Базил поднял огромную лапу.
   — Релкин всегда был хорошим драконьим мальчиком. И много раз спасал шкуру этого дракона. Релкин — друг драконов.
   Кубок Релкина был пуст. Базил покончил с едой. Оба чувствовали легкое головокружение: эль оказался крепче, чем тот, к которому они привыкли.
   Неожиданно рядом с ними оказалась молодая женщина в короткой тунике из грубой кожи, украшенной бахромой из красных бусинок. Она принесла кувшин пива и, широко улыбнувшись, вылила его в чашу Базила, не забыв при этом наполнить и кружку Релкина.
   Улыбнувшись опять, она вполне откровенно стала рассматривать Релкина.
   — Здравствуйте, — сказала она, — меня зовут Иларин.
   Она была очень красивой, с длинными блестящими волосами, зачесанными за спину. Ее туника была туго подпоясана, и, несмотря на молодость, ее фигура говорила о чувственности.
   По правде говоря, она напомнила Релкину Ферлу, и это воспоминание вызвало у него сложную цепь нежелательных мыслей, в основном о том, что непорочностью он уж точно не обладает.
   Ферла была воплощением мечты, созданием безумного повелителя эльфов Мот Пулка. Релкин оказался жертвой этой странной магии, но он все же любил Ферлу.
   — Сестры ордена сказали, что тебя зовут Релкин. Мое имя означает «цветок души». А что означает твое?
   На мгновение Релкин оцепенел, пораженный глубиной ее темно-синих глаз и прелестью лица.
   — Не знаю, — ответил он. — Не думаю, что оно вообще что-то означает. Просто так меня называли в Драконьем доме. Видишь ли, я сирота.
   — А что значит сирота?
   — Это тот, у кого нет ни отца, ни матери. Тот, у кого нет родителей.
   Эль в его кружке был сладким и пился очень легко. Совершенно неожиданно для себя он почувствовал, как мир вокруг закачался. Он потряс головой, стараясь таким образом вернуть ей ясность. Иларин была все еще здесь, все еще улыбалась. Он выпил за ее красоту.
   Прошло некоторое время. Теперь она сидела очень близко от него.
   — Мне сказали, что ты — солдат. Расскажи мне о своей жизни.
   Ее глаза были такими привлекательными, таким бездонными.
   Его глаза остановились на темной загадочной ложбинке между ее грудей. Он почувствовал, как его голова загудела. Он желал эту женщину всеми фибрами своих души и тела. И она его тоже хотела или, по крайней мере, так казалось.
   Манящие картины заплясали у него перед глазами. Ее большой бюст потяжелел. Темная мягкая ложбинка между ее грудей казалась ему привлекательнее всего в целом мире. Он поднял руку.
   Оттолкнуть ее? Или прикоснуться, а потом заняться с ней любовью? Релкин заколебался.
   Внезапно перед его глазами всплыл образ Эйлсы — как проглянувшее из-за туч солнце в дождливый день. Эйлса была настоящей; Эйлса была его любовью.
   Он ухватился за эту мысль. Эйлса была его истинной любовью. Он не сумел сдержать себя тогда, с Ферлой и с Лумби, но он нашел в себе силы, чтобы удержаться на этот раз. Тогда, в обоих случаях, ситуация была экстремальной, и этим он хотя бы частично себя оправдывал. Но теперь все было иначе, потому что теперь он знал себя и знал, что не должен этого делать.
   Иларин продолжала сидеть рядом, она улыбалась, слегка наклонив головку, а ее темно-синие глаза притягивали юношу, как омуты. Иногда она говорила что-нибудь приятное и слегка соблазнительное. Но Релкин уже больше не поддавался. Его желание исчезло, как лопнувший мыльный пузырь. Он почувствовал, как высыхает пот у него на лбу и под мышками'.
   Он был неподвластен ее чарам. Он принадлежал Эйлсе.
   Внезапно он почувствовал, что устал, очень устал. Дремота прогнала все его мысли. Он с трудом соображал. Дракон рядом уже похрапывал.
   Релкин уснул.
 
   Пришелец маячил на фоне неба, шагая широкими шагами в самом центре чудовищной бури. Черные и алые тучи сгрудились у него над головой, а почти непрекращающееся сверкание молний увенчало его серебряную голову алмазной короной.
   На холмах Варона, за ущельем Хута он наткнулся на беглянку — на пирамиду бедняжки Харисии, поэтессы души и духа. Ее пирамида медленно тащилась через кристаллические холмы, которые были выше Пришельца, пожалуй, на сотню футов. Пирамида достигала разве что трети этой высоты, она ползла вперед под действием магического импульса Харисии.
   Когда пришел первый сигнал тревоги, она была погружена в глубокую медитацию, и поэтому слишком поздно узнала о Пришельце. Когда опасность наконец-то разбудила ее, ее защищало только ущелье Хута. Она задержалась с отступлением, уверенная, что ущелье окажется непреодолимым даже для такого гиганта.
   Синни подняли бурю, пытаясь защитить ее, но Пришелец пробился прямо через тучи и горячий ветер. Буря почти не замедлила его продвижение.
   Харисия увидела Пришельца, когда тот вышел из-за ближайших кристаллических холмов. Она обратилась непосредственно к его разуму, который контролировал Сауронлорд.
   — Ваакзаам, ты вторгся в чужие владения, куда ты обещал никогда не вступать. Ты нарушил свою клятву.
   — Ха! Помолчи о клятве! Вы нарушили свою клятву уже очень давно.
   — Ваакзаам — некогда это имя сверкало славой. А теперь ты превратился в низшее существо, занятое только своими собственными порочными фантазиями.
   — Ты даже теперь выплевываешь из себя только оскорбления и ложь!
   Гигантский Пришелец снял с плеча свой молот и взял его обеими руками. Однако Харисия не успокоилась.
   — Я помню Пуну, Ваакзаам. Я помню ее лучше всех. Ты любил Пуну, потому что она была чище остальных, потому что ее красота была светочем для всех миров. Ты хотел, чтобы она стала твоей, хотел один обладать ею. Она понимала это еще тогда, когда Гелдерен был еще совершенно спокоен и черные облака зависти еще не упали на тебя.
   Пуна знала про холод твоего сердца. Она понимала твою тайную слабость, и ты возненавидел ее за это. Ты поддался этой слабости и убил Пуну своими собственными руками. Ты бесстыдно перешагнул через Гелдерена, и никто не знал, что на твоих руках кровь Пуны.
   — Врешь, грязная шлюха!
   Пришелец наклонился и нанес удар молотом по передней плоскости пирамиды Харисии.
   Сверкнула молния, раскатистый удар грома разлетелся сквозь завихрения горячего воздуха. Черный пар вырвался из места удара. Когда он рассеялся, стали видны огромные трещины по всему каркасу и вмятина в центре.
   Пирамида Харисии перевернулась и, упав на бок, застыла на клочке базальтовой горной породы. Крик боли пронзил мысли всех ее сородичей.
   Они вскрикнули вместе с ней.
   Пришелец высоко поднял молот. Когда молот оказался в самой верхней точке траектории, в него ударили две молнии, и после этого он с размаха врезался в боковую грань пирамиды. И снова, еще ярче, чем прежде, вспыхнула молния, и снова раскат грома прокатился сквозь густой воздух. Однако на этот раз агония Харисии породила не крик, а новые разоблачения.
   — Но, когда Пуна пропала, Лос послал Лорна, Небесную Гончую, на поиски. Он нашел ее тело и принес его Лосу.
   — Лос — лжец! Лос — клеветник! Я раздавлю его, если он осмелится объявиться. Он позволил вам и вашим подданным, детям червей, мучить меня.
   Молот взлетел высоко вверх и обрушился вниз, отбив вершину пирамиды и вскрыв ее грань. Голубое пламя вспыхнуло в месте повреждения, пыль от удара клубилась в перегретом воздухе.
   — Ты начал с нами воевать вместо того, чтобы признать свою вину. Ты выбрал тропу насилия, забыв о своем долге. Уже тогда ты пал низко, а с тех пор упал еще ниже.
   — Скоро я заставлю тебя замолчать, вонючая лгунья.
   Молот обрушивался на пирамиду раз за разом, но Харисия не прекращала превозносить прелести Пуны и проклинать Ваакзаама за убийство, которое свершилось давным-давно.
   Пришелец Ваакзаама без устали крушил пирамиду своим молотом. Куски пирамиды разлетались в разные стороны в клубах пыли и вспышках молний. Внезапно из внутренностей пирамиды вырвался наружу сноп энергии — очередной удар разрушил наконец ее механизм.
   В конце концов молот пробил последний защитный слой пирамиды и вскрыл саркофаг. Харисия умерла в одно мгновение, задохнувшись в тяжелом, обжигающем воздухе.
   Но ее смерть не остановила разрушителя. Изрыгая ядовитые Проклятия, Ваакзаам в неистовстве заставил голема продолжать.
   Пришелец продолжал молотить по разбитой пирамиде, пока не расплющил ее в блин.
   Только тогда он остановился, высоко поднял молот обеими руками и выкрикнул роковой приговор:
   — Знайте, клятвопреступники, я пришел разделаться с вами!

Глава 46

   Релкин проснулся. Он лежал на походной кровати в теплой комнате, залитой солнечным светом. Он чувствовал себя посвежевшим и хорошо отдохнувшим. О прошедшем вечере он помнил очень мало. Смутно вспоминалось, как изумительно красивая девушка принесла им пива.
   Базил тоже только что проснулся. Он был уже во дворе и разминал ноги, а заодно махал руками и хвостом.
   На вопрос, что он помнит, он пожал плечами.
   — У этого дракона был странный сон. Этот дракон был опять молодым. Сидел на холмах над деревней вместе со старым Макумбером. Он сказал: «Тебя, Базил, ждет долгая карьера, если ты будешь поддерживать свой меч острым».
   — Ну, что ж, я могу подтвердить, что ты всегда заботился с своем клинке.
   — Во сне старый Макумбер сказал, что мой драконопас будет очень хорошим и я должен сохранить его живым.
   Зазвонил храмовый колокол: раздался один-единственный удар глубокий и холодный, эхом прокатившийся в глубинах храма.
   — Что-то подсказывает мне, что нас зовут на завтрак.
   — Хорошая мысль. Мы с тобой думаем одинаково.
   Они покинули стойло и отправились к храму Ориентируясь на запах каши и горячего масла, они вошли в огромную трапезную.
   Помещение было достаточно большим, чтобы дракон мог стоять Во весь рост, а длинные столы были расставлены так широко, что он мог спокойно поместиться между ними.
   Очень скоро улыбающиеся мужчины и женщины в белых одеждах вкатили огромную чашу с кашей, приправленной маслом и солью. Широкие плоские свежевыпеченные лепешки хлеба были сложены на столе стопкой, и Базил принялся есть их, складывая пополам, как люди едят оладушки.
   Релкину подали кашу и хлеб с толстым слоем сливового джема.
   Келута не было, вместо него принесли горячий чай.
   — Ни келута тебе, ни акха для каши, — проворчал Базил.
   — Могло быть и хуже. Я хочу сказать, что зато остального предостаточно, правильно?
   — Правильно.
   Они завтракали довольно долго: едва Базил опустошал свою миску, повара немедленно наполняли ее снова. Вскоре к Релкину присоединились Мирк и Лессис. Лессис проснулась несколькими часами раньше и провела это время, закрывшись с Элори и его родственниками.
   — Как ты спал? — спросила Лессис.
   — Думаю, очень хорошо, — ответил Релкин. — Прошлым вечером мы выпили что-то очень крепкое. Мне кажется, я просто отключился, хотя выпил всего одну или две кружки. Интересно, но сегодня я не чувствую никаких последствий вчерашнего.
   Лессис улыбнулась, затем импульсивно перегнулась через стол и пожала Релкину руку. То же самое она проделала и с огромным когтем дракона.
   — Должна сказать, что вы двое — самая замечательная пара друзей, с которыми я когда-либо имела удовольствие работать.
   Релкин почувствовал, как от похвалы его бросило в краску.
   После недолгих колебаний он тоже пожал руку древней ведьмы.
   Складывалось впечатление, что она хочет попрощаться. Это немного взволновало Релкина.
   — Ты отправишься в путешествие в Высшие царства, Релкин.
   Не надо раздумывать, как это произойдет. Сначала вы перейдете на более высокий уровень. Там вас преобразуют и снабдят всем необходимым, чтобы вы могли достигнуть пункта вашего конечного назначения, мира Синни.
   — Мы видели этот мир. Вы говорите, леди, мы будем преобразованы?
   Она мрачно кивнула головой.
   — И сможем выжить в том месте, которое было в видении?
   — Конечно.
   — Ну, тогда все очень просто, правда?
   Лессис присоединилась к его негромкому смеху.
   — Увы нет, мое милое дитя, увы…
   — Идут…
   Предупреждение Мирка заставило всех повернуть головы. В трапезную вошли двенадцать существ. Сегодня они отложили свои белые одежды и с головы до пят облачились в сверкающие доспехи, вооружившись длинными копьями и тяжелыми мечами. На шлемах были красные и черные перья, заставившие Релкина вспомнить Альтиса и Стернвала, стражей леса Валур, которые когда-то спасли его от гномов.
   Значит, сейчас им предложат пройти испытание, и, если они потерпят крах, то дети Эрриса их уничтожат.
   У Базила был Экатор, но этих было двенадцать, высоких и прекрасно экипированных. Они определенно успеют проткнуть дракона копьями, прежде чем он успеет убить кого-нибудь из них.
   Вперед выступила фигура в золотых доспехах. Лязгая, она остановилась рядом со столом, за которым сидели гости. Поднялось забрало, под ним было лицо Элори.
   — Доброе утро. После того, как вы окончите завтрак и приготовитесь, вы можете войти в Золотой Лабиринт.
   — Но я думал, что сначала будет проверка… — сказал Релкин.
   — Вы уже прошли испытание. Никаких темных пятен не обнаружено ни у тебя, ни у великого дракона. Ты волен войти в Золотой Лабиринт.
   — Уже прошли?
   — Да. Вам разрешено войти в лабиринт.
   Это, должно быть, та девушка, как бишь ее звали? Иларин?
   Должно быть, она и была испытанием.
   — Что нас ожидает внутри? — спросил, он немного подумав.
   — Кто может сказать об этом? — Элори, казалось, улыбнулся. — В лабиринте нет центра, нет и какой-нибудь точки, которая активнее других. Вы обследуете его, а после этого выйдете из другого подобного лабиринта, далеко-далеко отсюда. Вы не почувствуете никаких особых ощущений.
   — Но как мы узнаем, что пришли в нужное место?
   — Не бойтесь, вас об этом проинформируют. Лабиринт будет об этом знать.
   — Лабиринт?
   Но Элори уже отвернулся. Стражи ворот направились обратно к дверям.
   Теперь оставшееся у них время таяло на глазах. Они умылись под шлангом, и Релкин проверил шкуру дракона: не пропустил ли он каких-нибудь ран, царапин или еще что-нибудь. Пришла пора расставаться.
   У входа в лабиринт они попрощались с Лессис и Мирком. Лессис казалась тронутой. Опять она пожала руку и коготь. Релкин мог поклясться, что, когда она останется одна, она прольет пару-другую слезинок. Он и сам чувствовал, как у него к горлу подкатил комок.
   Внутри храма они попали в огромный зал, разделенный стеной, казавшейся сделанной из чистого золота. Стена была в двенадцать футов высотой и протянулась через весь зал. В стене был только один вход, по ширине только-только достаточный для того, чтобы туда протиснулся дракон-виверн. Внутри между стенами пространства было побольше, но потолок, блестящий и черный, был неприятно низким.
   Базил был вынужден пробираться дальше на четырех лапах. Пользоваться мечом в этом ограниченном пространстве было невозможно.
   Перед ними простирался лабиринт: по бокам одинаковые золотистые стены, время от времени проход встречается с другим, но чаще перекрестки попадались с тупиками в боковых коридорах.
   Перед ними открылось три прохода, Релкин почему-то решил, что им надо пойти в правый.
   — Откуда ты знаешь? — спросил дракон.
   — Я не знаю, но уверен. Нам следует идти по этому пути.
   Релкин не знал, откуда взялся этот тоненький голосок, который нашептывал ему в ухо правильное направление.
   Каждый поворот открывал одно и то же: блестящие золотистые стены, которые, казалось, уходили в бесконечность, и ответвляющиеся проходы — черный провал среди золота стен и черноты потолка и пола. Дракон протиснулся в правый проход и на четвереньках двинулся по золотистому коридору.
   Они шли около часа. Релкина поразила протяженность этого лабиринта. Как они умудрились втиснуть эту громадину внутрь Золотого Храма, оставалось тайной. Это сооружение казалось огромным и, похоже, простиралось на целые мили.
   И вдруг, внезапно, перед ними открылся совершенно иной вид.
   Новый проход вел в коридор, освещенный намного лучше, чем остальные. Они оказались в обширном пространстве, черный пол сменился серебристой поверхностью. Ноги ощущали холод, но воздух был довольно теплым.
   — Где мы? — спросил Базил, выпрямляясь и разминаясь после тесноты лабиринта.
   — Не знаю, но мы должны выйти здесь, — Релкин указал на проем в дальней стороне огромного помещения. — Мы должны отыскать кого-то или что-то по имени Око.
   Мир снаружи был поразительным. Миниатюрное зеленое солнце жарко светило в небе цвета красной охры. Перед юношей и драконом во все стороны простиралась серебряная равнина с черными квадратами разных размеров, скользящими по поверхности в замысловатом танце.
   — Что это такое? Что они делают?
   — Я плохо их вижу отсюда. Это похоже на сон.
   Планета сверкала под яркими лучами маленького зеленого солнца.
   — Если это сон, то мы видим один и тот же сон.
   Они обменялись взглядами. Релкин пожал плечами.
   — Мы не можем здесь оставаться. Это своего рода промежуточная станция. Я знаю, что мы должны идти дальше.
   — Вон туда и сразиться с этими штуками?
   — Я еще не знаю, что и как. Эти штуки кажутся довольно большими. Может, что-нибудь придумаем.
   — Драконий мальчик это умеет.
   — Да? Приятно слышать это от тебя после всех этих лет.
   Пошли.
   Релкин шагнул вперед; Базил последовал за ним. Через несколько мгновений они почувствовали, как по их телам пробежал леденящий холод. Мороз стал жгучим. Релкин почувствовал, как изгибается его спина. Он закричал до боли в легких, но ничего не услышал.
   К их изумлению и ужасу, они увидели, что их плоть и кости внезапно начали деформироваться, они оба таяли, как воск, и сжимались. По мере того, как они сжимались, они темнели и начинали блестеть, пока, наконец, полностью не преобразились.
   И дракон, и Релкин стали кристаллическими. Базил превратился в трехгранную пирамиду в восемь футов высотой. Релкин представлял из себя куб, со стороной в четыре фута. Ощущение холода пошло на спад, обоим начало казаться, что они уснули.
   Релкин ощутил панику; он совершенно не чувствовал ни ног, ни рук. Он не мог пошевелить ни единым мускулом!
   Но он мог видеть, слышать и думать. Сумасшедший танец продолжал крутиться на равнине.
   — Что такое? — заговорил дракон.
   Релкин мог поклясться, что слышит его.
   — Я слышу тебя. Ну?
   — Ты — большой куб, который я вижу.
   — А ты — большая черная пирамида.
   Они попробовали осознать случившееся.
   Голубая молния сверкнула прямо у них над головами. Она замедлила свой полет, развернулась и направилась обратно. И совершенно неподвижно застыла в воздухе рядом с ними, как раз на высоте плеча дракона.
   — Экагор! — «сказала» молния таким же магическим голосом, который звучал прямо у них в голове.
   Базил осмотрел голубую молнию. В самой ее сердцевине была маленькая фигурка, похожая на крошечную фею, ярко-голубую и сверкающую У феи были малюсенькие яркие глазки и черная полоска вместо рта — Экатор! — опять сказало существо.
   — Магия, очень странная, этому дракону это не нравится.
   Базилу особенно не понравилось, что он остался без меча. Если меч преобразовался в этого малюсенького эльфика, то как же им сражаться с врагом? К тому же у него теперь даже нет рук!
   — Согласен, очень странная, — Релкин чувствовал себя, как вынутый из глазницы глаз, плавающий в кубе, ставшем его «телом». Может, мы сошли с ума, все это оказалось выше наших сил?
   — Меч превратился в голубую фею. От него теперь никакого толку.
   «Крошечная фея» гневно обернулась и разразилась потоком слов на непонятном языке. Релкин решил, что лучше будет оставить эту речь без перевода. Он задумался: может быть, он действительно потерял рассудок? Все эти перемещения и магические эффекты, должно быть, действительно оказались выше его сил.
   Затем он вспомнил волшебные миры повелителя эльфов из Мирчаза. Созданные энергией, отнятой у массового разума, поддерживавшего Игровую доску, эти миры были настолько совершенны, что казались реальными. Может быть, и это искусственное сооружение, невероятная и сложная иллюзия?
   Снова вернулся голос, который провел их по лабиринту, неясный шепот без слов, звучавший в его голове.
   — Очевидно, это не все. Своего рода подготовка к чему-то еще.
   — Чему-то еще?
   — Это все, что я знаю. Не спрашивай меня, откуда, но я это знаю.
   Довольно долго они просто стояли на месте. Релкин пытался понять, кто или что говорит с ним. Что означают эти послания?
   Почему он совсем не боится?
   Он мысленно пожал плечами. Он видал и худшее, но выжил, вот и все. Для того, чтобы испугать драконира, требуется нечто большее. Релкин и Базил из боевого Сто девятого так просто не сдадутся.
   — Что теперь?
   — Мы должны добраться вон туда, куда-то и как-то.
   Базил внезапно взвыл от удивления, его высокая пирамида заскользила вперед по серебристой поверхности и медленно остановилась.
   — Что случилось?
   — Не знаю.
   Голубая фея несколько раз облетела вокруг Базила и снова заняла свою позицию. Похоже, она несколько поуспокоилась.
   Через мгновение пирамида дракона двинулась снова, переместилась на несколько футов и, прежде чем остановиться, медленно развернулась.
   — Этот дракон все понял.
   Релкин должен был признать, что Базил всегда соображал довольно быстро для виверна.
   — И как же это делается?
   — Попробуй идти, — послышался голос Базила в его голове.
   Релкин представил, что двигает ногами, и его куб внезапно, подрагивая, заскользил по серебряной поверхности и медленно развернулся. Юноша попробовал присесть и поставить обе ноги на землю. Землю он не почувствовал, но, тем не менее, остановился.
   Его посетило внезапное озарение.
   Он попробовал поднимать ногу для полного шага, и куб начал двигаться быстрее, скользя по равнине. Релкин остановился — и куб тут же замер.
   При этом не было никакого ощущения ускорения или замедления. У Релкина в голове закрутились вопросы.
   И непонятно откуда появилось предположение, что им следует двигаться вперед и не терять время. Они должны идти к Оку. Там они подвергнутся новому преобразованию.
   — А где это Око?
   — Не знаю, но я уверен, что это в направлении, противоположном от солнца.
   — Солнце зеленое!
   — Ты только заметил?
   — Очень странно. Но этому дракону наплевать.
   — Да, ты прав.
   Голубая фея сделала круг около пирамиды Базила и помчалась прочь.
   — Экатор вас приведет! — послышалось у них в головах.
   Краткие реплики бывшего меча всегда сопровождались ощущением чего-то стального, холодного и колючего.
   — Ну что, подозреваю…
   Релкин начал делать воображаемые шаги и заскользил вперед. Базил догнал Релкина, затем устремился дальше.
   — Дракон должен ходить в этом мире очень медленно, а то мальчик-драконир будет от него отставать.
   Релкин сосредоточился на шагах и догнал дракона. Они скользили вперед, в самый центр танца черных квадратов; все они, как и наши путешественники, были твердыми, двигались во всех направлениях, проскакивая мимо друг друга с огромной скоростью, совершенно, как показалось Релкину, не интересуясь друг другом. Маленькая голубая фигурка Экатора летела всего в нескольких футах от них впереди, ярко сверкая.
   Они набрали скорость и помчались в нужном направлении, оставив за спиной маленькое зеленое солнце. Насколько Релкин мог разглядеть, у этой равнины не было горизонта. Серебряная равнина без видимых границ простиралась во все стороны. Было очень неуютно созерцать бесконечность.
   И все же пока такой способ передвижения был довольно приятен. Они продвигались вперед с огромной скоростью, а усилий прилагали не больше, чем при ходьбе быстрым шагом. Маленькие фигурки, черно-коричневые кубы, проскакивали у них перед самым носом, не причиняя им никакого вреда.
   Затем их обогнала огромная фигура — огромный бледно-коричневый четырехгранник, который развернулся у них под самым носом и унесся прочь. Еще доля секунды, и они бы в него врезались.
   Еще одна огромная фигура с гуденьем пролетела мимо: на этот раз она неслась им наперерез, проскочила в нескольких дюймах от Базила и Релкина и с невероятной скоростью полетела дальше, буквально через мгновение превратившись в точку.
   Эти два происшествия забавили их быть более осторожными.
   Последовали и другие случаи, которые чуть было не привели к столкновениям. Однажды их нагнал рой небольших, величиной с человеческий кулак, предметов. Некоторые пролетели как раз между Базилом и Релкином, но ни один из них даже не поцарапал наших путников.
   Все это продолжалось непонятно сколько времени; Релкину показалось, что прошло несколько часов. Они просто продолжали двигать ногами, которых не чувствовали и не видели, и неслись по серебряной поверхности.
   Однако постепенно кое-что изменилось.
   Впереди появилось какое-то уплотнение. По мере того, как они неслись вперед, это уплотнение стало темнеть и приобретать форму. Постепенно стало ясно, что это темная сфера. Она безостановочно росла и вскоре стала напоминать гору, висящую над равниной, покрывая собой огромную площадь. А ведь Релкин не видел и намека на нее, когда впервые спустился на равнину.
   Его слегка передернуло от чужеродности этого навеса. Поблизости от огромной сферы Ока было большое скопление разнообразных объектов. Многие были больше, чем их пирамида и куб.