Расселл Мэри. Птица малая

   - И как он это воспринял? - спросила Энн, улыбаясь.
   - Хладнокровно.
   Д. У. посмотрел на горы, высившиеся к югу от них. Где-то там, по другую сторона хребта, находилась могила Алана Пейса.
   - Послушайте, Энн. Пока все идет отлично. От Эмилио мне ничего не нужно. Что творилось в моей голове много лет назад - мое дело. И это уже история.
   Она не возражала. То же самое Энн могла бы сказать о себе, если б они поменялись местами.
   - Ладно, ладно. Сообщение принято.
   - Энн, я ценю ваше мнение, и при других обстоятельствах вы могли бы быть правы. Но здесь, сейчас…
   Наклонившись, Д. У. поднял камень, который только что выворотил, и швырнул через ущелье, хлестко и точно. До противоположного края тот не долетел совсем немного и застучал вниз по откосу - к реке, бежавшей под ними.
   - Что меня заботит - это картина в целом. - продолжил он. - Вы не хуже меня знаете, что все в нашей миссии чертовски близко к чудотворству. И ключом к нему служит Эмилио. Я не хочу мутить воду! Я не хочу, чтобы он думал обо мне. Или о Мендес - по крайней мере, пока. Я не собираюсь мешать их совместной работе, поскольку они справляются отлично. Но, если честно, я затаил дыхание.
   Наступила пауза, и Энн уселась на землю, свесив ноги за край. Не настолько уверенный в прочности скалы, Д. У. некоторое время постоял рядом, но затем наконец присоединился к ней и занялся метанием камней в пустоту.
   - Д. У, я не спорю с вами. Я просто спрашиваю, хорошо?
   296 Мэри Расселл
   Он кивнул, поэтому Энн продолжила:
   - Давайте считать, что Эпоха Чудес еще не закончилась, ладно? И мы оба знаем, что Эмилио особенный человек. Но и София тоже, верно?
   - Пока нет возражений.
   - Видите ли, мне кажется, на стороне любви, секса и семьи стоят некие высшие силы. Помнится, довольно авторитетная Персона однажды сказала, что человеку нехорошо быть одному. Рим, со всеми его кельями, - Энн повела рукой, - очень далеко отсюда. Мы отсутствуем там почти два десятилетия. Возможно, священникам сейчас разрешено жениться! И в любом случае, я не понимаю, в чем Эмилио обманет Господа, если полюбит Софию.
   - Энн, вы ступили на зыбкую почву.
   Потянувшись назад, Д. У. зачерпнул горсть гравия. По его лицу пробежала судорога боли, но Энн отнесла это на счет темы разговора.
   - О черт, я не знаю. Может, это ничего не нарушит. Может, они будут счастливы, заведут кучу прелестных детишек, а Бог возлюбит их всех…
   Некоторое время они сидели молча, прислушиваясь к шуму реки и глядя на запад, где небо пылало красками первого заката. Похоже, Д. У. обдумывал что-то, и Энн ждала, пока он снова заговорит.
   - Отнеситесь с терпением к моим словам, поскольку я пытаюсь нащупать истину, тычась вслепую. Но, Энн, - мягко произнес он, - мне кажется, что святость, как и гениальность, базируется на вдохновенном упорстве. Это последовательное стремление к поставленной цели. Это те настойчивость и сосредоточенность, которые я вижу в Эмилио.
   - Д. У, вы серьезно? - Энн застыла, широко открыв глаза. - По-вашему, Эмилио свя…
   - Я не сказал этого! Сейчас я говорю абстрактно. Но мы с Марком обсуждали эту версию. Да, я вижу, какие возможности для нас открываются, а моя задача, Энн, обеспечить успех миссии. - Д. У. помедлил секунду, прежде чем сознаться: - Может, и напрасно, но я фактически употребил это слово в своем докладе, отосланном в Рим. Я написал, что, по-моему, среди нас находится великий подвижник, настоящая путеводная звезда. «Обручен с Господом, а в иные моменты полностью причащается к священной любви» - вот как я это сформулировал.
   Бросив последние несколько камней, он смахнул с ладоней землю и наклонился вперед, упершись локтями в колени и свесив костистые кисти между голеней, глядя, как камушки катятся вниз, стуча по откосу.
   - Чертова куча административных проблем, - произнес он после паузы. - Там, на Земле, они не спрячут это в Школе Выдающихся Иерархов.
   Энн не нашла что сказать и уставилась на облака западного края неба, похожие на взбитые сливки, расцвеченные клубникой и малиной, брусникой и манго. Ей никогда не надоедало смотреть на здешние облака.
   - Энн, - продолжал Д. У. задумчиво, - я вправду беспокоюсь о Софии. Я ужасно привязан к девочке и не хочу, чтобы она пострадала. Снаружи она сплошь воля и холодный ум, но, Боже ее храни, в душе малышки полно битого стекла. Если придется выбирать, Эмилио выберет Господа, а мне и думать не хочется, как она это примет. Поэтому не нужно поощрять ее надежды, понимаете?
   Д. У. поднялся на ноги. Энн заметила, что он выглядит слегка бледным, но следующее его замечание поразило ее настолько, что отбило всякую охоту расспрашивать.
   - Жаль, что София не втюрилась в малыша Квинна или в Робичокса.
   Тоже встав, Энн нахмурилась, сбитая с толку:
   - Ну, Джимми - пожалуй. Но Марк? Я думала, он… ну, вы знаете. Я думала…
   - Вы думали, что Робичокс гей? - Д. У. захохотал, и с полдюжины коронариев взмыло в воздух. Явно развеселившись, он обхватил тощей рукой ее плечи. - О, Боже. Не-е-ет. И близко не попали. Марк Робичокс, - сообщил Д. У, когда они двинулись дальше, - влюблен в заглавную букву П, в Природу, а женщины - это для старины Марка природа в красивейшем из ее проявлений! Он любит женщин. На свой лад Марк тоже мистик. Доказательства реальности Господа он видит во всем. Это почти исламистская теология. Робичокс не разделяет естественное и сверхъестественное. Для него это явления одного порядка, и он преклоняется перед ними. Особенно если это явление - женщина.
   Он посмотрел на Энн, все еще изумленно таращившую глаза, и рассмеялся:
   - Сейчас вы скажете про административную проблему! Архиепископ отправил старину Марка работать в мужскую школу именно для того, чтобы держать его подальше от неприятностей. Он никогда ни за кем не приударял, но он привлекательный сукин сын, а одно ведет к другому. Не способен сказать «нет», если к нему приходит женщина. И они, понятное дело, приходили. Лучший терапевтический партнер в Квебеке - вот что я слышал.
   - Буду иметь в виду, - сказала Энн, задохнувшись от смеха, но не смогла удержаться, чтобы не сказать: - Поэтому целибат - оптимальное решение.
   - Ну, в каком-то смысле, возможно, так и было - поначалу, пока Марк исправлялся. Но вернемся к Эмилио, - настойчиво сказал Д. У. - Для него разделение между естественным и сверхъестественным является базисным. Бог не повсюду. Бог не присущ всему. Бог где-то там, к Нему нужно тянуться, стремиться. И вам придется поверить мне на слово, но для Эмилио целибат - это часть сделки. Это способ концентрации, фокусирования на одной цели. И мне кажется, у него получилось. Я не знаю, он ли нашел Бога или Господь пришел и завладел им…
   Сейчас они снова видели хамрий-убежище,залитое струившимся с запада светом, похожим на расплавленную медь. Аскама все еще лежала на коленях Эмилио и, видимо, спала. София склонилась над компьютерным блокнотом. Заметив их, Эмилио вскинул руку. Они помахали в ответ.
   - Хорошо, я поняла, - сказала Энн. - Постараюсь в это не встревать. Возможно, все к лучшему.
   - Надеюсь, что да. Очень многое поставили на карту - и он, и она. Да и все мы тоже.
   Он схватился за живот и поморщился.
   - Черт!
   - Вам плохо?
   - Нет. Нервы разыгрались. Я на все реагирую брюхом. Я догадывался, что вы знаете, но произнести вслух - это несколько другое.
   - А во что верите вы, Д. У.? - спросила Энн, стоя на тропе, сбегавшей вниз по склону.
   - О дьявол! Я стараюсь совместить в своем сознании оба проявления Господа, трансцендентное и интимное. А бывают дни, - сказал он, коротко усмехнувшись, - когда я думаю, что на самом деле Бог - комедиант вселенского масштаба.
   Вскинув брови, Энн взглянула на него.
   - Энн, Господь сотворил Д. У. Ярбро католиком, либералом, уродливым, веселым, белокурым поэтом, а затем устроил так, чтобы он родился в Уэйко, штат Техас. И я спрашиваю вас: можно ли после этого заподозрить Бога в серьезности?
   Смеясь, они направились вниз по ступеням, к высеченной в камне квартире, которую они называли ныне своим домом.
 
   Объект этого разговора не подозревал, до какой степени возвышенное состояние его души привлекает внимание других. Он истекал потом, потому что Аскама, свернувшаяся на его коленях, излучала тепло, точно четвертое солнце в разгаре дня. И если бы кто-нибудь вместо предположения, будто он размышляет о славе Господней или синтезирует новую, тщательно обоснованную модель грамматики руанджа, прямо спросил его, о чем он думает, Эмилио без колебаний сказал бы: «Я думаю, как мне недостает пива».
   Пиво и бейсбольный матч по радио, чтоб слушать его вполуха во время работы, - было бы идеально. Но даже ощущая нехватку этих двух элементов блаженства, он был совершенно счастлив и сознавал это.
   Прошедшие недели были наполнены откровением. На Земле - в Судане и Арктике - Эмилио довелось увидеть, что благородство, самоотверженность, богатство души подвигают людей на великие деяния, и в такие минуты он ощущал, что близок к пониманию Господа. Зачем, спросил он себя как-то, совершенный Бог создал Вселенную? Чтобы быть щедрым к ней, полагал он сейчас. Ради удовольствия видеть, как ценятся Его безупречные дары. Может, это и означало найти Господа: понять^ чем тебя наделили, познать божественную щедрость, осознать, что все мы - Его дети…
   Чувство, будто тебя поглотило - переполнило и зачаровало, - конечно, прошло. Никто не пребывает долго в таком состоянии. Вспоминая о нем, Эмилио все еще испытывал потрясение, а иногда ощущал в глубинных пластах своей души нечто, похожее на приливную тягу. Бывали периоды, когда он не мог закончить ни одной молитвы… даже едва мог начать: слова ее были для него слишком огромны. Но проходили дни, многое становилось привычным, и даже это Эмилио ощущал как подарок. У него здесь было все. Работа, друзья, истинная радость. Временами он плакал от осознания этого, а благодарность теснила грудь.
   Самые простые вещи наполняли его блаженством. Вот как сейчас: он сидел с Софией и Аскамой внутри хам/ши-дерева, на равнине, где они могли без помех работать днем, пока другие спали. - Чайпас показала им, как сотворить чудесное, продуваемое ветром убежище, просто прорезав коридор к естественной полянке внутри деревьев. Взрослые растения имели в диаметре пятнадцать-двадцать футов и состояли из тридцати-сорока стеблей, росших кустом и вздымавшихся к зонту из листьев. Лиственный навес был настолько плотным, что к центру дерева мог пробиться только самый сильный ливень, а внутренние стебли естественным образом отмирали, оставляя снаружи круг из живых стволов. Все, что требовалось сделать, - это слегка прибраться в центре и принести сюда подушки или подвесить гамаки к ветвям, простиравшимся над головой.
   Убаюканная дневной жарой, скучными для нее дискуссиями и необычной чужеземной монотонностью, Аскама расслаблялась, и он чувствовал, как ее дыхание замедляется, а милая тяжесть обмякает на его коленях. София улыбалась, кивая на ребенка, и их голоса делались еще тише. Иногда они просто сидели и смотрели, как Аскама спит, наслаждаясь редкой тишиной.
   Остальные жаловались на несмолкающий говор и постоянные телесные соприкосновения, которые так любили руна, на их манеру жаться друг к другу и к чужеземцам, спиной прислоняясь к спине, головы укладывая на колени, руками обнимая за плечи, хвостами обвивая ноги, образуя в прохладных, вырубленных в скале и похожих на пещеры комнатах теплую и мягкую мешанину. Эмилио находил это прекрасным. Он не сознавал, как нуждался в прикосновениях, как одинок был на протяжении четверти века, словно укутанный в невидимый кокон. Руна инстинктивно стремились к физическому контакту, выражая этим свою нежность. Подобно Энн, думал он, но в еще большей степени.
   Одной рукой Эмилио откинул со лба волосы и опустил взгляд на Аскаму, чуть сдвинувшись в плетеном шезлонге, который спроектировал для него Джордж. Работая по эскизу Джорджа, Манужаи изготовила кресло, прибавив кое-что от себя, - ее изумительные пальцы вплели в тростниковую вязь сложные узоры. Манужаи часто присоединялась к нему, Софии и Аскаме, когда они удалялись в хампий.Эмилио нравился низкий хрипловатый голос рунао. Похож на голос Софии, подумалось ему сейчас, но необычный среди соплеменников Манужаи. Еще Эмилио нравилась мелодичность языка руна. Его ритм и звучание напоминали ему португальский, мягкий и лиричный. Работать над ним было удовольствием, он был полон структурных сюрпризов и концептуальных находок…
   София фыркнула, и Эмилио знал, что угадал причину. Она откинулась в кресле и зловеще уставилась на него.
   -  Леджано'нта баналджа,- прочитала она. - Тингуен'та синоа да.Оба пространственные.
   - Отметьте, если вам нетрудно, - с серьезным лицом и сияющими глазами сказал Эмилио Сандос, - впечатляющее отсутствие самодовольства, с которым я приветствую ваши новости.
   София Мендес мило улыбнулась человеку, которого почти согласилась называть коллегой и другом.
   - Наешьтесь дерьма, - сказала она, - и умрите.
   - Доктор Эдвардс дурно влияет на вас, - с чопорным неодобрением заметил Эмилио, а затем, не меняя тона, продолжил: - Что до дерьма, раз вы его помянули, то оно, безусловно, подходит под общие правила разделения склонений на пространственные и невизуальные; но вот как насчет пуканья? Следует ли склонять пуканье, как невизиуальное, или рунао относит такой запах к категории, которая предполагает существование чего-то твердого? Ваше легкомыслие неуместно, Мендес. Это серьезный лингвистический вопрос. Мы можем написать на эту тему еще одну статью, уверяю вас. София вытирала слезы.
   - И где опубликуем? В «Межпланетном журнале» или в «Кишечных газах и неприличных звуках»?
   - Погодите! Это другая категория. Звук. Легкий. Невизуальный. Должен быть. А может, нет. Попробуйте енроа.
    - Ну конечно! Я ухожу. С меня довольно, - объявила София. - Слишком жарко, а теперь еще и слишком глупо.
   - По крайней мере, не самодовольно, - заметил он. Разбуженная смехом Аскама зевнула и, выгнув шею, посмотрела на Эмилио:
   -  Сипадж,Мило. Что такое «самодовольно»?
   - Давай поглядим, - весело предложила София, делая вид, что заглядывает в словарь, и нарочно говоря непонятно для Аскамы. - Вот, пожалуйста! «Самодовольный». Тут говорится: «Сандос запятая Эмилио; смотри также "несносный"».
   Проигнорировав слова Софии, Эмилио ответил Аскаме с непоколебимой уверенностью:
   - Это термин для выражения нежности.
 
   Собрав игрушки Аскамы и компьютерные блокноты, они отправились обратно к скальным жилищам, освещаемым косыми лучами, - одно солнце уже село, второе быстро опускалось, и лишь третье, намного более тусклое, солнце находилось в небе сравнительно высоко. Несмотря на жару этих дней, Джимми Квинн полагал, что погода может скоро измениться. Проливные дожди ослабли, а жара в последнее время сделалась суше и уже не так выматывала. На сей счет руна мало что сообщали. Погода просто существовала, и комментировать ее не имело смысла - если не считать гроз, наводивших на них ужас и вызывавших множество разговоров.
   София вернулась в квартиру намного раньше Эмилио и Аскамы, задержанных стайкой детей, которые сомкнулись вокруг Сандоса, упрашивая и требуя, надеясь, что в его руках появятся какие-нибудь новые предметы, вызывающие удивление и восторг. Большинство ВаКашани во время жары дремало, и деревня как раз просыпалась для второго цикла дневной активности. По пути Эмилио останавливался на узких тропках, чтобы поговорить с жителями, задерживался на террасах, восхищаясь новым навыком ползунка или льстя ребенку вопросом, который позволял тому показать какие-нибудь новые знания, принимая маленькие кусочки еды или глоток чего-то сладкого. Когда он добрался домой, наступили сумерки и Энн уже зажгла походные фонари - источник безмолвного интереса среди руна, которых, возможно, приводили в смятение не только крошечные, с одной радужной оболочкой глаза их гостей, но и техническая компенсация этого изъяна.
   - Малыш у Аучи уже ходит, - объявил Эмилио, входя с террасы в сопровождении Аскамы и трех ее приятелей, вцепившихся в разные его конечности и наперебой гомонивших.
   Энн вскинула взгляд:
   - У Сувай тоже. Разве это не прелестно? Когда человеческий ребенок просто плюхается на попку, эти дети выставляют хвостики и подхватывают себя. На свете не много вещей столь же очаровательных, как функционирование незрелой нервной системы.
   - Кто-нибудь видел хотя бы одного младенца? - спросил Марк из своего угла большой комнаты. В это утро он завершил приблизительную перепись местного населения; по правде говоря, пока ему было трудно различать особи. - Популяционная структура тут весьма странная, если не допустить, что размножение происходит сезонно, - здесь имеются возрастные когорты с большими интервалами между ними. И мне кажется, что детей должно быть намного больше, учитывая число зрелых взрослых.
   - А по-моему, тут множество детей, - устало произнес Эмилио, стараясь говорить чуть громче того пронзительного ора, который устроили четверо малышей. - Легионы. Орды. Армии.
   Энн и Марк затеяли дискуссию о детской смертности, за которой Эмилио старался следить, но не мог, потому что Аскама тянула его за руку, а Кинса пытался вскарабкаться на спину.
   - Но все они кажутся такими здоровыми, - говорила Энн:
   - Здоровыми и громкими, - сказал Эмилио. - Сипадж, Аскама! Асукар хауас Джорди. Кинса, тупа синчиз к'джна, дже?Джордж, пожалуйста, займи их на десять минут! Джимми?
   Джордж сгреб Аскаму, а Джимми отвлек других малышей, пока Эмилио спустился к реке и умылся перед ужином. Когда он вернулся в квартиру, то обнаружил, что домочадцев стало меньше. Аскама убежала поиграть с приятелями, что она часто делала, если Эмилио на какое-то время пропадал из поля зрения. Манужаи отправилась с визитами. Она могла не прийти обратно вовсе или вернуться с пятью-шестью гостями, которые останутся на ночь. Чайпас уехала по каким-то делам - на неопределенное время. Жители деревни часто исчезали вот так, на часы, дни или недели. Казалось, время для руна неважно. Здесь не было календарей или часов. Самое близкое, что нашел Эмилио в их словаре на эту тему, был набор слов, имевших отношение к созреванию.
   - Мисс Мендес говорит, вы замечательно провели день, - растягивая слова, произнес Д. У. , когда Эмилио сел поесть.
   - Ничего подобного я не говорила, - огрызнулась София. - Я сказала, что ему почти удалось возвести самодовольство в ранг искусства. А что было замечательным - это лингвистический анализ.
   - Очень тонкое различие, - заметила Энн.
   Бухнув миску на деревянный стол, она опустилась на подушку рядом с Джорджем, прежде чем прибавить:
   - Разве он не ужасен, когда прав?
   - Я простой человек, выполняющий свою работу, - сказал Эмилио обиженным тоном бедолаги, несущего свой крест из последних сил, - и за это на мою голову сыплются издевательские насмешки.
   - Ну и что это за анализ? - ворчливо спросил Д. У. - Мне нужно писать отчеты, сынок.
   Он отодвинул свою тарелку, и Эмилио сделал то же самое, вполне насытившись тем, что ему навязали по пути через деревню. Подобно Джимми Квинну, как-то заметил Д. У, руна беспрестанно жуют, и нельзя посетить никого, чтоб тебя не принялись пичкать, а таких слов, как «неголоден, сыт», тут не понимают. Это означало, что съестные припасы, привезенные с Земли, можно будет растянуть намного дольше, чем ожидалось. Еда руна не делалась от этого сколько-нибудь вкусней, хотя вроде была для людей достаточно питательной.
   Следующие десять минут Эмилио провел, объясняя правила склонения, которые он вывел этим утром. К глубокому удовлетворению Софии, все остальные, так же как и она, поначалу путали эти понятия с абстрактными и конкретными существительными. Но как только все разглядели лежавшую в основе схемы логику, она показалась им вполне здравой. Энн объявила, что Эмилио имеет право чувствовать свое превосходство в течение получаса, и предложила засечь время. Он отказался от этой чести, весело признав, что уже достаточно себя поздравлял.
   - Я бы не смог продвинуться так далеко и так быстро без Аскамы. И в любом случае, - серьезно сказал Эмилио, - есть целые области этого языка, которые все еще для меня закрыты. Например, я совершенно сбит с толку его родами.
   Джимми прыснул, и Д. У. пробормотал: «Я не стал бы касаться этой стропы и десятифутовым шестом», - из-за чего Энн поперхнулась, а остальные засмеялись. Вспыхнув, Эмилио заявил, что им всем пора бы повзрослеть.
   - Интересно, как бы они отнеслись к видеопоказу. Или виртуальной реальности, - мечтательно сказал Джордж, колотя Энн по спине, пока она кашляла и беспомощно хихикала.
   Из осторожности они старались обходиться в присутствии руна минимумом техники. Каждый из них проводил исследования, в которых нельзя обойтись без компьютера, но в остальном они жили так же, как обитатели деревни.
   - Марк, какое склонение они используют для твоих рисунков? - спросил Эмилио. - Ты создаешь иллюзию пространства. Для бумаги, я полагаю, они применяют пространственное; но вот как насчет изображений?
   - Не могу вспомнить. В следующий раз, как представится случай, обращу на это внимание, - пообещал Марк. - Кто-нибудь видел, что делает Канчай? Он наблюдал за мной, пока я работал над портретом несколько недель назад, а затем попросил мои принадлежности. Думаю, до этого Канчай никогда не видел двухмерные образы объемов, но он уже выполняет весьма недурную работу.
   - Так вот с чего началось! - воскликнул Джордж.
   Это походило на спонтанную вспышку интереса. Ни с того ни с сего в торговых лодках появились бумага, чернила, красители, и все принялись рисовать. Такие причуды охватывали деревню стремительно. Это настораживало. Ты не решался высморкаться, опасаясь, что вся деревня подхватит твой жест, как моду.
   - Знаете, я начинаю думать, что Бог и вправду любит этих ребят сильнее, - сказала Энн тоном ревнивого ребенка. - Начать с того, что им досталась планета гораздо более симпатичная, чем наша. Восхитительные растения, прелестные краски. И сами они выглядят лучше, чем мы. И у них лучше руки. Мы то считали наши большие пальцы весьма подвижными, но в глазах руна мы, наверное, чуть ли не калеки.
   На каждой руке у рунао было по пять пальцев, но оба крайних пальца могли располагаться напротив трех центральных; это было почти так же, как если б руна орудовали четырьмя руками одновременно. Энн порой зачарованно следила, как Аскама, устроившись на коленях Эмилио, играла своими лентами, сплетая их то в один узор, то в другой. Все ленты пахли по-разному, и комбинации цветов, ароматов и узоров составляли основную часть моды руна. В дополнение к лентам что-нибудь привязывали.
   - Не думаю, - возразила София. - Однажды я спросила Уарсоа, выглядят ли наши руки странными, и он сказал: «Если вы можете подносить пищу, ваши руки достаточно хороши». Очень практичная точка зрения.
   - Их мастерство поражает, - признал Марк.
   - Конечно, - небрежно сказал Джордж, - своими руками они управляются лихо, но радио до сих пор не изобрели. Или вообще что-нибудь более сложное, чем стамеска.
   - У них есть стекло, металл, керамика, - напомнил Марк.
   - Покупные, - отмахнулся Джордж. - Сами руна ничего не производят. Мне неприятно это говорить, друзья, но я не считаю, что они так уж умны.
   Эмилио хотел было возразить, что Аскама легко и быстро усваивает новые знания, но затем подумал, что в высказывании Джорджа кое-что есть. Руна умели быть восприимчивыми, но время от времени некоторые из них казались ему, не тупыми, конечно, но какими-то ограниченными.
   - Технологической базой их общества является собирательство, - с отвращением говорил Джордж. - Они собирают еду. И цветы, черт бы их побрал. Будь я проклят, если знаю, для чего.
   - Для рынка духов, - сказала София, ей позволили присутствовать на некоем подобии заседания деревенского совета, и там она почерпнула немало сведений. - У меня впечатление, что в городе полно фабрик. Сандос, я говорила вам, что выяснила название города? Это Гайгер или Гайджур - что-то вроде этого. Как бы то ни было, каждая деревня специализируется на торговле чем-либо. В Кашане это цветы для парфюмерной промышленности. Думаю, руна намного больше нас интересуются запахами. Вот почему кофе так ценится.
   Кашлянув, Энн слегка качнула головой в сторону Д. У, усмехаясь.
   Ярбро фыркнул, не поддаваясь на провокацию. К его непреходящему раздражению, кофе был главным предметом их торговли. Ачто еще хуже, даже не кофе как таковой, но аромат кофе. София, бывало, заваривала свое ужасное турецкое пойло, похожее на ил, и Манужаи брала чашку в руки, вдыхая запах, а затем передавала ее другим гостям. Когда кофе остывал, они вручали его обратно Софии, выпивавшей злосчастный напиток. Иезуитская группа могла оплатить почти все, разделив с кем-нибудь чашку кофе.
   - Но Джордж прав, - сказал Джимми, который тоже начинал уставать от руна. - Здесь почти нет развитой технологии. Нет радио. Они не могут быть Певцами. Они даже не любят музыку!
   Все эти дни они с Джорджем обрабатывали астрономические и метеорологические данные, пересылаемые с корабля, но их манил город с тамошними передатчиками.
   Д. У. пробурчал что-то, соглашаясь. Иезуиты больше не пели во время мессы с того раза, когда руна, присутствовавшие на службе, пришли в смятение. Сначала он подумал, что их обеспокоил ритуальный аспект поведения гостей, хотя у самих руна вроде не было ни каких-либо религиозных специалистов, ни церемоний. Но оказалось, что, если литургию просто проговаривать, руна чувствуют себя отлично. А фимиам им даже нравился. Так что обряды тут ни при чем - было ясно, что дело в самом пении.