок и это всегда сын, явно не обошлось без магии. В общем, какая мне разница? Главное — королева в курсе планов супруга.
Стоны все нарастали и нарастали. Гней — явно выдающийся любовник, раз он сумел так завести женщину. Где-то я слышал, что у людей великие полководцы чаще всего хорошие любовники. Интересно, верна ли обратная закономерность?
Наконец процесс завершился. Я выждал пару минут, чтобы дать супругам прийти в себя, а затем наложил на себя невидимость и совершил перемещение.
Я стоял в углу королевской опочивальни и напряженно всматривался в темноту магическим зрением. Никаких движений маны не видно, если не считать естественных колебаний вокруг огромной постели. Поиск артефактов… В тумбочке у постели какие-то магические пилюли… В одежде короля три амулета… Кольцо-печатка, оказывается, в нем тоже магия… Больше ничего. Поиск разумных существ… Король и королева… Я… В соседних комнатах никого нет. Похоже, за нами сейчас действительно никто не следит. Замечательно.
Я сделал шаг вперед и громко прокашлялся. Королева взвизгнула и мгновенным движением натянула одеяло до шеи. Король скатился с кровати, в его руке блеснул янтарный паук. Лицо короля налилось кровью — хороший знак, при опасности лицо храбреца краснеет, а лицо труса бледнеет. Я поспешно поднял вверх раскрытые ладони и воскликнул:
— Гней, это я, Хэмфаст! — И, только убедившись, что король не собирается немедленно стрелять в меня, согнулся в церемонном поклоне. — Хэмфаст, сын Долгаста, из клана Брендибэк, к вашим услугам. Я приношу извинения за нескромное вторжение.
Гней опустил паука.
— В прошлый раз ты носил другое лицо, — сказал он.
— Я решил, что неосторожно использовать для этого визита то же самое лицо. Это действительно я! Мы встречались в «Четырех псах», потом мы пили вино в Вечном Лесу, а в конце я переместил тебя на берег Аннуина.
— Да, это действительно ты, — согласился король. Он обратился к королеве: — Позволь представить тебе, Дриада, Хэмфаста из клана Брендибэк, про которого я тебе рассказывал.
Дриада наградила меня величественным наклоном головы. Как ни странно, этот жест получился по-настоящему величественным, несмотря на то, что из одежды на королеве Аннура было только одеяло, из-под которого торчали босые ноги.
Гней накинул на себя халат и передал другой халат Дриаде, она ухитрилась надеть его, не показав мне ни одного из интимных мест.
— Ты зря прячешь от меня свое тело, — сказал я ей, — я же не человек.
Королева вспыхнула, но ничего не сказала, лишь нервно дернула уголком рта. Король укоризненно покачал головой.
— Не обижайся на нарушения этикета, Дриада, — сказал он. — Этот почтенный хоббит сделал возможным то дело, которое нам предстоит, а потому ему можно простить куда большее.
Одновременно с произнесением этих слов король прикатил откуда-то из темноты столик на колесиках, сдернул с него покрывало, и моим глазам предстала россыпь разнообразных фруктов, как обычных для Аннура, так и экзотических, три новомодных прозрачных кувшина с разными винами, глиняный кувшин, вероятно с водой, да два изящных бокала гномьего хрусталя. Король огорченно посмотрел на это великолепие и сказал:
— Жалко, бокалов всего два, но мы что-нибудь придумаем. — Он еще раз удалился в темноту, а когда вернулся, в его руке была маленькая вазочка из-под цветов. Судя по аромату, который она испускала, цветы были выкинуты только что. Гней сполоснул вазу вином и поставил перед собой. Глядя на это, Дриада скорчила недовольную гримаску, но Гней сделал вид, что ничего не заметил. Я тоже.
Мы выпили за успех нашего дела. А потом настало время обсудить то, как этого успеха надлежит достигнуть. Гней произнес долгую речь, в которой изложил мне план восстания. Почти все уже было мне известно, и потому я не буду приводить здесь его слова. Кстати, слова «восстание» Гней упорно избегал, предпочитая выражения вроде «правое дело», «священная борьба», «восстановление порядка и законности» и тому подобное. Ох уж эти мне человеческие заморочки…
Мы просидели в опочивальне почти до рассвета. Нужно было обсудить многое, и мы обсудили многое. Когда я покинул королевский дворец, все было ясно. Ну, почти все.
Он действительно ее любит, это редкость для королевских семей, однако большая удача для меня. Если бы довериться королеве было нельзя, мне пришлось бы встречаться с королем в сортире. Лучше уж в опочивальне.
Королева стонала, король кряхтел, а я ждал, когда они закончат, и думал, где берет начало королевская любовь — в душах венценосных супругов или в магических пилюлях, которыми их снабжают придворные волшебники, дабы семейные ссоры не отвлекали короля от обязанностей. Скорее все-таки первое, вряд ли король пользуется психотропными заклинаниями — слишком много побочных эффектов. Тогда ему остается только позавидовать. С другой стороны, в том, что у каждого Великого Короля рождается только один ребенок и это всегда сын, явно не обошлось без магии. В общем, какая мне разница? Главное — королева в курсе планов супруга.
Стоны все нарастали и нарастали. Гней — явно выдающийся любовник, раз он сумел так завести женщину. Где-то я слышал, что у людей великие полководцы чаще всего хорошие любовники. Интересно, верна ли обратная закономерность?
Наконец процесс завершился. Я выждал пару минут, чтобы дать супругам прийти в себя, а затем наложил на себя невидимость и совершил перемещение.
Я стоял в углу королевской опочивальни и напряженно всматривался в темноту магическим зрением. Никаких движений маны не видно, если не считать естественных колебаний вокруг огромной постели. Поиск артефактов… В тумбочке у постели какие-то магические пилюли… В одежде короля три амулета… Кольцо-печатка, оказывается, в нем тоже магия… Больше ничего. Поиск разумных существ… Король и королева… Я… В соседних комнатах никого нет. Похоже, за нами сейчас действительно никто не следит. Замечательно.
Я сделал шаг вперед и громко прокашлялся. Королева взвизгнула и мгновенным движением натянула одеяло до шеи. Король скатился с кровати, в его руке блеснул янтарный паук. Лицо короля налилось кровью — хороший знак, при опасности лицо храбреца краснеет, а лицо труса бледнеет. Я поспешно поднял вверх раскрытые ладони и воскликнул:
— Гней, это я, Хэмфаст! — И, только убедившись, что король не собирается немедленно стрелять в меня, согнулся в церемонном поклоне. — Хэмфаст, сын Долгаста, из клана Брендибэк, к вашим услугам. Я приношу извинения за нескромное вторжение.
Гней опустил паука.
— В прошлый раз ты носил другое лицо, — сказал он.
— Я решил, что неосторожно использовать для этого визита то же самое лицо. Это действительно я! Мы встречались в «Четырех псах», потом мы пили вино в Вечном Лесу, а в конце я переместил тебя на берег Аннуина.
— Да, это действительно ты, — согласился король. Он обратился к королеве: — Позволь представить тебе, Дриада, Хэмфаста из клана Брендибэк, про которого я тебе рассказывал.
Дриада наградила меня величественным наклоном головы. Как ни странно, этот жест получился по-настоящему величественным, несмотря на то, что из одежды на королеве Аннура было только одеяло, из-под которого торчали босые ноги.
Гней накинул на себя халат и передал другой халат Дриаде, она ухитрилась надеть его, не показав мне ни одного из интимных мест.
— Ты зря прячешь от меня свое тело, — сказал я ей, — я же не человек.
Королева вспыхнула, но ничего не сказала, лишь нервно дернула уголком рта. Король укоризненно покачал головой.
— Не обижайся на нарушения этикета, Дриада, — сказал он. — Этот почтенный хоббит сделал возможным то дело, которое нам предстоит, а потому ему можно простить куда большее.
Одновременно с произнесением этих слов король прикатил откуда-то из темноты столик на колесиках, сдернул с него покрывало, и моим глазам предстала россыпь разнообразных фруктов, как обычных для Аннура, так и экзотических, три новомодных прозрачных кувшина с разными винами, глиняный кувшин, вероятно с водой, да два изящных бокала гномьего хрусталя. Король огорченно посмотрел на это великолепие и сказал:
— Жалко, бокалов всего два, но мы что-нибудь придумаем. — Он еще раз удалился в темноту, а когда вернулся, в его руке была маленькая вазочка из-под цветов. Судя по аромату, который она испускала, цветы были выкинуты только что. Гней сполоснул вазу вином и поставил перед собой. Глядя на это, Дриада скорчила недовольную гримаску, но Гней сделал вид, что ничего не заметил. Я тоже.
Мы выпили за успех нашего дела. А потом настало время обсудить то, как этого успеха надлежит достигнуть. Гней произнес долгую речь, в которой изложил мне план восстания. Почти все уже было мне известно, и потому я не буду приводить здесь его слова. Кстати, слова «восстание» Гней упорно избегал, предпочитая выражения вроде «правое дело», «священная борьба», «восстановление порядка и законности» и тому подобное. Ох уж эти мне человеческие заморочки…
Мы просидели в опочивальне почти до рассвета. Нужно было обсудить многое, и мы обсудили многое. Когда я покинул королевский дворец, все было ясно. Ну, почти все.
25
Я посетил королевскую опочивальню еще два раза. Мы обсуждали последние детали, требующие уточнения, я узнавал последние новости из дворца, король узнавал последние новости из ковенов. Все-таки с помощью волшебного зеркала получать информацию намного удобнее, чем старомодными агентурными средствами.
Как ни странно, подготовка к восстанию шла без сбоев. Гномы не передрались с хазгами и не устроили в Аннуине пьяный дебош. Никто из магов Синего Лосося, посвященных в суть дела, не предал нас. Ковены до сих пор ни о чем не подозревают. Будь я человеком, я бы поплевал через левое плечо, но, поскольку я не человек, я просто старался быть максимально осторожным и осмотрительным, чтобы не спугнуть удачу.
Как ни странно, подготовка к восстанию шла без сбоев. Гномы не передрались с хазгами и не устроили в Аннуине пьяный дебош. Никто из магов Синего Лосося, посвященных в суть дела, не предал нас. Ковены до сих пор ни о чем не подозревают. Будь я человеком, я бы поплевал через левое плечо, но, поскольку я не человек, я просто старался быть максимально осторожным и осмотрительным, чтобы не спугнуть удачу.
26
Мы начали действовать ранним утром тридцатого апреля. Первоначально Гней наметил выступление на первое мая, но мое появление вынудило его скорректировать планы. Чтобы не переносить множество мероприятий на день позже, мы решили начать операцию на день раньше.
Программа действий на тридцатое апреля предельно проста. Действую только я. Ровно в четыре часа утра, когда спящие спят особенно крепко, часовые на постах клюют носом, а ночная жизнь большого города достигает нижней отметки активности, я привел в действие заранее подготовленное заклинание. Это было очень сложное заклинание, пожалуй самое сложное из всех, что мне приходилось творить. Я отрабатывал его на леммингах в тундре Полночной Орды, и, думаю, орки еще долго будут удивляться, какой идиот раскрасил в разные цвета почти три тысячи полярных мышей. А что делать? Мне же нужно отслеживать перемещение каждой мыши, а они все на вид одинаковые.
В общем, я привел заклинание в действие, и началось… Загрузка массива рунных идентификаторов… Внешний цикл… Внутренний цикл поиска… Обработчик исключительной ситуации неуспеха в поиске… не сработал ни разу… Открытие объекта… Выбор места назначения… Перемещение. И все это сто девять раз. После сто девятой итерации цикл закончился, и я посмотрел через волшебное зеркало на дело своих рук. Забавное зрелище, надо сказать.
Сто девять сильнейших магов восьми ковенов лежали ровными рядами в густой траве. Кое-кто начал просыпаться от холода. Я не смог сдержать смех, глядя на одного молодого мага в пижаме — он полз вдоль ряда своих коллег, еще не успевших проснуться, и трогал каждого за лицо. А потом он сказал: «Приснится же такая ерунда», лег на землю и попытался снова заснуть, и тут я уже расхохотался в полный голос. Нехалления проснулась и присоединилась ко мне. Некоторое время мы смеялись, а потом мне стало жалко моих противников.
Неприятно оказаться в один миг за тысячу миль от родного дома, без единого артефакта, голым или почти голым, да еще в незнакомом лесу и в не самое теплое время года. Пусть они заслужили такую участь, все равно долго смеяться над несчастными как-то не получается. Я принял человеческий облик и совершил заклятие перемещения на безымянную поляну в Вечном Лесу.
— Приветствую вас, почтенные! — громко произнес я.
— Это что еще за урод? — откликнулся маленький сморщенный старичок в пижаме и ночном колпаке, оказавшийся ближе всех ко мне. Он всматривался в меня, близоруко щурясь, а его щека дергалась от нервного тика. Несколько молодых магов неразборчиво пробормотали что-то нецензурное, и старик сморщился еще сильнее.
Маги еще не успели прийти в себя и смотрели на меня, как будто я был галлюцинацией, вызванной неумеренным употреблением желтой пыльцы или настойки харадского мака. Белобрысый юноша в грязноватых подштанниках, стоявший шагах в двадцати от меня, внезапно выбросил вперед левую руку, и в мою сторону полетела желтая мерцающая спираль, издавая в полете мерзкое сухое потрескивание. Глаз орла немедленно сообщил мне суть этого заклинания. Я выполнил привычную магическую связку перемещение-неподвижность-невидимость, принимать бой было глупо — в таком количестве маги просто задавят меня числом.
Теперь все маги смотрели на этого юношу. Он растерянно пожал посиневшими плечами, сплошь покрытыми мурашками, и в этот момент с неба на его шею упала точно такая же желтая спираль. Вначале я хотел угостить его фиолетовой молнией, но потом решил, что спираль, формулу которой он так удачно мне предложил, будет даже лучше.
Подобно змее, спираль обвилась вокруг шеи несчастного, а потом ее кольца сжались, и юноша судорожно подпрыгнул на месте. Из его горла вырвалось невнятное хриплое рычание, он бестолково взмахнул руками, затем его тело обмякло и рухнуло на траву, как мешок с репой. Спираль еще секунд десять мерцала и фырчала, но тело было уже мертво. Мда, не стоило мне целиться в шею.
Жалко его, я ведь не хотел его убивать, но теперь уже ничего не поделаешь. Я переместился в исходную позицию и убрал невидимость.
Кто следующий? — спросил я.
Следующего не нашлось.
Леверлин выступил вперед, не дожидаясь, когда я его позову. Сейчас он был в своем истинном теле, и я невольно залюбовался им, на мгновение забыв, что это самый опасный мой противник. Высокий, стройный, скорее даже тощий, волосы черные, с еле заметной проседью на висках, кожа смуглая, лицо не нуждается в бороде или усах, чтобы выглядеть мужественным. Руки и ноги казались бы несоразмерно тонкими, не будь они такими мускулистыми, поджарый торс, увитый тонкими жгутами мышц, выглядит изваянным из бронзы. В отличие от большинства магов, столпившихся вокруг меня полукругом, Леверлин не носил ни пижамы, ни подштанников, он был совершенно обнажен. Не удивительно, если учесть, каким успехом у женщин пользуется такой мужчина.
— Приветствую тебя, Хэмфаст! — громко сказал Леверлин.
Я кивнул, признавая, что я — это действительно я.
— Что тебе нужно от нас? — спросил Леверлин.
— Ничего. Абсолютно ничего. Разве что выдать одежду, чтобы вы не околели от холода. — С этими словами я выполнил заклинание, и передо мной возникла внушительная груда серого тряпья. Леверлин подошел к ней, брезгливо перебрат несколько тряпок, и, когда он поднял лицо, в нем читалось плохо сдерживаемое бешенство.
— Это же… это же тюремные робы!
— Совершенно верно, — согласился я, — но в вашем положении не следует проявлять излишнюю разборчивость. Так можно и замерзнуть.
— Где мы? — спросил Леверлин, молниеносно сменив тему разговора.
— Думаю, вам не составит труда сориентироваться, ведь среди вас декан факультета географии Аннурского Университета.
Взгляды большинства присутствующих обратились на невзрачного низкорослого мужичка, прикрывающего руками интимное место. Он смущенно пробормотал:
— Это не так просто, как тебе кажется, почтенный. Я бы предпочел узнать наше местоположение от тебя.
— Ничем не могу помочь, почтенный. Разбирайтесь сами. Не думаю, что вашей жизни что-либо угрожает, вы все маги, притом не самые слабые. До населенных мест как-нибудь доберетесь, от волков отобьетесь, пищу добудете. Не смею больше задерживать.
С этими словами я хотел покинуть поляну, но в этот момент Леверлин произнес слова, заставившие меня остаться:
— Ты говоришь, что тебе ничего от нас не нужно. Тогда зачем ты пришел сюда? Поглумиться?
Психолог, мать его Моргот… а ведь он прав! Я действительно мог заранее разложить одежду вокруг финальной точки перемещения, и мне не пришлось бы разговаривать с похищенными магами. Более того, это было бы правильнее — зачем раскрываться перед ними, сообщая, кто именно стоит за совершенным заклинанием. Выходит, я действительно хотел увидеть могущественных властителей восьми ковенов в подштанниках посреди леса, я хотел, чтобы они увидели меня и узнали меня и чтобы они поняли, кто подверг их такому унижению. Но такие чувства… просто недостойны хоббита! Врага можно убить, можно помиловать, но нельзя издеваться. Пытки не в счет, они производятся с определенной целью. А бессмысленное глумление… Я почувствовал, как мои щеки наливаются краской. Леверлин приблизился ко мне.
— Хэмфаст, — сказал он, — не совершай необдуманных поступков. Я догадываюсь, что ты задумал, это очень опасное дело. Гней мог бы справиться с самодержавным правлением в спокойной обстановке, но теперь в Аннуре начнется такое… Ты вывел из игры верхушку ковенов, рядовые бойцы остались без присмотра и управления, им не остается ничего другого, кроме как сбиваться в преступные банды. Ты представляешь себе, во что превратится жизнь аннурских обывателей, когда на большую дорогу выйдут пять тысяч разбойников с боевыми артефактами?
— Во всех девяти ковенах не наберется пяти тысяч разбойников, — возразил я.
— Ну, пусть одна тысяча! Жизнь превратится в такой ужас… даже Саурон не мечтал о таком. Далее. В первые два-три месяца неизбежно настанет безвластие. Хазг только и ждет повода, чтобы отделиться от Аннура. А если он отделится, вам не успеть провести карательную операцию до того, как Мория отправит в Хазг свои хирды. А тогда без драконов вам не справиться. Кстати, возможно, я ошибаюсь, но похоже, что в Аннуре не осталось никого, кто мог бы управлять драконами, все они здесь.
— А как же король? — удивился я.
— А что король? Его дело сидеть на троне со священными побрякушками в руках, а не командовать драконами. Нет, король не имеет доступа к оружию массового поражения. Если он победит, а мы погибнем, ты не сможешь реализовать свою мечту. А когда Церн Ганнарский поймет, что аннурские драконы остались без присмотра, начнется вторая Хтонская война. Кстати, мантикоры больше не преграждают путь ганнарским войскам. Элессар свидетель, ты устроил в Средиземье бардак, какого не было со времен Олмера!
— Ну и что ты теперь предлагаешь? — спросил я.
— Я передам тебе все известные мне данные о фениксах и драконах. Я введу тебя либо в совет ковена, либо в Королевский Совет, смотря что тебе больше нравится. Либо мы можем принять тебя в совет девяти на правах десятого ковена. Я смогу даже убедить остальных председателей, чтобы они признали за тобой право решающего голоса. Ты станешь правителем Аннура!
— Я не могу и не хочу становиться правителем Аннура, — возразил я. — У Аннура уже есть законный правитель, права которого злодейски ущемлены.
— Моргот тебя порви четыре раза! — воскликнул Леверлин. — Ну как ты не понимаешь! Не бывает так, чтобы законы были выше обстоятельств! Если закон противоречит здравому смыслу, нельзя следовать закону.
— Тогда устаревший закон надо отменить.
— А если нельзя отменить устаревший закон? Если, например, нет времени? И вообще, что такое закон? Правило, записанное на священной скрижали, которому никто не следует, или правило, нигде не записанное, но всеми признаваемое? Ты хочешь оживить древние заповеди, но они давно мертвы, даже ты не сможешь влить жизненную силу в идеи, умершие от старости сто лет назад. Одумайся, Хэмфаст! Не ввергай Аннур в пучину ужаса!
Я пожал плечами, стараясь сохранять непроницаемое выражение лица. Слова Леверлина все-таки чем-то меня задели.
— Неубедительно, — сказал я.
Леверлин махнул рукой отчаянным жестом и пошел прочь быстрым шагом, даже не замечая, что он идет не к товарищам по несчастью, а наискосок в сторону, не замечая, что он по-прежнему обнажен, что его загорелая кожа (нет, скорее, смуглая, где он мог загореть зимой?) посинела от холода. Я смотрел вслед своему врагу и думал, что, может быть, в его словах есть какая-то доля правды…
Отойдя шагов на двадцать, Леверлин развернулся неуловимым движением, его левая рука сделала козу, и в мою сторону полетел блекло-оранжевый сгусток пламени, растущий на глазах. Одновременно Леверлин разинул рот в оглушительном крике:
— Инцинера! Все разом! Только это сможет остановить его!
Я понял, что не успеваю выполнить магическую связку, волшебное пламя приближается слишком быстро. Я поспешно отступил на шаг, и огонь, уже достигший размеров хоббичьей головы, врезался в землю в трех футах впереди меня. И я понял, что это был всего лишь зародыш пламени.
Мир взорвался огненным штормом, раскаленный ветер, словно вырвавшийся из кузнечного горна гномьего аватара Дьюрина, отбросил меня назад, разрывая тело на части. Я не чувствовал боли — нервы сгорали быстрее, чем успевали передать боль сознанию. Через неуловимую долю мгновения я понял, что не чувствую ничего ниже пояса, потом ощутил, как разматываются мои кишки, течение времени будто замедлилось в сотню раз, я понимал, что не прошло и секунды, но мне казалось, что я лечу в огненном смерче уже минут пять. Вот-вот должно сработать защитное заклинание, — оно восстановит мое тело, и тогда я покажу вам, вероломные маги, кто истинный хозяин Аннура!
Внезапно мое тело резко изменило направление полета. Новый порыв огненного ветра смял правый бок, изломав и оторвав руку почти у самого плеча. Вторая инцинера, понял я. Маги откликнулись на призыв своего предводителя. «Это действительно может остановить меня», — подумал я, и это была моя предпоследняя мысль. Потом я расслышал в реве пламени два резких хлопка. «Это же мои глаза!» — подумал я, и это была моя последняя мысль.
Программа действий на тридцатое апреля предельно проста. Действую только я. Ровно в четыре часа утра, когда спящие спят особенно крепко, часовые на постах клюют носом, а ночная жизнь большого города достигает нижней отметки активности, я привел в действие заранее подготовленное заклинание. Это было очень сложное заклинание, пожалуй самое сложное из всех, что мне приходилось творить. Я отрабатывал его на леммингах в тундре Полночной Орды, и, думаю, орки еще долго будут удивляться, какой идиот раскрасил в разные цвета почти три тысячи полярных мышей. А что делать? Мне же нужно отслеживать перемещение каждой мыши, а они все на вид одинаковые.
В общем, я привел заклинание в действие, и началось… Загрузка массива рунных идентификаторов… Внешний цикл… Внутренний цикл поиска… Обработчик исключительной ситуации неуспеха в поиске… не сработал ни разу… Открытие объекта… Выбор места назначения… Перемещение. И все это сто девять раз. После сто девятой итерации цикл закончился, и я посмотрел через волшебное зеркало на дело своих рук. Забавное зрелище, надо сказать.
Сто девять сильнейших магов восьми ковенов лежали ровными рядами в густой траве. Кое-кто начал просыпаться от холода. Я не смог сдержать смех, глядя на одного молодого мага в пижаме — он полз вдоль ряда своих коллег, еще не успевших проснуться, и трогал каждого за лицо. А потом он сказал: «Приснится же такая ерунда», лег на землю и попытался снова заснуть, и тут я уже расхохотался в полный голос. Нехалления проснулась и присоединилась ко мне. Некоторое время мы смеялись, а потом мне стало жалко моих противников.
Неприятно оказаться в один миг за тысячу миль от родного дома, без единого артефакта, голым или почти голым, да еще в незнакомом лесу и в не самое теплое время года. Пусть они заслужили такую участь, все равно долго смеяться над несчастными как-то не получается. Я принял человеческий облик и совершил заклятие перемещения на безымянную поляну в Вечном Лесу.
— Приветствую вас, почтенные! — громко произнес я.
— Это что еще за урод? — откликнулся маленький сморщенный старичок в пижаме и ночном колпаке, оказавшийся ближе всех ко мне. Он всматривался в меня, близоруко щурясь, а его щека дергалась от нервного тика. Несколько молодых магов неразборчиво пробормотали что-то нецензурное, и старик сморщился еще сильнее.
Маги еще не успели прийти в себя и смотрели на меня, как будто я был галлюцинацией, вызванной неумеренным употреблением желтой пыльцы или настойки харадского мака. Белобрысый юноша в грязноватых подштанниках, стоявший шагах в двадцати от меня, внезапно выбросил вперед левую руку, и в мою сторону полетела желтая мерцающая спираль, издавая в полете мерзкое сухое потрескивание. Глаз орла немедленно сообщил мне суть этого заклинания. Я выполнил привычную магическую связку перемещение-неподвижность-невидимость, принимать бой было глупо — в таком количестве маги просто задавят меня числом.
Теперь все маги смотрели на этого юношу. Он растерянно пожал посиневшими плечами, сплошь покрытыми мурашками, и в этот момент с неба на его шею упала точно такая же желтая спираль. Вначале я хотел угостить его фиолетовой молнией, но потом решил, что спираль, формулу которой он так удачно мне предложил, будет даже лучше.
Подобно змее, спираль обвилась вокруг шеи несчастного, а потом ее кольца сжались, и юноша судорожно подпрыгнул на месте. Из его горла вырвалось невнятное хриплое рычание, он бестолково взмахнул руками, затем его тело обмякло и рухнуло на траву, как мешок с репой. Спираль еще секунд десять мерцала и фырчала, но тело было уже мертво. Мда, не стоило мне целиться в шею.
Жалко его, я ведь не хотел его убивать, но теперь уже ничего не поделаешь. Я переместился в исходную позицию и убрал невидимость.
Кто следующий? — спросил я.
Следующего не нашлось.
Леверлин выступил вперед, не дожидаясь, когда я его позову. Сейчас он был в своем истинном теле, и я невольно залюбовался им, на мгновение забыв, что это самый опасный мой противник. Высокий, стройный, скорее даже тощий, волосы черные, с еле заметной проседью на висках, кожа смуглая, лицо не нуждается в бороде или усах, чтобы выглядеть мужественным. Руки и ноги казались бы несоразмерно тонкими, не будь они такими мускулистыми, поджарый торс, увитый тонкими жгутами мышц, выглядит изваянным из бронзы. В отличие от большинства магов, столпившихся вокруг меня полукругом, Леверлин не носил ни пижамы, ни подштанников, он был совершенно обнажен. Не удивительно, если учесть, каким успехом у женщин пользуется такой мужчина.
— Приветствую тебя, Хэмфаст! — громко сказал Леверлин.
Я кивнул, признавая, что я — это действительно я.
— Что тебе нужно от нас? — спросил Леверлин.
— Ничего. Абсолютно ничего. Разве что выдать одежду, чтобы вы не околели от холода. — С этими словами я выполнил заклинание, и передо мной возникла внушительная груда серого тряпья. Леверлин подошел к ней, брезгливо перебрат несколько тряпок, и, когда он поднял лицо, в нем читалось плохо сдерживаемое бешенство.
— Это же… это же тюремные робы!
— Совершенно верно, — согласился я, — но в вашем положении не следует проявлять излишнюю разборчивость. Так можно и замерзнуть.
— Где мы? — спросил Леверлин, молниеносно сменив тему разговора.
— Думаю, вам не составит труда сориентироваться, ведь среди вас декан факультета географии Аннурского Университета.
Взгляды большинства присутствующих обратились на невзрачного низкорослого мужичка, прикрывающего руками интимное место. Он смущенно пробормотал:
— Это не так просто, как тебе кажется, почтенный. Я бы предпочел узнать наше местоположение от тебя.
— Ничем не могу помочь, почтенный. Разбирайтесь сами. Не думаю, что вашей жизни что-либо угрожает, вы все маги, притом не самые слабые. До населенных мест как-нибудь доберетесь, от волков отобьетесь, пищу добудете. Не смею больше задерживать.
С этими словами я хотел покинуть поляну, но в этот момент Леверлин произнес слова, заставившие меня остаться:
— Ты говоришь, что тебе ничего от нас не нужно. Тогда зачем ты пришел сюда? Поглумиться?
Психолог, мать его Моргот… а ведь он прав! Я действительно мог заранее разложить одежду вокруг финальной точки перемещения, и мне не пришлось бы разговаривать с похищенными магами. Более того, это было бы правильнее — зачем раскрываться перед ними, сообщая, кто именно стоит за совершенным заклинанием. Выходит, я действительно хотел увидеть могущественных властителей восьми ковенов в подштанниках посреди леса, я хотел, чтобы они увидели меня и узнали меня и чтобы они поняли, кто подверг их такому унижению. Но такие чувства… просто недостойны хоббита! Врага можно убить, можно помиловать, но нельзя издеваться. Пытки не в счет, они производятся с определенной целью. А бессмысленное глумление… Я почувствовал, как мои щеки наливаются краской. Леверлин приблизился ко мне.
— Хэмфаст, — сказал он, — не совершай необдуманных поступков. Я догадываюсь, что ты задумал, это очень опасное дело. Гней мог бы справиться с самодержавным правлением в спокойной обстановке, но теперь в Аннуре начнется такое… Ты вывел из игры верхушку ковенов, рядовые бойцы остались без присмотра и управления, им не остается ничего другого, кроме как сбиваться в преступные банды. Ты представляешь себе, во что превратится жизнь аннурских обывателей, когда на большую дорогу выйдут пять тысяч разбойников с боевыми артефактами?
— Во всех девяти ковенах не наберется пяти тысяч разбойников, — возразил я.
— Ну, пусть одна тысяча! Жизнь превратится в такой ужас… даже Саурон не мечтал о таком. Далее. В первые два-три месяца неизбежно настанет безвластие. Хазг только и ждет повода, чтобы отделиться от Аннура. А если он отделится, вам не успеть провести карательную операцию до того, как Мория отправит в Хазг свои хирды. А тогда без драконов вам не справиться. Кстати, возможно, я ошибаюсь, но похоже, что в Аннуре не осталось никого, кто мог бы управлять драконами, все они здесь.
— А как же король? — удивился я.
— А что король? Его дело сидеть на троне со священными побрякушками в руках, а не командовать драконами. Нет, король не имеет доступа к оружию массового поражения. Если он победит, а мы погибнем, ты не сможешь реализовать свою мечту. А когда Церн Ганнарский поймет, что аннурские драконы остались без присмотра, начнется вторая Хтонская война. Кстати, мантикоры больше не преграждают путь ганнарским войскам. Элессар свидетель, ты устроил в Средиземье бардак, какого не было со времен Олмера!
— Ну и что ты теперь предлагаешь? — спросил я.
— Я передам тебе все известные мне данные о фениксах и драконах. Я введу тебя либо в совет ковена, либо в Королевский Совет, смотря что тебе больше нравится. Либо мы можем принять тебя в совет девяти на правах десятого ковена. Я смогу даже убедить остальных председателей, чтобы они признали за тобой право решающего голоса. Ты станешь правителем Аннура!
— Я не могу и не хочу становиться правителем Аннура, — возразил я. — У Аннура уже есть законный правитель, права которого злодейски ущемлены.
— Моргот тебя порви четыре раза! — воскликнул Леверлин. — Ну как ты не понимаешь! Не бывает так, чтобы законы были выше обстоятельств! Если закон противоречит здравому смыслу, нельзя следовать закону.
— Тогда устаревший закон надо отменить.
— А если нельзя отменить устаревший закон? Если, например, нет времени? И вообще, что такое закон? Правило, записанное на священной скрижали, которому никто не следует, или правило, нигде не записанное, но всеми признаваемое? Ты хочешь оживить древние заповеди, но они давно мертвы, даже ты не сможешь влить жизненную силу в идеи, умершие от старости сто лет назад. Одумайся, Хэмфаст! Не ввергай Аннур в пучину ужаса!
Я пожал плечами, стараясь сохранять непроницаемое выражение лица. Слова Леверлина все-таки чем-то меня задели.
— Неубедительно, — сказал я.
Леверлин махнул рукой отчаянным жестом и пошел прочь быстрым шагом, даже не замечая, что он идет не к товарищам по несчастью, а наискосок в сторону, не замечая, что он по-прежнему обнажен, что его загорелая кожа (нет, скорее, смуглая, где он мог загореть зимой?) посинела от холода. Я смотрел вслед своему врагу и думал, что, может быть, в его словах есть какая-то доля правды…
Отойдя шагов на двадцать, Леверлин развернулся неуловимым движением, его левая рука сделала козу, и в мою сторону полетел блекло-оранжевый сгусток пламени, растущий на глазах. Одновременно Леверлин разинул рот в оглушительном крике:
— Инцинера! Все разом! Только это сможет остановить его!
Я понял, что не успеваю выполнить магическую связку, волшебное пламя приближается слишком быстро. Я поспешно отступил на шаг, и огонь, уже достигший размеров хоббичьей головы, врезался в землю в трех футах впереди меня. И я понял, что это был всего лишь зародыш пламени.
Мир взорвался огненным штормом, раскаленный ветер, словно вырвавшийся из кузнечного горна гномьего аватара Дьюрина, отбросил меня назад, разрывая тело на части. Я не чувствовал боли — нервы сгорали быстрее, чем успевали передать боль сознанию. Через неуловимую долю мгновения я понял, что не чувствую ничего ниже пояса, потом ощутил, как разматываются мои кишки, течение времени будто замедлилось в сотню раз, я понимал, что не прошло и секунды, но мне казалось, что я лечу в огненном смерче уже минут пять. Вот-вот должно сработать защитное заклинание, — оно восстановит мое тело, и тогда я покажу вам, вероломные маги, кто истинный хозяин Аннура!
Внезапно мое тело резко изменило направление полета. Новый порыв огненного ветра смял правый бок, изломав и оторвав руку почти у самого плеча. Вторая инцинера, понял я. Маги откликнулись на призыв своего предводителя. «Это действительно может остановить меня», — подумал я, и это была моя предпоследняя мысль. Потом я расслышал в реве пламени два резких хлопка. «Это же мои глаза!» — подумал я, и это была моя последняя мысль.
Глава третья. ДОРОГА В ИНЫЕ МИРЫ
1
Только что нас было двое, и вот я опять един. Я разговаривал с Учителем и одновременно лежал на кресте, нарисованном на каменном полу кровью какого-то магического зверя. Морготовы маги никак не угомонятся, все пытаются разобраться с кольцом, а кольцо-то исчезло!
Я страдал от усталости, и эта усталость была одновременно двух видов — когда дел слишком много и когда дел слишком мало. Я думал о своей любви и думал о дороге домой. Нас было двое, мы были очень похожие, но все-таки разные, и вот теперь мы слились.
Это похоже на встречу двух братьев-близнецов, знающих друг друга с самого рождения и расставшихся на неделю волей обстоятельств. Только наша встреча произошла внутри одного тела.
Я посмотрел на себя и усмехнулся.
Я тоже посмотрел на себя и усмехнулся.
— Вот ты какой! — одновременно сказали мы. А потом я узнал, что у меня есть любимая. И одновременно я узнал, что побывал в столице Аннура.
— Круто! — сказали мы друг другу.
Я сказал, что Учитель сволочь, потому что он насмеялся надо мной, и над Дромадроном, и над Хардингом, и над всем кланом, и даже над университетскими магами, которым, впрочем, так и надо. Я возразил, что Учитель открыл передо мной мир высшей магии и, более того, подарил мне истинную обоюдостороннюю любовь, и потому он вовсе не сволочь, а очень хороший человек, то есть эльф. Я ответил, что все это круто, но он сделал это не просто так, бескорыстно, а чтобы добыть неведомый ключ силы, а зачем ему нужен ключ силы, это еще вопрос, и, кто знает, может быть, наш Учитель принесет в Средиземье столько же зла, сколько принес Са-урон, или даже больше. Но я не согласился, я сказал, что, будь Учитель злым, он убил бы меня сразу же после выполнения миссии. И я заткнулся.
А потом я сказал:
— Теперь мы вместе. И я согласился:
— Теперь мы вместе. — И добавил: — Навсегда.
Я страдал от усталости, и эта усталость была одновременно двух видов — когда дел слишком много и когда дел слишком мало. Я думал о своей любви и думал о дороге домой. Нас было двое, мы были очень похожие, но все-таки разные, и вот теперь мы слились.
Это похоже на встречу двух братьев-близнецов, знающих друг друга с самого рождения и расставшихся на неделю волей обстоятельств. Только наша встреча произошла внутри одного тела.
Я посмотрел на себя и усмехнулся.
Я тоже посмотрел на себя и усмехнулся.
— Вот ты какой! — одновременно сказали мы. А потом я узнал, что у меня есть любимая. И одновременно я узнал, что побывал в столице Аннура.
— Круто! — сказали мы друг другу.
Я сказал, что Учитель сволочь, потому что он насмеялся надо мной, и над Дромадроном, и над Хардингом, и над всем кланом, и даже над университетскими магами, которым, впрочем, так и надо. Я возразил, что Учитель открыл передо мной мир высшей магии и, более того, подарил мне истинную обоюдостороннюю любовь, и потому он вовсе не сволочь, а очень хороший человек, то есть эльф. Я ответил, что все это круто, но он сделал это не просто так, бескорыстно, а чтобы добыть неведомый ключ силы, а зачем ему нужен ключ силы, это еще вопрос, и, кто знает, может быть, наш Учитель принесет в Средиземье столько же зла, сколько принес Са-урон, или даже больше. Но я не согласился, я сказал, что, будь Учитель злым, он убил бы меня сразу же после выполнения миссии. И я заткнулся.
А потом я сказал:
— Теперь мы вместе. И я согласился:
— Теперь мы вместе. — И добавил: — Навсегда.
2
Б-р-р… После такого дела стоит выпить. Жил-был один хоббит, потом его угораздило встретить последнего в Средиземье эльфа, тот раздвоил несчастного хоббита, заморочил мозги обеим половинам, научил одну половину заклинаниям, за которые сам Гэндальф отдал бы свое бессмертие, а потом обоих объединил. И что теперь делать бедному хоббиту? О-ё-ё-ё, как же голова болит…
Я приподнялся на жесткой лежанке и с удивлением понял, что она вовсе не жесткая, а очень даже мягкая. И вовсе это не лежанка, а кровать, кровать Нехаллении. Что я здесь делаю, как я сюда попал? Мне же нельзя находиться в доме девушки без ее приглашения, а тем более валяться в ее постели! Или она меня приглашала? Нет, я точно помню, что обряд объединения проходил в заклинательной каморке. Что за ерунда?
Я повернул голову и увидел Нехаллению. Потом я тщательно проморгался, посмотрел еще раз и снова увидел Нехаллению. Она же беременна! И, судя по размеру живота, уже на девятом месяце. Или на восьмом. Как это? Учитель сотворил ее только вчера. Или сегодня? Но почему она беременна?
Нехалления бросилась ко мне, обняла меня и припала губами к моему лицу, непрерывно целуя и заливая слезами. Я смутился, покраснел и стал отбиваться от нее, стараясь не повредить ее нерожденному ребенку.
— Что ты делаешь, Нехалления! — воскликнул я, но она никак не отреагировала. Зато отреагировал кто-то другой. Я услышал негромкий и добродушный мужской смех, повернулся и увидел Учителя.
— Что такое?! — закричал я. — Учитель! Что-то пошло не так? Заклинание сработало неправильно?
— Все сработало правильно, — сказал Учитель и обратился к Нехаллении. — Не будь дурой, почтенная. Я же говорил тебе, что он ничего не будет помнить.
Нехалления наконец отлипла от меня, она села на табуретку, услужливо придвинутую Учителем, она неотрывно смотрела на меня, непрестанно всхлипывая, утирая слезы высоко задранным подолом платья и даже не замечая, как непристойна эта картина. Я поспешно отвел взгляд.
Учитель тем временем разлил вино по трем глиняным кружкам, одну из которых протянул Нехаллении, предварительно разбавив вино водой, вторую протянул мне, ничем не разбавляя, а третью взял сам.
— За удачное воскрешение! — провозгласил он, и мы выпили за удачное воскрешение. Какое такое воскрешение?
— Что ты имеешь в виду, Учитель? — спросил я.
— Сегодня девятое июля три тысячи седьмого года, — загадочно ответил Учитель.
— Девятое июля? Нет, Учитель, сегодня двадцать шестое июня. И год сейчас три тысячи шестой.
— Нет, Хэмфаст. — Учитель покачал головой. — Двадцать шестого июня три тысячи шестого года я сделал твою резервную копию. А сегодня, девятого июля три тысячи седьмого года, я ее оживил.
— Резервную копию? — глупо спросил я. — Какую еще резервную копию?
— Есть такое заклинание — сделать резервную копию разумного существа, — сказал Учитель. — Очень полезное заклинание, без него нечего и думать противостоять майарам. Когда год с небольшим назад я слил воедино две твои личности, я раздвоил то, что получилось, и сохранил вторую копию… Не знаю, как это назвать, это похоже на мыслеобраз, но не то… Моргот побери, тебя же заново придется учить всей высшей магии! В общем, я сделал еще одного тебя, которого сохранил в небытие… Нет, не в небытие… Короче, сохранил магическим образом.
Я приподнялся на жесткой лежанке и с удивлением понял, что она вовсе не жесткая, а очень даже мягкая. И вовсе это не лежанка, а кровать, кровать Нехаллении. Что я здесь делаю, как я сюда попал? Мне же нельзя находиться в доме девушки без ее приглашения, а тем более валяться в ее постели! Или она меня приглашала? Нет, я точно помню, что обряд объединения проходил в заклинательной каморке. Что за ерунда?
Я повернул голову и увидел Нехаллению. Потом я тщательно проморгался, посмотрел еще раз и снова увидел Нехаллению. Она же беременна! И, судя по размеру живота, уже на девятом месяце. Или на восьмом. Как это? Учитель сотворил ее только вчера. Или сегодня? Но почему она беременна?
Нехалления бросилась ко мне, обняла меня и припала губами к моему лицу, непрерывно целуя и заливая слезами. Я смутился, покраснел и стал отбиваться от нее, стараясь не повредить ее нерожденному ребенку.
— Что ты делаешь, Нехалления! — воскликнул я, но она никак не отреагировала. Зато отреагировал кто-то другой. Я услышал негромкий и добродушный мужской смех, повернулся и увидел Учителя.
— Что такое?! — закричал я. — Учитель! Что-то пошло не так? Заклинание сработало неправильно?
— Все сработало правильно, — сказал Учитель и обратился к Нехаллении. — Не будь дурой, почтенная. Я же говорил тебе, что он ничего не будет помнить.
Нехалления наконец отлипла от меня, она села на табуретку, услужливо придвинутую Учителем, она неотрывно смотрела на меня, непрестанно всхлипывая, утирая слезы высоко задранным подолом платья и даже не замечая, как непристойна эта картина. Я поспешно отвел взгляд.
Учитель тем временем разлил вино по трем глиняным кружкам, одну из которых протянул Нехаллении, предварительно разбавив вино водой, вторую протянул мне, ничем не разбавляя, а третью взял сам.
— За удачное воскрешение! — провозгласил он, и мы выпили за удачное воскрешение. Какое такое воскрешение?
— Что ты имеешь в виду, Учитель? — спросил я.
— Сегодня девятое июля три тысячи седьмого года, — загадочно ответил Учитель.
— Девятое июля? Нет, Учитель, сегодня двадцать шестое июня. И год сейчас три тысячи шестой.
— Нет, Хэмфаст. — Учитель покачал головой. — Двадцать шестого июня три тысячи шестого года я сделал твою резервную копию. А сегодня, девятого июля три тысячи седьмого года, я ее оживил.
— Резервную копию? — глупо спросил я. — Какую еще резервную копию?
— Есть такое заклинание — сделать резервную копию разумного существа, — сказал Учитель. — Очень полезное заклинание, без него нечего и думать противостоять майарам. Когда год с небольшим назад я слил воедино две твои личности, я раздвоил то, что получилось, и сохранил вторую копию… Не знаю, как это назвать, это похоже на мыслеобраз, но не то… Моргот побери, тебя же заново придется учить всей высшей магии! В общем, я сделал еще одного тебя, которого сохранил в небытие… Нет, не в небытие… Короче, сохранил магическим образом.