Райс Патриция. Мечты о счастье

   – И куда бы ты его приладил? Пока не попробуешь, не узнаешь.
   Майя поднялась на цыпочки и чмокнула его в щеку, окутав ароматом гиацинтов. Она умела выбирать духи. Если бы не железная воля, Аксель без долгих разговоров опрокинул бы ее на спину. Ах, как хотелось схватить ее в объятия и упиться поцелуями, пока голова не пойдет кругом! Но ведь этим дело не кончится, а страстные объятия на полу, перед самыми окнами, вряд ли укрепят и без того шаткую репутацию супругов Хоулм. Нет, только не теперь, когда он почти заручился поддержкой совета по контролю за продажей спиртного.
   – Это дракон настоял? – осведомился Аксель, чтобы отвлечься.
   – Само собой. – Майя прошла к прилавку и взялась за электрический чайник. – Чаю?
   – Нет, спасибо. – Заметив, что она наливает кипяток в незнакомую чашку, Аксель был несколько озадачен. – А где твой сервиз?
   – Пока в школе, – смущенно ответила она. – Я про него совсем забыла!
   Если бы не смущение, он бы ничего не заметил. Разномастный сервиз много значил для Майи, и как-то не хотелось думать, что он коротает дни в коробке, словно в ожидании очередного переезда. Аксель знал, что это единственное ее достояние. Поскольку прямой атакой от нее можно было добиться не больше, чем от Констанс, он избрал обходной путь.
   – Что, Стивен решил подработать со своим ансамблем в Шарлотте, в ночном клубе?
   – Почему бы и нет? – Майя достала из-под прилавка бутылку минеральной воды и бросила Акселю. – Альбом записан, гастроли начнутся еще не скоро. Должен же он себя чем-то занять.
   Аксель с трудом подавил приступ нервной тошноты. Человек рациональный не устроит сцену из-за того, что отец хочет быть ближе к дочери. Да и что в этом плохого? Плохо, что при этом он будет ближе к Майе.
   – Значит, он пустил здесь корни? – спросил Аксель как можно спокойнее.
   – Насколько я знаю Стиви, он валяет дурака, отираясь рядом, – сказала Майя с улыбкой и по-турецки уселась в вольтеровское кресло (ее последнее приобретение). – Кстати, ему самое место в ночном клубе – он встает с совами. Боже мой, Аксель, сядь! Ты вышагиваешь, как раздраженный тигр.
   Вместо этого он подошел к прилавку, заглянул за него и обнаружил длинный ряд украшенных драконами кроссовок.
   – Принимаешь заказы?
   – Да, – с вызовом ответила Майя. – Это забавно, нравится детям, мне почти ничего не стоит и приносит доход. Сегодня я заработала пятьдесят долларов.
   Пятьдесят долларов! Едва достанет заплатить за коммунальные услуги. Впрочем, он явился не ради критики.
   Аксель уселся рядом с Майей – слава Богу, не на ее кошмарный стул из витого железа, а на свой собственный, удобный.
   – Дорожный отдел настаивает на принудительном отчуждении земель Пфайфера, и, надо сказать, преуспел в этом. Через месяц будет открытое заседание.
   Ему совсем не хотелось быть дурным вестником. Школа открылась на лето, успех был полный, и Майя так радовалась этому, что забыла обо всем остальном. Она даже приготовилась отложить открытие магазина, но короткое письмо сестры стало чем-то вроде холодного душа, так что полный внеклассный день пришлось свести к послеобеденным занятиям. Судя по всему, Клео предстояло выйти раньше срока за примерное поведение. Ее вопросы насчет магазина и Мэтти граничили с грубостью. Акселю Клео нравилась чем дальше, тем меньше.
   Поскольку Майя интересовалась также и магазином, он был рад, что у нее есть на это время. Помимо прочего, это позволяло им порой побыть наедине, как в эти минуты, хотя чаще рядом находились дети. В этот день Констанс и Мэтти были на экскурсии, Алекса тихонько агукала в своей люльке, и, если бы не проблемы, атмосфера была совсем мирной, и можно было даже поухаживать за молодой женой. Однако проблемы были, и Майя кусала губы, огорченно созерцая игру света в хрустале. Из динамиков лилась невообразимо тоскливая шотландская песня. Хотелось так ударить по ним кулаком, чтобы раз и навсегда превратить в груду пластмассы. Аксель подумал, что в последнее время то и дело испытывает подобные побуждения, но, слава Богу, пока еще способен их обуздывать.
   – Думаю, нужно привлечь общественность на нашу сторону, – наконец сказала Майя очень оживленным тоном. – Ведь особняк Пфайфера – в своем роде исторический памятник. Неужели население променяет его на безобразную ленту асфальта?
   У Акселя чуть не вырвалось: «Запросто! Широкие слои населения всегда предпочтут кратчайшую дорогу до зеленной лавки творению самого гениального зодчего!» Но он придержал язык. Майя и сама все прекрасно знала, просто прятала голову в песок. Более того, она понимала и это. Позитивный взгляд на вещи был ей нужен как воздух, потому что иначе она уже рыдала бы в голос. Он решительно предпочитал улыбку, даже если для нее не было оснований.
   – Да, мы начнем кампанию в защиту собственности Пфайфера, – мягко подтвердил Аксель, зная, что рассчитывать на успех не приходится.
   Но он не мог разочаровать Майю. Они все еще находились на той стадии отношений, когда острые углы тщательно обходятся и при этом взвешивается каждый поступок, каждое слово. Аксель привык действовать осторожно, словно нарисованные на стенах столовой кусты были шиповником с колючками длиной в палец.
   – Дорога в зоне возможного затопления обойдется в кругленькую сумму, – вдруг заметила Майя.
   Аксель раскрыл рот. Вот это да! Его жена была истинным кладезем премудростей.
   – Порой тебе не откажешь в здравомыслии! – сказал он и перепугался, что последует вспышка негодования.
   Однако Майя только просияла, словно он забросал ее комплиментами. Сияние было в улыбке, глазах и как будто даже вокруг нее. Аксель ощутил, как пресловутая стрела пронзает ему сердце, смутился и вскочил со стула. Он знал, чем чревато обвинение в разбазаривании средств – мэр окончательно ополчится против него. Анализ затрат, если бы до этого дошло, мог отодвинуть строительство дороги на неопределенный срок, но инспектора всех сортов появились бы снова и в еще большем количестве. Но эта улыбка!.. Он явно обезумел от вожделения.
   – Я этим займусь. Население охотнее клюет на чрезмерные затраты, чем на историческое наследие.
   – Ну и хорошо, – пробормотала Майя, провожая взглядом его торопливый шаг к двери.
   Ей пришло в голову, что цивилизация губительна для тех; кто создан пировать в Валгалле. В дверном проеме, подсвеченный майским солнцем, силуэт Акселя был таким могучим и крепким, что к нему просились боевой молот и шлем Тора. Он вышел на улицу так, словно отправлялся на битву титанов. Нет, в самом деле, ему нужна была отдушина, возможность физической разрядки. Зал заседаний не то поле, на котором ему подошло бы сражаться.
   Таким полем могло стать брачное ложе, но Майя все еще не чувствовала в себе «постельной готовности». То есть физически она была готова, и еще как! Когда Аксель, полуголый и влажный от пота, рыл под окнами столовой ямки для гардений, кровь закипала в жилах. Но помимо физической, требовалась готовность эмоциональная. Ее состояние было неустойчивым, секс мог столкнуть его с точки равновесия.
   Алекса издала булькающий звук и пошевелила пальчиками, как если бы ловила пылинки, что роились в солнечном луче. Наблюдая за ней, Майя чувствовала себя как никогда мирно и спокойно, словно один вид счастливого младенца отгонял все возможные беды. Однако они таились поблизости. Школа оставалась в опасности, Стивен висел над головой как дамоклов меч, и Аксель не торопился предлагать не только любовь, но и страсть.
   Ну и пусть. Она давным-давно решила, что не нуждается ни в том, ни в другом. Счастье детей – вот главное для женщины. И потом, разве их любовь сравнима с любовью мужчины? А все-таки хочется иметь в перспективе нечто большее, чем супружеские обязанности.
   Дверь открылась, колокольчик зазвенел, и в магазин вошла длинноногая Кэтрин. Только что опустошив чашку жасминового чая, Майя чувствовала себя на редкость уверенно, а потому не замедлила поприветствовать гостью:
   – Зачем пожаловали? За приворотным зельем? Хотите заарканить нашего обожаемого мэра?
   Кэтрин повернулась так резко, что едва устояла на высоких каблуках.
   – Что такое?!
   – Ральф Арнольд – Лев, а Лев должен постоянно находиться в центре внимания. Вы подойдете друг другу. Кстати, из вас получится потрясающая супруга политического деятеля.
   Ошеломленная Кэтрин опустилась на тот же стул, что и недавно Аксель.
   – А вы со странностями! – высказалась она, автоматически принимая чашку чаю.
   – Это всего лишь способ выжить. Мой конек – астрология, но если хотите, могу раскинуть для вас карты Таро.
   – Я не верю во все эти штучки, – отмахнулась Кэтрин. – Я пришла с поручением. Ральф готов откупиться в обмен на ваше согласие отказаться от собственности Пфайфера.
   – Перетасуйте, – вместо ответа предложила Майя, протягивая ей карты. – Ну же, шутки ради!
   – Послушайте, – продолжала Кэтрин, равнодушно тасуя Таро, – куда умнее как-то сговориться, чем вытаскивать наши разногласия на открытое заседание. Ваше откровенное нежелание сотрудничать...
   Она положила колоду на изысканный резной столик, который Майя обнаружила в кладовой. Карта Смерти выпала одной из первых, но Майя и бровью не повела, аккуратно раскладывая глянцевые прямоугольники.
   – Не думаю, чтобы и широкая публика захотела с вами сотрудничать, узнав, во что обойдется дорога в зоне затопления. Самый короткий путь не всегда самый лучший. Возьмем, к примеру, Любовь. – Она постучала ногтем по центральной карте. – Видите, как она лежит? При нормальном раскладе у нее не было бы и шанса в паре с Шутом. – Она постучала по соседней. – Но наделите Шута властью, и все изменится просто на глазах.
   – Мозги у вас еще больше набекрень, чем я думала, – проворчала Кэтрин, не без труда отрывая взгляд от ужасной фигуры Смерти.
   – Я никогда не видела мозгов набекрень, – улыбнулась Майя. – Это всего лишь образное выражение, и, если уж на то пошло, куда больше оно относится к тому, кто бросается на старинные особняки как баран на новые ворота. Передайте мэру привет.
   – Значит, вы намерены держаться до конца, до судебного процесса?
   – О, я уверена, что адвокаты Акселю по карману. – Майя налила себе еще чаю и начала прихлебывать, изысканно, как настоящая леди. – Лично я займусь внедрением своих взглядов в народ. Знаете, клуб садоводов предложил мне членство. В школьном саду есть несколько редких розовых кустов, и кое-кто умирает от желания получить черенок.
   Это не была попытка сменить тему, как раз наоборот. Так называемый клуб садоводов был организацией старинной и уважаемой, с корнями, уходящими в глубь веков. В него входили жены самых богатых и влиятельных людей города, поэтому членство в нем считалось большой привилегией. По доброте душевной Майя удержалась от смешка при виде изумления Кэтрин. Это называлось «ответным ударом с позиции силы» и, надо признать, пришлось ей по вкусу.
   – Школа и сад лишь временно находятся в вашем распоряжении, – напомнила гостья, оправившись от удара. – Договор об аренде может быть аннулирован в любой момент. Что касается кармана Акселя, изъятие лицензии на продажу спиртного ударит по нему так сильно, что про адвокатов придется забыть.
   Бросив беспокойный взгляд на карту Смерти, она пошла к двери и так ею хлопнула, что затряслись стены.
   Майя подумала: пара очков в пользу женщины в красном. Ответный удар длинноногая Кэтрин нанесет прямо по ахиллесовой пяте – как ее, так и Акселя. Она нахмурилась на расположение карт, не впервые сожалея, что не умеет читать их лучше. Впрочем, в интригах она тоже не была сильна. Смерть не всегда означала уход из жизни, это могла быть любого рода метаморфоза, а вот угроза в голосе Кэтрин была недвусмысленной. Неужели придется чем-то поступиться, школой или лицензией?
   – Судя по всему, тебе не помешает выпить, – сказала собеседница и наклонилась, чтобы подвинуть стакан ближе к Акселю.
   При этом глазам его представилась немалая часть ее громадного бюста, а в ноздри ударил густой, тяжелый запах духов. Зачарованный видом глубокой расселины между мощными геологическими пластами ее грудей, он задался вопросом, как можно целый день таскать на себе такую тяжесть. При этом он рассеянно сделал глоток и едва не выплюнул жидкость. Виски! Зная его предпочтения, Майя всегда наливала ему только воду.
   Однако плевать в стакан было неловко. Глоток виски и запах духов пробудили низменные инстинкты, и Аксель смущенно завозился на высоком табурете. Соседка была особой влиятельной и могла нажать нужные кнопки, потому он и собирался уделить ей внимание, но отнюдь не такого рода. Пальцы с кроваво-красными ногтями нетерпеливо барабанили по стойке. Акселю стало совсем неуютно. Майя что-то говорила о том, что он не истолковывает знаков, а он тогда умолчал, что это намеренно.
   – Меня ждет жена, – заявил он, вставая, и порадовался независимости, которую несла с собой эта фраза.
   Как только акула приготовится к атаке, он погрозит ей гарпуном по имени Майя и не проговорится о том, что гарпун этот безвреден. Или почти безвреден. У Майи все-таки есть кое-какая власть над ним – например, власть будить эротические фантазии, которые, как он полагал, давно остались в прошлом. Но это может быть и следствием долгого воздержания.
   Время от времени, и не всегда во тьме ночной, Аксель любил вспоминать тот миг, когда узнал, что Майя рыжеволоса от природы. Хотелось удостовериться, что он не ошибся тогда, в школьном изоляторе, но все как-то не представлялось возможности. Он возвращался поздно и не хотел рисковать, вторгаясь в ту часть дома, где спали дети. Возможно, стоило пригласить няню и провести вечер вне дома, вдвоем. Конечно, Констанс их потом выследит, но дверь спальни запирается изнутри. Нужно только знать наверняка, что Майя готова сделать этот шаг. Какая досада, что нельзя читать мысли, в особенности женские! А может, она уже подавала знаки, просто он не заметил?
   Вечер в ресторане выдался сравнительно малолюдным, Аксель решил ускользнуть раньше обычного и был жестоко разочарован – явился Хедли, с таким лицом, что становилось ясно: Уэйдвилл стал свидетелем очередного акта насилия. Когда старый репортер направился прямо к Акселю, тот не стал искать укрытия, в том числе потому, что всегда видел в Хедли второго отца. Он сделал знак бармену налить что обычно.
   – Кэтрин пристрелила мэра?
   – Ничего приятного, – буркнул старик, метнув в него сердитый взгляд из-под кустистых бровей. – Пфайфер мертв, и смерть наступила отнюдь не от старости.
   Пфайфер. Тот, кому принадлежали земля и дом. То и другое перейдет к куче родственников, а те хором станут требовать пустить все это с молотка. Мотив более чем ясен, остается только выяснить, кто из вороньей стаи решился ускорить естественный процесс.
   А Майя... Майе придется смириться с крушением мечты.
   Январь 1946 года
   «Сегодня я сделал Долли предложение, и она ответила согласием. Ее отец тут же назначил меня управляющим. В начале следующего месяца я вступаю в новую должность.
   Как сказать об этом Хелен?»

Глава 24

   Нe вводите меня в искушение, я и сам найду дорогу.

   Майя стояла спиной к кухонной двери, согнувшись вдвое, чтобы добраться до клубники в нижнем отделении холодильника. Громкий стук заставил ее подпрыгнуть – в десять часов вечера это мог быть только Аксель, но Аксель никогда не хлопал дверьми.
   В самом деле, трудно было узнать в грозной личности на пороге образчик бесстрастия, с которым она не так давно сочеталась браком. Сейчас это был человек на грани взрыва. Когда мрачный взгляд серых глаз прошелся по кухне, Майя со страхом подумала: ну, сейчас начнется! Кухня напоминала помойку: всюду валялись комки запачканных газет, по углам стояли емкости с краской и клеем, стол загромождали детали будущего ленточного мобиля.
   Взгляд Акселя переместился на ночную рубашку Майи (надо сказать, довольно откровенную). Ноздри его раздулись, глаза недвусмысленно сузились: Берлинская стена его самообладания рушилась с треском. Вспомнив, как глубок ее вырез и как короток подол, Майя затрепетала в предвкушении того, что так стремительно надвигалось. Взгляд прошелся по ее голым ногам, вернулся к груди и остался там. Он был почти физически ощутим, и она, быть может, скрестила бы руки, чтобы прикрыться, если бы не лукавый бесенок в душе, внезапно перехвативший инициативу. Майя не загадывала, не планировала этот момент, но подсознательно ждала и готовилась, поэтому сейчас завела руки за спину и оперлась на стол так, что груди призывно приподнялись.
   – Сломался, да? – поддразнила она.
   А между тем следовало помнить, что речь идет о северном боге, одном из тех непредсказуемых созданий, которые лучше не провоцировать. Майская ночь была теплой, поэтому Аксель держал пиджак в руках, узел его галстука был ослаблен, ворот рубашки распахнут. Рубашка туго натянулась на напрягшихся, окаменевших плечах. Майя уставилась в вырез рубашки, не отваживаясь бросить взгляд ниже. До сих пор единственной неуправляемой страстью, которую ей удавалось будить в мужчинах, был гнев, но это не тот случай, и, судя по всему, назад хода не было.
   Весь вечер Аксель старался совладать с собой: что-то пробуждалось в нем, росло и билось в путах. Это не была плотская страсть, но когда Майя выпятила грудь, дразня его, он отбросил всякую сдержанность и мгновенно преодолел разделявшее их расстояние.
   Майя ахнула, когда Аксель подхватил ее с той же легкостью, с какой она подхватывала своего маленького племянника. Она оказалась в воздухе и автоматически вцепилась в мужские плечи. Поцелуй сразу заставил ее забыться.
   Горячий рот Акселя пахнул виски, и когда рука подхватила Майю снизу, еще больше приподняв, она впервые со всей полнотой ощутила, что ее сила не идет ни в какое сравнение с его сокрушительной мощью. Жизнь научила ее опасаться этого сочетания: физическая сила и спиртное, – но хотя губы прижимались к ее губам жадно и требовательно, в этом были еще и нежность, и осторожность, которым невозможно противиться. К тому же ладонь была крепка и приятно горяча...
   Акселю можно доверять – по крайней мере в этом.
   Майя разжала судорожно напряженные пальцы и обвила руками мужскую шею. Поцелуй Акселя вполне отражал его натуру – подавленную, плененную страсть, что он в себе носил. Казалось нелепым, что она так долго ждала, прежде чем толкнуть его к опасной грани. Майя ответила на поцелуй, не скрывая, как сильно изголодалась.
   Не выпуская из объятий, Аксель посадил ее на стол. Отстранился, положил руки на груди под рубашкой, приподнял их и с минуту молча восхищался обретенным сокровищем.
   – Алекса не знает, что теряет, – пробормотал он. – Но все к лучшему... иначе я ревновал бы к младенцу!
   Майя не поняла ни слова, она уже утратила эту способность. Руки проникли в длинный вырез рубашки и обнажили груди, рот приник к соску и жадно втянул его. Наслаждение и страх захлестнули ее, – страх совершенно потерять голову. Но он почти тотчас растаял. Майя расцепила кольцо рук, нащупывая пуговицы рубашки в инстинктивной потребности, чтобы кожа соприкоснулась с кожей. Скользкий шелк уступил без сопротивления. Тогда она потянула рубашку из брюк, чтобы поскорее избавиться от помехи.
   Аксель отстранился и посмотрел так, словно собирался заговорить. Слов Майя не хотела. Не теперь, когда она наконец добралась до этих чудесных мышц! Она пробежалась кончиками пальцев по груди, которой так долго восхищалась, о которой видела сны. Ничего не сказав, Аксель снова склонился к ее губам. От ласк груди налились сильнее. Майя выгнулась, давая ему доступ, и с готовностью развела ноги в ответ на толчок колена.
   Под рубашкой у нее не было белья. Когда Аксель обнаружил это, у него вырвался стон – как, впрочем, и у нее. Чтобы ему удобнее было ласкать ее, Майя скрестила ноги у него на пояснице и еще больше раздвинула колени. Это также давало возможность привлечь Акселя ближе и ощутить его возбуждение.
   – Надеюсь, ты это предвидела и что-нибудь предприняла, – прошептал он ей на ухо, – потому что не может быть и речи ни о каком прерванном акте!
   – Таблетки... – начала Майя, но не договорила, задохнувшись в благодарном поцелуе.
   В самом деле, таблетки. Она поклялась, что никогда больше не попадет в ту же ловушку. Правда, она как-то не подумала, что предохраняется именно от этого мужчины. Они уже были настолько близки, что только одежда мешала проникновению.
   Телефонный звонок заставил Акселя вздрогнуть, но он и не подумал оторваться от Майи. Наоборот, прижал ее теснее.
   Еще звонок.
   – Наверное, ты нужен в... – Голос ее беспомощно угас, когда зубы прикусили сосок.
   – Обойдутся! – На этот раз Аксель укусил ее за мочку уха.
   Звонки раз от раза становились все пронзительнее. Майе показалось, что она слышит плач Алексы. Боже, они занимались любовью на кухне, в двух шагах от спящих детей!
   – А если это насчет Клео?
   Аксель продолжал покусывать мочку ее уха, рука снова легла между ног. Однако это и в самом деле могло быть насчет Клео. Судя по письму, ее вот-вот должны были отпустить на поруки. Поэтому нужно было снять трубку.
   – Пусть твою сестру развлекает Стивен, – беззлобно заметил Аксель и снова занялся губами Майи.
   Его пальцы были там, где она открылась для него, пробуя, насколько она готова. Это заставило бы ее умолкнуть окончательно, если б не жалобный детский плач.
   Телефон надрывался, Алекса проснулась, к тому же из одной из спален послышалось сонное: «Майя?!»
   Чары были разрушены. Майя осознала происходящее: загорелую руку Акселя на своей обнаженной груди, свои скрещенные ноги у него на пояснице, сожаление в серых глазах. Она залилась румянцем смущения.
   – Дьявол! Дьявол, дьявол!!!
   – Да уж, – тихонько сказала Майя, пытаясь высвободиться.
   Не отпуская ее, Аксель потянулся к телефону.
   – Какого черта? – рявкнул он в трубку.
   – Ах, скажите на милость! – пропела Селена. – Наш лев бодрствует. Что, рыбка опять сорвалась?
   Поскольку Майя сумела выскользнуть из рук и теперь стояла в стороне, поправляя рубашку, Аксель поморщился, неохотно смиряясь с поражением.
   – Подсматриваешь в бинокль? – спросил он раздраженно, забывая всякую вежливость.
   – – Просто я хорошо знаю Майю. Не переживай, ты свое еще возьмешь, а сейчас есть дела поважнее. Передай ей трубку.
   Но Майи уже не было на кухне. Слышно было, как она в своей комнате успокаивает Алексу и отвечает на вопросы Мэтти. Аксель все еще чувствовал ладонями жар ее тела. Он забыл и про детей, и про смерть Пфайфера в безумной потребности обладать наконец женой.
   – Если ты насчет Пфайфера, я уже в курсе. В это время суток все равно ничего нельзя сделать. Возвращайся к гостям, Селена.
   – Хоулм, доверенное лицо утверждает, что это убийство. Хотелось бы знать, как далеко намерен зайти твой дружок мэр ради этой паршивой дороги!
   Трубку бросили. Аксель смотрел на телефон до тех пор, пока не начались короткие гудки. Ральф Арнольд – убийца? Ни один человек в здравом уме не пойдет на преступление ради какой-то дороги! В Каролине убивали только в связи с наркобизнесом. При чем здесь это? Или старый Пфайфер был тайным наркодельцом? Что за чушь!
   Постояв, Аксель огляделся. Кругом громоздились груды невообразимого хлама. Это зрелище помогло справиться с эрекцией, хотя при мысли о том, как охотно Майя откликнулась, все чуть было не началось сначала.
   Может, когда дети уснут...
   Проклиная Селену, телефон и заодно себя – за неудачно выбранный момент, Аксель направился в ту часть дома, которую Майя считала своей. Она не добавила ни единого личного штриха, но, судя по всему, не экономила на детях. Больше стало игрушек, на прежде пустых прямоугольниках стен между дверями появились яркие иллюстрации к историям про Мэдлин, гравюры с драконами и рыцарями. Акселю уже случалось, забредая на эту территорию, спотыкаться о стопки книг, и он научился осторожности. Еще совсем недавно дом был безжизненным, а теперь трудно было даже представить его таким. По крайней мере это крыло бурлило и клокотало от распиравшей его жизни.
   Не зная, радоваться этому или сердиться, Аксель напрягал слух в надежде поймать голос Майи. Еще никому не удавалось привести его в невменяемое состояние. Майе удалось, и это пугало. Он оказался куда менее сдержанным, чем полагал, и куда более податливым. Еще больше раздражало то, что железный самоконтроль был забыт из-за простого поддразнивания. Он набросился на Майю на кухне, несмотря на то что дети могли застать их в любой момент.
   Вообразив себе это, Аксель густо покраснел от стыда за свою распущенность. Однажды он уже проявил беспечность, поверив Анджеле, что она принимает противозачаточные таблетки, и вот едва не совершил ту же ошибку. Правда, кажется, Майя не спешила снова обзавестись животом.
   Раздираемый противоречиями, Аксель брел коридором и наконец оказался перед нужной дверью. Она была открыта. Майя, с Алексой на руках, шептала Мэтти что-то утешительное. Он встал на пороге, прислонился к притолоке и позволил себе ненадолго забыть про то, чего при всем желании не мог изменить: смерть старого Пфайфера, непрошибаемое упорство мэра и, если уж на то пошло, Ближневосточный кризис. Если бы удалось залучить Майю в постель, это помогло бы снять давно копившееся напряжение. И помогло бы отрешиться от действительности, хоть ненадолго.