Страница:
— Я пришел сюда не только за этим. Я хотел сотворить твою копию.
— Зачем? Ты уже объяснил мне, что это не нужно.
— Я не объяснял этого! Это ты начал говорить какую-то ерунду насчет судьбы…
— Это для тебя судьба — ерунда. Хватит, Хэмфаст, а то поругаемся, не хватало мне поругаться еще и с тобой. Спасибо, что помог мне разобраться в себе, и точка. Мне не нужна копия, меня больше не интересует Средиземье, но я всегда буду рад видеть тебя в моей башне. Приходи, когда посчитаешь нужным. Если хочешь, можешь даже… Как это у вас называется, снять мыслеобраз?
Я широко раскрыл глаза от удивления:
— Как ты понял, что я хочу снять твой мыслеобраз?
— Трудно было догадаться, — Сссра хихикнул. — Да ежу ясно, что для тех исследований, что ведут твои друзья, мой мыслеобраз очень даже пригодится. Давай, анализируй, потом расскажешь, что там нашел.
— Но… я не очень хорошо умею анализировать мыслеобразы, — замялся я. — Лучше бы это сделал Уриэль.
— Ну Уриэль так Уриэль, — великодушно согласился Сссра. — Хрен с ним, пусть копается в моей душе. Только обязательно расскажи, что он там найдет, мне тоже интересно.
И я начал снимать мыслеобраз.
5
6
7
8
— Зачем? Ты уже объяснил мне, что это не нужно.
— Я не объяснял этого! Это ты начал говорить какую-то ерунду насчет судьбы…
— Это для тебя судьба — ерунда. Хватит, Хэмфаст, а то поругаемся, не хватало мне поругаться еще и с тобой. Спасибо, что помог мне разобраться в себе, и точка. Мне не нужна копия, меня больше не интересует Средиземье, но я всегда буду рад видеть тебя в моей башне. Приходи, когда посчитаешь нужным. Если хочешь, можешь даже… Как это у вас называется, снять мыслеобраз?
Я широко раскрыл глаза от удивления:
— Как ты понял, что я хочу снять твой мыслеобраз?
— Трудно было догадаться, — Сссра хихикнул. — Да ежу ясно, что для тех исследований, что ведут твои друзья, мой мыслеобраз очень даже пригодится. Давай, анализируй, потом расскажешь, что там нашел.
— Но… я не очень хорошо умею анализировать мыслеобразы, — замялся я. — Лучше бы это сделал Уриэль.
— Ну Уриэль так Уриэль, — великодушно согласился Сссра. — Хрен с ним, пусть копается в моей душе. Только обязательно расскажи, что он там найдет, мне тоже интересно.
И я начал снимать мыслеобраз.
5
— Молодец, Хэмфаст! — сказал Уриэль. — Честно говоря, не ожидал от тебя такой прыти. Как ловко ты его нейтрализовал!
— Я не нейтрализовывал его, — возразил я. — Я действительно говорил только то, что думал.
— Какая разница? Главное, что все получилось просто замечательно. Дракон сидит в своей башне, размышляет о судьбе и не представляет никакой опасности для Средиземья. А его мыслеобраз — вот он, перед нами. Хорошо бы еще и полную копию с дракона снять, не для оживления конечно, а для углубленного анализа. Но это потом, сначала посмотрим на мыслеобраз.
— Скажи, Уриэль, а что ты думаешь насчет его мыслей?
— Насчет судьбы? Не он первый, Хэмфаст, не он первый. Ты не читал священные книги орков? Ну да, откуда тебе… Вы, хоббиты, все еще враждуете с ними, хотя и не показываете вида. Ну, в общем, у орков есть похожая концепция, все разумные управляются судьбой, которую направляет… Орки считают, что Мелькор, можно считать, что и Творец. Эта концепция имеет право на существование, но с точки зрения принципа Плоддера…
— Кого?
— Плоддера. Был такой философ в Дейле. Еще иногда говорят «меч Плоддера». Согласно этому принципу, не следует строить сложные теории, когда явление можно описать просто. Говорят, что меч Плоддера отсекает излишние сущности.
— И какая сущность лишняя в данном случае? Творец?
— Нет, Творец никак не может быть излишней сущностью. Если нет Творца, то кто сотворил мир? Каждое действие и явление имеют свою причину и Творец есть начало этой цепи причин и следствий. Нет, Хэмфаст, Творец существует, и это строго научно доказано. А вот то, что судьба каждого разумного предопределена… Может, так оно и есть, но какая, по большому счету, разница? Ты можешь думать, что сделал что-то, руководствуясь свободой воли, или что ты сделал то же самое потому, что так предопределено судьбой. Какая разница, как ты объясняешь свои поступки, если поступки в обоих случаях одни и те же?
— Но у Сссра поступки другие. Вначале он хотел побывать в Средиземье, а потом решил, что судьба против этого, и вернулся в башню.
— А вот это — глупость, — отрезал Уриэль. — Дремучая, беспросветная глупость. Позволить каким-то идеям или там убеждениям руководить твоими поступками — это просто глупо. Никак не ожидал такого от Сссра.
— А от меня ты такого ожидал? Я ведь постоянно руководствуюсь в жизни правилами и обычаями Хоббитании.
Уриэль покровительственно улыбнулся.
— Ты еще очень молод, Хэмфаст, а молодости свойственно ниспровергать авторитеты на словах, но на деле пребывать в глубочайшей зависимости от идей, внушенных старшими.
— Ты считаешь, это плохо? — я начал понемногу заводиться.
— Да нет, — пожал плечами Уриэль, — это естественно. То, что солнце восходит на востоке, а заходит на западе, — хорошо или плохо? Так устроен мир. Солнце восходит на востоке, а молодые разумные передают свои души во власть разнообразных идей. Когда я был молод, я тоже страдал великими идеями.
— Какими же, если не секрет?
— Какие тут могут быть секреты? Я хотел познать много великих тайн и стать самым великим и мудрым магом Средиземья. Я думал, что, когда я познаю Великую Истину, все эльфы и другие разумные восхитятся моими достижениями и воздадут мне великие почести. А потом я понял, что знания подобны кругам на воде — периметр возрастает вместе с охваченной площадью.
Я озадаченно помотал головой.
— Что ты имеешь в виду? Чем больше познаешь, тем больше непознанного?
— Именно. Чем больше тайн природы становится тебе известно, тем больше неоткрытых тайн попадается тебе на глаза. Ты знаешь, откуда берется дождь?
— Как откуда? Дождь проливается из туч, которые приходят по небу.
— А откуда берутся тучи?
Я пожал плечами.
— Да какая разница?
Уриэль удовлетворенно кивнул.
— Вот именно. Невежда не видит загадок, над которым бьется мудрец.
— Под невеждой ты подразумеваешь меня? А под мудрецом, очевидно, себя?
— Не заводись, Хэмфаст. Я не имел в виду тебя, то, что я сказал, — просто дейлская пословица. Действительно, мудрец — это тот, кто умеет разгадывать загадки. Но истинный мудрец глуп и оттого мудр.
— Чего? — Мне показалось, что я ослышался, уж очень откровенный бред стал нести Уриэль.
— Мудрец, полагающий себя мудрецом, есть глупец. А мудрец, полагающий себя глупцом, есть мудрец. Тоже дейлская пословица. Смысл ее прост: чтобы связно и продуктивно мыслить, надо постоянно осознавать ничтожество своего разума. Как только ты начинаешь думать, пусть даже бессознательно, что тебе открыты все тайны мира, можешь быть уверен — никаких новых тайн ты не откроешь. Так что я ни в коей мере не имел в виду себя, говоря о мудреце.
— Ладно, хрен с ней, с философией. Значит, ты считаешь, что каждый разумный волен сам придумывать себе законы и правила?
— Ты понял! — Уриэль прямо-таки просиял.
— Но тогда чем ты отличаешься от Моргота, презревшего законы Творца и попытавшегося установить свои?
— Тем, что я не берусь за невыполнимую задачу.
— А если бы ты точно знал, что сумеешь свергнуть Творца, стал бы ты делать это?
— А зачем? Зачем мне его заботы?
— Значит, ты не идешь путем Моргота просто потому, что не хочешь? Ты не видишь никаких других причин, по которым так нельзя делать?
— А что это за причины? Например, Эру сотворил мир в целом и меня в частности? Я не просил меня сотворять. Я ничем не обязан Творцу, я живу так, как считаю нужным. И только так.
Я непроизвольно поежился. Никогда не думал, что Уриэль, великий маг, почти всемогущий, но умный и добрый, исповедует такие убеждения. Это чудовищно! Если думать так, как думает он, можно оправдать любые зверства.
— Скажи, Уриэль, — спросил я, — если бы ты узнал, что для сотворения какого-нибудь очень могущественного артефакта тебе нужно убить тысячу младенцев, ты бы сделал это?
Уриэль улыбнулся:
— Классический пример из учебника по этике для молодых магов. На практике такое если и бывает, то крайне редко. Мне лично ни разу не приходилось делать такой выбор.
— А если бы пришлось?
— Если бы пришлось… Если бы пришлось, я десять раз взвесил бы все «за» и «против». Если этот артефакт стоит такой цены, я бы ее заплатил. Но я попытался бы найти другой путь к сотворению артефакта, на худой конец использовать не натуральных младенцев, а свежесотворенные копии.
— Но убийство младенца… это же зло! Самое черное зло в самом чистом виде.
— В каждой мысли и в каждом действии содержится как добро, так и зло. И эти понятия далеко не так противоположны, как ты думаешь. Зло может творить добро, а добро может творить зло. Когда ты был Обериком, ты воевал, и это было зло. Но ты же воевал во имя добра!
— Ну не знаю… — Я совсем растерялся. — Я всегда считал, что есть установленный порядок вещей, которому каждый обязан следовать и нарушение которого есть зло. Что нельзя убивать, красть, лгать, делать другим гадости… А ты говоришь, что можно все, только надо все делать разумно.
— Маг тем и отличается от смерда, — медленно произнес Уриэль с загадочной улыбкой, — что берет на себя ответственность за все свои поступки. Маг не прячется за стену законов, маг не говорит: ой, я думал, это хорошо, все так делают и считают, что это хорошо, а у меня почему-то получилось плохо. Маг твердо знает — что бы он ни сделал, ответственность будет лежать на нем.
— Ответственность перед кем?
— Перед самим собой. Думаешь, этого мало? Нет, Хэмфаст, можешь мне поверить, нет наказания страшнее, чем муки собственной совести.
— Но совесть… Она же реагирует на нарушение законов. Ты говоришь, что для мага законы не имеют значения, что магу все позволено, но тогда получается, что у него не может быть совести.
— Нет, Хэмфаст, совесть не реагирует на нарушение законов. Совесть — сама по себе закон. Этот закон не предписан кем-то имеющим власть, каждый составляет его для самого себя. И горе тому, кто нарушит свой собственный закон. Рано или поздно это случается с каждым, это случится и с тобой, и тогда ты поймешь, о чем я говорю.
— Может быть, — я пожал плечами, — но пока я не вполне тебя понимаю.
— Ну и не грузись по этому поводу.
— Я не нейтрализовывал его, — возразил я. — Я действительно говорил только то, что думал.
— Какая разница? Главное, что все получилось просто замечательно. Дракон сидит в своей башне, размышляет о судьбе и не представляет никакой опасности для Средиземья. А его мыслеобраз — вот он, перед нами. Хорошо бы еще и полную копию с дракона снять, не для оживления конечно, а для углубленного анализа. Но это потом, сначала посмотрим на мыслеобраз.
— Скажи, Уриэль, а что ты думаешь насчет его мыслей?
— Насчет судьбы? Не он первый, Хэмфаст, не он первый. Ты не читал священные книги орков? Ну да, откуда тебе… Вы, хоббиты, все еще враждуете с ними, хотя и не показываете вида. Ну, в общем, у орков есть похожая концепция, все разумные управляются судьбой, которую направляет… Орки считают, что Мелькор, можно считать, что и Творец. Эта концепция имеет право на существование, но с точки зрения принципа Плоддера…
— Кого?
— Плоддера. Был такой философ в Дейле. Еще иногда говорят «меч Плоддера». Согласно этому принципу, не следует строить сложные теории, когда явление можно описать просто. Говорят, что меч Плоддера отсекает излишние сущности.
— И какая сущность лишняя в данном случае? Творец?
— Нет, Творец никак не может быть излишней сущностью. Если нет Творца, то кто сотворил мир? Каждое действие и явление имеют свою причину и Творец есть начало этой цепи причин и следствий. Нет, Хэмфаст, Творец существует, и это строго научно доказано. А вот то, что судьба каждого разумного предопределена… Может, так оно и есть, но какая, по большому счету, разница? Ты можешь думать, что сделал что-то, руководствуясь свободой воли, или что ты сделал то же самое потому, что так предопределено судьбой. Какая разница, как ты объясняешь свои поступки, если поступки в обоих случаях одни и те же?
— Но у Сссра поступки другие. Вначале он хотел побывать в Средиземье, а потом решил, что судьба против этого, и вернулся в башню.
— А вот это — глупость, — отрезал Уриэль. — Дремучая, беспросветная глупость. Позволить каким-то идеям или там убеждениям руководить твоими поступками — это просто глупо. Никак не ожидал такого от Сссра.
— А от меня ты такого ожидал? Я ведь постоянно руководствуюсь в жизни правилами и обычаями Хоббитании.
Уриэль покровительственно улыбнулся.
— Ты еще очень молод, Хэмфаст, а молодости свойственно ниспровергать авторитеты на словах, но на деле пребывать в глубочайшей зависимости от идей, внушенных старшими.
— Ты считаешь, это плохо? — я начал понемногу заводиться.
— Да нет, — пожал плечами Уриэль, — это естественно. То, что солнце восходит на востоке, а заходит на западе, — хорошо или плохо? Так устроен мир. Солнце восходит на востоке, а молодые разумные передают свои души во власть разнообразных идей. Когда я был молод, я тоже страдал великими идеями.
— Какими же, если не секрет?
— Какие тут могут быть секреты? Я хотел познать много великих тайн и стать самым великим и мудрым магом Средиземья. Я думал, что, когда я познаю Великую Истину, все эльфы и другие разумные восхитятся моими достижениями и воздадут мне великие почести. А потом я понял, что знания подобны кругам на воде — периметр возрастает вместе с охваченной площадью.
Я озадаченно помотал головой.
— Что ты имеешь в виду? Чем больше познаешь, тем больше непознанного?
— Именно. Чем больше тайн природы становится тебе известно, тем больше неоткрытых тайн попадается тебе на глаза. Ты знаешь, откуда берется дождь?
— Как откуда? Дождь проливается из туч, которые приходят по небу.
— А откуда берутся тучи?
Я пожал плечами.
— Да какая разница?
Уриэль удовлетворенно кивнул.
— Вот именно. Невежда не видит загадок, над которым бьется мудрец.
— Под невеждой ты подразумеваешь меня? А под мудрецом, очевидно, себя?
— Не заводись, Хэмфаст. Я не имел в виду тебя, то, что я сказал, — просто дейлская пословица. Действительно, мудрец — это тот, кто умеет разгадывать загадки. Но истинный мудрец глуп и оттого мудр.
— Чего? — Мне показалось, что я ослышался, уж очень откровенный бред стал нести Уриэль.
— Мудрец, полагающий себя мудрецом, есть глупец. А мудрец, полагающий себя глупцом, есть мудрец. Тоже дейлская пословица. Смысл ее прост: чтобы связно и продуктивно мыслить, надо постоянно осознавать ничтожество своего разума. Как только ты начинаешь думать, пусть даже бессознательно, что тебе открыты все тайны мира, можешь быть уверен — никаких новых тайн ты не откроешь. Так что я ни в коей мере не имел в виду себя, говоря о мудреце.
— Ладно, хрен с ней, с философией. Значит, ты считаешь, что каждый разумный волен сам придумывать себе законы и правила?
— Ты понял! — Уриэль прямо-таки просиял.
— Но тогда чем ты отличаешься от Моргота, презревшего законы Творца и попытавшегося установить свои?
— Тем, что я не берусь за невыполнимую задачу.
— А если бы ты точно знал, что сумеешь свергнуть Творца, стал бы ты делать это?
— А зачем? Зачем мне его заботы?
— Значит, ты не идешь путем Моргота просто потому, что не хочешь? Ты не видишь никаких других причин, по которым так нельзя делать?
— А что это за причины? Например, Эру сотворил мир в целом и меня в частности? Я не просил меня сотворять. Я ничем не обязан Творцу, я живу так, как считаю нужным. И только так.
Я непроизвольно поежился. Никогда не думал, что Уриэль, великий маг, почти всемогущий, но умный и добрый, исповедует такие убеждения. Это чудовищно! Если думать так, как думает он, можно оправдать любые зверства.
— Скажи, Уриэль, — спросил я, — если бы ты узнал, что для сотворения какого-нибудь очень могущественного артефакта тебе нужно убить тысячу младенцев, ты бы сделал это?
Уриэль улыбнулся:
— Классический пример из учебника по этике для молодых магов. На практике такое если и бывает, то крайне редко. Мне лично ни разу не приходилось делать такой выбор.
— А если бы пришлось?
— Если бы пришлось… Если бы пришлось, я десять раз взвесил бы все «за» и «против». Если этот артефакт стоит такой цены, я бы ее заплатил. Но я попытался бы найти другой путь к сотворению артефакта, на худой конец использовать не натуральных младенцев, а свежесотворенные копии.
— Но убийство младенца… это же зло! Самое черное зло в самом чистом виде.
— В каждой мысли и в каждом действии содержится как добро, так и зло. И эти понятия далеко не так противоположны, как ты думаешь. Зло может творить добро, а добро может творить зло. Когда ты был Обериком, ты воевал, и это было зло. Но ты же воевал во имя добра!
— Ну не знаю… — Я совсем растерялся. — Я всегда считал, что есть установленный порядок вещей, которому каждый обязан следовать и нарушение которого есть зло. Что нельзя убивать, красть, лгать, делать другим гадости… А ты говоришь, что можно все, только надо все делать разумно.
— Маг тем и отличается от смерда, — медленно произнес Уриэль с загадочной улыбкой, — что берет на себя ответственность за все свои поступки. Маг не прячется за стену законов, маг не говорит: ой, я думал, это хорошо, все так делают и считают, что это хорошо, а у меня почему-то получилось плохо. Маг твердо знает — что бы он ни сделал, ответственность будет лежать на нем.
— Ответственность перед кем?
— Перед самим собой. Думаешь, этого мало? Нет, Хэмфаст, можешь мне поверить, нет наказания страшнее, чем муки собственной совести.
— Но совесть… Она же реагирует на нарушение законов. Ты говоришь, что для мага законы не имеют значения, что магу все позволено, но тогда получается, что у него не может быть совести.
— Нет, Хэмфаст, совесть не реагирует на нарушение законов. Совесть — сама по себе закон. Этот закон не предписан кем-то имеющим власть, каждый составляет его для самого себя. И горе тому, кто нарушит свой собственный закон. Рано или поздно это случается с каждым, это случится и с тобой, и тогда ты поймешь, о чем я говорю.
— Может быть, — я пожал плечами, — но пока я не вполне тебя понимаю.
— Ну и не грузись по этому поводу.
6
Я открыл мыслеобраз Сссра. Действительно, он пришел в Миррор зрелым драконом с устоявшимися привычками и характером. Детство, отрочество, юность — все будто отрезано. Сссра впервые осознал себя уже в башне, и самые первые его воспоминания связаны именно с ней. Откуда он пришел в Миррор, кто были его родители, кто и как его воспитывал — все стерто из его памяти до последнего понятия. Притом так качественно стерто, что кажется, будто этих воспоминаний никогда и не было. Но так не бывает, полноценное разумное существо не может возникнуть уже полностью сформированным, детство — неизбежный этап развития любого существа. Хотя… Нехалления появилась на свет именно так. Неужели Сссра тоже сотворен с помощью высшей магии? Но тогда получается, что Игрок владеет высшей магией… А кто в этом сомневался? Да, скорее всего, Сссра был сотворен именно так.
Инстинкты… да, это инстинкты, без всякого сомнения. Стать самым сильным магом и вырастить самую могущественную армию. Победить всех, пройтись огнем и мечом по обоим мирам, либо сотворить загадочное заклинание мастерства до того, как это смогут сделать соперники. Да, Творец четко ориентировал Сссра на соперничество и агрессию. Расширять территорию и умножать население, засевать поля и строить шахты, добывать золото и накапливать ману, тренировать бойцов и призывать тварей — и все это ради одной только цели: стать победителем. Интересно, что Сссра не имеет никакого понятия о том, что будет после победы, это ему не важно, победа ценна сама по себе.
Что у нас тут еще? Не покидать башню… Да, пожалуй, и все. Остальные ограничения сводятся к одному — не отвлекаться от главной цели. Да, впечатляющий набор инстинктов.
Но разумные существа потому и называются разумными, что могут противодействовать инстинктам, пусть даже и не очень успешно. И Сссра нашел в себе силы к противодействию. Будучи по натуре добрым и миролюбивые существом (в это трудно поверить, глядя на могучее тело дракона, но дело обстоит именно так, мыс-леобраз не дает усомниться в этом), так вот, будучи добрым и миролюбивым существом, Сссра с самого начала тяготился предназначенной ему ролью. Он не признавался в этом даже себе, но ему вовсе не хотелось непрерывно сражаться, пусть даже и во имя великой цели. Сссра не отрицал того, что надо одержать победу над всеми другими хозяевами, но он не хотел воевать ради этого. С самого начала Сссра решил, что его путь — это заклинание мастерства, и, приняв это решение, дракон успокоился. Жизнь в его владениях мерно и неспешно текла своим чередом, территория расширялась, население росло, экономика укреплялась, мана накапливалась, наука развивалась, все новые и новые заклинания открывались для Сссра, и, возможно, когда-нибудь он добьется своей цели. Сейчас Шери и Оберик добивают Мерлина. Потом они, скорее всего, сцепятся между собой, а когда идет большая война, все ресурсы тратятся на содержание армии, а наука стоит на месте. Вполне возможно, стратегия Сссра очень даже хороша.
Но более важно другое. Уриэль говорил про целостность образа, попробуем оценить… Нет, ничего не получается, жалко, что я не владею математикой так же хорошо, как Уриэль. На первый взгляд все вроде нормально, мыслеобраз целостный, если не считать, конечно, отсутствующего детства. Интересно, что тут обнаружит Уриэль с его продвинутой математикой?
Инстинкты… да, это инстинкты, без всякого сомнения. Стать самым сильным магом и вырастить самую могущественную армию. Победить всех, пройтись огнем и мечом по обоим мирам, либо сотворить загадочное заклинание мастерства до того, как это смогут сделать соперники. Да, Творец четко ориентировал Сссра на соперничество и агрессию. Расширять территорию и умножать население, засевать поля и строить шахты, добывать золото и накапливать ману, тренировать бойцов и призывать тварей — и все это ради одной только цели: стать победителем. Интересно, что Сссра не имеет никакого понятия о том, что будет после победы, это ему не важно, победа ценна сама по себе.
Что у нас тут еще? Не покидать башню… Да, пожалуй, и все. Остальные ограничения сводятся к одному — не отвлекаться от главной цели. Да, впечатляющий набор инстинктов.
Но разумные существа потому и называются разумными, что могут противодействовать инстинктам, пусть даже и не очень успешно. И Сссра нашел в себе силы к противодействию. Будучи по натуре добрым и миролюбивые существом (в это трудно поверить, глядя на могучее тело дракона, но дело обстоит именно так, мыс-леобраз не дает усомниться в этом), так вот, будучи добрым и миролюбивым существом, Сссра с самого начала тяготился предназначенной ему ролью. Он не признавался в этом даже себе, но ему вовсе не хотелось непрерывно сражаться, пусть даже и во имя великой цели. Сссра не отрицал того, что надо одержать победу над всеми другими хозяевами, но он не хотел воевать ради этого. С самого начала Сссра решил, что его путь — это заклинание мастерства, и, приняв это решение, дракон успокоился. Жизнь в его владениях мерно и неспешно текла своим чередом, территория расширялась, население росло, экономика укреплялась, мана накапливалась, наука развивалась, все новые и новые заклинания открывались для Сссра, и, возможно, когда-нибудь он добьется своей цели. Сейчас Шери и Оберик добивают Мерлина. Потом они, скорее всего, сцепятся между собой, а когда идет большая война, все ресурсы тратятся на содержание армии, а наука стоит на месте. Вполне возможно, стратегия Сссра очень даже хороша.
Но более важно другое. Уриэль говорил про целостность образа, попробуем оценить… Нет, ничего не получается, жалко, что я не владею математикой так же хорошо, как Уриэль. На первый взгляд все вроде нормально, мыслеобраз целостный, если не считать, конечно, отсутствующего детства. Интересно, что тут обнаружит Уриэль с его продвинутой математикой?
7
— Ну что, Хэмфаст, успел уже покопаться в душе нашего зеленого друга?
Я растерянно кивнул. Ну почему Уриэль вечно выбирает такие слова, что, выслушав их, чувствуешь себя, как будто сделал что-то не то?
— Ну и что ты там обнаружил?
— Да ничего особенного, — я пожал плечами, — если не считать того, что Сссра, скорее всего, сотворен посредством высшей магии.
— С чего ты взял? — Уриэль, кажется, удивился.
— Очень похоже на Нехаллению. Она тоже явилась на свет полностью сформированной личностью.
— Думаешь, Сссра был сотворен непосредственно в Мирроре?
— Скорее всего. Для Творца более логично провести сотворение в башне, чем перебрасывать сотворенное существо из мира в мир, а потом стирать воспоминания о переброске.
— А в остальном ты ничего ненормального не обнаружил?
— Нет. совершенно нормальный мыслеобраз.
— Год назад я сказал бы то же самое, — задумчиво произнес Уриэль. — А сейчас… Впрочем, кто скажет, что нормально в этом мире, а что ненормально и где проходит граница между нормой и отклонением? Надо посмотреть еще кое-что, и тогда можно будет сказать что-то определенное.
— Так что, мыслеобраз Сссра все-таки содержит что-то важное?
— Любой мыслеобраз содержит много важных вещей, надо только уметь их увидеть. Ладно, Хэмфаст, не грузись тем, что не в силах понять, если хочешь разобраться в этом деле, сгоняй лучше в Дейл, почитай в университетской библиотеке трактаты по статистическому анализу…
— Это что такое? — перебил я Уриэля.
— Раздел математики. Содержит средства, позволяющие выявлять закономерности в данных, слишком обширных для того, чтобы охватить их единым взглядом. Но к этому времени, скорее всего, мы с Олорином уже сделаем все необходимые выводы.
— Тогда зачем мне изучать математику?
— Это полезно само по себе. Впрочем, если не хочешь, не изучай. Пожалуй, ты прав, не стоит тебе лезть в эти научные дебри. Лучше отдохни, расслабься, поиграй с Долгастом, можешь смотаться в Аннуин, думаю, Гней Рыболов будет рад тебя видеть.
— После всего того, что я устроил в Аннуре?
— А что такого ты там устроил? В конечном итоге все сложилось наилучшим образом. Гней получил почти абсолютную власть, гражданской войны удалось избежать, внутриполитическая обстановка пока нормальная. Правда, Гней затеял масштабную реформу… Но в ближайшие два-три года вряд ли он успеет устроить настоящий бардак, так что не стоит даже и вмешиваться. В общем, отдохни, поработать ты еще успеешь.
Я растерянно кивнул. Ну почему Уриэль вечно выбирает такие слова, что, выслушав их, чувствуешь себя, как будто сделал что-то не то?
— Ну и что ты там обнаружил?
— Да ничего особенного, — я пожал плечами, — если не считать того, что Сссра, скорее всего, сотворен посредством высшей магии.
— С чего ты взял? — Уриэль, кажется, удивился.
— Очень похоже на Нехаллению. Она тоже явилась на свет полностью сформированной личностью.
— Думаешь, Сссра был сотворен непосредственно в Мирроре?
— Скорее всего. Для Творца более логично провести сотворение в башне, чем перебрасывать сотворенное существо из мира в мир, а потом стирать воспоминания о переброске.
— А в остальном ты ничего ненормального не обнаружил?
— Нет. совершенно нормальный мыслеобраз.
— Год назад я сказал бы то же самое, — задумчиво произнес Уриэль. — А сейчас… Впрочем, кто скажет, что нормально в этом мире, а что ненормально и где проходит граница между нормой и отклонением? Надо посмотреть еще кое-что, и тогда можно будет сказать что-то определенное.
— Так что, мыслеобраз Сссра все-таки содержит что-то важное?
— Любой мыслеобраз содержит много важных вещей, надо только уметь их увидеть. Ладно, Хэмфаст, не грузись тем, что не в силах понять, если хочешь разобраться в этом деле, сгоняй лучше в Дейл, почитай в университетской библиотеке трактаты по статистическому анализу…
— Это что такое? — перебил я Уриэля.
— Раздел математики. Содержит средства, позволяющие выявлять закономерности в данных, слишком обширных для того, чтобы охватить их единым взглядом. Но к этому времени, скорее всего, мы с Олорином уже сделаем все необходимые выводы.
— Тогда зачем мне изучать математику?
— Это полезно само по себе. Впрочем, если не хочешь, не изучай. Пожалуй, ты прав, не стоит тебе лезть в эти научные дебри. Лучше отдохни, расслабься, поиграй с Долгастом, можешь смотаться в Аннуин, думаю, Гней Рыболов будет рад тебя видеть.
— После всего того, что я устроил в Аннуре?
— А что такого ты там устроил? В конечном итоге все сложилось наилучшим образом. Гней получил почти абсолютную власть, гражданской войны удалось избежать, внутриполитическая обстановка пока нормальная. Правда, Гней затеял масштабную реформу… Но в ближайшие два-три года вряд ли он успеет устроить настоящий бардак, так что не стоит даже и вмешиваться. В общем, отдохни, поработать ты еще успеешь.
8
Я так и не отправился в Аннуин, потому что на следующее утро ко мне явился Уриэль, да не один, а вместе с Олорином.
— Странные вещи творятся в Средиземье, — начал Олорин. — Хорошо, что мы совершили путешествие в Арканус, иначе эти факты еще долго оставались бы незамеченными. Воистину, все хорошо видится и распознается, будучи удалено на должное расстояние, а лицом к лицу…
— Не темни, — перебил его Уриэль. — Не думаю, что Хэмфасту интересно слушать твои философские разглагольствования, он сейчас сам загрузился этим делом по самое некуда. Говори короче.
— Короче, — произнес Олорин и надолго замолк. — Даже не знаю, как это сказать короче… В общем, Средиземье на самом деле устроено так же, как Арканус и Миррор.
— Это как? — не понял я.
— Олорин имеет в виду, — пояснил Уриэль, — что онтологическая основа нашего родного мира оптимальным образом описывается в терминах субъективного идеализма, а вовсе не объективного, как мы раньше думали.
— И кто же субъект?
— А вот это и есть самое интересное. Все мы трое — субъекты, в этом нет никаких сомнений. Сссра — тоже субъект. А вот Нехалления — не субъект.
— Как это не субъект?
— А ты загляни в ее мыслеобраз.
— И что я там найду?
— Те же самые несообразности, что у жителей Аркануса, только у нее это выражено гораздо слабее, без высшей математики ничего не увидишь.
— Ты смотрел ее мыслеобраз? — дошло наконец до меня.
— Ну да, смотрел, она разрешила. Не бойся, я не интересуюсь вашими интимными подробностями. Да и вообще, я почти не изучал ее мыслеобраз непосредственно, я просто прогнал его через специальное заклинание на предмет тех аномалий, которые ожидал увидеть. И я их увидел.
— Я могу посмотреть? — только и смог я сказать.
— Конечно, — ответил Уриэль, и перед моим магическим зрением развернулась огромная таблица, сплошь истыканная числовыми рунами и какими-то расплывчатыми пятнами.
Так… Зависимость яркости образа от возраста воспоминания… Да, распределение довольно близко к сказанному в предположении, что исследуемая душа не является душой самостоятельного субъекта… Уриэль прав, зависимость недостаточно четкая, чтобы углядеть ее невооруженным глазом, но, если представить результаты наблюдений должным образом, всякие сомнения отпадают.
— Так что же, — потрясение пробормотал я, — Нехалления, она что, не настоящая?
— Почему же не настоящая? — возмутился Уриэль. — Самая что ни на есть настоящая. Ты живешь с ней уже почти два года, и у тебя никогда не возникал вопрос, настоящая ли она. Какая разница, как устроена ее душа, функционирует ли она непрерывно и автономно или автоматически активизируется под воздействием настоящих субъектов? По-моему, второе даже удобнее, — и Уриэль гнусно хихикнул.
Видимо, на моем лице ясно отразилось все, что я думаю по этому поводу, потому что Уриэль резко выставил руки перед собой и быстро забормотал:
— Спокойно, Хэмфаст, спокойно, я не хотел тебя обидеть. Да, у меня дурацкое чувство юмора, все это говорят, но я действительно не хотел тебя обидеть.
Я попытался успокоиться, и это у меня вроде бы получилось. По крайней мере, частично.
— Она не субъект, потому что ты сотворил ее с помощью заклинания? — спросил я.
— Нет, что ты! — Уриэль рассмеялся. — Это совершенно ни при чем. На самом деле подавляющее большинство обитателей Средиземья не являются субъектами. Субъекты — это мы трое, Гней Рыболов, Леверлин, еще несколько десятков, может быть, пара сотен, но не больше. Все остальные существуют постольку, поскольку они попадают в поле зрения субъектов.
— А если какой-то житель никогда не общался ни с кем из субъектов, он что, не существует?
— Он существует как абстрактная демографическая единица, но не более того. Его душа будет сформирована только тогда, когда он столкнется с субъектом лицом к лицу.
— Все равно ерунда какая-то! А если обычный житель пообщался с субъектом, у него сформировалась душа, а потом он с субъектами больше не общается, скажем, десять лет, его душа разрушается?
— Скорее консервируется. Если еще через десять лет этот житель снова встретится с субъектом, душа жителя будет расконсервирована и в нее будут внесены все изменения, которые должны были произойти за двадцать лет.
— А если кто-то постоянно общается с субъектами, то в его душу постоянно вносятся изменения?
— А вот здесь начинается самое интересное. Тот, кто постоянно общается с субъектами, сам становится субъектом. Ты, например, стал субъектом, когда решил изучать высшую магию, ну, после того, как я получил ключ силы. Кстати, я подозреваю, что любой овладевший высшей магией автоматически становится субъектом.
— Но Нехалления владеет высшей магией!
— Совсем чуть-чуть. Видимо, этого недостаточно.
Я ошеломленно потряс головой. Этого не может быть! Я же прекрасно помню свое детство, юность, то, как я встретил Уриэля в круге судьбы, как моя личность раздвоилась и одна половина изучала высшую магию в полутемной каморке, а другая изображала приманку в ловушке для майаров, в которую попался Олорин и тем самым предоставил Уриэлю ключ силы. Я что, тогда существовал только как отражение Уриэля?
Перед моим магическим зрением развернулась трехмерная абстрактная картина. Мне потребовалось около двух минут, чтобы разобраться в смысле этих пятен, а когда я разобрался, я понял, что Уриэль прав. Действительно, аномалии мыслеобраза хорошо заметны в ранних воспоминаниях, а когда я отправился спасать мир от мантикор (эким дураком я тогда был!), аномалии перестали возникать. Как отрезало. Но что-то в этой теории неправильно. Вот хотя бы…
— Послушай, Уриэль! — воскликнул я. — Если дела обстоят так, как ты утверждаешь, получается — каждый, кто долго общался с субъектом, сам становится субъектом, правильно? Но тогда все Средиземье давно должно состоять из одних субъектов.
Уриэль пожал плечами.
— Олорин уже приводил этот довод, — сказал он. — Это действительно противоречие, но оно разрешимо. Например, можно допустить, что при некоторых обстоятельствах субъект перестает быть субъектом. Ведь что такое субъект? Это сущность, способная инициировать выполнение операций над объектами. Ну то есть над пассивными сущностями мира. Субъект — это тот, кто меняет мир. Если субъект не меняет мир, зачем ему быть субъектом? Но это только мое предположение.
— Ну ладно, допустим, в мире есть субъекты и несубъекты. Но если одного нельзя отличить от другого без сложных заклинаний и продвинутой математики, то какая разница, кто есть кто?
— Никакой. Совершенно никакой. Это знание не несет никакой житейской нагрузки. Но с научной точки зрения… Да, ты же еще не знаешь самого главного. Держись крепче, чтобы не упасть. Олорин стал субъектом только после того, как я скопировал его ключ силы.
— А раньше? Как же он творил Средиземье? Олорин глупо и смущенно улыбнулся, а Уриэль воскликнул:
— В этом-то вся соль! Олорин не участвовал в сотворении мира, и, скорее всего, никто из майаров не участвовал в этом. Эру Илуватар все сделал сам, а майарам он вложил ложные воспоминания из каких-то своих, неведомых нам побуждений. Либо Олорин сотворял мир, не будучи субъектом, но в это даже я не могу поверить.
— Либо твоя теория неверна, — добавил я.
— Посмотри сам, — парировал Уриэль, и передо мной появился отпрепарированный и разложенный по полочкам мыслеобраз Олорина. Да, против этого не поспоришь.
— Олорин, ты что, совсем не помнишь, как именно ты участвовал в сотворении мира? — спросил я.
Олорин снова смущенно улыбнулся и развел руками. Я запоздало сообразил, что сегодня он выглядит каким-то пришибленным. Стоит в сторонке, в разговор не лезет, думает тихонько о чем-то своем. Совсем не похоже на его обычное поведение. Как бы с ним чего не случилось в таком состоянии…
— Да, — протянул Уриэль, — вот как бывает. Был разумный свято уверен, что что-то делал, а потом оказывается, что все это глюки.
— А может, и вправду глюки? — Я ухватился за эту мысль, как утопающий за лягушачью лапку. — Олорин, может, тебе память отшибло? Или кто-нибудь стер ее каким-нибудь заклинанием?
Олорин только развел руками. А Уриэль сказал:
— Теоретически это возможно, но вряд ли. Такое заклинание не могло не оставить следов. Нет, больше похоже на то, что Олорин появился на свет примерно так же, как наш Зеленый друг Сссра, — с готовым характером, но без личностной памяти. А из этого следуют такие интересные выводы…
— Какие выводы? — спросил я. В другое время я предпочел бы поразмыслить над этим вопросом самостоятельно, но сейчас моя голова буквально переполнилась от новой информации.
— Интересные, — ответил Уриэль. — Тут еще есть над чем подумать, но… Сразу напрашивается вывод, что общеизвестная история Средиземья весьма далека от того, что было в реальности. Надо почитать повнимательнее Красную книгу, наверняка там полно противоречий. А если так, то получается, что наш мир сотворен с уже готовой историей. Но зачем? И еще совершенно непонятна моя роль в новейшей истории Средиземья. Я ведь стал субъектом совершенно неожиданно, без каких-либо видимых причин. Будто Творец однажды обратил на меня свой взор и сказал: а не дать ли мне этому эльфу великие знания и великую силу, а потом я посмотрю, что из этого получится? Тут немудрено и в судьбу поверить. И кто такой все-таки хозяин театра или там шахматист, который управляет Арканусом и Миррором? Может, тот же самый Эру Илуватар? Как иначе объяснить то, что во всех трех мирах имеют место одни и те же несообразности? Но тогда почему Средиземье устроено гораздо более разумно и сбалансированно, чем Арканус и Миррор? Ведь Средиземье старше и, если Арканус и Миррор сотворял Эру Илуватар, у него к этому времени было больше опыта. И что представляют собой нематериальные миры, которых так много во вселенной? Что такое Великая Сфера, доступ в которую нам так любезно закрыл Орлангур? И вообще, кто такой этот Орлангур и каково его место во вселенной? Короче говоря, искатели истины, давайте искать истину.
В книге использованы миры и персонажи Толкиена, Перумова и компьютерные игры Master of magic, а также стихотворные образы Iron Maiden и Metallica. — Автор.
— Странные вещи творятся в Средиземье, — начал Олорин. — Хорошо, что мы совершили путешествие в Арканус, иначе эти факты еще долго оставались бы незамеченными. Воистину, все хорошо видится и распознается, будучи удалено на должное расстояние, а лицом к лицу…
— Не темни, — перебил его Уриэль. — Не думаю, что Хэмфасту интересно слушать твои философские разглагольствования, он сейчас сам загрузился этим делом по самое некуда. Говори короче.
— Короче, — произнес Олорин и надолго замолк. — Даже не знаю, как это сказать короче… В общем, Средиземье на самом деле устроено так же, как Арканус и Миррор.
— Это как? — не понял я.
— Олорин имеет в виду, — пояснил Уриэль, — что онтологическая основа нашего родного мира оптимальным образом описывается в терминах субъективного идеализма, а вовсе не объективного, как мы раньше думали.
— И кто же субъект?
— А вот это и есть самое интересное. Все мы трое — субъекты, в этом нет никаких сомнений. Сссра — тоже субъект. А вот Нехалления — не субъект.
— Как это не субъект?
— А ты загляни в ее мыслеобраз.
— И что я там найду?
— Те же самые несообразности, что у жителей Аркануса, только у нее это выражено гораздо слабее, без высшей математики ничего не увидишь.
— Ты смотрел ее мыслеобраз? — дошло наконец до меня.
— Ну да, смотрел, она разрешила. Не бойся, я не интересуюсь вашими интимными подробностями. Да и вообще, я почти не изучал ее мыслеобраз непосредственно, я просто прогнал его через специальное заклинание на предмет тех аномалий, которые ожидал увидеть. И я их увидел.
— Я могу посмотреть? — только и смог я сказать.
— Конечно, — ответил Уриэль, и перед моим магическим зрением развернулась огромная таблица, сплошь истыканная числовыми рунами и какими-то расплывчатыми пятнами.
Так… Зависимость яркости образа от возраста воспоминания… Да, распределение довольно близко к сказанному в предположении, что исследуемая душа не является душой самостоятельного субъекта… Уриэль прав, зависимость недостаточно четкая, чтобы углядеть ее невооруженным глазом, но, если представить результаты наблюдений должным образом, всякие сомнения отпадают.
— Так что же, — потрясение пробормотал я, — Нехалления, она что, не настоящая?
— Почему же не настоящая? — возмутился Уриэль. — Самая что ни на есть настоящая. Ты живешь с ней уже почти два года, и у тебя никогда не возникал вопрос, настоящая ли она. Какая разница, как устроена ее душа, функционирует ли она непрерывно и автономно или автоматически активизируется под воздействием настоящих субъектов? По-моему, второе даже удобнее, — и Уриэль гнусно хихикнул.
Видимо, на моем лице ясно отразилось все, что я думаю по этому поводу, потому что Уриэль резко выставил руки перед собой и быстро забормотал:
— Спокойно, Хэмфаст, спокойно, я не хотел тебя обидеть. Да, у меня дурацкое чувство юмора, все это говорят, но я действительно не хотел тебя обидеть.
Я попытался успокоиться, и это у меня вроде бы получилось. По крайней мере, частично.
— Она не субъект, потому что ты сотворил ее с помощью заклинания? — спросил я.
— Нет, что ты! — Уриэль рассмеялся. — Это совершенно ни при чем. На самом деле подавляющее большинство обитателей Средиземья не являются субъектами. Субъекты — это мы трое, Гней Рыболов, Леверлин, еще несколько десятков, может быть, пара сотен, но не больше. Все остальные существуют постольку, поскольку они попадают в поле зрения субъектов.
— А если какой-то житель никогда не общался ни с кем из субъектов, он что, не существует?
— Он существует как абстрактная демографическая единица, но не более того. Его душа будет сформирована только тогда, когда он столкнется с субъектом лицом к лицу.
— Все равно ерунда какая-то! А если обычный житель пообщался с субъектом, у него сформировалась душа, а потом он с субъектами больше не общается, скажем, десять лет, его душа разрушается?
— Скорее консервируется. Если еще через десять лет этот житель снова встретится с субъектом, душа жителя будет расконсервирована и в нее будут внесены все изменения, которые должны были произойти за двадцать лет.
— А если кто-то постоянно общается с субъектами, то в его душу постоянно вносятся изменения?
— А вот здесь начинается самое интересное. Тот, кто постоянно общается с субъектами, сам становится субъектом. Ты, например, стал субъектом, когда решил изучать высшую магию, ну, после того, как я получил ключ силы. Кстати, я подозреваю, что любой овладевший высшей магией автоматически становится субъектом.
— Но Нехалления владеет высшей магией!
— Совсем чуть-чуть. Видимо, этого недостаточно.
Я ошеломленно потряс головой. Этого не может быть! Я же прекрасно помню свое детство, юность, то, как я встретил Уриэля в круге судьбы, как моя личность раздвоилась и одна половина изучала высшую магию в полутемной каморке, а другая изображала приманку в ловушке для майаров, в которую попался Олорин и тем самым предоставил Уриэлю ключ силы. Я что, тогда существовал только как отражение Уриэля?
Перед моим магическим зрением развернулась трехмерная абстрактная картина. Мне потребовалось около двух минут, чтобы разобраться в смысле этих пятен, а когда я разобрался, я понял, что Уриэль прав. Действительно, аномалии мыслеобраза хорошо заметны в ранних воспоминаниях, а когда я отправился спасать мир от мантикор (эким дураком я тогда был!), аномалии перестали возникать. Как отрезало. Но что-то в этой теории неправильно. Вот хотя бы…
— Послушай, Уриэль! — воскликнул я. — Если дела обстоят так, как ты утверждаешь, получается — каждый, кто долго общался с субъектом, сам становится субъектом, правильно? Но тогда все Средиземье давно должно состоять из одних субъектов.
Уриэль пожал плечами.
— Олорин уже приводил этот довод, — сказал он. — Это действительно противоречие, но оно разрешимо. Например, можно допустить, что при некоторых обстоятельствах субъект перестает быть субъектом. Ведь что такое субъект? Это сущность, способная инициировать выполнение операций над объектами. Ну то есть над пассивными сущностями мира. Субъект — это тот, кто меняет мир. Если субъект не меняет мир, зачем ему быть субъектом? Но это только мое предположение.
— Ну ладно, допустим, в мире есть субъекты и несубъекты. Но если одного нельзя отличить от другого без сложных заклинаний и продвинутой математики, то какая разница, кто есть кто?
— Никакой. Совершенно никакой. Это знание не несет никакой житейской нагрузки. Но с научной точки зрения… Да, ты же еще не знаешь самого главного. Держись крепче, чтобы не упасть. Олорин стал субъектом только после того, как я скопировал его ключ силы.
— А раньше? Как же он творил Средиземье? Олорин глупо и смущенно улыбнулся, а Уриэль воскликнул:
— В этом-то вся соль! Олорин не участвовал в сотворении мира, и, скорее всего, никто из майаров не участвовал в этом. Эру Илуватар все сделал сам, а майарам он вложил ложные воспоминания из каких-то своих, неведомых нам побуждений. Либо Олорин сотворял мир, не будучи субъектом, но в это даже я не могу поверить.
— Либо твоя теория неверна, — добавил я.
— Посмотри сам, — парировал Уриэль, и передо мной появился отпрепарированный и разложенный по полочкам мыслеобраз Олорина. Да, против этого не поспоришь.
— Олорин, ты что, совсем не помнишь, как именно ты участвовал в сотворении мира? — спросил я.
Олорин снова смущенно улыбнулся и развел руками. Я запоздало сообразил, что сегодня он выглядит каким-то пришибленным. Стоит в сторонке, в разговор не лезет, думает тихонько о чем-то своем. Совсем не похоже на его обычное поведение. Как бы с ним чего не случилось в таком состоянии…
— Да, — протянул Уриэль, — вот как бывает. Был разумный свято уверен, что что-то делал, а потом оказывается, что все это глюки.
— А может, и вправду глюки? — Я ухватился за эту мысль, как утопающий за лягушачью лапку. — Олорин, может, тебе память отшибло? Или кто-нибудь стер ее каким-нибудь заклинанием?
Олорин только развел руками. А Уриэль сказал:
— Теоретически это возможно, но вряд ли. Такое заклинание не могло не оставить следов. Нет, больше похоже на то, что Олорин появился на свет примерно так же, как наш Зеленый друг Сссра, — с готовым характером, но без личностной памяти. А из этого следуют такие интересные выводы…
— Какие выводы? — спросил я. В другое время я предпочел бы поразмыслить над этим вопросом самостоятельно, но сейчас моя голова буквально переполнилась от новой информации.
— Интересные, — ответил Уриэль. — Тут еще есть над чем подумать, но… Сразу напрашивается вывод, что общеизвестная история Средиземья весьма далека от того, что было в реальности. Надо почитать повнимательнее Красную книгу, наверняка там полно противоречий. А если так, то получается, что наш мир сотворен с уже готовой историей. Но зачем? И еще совершенно непонятна моя роль в новейшей истории Средиземья. Я ведь стал субъектом совершенно неожиданно, без каких-либо видимых причин. Будто Творец однажды обратил на меня свой взор и сказал: а не дать ли мне этому эльфу великие знания и великую силу, а потом я посмотрю, что из этого получится? Тут немудрено и в судьбу поверить. И кто такой все-таки хозяин театра или там шахматист, который управляет Арканусом и Миррором? Может, тот же самый Эру Илуватар? Как иначе объяснить то, что во всех трех мирах имеют место одни и те же несообразности? Но тогда почему Средиземье устроено гораздо более разумно и сбалансированно, чем Арканус и Миррор? Ведь Средиземье старше и, если Арканус и Миррор сотворял Эру Илуватар, у него к этому времени было больше опыта. И что представляют собой нематериальные миры, которых так много во вселенной? Что такое Великая Сфера, доступ в которую нам так любезно закрыл Орлангур? И вообще, кто такой этот Орлангур и каково его место во вселенной? Короче говоря, искатели истины, давайте искать истину.
В книге использованы миры и персонажи Толкиена, Перумова и компьютерные игры Master of magic, а также стихотворные образы Iron Maiden и Metallica. — Автор.