Страница:
Вот вам передовые журналисты страны — и с такими предвзятыми умами! Я ответил на их вопросы, но у них нет мужества, опубликовать собственное интервью в своих газетах! Они опасаются правительства, они опасаются публики, и, возможно, они опасаются сами себя — «Что скажут другие?»... потому что вы выслушивали весь тот разгром журналистов — и не произнесли ни слова...
Глядя на них... в конце концов, я решил не глядеть на них, потому что зрелище было таким жалким... Я просто вообще забыл о них. Я глядел на моих людей — они непредвзяты, открыты, доступны: и если восточный ветер придет к ним, они порадуются в его прохладе.
В Индии восточный ветер — символ особый, в нем есть свой смысл. С востока приходит наиболее прохладный ветер, он здорово успокаивает сердце, прекрасно освежает все ваше существо. Но он не может ничего принести трупу, не может дать ему ни прохлады, ни свежести. Напротив, труп передаст прохладному ветру свое отвратительное зловоние.
Будда говорит: «Один порыв восточного ветра, и сгибаются мириады былинок». Дхарма, проповедованная Буддой, подобна этому.
Если бы у него было намерение принести пользу во всех сферах, тогда это было бы эгоистическое проповедование дхармы.
Будда проповедует безо всякого намерения. Он проповедует тем же способом, что и цветы, выпускающие свой аромат — безо всякого намерения. Даже в лесной глуши, куда никто никогда не заходит, когда цветок раскрывает лепестки, он выпускает свой аромат. Здесь нет ожидания кого-то, кто оценит. Это не умышленно. Это спонтанно.
Да Хуэй, по крайней мере, в этом пункте, прав — и он прав, возможно, потому, что сам он учит с целью изменить людей, принести пользу во всех сферах.И он начинает немного осознавать тот факт, что сам он не знает этого; он слыхал об этом, и он достаточно умен, чтобы суметь оформить это интеллектуально — систематизированно, логически и рационально. Но нельзя дурачить себя долго. Раньше или позже человек понимает: то, что я говорю, не является моим опытом, потому что мои поступки не подтверждают, что они исходят от просветленного существа.
Желать заставить мириады существ обрести избавление в соответствии с их складом — разве это не невозможно, в конце концов? Разве вы не читали, как Шарипутта на ассамблее, где проповедовалась совершенная мудрость, спросил у Манджушри...Эти двое — очень близкие ученики Гаутамы Будды, возможно, самые ученые. Но они отбросили всю свою ученость. Диалог между ними нужно изучать очень подробно, очень бережно, потому что это пример того, как буддийские просветленные люди беседовали друг с другом веками. В буддизме это нечто особенное, ни в какой другой религии такое невозможно. Оба они существа просветленные.
Шарипутта спросил: Разве не все будды, татхагаты пробуждены к сфере истины?Он знает ответ, но он просто спрашивает у Манджушри, который только что стал просветленным.
Манджушри сказал: Нет, Шарипутта. Даже будд нельзя найти: как же тогда могли бы существовать будды, которые пробуждаются к сфере истины?
Вопрос был именно такой, чтобы испытать, насколько глубоко Манджушри вошел в свое просветление. И Манджушри демонстрирует потрясающее прозрение. Он говорит: «Когда вы становитесь просветленным, вас нет больше. Вы не находите будду. Вы больше не личность, вы только присутствие. А если будды нет, как же тогда можно обнаружить какую-нибудь истину? Кто будет обнаруживать? Искателя, исследователя, открывателя больше нет — кто же обнаружит истину?
«Даже сферу истины нельзя обнаружить: как же тогда она могла бы постигаться буддами?»То, что не может быть обнаружено, безусловно, не может быть и постигнуто.
Да Хуэй не понимает замысла этого небольшого диалога. Он думает: Видите, как ловко эти двое подстрекают друг друга.Ловкость здесь ни при чем; дело не в подстрекании друг друга! Шарипутта просто старается выяснить, какова же глубина просветления у Манджушри — и он совершенно удовлетворен.
Просветление означает: вы становитесь только присутствием — и это самое присутствие и есть истина. Тут нет двух лиц — открывателя и открытого; искатель растворился, а осталось только чистое осознание — без индивидуальности, без личности, без эго. Это самое присутствие и есть истина. Не бывает иной истины, кроме вашего осознания.
Но Да Хуэй не говорит, что Шарипутта чрезвычайно удовлетворен тем, что Манджушри достиг этой глубины. Его вопрос — не любопытство; его вопрос был задан для измерения глубины. Манджушри только что прошел через трансформацию; а это было обычной практикой среди учеников Будды: когда кто-то становится просветленным, все остальные просветленные задают ему странные вопросы — но не потому, что они не знают ответа; они хотят услышать ответ от человека, который только что вступил в вечный источник жизни.
Но Да Хуэй оставил диалог незавершенным. Шарипутта доволен сверх ожидания, и он говорит Манджушри: «Вот ты и достиг! Теперь больше нет ничего, идти дальше некуда. Ты обнаружил свою подлинную реальность». Поскольку Да Хуэй не говорит этого, он, по-моему, не понял цели диалога.
Когда же настраивали они свои умы на что-нибудь?
Он все еще не может представить пространство не-ума. Он остается в уме. Время от времени он подходит к самой границе ума, но потом снова возвращается; он не переступает ее. Например, этот диалог мог бы помочь ему выйти из ума.
Нет будд в просветлении; нет постижения истины в просветлении, но лишь чистое присутствие, чистая жизнь, чистое сознание — но это и есть то, что мы называем буддой, то, что мы называем истиной.
Но у Да Хуэя подход через интеллект и ум, поэтому он заканчивает комментарием: Видите, как ловко эти двое подстрекают друг друга. Когда же настраивали они свои умы на что-нибудь? Все будды, все патриархи с древнейших времен владели подобным стилем помощи людям.
Они не помогают людям. В этом диалоге нет и речи о помощи, потому что оба они просветленные.
Есть миллионы диалогов... таких прекрасных. Мне хочется иногда просто рассказать о тех диалогах, которые происходили между просветленными людьми.
Например, Линь Цзи стоит на мосту со своим мастером. Он говорит: «Мастер, а верно ли, — поскольку Будда говорит, что все есть поток, — что мы стоим на мосту, который находится в потоке? Это опасно. Река движется, это верно, но мост не движется».
Мастер стукнул Линь Цзи и сказал ему: «Идиот! Река не движется, движется мост. Медитируй над этим!» И Линь Цзи пришлось медитировать над этим, и он понял: в определенной тишине мост тоже движется, но очень медленно. Говорить, что река движется, бессмысленно, потому что сам смысл слова «река» — движение; сказать «движение движется» — это абсурд. Но мост, который выглядит устойчивым и неизменным, стареет. Однажды он разрушится. Это не проворный бегун — очень медленное движение, настолько медленное, что его нельзя заметить.
Он возвратился к мастеру и сказал: «Прости меня. Река не движется, движется мост. Река означает движение, поэтому нет смысла говорить, что она движется. Настоящий вопрос — это мост».
И мастер сказал: «Тебе удалось увидеть. При правильном взгляде даже горы движутся, даже звезды движутся, потому что все пребывает в потоке. Река движется так быстро, что ты можешь увидеть это, но в том, что ты можешь видеть, не велико достижение... до тех пор, пока ты не начнешь замечать, что происходит и такое, чего ты не осознаешь».
Это уже их далекие потомки утратили суть школы и учредили собственные индивидуальные секты...Он сам принадлежит к индивидуальной секте, и он говорит: Это уже их далекие потомки утратили суть школы...
Он знает это по своему собственному внутреннему ощущению: он тоже утратил суть, и он тоже стал частью секты... которая занимается странными вещами и стряпает чудеса.
Но, кажется, он становится немного бдительнее к ситуации; для этого есть все возможности, потому что, каким бы спящим человек ни был, он должен пробудиться раньше или позже.
Я бы очень хотел видеть, что Да Хуэй... прежде чем он закончит свои сутры, я бы очень хотел иметь право сказать вам, что он пришел домой.
Он много блуждал; он сходил с пути много раз; он совершал огромные ошибки, но все это можно простить, если он возвратится домой. Если он постигнет хотя бы в последней сутре сущность просветления, тогда все остальное можно простить.
Человек очень слаб, очень уязвим. Да Хуэй — не исключение. Когда он назвал Гаутаму Будду «варваром», он был дальше, чем когда-либо от постижения — он заблудился в джунглях. Назвать Будду варваром означает, что для человека уже нет надежды — никогда. Будда является великой надеждой в том смысле, что он показал, что сокрыто в человеческом существе, и он показал это более ясно, чем кто бы то ни было в мире.
Бертран Рассел вспоминает... Он прожил долгую жизнь, почти целое столетие, и повидал многое — это была долгая жизнь, полная великих перемен, революций, войн.
Его воспитывали с самой фанатичной христианской подготовкой, но он был человек потрясающего разума и отваги. Он отбросил всю эту подготовку, потому что он заглянул в Библию с открытым умом — не как христианин — и обнаружил столько глупых утверждений, что должен был написать книгу: «Почему я не христианин».
Но он отмечает в своей автобиографии: «Хотя я и отверг почти всю свою подготовку, эта задача невыполнима — даже после отброшенной подготовки кое-где до сих пор еще остались следы. Я осознал эти следы, когда читал Гаутаму Будду; я был безмерно удовлетворен — он является величайшим человеком, который ступал по земле. Но тут внезапно я ощутил в себе неудобство — как это кто-то может быть выше, чем Иисус Христос. И я был ошеломлен: а я-то полагал, что я больше не христианин!
Он критиковал Иисуса по многим пунктам, и с такой ясной логикой, что ни один христианский теолог не был в состоянии ответить ему! У него очень ясные вопросы.
Например, он говорит: «Иисус много говорит о сострадании, любви: возлюбите ваших врагов, возлюбите ваших ближних — что является даже более трудным, потому что враги живут где-то далеко — вам обычно нет дела до них; но ближние — это самые близкие враги, они беспрерывно изводят вас теми или иными способами».
Христиане зовут Иисуса князем миролюбия, но Бертран Рассел находит в Библии инциденты, которые доказывают, что Иисус не был человеком миролюбивым. И он попадается на очень глупых инцидентах, которые нельзя ни оправдать, ни объяснить.
Однажды они проголодались — он и его последователи, — потому что горожане отказали им в пище. Иисус был так разгневан, что когда приблизился к фиговому дереву... то был не сезон фиг, и на дереве не было никаких плодов, но он был настолько слеп в гневе, что проклял дерево: «Ты навсегда усохнешь, потому что единородный сын Божий подошел к тебе, а ты не приготовило плодов — не приветствуешь его».
Бертран Рассел говорит: «Интеллектуально я понимаю прекрасно, что Гаутама Будда является, видимо, высочайшим выражением; Иисус несравним с ним. Но где-то глубоко внутри я ничего не мог поделать... самое большее, что мне удавалось, — сказать, что оба они равны. Я не мог поместить Иисуса Христа ниже, чем Гаутаму Будду, зная прекрасно, что Гаутама Будда гораздо выше». Но это лишь интеллектуальное понимание. Религиозная подготовка уходит в бессознательное, а бессознательное впадает в беспокойство, пока вы не удовлетворите его. Только когда он согласился, что, возможно, оба они равного статуса, беспокойство исчезло.
И это говорит человек очень разумный, гениальный — не только по отношению к миру, но и по отношению к себе тоже. Он наблюдает, как функционирует его ум. Его интеллект говорит, что это совершенно точно, но его бессознательное ощущает беспокойство. Бессознательное в девять раз больше сознания, и ощущать беспокойство бессознательного — это своего рода болезнь, тошнота. Чтобы успокоиться, он соглашается, что оба, Будда и Иисус, равны, — и тотчас же беспокойство исчезает.
Да Хуэй интеллектуал. Назвав Будду варваром, раньше или позже он должен сообразить, что зашел слишком далеко — и что это слишком уродливо.
Я надеюсь, что он возвратится. Даже если он вернется в последний миг своей жизни, все остальное можно простить. Прощать — это по-человечески... Древняя поговорка гласит: «Человеческое — это заблуждаться, а божественное — это прощать». Я хочу немного изменить ее: «Человеческое — это заблуждаться, еще более человеческое — это прощать». Зачем без нужды вставлять сюда божественное? Научный ум всегда старается использовать как можно меньше гипотез.
Маниша спросила вчера вечером, видя, что Да Хуэй не обрел великое сокровище просветления: «Мы можем закончить лекции по Да Хуэю сегодня вечером?..
Я сказал: «Нет, потому что это будет несправедливо. Я громил его. Если он способен возвратиться домой, мне бы хотелось сказать о нем и доброе слово; поэтому я пройду через все сутры».
Я не знаю, что еще встретится в них. Но человек, пусть даже он интеллектуал... если он не останавливается, то рано или поздно он должен будет признать, что колесит по кругу. Есть намного большее, чем этот беспрерывный круг, но это намного большее можно увидеть, только если вы выйдете за пределы круга, как свидетель. И, я думаю, он способен — потому что каждый способен.
Вопрос лишь в том, когда вы обратитесь внутрь, когда вы отбросите свои претензии и лицемерие.
Так что я подожду две недели — она говорит, там наберется сутр еще на две недели. Если он собьется с пути, он будет бит. Но по моему ощущению, человек заинтересованный может сообразить в какой-то момент: то, чем он занимается, есть лишь интеллектуальная гимнастика, — и это может оказаться поворотным пунктом в его жизни. Если так случится, то вся эта серия по Да Хуэю станет чрезвычайно важной, поскольку она будет историей каждого человека: скитания, потеря пути, возвращение на путь, падения снова и снова, — но все же он, наконец, становится светом самому себе.
Я тоже почувствую облегчение, потому что мне не нравится никого бить. Если я увижу, как он возвращается с пониманием просветления на собственном опыте, я тоже буду чувствовать себя хорошо: «Этого человека стоило бить. Ты не колотил простого, обыкновенного идиота — он был необыкновенным!»
Я не знаю, что произойдет за эти две недели. Все зависит от Да Хуэя — сколько раз он намерен сбиться с пути, и есть ли у него потенциал к постижению, или он умрет без постижения.
Будет досадно, если он умрет без просветления. Мне хотелось бы этого празднования... и я надеюсь, что этот человек способен.В любой миг может наступить поворотный пункт, и в любой миг его внутреннее пламя может ярко вспыхнуть. Поэтому вам придется потерпеть Да Хуэя, по крайней мере, еще недели две.
—Хорошо, Маниша?
— Да, Мастер.
14. ЯСНОСТЬ
Возлюбленный Мастер,
В наши дни есть такие шарлатаны, чья собственная точка зрения не подлинна: они просто обучают людей контролировать свой ум и спокойно сидеть, сидеть до тех пор, пока дыхание не прекратится. Я называю это жалким жребием. Я прошу вас медитировать именно этим способом, но если я и обучаю вас так, то только потому, что нет другого выбора...
Старый Шакьямуни Будда сказал: «Этот путь — хорошо, и не этот путь — тоже хорошо; этот путь или не этот путь — все хорошо».
Берись прямо за корень, не беспокойся о ветвях. Пройдет долгое, долгое время, и все образуется; не переживай, что ты не можешь обрести единство. Работай дальше над этим!
Философ говорит об истине.
Мистик является истиной.
И есть глубокое различие — разговаривать об этом или быть этим.
Безусловно, люди, которые достигли состояния, когда они сами суть истина, тоже могут говорить, но их слова вибрируют на совершенно ином уровне и можно очень хорошо видеть, что они не исходят от ума.
Они исходят от абсолютного ничто.
Они несут с собой что-то от ничто.
Вы не можете ухватить это, но можете почувствовать... очень тонкое благоухание... вы не можете увидеть его, но можете вдыхать его запах. Возможно, вы не в состоянии доказать это, но сами вы знаете — это абсолютно достоверно.
Затруднение Да Хуэя в том, что с самого начала он принимает точку зрения интеллектуала. Если бы он был просто заурядным интеллектуалом, удовлетворенным своим интеллектом и своими концептуализациями, тут не было бы проблемы. Но есть какая-то его часть, которая не просто хочет жить заимствованным знанием. Какая-то часть его стремится понять, пережить и знать эту тайну непосредственно.
В этом его дилемма, и он беспрерывно перескакивает от одной части к другой части. По мере нашего дальнейшего изучения его сутр я все больше ощущаю надежду, что его мистическая часть — это победная основа. Его интеллект тащится позади — хотя еще не сдается. Первая сутра:
Я даю тебе имя Чжань-Жань — «полная ясность». Патриарх сказал: «Пока существует ментальное различение и расчетливое суждение, все восприятия собственного ума — это сновидения. Если ум и сознание недвижимы и потухли, и в них нет ни единой будоражащей мысли, — это называется правильным осознанием».
Прежде всего: ясность всегда бывает полной. Иной ясность быть не может. Полная ясность — это понятие не имеет смысла. Это вроде того, как кто-то говорит вам: «Я люблю тебя очень, очень сильно». На самом деле вы не можете любить меньше и не можете любить больше. Любовь не относится к миру количества; поэтому «меньше» и «больше» — неуместны. Вы можете или любить или не любить. Как вы можете любить меньше, и как вы можете любить больше? Тем не менее, люди продолжают говорить: «Я люблю тебя очень сильно», — не видя огромного заблуждения: любовь — это качество, а не количество. Качество либо присутствует, либо не присутствует. «Больше» или «меньше» принадлежит миру количества.
Английское слово matter(материя) и французское слово metrerпроисходят от санскритского слова матра,что означает «количество». То, что можно измерить, есть материя; материя просто означает измеримое — а то, что не может быть измерено, то, что за пределами территории количества, есть сознание.
Он говорит: Я даю тебе имя Чжань-Жань.Он, очевидно, посвящает кого-то в саньясу и дает ему имя Чжань-Жань, которое означает «полная ясность». Но он не понимает того, что ясность всегда полная; она не бывает никогда меньше и никогда больше. Ничто не может быть добавлено к ней, и ничто не может быть отнято от нее.
Это и есть трудности интеллектуального понимания. Кажется, что вам все понятно, и все же вы продолжаете где-то упускать суть. Интеллектуалы стараются всеми силами быть настолько же глубокими, как и мистики, но их глубина смехотворна.
Я вспомнил одну древнюю притчу. Великий лучник — он был к тому же королем своей страны — проезжал через деревню в своей золотой колеснице и с изумлением увидел, что на каждом дереве установлена мишень и стрела или много стрел попали точно в яблочко. Это был круг, и каждая стрела была точно в центре; не было ни единого промаха, и почти на каждом дереве в мишени было по нескольку стрел. Он поверить не мог, что в этой небольшой деревушке был такой великий лучник. Он остановил свою колесницу и осведомился о лучнике. Человек, у которого он спрашивал, рассмеялся. Он сказал: «Да это же идиот! Не стоит, и думать о нем!»
Но король сказал: «Ты не понимаешь. Возможно, он идиот — меня это не интересует; но он более искусный лучник, чем я, это уж точно. Мне хочется увидеть его».
Собралась толпа, завидя короля; все смеялись и говорили: «Пустая затея. Тот парень действительно дурак».
Но король не мог понять, как это идиот умудряется делать такие хорошие выстрелы, совершенно безупречные. Он сказал: «Прекратите смеяться и позовите этого человека!» Юношу привели к нему; тот выглядел глупым, недоразвитым. Король был тоже озадачен. Он спросил юношу: «В чем твой секрет?»
Юноша спросил: «Какой секрет?»
Король показал ему, что каждая стрела вонзилась точно в середину круга.
Юноша рассмеялся. Он сказал: «Я не могу лгать тебе. Истина в том, что сначала я пускаю стрелу, а потом уже черчу круг. Естественно, сто процентов... Неважно, куда летит стрела; куда бы она ни залетела, я черчу круг после выстрела. Каждый, кто проезжает через эту деревню, поражается великому искусству. Я помалкиваю, я никогда не рассказываю правды никому, но ты — король и я не могу лгать тебе».
Таково в точности положение интеллектуалов. Они выдающиеся лучники — только сперва они пускают стрелу, а затем рисуют мишень. Для тех, кто не знает их метода и их стратегии, их искусство выглядит совершенством.
И вот, нарекая ученика именем «полная ясность», он даже и предположить не может, что делает что-то не то. Он не знает из опыта, что такое ясность, иначе он никогда бы не давал это имя — «полнаяясность». Ясности достаточно самой по себе.
Патриарх сказал: «Пока существует ментальное различение и расчетливое суждение, все восприятия собственного ума — это сновидения. Если ум и сознание недвижимы и потухли, и в них нет ни единой будоражащей мысли — это называется правильным осознанием».
Когда он цитирует, то почти всегда прав — но лишь до тех пор, пока это цитата. Это не его слова. Я перехожу к его словам — и вы сразу увидите, как интеллектуал опускается гораздо ниже мистика и его опыта. Вот его собственные слова:
В наши дни есть такие шарлатаны, чья собственная точка зрения не подлинна: они просто обучают людей контролировать свой ум и спокойно сидеть, сидеть до тех пор, пока дыхание не прекратится. Я называю это жалким жребием. Я прошу вас медитировать именно этим способом,который он называет жалким, — но если я и обучаю вас так, то только потому, что нет другого выбора...»
Вы видите глупость нашей интеллектуальной попытки понять то, что за пределами? Он обучает людей медитации этого рода — и считает, что он прав. А когда другие обучают точно такого же рода медитации, то это «жалкий жребий», эти люди «шарлатаны».
До чего же трудно спасти его. Во-первых, если это та же медитация, которую сам он преподает, то на каком основании он называет шарлатанами других — тех, кто преподает ту же самую медитацию? Он никоим образом не объясняет, почему они не подлинны — ведь их учение о медитации такое же самое, как и его собственное.
И во-вторых, он говорит: «Мне приходится обучать этим способом только потому, что нет другого выбора».Это тоже абсолютно неверно: есть сотни методов медитации — но он никогда не медитировал. Однако среди интеллектуалов всегда есть определенное соперничество, своего рода состязание, своего рода ревность.
Вы, очевидно, видели собак, облаивающих друг друга без всякой причины; они просто не в силах противиться искушению. Как только собака видит другую собаку, то немедленно обе они принимаются лаять.
Я слышал историю об одном псе... Он привык жить в Варанаси, святом месте индусов. Но все шли в Нью Дели, поэтому он спросил: «В чем дело? Почему все идут в Нью Дели?» И он выяснил, что те, кто были представителями народа, шли в Дели, чтобы стать членами парламента. Тогда и он собрал большую стаю собак — а он был самым большим псом и мог лаять лучше всех остальных собак, — и, естественно, он был избран лидером. Он предупредил собак из Дели заранее: «Меня выбрали от Варанаси, и я иду. Это займет почти целый месяц, потому что я буду идти пешком от Варанаси до Нью Дели». Но он прибыл через три дня.
Собаки из Нью Дели были просто ошеломлены. Они поверить не могли, что путешествие в один месяц... «Как же тебе удалось проделать его в три дня?» Он сказал: «Вы не знаете нашего народа! Собаки не оставляли меня в покое нигде. Эти три дня я бежал безостановочно. Собаки из одной деревни сопровождали меня лаем, а к тому времени, когда я добирался до другой деревни, новая стая собак уже сопровождала меня. Времени не было ни на что — ни отдохнуть, ни поспать, ни поесть, ни попить. Весь путь я бежал и бежал».
Собаки сказали: «Это одно из наших важнейших свойств. Так и сказано в наших святых писаниях, что интеллектуалы рождаются собаками». Это их прежняя привычка — облаивать друг друга... Они позабыли все, но лай — это сама их душа.
Глядя на них... в конце концов, я решил не глядеть на них, потому что зрелище было таким жалким... Я просто вообще забыл о них. Я глядел на моих людей — они непредвзяты, открыты, доступны: и если восточный ветер придет к ним, они порадуются в его прохладе.
В Индии восточный ветер — символ особый, в нем есть свой смысл. С востока приходит наиболее прохладный ветер, он здорово успокаивает сердце, прекрасно освежает все ваше существо. Но он не может ничего принести трупу, не может дать ему ни прохлады, ни свежести. Напротив, труп передаст прохладному ветру свое отвратительное зловоние.
Будда говорит: «Один порыв восточного ветра, и сгибаются мириады былинок». Дхарма, проповедованная Буддой, подобна этому.
Если бы у него было намерение принести пользу во всех сферах, тогда это было бы эгоистическое проповедование дхармы.
Будда проповедует безо всякого намерения. Он проповедует тем же способом, что и цветы, выпускающие свой аромат — безо всякого намерения. Даже в лесной глуши, куда никто никогда не заходит, когда цветок раскрывает лепестки, он выпускает свой аромат. Здесь нет ожидания кого-то, кто оценит. Это не умышленно. Это спонтанно.
Да Хуэй, по крайней мере, в этом пункте, прав — и он прав, возможно, потому, что сам он учит с целью изменить людей, принести пользу во всех сферах.И он начинает немного осознавать тот факт, что сам он не знает этого; он слыхал об этом, и он достаточно умен, чтобы суметь оформить это интеллектуально — систематизированно, логически и рационально. Но нельзя дурачить себя долго. Раньше или позже человек понимает: то, что я говорю, не является моим опытом, потому что мои поступки не подтверждают, что они исходят от просветленного существа.
Желать заставить мириады существ обрести избавление в соответствии с их складом — разве это не невозможно, в конце концов? Разве вы не читали, как Шарипутта на ассамблее, где проповедовалась совершенная мудрость, спросил у Манджушри...Эти двое — очень близкие ученики Гаутамы Будды, возможно, самые ученые. Но они отбросили всю свою ученость. Диалог между ними нужно изучать очень подробно, очень бережно, потому что это пример того, как буддийские просветленные люди беседовали друг с другом веками. В буддизме это нечто особенное, ни в какой другой религии такое невозможно. Оба они существа просветленные.
Шарипутта спросил: Разве не все будды, татхагаты пробуждены к сфере истины?Он знает ответ, но он просто спрашивает у Манджушри, который только что стал просветленным.
Манджушри сказал: Нет, Шарипутта. Даже будд нельзя найти: как же тогда могли бы существовать будды, которые пробуждаются к сфере истины?
Вопрос был именно такой, чтобы испытать, насколько глубоко Манджушри вошел в свое просветление. И Манджушри демонстрирует потрясающее прозрение. Он говорит: «Когда вы становитесь просветленным, вас нет больше. Вы не находите будду. Вы больше не личность, вы только присутствие. А если будды нет, как же тогда можно обнаружить какую-нибудь истину? Кто будет обнаруживать? Искателя, исследователя, открывателя больше нет — кто же обнаружит истину?
«Даже сферу истины нельзя обнаружить: как же тогда она могла бы постигаться буддами?»То, что не может быть обнаружено, безусловно, не может быть и постигнуто.
Да Хуэй не понимает замысла этого небольшого диалога. Он думает: Видите, как ловко эти двое подстрекают друг друга.Ловкость здесь ни при чем; дело не в подстрекании друг друга! Шарипутта просто старается выяснить, какова же глубина просветления у Манджушри — и он совершенно удовлетворен.
Просветление означает: вы становитесь только присутствием — и это самое присутствие и есть истина. Тут нет двух лиц — открывателя и открытого; искатель растворился, а осталось только чистое осознание — без индивидуальности, без личности, без эго. Это самое присутствие и есть истина. Не бывает иной истины, кроме вашего осознания.
Но Да Хуэй не говорит, что Шарипутта чрезвычайно удовлетворен тем, что Манджушри достиг этой глубины. Его вопрос — не любопытство; его вопрос был задан для измерения глубины. Манджушри только что прошел через трансформацию; а это было обычной практикой среди учеников Будды: когда кто-то становится просветленным, все остальные просветленные задают ему странные вопросы — но не потому, что они не знают ответа; они хотят услышать ответ от человека, который только что вступил в вечный источник жизни.
Но Да Хуэй оставил диалог незавершенным. Шарипутта доволен сверх ожидания, и он говорит Манджушри: «Вот ты и достиг! Теперь больше нет ничего, идти дальше некуда. Ты обнаружил свою подлинную реальность». Поскольку Да Хуэй не говорит этого, он, по-моему, не понял цели диалога.
Когда же настраивали они свои умы на что-нибудь?
Он все еще не может представить пространство не-ума. Он остается в уме. Время от времени он подходит к самой границе ума, но потом снова возвращается; он не переступает ее. Например, этот диалог мог бы помочь ему выйти из ума.
Нет будд в просветлении; нет постижения истины в просветлении, но лишь чистое присутствие, чистая жизнь, чистое сознание — но это и есть то, что мы называем буддой, то, что мы называем истиной.
Но у Да Хуэя подход через интеллект и ум, поэтому он заканчивает комментарием: Видите, как ловко эти двое подстрекают друг друга. Когда же настраивали они свои умы на что-нибудь? Все будды, все патриархи с древнейших времен владели подобным стилем помощи людям.
Они не помогают людям. В этом диалоге нет и речи о помощи, потому что оба они просветленные.
Есть миллионы диалогов... таких прекрасных. Мне хочется иногда просто рассказать о тех диалогах, которые происходили между просветленными людьми.
Например, Линь Цзи стоит на мосту со своим мастером. Он говорит: «Мастер, а верно ли, — поскольку Будда говорит, что все есть поток, — что мы стоим на мосту, который находится в потоке? Это опасно. Река движется, это верно, но мост не движется».
Мастер стукнул Линь Цзи и сказал ему: «Идиот! Река не движется, движется мост. Медитируй над этим!» И Линь Цзи пришлось медитировать над этим, и он понял: в определенной тишине мост тоже движется, но очень медленно. Говорить, что река движется, бессмысленно, потому что сам смысл слова «река» — движение; сказать «движение движется» — это абсурд. Но мост, который выглядит устойчивым и неизменным, стареет. Однажды он разрушится. Это не проворный бегун — очень медленное движение, настолько медленное, что его нельзя заметить.
Он возвратился к мастеру и сказал: «Прости меня. Река не движется, движется мост. Река означает движение, поэтому нет смысла говорить, что она движется. Настоящий вопрос — это мост».
И мастер сказал: «Тебе удалось увидеть. При правильном взгляде даже горы движутся, даже звезды движутся, потому что все пребывает в потоке. Река движется так быстро, что ты можешь увидеть это, но в том, что ты можешь видеть, не велико достижение... до тех пор, пока ты не начнешь замечать, что происходит и такое, чего ты не осознаешь».
Это уже их далекие потомки утратили суть школы и учредили собственные индивидуальные секты...Он сам принадлежит к индивидуальной секте, и он говорит: Это уже их далекие потомки утратили суть школы...
Он знает это по своему собственному внутреннему ощущению: он тоже утратил суть, и он тоже стал частью секты... которая занимается странными вещами и стряпает чудеса.
Но, кажется, он становится немного бдительнее к ситуации; для этого есть все возможности, потому что, каким бы спящим человек ни был, он должен пробудиться раньше или позже.
Я бы очень хотел видеть, что Да Хуэй... прежде чем он закончит свои сутры, я бы очень хотел иметь право сказать вам, что он пришел домой.
Он много блуждал; он сходил с пути много раз; он совершал огромные ошибки, но все это можно простить, если он возвратится домой. Если он постигнет хотя бы в последней сутре сущность просветления, тогда все остальное можно простить.
Человек очень слаб, очень уязвим. Да Хуэй — не исключение. Когда он назвал Гаутаму Будду «варваром», он был дальше, чем когда-либо от постижения — он заблудился в джунглях. Назвать Будду варваром означает, что для человека уже нет надежды — никогда. Будда является великой надеждой в том смысле, что он показал, что сокрыто в человеческом существе, и он показал это более ясно, чем кто бы то ни было в мире.
Бертран Рассел вспоминает... Он прожил долгую жизнь, почти целое столетие, и повидал многое — это была долгая жизнь, полная великих перемен, революций, войн.
Его воспитывали с самой фанатичной христианской подготовкой, но он был человек потрясающего разума и отваги. Он отбросил всю эту подготовку, потому что он заглянул в Библию с открытым умом — не как христианин — и обнаружил столько глупых утверждений, что должен был написать книгу: «Почему я не христианин».
Но он отмечает в своей автобиографии: «Хотя я и отверг почти всю свою подготовку, эта задача невыполнима — даже после отброшенной подготовки кое-где до сих пор еще остались следы. Я осознал эти следы, когда читал Гаутаму Будду; я был безмерно удовлетворен — он является величайшим человеком, который ступал по земле. Но тут внезапно я ощутил в себе неудобство — как это кто-то может быть выше, чем Иисус Христос. И я был ошеломлен: а я-то полагал, что я больше не христианин!
Он критиковал Иисуса по многим пунктам, и с такой ясной логикой, что ни один христианский теолог не был в состоянии ответить ему! У него очень ясные вопросы.
Например, он говорит: «Иисус много говорит о сострадании, любви: возлюбите ваших врагов, возлюбите ваших ближних — что является даже более трудным, потому что враги живут где-то далеко — вам обычно нет дела до них; но ближние — это самые близкие враги, они беспрерывно изводят вас теми или иными способами».
Христиане зовут Иисуса князем миролюбия, но Бертран Рассел находит в Библии инциденты, которые доказывают, что Иисус не был человеком миролюбивым. И он попадается на очень глупых инцидентах, которые нельзя ни оправдать, ни объяснить.
Однажды они проголодались — он и его последователи, — потому что горожане отказали им в пище. Иисус был так разгневан, что когда приблизился к фиговому дереву... то был не сезон фиг, и на дереве не было никаких плодов, но он был настолько слеп в гневе, что проклял дерево: «Ты навсегда усохнешь, потому что единородный сын Божий подошел к тебе, а ты не приготовило плодов — не приветствуешь его».
Бертран Рассел говорит: «Интеллектуально я понимаю прекрасно, что Гаутама Будда является, видимо, высочайшим выражением; Иисус несравним с ним. Но где-то глубоко внутри я ничего не мог поделать... самое большее, что мне удавалось, — сказать, что оба они равны. Я не мог поместить Иисуса Христа ниже, чем Гаутаму Будду, зная прекрасно, что Гаутама Будда гораздо выше». Но это лишь интеллектуальное понимание. Религиозная подготовка уходит в бессознательное, а бессознательное впадает в беспокойство, пока вы не удовлетворите его. Только когда он согласился, что, возможно, оба они равного статуса, беспокойство исчезло.
И это говорит человек очень разумный, гениальный — не только по отношению к миру, но и по отношению к себе тоже. Он наблюдает, как функционирует его ум. Его интеллект говорит, что это совершенно точно, но его бессознательное ощущает беспокойство. Бессознательное в девять раз больше сознания, и ощущать беспокойство бессознательного — это своего рода болезнь, тошнота. Чтобы успокоиться, он соглашается, что оба, Будда и Иисус, равны, — и тотчас же беспокойство исчезает.
Да Хуэй интеллектуал. Назвав Будду варваром, раньше или позже он должен сообразить, что зашел слишком далеко — и что это слишком уродливо.
Я надеюсь, что он возвратится. Даже если он вернется в последний миг своей жизни, все остальное можно простить. Прощать — это по-человечески... Древняя поговорка гласит: «Человеческое — это заблуждаться, а божественное — это прощать». Я хочу немного изменить ее: «Человеческое — это заблуждаться, еще более человеческое — это прощать». Зачем без нужды вставлять сюда божественное? Научный ум всегда старается использовать как можно меньше гипотез.
Маниша спросила вчера вечером, видя, что Да Хуэй не обрел великое сокровище просветления: «Мы можем закончить лекции по Да Хуэю сегодня вечером?..
Я сказал: «Нет, потому что это будет несправедливо. Я громил его. Если он способен возвратиться домой, мне бы хотелось сказать о нем и доброе слово; поэтому я пройду через все сутры».
Я не знаю, что еще встретится в них. Но человек, пусть даже он интеллектуал... если он не останавливается, то рано или поздно он должен будет признать, что колесит по кругу. Есть намного большее, чем этот беспрерывный круг, но это намного большее можно увидеть, только если вы выйдете за пределы круга, как свидетель. И, я думаю, он способен — потому что каждый способен.
Вопрос лишь в том, когда вы обратитесь внутрь, когда вы отбросите свои претензии и лицемерие.
Так что я подожду две недели — она говорит, там наберется сутр еще на две недели. Если он собьется с пути, он будет бит. Но по моему ощущению, человек заинтересованный может сообразить в какой-то момент: то, чем он занимается, есть лишь интеллектуальная гимнастика, — и это может оказаться поворотным пунктом в его жизни. Если так случится, то вся эта серия по Да Хуэю станет чрезвычайно важной, поскольку она будет историей каждого человека: скитания, потеря пути, возвращение на путь, падения снова и снова, — но все же он, наконец, становится светом самому себе.
Я тоже почувствую облегчение, потому что мне не нравится никого бить. Если я увижу, как он возвращается с пониманием просветления на собственном опыте, я тоже буду чувствовать себя хорошо: «Этого человека стоило бить. Ты не колотил простого, обыкновенного идиота — он был необыкновенным!»
Я не знаю, что произойдет за эти две недели. Все зависит от Да Хуэя — сколько раз он намерен сбиться с пути, и есть ли у него потенциал к постижению, или он умрет без постижения.
Будет досадно, если он умрет без просветления. Мне хотелось бы этого празднования... и я надеюсь, что этот человек способен.В любой миг может наступить поворотный пункт, и в любой миг его внутреннее пламя может ярко вспыхнуть. Поэтому вам придется потерпеть Да Хуэя, по крайней мере, еще недели две.
—Хорошо, Маниша?
— Да, Мастер.
14. ЯСНОСТЬ
Возлюбленный Мастер,
Полная ясность
Я даю тебе имя Чжань-Жань, — «полная ясность». Патриарх сказал: «Пока существует ментальное различение и расчетливое суждение, все восприятия собственного ума — это сновидения. Если ум и сознание недвижимы и потухши, и в них нет ни единой будоражащей мысли — это называется правильным осознанием».В наши дни есть такие шарлатаны, чья собственная точка зрения не подлинна: они просто обучают людей контролировать свой ум и спокойно сидеть, сидеть до тех пор, пока дыхание не прекратится. Я называю это жалким жребием. Я прошу вас медитировать именно этим способом, но если я и обучаю вас так, то только потому, что нет другого выбора...
Болезнь новичков
Буддийский ученик Чень, ты постиг, что личное существование ложно и что вещи иллюзорны. Посреди иллюзорной фальши ты был в состоянии созерцать поговорку: «Собака не обладает природой будды; и ты прислал мне письмо, в котором выразил свое понимание. Хотя в главном твой базис уже правилен, у тебя все еще есть неясности относительно великой дхармы — это общая болезнь новичков, вступающих на путь.Старый Шакьямуни Будда сказал: «Этот путь — хорошо, и не этот путь — тоже хорошо; этот путь или не этот путь — все хорошо».
Берись прямо за корень, не беспокойся о ветвях. Пройдет долгое, долгое время, и все образуется; не переживай, что ты не можешь обрести единство. Работай дальше над этим!
***
Я вижу затруднения, сквозь которые продирается Да Хуэй. Он может интеллектуально понять путь осознания; он может, кроме того, интеллектуально объяснить его другим. Но сам он по-прежнему остается только философом. Он не преобразовал себя в мистика.Философ говорит об истине.
Мистик является истиной.
И есть глубокое различие — разговаривать об этом или быть этим.
Безусловно, люди, которые достигли состояния, когда они сами суть истина, тоже могут говорить, но их слова вибрируют на совершенно ином уровне и можно очень хорошо видеть, что они не исходят от ума.
Они исходят от абсолютного ничто.
Они несут с собой что-то от ничто.
Вы не можете ухватить это, но можете почувствовать... очень тонкое благоухание... вы не можете увидеть его, но можете вдыхать его запах. Возможно, вы не в состоянии доказать это, но сами вы знаете — это абсолютно достоверно.
Затруднение Да Хуэя в том, что с самого начала он принимает точку зрения интеллектуала. Если бы он был просто заурядным интеллектуалом, удовлетворенным своим интеллектом и своими концептуализациями, тут не было бы проблемы. Но есть какая-то его часть, которая не просто хочет жить заимствованным знанием. Какая-то часть его стремится понять, пережить и знать эту тайну непосредственно.
В этом его дилемма, и он беспрерывно перескакивает от одной части к другой части. По мере нашего дальнейшего изучения его сутр я все больше ощущаю надежду, что его мистическая часть — это победная основа. Его интеллект тащится позади — хотя еще не сдается. Первая сутра:
Я даю тебе имя Чжань-Жань — «полная ясность». Патриарх сказал: «Пока существует ментальное различение и расчетливое суждение, все восприятия собственного ума — это сновидения. Если ум и сознание недвижимы и потухли, и в них нет ни единой будоражащей мысли, — это называется правильным осознанием».
Прежде всего: ясность всегда бывает полной. Иной ясность быть не может. Полная ясность — это понятие не имеет смысла. Это вроде того, как кто-то говорит вам: «Я люблю тебя очень, очень сильно». На самом деле вы не можете любить меньше и не можете любить больше. Любовь не относится к миру количества; поэтому «меньше» и «больше» — неуместны. Вы можете или любить или не любить. Как вы можете любить меньше, и как вы можете любить больше? Тем не менее, люди продолжают говорить: «Я люблю тебя очень сильно», — не видя огромного заблуждения: любовь — это качество, а не количество. Качество либо присутствует, либо не присутствует. «Больше» или «меньше» принадлежит миру количества.
Английское слово matter(материя) и французское слово metrerпроисходят от санскритского слова матра,что означает «количество». То, что можно измерить, есть материя; материя просто означает измеримое — а то, что не может быть измерено, то, что за пределами территории количества, есть сознание.
Он говорит: Я даю тебе имя Чжань-Жань.Он, очевидно, посвящает кого-то в саньясу и дает ему имя Чжань-Жань, которое означает «полная ясность». Но он не понимает того, что ясность всегда полная; она не бывает никогда меньше и никогда больше. Ничто не может быть добавлено к ней, и ничто не может быть отнято от нее.
Это и есть трудности интеллектуального понимания. Кажется, что вам все понятно, и все же вы продолжаете где-то упускать суть. Интеллектуалы стараются всеми силами быть настолько же глубокими, как и мистики, но их глубина смехотворна.
Я вспомнил одну древнюю притчу. Великий лучник — он был к тому же королем своей страны — проезжал через деревню в своей золотой колеснице и с изумлением увидел, что на каждом дереве установлена мишень и стрела или много стрел попали точно в яблочко. Это был круг, и каждая стрела была точно в центре; не было ни единого промаха, и почти на каждом дереве в мишени было по нескольку стрел. Он поверить не мог, что в этой небольшой деревушке был такой великий лучник. Он остановил свою колесницу и осведомился о лучнике. Человек, у которого он спрашивал, рассмеялся. Он сказал: «Да это же идиот! Не стоит, и думать о нем!»
Но король сказал: «Ты не понимаешь. Возможно, он идиот — меня это не интересует; но он более искусный лучник, чем я, это уж точно. Мне хочется увидеть его».
Собралась толпа, завидя короля; все смеялись и говорили: «Пустая затея. Тот парень действительно дурак».
Но король не мог понять, как это идиот умудряется делать такие хорошие выстрелы, совершенно безупречные. Он сказал: «Прекратите смеяться и позовите этого человека!» Юношу привели к нему; тот выглядел глупым, недоразвитым. Король был тоже озадачен. Он спросил юношу: «В чем твой секрет?»
Юноша спросил: «Какой секрет?»
Король показал ему, что каждая стрела вонзилась точно в середину круга.
Юноша рассмеялся. Он сказал: «Я не могу лгать тебе. Истина в том, что сначала я пускаю стрелу, а потом уже черчу круг. Естественно, сто процентов... Неважно, куда летит стрела; куда бы она ни залетела, я черчу круг после выстрела. Каждый, кто проезжает через эту деревню, поражается великому искусству. Я помалкиваю, я никогда не рассказываю правды никому, но ты — король и я не могу лгать тебе».
Таково в точности положение интеллектуалов. Они выдающиеся лучники — только сперва они пускают стрелу, а затем рисуют мишень. Для тех, кто не знает их метода и их стратегии, их искусство выглядит совершенством.
И вот, нарекая ученика именем «полная ясность», он даже и предположить не может, что делает что-то не то. Он не знает из опыта, что такое ясность, иначе он никогда бы не давал это имя — «полнаяясность». Ясности достаточно самой по себе.
Патриарх сказал: «Пока существует ментальное различение и расчетливое суждение, все восприятия собственного ума — это сновидения. Если ум и сознание недвижимы и потухли, и в них нет ни единой будоражащей мысли — это называется правильным осознанием».
Когда он цитирует, то почти всегда прав — но лишь до тех пор, пока это цитата. Это не его слова. Я перехожу к его словам — и вы сразу увидите, как интеллектуал опускается гораздо ниже мистика и его опыта. Вот его собственные слова:
В наши дни есть такие шарлатаны, чья собственная точка зрения не подлинна: они просто обучают людей контролировать свой ум и спокойно сидеть, сидеть до тех пор, пока дыхание не прекратится. Я называю это жалким жребием. Я прошу вас медитировать именно этим способом,который он называет жалким, — но если я и обучаю вас так, то только потому, что нет другого выбора...»
Вы видите глупость нашей интеллектуальной попытки понять то, что за пределами? Он обучает людей медитации этого рода — и считает, что он прав. А когда другие обучают точно такого же рода медитации, то это «жалкий жребий», эти люди «шарлатаны».
До чего же трудно спасти его. Во-первых, если это та же медитация, которую сам он преподает, то на каком основании он называет шарлатанами других — тех, кто преподает ту же самую медитацию? Он никоим образом не объясняет, почему они не подлинны — ведь их учение о медитации такое же самое, как и его собственное.
И во-вторых, он говорит: «Мне приходится обучать этим способом только потому, что нет другого выбора».Это тоже абсолютно неверно: есть сотни методов медитации — но он никогда не медитировал. Однако среди интеллектуалов всегда есть определенное соперничество, своего рода состязание, своего рода ревность.
Вы, очевидно, видели собак, облаивающих друг друга без всякой причины; они просто не в силах противиться искушению. Как только собака видит другую собаку, то немедленно обе они принимаются лаять.
Я слышал историю об одном псе... Он привык жить в Варанаси, святом месте индусов. Но все шли в Нью Дели, поэтому он спросил: «В чем дело? Почему все идут в Нью Дели?» И он выяснил, что те, кто были представителями народа, шли в Дели, чтобы стать членами парламента. Тогда и он собрал большую стаю собак — а он был самым большим псом и мог лаять лучше всех остальных собак, — и, естественно, он был избран лидером. Он предупредил собак из Дели заранее: «Меня выбрали от Варанаси, и я иду. Это займет почти целый месяц, потому что я буду идти пешком от Варанаси до Нью Дели». Но он прибыл через три дня.
Собаки из Нью Дели были просто ошеломлены. Они поверить не могли, что путешествие в один месяц... «Как же тебе удалось проделать его в три дня?» Он сказал: «Вы не знаете нашего народа! Собаки не оставляли меня в покое нигде. Эти три дня я бежал безостановочно. Собаки из одной деревни сопровождали меня лаем, а к тому времени, когда я добирался до другой деревни, новая стая собак уже сопровождала меня. Времени не было ни на что — ни отдохнуть, ни поспать, ни поесть, ни попить. Весь путь я бежал и бежал».
Собаки сказали: «Это одно из наших важнейших свойств. Так и сказано в наших святых писаниях, что интеллектуалы рождаются собаками». Это их прежняя привычка — облаивать друг друга... Они позабыли все, но лай — это сама их душа.