— Когда поедешь в аэропорт встречать его, возьми мой роллс.
Роллс-Ройс Гроунвельта предназначался только для самых богатых техасских миллионеров и для его личных клиентов, приглашаемых Гроунвельтом персонально.
На следующий день Калли был в аэропорту, вместе с тремя служащими из отеля, роллсом с шофером и двумя лимузинами “Кадиллак”. Он договорился, что роллс и лимузины заедут непосредственно на летное поле, так чтобы его клиентам не нужно было проходить через здание аэровокзала. И он приветствовал господина Фуммиро сразу же, как только тот сошел с трапа на землю.
Группу японцев невозможно было спутать ни с кем другим, и не только из-за характерных черт лица, но и по тому, как они были одеты. Все были в черных деловых костюмах, плохо, по западным стандартам, сшитых, в белых рубашках и черных галстуках. Эта десятка скорее напоминала компанию весьма добросовестных конторских служащих, но никак не управляющую верхушку одного из крупнейших и богатейших японских синдикатов.
Узнать среди них господина Фуммиро тоже не составляло труда. Он был в этой компании самым высоким, очень высоким по сравнению с остальными, не менее пяти футов и десяти дюймов. Красивый мужчина, с крупными чертами лица, широкоплечий, с черными как смоль волосами. Он вполне мог сойти за звезду из Голливуда, играющего экзотическую роль и потому имеющего псевдо-восточную наружность. На долю секунды у Калли мелькнула мысль, что это могло бы быть изощренным мошенничеством…
Из всей группы только один человек стоял рядом с Фуммиро. Он был немного ниже Фуммиро, но гораздо более худым. Зубы же у него торчали точь-в-точь как у японца с карикатуры. Остальные все были довольно мелкие и ничем не выделялись. Каждый держал в руке элегантный черный портфель, имитацию венецианской парчи.
С полной уверенностью Калли протянул Фуммиро руку и представился:
— Меня зовут Калли Кросс, я из Отеля Занаду. Добро пожаловать в Лас-Вегас.
Господин Фуммиро ослепительно улыбнулся. Зубы у него были превосходные и крупные, и он ответил по-английски, с легким акцентом.
— Очень рад познакомиться с вами.
Затем он представил человека с кроличьими зубами как господина Ниигету, своего исполнительного вице-президента. Представляя остальных, он пробормотал их имена, и каждый церемонно обменялся с Калли рукопожатием. Калли взял у них багажные талоны и заверил, что все их вещи будут доставлены непосредственно в их номера в отеле.
Он проводил всех в ожидающие автомобили. Сам он, Фуммиро и Ниигета сели в Ролле, остальные забрались в Кадиллаки. По пути в отель он сообщил своим пассажирам, что для них открыт кредит. Фуммиро похлопал по портфелю Ниигеты и на своем слегка неправильном английском ответил:
— Мы привезли вам наличные деньги.
Оба они улыбнулись Калли. Калли улыбнулся им в ответ. Он рассказывал им про все услуги отеля, о том, что они могут посмотреть любое представление в Вегасе, и при этом не забывал постоянно улыбаться. У него мелькнула мысль, что можно было бы упомянуть и об обществе женщин, но какой-то инстинкт удержал его от этого.
Когда они приехали в отель, он провел их прямо в номера, и необходимые для заполнения формы принесли по указанию Калли прямо туда. Разместили всех на одном этаже, а у Фуммиро и Ниигеты номера были соседними и соединялись внутренней дверью. Фуммиро обследовал номера всей команды, и Калли обратил внимание на мелькнувшее в его глазах удовлетворение от того, что его собственный номер был самым шикарным. Но по-настоящему глаза Фуммиро зажглись, когда у себя в номере он обнаружил небольшое пианино. Он тут же сел за него и стал нажимать клавиши, прислушиваясь. “Не дай Бог, оно расстроено”, — подумал Калли. Сам он не мог этого определить, но тут Фуммиро энергично кивнул головой, и широко улыбаясь от удовольствия, сказал:
— Очень хорошо, очень благодарен, — и экспансивно пожал Калли руку.
Потом Фуммиро жестом дал понял Ниигете, чтобы тот открыл свой чемоданчик. На мгновение Калли обалдел. Чемоданчик был набит аккуратно перевязанными пачками денег. Он понятия не имел, какая там могла быть сумма.
— Мы бы хотели внести эти деньги в депозит в хранилище вашего казино, — сказал господин Фуммиро. — Тогда мы могли бы просто брать их, сколько нам будет нужно во время нашего маленького отпуска.
— Конечно, — ответил Калли.
Нингета захлопнул чемоданчик и они вдвоем спустились в казино, оставив Фуммиро в своем номере, чтобы он мог освежиться с дороги.
Они зашли в офис к менеджеру казино, где деньги были пересчитаны. Получилось пятьсот тысяч долларов. Калли проследил, чтобы соответствующим образом были составлены все документы для получения денег за столами, а Ниигета получил расписку. Менеджер казино лично вместе с Калли представит Фуммиро и Ниигету боссам игорных залов и дежурным смен. И тогда, в каком бы уголке казино они ни находились, этим двух японцам достаточно будет лишь поднять палец, чтобы получить фишки, и расписаться в маркере. Без всякого шума, и без необходимости всякий раз представляться. И относиться к ним будут по высшему разряду, с высшей степенью почтения. Почтения тем более рафинированного, что отношение оно имело лишь к деньгам.
В течение следующих трех дней рано по утрам Калли уже был в отеле, с супом, приготовленным Дейзи. В обслуживании номеров уже знали, что, как только господин Фуммиро заказывал завтрак, следовало сразу же звонить ему, Калли. Калли давал ему час, чтобы поесть, а потом, постучав в дверь, заходил, чтобы пожелать ему доброго утра. Он находил господина Фуммиро уже сидящим за пианино, что-то наигрывающим, а чашка из-под супа, опорожненная, стояла рядом на столе. Во время этих утренних встреч Калли устраивал для господина Фуммиро и его друзей билеты на представления и поездки по интересным местам. Господин Фуммиро всегда излучал вежливость и благодарность, и господин Ниигета выходил из своего номера через внутреннюю дверь, чтобы поздороваться с Калли и поблагодарить за утренний суп, который, по всей вероятности, ели они оба. Калли не забывал улыбаться и кивать головой, когда это делали они.
Тем временем, за три дня, что они провели в Вегасе, эта шайка из десяти японцев терроризировала игорные заведения Вегаса. Перемещались по Вегасу они все вместе и играли все вместе, за одним столом для игры в баккару. Когда у Фуммиро дело клеилось, все они ставили предельную ставку на банк. Несколько раз им крупно везло, но к счастью, это было не в Занаду. Играли они только в баккару, и со страстью, скорее характерной для итальянцев, чем для наций Востока. Фуммиро был заядлым игроком и радовался даже, когда выигрывал ставку в две тысячи долларов. Это изумляло Калли. Он знал, что Фуммиро на самом деле стоил более полумиллиарда долларов. Так с какой же стати такой мелкий выигрыш (хотя по меркам Вегаса солидный) приводит его в такое возбуждение?
И лишь один раз ему удалось увидеть, как за приятным фасадом улыбки Фуммиро проступила сталь. В один из вечеров Ниигета сделал ставку на карту Игрока, в то время как у Фуммиро была выигрышная комбинация. Фуммиро пристально посмотрел на него, приподняв брови, и что-то сказал по-японски. И Калли в первый раз услышал тот самый шипящий звук, о котором его предупреждала Дейзи. Ниигета что-то пробормотал сквозь свои кроличьи зубы, извиняясь, и тут же поставил свою ставку рядом со ставкой Фуммиро.
Поездка оказалась весьма успешной для всех. Фуммиро и его банда уехали к себе в Японию, увозя выигрыш в сто тысяч долларов, однако в Занаду они проиграли двести тысяч долларов. Отыгрывались они, посещая другие казино. И они положили начало легенде Вегаса. Банда из десяти человек, одетых в блестящие черные костюмы, переходила из одного казино в другие, двигаясь вдоль по Стрипу. Они представляли устрашающее зрелище, маршируя плотной группой и заходя во все подряд казино, и выглядели они словно служащие похоронного бюро, явившиеся за бездыханным телом денежных средств казино. Босс игорного зала для баккары узнавал от шофера роллса, куда они собирались дальше, и звонил в это казино, чтобы там готовились к их приходу и оказали прием на высшем уровне. Все боссы залов обменивались полученной информацией. Именно таким образом Калли узнал, что Ниигета, оказывается, любил потрахаться, потому что в других отелях он снимал первоклассных девочек. Из этого следовало, что по каким-то причинам ему не хотелось, чтобы Фуммиро знал, что он более предпочитает потрахаться, чем играть в азартные игры.
Калли отвез их в аэропорт, когда они улетали в Лос-Анджелес. Он взял с собой старинные золотые часы на цепочке из запасов Гроунвельта и подарил их Фуммиро, передав привет от Гроунвельта. Перед отлетом, когда они сидели за столом в ресторане, Гроунвельт подошел к ним и засвидетельствовал свое почтение.
Фуммиро искренне рассыпался в благодарностях, и Калли, прежде чем они сели в самолет, выполнил обычный ритуал пожатия рук и вежливых улыбок. Калли помчался обратно в отель, позвонил, чтобы из номера Фуммиро убрали пианино и только тогда поднялся в офис Гроунвельта. Хозяин с теплотой пожал ему руку и даже приобнял его, поздравляя с победой.
— Это была одна из самых лучших операций по “личному” приему клиентов, — сказал он, — послушай, где это ты разузнал насчет этого утреннего супа?
— От девушки по имени Дейзи, — ответил Калли. — Вы не против, если я подарю ей что-нибудь за счет отеля?
— Можешь рассчитывать на тысячу, — сказал Гроунвельт. — Это здорово, что ты закорешился с этими япошками. Продолжай их пасти. Подарки на Рождество, приглашения, и все такое. Этот парень Фуммиро играет как одержимый, таких я еще не встречал.
Калли озабоченно нахмурился.
— Я не предлагал ему женщин, что-то удерживало меня, — сказал он. Знаете, Фуммиро чертовски приятный парень, мне не хотелось быть слишком фамильярным с ним в первую же встречу.
Гроунвельт кивнул:
— Все правильно. Не волнуйся, он приедет снова.
И если ему понадобится девочка, то он скажет об этом. Человек, который делает такие деньги, спросить не постесняется, будь уверен.
Гроунвельт оказался, как всегда, прав. Три месяца спустя Фуммиро снова был в Занаду и, сидя в кабаре, спросил об одной из танцовщиц, блондинке с превосходными ногами. Хотя она была замужем за одним из дилеров из отеля Сэндз, Калли знал, что ее можно было взять в номер. Когда шоу закончилось, Калли позвонил менеджеру сцены и спросил, не составит ли девушка компанию Фуммиро и ему, чтобы немного выпить. Когда они втроем сидели в баре, Фуммиро пригласил девушку на поздний ужин. Она вопросительно взглянула на Калли и тот утвердительно кивнул. После этого он оставил их вдвоем. Поднявшись в свой офис, он позвонил менеджеру сцены с тем, чтобы тот нашел девушке замену в ночном шоу. На следующее утро, после того, как в номер Фуммиро был доставлен завтрак, Калли не стал, как делал обычно, заходить к нему. В тот же день чуть позже он позвонил девушке домой и сообщил ей, что, пока Фуммиро в городе, она может пропустить все свои смены в шоу.
Во все последующие посещения Лас-Вегаса женщины всегда заказывались по этому сценарию.
К этому времени Дейзи обучила одного из шеф-поваров отеля искусству приготовления японского супа, и суп был официально включен в меню. Калли удалось кое-что узнать о Фуммиро, а именно, что он часто смотрел запись одного и того же многосерийного телевизионного вестерна. Он любил этот фильм. А особенно ему нравилась одна инженю, блондинка, которая играла отважную, но очень женственную, и в то же время невинную профессиональную танцовщицу из платного танцзала. И тут Калли осенило. У него были контакты в киношной среде, и через них он вышел на эту инженю, звали которую Линда Парсонс. Он слетал в Лос-Анджелес, пригласил ее на ленч и рассказал о том, что Фуммиро с ума сходит и по ней, и по ее шоу. Истории, которые ей рассказывал Калли об игре Фуммиро, она слушала с открытым ртом. О том, как он заявлялся в отель с миллионом долларов наличными в чемоданчике, как иногда он мог их полностью спустить за три дня, играя в баккару. В глазах ее Калли читал забавную, по-детски наивную жадность. Она сказала Калли, что с удовольствием приехала бы в Вегас, когда там будет Фуммиро в следующий раз.
Через месяц Фуммиро и Ниигета зарегистрировались в Занаду на четыре дня. Калли немедленно сообщил Фуммиро, что Линда Парсонс хотела бы приехать к нему. Глаза Фуммиро загорелись. Несмотря на то, что ему было за сорок, он обладал какой-то мальчишеской привлекательностью, которую еще более подчеркивал его веселый нрав. Он попросил, чтобы Калли немедленно ей позвонил, и Калли пообещал это сделать, ничего не сказав о том, что уже говорил с ней, и что она приезжает на следующий день во второй половине дня. Фуммиро пришел в такое возбужденное состояние, что стал играть как безумный и за вечер оставил за столом более трехсот тысяч долларов.
На следующее утро Фуммиро пошел покупать себе новый голубой костюм. Почему-то он считал, что костюм голубого цвета является вершиной элегантности в Америке, и Калли договорился с ребятами из Сай Девор из Отеля Сэндз, что они снимут с него мерки и специально подгонят костюм по его фигуре. Чтобы быть уверенным, что все пройдет гладко, Калли послал вместе с Фуммиро одного из своих людей.
Однако Линда Парсонс успела на утренний самолет и потому прилетела в Вегас еще до полудня. Калли встретил ее в аэропорту и привез в отель. Перед приходом Фуммиро ей хотелось освежиться с дороги, и потому Калли провел ее в номер Ниигеты, полагая, что Ниигета поехал вместе со своим шефом. Впоследствии оказалось, что ошибка эта чуть было не стала фатальной.
Оставив ее в номере, Калли вернулся к себе в офис и попытался определить местонахождение Фуммиро, но в пошивочном салоне его уже не было, он, по всей вероятности, по пути в Занаду зашел в какое-нибудь казино поиграть. Где он находился, никто не знал. Примерно через час ему позвонили из номера Фуммиро. Это была Линда Парсонс. По тону ее чувствовалось, что она немного расстроена.
— Не могли бы вы спуститься, — сказала она в трубку, — у меня возникли языковые трудности в общении с вашим другом.
Калли не стал терять время на выяснение подробностей. Фуммиро говорил по-английски достаточно хорошо; по каким-то неведомым причинам он решил притвориться, что не владеет языком. Возможно, девушка его разочаровала. Калли обратил внимание, что инженю, если общаться с ней “живьем”, выглядела более потасканной, чем в тщательно продуманных телевизионных шоу. Или, может быть, она сказала или сделала что-нибудь такое, что оскорбило тонкую ориентальную чувствительность господина Фуммиро.
Но когда Калли постучал, дверь ему открыл Ниигета. Он был слегка пьян, а физиономия у него выражала самодовольство. Тут Калли увидел и Линду Парсонс, она как раз вышла из ванной комнаты, облаченная в японское кимоно, вышитое большими золотыми драконами.
— Боже праведный, — только и смог вымолвить Калли.
Линда одарила его кислой улыбкой.
— Ты обманул меня, — сказала она. — Не такой уж он застенчивый, и не так уж хорош собой, как было обещано. Он даже по-английски не понимает. Надеюсь, что у него хоть бабки имеются.
Ниигета все продолжал улыбаться с тем же самодовольным видом и даже поклонился несколько раз в сторону Линды, пока она говорила. Похоже, он не понял ни слова из того, что она сказала.
— Ты трахалась с ним? — спросил, почти с отчаянием, Калли.
Линда скорчила гримаску.
— Он все время гонялся за мной, по всему номеру. Я думала, что мы хотя бы проведем вместе вечер, что будут цветы, скрипки, но мне не удалось от него отвязаться. Ну, тогда я подумала, а, хрен с ним, в койку — так в койку, если уж он такой похотливый япошка. Ну, я и дала ему.
Калли покачал головой и сказал:
— Ты трахнулась не с тем япошкой.
На какое-то мгновение в глазах ее одновременно промелькнули ужас и изумление. И тут она разразилась смехом. Смеялась она от души. Все еще заливаясь смехом, она повалилась на софу, и из-под задравшегося кимоно выглянуло ее обнаженное белое бедро. В этот момент Калли был просто очарован ею. Но он озабоченно помотал головой: ситуация была серьезной. Он подошел к телефону и набрал номер квартиры Дейзи. Первое, что сказала ему Дейзи, было: “Больше никаких супов”. Калли сказал ей, чтобы она перестала дурачиться и приезжала в отель. Что дело крайне важное, и чтобы она поторопилась. Потом он позвонил Гроунвельту и объяснил ему ситуацию. Гроунвельт ответил, что сейчас же подойдет. Все это время Калли молил судьбу, чтобы не появился Фуммиро.
Через четверть часа Гроунвельт и Дейзи уже были в номере Ниигеты. Воспользовавшись встроенным баром Линда приготовила выпить Калли, Ниигете и себе. Она все еще улыбалась. Гроунвельт был с ней обворожителен.
— Сожалею, что так все произошло, — сказал он. — Но немного терпения, и мы все устроим, как надо.
Потом он повернулся к Дейзи:
— Объясни господину Ниигете в точности все, что произошло. Что женщина предназначалась для господина Фуммиро. Скажи ему, что господин Фуммиро дико влюблен в нее и что он вышел для того, чтобы купить себе новый костюм, специально для встречи с нею.
Ниигета слушал внимательно, на губах его играла его обычная широкая улыбка. Но теперь в его глазах появилось легкое беспокойство. Он что-то спросил у Дейзи по-японски, и Калли обратил внимание на легкое предупредительное шипение в его речи. Тут Дейзи что-то стала быстро-быстро говорить ему по-японски. Слушая ее, Ниигета продолжал улыбаться, но постепенно улыбка сходила на нет, и когда она закончила говорить, он свалился на пол, потеряв сознание.
Дейзи не растерялась. Она схватила бутылку виски и налила чуть-чуть ему в глотку, потом она помогла ему подняться и довела его до софы. Линда смотрела на него с жалостью. Ниигета размахивал руками и что-то с жаром говорил. Дейзи пожала плечами и объяснила:
— Он говорит, что теперь его карьере пришел конец. Он говорит, что господин Фуммиро прогонит его. Что из-за него господин Фуммиро оказался в очень глупом положении.
Гроунвельт кивнул.
— Скажи ему, чтобы просто держал язык за зубами. Скажи, что я договорюсь, чтобы его положили на денек в больницу, потому что он плохо себя почувствовал, а затем он полетит в Лос-Анджелес для дальнейшего лечения. А господину Фуммиро мы придумаем что сказать. И пусть не вздумает никому об этом рассказывать, никогда, а мы позаботимся, чтобы господин Фуммиро ничего не узнал.
Дейзи переводила, а Ниигета кивал. Его вежливая улыбка снова вернулась к нему, но теперь она напоминала скорее страдальческую гримасу.
Гроунвельт повернулся к Калли.
— Ты и мисс Парсонс останетесь здесь и дождетесь Фуммиро. Ведите себя так, будто ничего не произошло. О Ниигете я позабочусь. Здесь мы не можем его оставить; когда он увидит своего босса, то снова плюхнется в обморок. Я переправлю его отсюда.
А дальше все было так. Когда Фуммиро, наконец, появился, час спустя, то обнаружил, что Линда Парсонс, переодевшаяся с дороги и накрашенная, ожидает его в компании с Калли. Фуммиро был тут же сражен насмерть, и Линду Парсонс, похоже, очаровала его привлекательная внешность, но она проявляла чувства с такой невинностью, обладать которой могла лишь инженю, играющая в ТВ-вестернах.
— Надеюсь, вы не будете возражать, — сказала она, — но я поселилась в номере вашего друга, чтобы я могла быть всегда рядом. Так мы сможем больше времени проводить вместе.
Фуммиро понял, к чему она клонит. Ведь она не какая-нибудь девка, чтобы сразу же перейти в его номер. Сначала нужно, чтобы к ней пришло чувство. Широко улыбнувшись, он ответил:
— Ну конечно, конечно!
Калли вздохнул с облегчением. Линда разыгрывала свои карты именно так, как надо. После того, как он попрощался с ними, он еще какое-то время поболтался в коридоре, прислушиваясь. Через несколько минут раздались музыка и пение: это Фуммиро играл на пианино, а Линда пела.
В течение следующих трех дней у Фуммиро и Линды Парсонс был классический, почти геометрически совершенный роман по-лас-вегасски. Они были без ума друг от друга и каждую минуту проводили вместе. В постели, за игорными столами, где удача могла улыбнуться им, а могла и нет; они вместе бродили по модным салонам и бутикам Стрипа. Линда полюбила японский суп, подаваемый к завтраку, и ей нравилось как Фуммиро играет на пианино. Фуммиро нравились в Линде ее светлая кожа и светлые волосы, молочная белизна ее чуть полноватых бедер, ее длинные ноги, ее мягкие большие груди. Он даже сказал Калли, когда они беседовали наедине, что из Линды вышла бы великолепная гейша. А Дейзи потом объяснила, что такой человек как Фуммиро вряд ли мог польстить женщине больше, сделав такой комплимент. Фуммиро, кроме того, утверждал, что Линда приносит ему удачу за игорным столом. К моменту, когда ему нужно было уезжать, он проиграл всего лишь двести тысяч из того миллиона наличными, в американских долларах, что он положил на депозит в сейф казино. В эту сумму входили норковая шуба, кольцо с бриллиантом, лошадь породы “Паломино” и Мерседес, которые он купил Линде Парсонс. В общем, отделался он легко. Не будь Линды, он с большой вероятностью спустил бы в баккару по меньшей мере полмиллиона, а возможно, и весь свой миллион.
Поначалу Калли думал, что Линда, возможно, проститутка высшего класса: так профессионально она работала. Но уже после отъезда Фуммиро, перед тем, как ей лететь в Лос-Анджелес вечерним рейсом, он пригласил ее на обед.
— Он такой интересный парень, — говорила она. — Я полюбила этот суп на завтрак и его игру на пианино. А в постели он просто великолепен. Неудивительно, что японские женщины делают все для своих мужчин.
Калли улыбнулся:
— Не думаю, что дома он так же ведет себя со своими женщинами, как это было с тобой.
Линда вздохнула.
— Да, я знаю. И все же это было здорово. Ты знаешь, он меня фотографировал и сделал, наверное, несколько сотен снимков. Думаешь, мне это надоело? Наоборот, мне жутко нравилось, когда он меня снимал. И я его тоже фотографировала. Он такой интересный мужчина.
— И весьма богатый.
Линда пожала плечами.
— Я и раньше бывала с богатыми. И сама я неплохо зарабатываю. Но он был как… как маленький мальчик. Хотя, вообще-то, мне не понравилось, как он играет. Бог ты мой! На то, что он проигрывает в один вечер, я могла бы жить десять лет!
Тут Калли подумал: “Да неужели?” И немедленно стал обдумывать план, как сделать так, чтобы Фуммиро и Линда Парсонс больше никогда не встретились. А вслух сказал, криво улыбнувшись:
— Ну да, мне просто больно было наблюдать, как его это расстроило. Это может отвратить его от игры.
Линда усмехнулась.
— Вот именно, — сказала она. — Спасибо тебе за все. Это были одни из лучших дней в моей жизни. Может быть, увидимся когда-нибудь.
Он понимал, что она имеет ввиду, но тем не менее сказал просто:
— Когда появится у тебя йена-другая для Вегаса, позвони мне. Все, кроме кредиток, за счет отеля.
С легкой обидой в голосе она ответила:
— Как ты думаешь, Фуммиро позвонит мне, когда приедет сюда в следующий раз? Я дала ему свой телефон в Эл-Эй. Я даже сказала ему, что прилечу к нему в отпуск, в Японию, как только мы закончим съемки, и он сказал, что будет очень рад, и чтобы я сообщила ему, когда соберусь. Но сказал он это как-то без большого энтузиазма.
Калли покачал головой.
— Японцы не любят, когда женщина ведет себя чересчур агрессивно. А уж такой кит, как Фуммиро, и подавно. Так что тебе лучше пока не дергаться и играть по маленькой.
— Наверное, ты прав, — и она вздохнула.
Он отвез ее в аэропорт, и перед тем, как она села в самолет, поцеловал ее в щечку.
— Когда Фуммиро снова приедет, я тебе позвоню, — пообещал он.
Вернувшись в Занаду, Калли поднялся в жилой номер Гроунвельта.
— Существует такая вещь, как слишком хорошее отношение к игроку, — сказал он, скривившись.
— Не стоит переживать. Нам не нужен весь его миллион на такой ранней стадии. Но ты прав. Эта актриса не того сорта женщина, чтобы можно было ее подбрасывать игрокам. С одной стороны, жадности в ней мало. А с другой — слишком она прямолинейна. И к тому же умна, а это хуже всего.
— Откуда вы знаете?
Гроунвельт улыбнулся:
— Но ведь я прав?
— Разумеется, — ответил Калли. — Когда Фуммиро приедет снова, я сделаю все, чтобы они не встретились.
— Это не понадобится, — сказал Гроунвельт. — У таких парней, как он, предостаточно силы. То, что она способна дать, ему не нужно. Более, чем однажды. Один раз — это в кайф. Но на этом все и закончилось. Если в это было нечто большее, он, когда уезжал, проявил бы к ней больше внимания.
Калли слегка обалдел.
— Мерседес, норковая шуба и кольцо с бриллиантом? Это называется проявить мало внимания?
— Именно, — сказал Гроунвельт.
И он оказался прав. Когда в следующий раз Фуммиро приехал в Вегас, он так и не спросил о Линде Парсонс. И на этот раз он оставил-таки свой миллион наличными за игорными столами Занаду.
Глава 19
Самолет влетел в утро нового дня, и стюардесса стала развозить кофе. Чемоданчик находился по-прежнему у него под боком. Покончив с едой, он посмотрел в окно и увидел на горизонте стальные башни Нью-Йорка. Зрелище это всегда рождало в нем чувство ужаса. Как в Вегасе, насколько хватало глаз, вокруг простиралась пустыня, — так здесь на протяжении миль вздымался к небу густой, казавшийся бесконечным, лес из стали и стекла, рождая в нем чувство отчаяния.
Самолет клюнул носом и медленно и грациозно накренился влево, делая широкую дугу над городом, а затем резко пошел вниз, и небо превратилось из белого в голубое, и вот уже он помчался сквозь наполненный солнцем воздух по серому бетону взлетно-посадочной полосы. При посадке самолет тряхнуло с достаточной силой, чтобы те пассажиры, что все еще спали, проснулись.