Страница:
– Короче, он будет жить здесь, – сказал Анатолий. Хусуэлва издала невнятный булькающий звук.
– Лучше сам ей объясни, – сказал Анатолий и прикрыл глаза.
Мозговой процессор настоятельно рекомендовал ему подремать.
9
10
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
1
– Лучше сам ей объясни, – сказал Анатолий и прикрыл глаза.
Мозговой процессор настоятельно рекомендовал ему подремать.
9
Олимп встретил Рамиреса уже забывшимся ощущением жарко натопленной парилки. Интересно, подумал Рамирес, почему первые поселенцы основали столицу колонии именно здесь, а не в более привычном для людей тропическом климате Баскервиль-холла. Наверное, все дело в том, что корпорациям наплевать на простых людей, им важнее всего собственная прибыль. Пожалели денег на нормальную географическую разведку, построили город в первом попавшемся месте, а то, что климат людям не подходит, их не волнует, какая им разница, где будут жить простые сотрудники?
Суборбитальный транспорт отправился не ближайшим вечером и не следующим утром, а только следующим вечером. Оказывается, два из трех суборбитальных аэродромов Олимпа находились в непосредственной близости от межзвездных терминалов, вместе с которыми и были уничтожены серией ядерных взрывов. Единственный сохранившийся аэродром тоже сильно пострадал, и Багров, как выяснилось, проявил излишний оптимизм, когда обещал Рамиресу, что ситуация будет исправлена в тот же день.
Как бы то ни было, Олимп снова начал принимать транспорты, и в первом из них летел Джон Рамирес, полномочный представитель Центрального Революционного Комитета при Деметрианском университете имени Вернадского. Стюардессы, напуганные последними событиями, странно косились на Рамиреса, тот же старался вести себя предельно доброжелательно, он постоянно улыбался, но этим только усиливал их страх. В очередной раз Рамирес пожалел, что Бог дал ему такую необычную внешность. Интересно, что подумают ученые, когда его увидят…
Как это обычно бывает при суборбитальных полетах, от взлета до посадки прошли считанные минуты. Посадка прошла без осложнений, Рамирес широко улыбнулся стюардессе, пожелавшей ему счастливого пути, и снова ступил на землю Олимпа, которую покинул три дня назад.
Точнее говоря, он ступил не на землю, а на пол, покрытый линолеумом. В Олимпе сезон дождей подходил к концу, но, глядя на пейзаж за окнами, в это не верилось.
Секретарша Багрова обещала Рамиресу, что в аэропорту Олимпа его встретят, она не обманула, но Рамирес никак не ожидал, что встречающий его человек будет выглядеть именно так.
Это была молодая женщина, не старше тридцати лет, очень высокая и крупная, но с идеальной фигурой, которая скорее подошла бы манекенщице, чем активистке братства. На ней была легкая броня, защищающая от отравленных игл, в открытой набедренной кобуре красовался тяжелый электрический пистолет, длинные распущенные волосы темно-русого цвета были перехвачены широкой белой повязкой с изображенным на ней голубем мира. Рамирес подумал, что для завершения образа ей не хватает пулеметных лент через оба плеча. Наверное, если бы революция произошла не сейчас, а двести лет назад, она бы их обязательно нацепила.
– Вы Джон Рамирес? – спросила прелестная революционерка глубоким грудным голосом. – Я Полина Бочкина, меня направили вас встретить. Если не возражаете, сейчас мы поедем в нашу гостиницу, я думаю, ближайшую ночь вам лучше всего провести там. Завтра вы поселитесь в университетском комплексе, но сейчас туда лучше не соваться. Уже вечер, все разошлись по домам, на рабочих местах никого нет, если мы туда приедем, охрана откажется вас пропустить, будет скандал, а он нам не нужен. Лучше, чтобы ваше вступление в должность прошло мирно. Вождь сказал в телеобращении, что мы не должны провоцировать конфликты без крайней нужды. Вы не возражаете?
– Против чего? – удивился Рамирес. – Против того, что нельзя провоцировать конфликты без крайней нужды? Я, между прочим, член братства с четырехлетним стажем.
– Извините, – Полина немного смутилась. – Я имела в виду, что вы не возражаете, чтобы провести одну ночь в нашей гостинице. Там очень уютно, но немного… как бы это сказать…
– Некомфортно?
– Ну, не совсем некомфортно…
– Не напрягайтесь. Я приехал с Гефеста только неделю назад, так что меня некомфортными условиями не напугаешь.
– А правду говорят, что там еще хуже, чем здесь? – поинтересовалась Полина. – Говорят, там совершенно жуткий состав атмосферы…
– К этому быстро привыкаешь. Труднее привыкнуть к тому, что вся жизнь проходит в подземельях, и еще… впрочем, это долгий разговор.
– До гостиницы ехать около получаса, у нас будет время поговорить.
– Давайте лучше поговорим о том, что происходит здесь. Мне сказали, что у вас выступление прошло успешно…
– Да разве это успешно? – воскликнула Полина. – На телебашне накрылись все передатчики, их ремонтируют, но до сих пор ничего не восстановили, а мы так рассчитывали на телевизионную пропаганду! Два аэропорта полностью разрушены, ну, это было неизбежно, но все равно… и еще эти ученые… Знаете, что творится в университете?
– Что?
– Они все собрались на экстренное заседание и объявили акцию гражданского неповиновения. Никого из наших не пускают на территорию, они говорят, что будут отстреливаться до последнего патрона, но в революции участвовать не будут.
– Вы не пытались начать штурм? – забеспокоился Рамирес.
– Мы собирались, но вождь запретил. Танака сказал, что вождь ему лично сказал, что этого нельзя допустить ни при каких обстоятельствах, и что он пришлет человека, который все устроит. Можно, я задам нескромный вопрос?
– Конечно.
– Что вы собираетесь делать?
– Понятия не имею.
– Как это? У вас нет никакого плана?
– Никакого. Я даже не знал, что в университете творятся такие дела.
– Вас не ввели в курс дела?
– Не ввели. Я полагаю, у Багрова не было времени, он сейчас очень занят, из OutOfSight вообще не вылезает, только и делает, что письма пишет.
– Вы… лично знакомы с ним?!
– Один раз разговаривал. Послушайте, у нас на Гефесте было принято обращаться к братьям и сестрам на ты, у вас так не принято?
– Принято. Просто вы… то есть ты…
– Такой страшный? Полина весело рассмеялась.
– Нет, ты не страшный, – сказала она. – Но ты такой большой важный человек… – она снова рассмеялась, и Рамирес присоединился к ее смеху. – Можно я буду называть тебя просто Джон?
– Конечно, можно. Слушай, Полина, а что это за гостиница?
– Ну… это не совсем гостиница, она так только называется.
Это вроде как коммуна.
– Коммуна?
– Ну, мы так ее называем. Иногда. На самом деле это один этаж в общаге, мы там все более-менее обустроили, но, вы понимаете… то есть ты понимаешь…
– Понимаю, – кивнул Рамирес, – уровень комфорта, как у нас на Гефесте в геологических лагерях. Мне не привыкать.
– Ты геолог?
– Вообще-то я физик-теоретик, у меня диссертация по физике твердого тела, просто мои результаты применяются в геологии, вот я и работал как геолог.
– Так ты настоящий ученый? Вот это да! И про что у тебя диссертация?
Рамирес усмехнулся про себя, а вслух произнес полное название своей диссертации.
– А по-простому? – спросила Полина.
– По-простому… – Рамирес задумался. – Как бы это сказать… диффузия в твердых телах…
– А еще проще?
– Проще некуда. Если совсем коротко, моя теория упрощает поиск месторождений тяжелых металлов.
– Жалко, – сказала Полина. – У нас на Деметре тяжелых металлов очень мало, твоя теория нам не пригодится.
– Ну почему же не пригодится? – возразил Рамирес. – Сообщение с Гефестом прервано, нам теперь придется обходиться тем, что есть на этой планете. Так что моя теория очень даже пригодится.
– Да, действительно, – растерянно произнесла Полина. – Никак не могу привыкнуть, что мы теперь полностью изолированы. Это так…
– Страшно?
– Нет, не страшно. Хотя да, ты прав, это чуть-чуть страшно. Мы взяли на себя такую огромную ответственность, просто гигантскую, и теперь все зависит только от нас…
Рамирес ничего не произнес в ответ на эти слова. Они были правильны, но в устах Полины почему-то показались слишком правильными, чтобы быть правдой. Странный психологический эффект – ты многие годы мечтаешь о чем-то, но когда мечты сбываются, испытываешь разочарование и думаешь, может, лучше бы мечта осталась мечтой? Нет, эти мысли надо от себя гнать, сейчас вера в идеалы братства важна как никогда.
А потом Рамирес увидел общагу химического завода, в которой разместилась временная гостиница братства. Зря Полина говорила, что здесь очень некомфортно, пожила бы она на Гефесте, узнала бы, что такое настоящие тяготы и лишения. Здесь было тесно, но очень уютно, а после двух стаканов амброзии стало еще уютнее. И когда Рамирес и Полина закончили вечер в одной постели, он почти не удивился.
Суборбитальный транспорт отправился не ближайшим вечером и не следующим утром, а только следующим вечером. Оказывается, два из трех суборбитальных аэродромов Олимпа находились в непосредственной близости от межзвездных терминалов, вместе с которыми и были уничтожены серией ядерных взрывов. Единственный сохранившийся аэродром тоже сильно пострадал, и Багров, как выяснилось, проявил излишний оптимизм, когда обещал Рамиресу, что ситуация будет исправлена в тот же день.
Как бы то ни было, Олимп снова начал принимать транспорты, и в первом из них летел Джон Рамирес, полномочный представитель Центрального Революционного Комитета при Деметрианском университете имени Вернадского. Стюардессы, напуганные последними событиями, странно косились на Рамиреса, тот же старался вести себя предельно доброжелательно, он постоянно улыбался, но этим только усиливал их страх. В очередной раз Рамирес пожалел, что Бог дал ему такую необычную внешность. Интересно, что подумают ученые, когда его увидят…
Как это обычно бывает при суборбитальных полетах, от взлета до посадки прошли считанные минуты. Посадка прошла без осложнений, Рамирес широко улыбнулся стюардессе, пожелавшей ему счастливого пути, и снова ступил на землю Олимпа, которую покинул три дня назад.
Точнее говоря, он ступил не на землю, а на пол, покрытый линолеумом. В Олимпе сезон дождей подходил к концу, но, глядя на пейзаж за окнами, в это не верилось.
Секретарша Багрова обещала Рамиресу, что в аэропорту Олимпа его встретят, она не обманула, но Рамирес никак не ожидал, что встречающий его человек будет выглядеть именно так.
Это была молодая женщина, не старше тридцати лет, очень высокая и крупная, но с идеальной фигурой, которая скорее подошла бы манекенщице, чем активистке братства. На ней была легкая броня, защищающая от отравленных игл, в открытой набедренной кобуре красовался тяжелый электрический пистолет, длинные распущенные волосы темно-русого цвета были перехвачены широкой белой повязкой с изображенным на ней голубем мира. Рамирес подумал, что для завершения образа ей не хватает пулеметных лент через оба плеча. Наверное, если бы революция произошла не сейчас, а двести лет назад, она бы их обязательно нацепила.
– Вы Джон Рамирес? – спросила прелестная революционерка глубоким грудным голосом. – Я Полина Бочкина, меня направили вас встретить. Если не возражаете, сейчас мы поедем в нашу гостиницу, я думаю, ближайшую ночь вам лучше всего провести там. Завтра вы поселитесь в университетском комплексе, но сейчас туда лучше не соваться. Уже вечер, все разошлись по домам, на рабочих местах никого нет, если мы туда приедем, охрана откажется вас пропустить, будет скандал, а он нам не нужен. Лучше, чтобы ваше вступление в должность прошло мирно. Вождь сказал в телеобращении, что мы не должны провоцировать конфликты без крайней нужды. Вы не возражаете?
– Против чего? – удивился Рамирес. – Против того, что нельзя провоцировать конфликты без крайней нужды? Я, между прочим, член братства с четырехлетним стажем.
– Извините, – Полина немного смутилась. – Я имела в виду, что вы не возражаете, чтобы провести одну ночь в нашей гостинице. Там очень уютно, но немного… как бы это сказать…
– Некомфортно?
– Ну, не совсем некомфортно…
– Не напрягайтесь. Я приехал с Гефеста только неделю назад, так что меня некомфортными условиями не напугаешь.
– А правду говорят, что там еще хуже, чем здесь? – поинтересовалась Полина. – Говорят, там совершенно жуткий состав атмосферы…
– К этому быстро привыкаешь. Труднее привыкнуть к тому, что вся жизнь проходит в подземельях, и еще… впрочем, это долгий разговор.
– До гостиницы ехать около получаса, у нас будет время поговорить.
– Давайте лучше поговорим о том, что происходит здесь. Мне сказали, что у вас выступление прошло успешно…
– Да разве это успешно? – воскликнула Полина. – На телебашне накрылись все передатчики, их ремонтируют, но до сих пор ничего не восстановили, а мы так рассчитывали на телевизионную пропаганду! Два аэропорта полностью разрушены, ну, это было неизбежно, но все равно… и еще эти ученые… Знаете, что творится в университете?
– Что?
– Они все собрались на экстренное заседание и объявили акцию гражданского неповиновения. Никого из наших не пускают на территорию, они говорят, что будут отстреливаться до последнего патрона, но в революции участвовать не будут.
– Вы не пытались начать штурм? – забеспокоился Рамирес.
– Мы собирались, но вождь запретил. Танака сказал, что вождь ему лично сказал, что этого нельзя допустить ни при каких обстоятельствах, и что он пришлет человека, который все устроит. Можно, я задам нескромный вопрос?
– Конечно.
– Что вы собираетесь делать?
– Понятия не имею.
– Как это? У вас нет никакого плана?
– Никакого. Я даже не знал, что в университете творятся такие дела.
– Вас не ввели в курс дела?
– Не ввели. Я полагаю, у Багрова не было времени, он сейчас очень занят, из OutOfSight вообще не вылезает, только и делает, что письма пишет.
– Вы… лично знакомы с ним?!
– Один раз разговаривал. Послушайте, у нас на Гефесте было принято обращаться к братьям и сестрам на ты, у вас так не принято?
– Принято. Просто вы… то есть ты…
– Такой страшный? Полина весело рассмеялась.
– Нет, ты не страшный, – сказала она. – Но ты такой большой важный человек… – она снова рассмеялась, и Рамирес присоединился к ее смеху. – Можно я буду называть тебя просто Джон?
– Конечно, можно. Слушай, Полина, а что это за гостиница?
– Ну… это не совсем гостиница, она так только называется.
Это вроде как коммуна.
– Коммуна?
– Ну, мы так ее называем. Иногда. На самом деле это один этаж в общаге, мы там все более-менее обустроили, но, вы понимаете… то есть ты понимаешь…
– Понимаю, – кивнул Рамирес, – уровень комфорта, как у нас на Гефесте в геологических лагерях. Мне не привыкать.
– Ты геолог?
– Вообще-то я физик-теоретик, у меня диссертация по физике твердого тела, просто мои результаты применяются в геологии, вот я и работал как геолог.
– Так ты настоящий ученый? Вот это да! И про что у тебя диссертация?
Рамирес усмехнулся про себя, а вслух произнес полное название своей диссертации.
– А по-простому? – спросила Полина.
– По-простому… – Рамирес задумался. – Как бы это сказать… диффузия в твердых телах…
– А еще проще?
– Проще некуда. Если совсем коротко, моя теория упрощает поиск месторождений тяжелых металлов.
– Жалко, – сказала Полина. – У нас на Деметре тяжелых металлов очень мало, твоя теория нам не пригодится.
– Ну почему же не пригодится? – возразил Рамирес. – Сообщение с Гефестом прервано, нам теперь придется обходиться тем, что есть на этой планете. Так что моя теория очень даже пригодится.
– Да, действительно, – растерянно произнесла Полина. – Никак не могу привыкнуть, что мы теперь полностью изолированы. Это так…
– Страшно?
– Нет, не страшно. Хотя да, ты прав, это чуть-чуть страшно. Мы взяли на себя такую огромную ответственность, просто гигантскую, и теперь все зависит только от нас…
Рамирес ничего не произнес в ответ на эти слова. Они были правильны, но в устах Полины почему-то показались слишком правильными, чтобы быть правдой. Странный психологический эффект – ты многие годы мечтаешь о чем-то, но когда мечты сбываются, испытываешь разочарование и думаешь, может, лучше бы мечта осталась мечтой? Нет, эти мысли надо от себя гнать, сейчас вера в идеалы братства важна как никогда.
А потом Рамирес увидел общагу химического завода, в которой разместилась временная гостиница братства. Зря Полина говорила, что здесь очень некомфортно, пожила бы она на Гефесте, узнала бы, что такое настоящие тяготы и лишения. Здесь было тесно, но очень уютно, а после двух стаканов амброзии стало еще уютнее. И когда Рамирес и Полина закончили вечер в одной постели, он почти не удивился.
10
Анатолий осторожно завел руки за спину, нащупал подлокотники и плавно опустился в кресло-качалку, под полозья которой Хусуэлва заранее подложила деревянные клинья, чтобы кресло не раскачивалось. Позвоночник быстро заживал, Анатолий уже мог ходить, но пока не мог делать резких движений. Энергозапасы по-прежнему оставались низкими, но с этим приходилось мириться, полное восстановление происходит быстро только в фильмах. Можно, конечно, жрать ведрами озе с жареным мясом болотной змеи фейрэв, но объедать гостеприимных ящеров Анатолию не позволяла совесть. Как Фесезл ни пытался продемонстрировать, что его лово живет богато и счастливо, примитивные варвары остаются примитивными варварами, даже если голодают каждый пятнадцатый год, а не каждый десятый, как в соседних ловош. Наверное, тысячу лет назад люди на Земле жили примерно так же.
Рядом с Анатолием сидел Якадзуно, напротив разместились трое ящеров. Первым из них был Фесезл Левосе, нацепивший ради торжественного случая ожерелье с двумя яркими стеклышками, скорее всего, драгоценными. Второй – Возлувожас Шесинхылко, местный вавусо, непосредственный начальник Фесезла, так сказать, сэшвуэ второго порядка. На его высоком лбу, иссеченном поперечными складками, красовалось нечто, похожее то ли на корону, то ли на терновый венец. Третьего ящера звали сесегрешлал. Анатолий уже знал, что фохей не имеют постоянных имен, их прозвища отражают либо род деятельности, либо какие-то индивидуальные особенности. Сесегрешлал означало “переводчик”. Как и положено фохез, сесегрешлал был полностью обнажен и не имел никаких украшений.
Все участники встречи заняли свои места, и переговоры начались.
– Суйдехухеха хева, езойлакл есло Анатолий Ратников, курьер высшей категории из компании “Истерн Дивайд”, – провозгласил Возлувожас.
– Барон приветствует тебя с соответствующими почестями, – пояснил переводчик.
– Барон? – удивился Анатолий. – Ты имеешь в виду, вавусо?
– Барон, вавусо, – фыркнул переводчик, – тебя что интересует, форма или смысл?
Возлувожас пробурчал что-то недовольное, переводчик почтительно огрызнулся, оправдываясь, и обратился к Анатолию:
– Барон интересуется, удовлетворен ли ты качеством перевода?
– Полностью удовлетворен, – Анатолий повернулся к Возлувожасу и почтительно кивнул.
Возлувожас тоже кивнул и произнес длинную фразу, в которой Анатолий разобрал только сэшвуэ и ехыв.
– Сейчас будет большое бла-бла, – сказал переводчик, – барон будет произносить ритуальные фразы, интересоваться твоим здоровьем и душевным состоянием, спрашивать о планах на будущее, ну и так далее… Тебе переводить?
– Лучше не надо, – ответил Анатолий, – лучше расскажи о себе. Ты так хорошо говоришь по-человечески…
Переводчик разразился длинной фразой на Ухуфласо, почтительно выслушал слова Возлувожаса, после чего сказал:
– Пожалуйста, говори более торжественно – они думают, что я перевожу. Я учился в университете Вернадского на агронома.
– И как? – поинтересовался Анатолий, после того как переводчик как бы перевел сказанное, а барон выдал новую порцию ритуального словоизвержения.
– Никак, – отрезал переводчик. – Вызуссе больше не учат в университете, планетарная администрация решила, что это слишком опасно. Меня отчислили с четвертого курса. Говори более длинными фразами, а то они поймут, что мы халявим.
– Почему ты начал проявлять самостоятельность? Якадзуно мне говорил, среди фохе такое не приветствуется.
– Потому и начал. Я помогу тебе выбраться отсюда, а ты поможешь мне получить имя.
– Хочешь стать сэшву?
– Продолжай. Фраза слишком короткая, чтобы я мог правдоподобно перевести.
Анатолий продекламировал детский стишок про бычка, идущего по доске. Переводчик подавил фырканье и произнес что-то длинное и торжественное. Анатолий посмотрел на Фесезла и увидел, что тот тоже с трудом сдерживает смех. До Анатолия дошло – он же понимает по-человечески! Пусть не все, но достаточно, чтобы догадаться, что переводчик ломает комедию. Почему же он не вмешивается? Ведь это же его фохев… нет, не его, он говорил, что переводчик пришел из другого езузерай… черт возьми, тут, кажется, какая-то феодальная интрига…
– Барон закончил вступительную часть, – сообщил переводчик. – Он спрашивает, достаточно ли ты поправился, чтобы выйти из-под опеки Фесезв.
– Скажи ему, что мне понадобится еще три дня, а лучше неделя. Я уже могу ходить и заботиться о себе, но в Олимпе идет война, и мне лучше туда не соваться, пока я не выздоровлю окончательно. Я предпочел бы еще попользоваться гостеприимством Фесезла. Если это возможно.
Переводчик что-то перевел, барон Возлувожас важно покивал головой и разразился длинной тирадой.
– Он говорит, что ты поступаешь правильно, – сказал переводчик, – осторожность и благоразумие – полезные качества для сэшвув. Бла-бла-бла… Короче, дело в следующем. Фесезл полностью выполнил свой долг, он оказал всю необходимую помощь попавшему в беду сэшвув, и теперь его совесть чиста и он тебе больше ничего не должен. Он теперь может отвести тебя к окраине езузерл и послать на все четыре стороны, и его шефуэ не пострадает. С этого момента все, что ты попросишь, он может сделать только по доброй воле, потому что его долг гостеприимства исполнен.
– И что я должен сказать по этому поводу?
– Что очень ценишь оказанную помощь и хочешь оказать ответную услугу.
– Какую еще услугу?
– Сейчас выясним. Так я говорю, что ты готов к сотрудничеству?
– Смотря к какому.
Переводчик произнес фразу, в которой Анатолий разобрал только слово шефуэ. Оба сэшвув одобрительно покивали головами. Возлувожас что-то спросил, и в его вопросе отчетливо прозвучало слово “аккумулятор”.
– Он спрашивает, можешь ли ты подарить ему какое-нибудь оружие, или аккумулятор, или какую-нибудь другую полезную технику, – перевел сесегрешлал.
– Аккумулятор из нашего автомобиля уже забрал Фесезл, – сказал Анатолий. – Мой пистолет тоже у Фесезла. Пистолет Якадзуно я ему не отдам. А техники у нас никакой нет.
– А в Олимпе? – поинтересовался переводчик.
– В Олимпе восстание. Я понятия не имею, что там сейчас происходит, может, нас с Якадзуно сразу же убьют, как только мы там появимся. Это маловероятно, но кто его знает…
Переводчик и Возлувожас обменялись очередными тирадами.
– Барон обещает вам любую помощь, если вы окажете помощь ему, – сказал переводчик.
– Что ему нужно?
Переводчик задал короткий вопрос, Возлувожас наклонился вперед и начал говорить. Он говорил долго.
– Вавусо Возлувожас Шесинхылко, – начал переводить переводчик, – имеет спор с другим почтенным вавусосо Вожузен Млузозеюн. Причиной спора является преступление сэшвув, имя которого не произносится, потому что он преступник, а другой причиной является езузера Шухозгр, в котором обитает около двухсот вызусе, если считать оба пола и все возрасты. Это большое езузера. Дрижэ этого езузера потерял шефуэ, он совершил преступление, причинившее вред имуществу вавусов Шесинхылко. По Ухуфлало законам возможен один из двух исходов – ущерб возмещает либо виновный, либо его файзузо, то есть, по-вашему, начальник. В данном случае виновный ничего возместить не может, потому что почтенный сэшвуэ Фесезл Левосе уже забрал его жизнь. В этом нет нарушения закона, потому что преступник был застигнут с поличным на месте преступления и его жизнь мог забрать любой евуфго пострадавшего сэшвув. Фесезл Левосе забрал его жизнь, и езузера Шухозгр осталось без дрижа и по закону должно перейти к Возлувожасх Шесинхылкох.
– Так в чем проблема? – не понял Анатолий.
– Проблема в том, – пояснил переводчик, – что Вожузл Млузозе не признает факта преступления. Он утверждает, что обвиненный сэшвуэ невиновен, а Фесезл Левосе все подстроил, чтобы захватить для своего вавусов еще одно езузера.
– А что было на самом деле?
– Кто его знает, – наморщил лоб переводчик, – мы, лозшуэ, почти никогда не знаем правды. Иногда, чисто случайно, мы ее узнаем, но это бывает очень редко.
– А в данном случае?
– В данном случае этого не произошло. Нет никаких свидетелей, поединок происходил в лесу, вызуйшав, которая была его причиной, погибла от случайного броска ножом. Единственным доказательством являются слова Фесезв.
– По вашим законам этого достаточно?
– Достаточно. Сэшвуй не лгут, солгавший сэшвуэ автоматически считается потерявшим шефуэ.
– Тогда почему этот вавусо… как его там?
– Вавусо Вожузл Млузозе обвинил Фесезв во лжи. Это тяжкое оскорбление.
– И что теперь?
– Теперь вавусо Возлувожас должен решить вопрос. Вариант первый – вынести вопрос на суд к дувчах Осуб, но его резиденция в одиннадцати днях пути отсюда, и еще считается большим позором жаловаться файзузох в ситуации, когда можно решить проблему своими силами. Второй вариант – договориться. Вожузл Млузозе уже сообщил свои условия – с Фесезв Левосев снимается обвинение во лжи, но езузера Шухозгр остается в хесез Млузозев. Этот вариант неприемлем для вавусов Шесинхылков, потому что тогда получается, что он подвергает сомнению шефуэ сэшвув Левосев.
– Подожди, – перебил Анатолий, – ты переводчик, так переводи. Я в твоей речи понимаю одно слово из трех.
– Есть вещи, которые трудно передать человеческими словами, – огрызнулся переводчик. – Извини. В общем, первый вариант – передать дело в суд.
– Это я понял, – сказал Анатолий. – Второй вариант – договориться, но в этом случае получается, что Фесезлу как бы не доверяют.
– Примерно так, – подтвердил переводчик. – Это не то чтобы совсем позор, но все равно нехорошо. Наконец, третий вариант – ритуальный поединок двух вавусог. Здесь проблема в том, что у Возлувожасв Шесинхылков уже пять лет повреждена правая рука и он не может хорошо драться. У нашего вавусов нет никаких шансов. Теоретически есть еще и четвертый вариант – война между хесевой, но на это не пойдет ни один из двух вавусог, потому что даже такое хорошее езузера, как Шухозгр, не стоит того, чтобы из-за него воевать. Вот и все варианты.
– Есть еще пятый вариант, – предложил Анатолий. – Диверсионная акция. Например, Вожузл Млузозе пошел в лес по нужде и его укусил фейрэв.
– Раны, наносимые фейрэзл, очень трудно хорошо изобразить, – возразил переводчик. – Кроме того, если вавусо Вожузл умрет, дело приостановится до тех пор, пока дувч не назначит преемника, а это займет не один месяц. До этого момента спор нельзя решить. Это плохой вариант.
– Тогда что ты предлагаешь?
– Я? – удивился переводчик. – Я ничего не предлагаю, я слишком мал, чтобы предлагать что-либо сиятельному сэшвуб. Предлагает вавусо Возлувожас. Он предлагает тебе занять его место в поединке.
– Как это?
– Очень просто. В ритуальном поединке любой участник имеет право выставить вместо себя другого бойца. Вожузл Млузозе молод и силен, для него позорно прятаться за спину сильного воина. А Возлувожас Шесинхылко немощен, и для него это вполне допустимо. Ты будешь сражаться за вавусов Возлувожасв, ты победишь вавусов Вожуза, и все поймут, что вавусо Вожузл зря не поверил в то, что сэшвуэ Фесезл говорил правду, и езузера Шухозгр войдет в хесе Шесинхылков.
– А если этот вавус меня убьет?
Переводчик неудержимо зафыркал, издаваемые им звуки удивительно напоминали человеческий смех.
– Не смеши меня, – сказал он, отфыркавшись. – Чтобы офицер десанта не справился с простым сэшвузо! У тебя какой процессор? Двухпоточный?
– Откуда ты знаешь про процессоры?
– Когда я учился в Олимпе, я играл в виртуальности.
– Разве ящеры могут входить в виртуальность?
– Для меня сделали специальный портал. Это был научный эксперимент, мне даже платили за это. И еще я смотрел много фильмов про войну. У Вожуза Млузозев нет никаких шансов против тебя, ты разделаешься с ним играючи.
– Допустим, – кивнул Анатолий. – Что я получу за это?
– Во-первых, ты получишь большое фовехъо всей округе. О тебе сложат песни, и все вызуэ будут гордиться тобой, и каждый сделает тебе много хорошего, чтобы о нем говорили, что он помог взойласох еслох.
– Мне наплевать на фовех! – отрезал Анатолий. – Я хочу залечить раны и вернуться в Олимп, и это все.
– Ты говоришь, как настоящий великий герой, – сказал переводчик. – Ты вернешься в Олимп, и когда ты вернешься, ты будешь иметь за спиной силу мечей всего хесев. Я понимаю, ты думаешь, что это не важно, но кто знает… хорошо было бы, если бы ты был прав…
– Ладно, будем считать, что ты меня убедил. Если Фесезл отвезет меня в Олимп, я готов замочить этого нехорошего вавуса. Последний вопрос – что получишь ты?
– Имя и фувуху. Когда ты победишь, вавусо Возлувожас спросит тебя, что ты хочешь получить в подарок. Ты выберешь меня.
– Что значит выберу тебя?
– Ты скажешь, что хочешь иметь меня своим лозшусо.
– И откажусь от возвращения в Олимп?
– Нет, не откажешься. Фесезл спросит тебя то же самое, и ты скажешь, что хочешь в Олимп.
– Но мне придется взять тебя с собой. Или нет?
– Как хочешь. Я бы предпочел некоторое время побыть с тобой, но если тебя это напрягает, можно поступить проще. Ты придумаешь мне имя, посвятишь меня в сэшвуй, и после этого мы сможем распрощаться навсегда.
– А если я не захочу посвящать тебя в сэшвуй? Переводчик сделал странное движение челюстями.
– Тогда пострадает твое шефуэ, – произнес он с некоторым усилием. – Если ты еще не совсем растоптал свою честь, ты этого не сделаешь.
Анатолий подумал и согласился.
– Да, я этого не сделаю, – сказал он.
Переводчик разразился длинной тирадой, и лица обоих сэшвузл озарились радостными многозубыми улыбками, которые неподготовленному человеку показались бы зловещими. Разговор длился еще минут пятнадцать, но главное было уже сказано. Договор был заключен.
Рядом с Анатолием сидел Якадзуно, напротив разместились трое ящеров. Первым из них был Фесезл Левосе, нацепивший ради торжественного случая ожерелье с двумя яркими стеклышками, скорее всего, драгоценными. Второй – Возлувожас Шесинхылко, местный вавусо, непосредственный начальник Фесезла, так сказать, сэшвуэ второго порядка. На его высоком лбу, иссеченном поперечными складками, красовалось нечто, похожее то ли на корону, то ли на терновый венец. Третьего ящера звали сесегрешлал. Анатолий уже знал, что фохей не имеют постоянных имен, их прозвища отражают либо род деятельности, либо какие-то индивидуальные особенности. Сесегрешлал означало “переводчик”. Как и положено фохез, сесегрешлал был полностью обнажен и не имел никаких украшений.
Все участники встречи заняли свои места, и переговоры начались.
– Суйдехухеха хева, езойлакл есло Анатолий Ратников, курьер высшей категории из компании “Истерн Дивайд”, – провозгласил Возлувожас.
– Барон приветствует тебя с соответствующими почестями, – пояснил переводчик.
– Барон? – удивился Анатолий. – Ты имеешь в виду, вавусо?
– Барон, вавусо, – фыркнул переводчик, – тебя что интересует, форма или смысл?
Возлувожас пробурчал что-то недовольное, переводчик почтительно огрызнулся, оправдываясь, и обратился к Анатолию:
– Барон интересуется, удовлетворен ли ты качеством перевода?
– Полностью удовлетворен, – Анатолий повернулся к Возлувожасу и почтительно кивнул.
Возлувожас тоже кивнул и произнес длинную фразу, в которой Анатолий разобрал только сэшвуэ и ехыв.
– Сейчас будет большое бла-бла, – сказал переводчик, – барон будет произносить ритуальные фразы, интересоваться твоим здоровьем и душевным состоянием, спрашивать о планах на будущее, ну и так далее… Тебе переводить?
– Лучше не надо, – ответил Анатолий, – лучше расскажи о себе. Ты так хорошо говоришь по-человечески…
Переводчик разразился длинной фразой на Ухуфласо, почтительно выслушал слова Возлувожаса, после чего сказал:
– Пожалуйста, говори более торжественно – они думают, что я перевожу. Я учился в университете Вернадского на агронома.
– И как? – поинтересовался Анатолий, после того как переводчик как бы перевел сказанное, а барон выдал новую порцию ритуального словоизвержения.
– Никак, – отрезал переводчик. – Вызуссе больше не учат в университете, планетарная администрация решила, что это слишком опасно. Меня отчислили с четвертого курса. Говори более длинными фразами, а то они поймут, что мы халявим.
– Почему ты начал проявлять самостоятельность? Якадзуно мне говорил, среди фохе такое не приветствуется.
– Потому и начал. Я помогу тебе выбраться отсюда, а ты поможешь мне получить имя.
– Хочешь стать сэшву?
– Продолжай. Фраза слишком короткая, чтобы я мог правдоподобно перевести.
Анатолий продекламировал детский стишок про бычка, идущего по доске. Переводчик подавил фырканье и произнес что-то длинное и торжественное. Анатолий посмотрел на Фесезла и увидел, что тот тоже с трудом сдерживает смех. До Анатолия дошло – он же понимает по-человечески! Пусть не все, но достаточно, чтобы догадаться, что переводчик ломает комедию. Почему же он не вмешивается? Ведь это же его фохев… нет, не его, он говорил, что переводчик пришел из другого езузерай… черт возьми, тут, кажется, какая-то феодальная интрига…
– Барон закончил вступительную часть, – сообщил переводчик. – Он спрашивает, достаточно ли ты поправился, чтобы выйти из-под опеки Фесезв.
– Скажи ему, что мне понадобится еще три дня, а лучше неделя. Я уже могу ходить и заботиться о себе, но в Олимпе идет война, и мне лучше туда не соваться, пока я не выздоровлю окончательно. Я предпочел бы еще попользоваться гостеприимством Фесезла. Если это возможно.
Переводчик что-то перевел, барон Возлувожас важно покивал головой и разразился длинной тирадой.
– Он говорит, что ты поступаешь правильно, – сказал переводчик, – осторожность и благоразумие – полезные качества для сэшвув. Бла-бла-бла… Короче, дело в следующем. Фесезл полностью выполнил свой долг, он оказал всю необходимую помощь попавшему в беду сэшвув, и теперь его совесть чиста и он тебе больше ничего не должен. Он теперь может отвести тебя к окраине езузерл и послать на все четыре стороны, и его шефуэ не пострадает. С этого момента все, что ты попросишь, он может сделать только по доброй воле, потому что его долг гостеприимства исполнен.
– И что я должен сказать по этому поводу?
– Что очень ценишь оказанную помощь и хочешь оказать ответную услугу.
– Какую еще услугу?
– Сейчас выясним. Так я говорю, что ты готов к сотрудничеству?
– Смотря к какому.
Переводчик произнес фразу, в которой Анатолий разобрал только слово шефуэ. Оба сэшвув одобрительно покивали головами. Возлувожас что-то спросил, и в его вопросе отчетливо прозвучало слово “аккумулятор”.
– Он спрашивает, можешь ли ты подарить ему какое-нибудь оружие, или аккумулятор, или какую-нибудь другую полезную технику, – перевел сесегрешлал.
– Аккумулятор из нашего автомобиля уже забрал Фесезл, – сказал Анатолий. – Мой пистолет тоже у Фесезла. Пистолет Якадзуно я ему не отдам. А техники у нас никакой нет.
– А в Олимпе? – поинтересовался переводчик.
– В Олимпе восстание. Я понятия не имею, что там сейчас происходит, может, нас с Якадзуно сразу же убьют, как только мы там появимся. Это маловероятно, но кто его знает…
Переводчик и Возлувожас обменялись очередными тирадами.
– Барон обещает вам любую помощь, если вы окажете помощь ему, – сказал переводчик.
– Что ему нужно?
Переводчик задал короткий вопрос, Возлувожас наклонился вперед и начал говорить. Он говорил долго.
– Вавусо Возлувожас Шесинхылко, – начал переводить переводчик, – имеет спор с другим почтенным вавусосо Вожузен Млузозеюн. Причиной спора является преступление сэшвув, имя которого не произносится, потому что он преступник, а другой причиной является езузера Шухозгр, в котором обитает около двухсот вызусе, если считать оба пола и все возрасты. Это большое езузера. Дрижэ этого езузера потерял шефуэ, он совершил преступление, причинившее вред имуществу вавусов Шесинхылко. По Ухуфлало законам возможен один из двух исходов – ущерб возмещает либо виновный, либо его файзузо, то есть, по-вашему, начальник. В данном случае виновный ничего возместить не может, потому что почтенный сэшвуэ Фесезл Левосе уже забрал его жизнь. В этом нет нарушения закона, потому что преступник был застигнут с поличным на месте преступления и его жизнь мог забрать любой евуфго пострадавшего сэшвув. Фесезл Левосе забрал его жизнь, и езузера Шухозгр осталось без дрижа и по закону должно перейти к Возлувожасх Шесинхылкох.
– Так в чем проблема? – не понял Анатолий.
– Проблема в том, – пояснил переводчик, – что Вожузл Млузозе не признает факта преступления. Он утверждает, что обвиненный сэшвуэ невиновен, а Фесезл Левосе все подстроил, чтобы захватить для своего вавусов еще одно езузера.
– А что было на самом деле?
– Кто его знает, – наморщил лоб переводчик, – мы, лозшуэ, почти никогда не знаем правды. Иногда, чисто случайно, мы ее узнаем, но это бывает очень редко.
– А в данном случае?
– В данном случае этого не произошло. Нет никаких свидетелей, поединок происходил в лесу, вызуйшав, которая была его причиной, погибла от случайного броска ножом. Единственным доказательством являются слова Фесезв.
– По вашим законам этого достаточно?
– Достаточно. Сэшвуй не лгут, солгавший сэшвуэ автоматически считается потерявшим шефуэ.
– Тогда почему этот вавусо… как его там?
– Вавусо Вожузл Млузозе обвинил Фесезв во лжи. Это тяжкое оскорбление.
– И что теперь?
– Теперь вавусо Возлувожас должен решить вопрос. Вариант первый – вынести вопрос на суд к дувчах Осуб, но его резиденция в одиннадцати днях пути отсюда, и еще считается большим позором жаловаться файзузох в ситуации, когда можно решить проблему своими силами. Второй вариант – договориться. Вожузл Млузозе уже сообщил свои условия – с Фесезв Левосев снимается обвинение во лжи, но езузера Шухозгр остается в хесез Млузозев. Этот вариант неприемлем для вавусов Шесинхылков, потому что тогда получается, что он подвергает сомнению шефуэ сэшвув Левосев.
– Подожди, – перебил Анатолий, – ты переводчик, так переводи. Я в твоей речи понимаю одно слово из трех.
– Есть вещи, которые трудно передать человеческими словами, – огрызнулся переводчик. – Извини. В общем, первый вариант – передать дело в суд.
– Это я понял, – сказал Анатолий. – Второй вариант – договориться, но в этом случае получается, что Фесезлу как бы не доверяют.
– Примерно так, – подтвердил переводчик. – Это не то чтобы совсем позор, но все равно нехорошо. Наконец, третий вариант – ритуальный поединок двух вавусог. Здесь проблема в том, что у Возлувожасв Шесинхылков уже пять лет повреждена правая рука и он не может хорошо драться. У нашего вавусов нет никаких шансов. Теоретически есть еще и четвертый вариант – война между хесевой, но на это не пойдет ни один из двух вавусог, потому что даже такое хорошее езузера, как Шухозгр, не стоит того, чтобы из-за него воевать. Вот и все варианты.
– Есть еще пятый вариант, – предложил Анатолий. – Диверсионная акция. Например, Вожузл Млузозе пошел в лес по нужде и его укусил фейрэв.
– Раны, наносимые фейрэзл, очень трудно хорошо изобразить, – возразил переводчик. – Кроме того, если вавусо Вожузл умрет, дело приостановится до тех пор, пока дувч не назначит преемника, а это займет не один месяц. До этого момента спор нельзя решить. Это плохой вариант.
– Тогда что ты предлагаешь?
– Я? – удивился переводчик. – Я ничего не предлагаю, я слишком мал, чтобы предлагать что-либо сиятельному сэшвуб. Предлагает вавусо Возлувожас. Он предлагает тебе занять его место в поединке.
– Как это?
– Очень просто. В ритуальном поединке любой участник имеет право выставить вместо себя другого бойца. Вожузл Млузозе молод и силен, для него позорно прятаться за спину сильного воина. А Возлувожас Шесинхылко немощен, и для него это вполне допустимо. Ты будешь сражаться за вавусов Возлувожасв, ты победишь вавусов Вожуза, и все поймут, что вавусо Вожузл зря не поверил в то, что сэшвуэ Фесезл говорил правду, и езузера Шухозгр войдет в хесе Шесинхылков.
– А если этот вавус меня убьет?
Переводчик неудержимо зафыркал, издаваемые им звуки удивительно напоминали человеческий смех.
– Не смеши меня, – сказал он, отфыркавшись. – Чтобы офицер десанта не справился с простым сэшвузо! У тебя какой процессор? Двухпоточный?
– Откуда ты знаешь про процессоры?
– Когда я учился в Олимпе, я играл в виртуальности.
– Разве ящеры могут входить в виртуальность?
– Для меня сделали специальный портал. Это был научный эксперимент, мне даже платили за это. И еще я смотрел много фильмов про войну. У Вожуза Млузозев нет никаких шансов против тебя, ты разделаешься с ним играючи.
– Допустим, – кивнул Анатолий. – Что я получу за это?
– Во-первых, ты получишь большое фовехъо всей округе. О тебе сложат песни, и все вызуэ будут гордиться тобой, и каждый сделает тебе много хорошего, чтобы о нем говорили, что он помог взойласох еслох.
– Мне наплевать на фовех! – отрезал Анатолий. – Я хочу залечить раны и вернуться в Олимп, и это все.
– Ты говоришь, как настоящий великий герой, – сказал переводчик. – Ты вернешься в Олимп, и когда ты вернешься, ты будешь иметь за спиной силу мечей всего хесев. Я понимаю, ты думаешь, что это не важно, но кто знает… хорошо было бы, если бы ты был прав…
– Ладно, будем считать, что ты меня убедил. Если Фесезл отвезет меня в Олимп, я готов замочить этого нехорошего вавуса. Последний вопрос – что получишь ты?
– Имя и фувуху. Когда ты победишь, вавусо Возлувожас спросит тебя, что ты хочешь получить в подарок. Ты выберешь меня.
– Что значит выберу тебя?
– Ты скажешь, что хочешь иметь меня своим лозшусо.
– И откажусь от возвращения в Олимп?
– Нет, не откажешься. Фесезл спросит тебя то же самое, и ты скажешь, что хочешь в Олимп.
– Но мне придется взять тебя с собой. Или нет?
– Как хочешь. Я бы предпочел некоторое время побыть с тобой, но если тебя это напрягает, можно поступить проще. Ты придумаешь мне имя, посвятишь меня в сэшвуй, и после этого мы сможем распрощаться навсегда.
– А если я не захочу посвящать тебя в сэшвуй? Переводчик сделал странное движение челюстями.
– Тогда пострадает твое шефуэ, – произнес он с некоторым усилием. – Если ты еще не совсем растоптал свою честь, ты этого не сделаешь.
Анатолий подумал и согласился.
– Да, я этого не сделаю, – сказал он.
Переводчик разразился длинной тирадой, и лица обоих сэшвузл озарились радостными многозубыми улыбками, которые неподготовленному человеку показались бы зловещими. Разговор длился еще минут пятнадцать, но главное было уже сказано. Договор был заключен.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
1
Анатолий сидел в кресле-качалке, плавно раскачивался и смотрел на дождь. Если отключить инфракрасное зрение, смотреть было не на что, видимость в оптическом диапазоне не превышала десяти метров. А в инфракрасном диапазоне можно было различить не только приземистые полусферические есов и молодых вызусе, играющих в мокрой траве, но и низкие деревья с толстыми стволами и широкими кронами, растущие метрах в пятистах отсюда, на той стороне небольшого озера, заросшего тиной.
Дождь лил непрерывно. Анатолий знал, что сезон дождей подходит к концу, но это не мешало миру утопать в бесконечных потоках воды. Анатолий уже понял, почему ящеры ходят голыми – дело не только в том, что температура в это время года колеблется от двадцати пяти до тридцати градусов по Цельсию, главное, что никакая одежда не продержится в таком климате больше двух недель, не сгнив. Уже второй день Анатолий ходил голым, здраво рассудив, что в этом месте человеческие условности не имеют никакого значения.
Приняв решение заняться нудизмом, Анатолий с удивлением почувствовал, что вместе с одеждой он избавился от чего-то такого, что, не то чтобы мешало, но… нет, Анатолий не мог выразить это словами. В последнее время он отбрасывал условности одну за другой: вначале нарушил правила сопровождения конфиденциального груза, потом пренебрег гражданским долгом, нарушил подписку о неразглашении, убил человека, а теперь сидит голый в деметрианском кресле под деметрианским дождем, который ласково струится по телу, как теплый душ. И это казалось Анатолию символом очередного шага на пути… он сам точно не знал куда. Кто-то умный сказал, что самый лучший отдых – перемена деятельности. Сейчас Анатолий отдыхал. Когда ты оставляешь в стороне привычные заботы, которые успели утомить и надоесть, когда эти заботы отступили в будущее, пусть недалекое, но все-таки будущее, в такие моменты в душу приходит счастье, призрачное, как и любое счастье, однако от этого не становится хуже.
Анатолий сидел в кресле-качалке, смотрел на дождь, и в его голове роились бестолковые мысли. Он не просто отдыхал, а наслаждался отдыхом. Спина болела уже второй день, процессор решил, что с нервов, ведущих в поврежденные ткани, уже можно снять блокаду, а это означает, что полное выздоровление не за горами. Анатолий уже мог самостоятельно ходить, тяжелые физические нагрузки были все еще противопоказаны, но он уже прогуливался и даже совершал небольшие пробежки. Это было прекрасно, потому что нет ничего лучше, чем чувствовать, как тело, совсем недавно такое больное и немощное, вновь наливается силой, и еще совсем чуть-чуть, и оно опять станет здоровым, и тогда снова навалятся заботы, а пока их еще нет, можно немного побездельничать.
Дождь лил непрерывно. Анатолий знал, что сезон дождей подходит к концу, но это не мешало миру утопать в бесконечных потоках воды. Анатолий уже понял, почему ящеры ходят голыми – дело не только в том, что температура в это время года колеблется от двадцати пяти до тридцати градусов по Цельсию, главное, что никакая одежда не продержится в таком климате больше двух недель, не сгнив. Уже второй день Анатолий ходил голым, здраво рассудив, что в этом месте человеческие условности не имеют никакого значения.
Приняв решение заняться нудизмом, Анатолий с удивлением почувствовал, что вместе с одеждой он избавился от чего-то такого, что, не то чтобы мешало, но… нет, Анатолий не мог выразить это словами. В последнее время он отбрасывал условности одну за другой: вначале нарушил правила сопровождения конфиденциального груза, потом пренебрег гражданским долгом, нарушил подписку о неразглашении, убил человека, а теперь сидит голый в деметрианском кресле под деметрианским дождем, который ласково струится по телу, как теплый душ. И это казалось Анатолию символом очередного шага на пути… он сам точно не знал куда. Кто-то умный сказал, что самый лучший отдых – перемена деятельности. Сейчас Анатолий отдыхал. Когда ты оставляешь в стороне привычные заботы, которые успели утомить и надоесть, когда эти заботы отступили в будущее, пусть недалекое, но все-таки будущее, в такие моменты в душу приходит счастье, призрачное, как и любое счастье, однако от этого не становится хуже.
Анатолий сидел в кресле-качалке, смотрел на дождь, и в его голове роились бестолковые мысли. Он не просто отдыхал, а наслаждался отдыхом. Спина болела уже второй день, процессор решил, что с нервов, ведущих в поврежденные ткани, уже можно снять блокаду, а это означает, что полное выздоровление не за горами. Анатолий уже мог самостоятельно ходить, тяжелые физические нагрузки были все еще противопоказаны, но он уже прогуливался и даже совершал небольшие пробежки. Это было прекрасно, потому что нет ничего лучше, чем чувствовать, как тело, совсем недавно такое больное и немощное, вновь наливается силой, и еще совсем чуть-чуть, и оно опять станет здоровым, и тогда снова навалятся заботы, а пока их еще нет, можно немного побездельничать.