Торн смотрел, как Мартина искренне стремится облегчить страдания женщине, которая всегда относилась к ней с презрением, не помня зла и желая лишь помочь несчастной, и это наполняло его чувством благоговения перед этой женщиной.
   — Не надо, я не заслуживаю такого обращения, — с трудом проговорила Эструда. — Господь хочет, чтобы я в полной мере испытала страдания. Он карает меня.
   — Нет, миледи, это не так, — склонившись к ней, возразила Мартина.
   Эструда тряхнула головой.
   — Нет, это так. Это все за то, что я слишком хотела иметь ребенка. Я согрешила, и вот Он наказывает меня.
   Предостерегающие колокольчики зашумели у Торна в голове. Он взглянул на насупившегося в углу Бернарда, а затем на Мартину, которая ответила на его взгляд понимающим взором.
   — Сэр Бернард, — обратилась к нему Мартина, — не будете ли вы столь любезны сходить за отцом Саймоном.
   — Ее уже причастили, — сказал он.
   — Тогда, возможно, вы выполните мою просьбу и принесете кубок для вина?
   Бернард секунду колебался: он не привык, чтобы его просили принести что-либо. Затем, решив, что роли скорбящего супруга это вполне соответствует, он кивнул и вышел из спальни. Торн с облегчением вздохнул и благодарно улыбнулся Мартине.
   — Бог не наказывает вас, — сказала Мартина несчастной женщине.
   — Наказывает, — убежденно настаивала Эструда. — За то, что я сделала, ради того, чтобы заполучить это дитя. Это… это ребенок не Бернарда. Я согрешила, чтобы зачать, и поэтому Бог послал мне ребенка, который высосал жизнь из моего тела. Ребенок растет, а я таю. Я скоро умру и буду вечно гореть в аду. На мне лежит проклятие.
   Эти слова утомили ее, она откинулась на подушки, тяжело дыша.
   — Бог милостив, — сказала Мартина. — Он не стал бы наказывать вас столь жестоко за супружескую измену.
   — Это не только измена, — прошептала Эструда с закрытыми глазами, будучи не в силах даже приподнять веки. — Я схитрила, чтобы достичь своей цели. Сэр Торн не желал меня, поэтому я пошла на обман.
   Мартина недоуменно взглянула на Торна, который коротко кивнул в ответ.
   — Я воспользовалась вашими духами. В полночь я вошла к нему, а он решил, что это были вы. Когда он обнаружил обман, то пришел в ярость, и я силой принудила его извергнуть в меня свое семя. Это большой грех. И Бог позволил ребенку сэра Торна вырасти в моем чреве, с тем чтобы он убил меня и я отправилась в ад на вечные муки.
   Последние слова она произнесла едва слышно, слабеющим голосом.
   Мартина почти с нежностью взяла ее лицо в свои руки и сказала:
   — Откройте глаза, миледи. Посмотрите на меня. Вот так. А теперь внимательно послушайте, что я скажу. Вы не беременны.
   Эструда пытливо скользила взглядом по лицу Мартины, пытаясь уловить смысл сказанного.
   «Возможно ли такое?» — подумал Торн.
   — Но мой живот… — простонала Эструда.
   — Я же осмотрела вас, — напомнила ей Мартина. — И могу вас заверить, что это не ребенок. Вы не были беременны с самого начала. Вы страдаете от болезни, которую я однажды наблюдала в Париже. При ней живот вздувается и растет не переставая. Вы больны уже, наверное, с год, просто раньше не ощущали этой болезни.
   — Месячные… но они прекращались у меня и раньше…
   — Вот видите? — сказала Мартина. — Это болезнь.
   — Я умру?
   — Да, — тихо произнесла Мартина, помолчав.
   Эструда кивнула.
   — Скоро?
   — Да, — помедлив, ответила Мартина.
   — Слава Богу.
   — И тогда вы будете вместе с ангелами, — заверила ее Мартина.
   — Вместе с ангелами, — прошептала Эструда, улыбнувшись.
   Торн заметил, что ее глаза наполнились слезами.
   — Я попаду на небо…
   Вернулся Бернард с кубком, в который Мартина налила вино. Она приподняла голову Эструды и поднесла к ее губам питье.
   — Постарайтесь уснуть, — шепнула она ей.
   Через несколько секунд скрюченное тело Эструды заметно расслабилось. Пальцы разжались, конечности перестали судорожно сжиматься, а с лица сошла гримаса боли и страданий. Глаза закрылись, и дыхание стало ровным и спокойным. А через час, когда солнце коснулось горизонта, ее грудь перестала мерно подниматься и опускаться. Смерть, которую так долго ожидала Эструда Фландрская, наконец-то пришла к ней.
 
   Часом позже Бернард, Годфри и отец Саймон совещались, сидя за круглым столом в спальне барона.
   — Но она его невестка, — заметил Годфри, отвечая на слова Саймона, в то время как Бернард думал, наполняя свою чашу вином: «Просто согласись на это прежде, чем ты тоже уйдешь из жизни, это все, о чем я прошу».
   Отец Саймон скрестил пальцы.
   — Да, но ведь они все же не кровные родственники. Так что это не преступление, к тому же небольшое пожертвование в пользу епископа Ламбертского, и у церкви не будет никаких возражений против этого брака. — Он пожал плечами.
   Бернард поднес отцу кружку. Старик выпил ее, затем медленно утер губы рукавом и уставился в пустой сосуд, открыв рот и нахмурясь, словно пытаясь постичь суть этого дела.
   «Да не задумывайся ты над этим, лучше пей», — думал про себя Бернард. Он обнял отца за плечи одной рукой, а другой поднес к его губам полный кубок. Но Годфри не стал пить.
   — А почему именно завтра? — спросил он. — Почему? Ведь еще не успело остыть тело Эструды.
   «А ее тело никогда и не было теплым», — подумал Бернард.
   Барон в сомнении покачал головой.
   — Ни разу еще не слышал, чтобы вторая свадьба происходила на следующий же день после смерти первой жены, это…
   — Слушай, отец, — зарычал Бернард, теряя терпение, — ты хочешь внуков в конце концов или нет?
   Годфри медленно поставил кружку на стол, его глаза покраснели и подернулись влагой.
   — Больше всего на свете. Да, ты должен вновь жениться. Я хочу этого. Но только почему именно на леди Мартине? Ведь вокруг столько подходящих невест…
   — Но не для меня, — сухо сказал Бернард. — Ты помнишь, что мне пришлось отправиться за границу, когда я в первый раз захотел жениться? — Он налил себе еще. — И сейчас мне опять придется ехать за невестой куда-нибудь в Бретань, или Аквитанию, или во Фландрию, в общем, туда, где не знают… о том, что произошло двадцать лет назад. Вспомнил?
   — Ах да, — пробормотал барон. — Та несчастная девушка.
   — О Господи, — прохрипел Бернард. «Нет, это просто какое-то несчастье, что такой человек правит нами». — Я не хочу снова ехать за границу, — пояснил он этому тупому барану, своему отцу. — Слишком много времени будет потеряно зря. И кроме того, Эдмонд мертв, так что леди Мартина вступила во владение своими свадебными дарами. А эти земли принадлежат нашему роду со времен завоевания Англии. Так неужели тебе не хотелось бы, чтобы они остались у нас, а не у какой-то восемнадцатилетней чужачки, о которой мы ничего и не слышали вплоть до этого лета?
   — Мне все равно, — сказал Годфри. — Все, чего я хочу, это внуков.
   Бернард порывисто склонился к нему.
   — А я как раз и хочу подарить их тебе. Леди Мартина молода и здорова. И она наполнит этот замок маленькими мальчиками.
   Старческие глаза барона заблестели, уголки рта изогнулись в улыбке.
   — Мальчиками… — мечтательно проговорил Годфри.
   — Вот именно. Много мальчиков. Скажи только «да», и отец Саймон обвенчает нас завтра же.
   — Что касается меня, то твое желание будет исполнено, — проговорил Саймон, отвечая на острый пытливый взгляд Бернарда.
   — Дело лишь за тобой, отец. — «Черт возьми, утомительное это дело, уговаривать старика». — Так ты велишь мне сделать это? — спросил Бернард.
   — Да будет посему, — вздохнул тот.
   Бернард, в свою очередь, тоже облегченно вздохнул. «Ну наконец-то». Однако не успел он подняться из-за стола, как старик сказал:
   — И все же меня удивляет твое желание взять в жены Мартину, хотя бы даже и из-за земли. Ведь ты сам всегда говорил, что она своенравна и непокорна. И кроме того, ты винишь в смерти Эдмонда именно ее.
   — Я просто погорячился. Горе затуманило мой разум, — сказал Бернард. — А что касается ее своенравного характера, то это исправимо. Не волнуйся на этот счет. Ты думай только о наследниках, которых вскоре увидишь.
   — Но что, если она бесплодна, как и Эструда? — поинтересовался Годфри. — Что, если она не сможет родить сыновей?
   Рука Бернарда непроизвольно потянулась к ножу. Он провел пальцем по инкрустированной жемчугом рукоятке и острому лезвию.
   — Об этом тоже не думай. Я сумею решить эту проблему, если она возникнет.
 
   — Не нравится мне здесь. Плохо, что рядом нет моих людей, — сказал Торн, когда они с Мартиной стояли у очага в большом зале, отогреваясь после похорон. — Годфри отослал Питера, Гая и Альбина во Францию. Король Генрих все еще ведет эти мелкие войны на континенте, и барон, чтобы доказать свою преданность, счел себя обязанным предоставить своих людей в его распоряжение. И я не удивлюсь, если именно Бернард подал ему эту мысль.
   «Он ни разу не посмотрел на меня во время разговора, — подумала Мартина. — Он явно старается казаться безразличным, и все, что его держит подле меня, так это данная им клятва защищать мою жизнь».
   — Вовсе не обязательно, — заметила она вслух. — Может, просто без вас вашим рыцарям было нечем заняться.
   — Возможно, — пробормотал Торн. Он вдруг поднял голову и нахмурился. — А может, и нет, — добавил он.
   Обернувшись, Мартина увидела Бернарда и его свиту, приближавшихся к ним. На лице Бернарда застыла его обычная злорадная улыбка, но у слуг было выражение солдат, исполняющих приказ. Женива, которая до этого играла в шашки с Эйлис в углу комнаты, завидя их, быстро подхватила дочку на руки и поспешно вышла.
   Мартина взглянула на Торна. Его правая рука покоилась на эфесе меча, но она прекрасно знала, что рана еще не зажила и он пока слишком слаб.
   Бернард молча оглядел ее с головы до ног.
   — Миледи.
   Он посмотрел на Торна и одобрительно покосился на его костыль.
   — Сокольничий.
   — Что тебе нужно, Бернард? — спросил Торн, перехватив его взгляд.
   — Мне нужно жениться снова. И как можно быстрее.
   — В таком случае, должен заметить, что тебе придется совершить долгое путешествие, — ответил сакс. — На этот раз попытай счастья в Италии, а может, тебе повезет где-нибудь в Рейнланде. Там наверняка еще не слышали о тебе.
   Глаза Бернарда сузились, и рука потянулась к мечу.
   — В этом нет необходимости на этот раз, — сказал он, обернувшись к Мартине и окинув ее таким взглядом, что у нее холодок пробежал по коже. — Мой родитель взял это дело в свои руки и решил его так, что мне не придется далеко ездить.
   Страшная догадка пронзила Мартину: «Нет… это невозможно…»
   Она услышала лязг извлекаемого из ножен меча, и тут же блеснули четыре клинка, приставленные к горлу Торна.
   «О Боже! Торн оказался прав. Мы попали в ловушку. Бернард заманил меня сюда, чтобы…»
   Даже мысленно она не могла произнести этих слов, таким чудовищным был их смысл. Если замужество с Эдмондом было ужасным, то с Бернардом… это будет кошмар.
   — Нет, — сказала она вслух. — Я никогда не буду вашей женой.
   — А никто и не спрашивает вашего согласия, — спокойно отозвался Бернард. — Мой господин вручил мне вашу руку. И этим все сказано.
   Она глотнула воздух, пряча за спину задрожавшие руки, чтобы скрыть страх, охвативший ее. Глянув мельком на Торна, который застыл на костыле под направленными на него мечами, она произнесла:
   — Я возвращаюсь назад, в монастырь Святого Дунстана.
   Бернард усмехнулся:
   — Ну конечно. И обещаете мне вернуться сюда как можно скорее, не так ли, если я отпущу вас? Так вот, свадьба состоится завтра утром.
   — Завтра?! Завтра утром?!
   Мартина не верила своим ушам. Она обернулась к саксу:
   — Сэр Торн, сделайте же что-нибудь! Молю вас!
   Он поглядел на мечи, на свою больную руку и поднял бровь, словно говоря: «А что я могу сделать?»
   — Хотя бы скажите что-нибудь! — возмущенно воскликнула Мартина. — Хоть что-нибудь! Ведь вы должны защищать меня!
   — Верно, — сказал Бернард. — Я слышал о твоей клятве, Торн, отцу Райнульфу. Хочу сказать, если позволишь, утомительное это, должно быть, занятие, целыми днями плестись за своенравной и острой на язычок бабенкой. Не думаю, что ты от этого в восторге. Мне искренне жаль видеть, что такой достойный рыцарь посвятил себя столь неблагодарному занятию. Неужели это не уязвляет твою гордость, а?
   Торн без всякого выражения посмотрел на него.
   — Если это и так, тебе-то что за дело?
   Эти слова резанули Мартину ножом по сердцу. Конечно, она подозревала, что он, должно быть, уже проклинает тот час, когда дал слово ее брату и связался с ней. Но слышать об этом из его собственных уст было невыносимо…
   Бернард улыбнулся.
   — Ну почему же, мне есть до этого дело. Может, я хочу предложить тебе кое-что получше, что-нибудь более подходящее твоему званию и способностям, чем роль сторожевой собаки при вздорной бабе. А пока что ты попался, как жук, свалившийся в кружку, и я должен был бы… — он указал на своих вооруженных людей, — просто раздавить тебя. Тем не менее хорошие воины всегда пригодятся. Будет жалко и обидно уничтожить такую силу и опыт, когда можно обратить их во благо.
   — А почему ты решил, что это будет легко? — поинтересовался Торн.
   — Давай не будем хитрить друг с другом. Я знаю, тебе нужна собственность. А мне, — он указал на Мартину, — нужна моя земля. Я хочу вернуть ее себе. И если ты откажешься от клятвы, данной отцу Райнульфу, и примешь мою сторону, то я обещаю, что пожалую тебе одно из тех владений, которые составляют свадебный подарок леди Мартины, в знак благодарности за помощь и дальнейшую верную службу.
   К ужасу Мартины, Торн ответил не сразу. Он задумался. Неужели он взвешивает это предложение?
   — Нет, — ответил он наконец.
   Она вздохнула с облегчением.
   Торн помолчал и добавил:
   — Я хочу получить ту землю, которую мне первоначально собирался преподнести сэр Годфри. Это владение гораздо обширнее и богаче.
   «Нет!» — Мартина смотрела на Торна, не веря глазам своим. Он невозмутимо стоял у камина как ни в чем не бывало и старался не встречаться с ней взглядом.
   Бернард медленно кивнул.
   — А ты жадный. Я догадывался об этом. И меня это восхищает. Ну что же, тогда решено. Завтра эти земли станут твоими.
   Он сделал знак слугам, и те опустили клинки.
   — А сейчас, в качестве жеста преданности, ты отведешь леди Мартину наверх, в ее спальню. Бойс останется сторожить ее до утра, а завтра… — он взял Мартину за кончики пальцев и поднял ее руку вверх, — завтра мы сочетаемся священными брачными узами.
   Она резко вырвала руку.
   — Я скорее покончу с собой, чем выйду за вас замуж.
   — Спасибо, что предупредили, — осклабился Бернард. Он глянул на кушак, за которым она носила свой нож. С ловкостью и стремительностью ящерицы он дотянулся до ее пояса и выхватил нож. — Бойс, обыщи всю спальню и забери все, чем она могла бы убить себя… ножи, веревки…
   — А не лучше ли запереть ее внизу, в погребе? — вмешался Торн.
   Мартина онемела от ярости. Бернард обернулся к саксу — эти слова произвели на него благоприятное впечатление.
   — Какая замечательная мысль. Я немного сомневался в тебе, сокольничий, но теперь я доволен, потому что вижу: ты понимаешь, что для тебя лучше и в чем твоя выгода.
   — Сэр Торн всегда отлично знал, где его выгода, — с трудом, стараясь говорить спокойно, произнесла Мартина. — Не так ли, Торн?
   — Не совсем, миледи.
   Он взял ее за руку, но она вырвалась, когда он попытался повести ее вслед за Бойсом к лестнице.
   — Не заставляйте меня направлять на вас мой меч. Я сделаю это, если придется, — тихо, но твердо сказал Торн.
   Он снова взял ее запястье правой, больной рукой. Она резко ударила по ней. Он поморщился и скрипнул зубами от боли. Отступив назад, он достал меч, и Мартина почувствовала спиной острое лезвие. Он слегка надавил, она подалась вперед и пошла вниз.

Глава 20

   Весь первый час своего заточения Мартина простояла посередине тесной и зловонной темницы, закрыв глаза и стараясь не касаться стен. Она подняла подол своей туники и держала его в руках, чтобы клопы и сороконожки, обитающие в гнилой соломе, не забрались на нее. Поначалу она пробовала молиться, но у нее это не получалось, слова путались. Тогда она оставила молитвы и стала рисовать в воображении сад лекарственных трав, который она планировала на листе пергамента долгими зимними ночами в монастыре Святого Дунстана.
   Мысли о саде несколько успокоили ее, и вскоре она смогла спокойно обдумать свое будущее. Предательство Торна в общем-то можно было предсказать заранее. У него было два выбора: или умереть, защищая ее, или же переметнуться к Бернарду и получить за это солидное вознаграждение. А как бы она сама поступила на его месте? Нет, не надо оправдывать его. Ведь он дал клятву хранить ее от бед. Она ждала от него поддержки, отваги наконец. Он мог бы постараться придумать хоть что-нибудь. Что поделать, его коварство отрезвило ее, хотя и доставило страшную боль ее чувствам. Во всяком случае, теперь она снова сама по себе. И если ей суждено спастись, то надеяться она может только на себя.
   За дверью ее темницы, у стены, сидел на табурете Бойс и распевал застольные песенки. Он был не такой, как все остальные, и при других обстоятельствах мог бы даже вызывать симпатию. Мартина услышала поскрипывание и поняла, что здоровяк раскачивается на хлипкой табуретке в такт своей развеселой мелодии. Ключи, один из которых был от ее темницы, позвякивали у него на поясе.
   Она приблизилась к двери и заглянула в замочную скважину.
   — Сэр Бойс?
   Он встал, и вдруг на его лице появилось простодушное и довольное выражение.
   — Просто Бойс, миледи. Я не рыцарь, а всего лишь охотник. Но должен заметить, что очень приятно, когда тебя называют «сэр». Я польщен.
   Как она и ожидала.
   — Я ужасно хочу пить, Бойс. Не могли бы вы принести мне немного вина?
   Он нахмурился.
   — Нет, миледи. Я не могу оставить свой пост.
   Она облизнула губы и провела рукой по горлу, стараясь успокоиться и не спугнуть его.
   Он подергал себя за бороду.
   — Но я мог бы послать за ним кого-нибудь.
   — Правда?
   — Откровенно говоря, я и сам не прочь бы выпить чего-нибудь.
   Мартина на это и рассчитывала, так как постоянно видела его с чашей в руках.
   — Я привезла с собой из монастыря превосходное красное вино. Фильда знает, где оно.
   Рыжий здоровяк, грузно ступая, поднялся по ступенькам и окликнул Фильду, велев ей принести красного вина для леди Мартины.
   — И два кубка, — добавила она.
   — И два кубка, — заорал верзила.
   Скоро появилась Фильда с вином. Она сокрушалась и недовольно бормотала о неподобающем обращении с ее госпожой, тем временем незаметно обменявшись с ней заговорщицким взглядом. Фильда налила немного кларета Мартине и до краев наполнила огромный кубок ее тюремщика. Бойс одним махом опрокинул его, Мартина делала вид, что медленно потягивает напиток.
   — Ну как, хорошее вино? — спросила Мартина.
   Он озадаченно посмотрел на нее.
   — Какое-то оно… странное на вкус.
   — Это из-за пряностей, — объяснила Мартина. — Ведь это вино с пряностями, разве я не сказала вам?
   — Может быть, и говорили. А что это за пряности? У них такой непривычный вкус…
   — Попробуйте отгадать, — сказала она, делая знак Фильде снова наполнить его кубок. — Как вы думаете?
   Он вновь быстро опрокинул содержимое кубка.
   — Это не корица, — произнес он, зевая и присаживаясь на табурет. — И не гвоздика.
   Он с сонным видом уставился в пустой кубок, и тут вдруг его осенила догадка. Он попытался разглядеть Мартину сквозь замочную скважину.
   — Погодите-ка.
   Он встал, уперся руками в стену, чтобы не упасть. Кубок выпал из его рук и покатился по полу.
   — Ах ты, хитрая баба, — пробормотал он заплетающимся языком и припал лицом к двери, кося мутным глазом в замочную скважину; Мартина отпрянула вглубь темницы. Он неожиданно расплылся в улыбке и громко, раскатисто хохотнул.
   — Чертовски хитрая!
   Тут он засмеялся во все горло, на глазах выступили слезы.
   — Хорошую шутку ты со мной сыграла, — промычал он, отталкиваясь от стены и падая на Фильду, которая поспешно отскочила в сторону. Он просто сотрясался от хохота. Из покрасневших глаз градом катились слезы.
   Вдруг он затих, глаза закатились, и стражник, словно подрубленное дерево, с глухим ударом рухнул на земляной пол лицом вниз.
   Женщины обменялись торжествующими взглядами. Фильда оглянулась на лестницу и пнула спящего носком туфли.
   — Ключи, — шепнула Мартина. Служанка приблизилась к поясу Бойса. С третьей попытки дверь отворилась. Мартина выпорхнула из темницы и обняла Фильду.
   — Спасибо тебе. Какая же ты молодчина, Фильда. Я знала, что могу рассчитывать на тебя.
   — Что теперь, миледи?
   — Эйлис мне как-то говорила, что где-то здесь есть никому не известный потайной ход.
   Фильда всплеснула руками и закатила глаза, у Мартины упало сердце.
   — Это ни для кого не является тайной, миледи. Об этом ходе знает здесь каждая собака, во всяком случае, вся прислуга, это уж точно.
   Слава Богу, все-таки он существует — это главное.
   — И где же он?
   Они бесконечно долго, как показалось Мартине, пробирались через сваленные у стены погреба пустые бочки и корзины, прежде чем добрались до потайной двери в каменной стене.
   — Вот здесь начинается туннель, который ведет в церковь, — сказала Фильда, толкая скрипящую на ржавых петлях тяжелую дверь. — Его вырыли на случай осады. Такие ходы есть во многих замках.
   Она сняла со стены факел, запалила его, потом подхватила подол своей юбки и нырнула в открытый проход.
   — Идите за мной.
   Потайной ход представлял собой ведущий вниз туннель, укрепленный деревянными распорками. Идти приходилось постоянно согнувшись, так как высота туннеля не позволяла выпрямиться. Они шли и шли, и Мартина уже начала сомневаться в том, что они когда-нибудь выберутся отсюда. Однако постепенно пол под ногами начал выравниваться и пошел вверх. Они уперлись в каменную лестницу, над которой в дубовом потолке виднелся деревянный люк. Фильда поднялась по ступенькам, поднажала, и люк со скрипом открылся. Женщины выбрались на поверхность и огляделись.
   Они находились возле баронской церкви, позади алтарной пристройки. Силуэт Харфордского замка смутно возвышался вдалеке над деревней.
   — Хорошо, что у нас долгая зима, — сказала Фильда. Она сунула горящий факел в снег. — Белый снег и полная луна — светло, почти как днем.
   И действительно, было так светло, что Мартине показалось, что сейчас не поздняя ночь, а день. Но было очень холодно. Она поежилась и обхватила себя руками, стараясь согреться.
   — Без лошадей мы далеко не уйдем. И хорошо бы раздобыть теплую одежду.
   Фильда кивнула:
   — У кузнеца Финча есть лошадь. И уверена, что его жена одолжит вам теплую накидку.
   — Его жена! Она знает о твоих отношениях с ее мужем?
   — Конечно, нет, — сказала Фильда, двинувшись вперед. — И если Финч не хочет, чтобы она узнала, он не осмелится отказать нам.
   Мартина спряталась в тени маленького домика, а Фильда подошла к окошку и тихо постучала.
   — Финч!
   Появился заспанный кузнец. Они вполголоса быстро заговорили по-английски. Финч ворчал и тряс головой. Он несколько раз назвал Фильду знакомым Мартине словом, которое означало по-английски собаку женского рода. Но когда Фильда решительно двинулась к двери с явным намерением разбудить весь дом, он поспешно исчез и вскоре привел оседланную лошадь. В руке он держал шерстяной плащ.
   — И куда вы поедете? — спросила Фильда, когда Мартина взобралась на лошадь. — В монастырь Святого Дунстана вам нельзя — они первым делом начнут искать вас именно там.
   — Знаю, мне надо где-нибудь спрятаться на пару дней, чтобы обдумать свои дальнейшие действия. В лесу есть один заброшенный домик, наверное, я отправлюсь туда.
   — Я могу чем-нибудь помочь вам?
   — Ты и так сделала для меня очень много. Не хочу, чтобы ты из-за меня попала в беду. Если они станут расспрашивать тебя, просто скажи, что ты принесла Бойсу вино, потому что он попросил, а о том, что в него было подмешано снотворное ты и знать не знала. Скажешь, что принесла кувшин и вернулась в свою комнату, прежде чем он выпил его.
   Фильда вздохнула и взяла руку Мартины в свою.
   — Берегите себя, миледи.
   — Постараюсь.
 
   Луна еще не скрылась с ночного неба, и Мартина легко нашла знакомый утес с обвившим его деревом, стоявший посреди дороги. Затем оставалось лишь следовать на север вдоль русла высохшего ручья и двигаться дальше в этом же направлении после того, как ручей повернет на восток. И вот она оказалась на поляне, посреди которой стоял занесенный снегом дом.
   Было уже далеко за полночь, и она очень устала после полного волнений дня. Мартина открыла дверь и пнула ногой ворох соломы в углу комнаты. Оттуда выскочили две мышки. Она пнула еще раз, но больше никакая живность не показалась.
   Мартина постелила на солому плащ и прилегла. Несмотря на страшную усталость, сон никак не шел к ней. Предательство Торна жгло ее сильнее, чем морозный воздух, попадающий в легкие. И когда она наконец погрузилась в полудрему, перед глазами всплыло озеро и мамино зеленое платье, плывущее по покрытой мелкой рябью воде.