- Вас это беспокоит?
   - Нет. Я знаю не так много парней, способных хоть что-то соображать во время эрекции. Поэтому я дам любому из них несколько очков форы по части самоконтроля.
   Этот диалог об импотенции идет под страстную "Беса ме мучо". Текст шокирует. А режиссер Кузнецов не дает возможности опомниться от сексуальных откровений героев, то и дело погоняет ритм спектакля. Его он держит динамикой мизансцен, звуком, техническими штучками. В частности, к ним относится и видео, которое как параллельное кино вмонтировано в спектакль. Кино идет на мониторах, установленных по краям авансцены.
   Вот, например, на экране Анна и Грэм пришли снимать квартиру. И пока они с хозяином осматривают ванно-кухонное хозяйство, ее сестрица дома совокупляется с ее мужем. Конечно, постель можно было бы устроить прямо на сцене, но режиссер перенес ее на другой экран. Очевидно, исходя из принципа, что эротика в театре всегда смотрится хуже и фальшивее, чем в кино. И вот на широкую грудь Джона (Ярослав Бойко) сверху легла красивая головка Синтии (Анастасия Заворотнюк). Тангообразная тягучая музыка.
   Кстати, видео отсняли в "Табакерке" еще весной за двое суток. И сутки ушли на монтаж. Из 32 кадров осталось 20.
   Синтия и Грэм.
   - Синтия Бишоп. Сестра Анны Мелани.
   Красивая длинная нога светится через боковой разрез платья и нагло выставлена вперед. Всем своим видом Синтия соблазняет парня. И это явно не устраивает Кузнецова.
   - Ты должна представиться, как Мерилин Монро. Подавать ему себя должна как подарок. - И подручными мужскими средствами демонстрирует актрисе, как соблазнить с ходу мужика. К ситуации подключается Олег Табаков, до этого тихо сидевший в третьем ряду.
   - Вы поймите, если нет азарта, то мы ее (Заворотнюк. - М.Р.) обворовываем, переводим в категорию статистов. Поза может быть любая, но не в ней дело. Ты предлагаешь себя, но обаятельно это будет только тогда, когда женщина это делает активно и заинтересованно. А когда она предлагает себя, как шпроты в масле, то...
   Далее Табаков издает несколько выразительных звуков в подкрепление своей плутовской мимики.
   Получив порцию вливания, артисты отдались сексу с новыми силами. Тут следует заметить, что разговор об этом щекотливом деле идет без обнажения, более того - без объятий, лобзаний и почти без прикосновений любовников. Как успел мне сказать до репетиции режиссер, они затеяли философский разговор на эту тему. А именно, может ли человек быть счастлив, если его чувственность отсутствует.
   Театр решил честно поговорить о сексе, и это оказалось делом трудным и унизительным.
   Во всяком случае актриса Заворотнюк, которая похотливо елозит на скамейке, как на коне, перед Грэмом, время от времени крестится и говорит: "Прости меня, Господи". Ее можно понять, когда она в камеру Грэма расскажет свою историю:
   - В четырнадцать лет я увидела мужской член. Он был весь в венах, в складках...
   - Каков он на ощупь?
   - Он очень мягкий... и не такой, как я думала. Я думала, что он гладкий и твердый, как пробирка.
   Режиссер объявил перерыв аккурат в тот момент, когда сексуальная исповедь Синтии перекочевала на монитор. И она спросила с экрана: "Хочешь, я сниму юбку?" На что последовал вопрос Грэма: "Ты всегда ходишь без трусов?"
   Во время перерыва.
   Антон Кузнецов закурил, не потому что нервничал, а потому что хотел курить.
   - Скажи, произнося со сцены такие откровения, ты столкнулся с тем, что артисты зажимаются? Стесняются?
   - Не только артисты, но и я сам. Мы можем показать голого актера, ничего страшного зрители не увидят. А вот серьезно говорить об этих вещах, чтобы они стали личными, - тут возникают проблемы... Но если о них говорить откровенно, они не будут вульгарными и пошлыми.
   А что по этому поводу думают артисты, точнее, артистки, которым больше всего досталось такого текста? Настя Заворотнюк уверяет, что пока она репетировала спектакль, внутри нее происходило что-то страшное.
   - Возникло столько вопросов, на которые лучше было не отвечать. Если отвечать, то, возможно, придется менять жизнь.
   Марина Зудина:
   - В жизни я менее закомплексованный человек, чем моя героиня. Я считаю, что секс - это одно из самых веселых занятий в жизни. Здесь страшно другое, когда нет близости между людьми, как у моей героини - Джон живет своей жизнью, Анна о своих проблемах говорит не с ним, а с психиатром. Такая ситуация сплошь и рядом.
   А еще Зудина сказала, что это первый в ее жизни спектакль, где ей не хочется менять костюм: так она сосредоточена на проблемах своей героини. У Анны черные брюки с пиджаком на двух пуговицах под грудью, открывающим кусочек живота. У ее сестры - открытое черное платье с разрезом сбоку до бедра.
   После перерыва.
   Декорации на сцене настолько минимальные, насколько можно себе представить. Французский сценограф Патрис Жеро по периметру черного кабинета сцены пустил прозрачные пластиковые экраны, и в них текуче преломляются фигуры героев. Из мебели одна тумба без обшивки. Она же стол, она же стойка бара, она же кровать. И так же, как мебель, условна мизансцена. Например, вот такая: как бы на кровати как бы спит Джон. Подходит Анна и говорит ему о своих подозрениях. Он, как принято у мужчин, защищается нападением:
   - Получается, что в это время я с кем-то трахался.
   - Трахался или нет?
   - Нет, не трахался. Твои подозрения для меня оскорбительны.
   Ну абсолютно ничего нового в поведении самцов.
   В табакерковском подвале зримо понимаешь разницу между театром и кино. Во всяком случае, изображение на мониторах режиссер Кузнецов при всем своем желании изменить не может, а вот живую сцену - спокойно. Для его режиссуры характерны знание текста наизусть, четкая дикция и артистичные показы. Похоже, не выносит пауз - не терпит пустоты между мизансценами длиною даже в 30 секунд.
   - Я люблю паузы, когда они осмысленны. Для меня в спектакле важны связки. И даже движение башни или какого-то предмета на сцене что-то должно рассказывать зрителям.
   При абсолютно шокирующем тексте в "Секс. Ложь. И видео" тем не менее есть красивые фразы. Например, те, которые произносит Грэм: "Мужчины приучаются любить ту женщину, которую они желают, в то время как женщины все больше и больше начинают желать мужчину, которого они любят". А есть грубые, животные.
   - Хватай свои жонглерские яйца и быстро дуй сюда, - кричит Синтия Джону по телефону, чтобы при встрече ему объявить: - Джон, ты года не женат, а уже трахаешь родную сестру жены. Джон, ты лжец. И я это знаю лучше, чем все остальные.
   Покидая психотерапевтический сеанс от "Табакерки", я поймала себя на том, что гоню разные мысли, которые почему-то стали приходить в голову. А сами-то авторы рискованного предприятия, пригласившие нас на откровенный разговор, разобрались со своими проблемами?
   Антон Кузнецов:
   - Ну разве с ним можно до конца разобраться? Но я разобрался в одном - в этом нельзя себе врать. Поэтому я и делаю этот спектакль. Если человек говорит: "Секс - это не важно", значит, есть проблемы.
   Олег Табаков:
   - Я разобрался, как мне кажется, на уровне моих шестидесяти пяти лет. Мы сбрасываем все на двойственность натуры, на толерантность, на девственность, у кого она осталась, на отсутствие денег и жилплощади, но только не на себя. А этот спектакль подталкивает: разберитесь, что с вами происходит.
   Только наивные люди думают, что когда фотограф щелкает - вылетает птичка. Смешные и трогательные вы - из-под пальца, нажимающего на затвор, вылетает история. Хлоп, и все разом как-то легко попадают в историю. И вы, картинно позирующие, и вы, стыдливо отворачивающиеся. Правда, ни тот, кто выбирает выгодную точку, ни тот, кто замирает со смайлом до ушей, об этом не подозревают. А напрасно.
   Вот некогда тощего студента из "Щуки" Женьку Дворжецкого, впоследствии ставшего популярным артистом театра и кино Евгением Дворжецким, везде видели с фотоаппаратом. Свою школьную страсть к фотографии он спешил утолить повсюду на репетициях студенческих отрывков, дружеских попойках, на халтурах в городах и весях. Наверное, потому, что никто тогда не знал слова "папарацци", никто и не прятался от его объектива. Позже, когда Дворжецкий с антресолей с трудом доставал увесистые альбомы, стало ясно, что светом он написал портрет целого театрального поколения. Поколения 35-40-летних. Того самого, что называют потерянным. Того самого, которое впитало двойную мораль совковой системы и которое защищало цинизмом свои немудреные ценности.
   Колбасясь на тесных кухнях отдельных квартир блочных девятиэтажек и строя рожи фотографу, они не знали, кто из них взлетит выше всех, кто упадет, кто уедет и не вернется. Или уйдет из этой жизни навсегда - одни добровольно, другие всячески цепляясь за эту б...скую жизнь. Тогда они звали друг друга, как дети, по кличкам:
   Шкала, Метла, Графин, Житуха
   Меньшиков не спал ночь перед премьерой
   Презервативы срывают спектакли
   Капитан милиции майор Нефед
   Лотерейный билет с миллионершей
   Одуванчик стал скандалистом
   По Метлицкой плакали мужчины
   Покопаемся в архивах артиста Дворжецкого. Ба! Да здесь знакомые все лица. К тому же папарацци Дворжецкий был хорошим рассказчиком с острым взглядом и добрыми намерениями.
   Олег Меньшиков (просто Олег). Эйфория первых выездов за рубежи родины. Мы от Дома актера едем в Париж. Все знают, что Олег Меньшиков выпускает здесь после Англии своего "Есенина". Мы ищем его по знакомым - никаких результатов. Расстроились, конечно, ну что делать. И вот последний день. Наш бывший сокурсник Лешка Маслов, который во время гастролей Таганки остался во Франции, просто не пришел на самолет, ведет нас в кафе, где четыреста (!!!) сортов пива. Три часа ночи. Пьем. Открывается дверь, и входит Олег. У всех челюсть упала. А он просто зашел в первое попавшееся на пути кафе. Протрепались до утра. Он посадил нас в такси. Наутро, когда мы с самолета вошли в московскую квартиру, раздался звонок:
   - Ну что, как вы добрались? - низкий, усталый голос. А ведь вечером у него - премьера. Как сыграет? - подумали мы.
   Встретились с ним на "Сибирском цирюльнике". Это он придумал побрить полголовы в натуралку вместо того, чтобы надеть монтюры (накладка, имитирующая лысину. - М.Р.). Олег Евгеньевич очень самостоятельный человек. Ни от кого, кроме себя и собственных желаний, не зависит. Думаю, что он ни у кого ничего не просит.
   Да, Олег Меньшиков вырвался из своего поколения. Безумно талантлив и умен, своему имиджу педантично следует вот уже на протяжении многих лет. Говорят, что когда-то он был душой любой компании. Человек-оркестр. Гусар на выезде. С годами он стал недоступен,
   в том числе и для старых друзей, переместившихся на периферию его сознания. Он трудоголик, но делает вид, что ему все легко дается. Однако глаза выдают другую информацию - его полет на недосягаемой высоте оплачен безумным одиночеством.
   Евгений Князев (по прозвищу Князь). В отличие от нас Женька был человек со стажем: он уже закончил технический вуз. При этом он староста, должен за нами, обалдуями, следить. Однако сам выпивал, сам с нами и гулял. Но... выгораживал всех перед педагогами, был буфером между нами и начальством, а главное строго следил чтобы, например, сегодня первые десять человек сидели на лекции по истории партии. А назавтра - следующая десятка. Однажды мы решили его приколоть. На дипломном спектакле "Ра-скол" он играл одного идиота, хотя мы все там были хороши. Его герой открывал папку для доклада, а оттуда вылезал почему-то презерватив. От неожиданности он захлопывал папку, тянулся за следующей, а оттуда тоже торчал презерватив. Он за портфель - там то же самое. Он с ужасом тянет платок из кармана, а оттуда вываливаются резиновые изделия номер два. Как мы не сорвали спектакль, я даже не знаю.
   Карьера артиста Князева - не крутая, но упорно ползущая вверх. В Вахтанговском он - на первых ролях. Синдром опекуна, который был ему свойствен еще в студенческие годы, развился до патологических размеров. Считается, что он потрясающий педагог, который воспитал пока единственный потрясающий курс. И пристроил всех в московские театры. Так отдавал себя студентам, что дошел до предынфарктного состояния. В педагогике взял тайм-аут.
   Игорь Нефедов (по прозвищу Нефед). Это мы между Анапой и Новороссийском, в Утрише. Мы тогда работали в Детском театре. И он сговорил нас поехать туда, куда и сам не знал, но делал вид опытного путешественника. Местные ребята нам приносили рыбу для дельфинов. Никаких дельфинов в Утрише не было, и рыбу ели мы. Готовил только Нефед, потрясающе готовил. Он говорил, что женщин к еде допускать нельзя.
   Светлее и открытее я не знал человека. Нефед приходит, улыбается наивно-идиотской улыбкой, и все тают. Однажды он пришел в Дом актера прямо со съемок, в милицейской форме и говорит вахтеру:
   - Капитан милиции майор Нефедов.
   Ну бред какой-то: капитан милиции майор... А вахтер взял под козырек и пропустил его. А потом... спустя несколько лет... Пришли наши актеры и сказали: "Нефед повесился". А у меня первая мысль - хотел пошутить.
   Его самоубийство - самая темная история артистической среды последних лет. Сидел, выпивал с друзьями. Вышел в магазин купить еще. Не вернулся. "Нефед. Окно. Шарф..." - в шоке говорили артисты, пытаясь объяснить, что он повесился в подъезде на окне. Нелепая смерть балагура и заводилы. Он не был алкоголиком, запойным. Любил повыпивать, подурачиться. Говорили, не выдержал, что сняли с роли. Говорили, будто девушка бросила. А ведь он, актер потрясающего природного обаяния, должен был сыграть Феликса Круля, о котором когда-то мечтал его учитель Табаков и образ которого воплотил позже Сергей Безруков.
   Сергей Шкаликов (по прозвищу Шкала). Старый Новый год. Дом актера. Капустник. выпиваем. Спрашиваю Певцова: "Дим, ты когда-нибудь снимался со Шкаликовым?" - "Нет". А тут Саня Лазарев идет. Я их втроем и поставил. Шкаликов в сторону смотрит. Может, женщина какая-нибудь проходила. Про него всегда ходили байки. Рассказывали, что он свои песни поет на Арбате. И что у него потрясающий роман с миллионершей и Шкала вытянул свой лотерейный билет.
   Но для него все это было ерундой. Он никогда в жизни не выпендривался тем, что у него есть. А у него было много по сравнению с голодранцами-актерами. Шкала - непредсказуем. Всегда был готов предложить полный пакет услуг поехать, помчаться, достать и до-ставить тебе удовольствие. Последний раз я его видел в клубе "Маяк". Он купил японский мотороллер. "Поехали", - крикнул мне и катал по Калининскому проспекту. Нарушая все правила - с бульвара налево, по Калининскому и вверх по Садовому. Шестьдесят километров на мотороллере - это страшно. Он был относительно трезв, как и я.
   Сергея Шкаликова нашли в собственной квартире мертвым весной этого года. Безумно талантливый и безумно странный. У него было все, а он все время рвался, будто желая заполнить пустоту. "Миллионерша", оказавшаяся английской журналисткой Машей Слоним, рассказывала, что он часто говорил: "Я скоро умру". Точно ждал смерти. Смерть настигла его дома. Он сидел в кресле, как будто уснул. Медицинский диагноз - сердечная недостаточность. Но все знают истинную, страшную причину. Шкаликов пил, употреблял наркотики. Передозировка поставила точку в его шальной биографии.
   Алексей Яковлев (по прозвищу Графин). Ну он был абсолютный Графин, от слова "граф". Причем это не была игра. Он не знал, что такое "ёб.т.м.", на полном серьезе. Помню, однажды идем по Садовому кольцу - Сашка Шаврин (Александр Шаврин - актер Театра имени Маяковского. - М.Р.), я и Леха. Вечер теплый, настроение клевое. Я сказал:
   - Ну чего, баб пойдем снимать?
   Леха так повернулся гордо:
   - Вообще я бы с удовольствием. Но мне домой надо.
   И пошел на улицу Качалова. И вот тебе: у него великолепная жена - Лилия Амарфий. Он необыкновенно влюбленный человек. Это же видно, как он на нее смотрит. Не играет. Любит по-настоящему.
   Алексей Яковлев - внук Аркадия Райкина, сын актеров Юрия Яковлева и Екатерины Райкиной - совсем недолго продолжал дело отцов и дедов. Как птенец, он выпал из гнезда. Он - один из немногих представителей театральных династий, кто предпочел не тянуть лишь бы как лямку артистического мира, но сохранить реноме фамилии, а утвердился в мире деловом. Его знают как крупного специалиста в риэлтерском бизнесе. Аристократические манеры, свойственные ему, дают основания думать, что мир бизнеса не так уж дик.
   Андрей Житинкин (по прозвищу Житуха). Был худенький мальчик-одуванчик. Он был одуванистее, чем Леша Яковлев. Абсолютно правильный, наш домашний компьютер, который сидел на всех лекциях и всем потом давал списывать. Он вставал, когда мимо проходила женщина, что особенно умиляло старых педагогов. Не пил, не курил, не все остальное. Никакой богемы. В этом смысле он был идиот: когда отрываться, как не в студенческие годы. Между прочим, он был очень смешной артист, смешно играл Робинзона в "Бесприданнице". А на нашем дипломном спектакле "Сенсация" с ним вышла дикая история. Его герой должен был идти на сцену через зал и по дороге со всеми здороваться - так, по мнению Рубена Симонова, нарабатывалось обаяние. И вот на одном спектакле он сунул руку ка-кому-то мужику, а тот в ответ выставил "пушку". Оказалось, что это был охранник Шеварднадзе, который решил, что на его шефа покушаются. С тех пор Житинкин старался иметь дело только с дамами. И вдруг шок - наш мальчик-одуванчик сделал спектакль "Жмурики", где разговаривают только матом.
   Об одуванистости режиссера Андрея Житинкина, похоже, забыли даже его друзья. У него устойчивая репутация модного и скандального режиссера. Модный потому что много ставит (десять спектаклей только в столице). Скандальный потому что ходит по лезвию ножа между разрешенным и запрещенным, потому что любит обнаженное тело в сценическом пространстве и остроту драматургии. Его клянут на каждом шагу, потому что завидуют. Завидуют, потому что не умеют так, как он. Один из немногих режиссеров, кто не притворяется в своей любви к артистам.
   Ирина Метлицкая (по прозвищу Метла). Внизу в вестибюле училища открылась дверь и появились три девки. Я просто обалдел - абсолютно разные и офигенно красивые. Манкие до чертей... Я тут же сделал стойку. Это были Нинка Горелик (впоследствии актриса Детского театра Нина Дворжецкая), Ира Матвиевская и Метлицкая Ира. Какое-то время я даже был влюблен в нее. Не я один. В училище на нее мужики западали. Когда Метла проходила, творилось нечто. Глаз останавливался сразу. Она даже кокетничала, но ни о какой доступности не могло быть и речи. Удивительно, что при своей красоте Метла была очень деловой. Она начала сниматься очень рано, но как-то так умела устроиться, что у нее никогда не было конфликтов с начальством, все сдавала вовремя. Она входила в кабинет ректора и получала любую подпись. При этом ничего специально такого она не делала: просто ей не могли отказать. Когда Ирка умерла, муж ее, Серега Газаров, стал просто черным. Любил ее фанатично.
   Невероятный случай для красивой актрисы - она была умна. Ее эротизм имел интеллектуальный налет, может быть, поэтому она потрясающе играла героинь Серебряного века. Еще более невероятно для актрисы - она была преданной режиссеру. В свое время ушла из престижного "Современника" за бездомным режиссером Виктюком, таскалась за ним по всем площадкам. Испытала шок, узнав, что он на ее роли вводит других актрис.
   - Что же он теряет самых преданных людей? - удивлялась она.
   Последний год на нее многие обижались - стала капризной, конфликтует. А она скрывала, что тяжело больна и иногда нервы сдавали. От болезни сильно похудела. И хваталась за абсолютно дежурный комплимент: "Ирка, хорошо выглядишь", как за соломинку. На ее похоронах, говорят, в голос плакали даже сильные мужчины.
   Все же страшно устроена жизнь. Женька Дворжецкий по прозвищу Нос, Дворжак, оставивший нам историю в портретах, в 2000 году как-то внезапно и от этого чудовищно несправедливо сам ушел в историю, присоединив свой портрет к неживым уже - Шкаликову, Нефедову, Метлицкой... Он нелепо погиб в автокатастрофе, которой по всем следственным экспериментам не должно было быть. Просто вез друга по Каширскому шоссе в Онкологический центр для подтверждения диагноза. Страшный диагноз не подтвердился, и они, счастливо болтая, выехали на перекресток...
   Самое страшное, что Женя был последним актером в славной артистической династии Дворжецких. Он оставил после себя маленьких дочь и сына, а еще воспоминания о своих прекрасных ролях и огромное количество альбомов, где светом написан портрет целого поколения - трагического, но не сдавшегося.
   Оперная певица в общем представлении - это прежде всего крупный формат, крайняя степень стервозности, сильные локти в нагрузку к сильному голосу и сильные покровители из верхних эшелонов власти. У знаменитой сопрано, солистки Большого театра Маквалы Касрашвили ничего вышеперечисленного нет, за исключением великолепного голоса, покорившего Италию, США, Англию (далее везде) и... приличного веса, который является ее тайной мукой. Как уверяют ее друзья, весь немалый объем Маквалы заполнен... добротой. Она не мастер интриг, не борец за ведущие партии. И даже когда маловоспитанный пекинес Микки прокусил ей верхнюю губу, певица, заливаясь кровью, мучилась не тем, как ей в таком виде выходить на сцену, а переживала моральную травму своей собачки. И никто из близких не подозревает, что она
   Злодейка-сопрано
   с ангельской душой
   Квадратная певица - Привет от Фроси Бурлаковой - К подвигу Марии Каллас не готова
   Своих друзей не предает
   Связки не терпят алкоголя
   Падение Орлеанской девы
   Как только я переступила порог ее дома, виновник вышеуказанного кровопролития встретил меня агрессивным лаем, за что получил очередную порцию упреков, целиком состоящих из выражения "чеми окро", что в переводе с грузинского означает "мой золотой мальчик".
   - И он понимает по-грузински?
   - Конечно. Он понимает "гулять", "иди ко мне". Даже Алла Демидова, когда Микки живет у нее, говорит с ним по-грузински - "чеми окро".
   - А вино он, случайно, не пьет?
   - Нет. Но очень любит хачапури, которые готовит моя сестра.
   - Маквала, когда вы начали петь?
   - Профессионально учиться пению я начала в двенадцать с половиной лет. Я рано сформировалась физически и к этому возрасту тянула на семьдесят четыре килограмма - такая была певица-толстушка. По радио слушала оперные арии и подражала певицам, до сих пор помню - Заре Долухановой. Однажды меня услышали знакомые из Кутаиси: "Ой, девочка, у тебя голос есть. Тебя надо учиться профессионально".
   И после отдыха в пионерском лагере я сказала маме, что хочу уехать учиться в Тбилиси. Она испугалась, что потеряет меня, схватила и потащила в местное музыкальное училище. Все экзамены к тому времени закончились, но меня послушали и приняли на первый курс. И за четыре года, что я училась в училище, я потеряла голос. Пела в любом состоянии: и простуженная, и в критические дни. Я чуть не лишилась голоса.
   - Значит, это не выдумка, когда в фильме "Приходите завтра" русский самородок Фрося Бурлакова теряет голос именно потому, что бессистемно пела где попало, когда хотела...
   - Конечно, конечно. Вы знаете, Бог дает голос, но если у певца нет головы, ни один педагог не поможет. У начинающего вокалиста от природы есть навыки пения, их надо беречь и только добавлять к ним то, чего не хватает. Но нельзя нарушать природу. А мою природу нарушили. Меня заставляли все время петь, увеличивали нагрузки. Кончилось тем, что у меня чуть узлы не появились на связках.
   И когда я поступала в консерваторию (а все помнили, как я начинала в училище), профессор Вера Давыдова из Большого театра, которой я показалась, сказала: "Зачем она мне такая нужна - квадратная, как стол, и безголосая?" Я рыдала, и Давыдова меня все-таки взяла. Через год мой голос ко мне вернулся. Профессионально она меня поставила на ноги. Вот почему я повторяю всегда певцу надо иметь голову: воспринимать то, что нужно, что годится для тебя, а что не твое - отторгать.
   - А как вы попали в Большой театр? Вам не говорили, как в кино: "Приходите завтра"?
   - Случайно попала. Заведующий оперой и замдиректора театра оказались в Тбилиси и пришли на концерт в консерваторию. После спросили меня, не хочу ли попробовать свои силы в Большом театре? Через месяц я получила вызов в Москву и на прослушивании пела арии из "Богемы" и "Тоски" и... Так я попала в Большой - вот это судьба. Когда я пришла - это конец шестидесятых годов, - в Большом уже были Атлантов, Мазурок, Образцова... Мощные дирижеры - Хайкин, Димитриади, Рождественский. И отношение к молодежи было другое - искали таланты по всей стране.
   Мне было у кого учиться. В начале моей карьеры я работала с Ростроповичем над "Онегиным" и "Войной и миром". Вишневская, например, когда выходила на сцену, сама себе продумывала грим, пла-стику, костюм. Вишневская (ну вы знаете, какой у нее острый язык), если чувствовала, что чего-то не хватает, отправлялась к режиссеру Покровскому со словами: "Пойду, пусть заморочит мне мозги". Только крепче выражалась. И я, когда готовила Иоланту, тоже пошла к нему: "Как играть слепую?" Ведь все певицы в этой роли ходили по сцене как бы на ощупь. "Но она же не знает, что она слепая", - сказал мне Покровский. Поэтому Иоланта у меня была совсем не голубая героиня, и трагедия начиналась тогда, когда девушка понимала, что она не как все. Вот такая у меня была школа
   - В опере больше всего поражает такое несоответствие: певицы, как правило, крупноформатные и в возрасте, а поют партии стройных, юных героинь. Скажите честно, вас это не смущает?