Райан Патриция. Сокол и огонь

   Вот и у этой ведьмы лицо синеет точно так же, как и у той шлюхи. Осталось недолго… и скоро он будет свободен от нее.
   — Сэр Эдмонд? — Голос Фильды, раздавшийся снаружи, за занавеской, прервал ход его мыслей.
   Он отпустил Мартину и поднялся на ноги.
   — В чем дело?
   — Просто я… я услышала шум. Все в порядке?..
   — Все в порядке. Я поскользнулся и упал. Отправляйся вниз.
   Эдмонд подождал, пока Фильда ушла. Вытерев рукавом пот со лба, он потянулся к кувшину, стоящему на сундуке, откупорил его, сделал несколько больших глотков и снова посмотрел на лежащую неподвижно жену. Вот он и проучил ее. Он поступит с нею так же, как и с Эмилин: будет душить и душить ее, одновременно овладевая ее теряющим жизнь телом. Он ухмыльнулся и одним глотком осушил добрую половину кувшина, ничуть не думая о последствиях. Воспоминаний об Эмилин было достаточно, чтобы держать его в крайней степени возбуждения.
   Он закрыл кувшин и хотел поставить его обратно, но почему-то пошатнулся и упал на пол.
   Чертово бренди что-то слишком быстро ударило в голову. Надо поторопиться. Опустившись на колени над Мартиной, он снял штаны. Пальцы казались большими и неуклюжими, они с трудом повиновались ему. Он склонился над ней, и тут комната вдруг поплыла. На секунду Эдмонд закрыл глаза и больше не смог открыть их, погружаясь в ватную тьму забытья.
 
   Мартина с трудом разомкнула глаза. Боль пульсировала в голове. Вокруг было темно, она не знала, где находится. В ушах звенело; этот звон отдавался в каждом уголке ее мозга. Что-то большое и дурно пахнувшее лежало на ней, прижимая ее к земле. Сухие соломинки кололи через рубашку. Стояла ночь. Где она? В лесу, распростертая под мертвым зверем?
   Постепенно глаза привыкли к темноте. Мартина смогла различить стены и потолок своей спальни, поняла, что лежит на полу, на куче соломы. Она услышала храп своего мужа, узнала его запах и вспомнила все.
   — О Господи, — еле слышно вздохнула она и попыталась столкнуть с себя тяжелое тело. Наконец ей удалось освободиться от него. Штаны Эдмонда были спущены, а ее разорванная рубашка задрана к груди. «Боже, он все-таки сделал со мной это», — подумала она. Она провела рукой между ног, но ничего не обнаружила, очевидно, он не успел войти в нее. Увидев полупустой кувшин бренди на полу возле сундука, она слабо улыбнулась: «Моя хитрость все-таки сработала».
   Мартина села, и мгновенно острая боль отдалась в голове. Она обхватила ее руками. Лицо онемело и распухло с одной стороны. Она осторожно провела рукой по щеке и вздрогнула, почувствовав открытую рану.
   Что произошло? Где она была? Она что, ранена? Мартина огляделась, мысли путались. Она в спальне, вспомнила Мартина, и ей показалась, что эта мысль уже приходила ей в голову. Взглянув вниз, она увидела Эдмонда, его разбросанную одежду, и все снова стало ясно. «Я не могу контролировать свои мысли, память изменяет мне, — в отчаянии подумала Мартина. — Я теряю рассудок».
   С огромным трудом ей удалось подняться на ноги. «Мне надо уйти отсюда, — подумала она. — Надо бежать, найти Торна. Он защитит меня. Он поклялся Райнульфу, что будет защищать меня».
   В полной темноте она спустилась во двор, на ощупь прокладывая дорогу. Звон в ушах становился все сильнее, пока мысли опять не смешались в голове. «Наверное, звонят к заутрене», — решила Мартина. Она остановилась посреди лужайки и обвела взглядом высящийся над нею каменный дом и темный лес впереди.
   «Он придет за мной к реке, как и раньше. Он придет к реке, где мы занимались любовью». Но в какую сторону надо идти? Звон путал мысли, мешая сосредоточиться. Наконец она пошла наугад, углубляясь в чащу.
 
   Что-то пощекотало ее по лицу. Мартина открыла глаза и увидела тень над собой — это «что-то» лизнуло ее. Она вздохнула, тень повернулась и, шурша сухими листьями, ринулась прочь.
   Было темно. Где она? В лесу? Что она делает здесь среди ночи?
   Мартина села. «Я должна найти Райнульфа. Райнульф мне поможет. Но где он может быть? В университете? Нет, сейчас ночь. И… и они ведь уже не в Париже. Значит, в Харфордском замке. Надо идти туда». Не зная, в какой стороне замок, она встала и, несколько раз повернувшись на месте, пошла наугад.
 
   Ее разбудил отдаленный детский голосок. Мартина открыла глаза и прищурилась от яркого дневного света. Она лежала на животе на краю леса, у кромки поля. Вдалеке какой-то крестьянин и его жена сеяли, на спине женщины был привязан узел с ребенком.
   Мартина попыталась встать, но нестерпимая боль мгновенно отдалась во всем теле. Что она здесь делает? Мама будет беспокоиться. Мама не любит, когда она уходила далеко от дома.
   Чуть погодя Мартина снова услышала голос ребенка, но на этот раз намного ближе. Открыв глаза, она увидела прямо перед собой пару грязных детских босых ножек. Ребенок стоял над ее головой и что-то кричал на непонятном ей языке. Это была девочка, лет девяти-десяти. Повернувшись к крестьянам, она кричала им и подзывала их.
   — Пожалуйста, скажите маме, что я здесь, — шепотом выдавила из себя Мартина, когда они подошли. Но они не слышали ее, возбужденно переговариваясь. Мужчина несколько раз произнес имя Эдмонд, но оно ничего ей не сказало. Женщина, кажется, спорила с ним. Мартина расслышала: Харфорд и Фальконер. Наконец крестьянин указал девочке на тропинку, и та побежала по ней.
   «Он послал ее за моей мамой?»
   — Пожалуйста, приведите ее поскорее! — прошептала Мартина и снова впала в забытье.

Глава 16

   Торн обмакнул перо в чашку со смесью из яичного белка и масла.
   — Держи ее покрепче, Кипп, — напомнил он помощнику, аккуратно смазывая целебной мазью рану на птичьей лапе. В дверь постучали.
   — Войдите.
   Это был Питер. Рядом с ним стояла маленькая растрепанная девчушка с темными волосами и большими глазами.
   — Она заявилась в зал, когда мы завтракали, — сказал Питер, указывая на девочку. — Все время твердила твое имя.
   Он подтолкнул девочку вперед.
   Торна не удивило это посещение: очевидно, кто-то из крестьян прислал за ним ребенка. Окрестные жители часто обращались к нему с просьбами разрешить их споры и конфликты, так как во всей округе он был единственным авторитетным человеком, знающим английский.
   Эта девочка уже приходила к нему и раньше.
   — Как тебя зовут, дитя? — спросил он на древнем наречии.
   — Хэйзел, господин.
   Она запыхалась, видимо, ей велели бежать. Значит, случилось нечто более важное, чем обычная ссора.
   Он снова макнул перо в чашку и нанес еще немного мази на рану.
   — Кто послал тебя за мной?
   — Моя мама, сэр. — Она поколебалась. — То есть папа, но на самом деле мама. Папа хотел послать за сэром Эдмондом, но мама подумала, что, наверное, именно он и сделала ней это, и сказала, что надо звать вас, и они начали спорить, ну и наконец папа…
   — Помедленнее, малютка, я не поспеваю за твоими словами, — прервал ее Торн. — Кто-то ранен?
   — Похоже, умирает. Так мама сказала. Мы нашли ее на краю леса. Мы думали, на нее напал волк, но мама сказала, что, вероятно, это сам сэр Эдмонд.
   Торн уронил перо. Несколько мгновений он молча смотрел на девочку.
   — В чем дело, Торн? — спросил Питер, который не понимал ни единого слова.
   Сакс поднялся со стула. Его руки сжались в кулаки.
   — А кто эта женщина, на которую напали? Мама не сказала тебе?
   — Ей и не надо было мне говорить, я знаю ее. Я стояла на церковном дворе, когда они женились. Она дала мне серебряную монетку… Сэр?!
   В два прыжка Торн выскочил во двор. С его губ срывались саксонские проклятия.
   Питер выбежал вслед и схватил его за рукав.
   — Что случилось, Торн?
   — Это Мартина, — сказал он. — Возьми девочку и поехали со мной.
   Питер усадил девочку на круп своего коня и догнал Торна. Ребенок привел их к крошечному домику во владениях Эдмонда. Подошедший крестьянин взял под уздцы лошадь Торна.
   — Она внутри, — сказал он. — Я не хотел беспокоить вас, сэр Фальконер, хотел послать за ее мужем, но…
   Торн ворвался в хижину, быстро отдернул полог, всматриваясь в темноту. Это была убогая, закопченная лачуга.
   — Там, — указала рукой женщина.
   Мартина лежала на охапке соломы в углу, бледная как смерть.
   Нет, Господи, нет! Сначала Луиза, теперь Мартина! И все из-за его непомерного себялюбия… Он непроизвольно перекрестился дрожащими пальцами.
   — Она еще жива, — сказала крестьянка.
   Издав душераздирающий стон, он приблизился к Мартине и опустился на колени.
   Она лежала на спине, лицом к глиняной стене, в волосах запутались сухие листья и веточки, кожа была невероятно белой, такой же белой, как и ее изорванная рубашка. Вер нее, не изорванная, а разодранная чьей-то грубой рукой, заметил он. Осторожно убрав висящую лохмотьями ткань с ее груди, он увидел глубокие царапины и фиолетовые следы пальцев на горле.
   — О Мартина… Господи, что же он с тобой сделал?
   — Я промыла раны, как могла, — сказала крестьянка. — Ее ноги тоже изранены. Она, видно, провела в лесу всю ночь. И эти раны на груди… Но хуже всего лицо…
   Торн убрал спутанные волосы с лица Мартины. Щека была в ссадинах, губа рассечена, на лбу синяки; слава Богу, могло быть и хуже.
   — Посмотрите, что с другой стороны, — сказала женщина. Она взяла голову Мартины и осторожно повернула.
   — Боже! — не удержался Торн.
   Вся другая половина представляла собой одну большую кровоточащую рану. Его сердце готово было выпрыгнуть из груди. Ярость, сострадание, нежность, сожаление, чувство вины нахлынули на него.
   Несомненно, это работа Эдмонда. Человек, которому он ее отдал, напал на нее, терзал, как дикий зверь. Судя по отметинам на горле, он пытался задушить ее. Ему ничего не стоило сломать ей шею.
   «Эмилин свернули шею, — вспомнил он слова толстухи Нэн. — Один из этих харфордских псов». Тогда Торн решил, что это сделал Бернард, зная его гнусные привычки, но сейчас до него дошло, что это был Эдмонд, такой же кровожадный, как и его братец. Эдмонд восхищается Бернардом, старается во всем подражать ему. А Торн, ослепленный жаждой получить землю, закрывал глаза на зловещие признаки. И в том, что Эдмонд сотворил сейчас с Мартиной, виноват он, Торн. Он ответственен за случившееся, он должен был предвидеть это, зная о дурном воспитании юнца. Он старался не замечать факты, которые должны были настораживать его потому, что это помешало бы осуществлению его планов.
   — Господи Иисусе, — прошептал он, охватив голову руками. Он же поклялся Райнульфу защищать эту женщину — женщину, которая верила ему, полюбила его, отдалась ему. Она жила в его мыслях… его сердце…
   Мартина слабо застонала.
   — Мартина, я здесь, — Торн взял ее за руку.
   Ее веки дрогнули.
   — Это ты, — прошептала она, приоткрыв глаза. — Ты пришел.
   — Да. Я позабочусь о тебе. Отныне и навсегда.
   Она слабо улыбнулась.
   — Голова болит. Что со мной стряслось?
   «Она ничего не помнит. — Он беспомощно покачал головой. — Какой смысл говорить ей правду — что ее собственный муж избил ее, овладел ею с помощью грубой силы и чуть было не убил?»
   — Я, наверное, упала с кровати?
   Он кивнул, в горле стоял ком.
   — Скажи маме, чтобы она поцеловала меня там, где болит.
   Некоторое время он смотрел на ее израненное лицо, в по-детски молящие глаза.
   — Я сам поцелую тебя. Где болит? — хриплым, прерывающимся шепотом ответил он.
   Наклонившись к ней, он нежно прижался губами к ее здоровой щеке.
   Она схватила его за руки.
   — Я знала, что ты придешь, папа. Я всегда верила, что ты вернешься к нам.
   «Папа». Торн видел, что она старается не впасть в забытье.
   — Спи, родная, — мягко и настойчиво приказал он.
   Послушно кивнув, Мартина закрыла глаза и тут же уснула. Она была очень бледна, и если бы не ровное тихое Дыхание, можно было усомниться в том, что она жива. Слава Богу, что ее раны, какими бы ужасными они ни были, все-таки несмертельны. Он взял в руку ее ладонь и, прижав к губам, поцеловал.
   Закрыв глаза, он вдруг представил Эдмонда… Эдмонда, склонившегося над ней… Эдмонда, державшего ее за горло… Эдмонда, лежавшего на ней…
   Нельзя позволить ему уйти от возмездия за то, что он сделал с ней. По закону и обычаю она целиком во власти своего мужа. И он имеет полное право поучать ее так, как ему заблагорассудится, даже избивать, не неся за это никакого наказания. Случаи жестокости по отношению к женам считались частным делом семьи. Что ж, значит, и наказание тоже будет частным делом — его, Торна, личным делом.
   Но сначала надо подумать о Мартине. Он должен спрятать ее в безопасном месте и приставить кого-то ухаживать за ней. Торн позвал Питера.
   Увидев Мартину, его друг побледнел.
   — Эдмонд? — спросил он, глядя Торну в глаза.
   Торн кивнул.
   — Можешь рассчитывать на меня, — сказал Питер, сжав руки в кулаки. Жест был непроизвольный, но Торн понял, что он означает: Питер славился как непревзойденный кулачный боец.
   Да, Питер действительно верный и преданный друг, ведь только что он предложил свою помощь в деле мести, мести не кому-нибудь, а сыну его сюзерена. Это ли не проявление настоящей дружбы? Но Торн не может воспользоваться услугами Питера. Он сам должен отомстить, иначе до конца жизни ему не будет покоя.
   Он встал.
 
   — Я займусь Эдмондом. А ты приведи сюда Фильду. Пусть она соберет вещи леди Мартины, потом отвезешь ее в Харфорд. Если Эдмонд дома, постарайся не сталкиваться с ним. Если его там нет, узнай, где он.
   — Ты хочешь отвезти леди Мартину в Харфорд? — спросил Питер.
   — Да.
   — Но ведь это небезопасно, учитывая, что там Бернард и его люди…
   — Не в замок — в мой дом, в птичник.
   Питер ушел. Торн поблагодарил крестьян и дал им несколько монет. Затем он завернул Мартину в свой плащ, сел на коня, с помощью мужчины посадив спящую Мартину рядом, и направился к Харфорду.
   Она что-то встревоженно пробормотала.
   — Все хорошо, — прошептал он. — Спи.
   Вначале надо позаботиться о Мартине. Потом он займется Эдмондом.
 
   Мысли и образы, как тени облаков, проплывали в воспаленном сознании Мартины. Она ощущала тепло чьих-то сильных рук, слышала цокот копыт по настилу подъемного моста, какие-то возгласы…
   Она проснулась, лежа на пуховом матраце.
   — Сейчас я вас обмою, миледи… — услышала она знакомый и подбадривающий женский голос. — Вот так, посидите спокойно… Теперь проденьте руки в рукава… Все, спите, миледи. Вам необходимо поспать. Об остальном позаботится сэр Торн.
 
   Во сне Мартина металась и стонала, и Торн, сидевший возле ее кровати, постоянно вскакивал со стула. Он смачивал полотняную ткань и вытирал ее горячий лоб.
   Все утро он просидел подле нее в птичнике, молясь и строя планы. Большую часть ночи она спала спокойно, но иногда, как сейчас, ее преследовали кошмары и тогда она беспокойно вздрагивала.
   Торн приложил ладонь к ее голове.
   — Нет! — дико вскрикнула Мартина, отмахиваясь слабыми руками.
   Он встал со стула и присел на кровать.
   — Миледи… Мартина!
   — Нет! Не трогай меня! — Она ударила Торна кулаком в нос, на секунду боль ослепила его.
   Он схватил ее за руки, она вырывалась. Глаза ее были открыты, и их переполнял страх.
   — Мартина! Это я! Торн!
   Он шептал ей в ухо нежные слова, целовал ее. Какое-то время она еще извивалась в его руках, но постепенно расслабилась и успокоилась.
   — Отдыхай. — Он поправил подушку и убрал с лица разметавшиеся волосы.
   — Торн, — прошептала Мартина, не открывая глаз.
   Он вытер ей влажной тряпкой пот со лба.
   — Я здесь. Я позабочусь о тебе. Никто больше не посмеет тронуть тебя.
   Она наморщила лоб, что-то вспоминая.
   — Эдмонд… О Боже!
   Торн приблизился к ее лицу.
   — Эдмонд больше не причинит тебе вреда, пока я здесь, — твердо сказал он, глядя в ее глаза.
   Он приложился губами к ее лбу, нежно поцеловал веки.
   — Спи спокойно.
   Мартина кивнула и что-то неразборчиво пробормотала. Торн развязал ее рубашку, чтобы взглянуть на раны на груди. «Будто следы от когтей, — подумал он, протирая их мокрым полотенцем. — Будто на нее напал дикий зверь. В общем-то так оно и есть, ведь Эдмонд — это дикое животное, опасное и непредсказуемое». Но почему надо было случиться такому, чтобы он окончательно понял это?
   Потому, что он ничего не хотел видеть из-за своей жадности, вот почему. Он отказывался замечать то, что не соответствовало его намерениям: ему надо было женить Эдмонда на Мартине и получить за это свою землю. Теперь ему не видать ее — лорд Годфри вряд ли будет благодарен за такой неудачный брак. И это еще слабое наказание за то, на что он обрек Мартину. Преисполненный стыда и сожаления, Торн поклялся сделать все возможное, чтобы исправить положение. Он обещал Райнульфу защищать сестру и с этого момента так и будет поступать.
 
   После обеда Торн, Питер и Гай стояли в сарае позади птичника, в то время как Фильда ухаживала за своей госпожой.
   — Парнишка в конюшне сообщил, что Эдмонд оседлал коня и отправился в Гастингс рано утром, — сказал Питер. Он снова сжал кулак и ударил им по ладони. — Разреши мне заняться им.
   — Нет, — возразил Торн. — Это мое дело. Вы вдвоем оставайтесь здесь и охраняйте Мартину. Она ни на секунду не должна оставаться одна.
   Мужчины кивнули. Когда Торн развернулся, чтобы уйти, Питер тронул его за руку.
   — Только не убивай его.
   — Почему? — спросил Торн. — Разве он не…
   — Он заслужил смерть, без сомнения, но если ты убьешь его, Бернард убьет тебя.
   — Я еще могу…
   — Постоять за себя, я знаю. Но леди Мартина не может, по крайней мере пока. А ты поклялся защищать ее. И если ты намерен сдержать слово, то должен оставаться в живых, чтобы выполнять клятву. И поэтому Эдмонд тоже должен пока жить.
   В этом простом рассуждении была жестокая логика, Питер прав.
   — Проследи, чтобы леди Мартине не было нанесено никакого вреда, — произнес Торн. — А я прослежу, чтобы Эдмонду досталось ровно столько, сколько надо, чтобы он не подох.
 
   Приехав в Гастингс, Торн направился в гавань Балвер-хайт. В четвертой по счету таверне он наконец встретил того, кого искал — одного оборванца, которого Эдмонд угощал выпивкой сегодня около полудня.
   — Он сказал, куда отправился? — спросил Торн, сунув в его единственную руку несколько пенсов, — вторую этому типу отрубили несколько лет назад в наказание за воровство.
   Человечек кивнул, с жадностью потирая пальцами монеты.
   — Сказал, что хочет поразвлечься, но пожаловался, что все городские шлюхи последнее время воротят от него нос.
   «Слухами земля полнится», — подумал Торн.
   Его собеседник криво усмехнулся, обнажая гнилые пеньки, бывшие когда-то зубами.
   — Сказал, что есть тут одна девка, в Рыбном ряду, с которой он обычно проводит время. Дочь торговца угрями.
 
   Рыбный ряд представлял собой узкую и грязную кривую улочку. Прохожие, затыкая носы платками, подходили к выставленному на лотках сегодняшнему улову, хозяйки зазывали покупателей, громко расхваливая товар и выкрикивая цены.
   Торн увидел, как лысый, тучный мужчина вышел из ворот дома с тачкой. Он остановился, чтобы пнуть стоящую у него на пути козу, потом подошел к сточной канаве и опрокинул в нее содержимое тачки. Блестящие черные змеи высыпались в жидкую грязь, извиваясь и расползаясь в стороны.
   Человек посмотрел на Торна.
   — Большинство из них дохлые, — сказал он по-французски, коверкая слова. — Мне только что доставили свежих. Вы хотите купить угрей?
   — Мне нужен Эдмонд Харфордский, — ответил Торн по-английски.
   Торговец угрями сделал слишком длинную паузу, прежде чем ответить:
   — Не знаю такого.
   Торн двинулся мимо него по направлению к его замызганному дому.
   — Эй!
   Человек бросил повозку и побежал вслед. На заднем дворе лавки стоял кудрявый подросток и ворошил кучу скользкого живого товара в большой деревянной бочке.
   — Где Эдмонд Харфордский? — спросил его Торн.
   Торговец угрями выразительно посмотрел на мальчика.
   — Я уже сказал этому человеку, что мы никогда не слыхали о нем.
   На лице мальчика появилось отвращение.
   — Он наверху, с Юдиль, — сказал подросток, кивнув головой в сторону лестницы.
   Торн кинулся вверх по лестнице, но хозяин ухватился за край его туники, пытаясь удержать.
   — Не надо вам тревожить сейчас сэра Эдмонда. Он платит мне за Юдиль хорошие деньги.
   Мальчик схватил отца и оторвал от Торна.
   — Оставь, папа. Тебе не следует торговать ее телом.
   В два прыжка Торн преодолел последние шесть ступенек и распахнул полог, закрывающий вход в комнату наверху. В убогой каморке царила полутьма, валялись разбросанная посуда, связки соломы и прочий хлам. На куче соломы стояла на четвереньках пухлая девушка с заплаканным лицом и разбитым носом. Эдмонд пристроился сзади на коленях, задрав ей юбку.
   — Что за… — успел вскрикнуть он, в то время как Торн пересек комнату, схватил его за шиворот и рывком поставил на ноги. — Эй!
   Торн приподнял его и прижал к стене, Эдмонд болтал ногами, как кукла-марионетка.
   — Юдиль! Позови на помощь! Позови своего отца! — заявил Эдмонд.
   Юдиль вскочила с колен.
   — Ты свинья, — закричала она Эдмонду в лицо, коверкая французские слова, — я буду только рада, если этот человек размажет тебя по стенке. Не желаю больше видеть тебя, с твоими мерзкими замашками! Чтоб ты сгорел в аду!
   — Я тебе покажу мерзкие замашки! — вопил Эдмонд, пытаясь обрести точку опоры. — Ты еще не знаешь, что такое настоящая мерзость, ты, сука!
   Осмелевшая в присутствии Торна, девушка приблизилась вплотную к Эдмонду и, глядя ему в лицо, с издевкой сказала:
   — Большие слова для такого ма-аленького человека.
   — Что это ты несешь, а?
   — У тебя же такой ма-аленький, крохотный, малюсенький…
   Эдмонд размахнулся, но Юдиль успела присесть, а затем выпрямилась и плюнула ему в лицо. Она занесла кулак, намереваясь ударить сама, но Торн перехватил ее руку и сказал по-английски:
   — Если ты разделаешься с ним, мне ничего не достанется. Почему бы тебе не подождать внизу?
   — А вы обещаете задать ему хорошую трепку?
   — Обещаю.
   Уважительно взглянув на его мощную фигуру, широкие плечи и огромные кулаки, она довольно улыбнулась.
   — Я буду внизу.
   Торн отпустил Эдмонда, сдернул с себя плащ, затем отстегнул пояс с мечом и отшвырнул в угол, туда, где лежал и меч Эдмонда.
   — Это ты из-за той ведьмы, на которой сам же и женил меня?
   — Ведьмы? — переспросил Торн, бросая в угол и кинжал.
   — Она наслала на меня порчу.
   Прежде чем Торн успел подумать, что он не видел, где лежит кинжал Эдмонда, как тот выхватил его из-за пояса. Сверкнуло длинное лезвие. Эдмонд сделал выпад. Торн увернулся, схватил противника за запястье и хрястнул его руку об стену. Кинжал упал на землю, Торн отпихнул его ногой.
   Боковым зрением он увидел колено Эдмонда, направленное прямо ему в лицо, и успел отскочить в сторону, приняв удар бедром. Торн ткнул Эдмонда кулаком в живот, и тот согнулся пополам, хватая ртом воздух. Торн выпрямился и потер ногу.
   — Ты меня удивляешь, мальчик, — сказал он. — Не думал, что ты дерешься, как женщина. А она правду сказала, что у тебя малюсенький, крохотный?..
   С яростным ревом Эдмонд поднялся и ринулся на него. Торн отступил и, схватив его за одежду, отбросил к противоположной стене. Эдмонд с чавкающим звуком стукнулся об нее и пошатнулся, закрывая руками нос. Кровь закапала между пальцами.
   — Ты сломал мне нос, ты, саксонский негодяй, — загнусавил он. — Я не сделал ничего такого, чтобы так обращаться со мной.
   — Ты избил ни в чем не повинную женщину.
   — Ни в чем не повинную? — Эдмонд стоял покачиваясь, дико вытаращив глаза. — Она наслала на меня порчу. Я же сказал тебе! Она отняла у меня мою мужскую силу!
   — Начнем с того, что ты никогда и не был мужчиной. И это не ее вина.
   — Она заколдовала меня, и я не смог… не смог выполнить свои супружеские обязанности. Просто не мог заставить себя залезть на нее. Все смеялись надо мной, но я не виноват. Это она, эта ведьма, сделала со мной такое.
   Торн вспомнил избитое, все в синяках лицо Мартины, ее царапины, следы его пальцев на шее и весь сжался от негодования.
   — И поэтому ты решил, что, если будешь обращаться с ней, как со шлюхой, избивая и насилуя ее, у тебя что-то получится?
   Эдмонд шмыгнул носом, размазывая кровь рукавом.
   — Я попытался, — буднично сказал он, не придавая значения тому, что говорил, — и почти сумел, клянусь. Но она опять что-то сотворила со мной. Единственное, что я помню, так это то, что проснулся поутру, а ее и след простыл.
   — Что ты сказал? Так ты не успел?.. Ты так и не закрепил действием брачный обряд?
   Эдмонд нахмурился.
   — Если ты имеешь в виду, что я не трахнул эту чертову суку, то да, это верно. Но я же говорю, в этом нет моей вины. Я пытался… да что тебе в этом кажется смешным?
   Гак он, значит, не закрепил брачные узы супружеским действием. Торн не смог скрыть довольной улыбки. Он облегченно вздохнул. Мартина не спала с ним. Значит, она все еще принадлежит ему, и только ему.
   — Что в этом смешного, черт тебя возьми?! — Эдмонд с досадой стукнул кулаком по стене. — Говорю тебе, она ведьма! Ее надо бы вздернуть за то, что она сотворила со мной! Я ни в чем не виноват!
   Он снова бросился на Торна, но тот был готов к нападению и встретил его градом ударов. Он молотил его по груди и по голове. Эдмонд отступил, затем ринулся вновь, размахивая руками. Торн пропустил удар в лицо, но сумел отразить следующие, нанося в ответ еще более мощные. Эдмонд упрямо шел вперед, но у него плыло перед глазами и он теперь лягался, как здоровенное дитя, у которого разболелась голова. Он был крупный и сильный юноша, но Торн был гораздо мощнее и сильнее… и кроме того, он хорошо знал, куда надо бить, чтобы причинить противнику как можно больше вреда.