Райс Луанн. Талисман любви

   – Итак, начнем, – призвал он всех внезапно осипшим голосом. – Заставим наши мечты сбыться прямо сейчас, давайте играть.
   Дети разворачивались и команда за командой бросали шайбу, внимательно слушая Мартина Картье и Рэя Гарднера. Мартин говорил о дисциплине и концентрации. Он исправлял захваты, показывал положение рук, осанку, позы. Он говорил о том, как делать проход, пасовать и защищаться, и отвечал на вопросы, умные и проницательные, не как у репортеров.
   Затем дети освободили лед и стали смотреть на Мартина и Рэя. Те показывали им, какие упражнения следует делать на тренировках. Сердце Мартина колотилось, когда он ждал первого броска Рэя. Они делали это упражнение десятилетиями, начинали еще на расчищенном льду декабрьского озера Лак-Верт.
   – Бемц!
   Шайба ударила о крюк его клюшки совсем как пушечное ядро, и Мартин изо всех сил отбросил ее. Вдвоем они катались по ледовой арене, обменивались пасами, бросали шайбу в ворота, отбрасывали шайбу как можно дальше и потом бросались догонять ее. Дети смеялись и вопили. Мартин знал стиль Рэя настолько хорошо, что ему едва ли нужно было вообще смотреть на своего друга. Стоило ему протянуть клюшку, как шайба оказывалась там. Стоило ему закружиться, как Рэй оказывался рядом.
   Глаза на затылке…
   Его отец, поражаясь феноменальному периферийному зрению Мартина, невероятному умению сына предугадывать пас спиной, выдумал теорию, будто у Мартина на самом деле были глаза на затылке.
   «Ты катаешься, как слепой», – как-то заметил отец, и это была высшая похвала в его устах. Чувства Мартина были настолько остры, так отточены ощущения, что он мог находить отца, не видя его, поражать цель, не глядя на нее.
   – Постоянно тренируйтесь. – Мартин услышал себя, обращающегося к детям сразу после того, как попал в ворота, получив великолепный пас от Рэя. – Найдите себе единомышленника и тренируйтесь при каждом удобном случае.
   – Эй ты, единомышленник, – крикнул ему Рэй, подхватив словцо, и вернул его Мартину.
   Он направился искать сына.
   – При каждом удобном случае, – повторил Мартин, его голос снова заполнял арену, поскольку все затихли, прислушиваясь. – Другие могут кататься быстрее, целиться лучше. Но если вы сконцентрируетесь на своих тренировках, по два часа в день, хоккей превратится в вашу вторую натуру. Самое меньшее, чего вы добьетесь таким образом, – у вас действительно появится отличный ДРУГ.
   Мартин сделал паузу, почувствовав взгляд Рэя с боковой линии.
   – А если вы станете тренироваться при каждом удобном случае, если вы найдете свое место в мире хоккея, на льду, в отношениях с вашими друзьями… ну тогда однажды вы приобретете такой опыт, что станете кататься как слепые.
   – Как кто? – крикнул кто-то из детей.
   – Слепой человек, у которого глаза на затылке, – объяснил Мартин, глядя сквозь темную пелену на толпу юных лиц.
   Стадион «Скайдоум» был переполнен, бейсбольный матч захватывающ, и «Торонто Блю Джейс» обставили «Чикаго Кабс» со счетом 4:2. Оттуда они направились к Залу хоккейной славы, расположенному в центре Торонто, на углу Йондж-стрит и Франт-стрит, занимающему величественное здание, в котором когда-то размещался какой-то банк.
   Сначала туристы окружили Мартина, упрашивая его об автографах. Некоторые даже прихватили фотографии с собой. И хотя Мартин соглашался, но с таким мрачным видом, с таким нежеланием, что вскоре их по большей части оставили в покое, и посетители предпочитали разглядывать их издали.
   – Ты в порядке? – забеспокоилась Мэй.
   – Одно дело, когда я один, – пробурчал Мартин, – но совсем другое, когда ты с Кайли со мной.
   – А мне нравится, – призналась Кайли.
   Они посетили арену голов, где посетителям предоставлялась возможность бросить вызов величайшим хоккеистам всех времен. Мартин казался странно тихим, когда водил Мэй и Кайли через выставочные залы, показывая им фотографии, архивные материалы, отслужившие свое свитера, клюшки, коньки знаменитых игроков и выставку, на которой демонстрировался процесс изготовления масок. Подойдя к Доске почета, они остановились посмотреть на имена.
   – А ты здесь есть? – спросила Кайли.
   – Нет, – ответил Мартин.
   – Еще нет, – поправила мужа Мэй, беря его под руку.
   – Если я вообще попаду сюда, то где-то спустя три года после того, как перестану играть, – объяснил им Мартин. – А я не планирую прекращать играть еще очень долго.
   – А твой папа здесь? – перебила его Кайли.
   – Да, – резко ответил Мартин и собрался уйти.
   – Где? – не унималась Кайли.
   Даже не взглянув наверх, Мартин указал на мемориальную доску прямо посередине.
   – Серж Картье, – прочла Кайли.
   – Поговаривали, будто его доску снимут. – Мартин смотрел куда-то далеко, в дальний конец зала. – Им стоило так и поступить.
   – А ты когда-нибудь приходил сюда с ним?
   – Раза два, – ответил Мартин. – Мы привели сюда Натали, совсем еще маленькой. Вот здесь и стояли, именно на этом самом месте. – Он перевел взгляд на пол, как будто мог видеть там следы ее маленьких ножек.
   – Все вместе? – спросила Кайли. – Да.
   – Самое странное в Кубке Стэнли, – вдруг объявила Кайли, – заключается в том, что его пожертвовал в 1893 году канадский генерал-губернатор, лорд Стэнли, а он ни разу даже не видел игр за этот Кубок.
   – Откуда ты знаешь это? – рассмеялась Мэй.
   – Мне это приснилось, когда Мартин играл в финале. Кто-то говорил мне об этом в моем сне.
   – И кто же? – спросила Мэй, но Кайли только тряхнула головой. – Лорд Стэнли не любил хоккей? – решила уточнить Мэй у Мартина, чтобы покончить с этим.
   – Да, – ответил Мартин.
   – Но его сыновья любили эту игру, – добавила Кайли. – Вот он и придумал Кубок Стэнли.
   – Да, все так и было, – подтвердил Мартин, глядя на девочку. – Кто же рассказал тебе эту историю, Кайли? Не так уж много людей знают про это.
   – Кто-то же знает, – сказала она.
   – Да…
   – И ты знаешь, кому она нравилась больше всех. Твой папа рассказал ее вот здесь, когда вы все втроем стояли на этом месте.
   – Натали… – Мартин смотрел на Кайли так, словно увидел перед собой призрака.
   Рэй удивил всех. Для их последней экскурсии перед возвращением в Лак-Верт он взял в аренду микроавтобус.
   – Мы едем к Ниагарскому водопаду, – объявил он, когда Картье вернулись в отель. – Не забудьте ваши фотоаппараты, наш автобус отправляется через десять минут.
   Сама дорога занимала не больше полутора часов, но, как выяснилось, у них получилось настоящее паломничество. Они сделали множество остановок по пути следования: в «Оранжерее бабочек», поскольку Шарлотта любила бабочек; в «Кутц-гарден», где Дженни исследовала дополнительные источники для ее джемов; «Иннискиллинвайнеру», чтобы Рэй закупил несколько бутылок вина; и «Маринлэнд», так как Кайли хотелось увидеть рыб и морских животных.
   Как только они добрались до Ниагарского водопада, Мартину захотелось спустить Мэй и Кайли вниз на лифте к подножию водопада, по программе «Путешествие за водопадом». Надо было торопиться, так как времени оставалось совсем мало. Лифт закрывался, и они упустили бы эту возможность. Солнце ярким золотым шаром ускользало в низкие фиолетовые облака чуть выше горизонта. Но оно еще освещало камни и перила, здания и сам водопад.
   Мартин провел семью через ворота. Лифт стремительно опустился на полторы сотни футов вниз в скалу, но Кайли только засмеялась, когда у нее заложило уши. Она никак не могла осознать, что лифт был внутри скалы, впрочем, и Мэй тоже. Мартину нравилось показывать им нечто совсем новое для них, чувствовать их возбуждение. Он хотел забыть свою боль, тот шок, который он испытал от слов Кайли, когда девочка повторила, и повторила почти дословно, тот разговор, который они вели с отцом и Нэт уже много лет назад.
   – Готовы? – спросил он.
   Мэй и Кайли кивнули, натянув желтые непромокаемые плащики, врученные им дежурным. Мартин тоже надел плащ, и вместе они вышли на смотровую площадку. Стена воды окружала их, и Мартин затаил дыхание.
   – Мы стоим внутри Ниагарского водопада! – воскликнула Мэй.
   – Мы как будто бы внутри волны, – крикнула Кайли.
   Вода ревела вокруг них, от брызг у них тут же намокли лица и волосы. Мартин моргал, пытаясь очистить глаза. Людей на площадке оказалось немного, большая часть туристов уже разъехалась.
   – Что-то не так? – почувствовала состояние мужа Мэй.
   – Я знаю, Кайли ни в чем не виновата, но ее пересказ той истории о лорде Стэнли, которую мой отец рассказывал мне и Натали. Иисуси, мне показалось, будто Кайли стояла тогда рядом с нами…
   Мэй кивнула.
   – Я, должно быть, когда-то успел рассказать ей эту историю, – задумчиво произнес Мартин.
   – Скорее всего.
   – Но я этого не помню. Она все еще расстроена своим посещением университетского доктора?
   – Скорее смущена, поскольку она неправильно назвала слишком много карт. Из пятидесяти предложенных ей она правильно выбрала только одну.
   – И что это означает?
   – Похоже, она утратила свои способности.
   – Не знаю, не знаю. – Он смотрел в одну точку. – То, как она говорила о моем отце. Так, словно она была тогда там с нами…
   – Для нее стало привычным видением, как она помогает тебе отыскать путь к нему, – не удержалась Мэй.
   – Больше похоже на кошмар, чем на видение.
   – Это важно для нее. И для меня тоже.
   – Я знаю.
   – Я – река! – запела Кайли.
   – Будь осторожнее, милая. Не подходи слишком близко, – предупредила девочку Мэй и пошла к ней.
   Их голоса затухали где-то левее от него. Мартин отступил подальше от воды, вытирая лицо. Он прищурился, но все вокруг было темно в этой подземной галерее. Прислонившись спиной к стене, он почувствовал, что камень мокрый.
   – Здесь скользко! – крикнула Кайли.
   – Давай руку, – предложила Мэй.
   – Мамочка! – пронзительно вскрикнула Кайли, ее голос был полон паники.
   Мартин устремился на звуки. Но его руки нашли только пустоту. Галерея, похоже, на этом заканчивалась, поскольку он врезался в какой-то поручень. Рев воды слышался много громче, как будто он ступил прямо в водопад. Звуки падающей воды нахлыну ли на него и загрохотали у него в ушах так громко, что за ними он уже не слышал ни голоса Мэй, ни голоса Кайли. Брызги заливали лицо, и чем больше он тер глаза, тем хуже видел.
   Он натыкался на углы, стены, выкрикивая имена. Перед его глазами стояла черная дыра и ничего вокруг. Куда бы он ни переводил взгляд, везде он видел только черную дыру, по краям которой все погружалось в туман и темно ту. Было ощущение, что эта темнота поглотила Мэй и Кайли. Рыдания переполняли его грудь, готовые вырваться наружу. Он был вне себя от ужаса перед этой ловушкой, в которую попал. От своего бессилия, от невозможности спасти два единственных существа, которых он любил.
   Он был один в целом мире. Все ревело и с диким грохотом падало и разбивалось вокруг него. И тогда он почувствовал, как Мэй берет его за руку.
   – Все в порядке, мы здесь, – услышал он ее голос. – С нами все хорошо.
   Мартин ощутил дыхание жены на своей коже, ее щека прижалась к его щеке, он почувствовал, как рука Мэй скользнула ему за спину и обняла его. Он попытался унять ужас, охвативший его, но он знал, что Мэй уже поняла его состояние.
   – Мне показалось, я потерял тебя, – судорожно прошептал Мартин.
   – Этого никогда не случится, – вымолвила она в ответ.

Глава 22

   Дорога назад к дому казалась бесконечной. Мартин отказывался говорить о случившемся на водопаде, и они ехали в полной тишине.
   Когда они добрались домой, их почтовый ящик был переполнен почтой. Они забрали Грома домой из собачьей гостиницы, но он тут же захотел вернуться назад, так как воспылал чувствами к французской пуделихе из соседней с ним клетки, и он рвал сердце лаем всю их первую ночь дома. К рассвету он прорвал лапой дыру в москитной сетке на двери и убежал.
   Сосед, едущий на работу, наткнулся на пса, когда тот уже выбрался на дорогу и привез его обратно. Кайли пришла в восторг, а Мэй нашла длинную бельевую веревку, чтобы привязать его к веранде. Они с Мартином сидели на ступеньках, наблюдая, как пес рвется и воет, томясь от любовной муки, пытаясь перегрызть веревку.
   – Он без ума от своей женщины, – сказал Мартин, сжимая плечо Мэй. – Я знаю, что он испытывает.
   – Не заигрывай со мной, пока не расскажешь обо всем.
   – Прямо сейчас? Ну же, Кайли играет в бельведере, а мы с тобой совершенно одни. Пойдем наверх?! Разве ты этого не хочешь?
   – ПОГОВОРИ СО МНОЙ! Я знаю, ты не видел меня там!
   – Мои глаза подвели меня, сэ врэ (это правда). Сейчас уже много лучше. Это все дорога, Мэй. И водяные брызги. У меня был стресс, головная боль. Кроме того, я понял, что не могу видеть так же хорошо, как раньше. Неужели мне нужны очки? Я старею! Я уже старик на льду, спроси парней. Не волнуйся, ничего серьезного.
   – Ты испугался, я же знаю, как ты испугался.
   – Не напоминай мне. – Он теснее прижал ее к себе. – Вода попала в глаза, вот и все.
   – Тебя переполнял страх, Мартин!
   – Ладно тебе! Давай пойдем наверх. Кайли ничего не заметит, она вся в своей кукле или еще какой-то своей игре.
   – Прошу тебя, пообещай показаться врачу.
   – Мне нужна ты, и это все, – сказал он, целуя ее в шею, чувствуя ее грудь. – Единственное мое лечение – уложить тебя в кровать. Пойдем же…
   Стоял яркий день. Красивый летний свет мерцал над озером, придавая воде темно-зеленый цвет. Мухи гудели над отмелью, и пес выскочил, чтобы схватить их. Кольца разбегались по воде, одно в другом, кольца умиротворения и покоя. Кайли была занята разговором со своей куклой.
   – Пойдем наверх со мной? – прошептал Мартин на ухо Мэй.
   Она глубоко вздохнула и не сдвинулась с места. Как только он сообразил, что ему не суметь отвлечь ее высшей техникой соблазна, он взял ее штурмом.
   Но он так и не заговорил бы.
   Гром убежал снова на следующий день. Они напили его веревку, которую он перегрыз, и увидели его следы, ведущие к дороге. Мэй взяла машину и поехала искать старого пса. Оглядывая луга и холмы, по всему маршруту следования к собачьему питомнику она заметила, как сама напряжена, и поняла, по какой причине. Она не хотела, чтобы пса поехал искать Мартин, она испугалась, что он уедет раньше нее.
   – Успешно? – спросил Мартин, когда она возвратилась.
   – Нет. Его не было в питомнике. Я проверила.
   – Где же он? – спросила Кайли.
   – Отправился в поисках приключения. – Мэй попыталась успокоить дочь.
   Когда пришла почта, там оказалась открытка, адресованная Грому, которую Кайли написала из отеля в Торонто и подписала ее «Эдди». Когда Мэй показала открытку Мартину, он даже не улыбнулся.
   Почта также содержала синий конверт, адресованный Мартину. Мэй видела, как он поднес его очень близко к глазам, исследовал почерк, затем бросил в мусорное ведро, даже не открыв. Она хотела достать конверт, когда зазвонил телефон.
   Их ближайший сосед, Винсент Дюфор, видел, как полицейские затаскивали в машину пса, который напоминал Грома; возможно, они отвезли его в приют.
   – Ты можешь себе представить, чтобы в городке размером с наш кто-то не знал всех собак наперечет, – взорвался Мартин.
   – Гром у нас недавно, – попыталась урезонить его Мэй. – Я уверена, они привезли бы его домой, если бы знали, чей он. Нам придется получить на него разрешение…
   – Итак, теперь он в этом приюте для бездомных собак?
   – Так думает Винсент.
   – Дай сюда, сейчас позвоню. – Мартин выхватил телефон из рук Мэй.
   Было больно наблюдать, как он схватил телефонную книгу и стал искать нужный номер. Он нервно листал страницы, порвав одну. Сгорбившись, он пытался прочитать телефоны, но это ему не удавалось, и он клял всех и вся почем зря.
   – Позволь мне… – начала было Мэй, но Мартин уже набрал телефон справочной.
   Узнав номер, он вынужден был набрать его дважды, прежде чем попал в нужное место. Мэй слышала, как он глубоко вздохнул, затем стал объяснять кому-то на том конце провода, что он потерял своего пса, бассета, и что у него есть причины полагать, что пес попал в собачий приют.
   – Мое имя? Мартин Картье… – услышала она.
   И увидела, как сузились его глаза, как в нем нарастал гнев.
   – Он – там, – Мартин бросил трубку, – и она не позволит мне забрать его.
   – О чем это ты? – удивилась Мэй.
   – Она говорит, Гром укусил ее, когда она загоняла его в клетку, и она избавится от него завтра.
   – Нет!
   – У него нет жетона, сказала она, и нет никаких доказательств, что он привит от бешенства.
   – Он покусал ее? Да у него зубов-то нет! – возмутилась Мэй, посмотрев в окно на Кайли. – И никакого бешенства у него нет.
   – Я знаю. Она ничего этого не говорила, пока я не назвал своего имени.
   – Мартин Картье? Я думала, это имя открывает любые двери в Канаде.
   – Только не эту. Она еще помнит ту историю с Нэт. Она ужасно ко мне относится с того дня. Считает меня самовлюбленным хоккеистом, который не мог уделить время собственной дочери.
   – Но это же неправда, – расстроилась Мэй.
   – Тебя не было тогда там, – объяснил ей Мартин. – Она права относительно меня. Она – сука, и она не имеет никакого права держать Грома, но с тех пор она знает мой номер телефона.
   – Но я же вижу, как ты относишься к Кайли, и я знаю, как ты относишься к Натали.
   Именно в этот момент заскрипела дверь с противомоскитной сеткой, и они услышали шаги Кайли в кухне. Она молча посмотрела на взрослых, и ее лицо вытянулось.
   – Старина Гром, должно быть, неплохо проводит время, – нашелся Мартин, что-то внимательно разглядывая за окном. – Гоняется повсюду за своей хорошенькой пуделихой.
   – Ты думаешь, он цел? – спросила Кайли.
   – Гром? – переспросил Мартин, фыркая со смехом. – Он цел и невредим, в этом я не сомневаюсь. Он же бассет до мозга костей. Мне скорее надо волноваться о диких животных в нашей округе. Где-нибудь на горе вынюхивает барсука, а то уже и тащит его, беднягу, из логовища. Или загнал лису на дерево и пытается оторвать ей хвост для подарка своей Фифи.
   – Кто это – Фифи? – хихикнула Кайли.
   – Его подруга, – объяснил Мартин. – Французская пуделиха.
   Кайли звонко смеялась, стоя подле Мартина и пытаясь различить силуэт Грома на горной тропе над озером.
   Уже когда стемнело, как только Мэй отвела Кайли наверх почитать ей книжку перед сном, Мартин вышел из дома. В кармане у него были ключи, и он направился на задний двор, где они держали машину. Но хотя он досконально знал каждый дюйм своего двора, он все же умудрился попасть ногой в новую рытвину. Он шел по прямой, твердо зная, что на пути у него нет ни высоких преград, ни углублений, но, когда он добрался до машины, решил не рисковать.
   Он не сумеет вести машину сегодня ночью. Накануне его глаза были лучше, и он мог вести машину. Но и Гром тогда был еще в безопасности, хотя и выл по Фифи шесть часов подряд, когда его привязали к задней веранде. Проблема была в глазах Мартина. Они были не надежны. То он прекрасно все видел, то на следующий день зрение подводило его. Все усугублялось тем, что Мартин не мог ни предсказать, когда наступит кризисная ситуация, ни управлять ею.
   Приют для бездомных собак располагался позади муниципального гаража, этого собрания старых грузовиков и плугов и бетонного строения, напоминающего бункер, приблизительно в шести милях по дороге на север от озера. За свою жизнь Мартин путешествовал по этому маршруту тысячу раз, по большей части на пути к дому Рэя или обратно от него. Ночь была теплой, почти безветренной. Сначала он шел медленно, но потом побежал.
   В беге он почувствовал свою силу. Ноги крепко держали его и не подводили, руки начали двигаться в привычном для тренировок ритме, и он подумал о сборах команды, начинающихся осенью. Назад в Бостон, обратно к режиму, который поддерживал его в форме все годы в профессиональном спорте.
   – Мерд (черт), – выругался он, споткнувшись обо что-то.
   Он не заметил какое-то вспучивание или трещину на дороге, оставшуюся после зимних морозов. Дорожники здесь работали с ленцой, иногда по три, а то и четыре лета оставляя без ремонта повреждения, нанесенные дорожному покрытию в жесточайшие зимние бури. Мартин вспомнил, как той зимой, когда ему исполнилось двенадцать, снежный буран засыпал их снегом три недели подряд. Они с мамой остались без тепла и еды, пришлось топить печь, есть картошку и консервированные бобы. Отец тогда уже жил в Штатах.
   – Не думать об этом, – приказал себе Мартин вслух и, легко вздохнув, побежал дальше.
   Умение контролировать свои мысли – одно из самых важных качеств спортсмена. Это было в числе его достоинств, он умел отставлять в сторону мысли на определенные темы. Сейчас к таковым относились и синий конверт, который при шел по почте, грозящее усыпление Грома, и явно подводившее его зрение, поскольку он едва мог различать, где бежит.
   Его ноги бежали по дорожке, и время от времени что-то сверкало перед ним. Возможно, свет далеких звезд, мелькающий через деревья. Какими удивительно красивыми бывали звезды. Он почувствовал, как что-то дрогнуло у него в груди. А что, если он больше не сможет их видеть? Что, если он никогда не сможет видеть красоту темного ночного неба, усыпанного звездами?
   «Контролировать сознание», – приказал он себе снова. Не думать об этом.
   Собачий приют был сразу же за поворотом. Он услышал собак, их лай, заполняющий летнюю ночь. Голос Грома перекрывал остальной лай, неистовый, страстный и полный тоски. Пробежав по утрамбованной песчаной площадке для машин, Мартин замедлил свои движения, приближаясь к массивному кирпичному зданию. Он подергал каждую из двух стальных дверей. Двери были заперты.
   Он не строил никаких планов, пока не оказался на месте. Подняв с земли камень, он пошел к передней двери. Дверь была железной, но в ней имелось зарешеченное окошко. Размахнувшись, Мартин со всей силы ударил камнем по стеклу и разбил его. Ему потребовалось еще три удара, чтобы разбить решетку, потом он засунул руку внутрь и отпер дверь.
   Кровь стучала у него в висках, когда он забрался в помещение. Никогда раньше Мартину не доводилось врываться куда-нибудь. Он только что совершил преступление, за которое его могли арестовать. Весь вспотевший, с трудом переводя дыхание, он стоял перед конторкой и пытался сориентироваться в пространстве.
   «Именно здесь, – подумал он, – на этом самом месте, тогда стояла Натали. Вот стол старухи, вот место, где стоял я, внушая Натали, что она не может иметь собаку. Своего Арчи».
   Почуя человека, где-то дальше по коридору как безумные залаяли собаки. Лай Грома сменился поскуливанием, напоминавшим щенячью мольбу.
   – Иду, иду, – крикнул он.
   Он ударился об стол, потом задел стул, наткнулся на другую запертую дверь. Эта дверь не была железной, но он не собирался тратить впустую время в поисках ключа, которого там могло и не оказаться, поэтому он надавил плечом на дерево и услышал, как оно затрещало. Еще один толчок, и он сорвал дверь с петель.
   «Ты точно такой же, как твой отец. Преступник, человек, который берет то, что он хочет. Ты катаешься на льду, как твой отец, ты играешь в хоккей совсем как твой отец, ты берешь все, что ты хочешь, как и твой отец».
   – Да непохож я на него вовсе, – сказал Мартин собакам.
   Он стоял в длинном помещении, с рядами клеток. Шум от их лая стоял невообразимый, но, несмотря на весь этот шум, к его удивлению, он обнаружил всего три занятые клетки. Гром, машущий хвостом, на вид страдающий чесоткой стаффорд. Какая-то помесь охотничьей породы, с ног до головы покрытая грязью. Мартин, не раздумывая, открыл все три клетки.
   Две странные собаки вырвались на свободу, пробежав мимо него. Гром же с благодарностью лаял, подпрыгивая вверх настолько, насколько позволяли его короткие ноги. Мартин нагнулся к псу, позволив облизать лицо. Он подумал о том, как немного требуется, чтобы сделать старую собаку счастливой, насколько легко было доставить удовольствие маленькой девочке. Кайли придет в восторг, увидев Грома.
   Натали гордилась бы им. Если бы она была здесь, она сказала бы ему, как он был прав, пробежав полуслепым всю дорогу вдоль озера, лишь бы спасти пса Кайли. Мартину все-таки следовало бы позволить дочери взять Арчи.
   Он знал это все прошедшие годы, но сейчас, в том самом здании, где он подвел свою дочь, он чувствовал это своей кожей, зубами, костями.
   Гром понесся к двери, уводя Мартина на волю. Мартин вытащил из кармана веревку, которую он не забыл принести с собой. Он не хотел, чтобы Гром опять убежал на поиски Фифи и несчастного влюбленного пса снова схватили полицейские. Гром потянул носом воздух, вдыхая ночную свежесть.
   Мартин сделал то же самое. Он чувствовал себя свободным, держа в руках конец длинной привязи. Он нащупал в кармане бумажник, достал чековую книжку, нашел чистый чек и написал на нем сумму пятьсот долларов, по том положил его на стол смотрительнице. На чеке стояло его имя, и он знал, что завтра его, вероятно, ждет визит из полиции или, по крайней мере, звонок оттуда, но его это совсем не волновало.
   Освобождение собак, возвращение Грома домой к Кайли стоило этого. Но когда он снова вышел из помещения, что-то случилось. Ночь стала темнее. Или туман спустился на землю. Мартин не мог видеть. Гром натягивал веревку, но Мартин не знал, в каком направлении ему идти. Он был один в черноте и не мог видеть, по какой дорожке двигаться.