Страница:
Всех этих лиц я знаю лично. Сидоренко в партии и армии случайный человек, выдвиженец Якира, сын крупного московского миллионера. Ранее он был секретарем у Гамарника. Гермониус – бывш. паж «ея Величества», сын белогвардейского генерала, находящегося сейчас в белоэмиграции в Париже. Кучинский – бывш. офицер. Бутырский – тоже бывш. офицер и троцкист.
Помимо них Якир мне говорил о наличии у него сообщников по заговору среди политработников всеармейского масштаба, которых Якир по фамилии не называл.
Вопрос: Вы указали, что вы были в 1935 году привлечены Якир(ом) к участию в военно-фашистском заговоре. Вы к этому моменту являлись участником к.-р. террористической троцкистской организации и входили в ее военный центр. Скажите, кому принадлежит инициатива разговора на эту тему?.
Ответ: Инициатива привлечения меня к участию в заговоре принадлежит Якиру, начавшего со мной разговор с выяснения моих политических позиций…
Тот факт, что я так решительно ввел его в курс своей троцкистской деятельности, объясняется тем, что троцкисты уже давно делали ставку на Якира, являвшегося выдвиженцем Троцкого, симпатизировавшего троцкистам и настроенного оппозиционно против Ворошилова…
Поэтому когда Якир начал со мной разговор, я с самого начала понял, что он ищет организационного контакта с троцкистами для совместной борьбы с существующим руководством.
Вопрос: О ком из своих сообщников по к.-р. троцкистской деятельности вы говорили Якиру?
Ответ: По этому вопросу я назвал ему Путну, Дрейцера и Охотникова, указав ему на то, что я с ними связан по троцкистской подпольной организации.
Вопрос: Вы информировали Якира об имевшемся у вас задании совершения теракта над тов. Ворошиловым?
Ответ: Нет, об этом я не сказал ему.
Вопрос: Почему? Вы же знали его враждебное отношение к тов. Ворошилову?
Ответ: Это я, конечно, знал, но поскольку в разговоре со мной он прямо этого вопроса не касался, ему об этом террористическом задании я не сказал.
Вопрос: Кому вы сообщили из соучастников к.-р. троцкистской организации о состоявшемся разговоре с Якиром по поводу заговора?
Ответ: Встретившись в 1936 году в Москве с Примаковым у него на квартире, я сообщил ему о предложении Якира принять участие в заговоре, передав ему подробно содержание моего разговора с ним. Примаков ответил мне, что об этом ему известно и что он разговаривал тоже об этом с Якиром.
Вопрос: Какие указания вам дал Якир?
Ответ: Сформулировав передо мной основную цель заговора – захват власти путем вооруженного восстания, Якир мне дал указание быть готовым самому и готовить к этому соединение.
(…)
Вопрос: Что вы конкретно сделали в осуществление этих указаний?
Ответ: Конкретно сделать мне ничего не удалось, т. к. в связи с арестом меня НКВД, вторично Якира мне увидеть не удалось, т. к. он к этому времени только возвращался из заграницы.
Вопрос: Вы получили от Якира указание о привлечении новых кадров?
Ответ: В принципе такое указание было, но Якир неоднократно подчеркивал, что это нужно делать крайне осторожно, во избежание провала, и каждый раз с ним согласовывать намеченные мною кандидатуры.
Вопрос: Так ведь у вас к этому моменту были уже подготовленные кадры, еще ранее привлеченные вами к к.-р. троцкистской деятельности.
Перечислите этих лиц.
Ответ:(…)
У меня был только один случай, когда я вовлек к участию в организации.
Осенью 1935 года ко мне на квартиру зашел Савко – зам. нач. ПУОКРа Харьковского военного округа. Он знал меня как бывш. троцкиста, начал спрашивать о моих настроениях. Когда я его спросил, почему его это интересует, он ответил, что он знает, что я не отошел от троцкизма, от Дрейцера. После этого я понял, что он ищет контакта с троцкистами, предложил ему принять участие в работе организации, начать сколачивать троцкистов в своем округе, на что он дал свое согласие.
Вопрос: Что сделал конкретно Савко?
Ответ: Я больше не встречался с ним.
Вопрос: В начале допроса вы говорили о вредительстве, проводимом организацией. Дайте по этому вопросу исчерпывающие показания.
Ответ: Говоря о вредительстве, я имел в виду вредительство, проводимое по линии автобронетанковых войск.
…Обращает на себя серьезное внимание то, что в результате вредительских действий, исходящих из АБТУ, отсутствуют средства связи на танках Т-26 и БТ, что исключает возможность управления частями, управления огнем в бою. Безусловно, вредительским является мотор на Т-26, который на среднем переходе совершенно выдыхается.
…Очень серьезным вопросом в области эксплуатации танков является то, что буквально сотни танков разрушаются на стрельбищных полях, т. к. в течение нескольких месяцев в году, ежедневно – через каждые 15 минут танк поворачивается по 2 раза на 180°. Чтобы избежать этой массовой порчи танков достаточно на стрельбищных полях оборудовать поворотные круги (по примеру ж. д. в депо).
Халепский, несмотря на сделанное ему по этому вопросу мотивированное предложение, своего согласия на это не дал, ссылаясь на то, что подобный метод (без поворотных кругов) дает попутную тренировку водителю на крутых поворотах. Абсурдность этого довода совершенно очевидна, поскольку в условиях боевых действий, танку никогда не придется делать именно таких эволюции (180°).
Шмидт
Заявление Д. А. Шмидта от 5 июня 1937 г.
Следователю НКВД лейтенанту Петерсу.
Как я уже раньше показывал, что, получив задание по террору, я не имел задачи вербовать людей. Что же касается вопроса, почему я не совершил покушения на народного комиссара т. Ворошилова, несмотря на то, что много раз видел народного комиссара, подходил к нему с докладом. Мне на это трудно ответить. Одно я могу сказать, что не в состоянии был это преступление совершить. Это все было до того момента, когда я был введен в состав военного заговора. А получив от Якира другие задачи: т. е. руководить частью во время вооруженного восстания, то эти две задачи несовместимы.
От Якира же я задания по террору не получал, а ждал указаний, какую конкретно работу проводить к подготовке, какие непосредственно задачи предстоят мне для выполнения. С Дрейцером я потерял к этому времени связь, после его посещения в мае 1935 г.
Показаниями прошлого и этого года я исчерпал все что знал. Что упустил, отвечу.
Дм. Шмидт
ПРИЛОЖЕНИЕ 2
Николай Васильевич Устрялов родился в 1890 году. Профессор юридических наук. С 1917 по 1918 год состоял в партии кадетов. С 1918 по 1920 год работал у Колчака в качестве помощника директора «Русского бюро печати» (ОСВАГА). С 1920 по 1935 год проживал в Харбине, потом вернулся в СССР, работал в качестве профессора экономической географии Московского института инженеров транспорта. Сформулировал и пропагандировал концепцию «бонапартизма». Арестован 6 июня 1937 года.
«…Вопрос: Расскажите, когда точно и каким образом вы встречались с Тухачевским?
Ответ: Осенью (если не ошибаюсь, в сентябре) (1936 г. – Авт.) ко мне пришла моя двоюродная сестра Шапошникова (она преподавала детям Тухачевского русский язык) и сказала, что Тухачевский хотел бы меня повидать и спросил, когда я могу с ним встретиться, – я ответил через Шапошникову согласием и просил передать, что готов хотя бы сегодня встретиться с Тухачевским…
Вопрос: Вы до приглашения Тухачевского были когда-либо с ним связаны?
Ответ: Нет. Но я о нем много слышал, читал написанную о нем зарубежную литературу и в моих мыслях Тухачевский не раз смутно выплывал (во время расцвета моих термидорианских и бонапартистских теорий) как подходящая кандидатура в русские Наполеоны. Свои произведения, печатавшиеся в Китае, я посылал и Тухачевскому (также я их посылал руководителям ВКП(б) и руководителям Наркоматов), и мне было интересно его повидать и побеседовать.
Вопрос: Где вы с ним встретились?
Ответ: Вечером, в тот день, когда я дал согласие на встречу, – ко мне Тухачевский прислал машину, и я приехал к нему на квартиру, где-то в районе Мясницкой (точного адреса не помню). Встретил он меня лично и повел в одну из комнат. Кроме нас, никого не было. После первых приветствий и нескольких фраз о том, что он доволен преподаванием моей кузины – Шапошниковой, Тухачевский, отметив, что он знаком с некоторыми моими книжками, – выразил удовлетворение по поводу появления в «Правде» моего отзыва о новой Советской Конституции. Появление моего имени в советской прессе должно означать, что это имя мало-помалу перестает быть одиозным. Затем беседа, по инициативе Тухачевского, перешла на общеполитические темы.
Вопрос: Изложите содержание этой беседы.
Ответ: Я постараюсь дословно изложить нашу беседу – поскольку она мне осталась памятной. Тухачевский вначале коснулся основных проблем нашей политики и интересовался моей точкой зрения. Я ответил, что, по моему мнению, в данной исторической обстановке внешняя политика Советского государства ведется по единственно возможному для нее курсу, если иметь в виду ориентацию на мир. Я почувствовал, что мой собеседник не разделяет этой точки зрения. В очень осторожных, скупых, окольных выражениях он стал говорить, что ориентация на мир требовала бы некоторого смягчения наших отношений с Германией, ныне отравляющих всю международную атмосферу.
Я немедленно заметил, что отнюдь не мы виноваты в напряженности этих отношений. Я твердо убежден, что, покуда фашизм в Германии у власти, никакие улучшения наших отношений невозможны.
Экспансия на Восток – краеугольный камень внешнеполитической программы Гитлера. «Да, но на востоке Германии лежит Польша, – бросил реплику Тухачевский. – Территориальные вопросы допускают различные варианты решений». Из дальнейших, весьма, впрочем, осторожных его высказываний, получилось, что он мыслил себе совсем иной рисунок европейского равновесия, нежели тот, который существует теперь. В его словах воскресла известная концепция так называемой «германской ориентации», о которой так много говорилось и писалось в свое время.
Было совершенно очевидно, за чей счет мыслилось в таком случае урегулирование спорных территориальных проблем. "Не каждая польская кампания кончалась Рижским договором – был ведь в истории «Венский конгресс».[72]
Этот афоризм моего собеседника был более чем ясным намеком.
Я: «Но ведь наши противоречия с Германией не исчерпываются территориальными проблемами. Нельзя упустить из виду глубочайшие противоположности социально-политических режимов».
Тухачевский: «Да, конечно, но режимы развиваются, эволюционируют. В политике нужна гибкость. Всякий конфликт есть начало соглашения».
Я: «Однако есть основные, фундаментальные установки, которые составляют сущность политического строя. У нас эти установки определены программой правящей партии».
Тухачевский: «Да, но, кроме программы, есть люди. Партия – это люди. В партии есть реальные политики, и им принадлежит будущее».
Из дальнейших его высказываний явствовало, что он не только «теоретизирует», но и уже нащупал кое-какую почву под ногами. «Реальные политики» в партии не фикция, а реальность. Не фикция – и слова о новом курсе по отношению к Германии.
Из этих слов, несколько отрывочных, но все же достаточно ясных, мне нетрудно было понять основные политические устремления моего собеседника. Мне оставалось задать ему лишь один вопрос о конкретной внутриполитической программе тех «реальных политиков» в партии, о которых он упоминал. На этот вопрос Тухачевский ответил, что их внутриполитическая программа исходит из необходимости сгладить остроту противоречий между Советским государством и внешним миром, хотя бы даже за счет некоторого отступления от проводимой ныне партией политической линии. Поскольку такое смягчение противоречий диктуется обстановкой – на него нужно идти.
После этого ответа я окончательно понял, что под кличкой «реальных политиков» Тухачевский имеет в виду правую партийную оппозицию, бухаринско-рыковскую группу.
Наша беседа на этом закончилась. Хозяин высказал пожелания видеть мое имя на страницах советской прессы и выслушать как-нибудь в другой раз мое мнение по поводу мыслей, им высказанных. Он добавил, что благодарит меня за мои реплики, но что в то же время, основываясь на моих печатных работах, он рассчитывает встретить с моей стороны внимательное отношение к высказанным им мыслям. На этом мы расстались. Эта беседа своим содержанием была для меня полной неожиданностью.
Привлекала внимание, парадоксальная в моих глазах, установка на международную переориентацию Советского государства. Фразы о Германии и особенно о Польше, были произнесены моим собеседником с большой внутренней убежденностью. Чувствовалось, что они не случайны, что они продуманы и что за ними – не личное только мнение одного Тухачевского.
Вопрос: У вас были еще встречи с Тухачевским?
Ответ: Тухачевский меня к себе не приглашал, я с ним больше не встречался. Однако беседа Тухачевского о «реальных политиках» в партии заставила меня призадуматься и в общениях со своими знакомыми искать подтверждения изложенных Тухачевским соображений.
…Вскоре я узнал гораздо более конкретные вещи, заставившие меня думать о возможных кардинальных изменениях в руководстве ВКП(б) и всей проводимой Советским государством политики: я узнал о непосредственной связи между группой Бухарина – Рыкова и Тухачевского.
Вопрос: От кого вы это узнали?
Ответ: Об этом мне при встрече в конце 1936 года рассказал один японец.
Вопрос: О каком японце идет речь? Где вы с ним встретились?
Ответ: Вскоре после напечатания моей статьи «Самопознание социализма» в декабрьском номере (1936 год) «Известий» мне позвонило по телефону неизвестное лицо с просьбой о свидании, передав при этом привет от «харбинских знакомых»… После некоторых колебаний я изъявил согласие на встречу, и мы договорились встретиться в тот же день около десяти часов вечера в Лосинке, неподалеку от Института НКПС. В назначенное время я пришел в условленное место. В начале одиннадцатого к институту подошла машина. Из нее вышел закутанный в шубу человек, по внешности японец. Подойдя ко мне и назвав меня по фамилии, японец отрекомендовался фамилией Накамура, заявил, что он является корреспондентом одной из токийских газет, что он следует транзитом из Японии в Европу и задержался на несколько дней в Москве.
Вопрос: Где и о чем вы с ним разговаривали?
Ответ: Накамура пригласил меня к себе в автомобиль и в течение примерно полутора часов разъезжал со мной между Москвой и Лосинкой, и все время беседовали. Вначале он говорил о моей статье в «Известиях», спросил, давно ли я сотрудничаю в этой газете и знаком ли я с Бухариным и его друзьями, на что я ответил отрицательно. Он интересовался далее, в каких кругах я вращаюсь, и снова говорил о среде бухаринско-рыковской группы, называя ее группой реальных политиков, гораздо более дальновидных и более снабженных социальной опорой, нежели недавно провалившаяся группа Зиновьева-Каменева. На мою реплику, что теперь едва ли можно серьезно говорить о роли бухаринско-рыковской группы, он заметил, что эта группа, по его мнению, вовсе не так слаба, как кажется, и что у нее имеются немало явных и тайных сторонников в различных звеньях советского аппарата. Затем он спросил меня о настроениях советской интеллигенции и о собственной моей оценке политического положения. Я вкратце сообщит ему свою точку зрения.
Вопрос: Что вы сообщили Накамура?
Ответ: Я изложил Накамура свою оценку существующего в стране положения под уклоном зрения моей теории «бонапартизма», – я говорил, что революция неуклонно устремляется по бонапартистскому пути, развивается этот бонапартизм особого порядка – прежде всего как принцип безграничного единовластия вождя.
Затем я обратил внимание Накамура на такие мероприятия правительства, как установление званий, орденов, введение института маршалов, восстановление казачества и т. д. … Появление «знатных людей» как бы подчеркивало создание новой знати, т. е. опять-таки наводит мысль на аналогию с эпохой Бонапарта. Я говорил, что казнь зиновьевцев – есть первое в истории русской революции применение якобинских методов борьбы с революционерами: мокрая гильотина – вместо сухой. В таком же духе я дал оценку и другим событиям внутренней жизни страны.
Вопрос: Как реагировал Накамура на изложенные вами вопросы?
Ответ: Как бы в ответ на эти «бонапартистские нотки» моих замечаний, мой собеседник неожиданно для меня перешел к теме Красной Армии и отметил, что, по его сведениям, у правых есть сторонники и в ее среде, точнее, в среде ее верхушки, правые вовсе не так бессильны, как я полагаю. Японцы имеют насчет этого достоверную информацию не только собственную, но и почерпнутую из союзного им источника, столь же, как они, заинтересованного в борьбе с Коминтерном. Есть основание утверждать, что надежды и планы правых вовсе не беспочвенны. И чтобы не быть голословным, он даже может назвать одно имя, представляющееся в этом отношении достаточно веским: по его данным, «господин Тухачевский» связан тесными политическими симпатиями с группой правых коммунистов. А Тухачевский – имя импонирующее: его хорошо знают политические круги всех иностранных государств, и еще русская эмиграция прочила его в «русские Наполеоны». Вместе с тем, как один из маршалов, он популярен в СССР.
На мой вопрос моему собеседнику, как же мыслит он политическую программу такого право-военного блока, он развил мне ряд соображений…
В случае политического успеха, правительство бухаринско-рыковской группы в корне изменило бы курс советской политики в сторону сближения с пожеланиями иностранных государств. В частности, Япония ожидает от этого правительства прекращения работы Коминтерна в Китае и предоставления Японии полной свободы рук в Китае. Вместе с тем Япония рассчитывает на значительное расширение различных концессий в пределах советского Дальнего Востока, а возможно, даже и на полюбовное соглашение о продаже ей на приемлемых условиях северной части Сахалина. Все это радикально смягчит нынешнюю напряженность отношений между Японией и СССР.
На мой вопрос о позиции такого правительства в сфере европейской внешней политики Накамура ответил, что должно произойти резкое улучшение советско-германских отношений. Изменение режима монополии внешней торговли вызовет оживление торговых связей между обеими странами, германскую торговую экспансию в СССР. Территориально-политические трудности могут быть разрешены в значительной мере за счет Польши. Свертывание деятельности Коминтерна идет навстречу основным установкам Гитлера. Словом, здесь можно ожидать решительной перемены всей современной международной ситуации и установления мирового равновесия на новых основах. Советский Союз прочно войдет в общество «нормальных» государств, ведущих политику здорового национального эгоизма…»
Допросили:
Зам. нач. 4-го отдача ГУГБ ст. майор госуд. безопасности (подпись неразборчива).
Пом. нач. 10 отделения 4-го отдела ГУГБ лейт. гос. безоп. И. Илюшенко.
ПРИЛОЖЕНИЕ 3
Сталин: Товарищи, в том, что военно-политический заговор существовал против Советской власти теперь, я надеюсь, никто не сомневается. Факт, такая уйма показаний самих преступников и наблюдения со стороны товарищей, которые работают на местах, такая масса их, что, несомненно, здесь имеет место военно-политический заговор против Советской власти, стимулировавшийся и финансировавшийся германскими фашистами.
Ругают людей: одних мерзавцами, других – чудаками, третьих – помещиками.
Но сама по себе ругань ничего не дает. Для того чтобы это зло с корнем вырвать и положить ему конец, надо его изучить, спокойно изучить, изучить его корни, вскрыть и наметить средства, чтобы впредь таких безобразий ни в нашей стране, ни вокруг нас не повторялось.
Я и хотел как раз по вопросам такого порядка несколько слов сказать.
Прежде всего, обратите внимание, что за люди стояли во главе военно-политического заговора. Я не беру тех, которые уже расстреляны, я беру тех, которые недавно еще были на воле. Троцкий, Рыков, Бухарин – это, так сказать, политические руководители. К ним я отношу также Рудзутака, который также стоял во главе и очень хитро работал, путал все, а всего-навсего оказался немецким шпионом. Карахан, Енукидзе. Дальше идут: Ягода, Тухачевский – по военной линии, Якир, Уборевич, Корк, Эйдеман, Гамарник – 13 человек. Что это за люди? Это очень интересно знать. Это – ядро военно-политического заговора, ядро, которое имело систематические сношения с германскими фашистами, особенно с германским рейхсвером, и которое приспосабливало всю свою работу к вкусам и заказам со стороны германских фашистов. Что это за люди?
Говорят, Тухачевский помещик, кто-то другой попович. Такой подход, товарищи, ничего не решает, абсолютно не решает. Когда говорят о дворянах как о враждебном классе трудового народа, имеют в виду класс, сословие, прослойку, но это не значит, что некоторые отдельные лица из дворян не могут служить рабочему классу. Ленин был дворянского происхождения – вы это знаете?
Голос: Известно.
Сталин: Энгельс был сыном фабриканта – непролетарские элементы, как хотите. Сам Энгельс управлял своей фабрикой и кормил этим Маркса. Чернышевский был сын попа – неплохой был человек. И наоборот, Серебряков был рабочий, а вы знаете, каким мерзавцем он оказался. Лившиц был рабочим, малограмотным рабочим, а оказался – шпионом.
Когда говорят о враждебных силах, имеют в виду класс, сословие, прослойку, но не каждое лицо из данного класса может вредить. Отдельные лица из дворян, из буржуазии работали на пользу рабочему классу и работали неплохо. Из такой прослойки, как адвокаты, скажем, было много революционеров. Маркс был сын адвоката, не сын батрака и не сын рабочего. Из этих прослоек всегда могут быть лица, которые могут служить делу рабочего класса не хуже, а лучше, чем чистокровные пролетарии. Поэтому общая мерка, что это не сын батрака – это старая мерка, к отдельным лицам не применимая. Это не марксистский подход.
Это не марксистский подход. Это, я бы сказал, биологический подход, не марксистский. Мы марксизм считаем не биологической наукой, а социологической наукой. Так что эта общая мерка, совершенно верная в отношении сословий, групп, прослоек, она не применима ко всяким отдельным лицам, имеющим непролетарское или не крестьянское происхождение. Я не с этой стороны буду анализировать этих людей.
Есть у вас еще другая, тоже неправильная ходячая точка зрения. Часто говорят: в 1922 году такой-то голосовал за Троцкого. Тоже неправильно. Человек мог быть молодым, просто не разбирался, был задира. Дзержинский голосовал за Троцкого, не только голосовал, а открыто Троцкого поддерживал при Ленине против Ленина. Вы это знаете? Он не был человеком, который мог бы оставаться пассивным в чем-либо. Это был очень активный троцкист и весь ГПУ он хотел поднять в защиту Троцкого. Это ему не удалось. (Дзержинский выступал на стороне Троцкого в 1918 году по вопросу о Брестском мире. – Авт.). Андреев был очень активным троцкистом в 1921 году.
Голос с места: Какой Андреев?
Сталин: Секретарь ЦК, Андрей Андреевич Андреев. Так что видите, общее мнение о том, что такой-то тогда-то голосовал, или такой-то тогда-то колебался, тоже не абсолютно и не всегда правильно.
Так что эта вторая ходячая, имеющая большое распространение среди вас и в партии вообще точка зрения, она тоже неправильна. Я бы сказал, не всегда правильна и очень часто она подводит.
Значит, при характеристике этого ядра и его членов, я также эту точку зрения, как неправильную, не буду применять.
Самое лучшее судить о людях по их делам, по их работе. Были люди, которые колебались, потом отошли, отошли открыто, честно и в одних рядах с нами очень хорошо дерутся с троцкистами. Дрался очень хорошо Дзержинский, дерется очень хорошо т. Андреев. Есть и еще такие люди. Я бы мог сосчитать десятка два-три людей, которые отошли от троцкизма, отошли крепко и дерутся с ним очень хорошо. Иначе и не могло быть, потому что на протяжении истории нашей партии факты показали, что линия Ленина, поскольку с ним начали открытую войну троцкисты, оказалась правильной. Факты показали, что впоследствии после Ленина линия ЦК нашей партии, линия партии в целом оказалась правильной. Это не могло не повлиять на некоторых бывших троцкистов. И нет ничего удивительного, что такие люди, как Дзержинский, Андреев и десятка два-три бывших троцкистов разобрались, увидели, что линия партии была правильна и перешли на нашу сторону.
Помимо них Якир мне говорил о наличии у него сообщников по заговору среди политработников всеармейского масштаба, которых Якир по фамилии не называл.
Вопрос: Вы указали, что вы были в 1935 году привлечены Якир(ом) к участию в военно-фашистском заговоре. Вы к этому моменту являлись участником к.-р. террористической троцкистской организации и входили в ее военный центр. Скажите, кому принадлежит инициатива разговора на эту тему?.
Ответ: Инициатива привлечения меня к участию в заговоре принадлежит Якиру, начавшего со мной разговор с выяснения моих политических позиций…
Тот факт, что я так решительно ввел его в курс своей троцкистской деятельности, объясняется тем, что троцкисты уже давно делали ставку на Якира, являвшегося выдвиженцем Троцкого, симпатизировавшего троцкистам и настроенного оппозиционно против Ворошилова…
Поэтому когда Якир начал со мной разговор, я с самого начала понял, что он ищет организационного контакта с троцкистами для совместной борьбы с существующим руководством.
Вопрос: О ком из своих сообщников по к.-р. троцкистской деятельности вы говорили Якиру?
Ответ: По этому вопросу я назвал ему Путну, Дрейцера и Охотникова, указав ему на то, что я с ними связан по троцкистской подпольной организации.
Вопрос: Вы информировали Якира об имевшемся у вас задании совершения теракта над тов. Ворошиловым?
Ответ: Нет, об этом я не сказал ему.
Вопрос: Почему? Вы же знали его враждебное отношение к тов. Ворошилову?
Ответ: Это я, конечно, знал, но поскольку в разговоре со мной он прямо этого вопроса не касался, ему об этом террористическом задании я не сказал.
Вопрос: Кому вы сообщили из соучастников к.-р. троцкистской организации о состоявшемся разговоре с Якиром по поводу заговора?
Ответ: Встретившись в 1936 году в Москве с Примаковым у него на квартире, я сообщил ему о предложении Якира принять участие в заговоре, передав ему подробно содержание моего разговора с ним. Примаков ответил мне, что об этом ему известно и что он разговаривал тоже об этом с Якиром.
Вопрос: Какие указания вам дал Якир?
Ответ: Сформулировав передо мной основную цель заговора – захват власти путем вооруженного восстания, Якир мне дал указание быть готовым самому и готовить к этому соединение.
(…)
Вопрос: Что вы конкретно сделали в осуществление этих указаний?
Ответ: Конкретно сделать мне ничего не удалось, т. к. в связи с арестом меня НКВД, вторично Якира мне увидеть не удалось, т. к. он к этому времени только возвращался из заграницы.
Вопрос: Вы получили от Якира указание о привлечении новых кадров?
Ответ: В принципе такое указание было, но Якир неоднократно подчеркивал, что это нужно делать крайне осторожно, во избежание провала, и каждый раз с ним согласовывать намеченные мною кандидатуры.
Вопрос: Так ведь у вас к этому моменту были уже подготовленные кадры, еще ранее привлеченные вами к к.-р. троцкистской деятельности.
Перечислите этих лиц.
Ответ:(…)
У меня был только один случай, когда я вовлек к участию в организации.
Осенью 1935 года ко мне на квартиру зашел Савко – зам. нач. ПУОКРа Харьковского военного округа. Он знал меня как бывш. троцкиста, начал спрашивать о моих настроениях. Когда я его спросил, почему его это интересует, он ответил, что он знает, что я не отошел от троцкизма, от Дрейцера. После этого я понял, что он ищет контакта с троцкистами, предложил ему принять участие в работе организации, начать сколачивать троцкистов в своем округе, на что он дал свое согласие.
Вопрос: Что сделал конкретно Савко?
Ответ: Я больше не встречался с ним.
Вопрос: В начале допроса вы говорили о вредительстве, проводимом организацией. Дайте по этому вопросу исчерпывающие показания.
Ответ: Говоря о вредительстве, я имел в виду вредительство, проводимое по линии автобронетанковых войск.
…Обращает на себя серьезное внимание то, что в результате вредительских действий, исходящих из АБТУ, отсутствуют средства связи на танках Т-26 и БТ, что исключает возможность управления частями, управления огнем в бою. Безусловно, вредительским является мотор на Т-26, который на среднем переходе совершенно выдыхается.
…Очень серьезным вопросом в области эксплуатации танков является то, что буквально сотни танков разрушаются на стрельбищных полях, т. к. в течение нескольких месяцев в году, ежедневно – через каждые 15 минут танк поворачивается по 2 раза на 180°. Чтобы избежать этой массовой порчи танков достаточно на стрельбищных полях оборудовать поворотные круги (по примеру ж. д. в депо).
Халепский, несмотря на сделанное ему по этому вопросу мотивированное предложение, своего согласия на это не дал, ссылаясь на то, что подобный метод (без поворотных кругов) дает попутную тренировку водителю на крутых поворотах. Абсурдность этого довода совершенно очевидна, поскольку в условиях боевых действий, танку никогда не придется делать именно таких эволюции (180°).
Шмидт
Заявление Д. А. Шмидта от 5 июня 1937 г.
Следователю НКВД лейтенанту Петерсу.
Как я уже раньше показывал, что, получив задание по террору, я не имел задачи вербовать людей. Что же касается вопроса, почему я не совершил покушения на народного комиссара т. Ворошилова, несмотря на то, что много раз видел народного комиссара, подходил к нему с докладом. Мне на это трудно ответить. Одно я могу сказать, что не в состоянии был это преступление совершить. Это все было до того момента, когда я был введен в состав военного заговора. А получив от Якира другие задачи: т. е. руководить частью во время вооруженного восстания, то эти две задачи несовместимы.
От Якира же я задания по террору не получал, а ждал указаний, какую конкретно работу проводить к подготовке, какие непосредственно задачи предстоят мне для выполнения. С Дрейцером я потерял к этому времени связь, после его посещения в мае 1935 г.
Показаниями прошлого и этого года я исчерпал все что знал. Что упустил, отвечу.
Дм. Шмидт
ПРИЛОЖЕНИЕ 2
ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА проф. Н. В. УСТРЯЛОВА
от 14 июля 1937 г.Николай Васильевич Устрялов родился в 1890 году. Профессор юридических наук. С 1917 по 1918 год состоял в партии кадетов. С 1918 по 1920 год работал у Колчака в качестве помощника директора «Русского бюро печати» (ОСВАГА). С 1920 по 1935 год проживал в Харбине, потом вернулся в СССР, работал в качестве профессора экономической географии Московского института инженеров транспорта. Сформулировал и пропагандировал концепцию «бонапартизма». Арестован 6 июня 1937 года.
«…Вопрос: Расскажите, когда точно и каким образом вы встречались с Тухачевским?
Ответ: Осенью (если не ошибаюсь, в сентябре) (1936 г. – Авт.) ко мне пришла моя двоюродная сестра Шапошникова (она преподавала детям Тухачевского русский язык) и сказала, что Тухачевский хотел бы меня повидать и спросил, когда я могу с ним встретиться, – я ответил через Шапошникову согласием и просил передать, что готов хотя бы сегодня встретиться с Тухачевским…
Вопрос: Вы до приглашения Тухачевского были когда-либо с ним связаны?
Ответ: Нет. Но я о нем много слышал, читал написанную о нем зарубежную литературу и в моих мыслях Тухачевский не раз смутно выплывал (во время расцвета моих термидорианских и бонапартистских теорий) как подходящая кандидатура в русские Наполеоны. Свои произведения, печатавшиеся в Китае, я посылал и Тухачевскому (также я их посылал руководителям ВКП(б) и руководителям Наркоматов), и мне было интересно его повидать и побеседовать.
Вопрос: Где вы с ним встретились?
Ответ: Вечером, в тот день, когда я дал согласие на встречу, – ко мне Тухачевский прислал машину, и я приехал к нему на квартиру, где-то в районе Мясницкой (точного адреса не помню). Встретил он меня лично и повел в одну из комнат. Кроме нас, никого не было. После первых приветствий и нескольких фраз о том, что он доволен преподаванием моей кузины – Шапошниковой, Тухачевский, отметив, что он знаком с некоторыми моими книжками, – выразил удовлетворение по поводу появления в «Правде» моего отзыва о новой Советской Конституции. Появление моего имени в советской прессе должно означать, что это имя мало-помалу перестает быть одиозным. Затем беседа, по инициативе Тухачевского, перешла на общеполитические темы.
Вопрос: Изложите содержание этой беседы.
Ответ: Я постараюсь дословно изложить нашу беседу – поскольку она мне осталась памятной. Тухачевский вначале коснулся основных проблем нашей политики и интересовался моей точкой зрения. Я ответил, что, по моему мнению, в данной исторической обстановке внешняя политика Советского государства ведется по единственно возможному для нее курсу, если иметь в виду ориентацию на мир. Я почувствовал, что мой собеседник не разделяет этой точки зрения. В очень осторожных, скупых, окольных выражениях он стал говорить, что ориентация на мир требовала бы некоторого смягчения наших отношений с Германией, ныне отравляющих всю международную атмосферу.
Я немедленно заметил, что отнюдь не мы виноваты в напряженности этих отношений. Я твердо убежден, что, покуда фашизм в Германии у власти, никакие улучшения наших отношений невозможны.
Экспансия на Восток – краеугольный камень внешнеполитической программы Гитлера. «Да, но на востоке Германии лежит Польша, – бросил реплику Тухачевский. – Территориальные вопросы допускают различные варианты решений». Из дальнейших, весьма, впрочем, осторожных его высказываний, получилось, что он мыслил себе совсем иной рисунок европейского равновесия, нежели тот, который существует теперь. В его словах воскресла известная концепция так называемой «германской ориентации», о которой так много говорилось и писалось в свое время.
Было совершенно очевидно, за чей счет мыслилось в таком случае урегулирование спорных территориальных проблем. "Не каждая польская кампания кончалась Рижским договором – был ведь в истории «Венский конгресс».[72]
Этот афоризм моего собеседника был более чем ясным намеком.
Я: «Но ведь наши противоречия с Германией не исчерпываются территориальными проблемами. Нельзя упустить из виду глубочайшие противоположности социально-политических режимов».
Тухачевский: «Да, конечно, но режимы развиваются, эволюционируют. В политике нужна гибкость. Всякий конфликт есть начало соглашения».
Я: «Однако есть основные, фундаментальные установки, которые составляют сущность политического строя. У нас эти установки определены программой правящей партии».
Тухачевский: «Да, но, кроме программы, есть люди. Партия – это люди. В партии есть реальные политики, и им принадлежит будущее».
Из дальнейших его высказываний явствовало, что он не только «теоретизирует», но и уже нащупал кое-какую почву под ногами. «Реальные политики» в партии не фикция, а реальность. Не фикция – и слова о новом курсе по отношению к Германии.
Из этих слов, несколько отрывочных, но все же достаточно ясных, мне нетрудно было понять основные политические устремления моего собеседника. Мне оставалось задать ему лишь один вопрос о конкретной внутриполитической программе тех «реальных политиков» в партии, о которых он упоминал. На этот вопрос Тухачевский ответил, что их внутриполитическая программа исходит из необходимости сгладить остроту противоречий между Советским государством и внешним миром, хотя бы даже за счет некоторого отступления от проводимой ныне партией политической линии. Поскольку такое смягчение противоречий диктуется обстановкой – на него нужно идти.
После этого ответа я окончательно понял, что под кличкой «реальных политиков» Тухачевский имеет в виду правую партийную оппозицию, бухаринско-рыковскую группу.
Наша беседа на этом закончилась. Хозяин высказал пожелания видеть мое имя на страницах советской прессы и выслушать как-нибудь в другой раз мое мнение по поводу мыслей, им высказанных. Он добавил, что благодарит меня за мои реплики, но что в то же время, основываясь на моих печатных работах, он рассчитывает встретить с моей стороны внимательное отношение к высказанным им мыслям. На этом мы расстались. Эта беседа своим содержанием была для меня полной неожиданностью.
Привлекала внимание, парадоксальная в моих глазах, установка на международную переориентацию Советского государства. Фразы о Германии и особенно о Польше, были произнесены моим собеседником с большой внутренней убежденностью. Чувствовалось, что они не случайны, что они продуманы и что за ними – не личное только мнение одного Тухачевского.
Вопрос: У вас были еще встречи с Тухачевским?
Ответ: Тухачевский меня к себе не приглашал, я с ним больше не встречался. Однако беседа Тухачевского о «реальных политиках» в партии заставила меня призадуматься и в общениях со своими знакомыми искать подтверждения изложенных Тухачевским соображений.
…Вскоре я узнал гораздо более конкретные вещи, заставившие меня думать о возможных кардинальных изменениях в руководстве ВКП(б) и всей проводимой Советским государством политики: я узнал о непосредственной связи между группой Бухарина – Рыкова и Тухачевского.
Вопрос: От кого вы это узнали?
Ответ: Об этом мне при встрече в конце 1936 года рассказал один японец.
Вопрос: О каком японце идет речь? Где вы с ним встретились?
Ответ: Вскоре после напечатания моей статьи «Самопознание социализма» в декабрьском номере (1936 год) «Известий» мне позвонило по телефону неизвестное лицо с просьбой о свидании, передав при этом привет от «харбинских знакомых»… После некоторых колебаний я изъявил согласие на встречу, и мы договорились встретиться в тот же день около десяти часов вечера в Лосинке, неподалеку от Института НКПС. В назначенное время я пришел в условленное место. В начале одиннадцатого к институту подошла машина. Из нее вышел закутанный в шубу человек, по внешности японец. Подойдя ко мне и назвав меня по фамилии, японец отрекомендовался фамилией Накамура, заявил, что он является корреспондентом одной из токийских газет, что он следует транзитом из Японии в Европу и задержался на несколько дней в Москве.
Вопрос: Где и о чем вы с ним разговаривали?
Ответ: Накамура пригласил меня к себе в автомобиль и в течение примерно полутора часов разъезжал со мной между Москвой и Лосинкой, и все время беседовали. Вначале он говорил о моей статье в «Известиях», спросил, давно ли я сотрудничаю в этой газете и знаком ли я с Бухариным и его друзьями, на что я ответил отрицательно. Он интересовался далее, в каких кругах я вращаюсь, и снова говорил о среде бухаринско-рыковской группы, называя ее группой реальных политиков, гораздо более дальновидных и более снабженных социальной опорой, нежели недавно провалившаяся группа Зиновьева-Каменева. На мою реплику, что теперь едва ли можно серьезно говорить о роли бухаринско-рыковской группы, он заметил, что эта группа, по его мнению, вовсе не так слаба, как кажется, и что у нее имеются немало явных и тайных сторонников в различных звеньях советского аппарата. Затем он спросил меня о настроениях советской интеллигенции и о собственной моей оценке политического положения. Я вкратце сообщит ему свою точку зрения.
Вопрос: Что вы сообщили Накамура?
Ответ: Я изложил Накамура свою оценку существующего в стране положения под уклоном зрения моей теории «бонапартизма», – я говорил, что революция неуклонно устремляется по бонапартистскому пути, развивается этот бонапартизм особого порядка – прежде всего как принцип безграничного единовластия вождя.
Затем я обратил внимание Накамура на такие мероприятия правительства, как установление званий, орденов, введение института маршалов, восстановление казачества и т. д. … Появление «знатных людей» как бы подчеркивало создание новой знати, т. е. опять-таки наводит мысль на аналогию с эпохой Бонапарта. Я говорил, что казнь зиновьевцев – есть первое в истории русской революции применение якобинских методов борьбы с революционерами: мокрая гильотина – вместо сухой. В таком же духе я дал оценку и другим событиям внутренней жизни страны.
Вопрос: Как реагировал Накамура на изложенные вами вопросы?
Ответ: Как бы в ответ на эти «бонапартистские нотки» моих замечаний, мой собеседник неожиданно для меня перешел к теме Красной Армии и отметил, что, по его сведениям, у правых есть сторонники и в ее среде, точнее, в среде ее верхушки, правые вовсе не так бессильны, как я полагаю. Японцы имеют насчет этого достоверную информацию не только собственную, но и почерпнутую из союзного им источника, столь же, как они, заинтересованного в борьбе с Коминтерном. Есть основание утверждать, что надежды и планы правых вовсе не беспочвенны. И чтобы не быть голословным, он даже может назвать одно имя, представляющееся в этом отношении достаточно веским: по его данным, «господин Тухачевский» связан тесными политическими симпатиями с группой правых коммунистов. А Тухачевский – имя импонирующее: его хорошо знают политические круги всех иностранных государств, и еще русская эмиграция прочила его в «русские Наполеоны». Вместе с тем, как один из маршалов, он популярен в СССР.
На мой вопрос моему собеседнику, как же мыслит он политическую программу такого право-военного блока, он развил мне ряд соображений…
В случае политического успеха, правительство бухаринско-рыковской группы в корне изменило бы курс советской политики в сторону сближения с пожеланиями иностранных государств. В частности, Япония ожидает от этого правительства прекращения работы Коминтерна в Китае и предоставления Японии полной свободы рук в Китае. Вместе с тем Япония рассчитывает на значительное расширение различных концессий в пределах советского Дальнего Востока, а возможно, даже и на полюбовное соглашение о продаже ей на приемлемых условиях северной части Сахалина. Все это радикально смягчит нынешнюю напряженность отношений между Японией и СССР.
На мой вопрос о позиции такого правительства в сфере европейской внешней политики Накамура ответил, что должно произойти резкое улучшение советско-германских отношений. Изменение режима монополии внешней торговли вызовет оживление торговых связей между обеими странами, германскую торговую экспансию в СССР. Территориально-политические трудности могут быть разрешены в значительной мере за счет Польши. Свертывание деятельности Коминтерна идет навстречу основным установкам Гитлера. Словом, здесь можно ожидать решительной перемены всей современной международной ситуации и установления мирового равновесия на новых основах. Советский Союз прочно войдет в общество «нормальных» государств, ведущих политику здорового национального эгоизма…»
Допросили:
Зам. нач. 4-го отдача ГУГБ ст. майор госуд. безопасности (подпись неразборчива).
Пом. нач. 10 отделения 4-го отдела ГУГБ лейт. гос. безоп. И. Илюшенко.
ПРИЛОЖЕНИЕ 3
ИЗ СТЕНОГРАММЫ выступления И. В. Сталина на расширенном заседании Военного Совета при наркоме обороны 2 июня 1937 г.
Это – подлинная, неправленая стенограмма знаменитой речи Сталина на расширенном заседании Военного Совета 2 июня 1937 года. Она достаточно велика, но мы приводим ее полностью, без сокращений, потому что этот документ превосходно передает колорит эпохи, а колорит эпохи – это тоже захватывающе интересно…Сталин: Товарищи, в том, что военно-политический заговор существовал против Советской власти теперь, я надеюсь, никто не сомневается. Факт, такая уйма показаний самих преступников и наблюдения со стороны товарищей, которые работают на местах, такая масса их, что, несомненно, здесь имеет место военно-политический заговор против Советской власти, стимулировавшийся и финансировавшийся германскими фашистами.
Ругают людей: одних мерзавцами, других – чудаками, третьих – помещиками.
Но сама по себе ругань ничего не дает. Для того чтобы это зло с корнем вырвать и положить ему конец, надо его изучить, спокойно изучить, изучить его корни, вскрыть и наметить средства, чтобы впредь таких безобразий ни в нашей стране, ни вокруг нас не повторялось.
Я и хотел как раз по вопросам такого порядка несколько слов сказать.
Прежде всего, обратите внимание, что за люди стояли во главе военно-политического заговора. Я не беру тех, которые уже расстреляны, я беру тех, которые недавно еще были на воле. Троцкий, Рыков, Бухарин – это, так сказать, политические руководители. К ним я отношу также Рудзутака, который также стоял во главе и очень хитро работал, путал все, а всего-навсего оказался немецким шпионом. Карахан, Енукидзе. Дальше идут: Ягода, Тухачевский – по военной линии, Якир, Уборевич, Корк, Эйдеман, Гамарник – 13 человек. Что это за люди? Это очень интересно знать. Это – ядро военно-политического заговора, ядро, которое имело систематические сношения с германскими фашистами, особенно с германским рейхсвером, и которое приспосабливало всю свою работу к вкусам и заказам со стороны германских фашистов. Что это за люди?
Говорят, Тухачевский помещик, кто-то другой попович. Такой подход, товарищи, ничего не решает, абсолютно не решает. Когда говорят о дворянах как о враждебном классе трудового народа, имеют в виду класс, сословие, прослойку, но это не значит, что некоторые отдельные лица из дворян не могут служить рабочему классу. Ленин был дворянского происхождения – вы это знаете?
Голос: Известно.
Сталин: Энгельс был сыном фабриканта – непролетарские элементы, как хотите. Сам Энгельс управлял своей фабрикой и кормил этим Маркса. Чернышевский был сын попа – неплохой был человек. И наоборот, Серебряков был рабочий, а вы знаете, каким мерзавцем он оказался. Лившиц был рабочим, малограмотным рабочим, а оказался – шпионом.
Когда говорят о враждебных силах, имеют в виду класс, сословие, прослойку, но не каждое лицо из данного класса может вредить. Отдельные лица из дворян, из буржуазии работали на пользу рабочему классу и работали неплохо. Из такой прослойки, как адвокаты, скажем, было много революционеров. Маркс был сын адвоката, не сын батрака и не сын рабочего. Из этих прослоек всегда могут быть лица, которые могут служить делу рабочего класса не хуже, а лучше, чем чистокровные пролетарии. Поэтому общая мерка, что это не сын батрака – это старая мерка, к отдельным лицам не применимая. Это не марксистский подход.
Это не марксистский подход. Это, я бы сказал, биологический подход, не марксистский. Мы марксизм считаем не биологической наукой, а социологической наукой. Так что эта общая мерка, совершенно верная в отношении сословий, групп, прослоек, она не применима ко всяким отдельным лицам, имеющим непролетарское или не крестьянское происхождение. Я не с этой стороны буду анализировать этих людей.
Есть у вас еще другая, тоже неправильная ходячая точка зрения. Часто говорят: в 1922 году такой-то голосовал за Троцкого. Тоже неправильно. Человек мог быть молодым, просто не разбирался, был задира. Дзержинский голосовал за Троцкого, не только голосовал, а открыто Троцкого поддерживал при Ленине против Ленина. Вы это знаете? Он не был человеком, который мог бы оставаться пассивным в чем-либо. Это был очень активный троцкист и весь ГПУ он хотел поднять в защиту Троцкого. Это ему не удалось. (Дзержинский выступал на стороне Троцкого в 1918 году по вопросу о Брестском мире. – Авт.). Андреев был очень активным троцкистом в 1921 году.
Голос с места: Какой Андреев?
Сталин: Секретарь ЦК, Андрей Андреевич Андреев. Так что видите, общее мнение о том, что такой-то тогда-то голосовал, или такой-то тогда-то колебался, тоже не абсолютно и не всегда правильно.
Так что эта вторая ходячая, имеющая большое распространение среди вас и в партии вообще точка зрения, она тоже неправильна. Я бы сказал, не всегда правильна и очень часто она подводит.
Значит, при характеристике этого ядра и его членов, я также эту точку зрения, как неправильную, не буду применять.
Самое лучшее судить о людях по их делам, по их работе. Были люди, которые колебались, потом отошли, отошли открыто, честно и в одних рядах с нами очень хорошо дерутся с троцкистами. Дрался очень хорошо Дзержинский, дерется очень хорошо т. Андреев. Есть и еще такие люди. Я бы мог сосчитать десятка два-три людей, которые отошли от троцкизма, отошли крепко и дерутся с ним очень хорошо. Иначе и не могло быть, потому что на протяжении истории нашей партии факты показали, что линия Ленина, поскольку с ним начали открытую войну троцкисты, оказалась правильной. Факты показали, что впоследствии после Ленина линия ЦК нашей партии, линия партии в целом оказалась правильной. Это не могло не повлиять на некоторых бывших троцкистов. И нет ничего удивительного, что такие люди, как Дзержинский, Андреев и десятка два-три бывших троцкистов разобрались, увидели, что линия партии была правильна и перешли на нашу сторону.