Райкина Мария. Москва закулисная - 2

   А было такое - сказала Сереже, что не готова сниматься в сцене, когда у меня отнимают сына (речь идет о картине "Помни имя свое". - М.Р.), и я не могла это представить. И тогда я нашла сторожа в концлагере, где мы снимали, и он мне открыл какой-то барак, где были свалены горы детских башмачков. И всю ночь (плачет)... всю ночь я рассматривала детскую обувь: стоптанную, с запекшейся кровью, новенькую. Башмачки из всех стран. Я старалась угадать, кому принадлежали ботиночки - мальчику, девочке, сколько им было лет и сколько они пробыли в концлагере до своей гибели... Наутро, когда я услышала по мегафону: "В барак, на съемку", я сказала: "Сегодня я могу сниматься, я сыграю, как у меня отнимали сына"...
   - А куда в таком случае вы ездили наблюдать английскую королеву?
   - Вот здесь, когда я все о ней прочла, включилась мое воображение, моя интуиция. Я все время искала субъективную правду и хотела понять: а как бы я вела себя в этой ситуации? Я искала общее в наших судьбах. У нее было горькое детство (Тауэр, казнь матери), у меня - тоже невеселое, хотя казни матери я не видела. Я нашла много смыканий. Я так много захотела сказать людям...
   Она была великая королева, но глубоко несчастная женщина. И вот пока я не почувствовала ее боли (почти плачет), я не могла играть и репетировать. Андрей Попов говорил: "Людмила, с тобой нельзя репетировать. Вечером спектакль. Надо беречь силы, как бережет их Зельдин. А ты так подлинно существуешь, что и я вынужден затрачиваться, а ведь мне вечером на сцену выходить".
   - А у вас остаются силы?
   - А как же, а как же. Я не знаю только, где я их достаю. Я утром встаю, пока раскачаюсь, пока сделаю свою гимнастику. Я же в балетной школе до пятнадцати лет училась, у меня хореографический станок: сначала так, потом на приседаниях (больше всего потрясает нога, которая под прямым углом резко взлетает к голове). Двадцать минут мне хватает, чтобы я стала мокрой, затем душ, не горячий, прохладный. Выпила кофе - и побежала. Вот мое утро.
   - Вы можете себе представить, как чувствует себя журналист, которому вы говорите: "Но о белых пятнах в жизни я говорить не буду"?
   - Но вы тоже должны меня понять. Если бы это была исповедь... (А я пишу исповедь о моих взаимоотношениях с партнерами, о том, что я вижу, как бывает больно.) При том, что люди меня считают счастливой. (Быстро, почти без пауз.) А я и есть счастливая - у меня замечательный муж, сыночек хороший, у меня были прекрасные мама и папа... Но дело в том, что я не люблю исповедальных интервью. Это все равно, как я ненавижу женщин, которые рассказывают о своей близости с мужчинами. Я презираю их. У меня есть мой кусок галактики. На земле мне будет полагаться всего полтора метра. А там (палец вверх) у меня никто не отнимает кусок моей галактики. И вот ей (переходит на шепот) я буду шептать и говорить про себя. Потому я пишу, ни для кого, и никому не отдам, и сожгу рукопись в конце концов.
   - Но ведь исповедь предполагает раскаяние в грехе. А они, как и у каждого человека, есть и у вас.
   - Да, как у каждого. Нет греха перед мужем, но столько цинизма кругом, что мне не поверят. Но я гордая и не могла допустить, чтобы за его спиной смеялись. Я помню, как наш артист Сошальский однажды сказал: "Ты не изменяешь своему Сереже. Тебе некого будет вспомнить перед смертью". - "Почему? Я буду Сережу вспоминать". Он махнул рукой и пошел. Моя вспышка, я закричала на мужа - это грех. Но мое достоинство заключается в том, как он говорит, что я тут же прошу прощения.
   - Ваша профессия, вернее, ее природа - греховна. Артисты наблюдают друг друга из кулис, ревниво следят друг за другом. Это такое рождает в их душах...
   - Когда мне было одиннадцать лет, я прибежала к маме зареванная: "У Тани новое платье, а я хожу вся штопаная-перештопаная". Вот тогда (качает головой) моя мамочка впервые в жизни ударила меня по щеке, вот так. (Удар рукой наотмашь рассекает воздух. Слезы.) "Ты не радовалась, что ей купили новое платье, ты (резкое ударение на "ты"). Ты плачешь, значит, ты дрянь".
   - И с тех пор вы ни разу не испытали подобного чувства к коллегам?
   - Если вы напишете, как я скажу, - "нет" - циники не поверят. Я не понимаю, что такое белая или черная зависть. Я могу сказать (с восторгом): "Как она сыграла эту сцену!" Я буду смотреть ее семь, десять раз, чтобы понять, "как". Восемнадцать раз я сидела возле дирижера и смотрела, как играет Доброжанская. Сейчас почему-то никто из молодых не ходит смотреть старших коллег.
   Иногда мне говорили: "Это не твоя роль. Тебе дали несчастную женщину в спектакле "Орфей спускается в ад", а ты такая благополучная". Значит, если я кажусь благополучной, это счастье. Слава Богу, что они так думают. И поэтому я хочу, чтобы во мне осталось то, что я не хочу отдать людям. Ведь в жизни каждого человека, и в моей тоже, есть не только радость.
   Я не хочу вам рассказывать, как я билась головой о водосточную трубу и рыдала.
   - Вас предали?
   - (Не слышит.) ...В ту ночь привели меня в храм, далекий отсюда. Видимо, я так рыдала, что ко мне подошел священник и спросил: "Что с вами?" Я рассказала. Он благословил меня и обещал молиться. Если можно, не пытайте меня. (Становится очень тихо.)
   - Извините меня, если я заставила вас страдать. Мне бы не хотелось говорить с вами о Театре Российской армии, где дела не так уж чтобы... Я хочу спросить: у вас, как у актрисы армейского театра, какое звание? Полковник?
   - Нет у меня никакого звания, я только народная артистка. Но если бы такая градация в театре существовала, то я была бы маршалом. Даже не генералом. Мы называемся служащими Советской Армии. Зарплата - актерская. Нам не платят "за звездочки", нет и надбавок. Я не тщеславный человек, я не просила этих званий (заслуженная и народная). Когда мне дали "Народную СССР" за картину "Помни имя свое", я поняла, что что-то произошло, увидев глаза мамы, наполненные слезами. До этого я звания воспринимала как еще один камень, положенный на твои плечи. Зрителям-то плевать, какой ты артист, народный или антинародный. Выходите на сцену и будьте любезны играть. Раньше за звание что-то прибавляли, сейчас смешно об этом говорить.
   Но не надо этого касаться. Люди живут еще хуже. Когда я вижу этих несчастных стариков, которые на ладошках считают копеечки, чтобы купить батон... то я не имею права жаловаться, понимаете?
   Но я все-таки верю, - многое будет пересмотрено, что-то измениться... для народа!!! Вот почему я так безумно люблю Елизавету, которая думала о своем народе. Она издала все законы, по которым до сих пор живет Англия, не имея Конституции. Она - не Екатерина, она выше. Вот если бы наши руководители думали о народе... Многое было бы по-другому.
   - Скажите пожалуйста, товарищ маршал, как вы думаете, удачно бы сложилась судьба Людочки Касаткиной, если бы она начинала сейчас, когда для молодых актеров очень тяжелое время: в кино не снимают, а спектакли делают только со "звездами"? Как вы думаете, нашлась бы в искусстве клетка с тиграми, в которую бы она вошла дрессировщицей, а вышла - кинозвездой?
   - Я уверена, что какая-то работа была бы сделана. И ее бы заметили.
   - Я никогда не думала, что женщина, рискнувшая войти в клетку с живыми тиграми, так сентиментальна и плачет...
   - Если вы думаете, что я укротительница по жизни, вы ошибаетесь. А знаете почему? Укротительница - это моя защитная краска... На самом деле я иногда ощущаю себя настолько беззащитной, люблю спрятаться за спину мужчины, почувствовать себя маленькой, слабой и выплакаться где-нибудь в углу... Понимаете?
   А вот на театральном горизонте показался весьма привлекательный объект тело. Причем ничем не прикрытое. Нет, вы не в бане, и не стоит запасаться шайками с березовыми вениками. Лучше поторопиться с приобретением билетов на хорошие места, чтобы понять, зачем нам показывают со сцены это самое тело? И прикрывает ли оно режиссерский или драматургический срам?
   В большую строгую семью московских театров несколько лет назад прибился новый родственник, которого сразу же объявили изгоем. Одни его демонстративно не замечали, другие тыкали в него пальцем и закрывали детям глаза. Объявившийся родственник назвался эротическим театром и стал претендовать, во-первых, на место за столом, во-вторых, на часть наследства. То есть требовать здания, признания и зарплаты артистам. Не замечать его - все равно что не видеть слона, вломившегося в посудную лавку. Если не увидят, то услышат, а значит вперед, в эротический театр.
   В поисках потерянного тела...
   Раскол в РСДРП и обнажение на сцене
   Пожизненный антракт на обнаженку
   Член возбудился при виде долларов
   Жеребцы из порно не пройдут
   Юный мичуринец эротического театра
   I
   Эротическую "заразу" в Россию первыми завезли... ну, конечно же, иностранцы. Айседора Дункан - возлюбленная поэта Есенина и лучший друг гибких советских детей - в начале XX века вышла на российскую сцену, о ужас! без... чулок и в прозрачном газовом платье, что по тем временам считалось вызывающей смелостью. Публика обмерла и, не успев насладиться голой конечностью великой танцовщицы, тут же хлопнулась в обморок, так как на сцену явились ученицы Дункан - более смелые и куражистые, а главное, абсолютно голые.
   В финале первой русской революции, аккурат к V съезду РСДРП, между двумя партийными конференциями Елена Рабенек и Ольга Десмонд предстали на сцене в чем мать родила и затанцевали. На их выступления стоял такой лом, что, по воспоминаниям репортеров начала века, в битве за билетами считали жертвы. Билетные барыги зараз перекрыли годовой план. Зато счастливцы, увидевшие обнаженную натуру на сцене, убедились в том, что это зрелище не из разряда "говорящая голова, человек-слон, женщина с бородой", а красивое, хоть и диковинное. Однако, опасаясь за нравственность столичного общества, выступления танцовщиц власти города запретили. Царская полиция явно тут дала маху: не за голыми артистками надо было бдеть и гоняться, а за социал-демократами, раскол которых на большевиков и меньшевиков удивительным образом совпал с первыми эротическими опытами на российской сцене. Вы подумайте, какая связь! Непозволительная!
   Впрочем, потом обнажения на сцене все же были разрешены, но при этом особым циркуляром запрещалось артистам двигаться, поэтому устраивали что-то вроде детской игры в "замри": раздетые артисты принимали на подмостках красивые позы в сценах из жизни греческих богов или римских патрициев.
   Любопытный факт - до 30-х годов в России не преследовали даже нудистов. Нарком здравоохранения Семашко только не советовал им кучковаться в центре города (в частности, на Кузнецком мосту). По какой бы, вы думали, причине? Отнюдь не моральной, а исключительно из-за вредности воздуха в центре столицы. После 30-х годов на обнаженку власти дали занавес и объявили пожизненный антракт.
   II
   Странное дело, но через 70 лет, как только дела у большевиков пошли плохо, обнаженная натура вернулась на сцену. На заре перестройки в Москве знающий балетный критик Александр Демидов создал первый в истории совдепии эротический театр. Демидов не был режиссером, артисты его (большинство) не были профессионалами, но его публичные эротические опыты поддержали практически все (за смелость!) простив артистам неумелую имитацию соития под сексапильные хрипы Тома Уэйтса. Публика ломилась на первые публичные эротические опыты. Но диковинный театр просуществовал недолго и после смерти основателя вдребезги раскололся на несколько эротических группок. Из них сейчас осталась только труппа под руководством Анны Быстровой. Но и ее усилия по вскапыванию эротической почвы, увы, не так заметны.
   Как раз в этот момент...
   III
   Как раз в этот момент на сцену нагло вылезла жаба-порнушка, которая на полном эротическом безрыбье прикинулась соловьем.
   Порнографический театр Кирилла Ганина стал образцом непрофессионализма и пошлости. Несколько спектаклей, впервые разыгранных, кстати сказать, в помещении Еврейского театра, запомнились тем, что компания молодых людей, якобы игравшая Сартра, а на самом деле сговорившаяся просто "потрахаться" на глазах у ветеранов, не смогла осуществить задуманного по причине того, что от страха у мальчиков что-то случилось с орудием производства.
   Тогда присутствовавший в зале немецкий журналист, искавший сенсацию, отказался платить за халтуру, то есть несостоявшийся половой акт, и потребовал деньги за балет обратно. Перепуганные создатели спектакля пообещали специально для западной телекомпании устроить показательный акт. Акт произошел, но только после того, как журналист достал пачку зеленых, на которую вялый орган самопального артиста отреагировал довольно быстро, как удав на дудочку заклинателя.
   Но как бы ни относиться к этому провальному проекту, он все же был первой попыткой создать порноспектакль на основе литературного произведения со словами.
   Порноэкзерсисы Ганина сопровождают всегда скандалы. Сначала его пытались привлечь к уголовной ответственности, но за неимением состава преступления дело прекратили. Затем на него подали в суд наследники Корнея Чуковского, по мнению которых, режиссер извратил произведение их знаменитого родственника "Муху-Цокотуху". Но похоже, что публичные скандалы только на руку певцу порнографии, который продолжает искренне верить в то, что создает образцы искусства, нужные определенной части публики.
   IV
   Сегодня нива эротического театра больше всего напоминает поле колхоза-должника, где кое-кто кое-где подручными средствами разводит второсортную клубничку без особых перспектив на сносный урожай. Однако есть на этом поле отдельный индивидуум, который, как юный мичуринец, пытается скрестить драму с эротикой, не желая собирать при этом развесистую клюкву. Игорь Незовибатько - профессиональный режиссер, нудист по убеждениям, не скрывающий тайн эротического закулисья и охотно рассказавший о том, как, кем и какими средствами делается этот самый театр.
   - Я не называю свой театр эротическим, таковым его считают потому, что у меня актеры играют обнаженными, - говорит энтузиаст от эротического театра. Я уверен, что в театре все можно, во-прос только в том, как это сделать. И потом, по жизни я получаю удовольствие от эротики и секса. И если я режиссер, то почему это удовольствие через искусство не передать другим людям? Меня всегда раздражало - "и вот они поцеловались, а наутро..." Я знаю, что между этими "поцеловались" и "наутро" происходят часто самые важные вещи. Человек в постели раскрывается так, как нигде и никогда. И вот та связь, которая возникает между мужчиной и женщиной в откровенные моменты, и есть для меня предмет искусства. И недосказанности при этом - море.
   - Трудно представить, что Чехова можно сыграть без штанов.
   - Наверное, я не стал бы брать Чехова, а из "Ромео и Джульетты" вполне получилась бы эротическая постановка. У меня давно написан сценарий "Первый вальс в Москве" - парафраз на "Последнее танго в Париже".
   Реализовать свои идеи в традиционном театре с традиционными актерами режиссер не может. Выпускники театральных вузов, по его мнению, во-первых, очень закомплексованы, а во-вторых, им внушают, что эротика и нагота - дело стыдное. Кроме того, у них плохие тела, на которые артисты никогда серьезно не обращают внимания. Резерв из балетных его тоже не устраивает: хотя они хорошо двигаются, но тела у них тоже плохие - у женщин грудей нет, одни мышцы. Остается тонкий слой полупрофессионалов без комплексов, которые готовы работать в театре. Например, фотомодели, которые следят за своей внешностью и, главное, имеют хоть и небольшую, трехмесячную, но все таки подготовку по мастерству актера.
   - А проститутки и стриптизерши - это не твой резерв?
   - Проститутки - нет, они зарабатывают хорошие деньги, которые в театре никогда не получат. А вот стриптизерши, причем хорошие, ведущие в Москве, приходили. "Мы хотим быть актрисами, нам надоели жрущие рожи, которые нас лапают", - заявляли они, но... Рано или поздно они все начинают говорить о деньгах. В общем, стриптизерш я брал, но опираться только на них нельзя. В последнее время в связи с окончательным обнищанием театра услуги эротиче-скому предприятию начали предлагать профессионалы.
   V
   По сцене ходят голые артисты. Если ходят плохо, то все это смахивает на городскую баню, где стыдливо жмутся в очереди за шайкой (тазиком), прикрывая причинные места. Если ходят, то есть двигаются, хорошо, то это вызывает другие, более позитивные ассоциации и эмоции. Но все же важнейшим из всех чувств при созерцании этого зрелища остается одно - "неудобно как-то". Конечно, неудобно, потому что у публики нет привычки к такого рода зрелищу, у артистов - привычки это делать. И те и другие вряд ли представляют как это может быть прекрасно! И как это может быть ужасно!..
   - Кто и как учит артистов технике, приемам того, о чем у нас мало чего знают, - технике в эротическом театре?
   Игорь Незовибатько:
   - Этому, к сожалению, не у кого учиться. Прежде всего я включаю в их тренинг упражнения, связанные с наготой. Упражнения, в которых сначала раздеваются, затем начинают работать определенными частями тела: руками, грудью, бедрами. Работают в одиночку, в паре, группой. Я прошу, чтобы обнаженные части тела, не соприкасаясь друг с другом, вступали в контакт по ощущениям. При этом я прошу артистов основываться на собственных чувствах, а не образцах порноискусства, таких, где усиленно дышат и закатывают глаза, демонстрируя море удовольствия. Это все вранье. И кстати, не я это первый придумал - тренинг с обнажением. Ежи Гротовский, великий польский режиссер, новатор, заставлял актеров заниматься тренингом обнаженными, справедливо считая, что у обнаженного артиста нервы, поры открываются, ощущения усиливаются.
   - Если ли особые требования к внешности актеров?
   - В соответствии с античными образцами у женщин в моем театре должно быть гладко выбритое тело и пышные формы, отличные от современных манекенщиц. Я прошу их брить волосы в интимных местах, чтобы снять внимание зрителей и переключить на другое.
   - А комплексы у артистов эротического театра есть?
   - Есть. Мужчины больше, чем женщины, стесняются обнажать половые органы. Женщины, как правило, быстро к этому приходят. И еще есть проблема - комплекс размера половых органов. У древних греков, например, идеалом был хорошо сложенный мужчина с относительно маленькими половыми органами. Если они были большими, то считалось, что это пассивный гомосексуалист. Я обращаю на это внимание артистов, убеждая их в том, что "жеребцов в порно" не надо держать за идеал. Если артист освобождается от комплекса размера и понимает, что это не имеет никакого отношения ни к сексу, ни к жизни, ни к искусству, то с ним все в порядке.
   - Ты сказал, что во время представления они возбуждаются. Разве это профессионально?
   - Я имел в виду возбуждение эмоциональное, не физическое. Артисты контролируют себя. И возбуждение актеров передается зрителям.
   - Не случается ли в этот момент с публикой чего-то особенного?
   - Я не ставлю цель возбудить зрителей. Наши спектакли о любви, смерти, о жизни после жизни. На них ходит культурная публика, в основном парами, и никто еще не обвинил меня в пошлости и непрофессионализме.
   - А как обстоит дело с нравственностью в коллективе?
   - Актеры сексуально раскрепощены. Но я не замечал, чтобы они чем-то отличались от тех, кто ходит по улицам. Я как режиссер никогда не спал и не сплю со своими актрисами. Я знаю слишком много примеров связи "режиссер актриса", которые только вредили делу. Мне интересно работать и смотреть на актрису именно потому, что я ею не овладел.
   VI
   Само сочетание "эротический театр" возбуждает богатых людей с неустойчивой моралью. Потенциальные спонсоры предлагают театру помощь, которая при ближайшем рассмотрении оказывается ни чем иным, как спросом на девочек и развлечения в баньке.
   - Как с материальным вознаграждением эротических усилий на ниве театра?
   - Если мне актер говорит: "Платите мне за каждый сантиметр обнажения", я считаю - это разговор проституток. И такие артисты в театре не работают. Сразу предупреждаю, кто приходит: "Золотого дождя не будет". Дело не в том, что я на них экономлю. Я хочу, чтобы у них была психология актеров драматического театра. Мои получают столько, сколько в московских театрах, что-то среднее между "Ленкомом" и Пушкинским, но больше, чем во МХАТе.
   - Какая самая крутая сцена, которую мог себе позволить режиссер Незовибатько?
   - Мне нравится сцена с виноградом в спектакле "Мистерия Дионисия". Любовная сцена двух женщин решена через... виноград. В ней женщина подходит к статуе и начинает виноградной веткой ее гладить, та постепенно оживает. Они кормят друг друга виноградом, а различные комбинации тел как бы имитируют виноградную лозу. Они одновременно откусывают ягодку винограда, ягоды катятся сверху вниз по телу... Прямого контакта нет, но эротическое напряжение атмосферы ощущается. И все это под песнопения. Но это сцена не самая крутая. В спектакле "Таинства" все начинается с символиче-ского совокупления богини Деметры и бога Зевса, явившегося ей в виде дождя. А заканчивается всеобщей близостью на свежевспаханной борозде.
   В кошмарном сне такое не привидится. Но есть среди публики любители подобных зрелищ, и спрос рождает предложение.
   - Мне уже страшно. Тебе не кажется, что то, что ты делаешь, - это немодно? Раздетые на сцене уже не возбуждают.
   - Это я слышал сто раз. Я убежден, что это просто прикрытие человеческого страха перед откровенным. Самое эротичное по природе - это нагота человека и поцелуй. Только это трудно делать на сцене. И чтобы избежать трудностей, режиссеры прикрываются штампами и фразами вроде "немодно", "прошлогодний снег". Это вот они прошлогодний снег. Да они даже не видели этого самого "прошлогоднего снега", потому что, чтобы прийти к осознанию ненужности наготы или контакта на сцене, через это самому надо пройти.
   Еще Чарли Чаплин сказал: "Я делаю кино, которое сам бы хотел смотреть". Так вот, я хочу делать спектакли, которые я хочу смотреть.
   Где хорошо русскому артисту? "В дороге", - уверял меня Михаил Козаков. Его артистическая судьба прочертила в пространстве немыслимую траекторию - на пике популярности в конце 80-х он уезжает в Израиль. А через пять лет возвращается в Россию. Сначала мы встретились в Тель-Авиве. Потом - в Москве. И каждый раз он мучился вопросом - кто он? А сам не знает того, что он
   О! Счастливчик...
   Почем березовый бред - Хочется снега
   Почему артисты пишут
   Козакова лишили телефона
   Радости карманного театра
   Сумасшествие от пиковой дамы
   Сколько Козаковых на свете
   Правительственных телеграмм не читал
   Тель-Авив. Улица Энгель, 8.
   За окном на тридцатиградусной жаре парился ноябрь, а я умирала со смеху в его тель-авивской квартире. Козаков читал мне главы своей новой книги. Одной рассмешил. Другой огорошил... Читал хорошо и с упоением. Похоже было, что, кроме своего нового детища, артиста ничего не интересовало.
   - Михал Михалыч, а что здесь может быть источником вдохновения?
   - Иногда очаровательная девчонка, идущая впереди с автоматом.
   - О-о-о! А березки - это бред эмигрантов?
   - Для меня не бред. Для меня малая родина - это канал Грибоедова, "Современник", Ордынка, где я жил. Язык - вот большая родина. Цветаева пишет: "Не обольщуся языком родным, его призывом млечным". Млечным, молочным, материнским. Вот какая многозначность! А хрен-то на иврите имеют слова такой душевный резонанс.
   - А снега хочется?
   - Снега? Да. Жара осточертевает. На Урале прошло мое детство, где во время войны я, полужидок, четыре года прожил в русской деревне. Жил, пил самогон в четырнадцать лет и с девками "залетку" танцевал. Ночевал на сеновале. Однажды медведь напился самогона и пристроился на ночь рядом со мной. Просыпаюсь, а он лежит рядом. Каково?
   Да... Иногда и снега хочется, и водяры выпить в определенных условиях. Но с другой стороны, я море люблю, и, когда плывешь, думаешь: "Какое счастье: Зойка, Мишка у меня есть". Я об этом в книге пишу (начинает читать - ярко, артистично, как на сцене или на экране. - М.Р.)
   "Заплывешь подальше и видишь спичечные коробки роскошных отелей, что веером развернулись по золотому берегу моря на фоне туго натянутого голубого шелкового задника. Цветные пляжные зонтики с рекламой банков, супермаркетов. Приморские кафе, белые столики и стулья. После холодного освежающего душа приятно зайти ранним-преранним утром в кафе, где тебя знают. Заказать легкий завтрак, кофе-капуччино, потрепаться с молоденькой официанткой, которая мечтает поступить в театральный институт..."
   - Михал Михалыч, это вторая ваша книга. Она откровеннее первой "Рисунки на песке"?
   - По степени откровенности - да. Возможно, шокирует кое-кого. В ней история моего ухода с Бронной, пятый съезд кинемато-графистов, Италия шестьдесят восьмого, клан Михалковых. Много всякого личного и один мой рассказ о любви, о страсти. Еще один сценарий семьдесят девятого года. Все то, что я написал здесь об Израиле, о России, о театре, людях, ушедших и изменившихся. Многие, я знаю, на меня разозлятся и в той стране, и в этой. Да наплевать.
   - Кстати, а вот почему артисты пишут? В частности вы? Работы нет?
   - У меня как раз работа есть - в театре и в театральной школе. Но когда я оказался в условиях актера-эмигранта, я стал искать аналоги, кинулся к книгам в трудные минуты.