Райсвик Летиция. Лорд и хозяйка гостиницы

   Ее глаза переполнились страданием, когда она вспомнила все, что читала и слышала когда-то об омерзительности плотского греха, и ужаснулась той бездне, что разверзается перед падшей женщиной. И вот, как наяву, до нее донесся голос из далекого детства, она услышала строгий голос леди Хофбрук, жены сэра Эдуарда, постоянно повторявшей ей и своей дочери Люси: «Девушка, не сумевшая сохранить свое лучшее сокровище, никогда не сможет стать достойной супругой и матерью».
   В душе Рут всегда оправдывала свою сделку с Джеком тем, что у нее не было другого выхода. Действительно, получив свое, он взял ее под свою защиту, в которой она так нуждалась. В конце концов, эта история вполне могла закончиться их браком. Но Рут никогда не испытывала и тени наслаждения, ложась в постель с Джеком. Попросту говоря, она едва переносила его ласки. Так что легко себе представить, как она преобразилась, встретив того, кто пленил ее сердце.
   О, это было совсем другое. В объятиях Джорджа Рут впервые ощутила себя настоящей женщиной, чувственной и пылкой. То, что она тогда испытала, сравнить было не с чем. Первая любовь. И невозможно было даже мысли допустить, что из этой любовной связи можно еще и пользу извлечь; подобная мысль у нее даже и возникнуть не могла. Она совсем не думала тогда о будущем и была счастлива лишь их краткими свиданиями. Ей и в голову не пришло бы упрекать его в том, что он сделал ее своей любовницей. О юность! Как ты бездумна!
   И вот уже голос отца явственно зазвучал в ее памяти, через долгие годы забвения и небытия: «Нам не о чем просить Господа. Он сам знает, что нам необходимо».
   Но почему, почему же тогда Он послал ее в этот ад кромешный, в этот притон Сент-Джайлза, в этот воровской квартал, будто в насмешку носящий имя святого? Может, Он послал ее туда, чтобы испытать, чтобы узнать, не поддастся ли она слабости плоти?

Глава 9

   — Да повернитесь же ко мне, наконец, Рут, — вновь откуда-то издалека донесся до нее голос Джорджа. — Послушайте же, — сказал он спустя минуту. — Пока вы не вернетесь на грешную землю, я не смогу решить, что нам делать и как быть в нашем незавидном положении.
   Она расслышала в его голосе затаенные нотки веселости. Новая волна смущения охватила ее, залив румянцем до того бледные щеки.
   Не глядя на него, она почувствовала, что он подошел ближе и встал перед нею, но не могла заставить себя поднять голову и посмотреть ему в лицо.
   Он вздохнул, потом уравновешенным, совсем будничным тоном спросил:
   — Ну? И какие голоса вам послышались теперь? Полагаю, нашлось немало желающих побеседовать с вами. Кому это удалось на сей раз? Вашему батюшке? Дяде Джону? Сэру Эдуарду? Кстати, я до сих пор не могу понять, как сей добропорядочный джентльмен, эсквайр, решился отдать невинную девочку в лапы такого дядюшки и никогда потом даже не поинтересовался, как-то она там, бедная, живет в воровском притоне и не нужна ли ей помощь и защита.
   Рут подняла голову и посмотрела на Джорджа своими огромными, переполненными болью глазами, ибо он так точно угадал течение ее мыслей, что ей стало не по себе. На его лице вдруг отразилась та же самая мука, которая рвалась из ее беспомощного, горестного взгляда. Он приблизился и слегка коснулся губами ее щеки.
   — Любовь моя, бедная вы моя, если бы я мог отомстить им всем за вас, я бы это сделал не задумываясь, — заговорил он с едва заметной дрожью в голосе. — Но, увы, их никого уже нет в живых, а вы… вы даже не хотите попросить меня о помощи.
   — Да, не хочу! — сказала она, отпрянув от него.
   Возможно, он даже не заметил, как доверчиво и открыто она отозвалась на его доброту и заботливость. Неужели он не заметил, как сильно ее обнадежила их встреча?! И если действительно не заметил, то она должна навсегда уйти из его жизни. Никогда больше не допустит до себя ни его, ни кого бы то ни было. Никогда, до скончания своих дней.
   Тут ее взгляд упал на зеркало, и возглас испуга сорвался с уст, когда она увидела свое лицо — лицо женщины, охваченной неутоленной страстью. Она быстро отвернулась и хотела броситься к двери, чтобы скорее покинуть гостиную, но Джордж успел схватить ее за руку.
   — Не тронь… — слово застряло у нее в горле. В этот момент она вдруг увидела себя со стороны и поняла, что все ее мольбы о том, чтобы он оставил ее, сейчас будут чистым лицемерием, откровенной ложью.
   — Мы так и не выпили чаю, — сказал он, предлагая ей стул. — Будет очень даже кстати выпить по чашечке. Но я надеюсь, что ни одна душа в Бате не узнает, что я пил чай. В противном случае моя репутация погибнет безвозвратно.
   Рут смотрела на него без всякого выражения и не понимала, о чем он говорит.
   — Вы забыли, ведь я заверил мисс Нью — ком, что не пью ничего, приготовленного на воде, — пояснил он, передавая ей чашку чая. — Возможно, имеет смысл чуть позже попросить дворецкого подать нам винограду, иначе я прослыву вралем на весь Бат.
   Рут выдавила из себя подобие улыбки и взяла предложенную чашку. Джордж с минуту смотрел на нее, ничего не говоря, затем встал и начал расхаживать по комнате, через какое-то время остановившись у камина. Он стоял и смотрел вниз, на языки пламени.
   — У вас нет новостей насчет Мортона — младшего? — не оборачиваясь резко спросил он.
   — Нет.
   Постепенно Рут возвращалась в нормальное состояние, разволновавшиеся нервы успокаивались, реальность вернула ей способность видеть окружающие предметы. Она увидела и Джорджа, и то, как при ее ответе его руки сжались в кулаки. Но когда он заговорил, голос его звучал обыденно.
   — Нортон согласился изменить свое завещание?
   — Сказал мне, что да.
   — Прекрасно. Теперь я не вижу причин, чтобы вам оставаться в Бате. Кора на верном пути, потихоньку влюбляется в Майкла, а ваш Нортон прекрасно справится со своими делами и сам. Позвольте, я отвезу вас домой.
   — Домой… — задумчиво повторила Рут.
   Казалось, за последний час она совершенно потеряла способность соображать и поддерживать разговор. Она даже не понимала, о чем он говорит.
   — Ну да, домой. В вашу гостиницу, — нетерпеливо сказал лорд Фицуотер. — Вы ведь этого хотели, не так ли? — Он повернулся к ней, и она с трудом удержалась от того, чтобы не отвернуться, не вскочить со стула и бежать из гостиной. — Надеюсь, в домашней обстановке вы почувствуете себя спокойнее и увереннее, что поможет нам наконец разобраться в наших отношениях.
   Рут смотрела на него невидящим взглядом, будто на пустое место. Вдруг он упал перед ней на колени, схватив ее руку.
   — Я не хотел напугать вас, — сказал он пылко. — Боже, Рут! Я знаю, знаю, что раньше вас часто ч)бижали, причиняли вам боль. Это происходило не один год… долгое, долгое время, и меня, увы, не было рядом с вами. Не было! Я не мог помочь вам, да и себе тоже… Но вы такая отважная… Как же я забыл?.. Простите меня, простите…
   Чашка с блюдцем, задетые локтем молодой женщины, опрокинулись со звоном. Рут показалась такой странной его мольба о прощении, что она не поверила своим глазам и ушам. Но он действительно просил у нее прощения. Она робко улыбнулась и увидела, что в его глазах загорелись золотистые искорки. Он поднял руку и нежно отвел с ее щеки упавший локон.
   Внезапно Рут показалось, что все не так уж плохо. У нее появилась даже твердая уверенность, что тот, кто так заботлив и нежен, не принесет ее в жертву греховной похоти. Джордж видел, что ее глаза вновь обрели осмысленное выражение. Она явно пыталась привести свои чувства в порядок, и это ей удавалось.
   Да и пролитый чай, намочивший ее платье, помог ей окончательно вернуться к реальной жизни.
   Джордж подавал ей все новые салфетки, и она сушила ими мокрое пятно на юбке. Звать на помощь прислугу они не стали.
   — Надеюсь, это не самое ваше любимое платье, — сказал он. — И потом, наверное, оно испорчено не окончательно, ведь это всего лишь чай.
   — Да ладно, пустяки, — ответила ему Рут. — Ох, дорогой мой, лучше я схожу и переоденусь.
   Она встала и, уходя, обернулась, как бы желая спросить его о чем-то.
   — Я никуда не уйду, Рут, — сказал он с легкой улыбкой на устах. — Мы ведь еще не все обсудили. Вы даже не сказали мне, хотите ли вернуться домой.
   Он имел в виду «Толстый Кот».
   Внезапно Рут впервые за долгие годы поняла, что «Толстый Кот» так и не стал для нее домом в истинном смысле этого слова. Дело есть дело, гостиница лишь обеспечивала ей безбедное существование и независимость, но настоящим домом для нее так и не стала. Она не раз уже думала при первом же удобном случае избавиться от нее. И сейчас понимала, что теперь, после всего что она пережила в Бате, возвратиться обратно будет особенно трудно.
   — Ну как же я могу бросить сейчас мистера Нортона? — сказала она, уклоняясь от прямого ответа.
   — В таком случае, когда вы переоденетесь, мы обсудим, что здесь можно предпринять, и решим, что делать, — подвел итог Джордж. От нее не укрылось, как он помрачнел, снова услышав ненавистное имя.
 
   Рут налила в миску воды из кувшина и умылась. Холодная вода показалась ей освежающей и мягкой. Затем она остановилась перед зеркалом.
   Волосы растрепаны, платье смято, а глаза покраснели от пролитых слез. Но недаром когда-то она сорвала, подобно Еве, запретный плод с древа познания. Когда ей было четырнадцать, она жевала этот плод так усердно, что набила оскомину. С тех пор она была сыта им по горло.
   Правда, она стала слишком жесткой и слишком упрямой, сражаясь за выживание. Многим, увы, слишком многим, ей пришлось пожертвовать. Ведь целых двенадцать лет она сражалась с жестокой жизнью, выкарабкиваясь из последних сил из темной и грязной ямы, куда толкала ее судьба.
   Становясь день за днем все расчетливее, вынужденная сама, ни с кем не советуясь, принимать важнейшие решения, она отважно боролась со всем и всеми, кто только мог посягнуть на ее свободу и независимость. Конечно, совсем ожесточиться ей мешали воспоминания о светлом и радостном детстве, любящих родителях; но постепенно, в изнурительной борьбе за существование со всем окружавшим ее миром, она стала по-мужски твердой и непримиримой. Иными словами, жизнь не позволила ей сохранить в полной мере ту женственность, которая была щедро дана ей от природы и без которой трудно женщине найти свое счастье.
   Теперь она ощущала себя утлым суденышком, потерявшим управление, сорванным с якоря, беспомощным перед штормами, трепещущим на волнах беспощадной, полной страданий и унижений жизни.
   Лишь три дня назад она говорила Джорджу, что никогда не нарушала законов человеческих, оставив, правда, без ответа вопрос, удалось ли ей не погрешить против установлений небесных. Но вторая величайшая заповедь, превосходящая все другие, после заповеди любить Бога, была любовь к ближнему: люби ближнего своего, как самого себя.
   Вопреки всему, что случалось с ней в жизни, она старалась из последних сил быть доброй к другим людям. И, несомненно, жгучее наслаждение, которое она испытывала в объятиях Джорджа, было порождением высокой любви, а не просто животной похоти. Так неужели это наслаждение столь греховно?
   Рут снова поглядела на себя в зеркало. В ее глазах засветилась надежда. Джордж не мог не видеть той страстности, с которой она прильнула к нему, но он не осуждал ее за это — напротив, опасался, как бы не вспугнуть ее чувства. Она нахмурилась, пытаясь разобраться в новых, во многом непонятных ей мыслях. Она ценила его мнение и его проницательность.
   Но он пришел к ней из другого мира. И, вопреки утверждениям мисс Ньюком, он не мог не придерживаться правил приличий, принятых среди аристократов. Но может ли она действительно положиться на его порядочность в их отношениях?
   Затем она вспомнила, что он предложил ей вернуться в «Толстый Кот», но больше ни о чем не говорил. Только поцеловал. Может, он и не собирался ничего говорить, а лишь воспользовался случаем остаться наедине, убедив ее в необходимости разговора. А если он действительно хотел ей что-то сказать? Тогда что?
   Те несколько прекрасных минут, проведенных ими в ожидании Григсона с чаем, Рут продолжала надеяться, что он предложит ей выйти за него замуж. Но это было до того, как он поцеловал ее. Теперь она подумала, что если бы он и сделал ей предложение, то лишь в надежде, что она его не примет. Ее душа была слишком истерзана. Нет, нельзя позволять себе теперь даже и мысли о браке; она не должна обольщаться, верить в волшебные сказки о принце и замарашке. И как только она поняла это, то решила, что вела себя с Джорджем честно. Взгляд ее упал на часы. Рут с удивлением обнаружила, что с тех пор, как она покинула гостиную, прошло уже почти двадцать минут. Она живо вскочила, переоделась и привела в порядок волосы. Времени для размышлений совсем не оставалось. Несколько минут она занималась тем, чем занималась всегда, — готовилась одолеть трудную задачу, которую задала ей немилосердная жизнь. Она твердо сказала себе, что это пока важнее, а собственные сомнения можно оставить на завтра.
   Когда Рут спускалась по лестнице, то в открытые двери гостиной увидела миссис Редфорд. Джордж рисовал ее. Картина эта показалась ей столь неожиданной, что она замерла на месте. Она с улыбкой отметила, с какой невинной и вместе с тем горделивой самовлюбленностью позирует ему старая леди, и искорки веселья озарили ее глаза и лицо.
   — Миссис Прайс! — воскликнула миссис Редфорд. — О…
   — Пожалуйста, не отвлекайтесь, — поспешно откликнулась Рут. — Простите, я не знала, что вы здесь.
   — Я пришла пригласить вас с мистером Нортоном к нам на завтра отужинать, — торжественно произнесла миссис Редфорд, стараясь как можно меньше шевелить губами. — Лорд Фицуотер сказал, что вы пролили на платье чай и пошли переодеваться и что сам он дожидается мистера Нортона, ну вот мы и решили, что можем подождать его вместе. А затем он попросил меня позировать ему!
   — Да, я понимаю, — сказала Рут, улыбнувшись.
   Ее весьма удивило, что Григсон не послал к ней горничную предупредить о прибытии миссис Редфорд. Возможно, ехидный слуга надеялся, что она будет обескуражена, застав эту почтенную леди в обществе лорда Фицуотера. Сплетни, гуляющие по Бату, вполне могли достичь и его ушей, и он прекрасно понимал, что лорд Фицуотер куда более интересуется ею, чем мистером Нортоном. Но дворецкий не знал, что визит миссис Редфорд уж меньше всего мог обеспокоить Рут.
   Она подошла к Джорджу и встала за его плечом. Рисунок был великолепным, и она еще раз удивилась тому, сколь легко он расточает талант, заполняя тетрадь, которую повсюду носит с собой, портретами людей незначительных и даже порой уродливых. Но она не раз слышала от него, что для художника невыразительных лиц не существует. Карман, в котором Джордж носил свою тетрадь, как не без удивления подметила Рут, был во всех его фраках и сюртуках, видимо по специальному заказу хозяина. Портной Джорджа умудрился даже сделать такой же карман во фраке для торжественных случаев — том, в котором она видела его на приеме у миссис Ренфрю.
   Но, несмотря на искусство, с каким Джордж изобразил миссис Редфорд, Рут сделала вид, что, взявшись ее рисовать, он стремился скорее развлечь даму, нежели польстить ей, ибо едва ли был в состоянии и настроении поддерживать светский разговор с почти незнакомой ему леди.
   — Просто замечательно, — уверенным тоном заявила Рут. — Вы обладаете великим талантом, милорд.
   Он быстро взглянул на нее. Улыбка тронула его твердые губы.
   — Благодарю вас, мэм, — ответил он. — Но я никогда не рассматривал это занятие как нечто, относящееся к искусству. При иных обстоятельствах, правда, оно здорово помогает преодолеть некоторые неудобства…
   — Разве, милорд? — изумленно воскликнула миссис Редфорд.
   Рут села за стол и стала внимательно слушать Джорджа. Он рассказал несколько забавных случаев о том, как ему удавалось выпутаться из самых щекотливых историй лишь благодаря умению рисовать. Было очевидно, что в ближайшие несколько часов им вряд ли удастся без помех поговорить наедине, но Рут легко с этим смирилась. Тем более что ей самой было необходимо слишком многое обдумать.
   Когда Джордж закончил рисовать и с поклоном передал рисунок миссис Редфорд, Рут не стала тянуть время, предлагая выпить еще по чашке чая, а просто, с улыбкой обратившись к Джорджу, сказала:
   — Боюсь, милорд, мой дядя еще надолго задержится. Если желаете, можете оставить ему записку, я непременно передам.
   — Благодарю, мэм, — ответил он, вставая и всем своим видом показывая, что в этом нет ничего особенного для него. Но она-то знала, она видела по выражению его глаз, что он далеко не так спокоен, каким хочет казаться. — Полагаю, мистер Мортон наверняка завтра утром появится в «Памп-Рум», не так ли? Скорее всего, я и увижусь с ним там, спешки никакой нет.
   — Обязательно передам ему, что вы надеетесь завтра утром встретиться с ним, — ответила Рут.
   Рут говорила, будто не замечая смятения Джорджа. Она понимала: ему трудно будет в ближайшее время устроить встречу с ней с глазу на глаз, хотя он наверняка будет еще и еще раз пытаться поговорить с ней наедине. А к тому времени, когда это ему удастся, она успеет разобраться в потоке обуревающих ее чувств и мыслей…
   — Пожалуйста, проводите лорда Фицуо — тера, — сказала она вошедшему Григсону. — А потом принесите нам еще чаю.
 
   — Я встретил Чарльза!
   Мистер Мортон вихрем ворвался в гостиную. Такая поспешность, намного превосходящая его обычную суетливость, говорила о многом. Он остановился перед Рут, в страшном волнении ломая руки.
   — Вы что, говорили с ним? — спокойно спросила она.
   Рут в эту минуту находилась в гостиной одна, и мысли ее были невероятно далеки от забот мистера Мортона, но она сразу же сумела переключить внимание на своего подопечного.
   — Почти нет… Только просил его прийти ко мне сюда, — ответил мистер Нортон. — Ох, дорогая, ох, дорогая моя…
   — Он придет? — жестко оборвала Рут причитания и стоны старого джентльмена. — Когда вы договорились с ним встретиться?
   — Сегодня вечером. Обращался он со мной самым бесцеремонным образом. Сказал, что у него на этот вечер совсем другие планы. Я не приглашал его поужинать. Просто не представляю, как я смог бы вкушать пищу, сидя с ним за одним столом.
   — И правильно сделали, — сказала Рут. — Ну, кажется, у нас есть еще немного времени, чтобы подготовиться к этой встрече. Успокойтесь, мистер Нортон, не стоит так волноваться.
   Он уставился на нее. Его тощее лицо теперь казалось совсем старым, сморщенным как печеное яблоко; на нем застыла гримаса ужаса и отчаяния. Тяжелое, складчатое, как у черепахи, веко его правого глаза непрерывно дергалось. Рут спокойно встала, взяла его за руку и заставила сесть рядом с собой на кушетку.
   — Пожалуйста, прошу вас, сэр, успокойтесь. Ну нельзя же так. Я понимаю, нам предстоит достаточно неприятный разговор с вашим племянником, но ничего ужасного в этом нет. Вы переписали свое завещание и сделали все необходимое для того, чтобы он получил право пользоваться своим наследством. Так чего же вам бояться? Как только мы расскажем ему об этой новости, уверяю вас, не останется никаких причин для волнения.
   — Но как подумаешь… Ох, отдать состояние брата в руки этого бездельника и шалопая! Да мне его же самого жалко, ведь скоро он останется без гроша! Врагу не пожелаешь…
   — Я понимаю ваши чувства, — сказала Рут. — Но в жизни много такого, чего мы не в силах изменить. И я считаю, что вам, в вашем положении, гораздо больше надо печься о своей безопасности, чем тщетно пытаться образумить и наставить на путь истинный столь испорченного человека.
   — Да конечно, все это так, — с самым несчастным видом пробормотал мистер Нортон. — Ох, но почему этот юноша вырос таким грубым? Таким порочным? А какой скандал здесь может теперь подняться! Только представьте себе…
   — Не думайте об этом, — твердо сказала ему Рут. — Вы всегда в своей жизни поступали по долгу чести и совести, и не ваша вина в том, каким он вырос. Что бы ни делал в будущем ваш племянник, это не должно вас заботить. Вы не отвечаете за него и ничего ему не должны.
   Нистер Нортон посмотрел на нее долгим взглядом. Постепенно он начал успокаиваться, морщины мало-помалу разгладились. Он даже попытался улыбнуться.
   — Как вы считаете, мы должны спросить его о том, что вы слышали? Ну, о ваших подозрениях? Я имею в виду, насчет его угроз?..
   — Заранее трудно сказать, — прямо ответила Рут. — Посмотрим, как пойдет разговор, может быть, в этом и не будет никакой нужды. Конечно, он не мой племянник, так что я буду лишь присутствовать при вашей беседе. Но, если потребуется, я помогу вам, напомню ему кое о чем. — С этими словами Рут успокоительно погладила старика по руке, добавив: — Скоро все будет позади, уверяю вас, сэр, и вы сможете вернуться домой.
   — Вы так добры ко мне, — слабым голосом пробормотал мистер Нортон. — Даже сам не пойму, почему вы проявляете столько заботы обо мне. Я не нахожу слов…
   — Ну, полно вам! Я делаю только то, что сделал бы на моем месте всякий порядочный человек, — прервала Рут его излияния.
   Она чувствовала, с какой искренней, сердечной благодарностью глядит он на нее сейчас, но созерцать это ей не хотелось.
   — А я так не думаю, — печальным голосом произнес мистер Мортон. — Я и о себе-то не могу с уверенностью сказать, что стал бы помогать вам, окажись вы в моем положении. — Он вздохнул еще глубже, поглядел на Рут с выражением испуганной собаки и с трудом выговорил: — Миссис Прайс, я тут, в Бате, не всегда был вполне вежлив с вами… Так вы уж не сердитесь на меня, просто мне все время казалось, что я обязан для вашей же пользы высказать кое-какие замечания…
   — Вас можно понять, мистер Мортон, вы были в величайшем расстройстве и волнении, — ответила Рут. — Да и сюда, в Бат, вы приехали не по собственной воле. Я понимаю, что вы беспокоились и за меня тоже, и не сержусь на вас.
   — Но как бы там ни было… — начал было снова мистер Мортон, затем вдруг резко встал, забегал взад-вперед по комнате и наконец сказал: — Ну, нам осталось только ждать разговора с Чарльзом.
   — Да, сэр.
   Рут в этот момент обдумывала, стоит ли ей рассказывать Джорджу о предстоящей встрече. Ему наверняка будет интересно узнать, что Чарльз вернулся в Бат. Но, с другой стороны, она не видела, чем бы он мог ей помочь. Его присутствие при разговоре с Мортоном-младшим едва ли возможно по целому ряду причин. Да к тому же ей пришлось бы потом отвечать на множество его вопросов.
   Кроме того, Рут все еще терзала память о прежних подозрениях Джорджа, его упреки и уверенность, что без помощи состоятельного человека она не способна была бы обеспечить и защитить себя после того, как покинула Сент-Джайлз. Так что ей не хотелось идти к нему с какой бы то ни было просьбой, не хотелось выглядеть пустоголовой, струсившей дурочкой.
 
   — Мистер Чарльз Мортон, — объявил дворецкий.
   — Спасибо, Григсон, пригласите его. Вы сами нам больше не понадобитесь, можете идти, — сказала Рут, когда поняла, что мистер Мортон сам слишком взбудоражен, чтобы говорить.
   Когда дворецкий открыл дверь, Чарльз вошел и бросил острый взгляд в сторону Рут. Глаза у него были злые. Рут подумала, что хотя они знакомы и он явно узнал ее, но, судя по всему, никак не может вспомнить, где именно они встречались.
   Это был молодой человек среднего роста, крепкого телосложения, с довольно красивым лицом, одетый элегантно и вполне пристойно. Когда это было ему надо, он мог вести себя безукоризненным образом, являя миру прекрасные манеры. Но Рут довелось видеть его и в иные минуты — с красной от выпитого бренди, пьяной рожей, изрыгающего заплетающимся языком грубые ругательства и непристойности.
   Не раз перед этой встречей Рут мучили сомнения, так ли уж серьезны его угрозы, не было ли все это одним пустым мальчишеским бахвальством. Но сейчас, стоило ей только взглянуть на него, она поняла, что опасалась не напрасно. Жестокий и подозрительный взгляд его холодных серых глаз остановился на ней, и она всем существом ощутила таящуюся в нем бешеную ненависть.
   — Дядюшка, — сказал он, повернувшись к мистеру Мортону, — а я и не думал, что вы путешествуете в столь приятной компании.
   Рут сразу поняла, что сплетники Бата уже известили его о том, что мистер Мортон прибыл сюда вместе с ней, с племянницей. И Чарльз наверняка уже всем разболтал, что кузины по имени Рут Прайс у него никогда не имелось.
   — Добрый вечер, сэр, — сказала она, когда еще раз убедилась в том, что мистер Мортон не в состоянии выговорить ни слова. — Меня зовут Рут Прайс. Мы с вами встречались и прежде, хотя вы, возможно, об этом и не помните.