Страница:
Она с содроганием вспомнила взгляд Чарльза, когда он попытался напасть на нее, вспомнила и то, о чем рассказала ей Кора, его угрозы, его неотступное желание расправиться с ней.
— Я определенно заслужила его ненависть, разве не так? — прошептала она.
При звуке ее голоса Джордж будто очнулся, снова сосредоточив внимание на Рут.
— Если допустить невозможное, что вам опять доведется пережить нечто подобное, обещайте, что вы никогда не будете испытывать судьбу в одиночку, никогда, ни при каких обстоятельствах, — категорически заявил он. — Тут и моя вина, я должен был отправить вас домой еще до того, как Чарльз объявился в Бате.
Глаза Рут зажглись горделивым блеском.
— Вы не можете отправить меня куда бы то ни было, — отрезала она, вырывая свои руки из его ладоней. — Я вполне способна сама постоять за себя. Мне не нужна ни ваша, ни чья бы то ни было защита, мне не нужны покровители, — продолжала она пылко, вспоминая, как упорно Джордж отказывался верить, что она продала «Золотого Тельца». — Я все еще не могу понять, почему вы сочли, что продаться богатому человеку мне было гораздо легче и проще, чем сбыть с рук…
— Простите меня, Рут, — прервал он ее. — Ради Бога, простите! Я не склонен легко верить сплетням и слухам. Но только представьте, когда я месяцами искал вас повсюду и не находил… — Он встал и нервно зашагал по комнате. — Да мне не оставалось ничего другого, как поверить в ваше бегство. Все лучше, чем думать, что вас нет в живых. Ведь и такие мысли терзали меня… — И вдруг он резко остановился и бросил ей в лицо: — Но вы-то знали, где меня найти! Я все время думал, что, стоило вам захотеть, вы бы без труда нашли меня. Но вы ведь не сделали этого, значит, не хотели!
— Но…
— Да, да, я знаю… Теперь знаю, все это натворил Шон… — Руки Джорджа сжались в кулаки. — Каждый раз, как подумаю о вашем проклятом Шоне, испытываю одно желание — пойти и раздавить его как клопа, но всегда вспоминаю, что без него вы бы не выжили.
— О нет, мой милый, нет, — возразила Рут. — Если бы пришлось, выжила бы и без него, но это еще не значит, что он заслужил смерть. Так что же все-таки случилось с Чарльзом?
Джордж повернулся и посмотрел на нее. Столько раз она повторяла, что не нуждается ни в чьей защите, что он начал верить — на свете нет сил, способных запугать или сломить этот гордый характер. Любить ее и пытаться защитить невозможно. Годы одиночества укрепили ее в стремлении к независимости, и она, бесспорно, заслужила уважение своей стойкостью, ибо знала, что помощи ждать не от кого. Довериться теперь кому-то ей совсем не просто, даже если это человек, которого она любит.
Джордж глубоко вздохнул. — Да, — медленно заговорил он. — Я верю, что вы способны сами защитить себя. Но подумайте, как трудно мне смириться с этим. Не хочу сказать, что желаю вам стать менее отважной и сильной, — продолжал он с нетерпением, — но как непереносима мысль, что все эти годы вам пришлось бороться с жизненными бурями без меня.
Рут была потрясена той горечью, с которой он говорил все это, и все же не нашла нужных слов утешения. Он вернулся и сел перед ней, еще раз взяв ее за руки.
— Рут, могу ли я хотя бы теперь, когда мы снова встретились, убедить вас в том, как сильно я люблю вас? Прошу вас, пожалуйста, не отворачивайтесь и не молчите.
Рут протянула руку и нежно коснулась пальцами его щеки. Сейчас она испытывала к нему необыкновенную нежность; да, она тоже любила, но говорить об этом не могла, а потому все свое невысказанное чувство вложила в одно легкое прикосновение. Он почувствовал это и закрыл глаза, полностью отдаваясь столь драгоценной для него ласке, затем, повернув ее руку, поцеловал ладонь. Его губы так нежно касались ее кожи, что она не удержалась и погладила его по голове.
— Любимая! — прошептал он в изнеможении.
О, как хотелось ей уступить его нежным и сильным рукам, но не прошло и минуты, как она отстранилась от него. Лишь ее руку продолжал он удерживать, целуя один за другим все пальцы. Она осязаемо чувствовала, как страсть переливается с его губ в их кончики.
Джордж поднял голову и, встретив ее взгляд, улыбнулся той улыбкой, от которой в его карих глазах зажигались золотые искры.
— Простите мне, что я позволил себе усомниться в вас. — Голос его был низким и глухим. — А если мне придется вновь пережить тот же ужас, что и сегодня, надеюсь, вы, со своим пистолетом в руке, окажетесь рядом. Не знаю, как вы, но мне явно нужна защита, именно ваша защита и ваше покровительство, — сказал он с величайшей печалью. — Мне казалось, я хорошо знаю вас, но сегодня я убедился, что к встрече с таким человеком, как Чарльз, вы готовы гораздо лучше меня.
— Ну не преувеличивайте, Джордж, — быстро проговорила Рут. — Где мне до вас, с вашей могучей силой и стремительностью! Я всего лишь женщина. У меня нет ничего, кроме сообразительности. Я ведь знаю, что моя излишняя предусмотрительность не всегда полезна, иногда она только мешает. — Она насмешливо хмыкнула. — Знаете, вчера, после того как ушел Чарльз и я увидела вас в окне, мне страшно захотелось сбежать по лестнице и позвать вас в дом… — созналась она.
Джордж мягко рассмеялся.
— Рад слышать. Надеюсь, вы понимаете, как мне хотелось того же?
— Но вы до сих пор не объяснили мне, что произошло с Чарльзом, — напомнила Рут, выказывая явное нетерпение. Она знала, что Джордж вполне способен на отчаянные поступки ради ее безопасности, но ей хотелось узнать, как именно это произошло. — И почему вы не сказали, что Чарльз мертв, еще тогда, прежде чем мы оставили вас на дороге? Ведь, если я правильно поняла, вы уже тогда знали об этом?
— Да, знал. Но я просто не хотел еще больше огорчать вас и Кору. Вы и без того обе были так измучены, я и подумал: с дурными вестями опоздать невозможно, и решил, что сначала лучше встретиться с сэром Дэвидом, о котором я говорил вам, и выяснить, чем может грозить нам эта смерть. Кстати, он убедил меня, что все будет хорошо. Постойте! — вдруг сказал он, хотя Рут и не пыталась заговорить. — Я знаю, вы можете упрекнуть меня теперь за то, что я молчал, но для Коры — вы не станете отрицать — подлинное благо, что к ее переживаниям в тот момент не прибавилось еще и это.
— О, Джордж, я и не упрекаю вас! — воскликнула Рут дрожащим от волнения голосом. — Теперь я понимаю, как хорошо, что вы не сказали мне этого там, на дороге. Я же всей душой рвалась тогда ехать с вами. Но теперь понимаю, что вряд ли смогла бы сказать в магистрате что-нибудь толковое. Ведь больше всего я боялась найти Кору мертвой! И вообще, последние сутки я была словно одержимая.
— Рут, вы дадите свои показания завтра, но ехать для этого никуда не придется. Сэр Дэвид сам прибудет сюда. Так что никаких неудобств это вам не доставит… — Джордж некоторое время помолчал. — Я рассказал сэру Дэвиду о случившемся, и мы обсудили с ним возможные последствия. Кроме того, Джонс, узнав, что человек, которому он служил и помогал в последнем деле, уже мертв, сознался в злонамеренности действий, предпринятых им по наущению Чарльза, и, кроме того, рассказал кое-что интересное о прошлом этого человека.
— Что именно? — тихо спросила Рут.
— Выяснилось, что в прошлом году Мор — тон-младший убил служанку в одном кабачке, — вновь заговорил Джордж. — Девушка отказалась пойти с ним, он впал в бешенство и подстерег ее, когда она после работы возвращалась домой. Джонс сказал, что ему не составит труда показать место, где они закопали тело. Не думаю, что он понимает, чем ему грозит соучастие в этом страшном деле, но слишком уж на него подействовала смерть Чарльза; он сразу же принялся выкладывать все, что ему известно о покойном хозяине.
— Да, кажется, смерть Чарльза действительно не сможет повредить нам. Вы твердо в этом уверены? — спросила Рут. — Я бы не вынесла, если бы…
— Нет, нет, Рут, ни о чем не надо беспокоиться. Не думаю, что сэр Дэвид хоть на минуту усомнился в моей — тем более в вашей и Коры — невиновности. Ну а Генри — тот вообще вне всяких подозрений. Но не буду кривить душой, против меня, возможно, и выдвинут обвинение. Однако для беспокойства причин нет, дело это наверняка решится в нашу пользу, особенно учитывая преступное прошлое Чарльза. Не говоря уж о сегодняшнем преступлении — похищении богатой наследницы, чему есть свидетели. Да и вряд ли меня осудят за убийство взбесившегося от ненависти негодяя, собравшегося напасть на вас. Так что, уверен, беспокоиться не о чем. Тем более что злодей уже мертв.
— Вероятно, они дадут вам медаль за избавление общества от опасного преступника, — не сдержавшись, съязвила Рут.
И тотчас пожалела о своей несдержанности, ведь она прекрасно понимала, что Джордж и сам тяжело переживает случившееся. Едва ли он действительно желал смерти Чарльза, но если уж так случилось, Рут не сомневалась — никакого удовольствия от этого испытывать он не мог и гордиться ему тут было нечем. Она с горечью подумала, что если бы умела стрелять получше, то спасла бы младшего Нортона от ненужных предсмертных мучений.
— Это я виновата, — сказал Рут, неосознанно высказав то, о чем думала. — Если бы я убила его сразу, там, на дороге, вам не пришлось бы…
Джордж быстро взглянул на нее и прижал палец к губам.
— Вы не должны лишать меня возможности показать вам, что меня не так-то просто напугать кому бы то ни было, — полушутя сказал он. — Между нами говоря, мы сделали доброе дело, защитив Кору и вашего дохлого мистера Нортона от такого злодея, и, полагаю, должны испытывать чувство глубокого удовлетворения.
— Я его и испытываю, Джордж, — совершенно серьезно ответила Рут.
— Ну и прекрасно.
Он встал и снова принялся ходить по комнате, движения его стали более резкими и угловатыми. Через некоторое время он остановился, пристально глядя на пляшущий в камине огонь. Рут видела, что его рука, лежащая на каминной полке, непроизвольно сжалась в кулак. Постояв так с минуту, он повернулся к ней.
— Я сказал, что отвезу вас в «Толстый Кот», а потом мы обсудим все дальнейшее, — сказал он мрачно, — но я не могу ждать так долго. Вы ведь согласны выйти за меня замуж, разве нет?
Рут посмотрела на него. Раньше она задавалась вопросом, почему Джордж хочет на ней жениться? Потому ли, что чувствует себя виноватым перед ней, или просто потому, что ему не удалось это сделать семь лет назад? Но теперь она знала, что это не так. Он просто любит ее, поэтому и хочет на ней жениться. Он сам сказал об этом, да и по многим приметам она видела, что он действительно ее любит.
Но вопрос брака никогда не был для нее легким, она и семь лет назад убеждала его отказаться от этой мысли.
Она подумала о слугах, о высокомерном дворецком, встретившем ее в дверях особняка, о лакеях в роскошных ливреях. Она подумала о людях высшего света, о всех этих леди и лордах, которые составляют мир Джорджа. Наверняка он бывает и при дворе, встречается с королем! Ну, конечно, как же она забыла! Ведь Джордж рассказывал ей как-то о дородности Георга, которого помнит еще с тех времен, когда тот был регентом. Ко всему прочему он после смерти своего отца стал членом палаты лордов, что само по себе обязывает ко многому.
А кто она? Всего лишь хозяйка придорожной гостиницы. Даже если никто никогда не узнает о ее юности, проведенной в Сент-Джайлзе, уже одной этой гостиницы хватит, чтобы великосветское общество отвергло ее раз и навсегда. Она представила себе, во что превратится ее жизнь. Ей каждую минуту придется изображать из себя кого-то, кем на самом деле она никогда не являлась. А уж слуги-то первыми осудят своего господина. Можно представить, что будут говорить о ней в людской и на кухне, когда она станет женой Джорджа — леди Фицуотер.
Леди Фицуотер!
Рут находилась в смятении, не зная, что ей делать, что говорить. Она спрятала лицо в ладонях, чувствуя, как по щекам разливается жар.
— Рут, вы думаете о моих любовницах? — спросил Джордж. — Я не лгал вам, когда вы спрашивали меня об этом. Я вообще не могу вам лгать. Но ни одна из них никогда ничего для меня не значила.
Он подошел к ней, и она непроизвольно вскочила.
— Почему вы не отвечаете? — спросил он с нетерпением, обнимая ее за плечи. — Ради Бога, Рут! Скажите же мне!
Она нежно коснулась его щеки.
— Джордж, я не выйду за вас замуж, — грустно проговорила она.
Он хотел было что-то сказать, но не нашел слов, отвернулся и на какой-то момент закрыл глаза, как человек, пытающийся вернуть внезапно утраченное самообладание. Затем он вновь открыл глаза и встретился с ее спокойным взглядом.
— Но вы принадлежите мне, — сказал он жестко, — или, если вам так больше нравится, я принадлежу вам.
— Нет.
Рут чувствовала, как разрывается от боли ее сердце, но внешне она сохраняла свое обычное спокойствие. Один Бог знает, какого напряжения всех сил это ей стоило!
— Одной любви слишком мало, — произнесла она. — Я не знаю, как жить в вашем мире, и не уверена, что захочу в нем жить. Я бы стала вашим позором, да и себя обесчестила бы. Нет, стойте! — сказала она, видя, что он хочет прервать ее. — Подождите, дослушайте меня. Знаете ли вы, что значит жить обманом! Выдавать себя за кого-то, кем ты на самом деле не являешься, и постоянно бояться, что вот-вот твоя тайна будет раскрыта? Мне это слишком хорошо знакомо, ибо я жила так многие годы. И я не могу… — голос ее прервался.
— Вы хотите сказать, что не достойны быть моей женой? А не кажется ли вам, что это мое право решать?
— У вас есть право спросить меня, — сказала Рут. — А у меня — право… право отказать вам.
Она видела боль, отчаяние, недоверие в его глазах, его яростное несогласие с ее словами. И сама она, хоть и не подавала виду, испытывала жесточайшую муку. Но она думала о том дне, когда ее присутствие в доме Джорджа навлечет на него стыд и бесчестие. И еще она думала о своем унижении и не знала, что для нее страшнее.
— Вы женщина, которую я люблю. Вы женщина, на которой я хочу жениться. Вы женщина, браком с которой я могу гордиться, — твердым голосом говорил Джордж. — Всю последнюю неделю вы уверяли меня, что живете достойной жизнью, что люди уважают вас, так что же теперь заставляет вас отказаться от своих слов?
— Разве я отказываюсь? Я и сейчас говорю: я семь лет вела добропорядочную жизнь хозяйки гостиницы. Хозяйки гостиницы, Джордж! Представьте себе, что скажут ваши приятели, люди вашего круга, когда кто-нибудь из моих бывших постояльцев узнает меня? А до этого я вообще была девкой вора, — жестко продолжала она. — Вы не первый мужчина, который коснулся меня, и не первый, кто разделил со мной ложе. Кроме всего прочего, никакая я не вдова.
Она видела, какую жестокую боль причиняет ему, говоря о себе столь беспощадную правду. И больше всего ей хотелось зарыдать, броситься ему на грудь, обнять его и сказать, что все это не так, что она не хотела причинять ему боль, что она… Но нет, она не зарыдала и не бросилась к нему. Стояла и смотрела на него, пристально и так же бесстрастно, отчужденно, непримиримо, как столько лет смотрела на тот холодный, чуждый ей мир, в который судьба бросила ее четырнадцати лет от роду.
В те давно минувшие дни она не шла ни на какие компромиссы. Как Чарльз, раз и навсегда назначивший себе цену. Когда однажды она узнала, что почем в этом мире, то никогда уже не позволяла себе роскошь неопределенности. Не могла позволить себе этого и теперь.
— Неужели вы всерьез думаете, что я разрешу вам исчезнуть еще раз? — спросил Джордж. — Неужели после всего, что случилось, вы можете вообразить себе, что я отпущу вас? Бог мой! — Рут содрогнулась, видя его в таком состоянии. — Вы знаете, как я люблю вас. Неужели вы полагаете, что меня волнует ваше прошлое? Знаете ли вы, что я любил бы вас и в том случае, если бы узнал, что все семь лет нашей разлуки вы жили с разными мужчинами! Вы что, не понимаете этого?
— Нет, не понимаю.
Он схватил ее в объятия, но она так умоляюще посмотрела на него, что он сразу же отпустил ее. Она даже пошатнулась и едва не потеряла равновесие.
— Я могу вообразить себе только одну причину, по которой вы отказываете мне, — сказал он холодно и как-то отрешенно. — Вы просто не любите меня, вот и все. И я сейчас вдруг вспомнил, что вы никогда и не говорили, что любите меня. Никогда. Ни в Сент-Джайлзе, ни в Бате, ни здесь… Скажите правду, Рут! Вы меня любили или нет?
Она взглянула на него, но тотчас же отвернулась, боясь, что не выдержит его взгляда. Ничто еще не причиняло ей такой боли, как этот вопрос. Рут знала, что должна произнести слова, которые жестоко ранят его — его, кого она так любила и любит. Гораздо легче было бы перестрадать все самой, чем заставлять страдать человека, дороже которого у нее нет ничего на свете и которому она желает только добра.
Но она уже сделала выбор. Решение принято. В прошлом, в Сент-Джайлзе, она так часто повторяла, что их брак будет неравным и даже позорным, что Шон все понял слишком хорошо и вернул ей ее же слова, выдав их за ответ Джорджа и навсегда лишив ее надежды на счастье. Возможно, Шон просто решил сделать то, что она сама хотела сделать, но не решалась. Ведь она почти уже дала уговорить себя Джорджу. Если бы не его тогдашняя злосчастная отлучка…
Нет, теперь ничто не заставит ее переменить решение. Все, весь мир против их союза. Даже эта великолепная, пышная роскошь, в которой живет Джордж, казалась ей теперь устрашающей. Но как трудно оборвать последнюю нить, связывающую их…
Однако он сам, не ведая того, облегчил ей решение нелегкой задачи, вручив единственное оружие, которое поможет ей сказать то, чего она не желала говорить всеми силами души, и навсегда расстаться с ним. Вот сейчас она скажет ему, что не любит его, и это все разрешит.
И вдруг Рут с пугающей ясностью поняла, что не сможет использовать это оружие против него. Что угодно, но только не ложь!
Она подняла голову и посмотрела ему в глаза, хотя чувствовала, как холоден и отрешен ее собственный взгляд. Она пыталась смотреть как можно жестче и равнодушнее, лишь бы он не заметил, как глубоко она страдает.
— Но пока я здесь… Сейчас… — неожиданно для самой себя заговорила она и взглянула в сторону кровати. — Завтра я уеду домой. Но сегодня ночью…
— Боже милостивый! — воскликнул Джордж, ошеломленный и ужаснувшийся. — Неужели я вам так опротивел, что вы решили принести эту жертву, только бы поскорее от меня избавиться?
Он отступил на шаг, взглянул на нее каким-то странным, будто раненым взглядом, затем повернулся и вышел из комнаты.
Какое-то время Рут продолжала неподвижно стоять, будто статуя, высеченная из ледяной глыбы. Потом лицо ее жалко сморщилось, она упала на колени возле кровати и разразилась душераздирающими рыданиями. По силе отчаяния их можно было сравнить лишь с тем, как рыдала она в тот черный день семь лет назад, когда Шон, посланный с запиской к лорду Фицуотеру, принес ей горестное известие о его решении порвать с ней.
Глава 13
— Я определенно заслужила его ненависть, разве не так? — прошептала она.
При звуке ее голоса Джордж будто очнулся, снова сосредоточив внимание на Рут.
— Если допустить невозможное, что вам опять доведется пережить нечто подобное, обещайте, что вы никогда не будете испытывать судьбу в одиночку, никогда, ни при каких обстоятельствах, — категорически заявил он. — Тут и моя вина, я должен был отправить вас домой еще до того, как Чарльз объявился в Бате.
Глаза Рут зажглись горделивым блеском.
— Вы не можете отправить меня куда бы то ни было, — отрезала она, вырывая свои руки из его ладоней. — Я вполне способна сама постоять за себя. Мне не нужна ни ваша, ни чья бы то ни было защита, мне не нужны покровители, — продолжала она пылко, вспоминая, как упорно Джордж отказывался верить, что она продала «Золотого Тельца». — Я все еще не могу понять, почему вы сочли, что продаться богатому человеку мне было гораздо легче и проще, чем сбыть с рук…
— Простите меня, Рут, — прервал он ее. — Ради Бога, простите! Я не склонен легко верить сплетням и слухам. Но только представьте, когда я месяцами искал вас повсюду и не находил… — Он встал и нервно зашагал по комнате. — Да мне не оставалось ничего другого, как поверить в ваше бегство. Все лучше, чем думать, что вас нет в живых. Ведь и такие мысли терзали меня… — И вдруг он резко остановился и бросил ей в лицо: — Но вы-то знали, где меня найти! Я все время думал, что, стоило вам захотеть, вы бы без труда нашли меня. Но вы ведь не сделали этого, значит, не хотели!
— Но…
— Да, да, я знаю… Теперь знаю, все это натворил Шон… — Руки Джорджа сжались в кулаки. — Каждый раз, как подумаю о вашем проклятом Шоне, испытываю одно желание — пойти и раздавить его как клопа, но всегда вспоминаю, что без него вы бы не выжили.
— О нет, мой милый, нет, — возразила Рут. — Если бы пришлось, выжила бы и без него, но это еще не значит, что он заслужил смерть. Так что же все-таки случилось с Чарльзом?
Джордж повернулся и посмотрел на нее. Столько раз она повторяла, что не нуждается ни в чьей защите, что он начал верить — на свете нет сил, способных запугать или сломить этот гордый характер. Любить ее и пытаться защитить невозможно. Годы одиночества укрепили ее в стремлении к независимости, и она, бесспорно, заслужила уважение своей стойкостью, ибо знала, что помощи ждать не от кого. Довериться теперь кому-то ей совсем не просто, даже если это человек, которого она любит.
Джордж глубоко вздохнул. — Да, — медленно заговорил он. — Я верю, что вы способны сами защитить себя. Но подумайте, как трудно мне смириться с этим. Не хочу сказать, что желаю вам стать менее отважной и сильной, — продолжал он с нетерпением, — но как непереносима мысль, что все эти годы вам пришлось бороться с жизненными бурями без меня.
Рут была потрясена той горечью, с которой он говорил все это, и все же не нашла нужных слов утешения. Он вернулся и сел перед ней, еще раз взяв ее за руки.
— Рут, могу ли я хотя бы теперь, когда мы снова встретились, убедить вас в том, как сильно я люблю вас? Прошу вас, пожалуйста, не отворачивайтесь и не молчите.
Рут протянула руку и нежно коснулась пальцами его щеки. Сейчас она испытывала к нему необыкновенную нежность; да, она тоже любила, но говорить об этом не могла, а потому все свое невысказанное чувство вложила в одно легкое прикосновение. Он почувствовал это и закрыл глаза, полностью отдаваясь столь драгоценной для него ласке, затем, повернув ее руку, поцеловал ладонь. Его губы так нежно касались ее кожи, что она не удержалась и погладила его по голове.
— Любимая! — прошептал он в изнеможении.
О, как хотелось ей уступить его нежным и сильным рукам, но не прошло и минуты, как она отстранилась от него. Лишь ее руку продолжал он удерживать, целуя один за другим все пальцы. Она осязаемо чувствовала, как страсть переливается с его губ в их кончики.
Джордж поднял голову и, встретив ее взгляд, улыбнулся той улыбкой, от которой в его карих глазах зажигались золотые искры.
— Простите мне, что я позволил себе усомниться в вас. — Голос его был низким и глухим. — А если мне придется вновь пережить тот же ужас, что и сегодня, надеюсь, вы, со своим пистолетом в руке, окажетесь рядом. Не знаю, как вы, но мне явно нужна защита, именно ваша защита и ваше покровительство, — сказал он с величайшей печалью. — Мне казалось, я хорошо знаю вас, но сегодня я убедился, что к встрече с таким человеком, как Чарльз, вы готовы гораздо лучше меня.
— Ну не преувеличивайте, Джордж, — быстро проговорила Рут. — Где мне до вас, с вашей могучей силой и стремительностью! Я всего лишь женщина. У меня нет ничего, кроме сообразительности. Я ведь знаю, что моя излишняя предусмотрительность не всегда полезна, иногда она только мешает. — Она насмешливо хмыкнула. — Знаете, вчера, после того как ушел Чарльз и я увидела вас в окне, мне страшно захотелось сбежать по лестнице и позвать вас в дом… — созналась она.
Джордж мягко рассмеялся.
— Рад слышать. Надеюсь, вы понимаете, как мне хотелось того же?
— Но вы до сих пор не объяснили мне, что произошло с Чарльзом, — напомнила Рут, выказывая явное нетерпение. Она знала, что Джордж вполне способен на отчаянные поступки ради ее безопасности, но ей хотелось узнать, как именно это произошло. — И почему вы не сказали, что Чарльз мертв, еще тогда, прежде чем мы оставили вас на дороге? Ведь, если я правильно поняла, вы уже тогда знали об этом?
— Да, знал. Но я просто не хотел еще больше огорчать вас и Кору. Вы и без того обе были так измучены, я и подумал: с дурными вестями опоздать невозможно, и решил, что сначала лучше встретиться с сэром Дэвидом, о котором я говорил вам, и выяснить, чем может грозить нам эта смерть. Кстати, он убедил меня, что все будет хорошо. Постойте! — вдруг сказал он, хотя Рут и не пыталась заговорить. — Я знаю, вы можете упрекнуть меня теперь за то, что я молчал, но для Коры — вы не станете отрицать — подлинное благо, что к ее переживаниям в тот момент не прибавилось еще и это.
— О, Джордж, я и не упрекаю вас! — воскликнула Рут дрожащим от волнения голосом. — Теперь я понимаю, как хорошо, что вы не сказали мне этого там, на дороге. Я же всей душой рвалась тогда ехать с вами. Но теперь понимаю, что вряд ли смогла бы сказать в магистрате что-нибудь толковое. Ведь больше всего я боялась найти Кору мертвой! И вообще, последние сутки я была словно одержимая.
— Рут, вы дадите свои показания завтра, но ехать для этого никуда не придется. Сэр Дэвид сам прибудет сюда. Так что никаких неудобств это вам не доставит… — Джордж некоторое время помолчал. — Я рассказал сэру Дэвиду о случившемся, и мы обсудили с ним возможные последствия. Кроме того, Джонс, узнав, что человек, которому он служил и помогал в последнем деле, уже мертв, сознался в злонамеренности действий, предпринятых им по наущению Чарльза, и, кроме того, рассказал кое-что интересное о прошлом этого человека.
— Что именно? — тихо спросила Рут.
— Выяснилось, что в прошлом году Мор — тон-младший убил служанку в одном кабачке, — вновь заговорил Джордж. — Девушка отказалась пойти с ним, он впал в бешенство и подстерег ее, когда она после работы возвращалась домой. Джонс сказал, что ему не составит труда показать место, где они закопали тело. Не думаю, что он понимает, чем ему грозит соучастие в этом страшном деле, но слишком уж на него подействовала смерть Чарльза; он сразу же принялся выкладывать все, что ему известно о покойном хозяине.
— Да, кажется, смерть Чарльза действительно не сможет повредить нам. Вы твердо в этом уверены? — спросила Рут. — Я бы не вынесла, если бы…
— Нет, нет, Рут, ни о чем не надо беспокоиться. Не думаю, что сэр Дэвид хоть на минуту усомнился в моей — тем более в вашей и Коры — невиновности. Ну а Генри — тот вообще вне всяких подозрений. Но не буду кривить душой, против меня, возможно, и выдвинут обвинение. Однако для беспокойства причин нет, дело это наверняка решится в нашу пользу, особенно учитывая преступное прошлое Чарльза. Не говоря уж о сегодняшнем преступлении — похищении богатой наследницы, чему есть свидетели. Да и вряд ли меня осудят за убийство взбесившегося от ненависти негодяя, собравшегося напасть на вас. Так что, уверен, беспокоиться не о чем. Тем более что злодей уже мертв.
— Вероятно, они дадут вам медаль за избавление общества от опасного преступника, — не сдержавшись, съязвила Рут.
И тотчас пожалела о своей несдержанности, ведь она прекрасно понимала, что Джордж и сам тяжело переживает случившееся. Едва ли он действительно желал смерти Чарльза, но если уж так случилось, Рут не сомневалась — никакого удовольствия от этого испытывать он не мог и гордиться ему тут было нечем. Она с горечью подумала, что если бы умела стрелять получше, то спасла бы младшего Нортона от ненужных предсмертных мучений.
— Это я виновата, — сказал Рут, неосознанно высказав то, о чем думала. — Если бы я убила его сразу, там, на дороге, вам не пришлось бы…
Джордж быстро взглянул на нее и прижал палец к губам.
— Вы не должны лишать меня возможности показать вам, что меня не так-то просто напугать кому бы то ни было, — полушутя сказал он. — Между нами говоря, мы сделали доброе дело, защитив Кору и вашего дохлого мистера Нортона от такого злодея, и, полагаю, должны испытывать чувство глубокого удовлетворения.
— Я его и испытываю, Джордж, — совершенно серьезно ответила Рут.
— Ну и прекрасно.
Он встал и снова принялся ходить по комнате, движения его стали более резкими и угловатыми. Через некоторое время он остановился, пристально глядя на пляшущий в камине огонь. Рут видела, что его рука, лежащая на каминной полке, непроизвольно сжалась в кулак. Постояв так с минуту, он повернулся к ней.
— Я сказал, что отвезу вас в «Толстый Кот», а потом мы обсудим все дальнейшее, — сказал он мрачно, — но я не могу ждать так долго. Вы ведь согласны выйти за меня замуж, разве нет?
Рут посмотрела на него. Раньше она задавалась вопросом, почему Джордж хочет на ней жениться? Потому ли, что чувствует себя виноватым перед ней, или просто потому, что ему не удалось это сделать семь лет назад? Но теперь она знала, что это не так. Он просто любит ее, поэтому и хочет на ней жениться. Он сам сказал об этом, да и по многим приметам она видела, что он действительно ее любит.
Но вопрос брака никогда не был для нее легким, она и семь лет назад убеждала его отказаться от этой мысли.
Она подумала о слугах, о высокомерном дворецком, встретившем ее в дверях особняка, о лакеях в роскошных ливреях. Она подумала о людях высшего света, о всех этих леди и лордах, которые составляют мир Джорджа. Наверняка он бывает и при дворе, встречается с королем! Ну, конечно, как же она забыла! Ведь Джордж рассказывал ей как-то о дородности Георга, которого помнит еще с тех времен, когда тот был регентом. Ко всему прочему он после смерти своего отца стал членом палаты лордов, что само по себе обязывает ко многому.
А кто она? Всего лишь хозяйка придорожной гостиницы. Даже если никто никогда не узнает о ее юности, проведенной в Сент-Джайлзе, уже одной этой гостиницы хватит, чтобы великосветское общество отвергло ее раз и навсегда. Она представила себе, во что превратится ее жизнь. Ей каждую минуту придется изображать из себя кого-то, кем на самом деле она никогда не являлась. А уж слуги-то первыми осудят своего господина. Можно представить, что будут говорить о ней в людской и на кухне, когда она станет женой Джорджа — леди Фицуотер.
Леди Фицуотер!
Рут находилась в смятении, не зная, что ей делать, что говорить. Она спрятала лицо в ладонях, чувствуя, как по щекам разливается жар.
— Рут, вы думаете о моих любовницах? — спросил Джордж. — Я не лгал вам, когда вы спрашивали меня об этом. Я вообще не могу вам лгать. Но ни одна из них никогда ничего для меня не значила.
Он подошел к ней, и она непроизвольно вскочила.
— Почему вы не отвечаете? — спросил он с нетерпением, обнимая ее за плечи. — Ради Бога, Рут! Скажите же мне!
Она нежно коснулась его щеки.
— Джордж, я не выйду за вас замуж, — грустно проговорила она.
Он хотел было что-то сказать, но не нашел слов, отвернулся и на какой-то момент закрыл глаза, как человек, пытающийся вернуть внезапно утраченное самообладание. Затем он вновь открыл глаза и встретился с ее спокойным взглядом.
— Но вы принадлежите мне, — сказал он жестко, — или, если вам так больше нравится, я принадлежу вам.
— Нет.
Рут чувствовала, как разрывается от боли ее сердце, но внешне она сохраняла свое обычное спокойствие. Один Бог знает, какого напряжения всех сил это ей стоило!
— Одной любви слишком мало, — произнесла она. — Я не знаю, как жить в вашем мире, и не уверена, что захочу в нем жить. Я бы стала вашим позором, да и себя обесчестила бы. Нет, стойте! — сказала она, видя, что он хочет прервать ее. — Подождите, дослушайте меня. Знаете ли вы, что значит жить обманом! Выдавать себя за кого-то, кем ты на самом деле не являешься, и постоянно бояться, что вот-вот твоя тайна будет раскрыта? Мне это слишком хорошо знакомо, ибо я жила так многие годы. И я не могу… — голос ее прервался.
— Вы хотите сказать, что не достойны быть моей женой? А не кажется ли вам, что это мое право решать?
— У вас есть право спросить меня, — сказала Рут. — А у меня — право… право отказать вам.
Она видела боль, отчаяние, недоверие в его глазах, его яростное несогласие с ее словами. И сама она, хоть и не подавала виду, испытывала жесточайшую муку. Но она думала о том дне, когда ее присутствие в доме Джорджа навлечет на него стыд и бесчестие. И еще она думала о своем унижении и не знала, что для нее страшнее.
— Вы женщина, которую я люблю. Вы женщина, на которой я хочу жениться. Вы женщина, браком с которой я могу гордиться, — твердым голосом говорил Джордж. — Всю последнюю неделю вы уверяли меня, что живете достойной жизнью, что люди уважают вас, так что же теперь заставляет вас отказаться от своих слов?
— Разве я отказываюсь? Я и сейчас говорю: я семь лет вела добропорядочную жизнь хозяйки гостиницы. Хозяйки гостиницы, Джордж! Представьте себе, что скажут ваши приятели, люди вашего круга, когда кто-нибудь из моих бывших постояльцев узнает меня? А до этого я вообще была девкой вора, — жестко продолжала она. — Вы не первый мужчина, который коснулся меня, и не первый, кто разделил со мной ложе. Кроме всего прочего, никакая я не вдова.
Она видела, какую жестокую боль причиняет ему, говоря о себе столь беспощадную правду. И больше всего ей хотелось зарыдать, броситься ему на грудь, обнять его и сказать, что все это не так, что она не хотела причинять ему боль, что она… Но нет, она не зарыдала и не бросилась к нему. Стояла и смотрела на него, пристально и так же бесстрастно, отчужденно, непримиримо, как столько лет смотрела на тот холодный, чуждый ей мир, в который судьба бросила ее четырнадцати лет от роду.
В те давно минувшие дни она не шла ни на какие компромиссы. Как Чарльз, раз и навсегда назначивший себе цену. Когда однажды она узнала, что почем в этом мире, то никогда уже не позволяла себе роскошь неопределенности. Не могла позволить себе этого и теперь.
— Неужели вы всерьез думаете, что я разрешу вам исчезнуть еще раз? — спросил Джордж. — Неужели после всего, что случилось, вы можете вообразить себе, что я отпущу вас? Бог мой! — Рут содрогнулась, видя его в таком состоянии. — Вы знаете, как я люблю вас. Неужели вы полагаете, что меня волнует ваше прошлое? Знаете ли вы, что я любил бы вас и в том случае, если бы узнал, что все семь лет нашей разлуки вы жили с разными мужчинами! Вы что, не понимаете этого?
— Нет, не понимаю.
Он схватил ее в объятия, но она так умоляюще посмотрела на него, что он сразу же отпустил ее. Она даже пошатнулась и едва не потеряла равновесие.
— Я могу вообразить себе только одну причину, по которой вы отказываете мне, — сказал он холодно и как-то отрешенно. — Вы просто не любите меня, вот и все. И я сейчас вдруг вспомнил, что вы никогда и не говорили, что любите меня. Никогда. Ни в Сент-Джайлзе, ни в Бате, ни здесь… Скажите правду, Рут! Вы меня любили или нет?
Она взглянула на него, но тотчас же отвернулась, боясь, что не выдержит его взгляда. Ничто еще не причиняло ей такой боли, как этот вопрос. Рут знала, что должна произнести слова, которые жестоко ранят его — его, кого она так любила и любит. Гораздо легче было бы перестрадать все самой, чем заставлять страдать человека, дороже которого у нее нет ничего на свете и которому она желает только добра.
Но она уже сделала выбор. Решение принято. В прошлом, в Сент-Джайлзе, она так часто повторяла, что их брак будет неравным и даже позорным, что Шон все понял слишком хорошо и вернул ей ее же слова, выдав их за ответ Джорджа и навсегда лишив ее надежды на счастье. Возможно, Шон просто решил сделать то, что она сама хотела сделать, но не решалась. Ведь она почти уже дала уговорить себя Джорджу. Если бы не его тогдашняя злосчастная отлучка…
Нет, теперь ничто не заставит ее переменить решение. Все, весь мир против их союза. Даже эта великолепная, пышная роскошь, в которой живет Джордж, казалась ей теперь устрашающей. Но как трудно оборвать последнюю нить, связывающую их…
Однако он сам, не ведая того, облегчил ей решение нелегкой задачи, вручив единственное оружие, которое поможет ей сказать то, чего она не желала говорить всеми силами души, и навсегда расстаться с ним. Вот сейчас она скажет ему, что не любит его, и это все разрешит.
И вдруг Рут с пугающей ясностью поняла, что не сможет использовать это оружие против него. Что угодно, но только не ложь!
Она подняла голову и посмотрела ему в глаза, хотя чувствовала, как холоден и отрешен ее собственный взгляд. Она пыталась смотреть как можно жестче и равнодушнее, лишь бы он не заметил, как глубоко она страдает.
— Но пока я здесь… Сейчас… — неожиданно для самой себя заговорила она и взглянула в сторону кровати. — Завтра я уеду домой. Но сегодня ночью…
— Боже милостивый! — воскликнул Джордж, ошеломленный и ужаснувшийся. — Неужели я вам так опротивел, что вы решили принести эту жертву, только бы поскорее от меня избавиться?
Он отступил на шаг, взглянул на нее каким-то странным, будто раненым взглядом, затем повернулся и вышел из комнаты.
Какое-то время Рут продолжала неподвижно стоять, будто статуя, высеченная из ледяной глыбы. Потом лицо ее жалко сморщилось, она упала на колени возле кровати и разразилась душераздирающими рыданиями. По силе отчаяния их можно было сравнить лишь с тем, как рыдала она в тот черный день семь лет назад, когда Шон, посланный с запиской к лорду Фицуотеру, принес ей горестное известие о его решении порвать с ней.
Глава 13
Рут не помнила, как оказалась сидящей на ковре, с лицом, горящим от пролитых слез. Она комкала руками покрывало, когда почувствовала тихое прикосновение к плечу.
— Нет, Рут, — услышала она голос Джорджа, — я не вынесу этого.
Когда он опустился рядом с ней на колени, она привстала и бросилась в его объятия.
— Простите меня, Джордж, простите, — сквозь вновь полившиеся слезы говорила она. — Я так виновата перед вами, простите меня!
— Любовь моя! — прошептал он, прерывисто дыша.
Он нежно обнимал ее, пережидая, когда иссякнет поток слез, а она в это время думала, что не в силах исцелить ту рану, что нанесла ему в самое сердце. Единственный выход, пожалуй, — навсегда от него уехать. Сквозь шероховатую ткань халата она чувствовала жар его тела. Слышала биение его сердца почти у самого уха.
Джордж все еще обнимал ее, когда она перестала плакать и попыталась отстраниться от него. Он нехотя освободил ее. Никогда в жизни Рут не была такой непоколебимой. Но он единственный из всех, от кого она вправе ожидать защиты.
Она приподняла голову, и он погладил ее заплаканные щеки чуть дрожащими пальцами, потом нежно коснулся горячими губами опухших полуприкрытых век.
— Почему вы вернулись? — прошептала она.
— Потому что Не смог уйти, — просто сказал он. — Рут, против вашего желания мне ничего не нужно. Если вы не любите меня… — Он помолчал, и она увидела в его глазах неподдельное страдание. — Я не стану удерживать вас. Если хотите, можете вернуться в «Толстый Кот», не смею вам мешать… Но пожалуйста, не вычеркивайте меня из своей жизни. Мне надо только… Надо знать, что вы в безопасности, что вы… что вы счастливы…
Новые слезы выступили на глазах Рут, и она, приподнявшись, прильнула к нему, обняв за шею, затем притянула к себе его голову.
Он поцеловал ее, и всю боль, всю тоску и томление любви она ощутила в осторожном прикосновении его губ. Она еще теснее прильнула к нему, ее губы приоткрылись, и она ответила на его поцелуй.
Он отшатнулся.
— Рут?..
— Иди ко мне, — тихо сказала она.
— Нет.
Он посмотрел на нее твердо, даже с каким-то отчуждением, так что на какую-то долю секунды она испугалась, решив, что она, ее близость больше не волнует его. Но он вновь обнял ее, и она успокоилась.
Опустив глаза, Рут пыталась успокоиться, совладать со своими чувствами, затем подняла голову и встретила его смятенный, ищущий взгляд. Робко улыбнувшись, она коснулась его губ тонкими, трепетно подрагивающими пальцами.
— Я не могу сказать… — растерянным голосом произнесла она. — Не могу сказать вам… Джордж, я не знаю, что мне и думать, как следует поступить… Вы просили меня не отталкивать вас. Но не отталкивайте же меня и вы сами…
Он встал и одним движением легко поднял ее с пола, затем бережно посадил на кровать. Совершенно не к месту в ее сознании промелькнула мысль, что даже после передряг, случившихся днем, он по-прежнему силен и энергичен.
Сев рядом, одной рукой он обнял ее за талию. Ее сердце забилось сильнее.
— Вы уверены, что хотите этого? — спросил он, с сомнением заглядывая ей в глаза. — Я не забыл, в какое смятение вы пришли вчера, в доме на Королевской площади. Рут, никогда я не причинял вам вреда, никогда не желал худого и сейчас не…
Она прикрыла его руку своей. Он сбросил свой длиннополый халат, и она почувствовала сквозь тонкую ткань рубашки его сильное, жаркое тело.
— Разве страстное плотское желание и любовь не одно и то же? — спросила она и увидела, как померкло сияние его глаз.
— Нет, — потрясенно сказал он. — Нет, любимая, не совсем так. Вы и сами это знаете. И вы ведь не о том хотели спросить, разве нет?
Она колебалась, не зная, что ответить. Некоторые из свечей к тому времени угасли, и в спальне стоял неверный мерцающий полумрак. Он улыбнулся и убрал с ее лица локоны, нежно касаясь пальцами щек. Она почувствовала, как замерло ее сердце в ожидании того, что неминуемо произойдет дальше.
— Вы уверены, что хотите этого? — снова спросил он.
Она кивнула, потом громко, так чтобы у него не могло остаться сомнений относительно ее ответа, воскликнула:
— Да!
Он склонился к ней и поцеловал. Его губ, нежных и горячих, она почти не почувствовала. Вдруг оказалось, что у нее почти нет сил, чтобы разделить с ним восторг близости, слишком много мыслей проносилось в голове, и они не позволяли полностью отдаться страсти. И, хотя она обняла его и зарылась пальцами в его волосы, все же уверенности в том, что ей удастся пробудить свою чувственность, у нее не было. А ведь до того лишь от одного его прикосновения в ней властно возникало неукротимое желание, развеивающее в драх все страхи и смущение. Зато она слишком хорошо чувствовала, как страсть все сильнее разгорается в нем, и решила утолить его желание, не думая о собственном удовольствии. Ведь он ранен не врагом, а ею самою, ее словами… Она оттолкнула, отвергла его, но сейчас, как бы во искупление вины, постарается сделать его счастливым. И потом, как знать… Она, конечно, вернется в «Толстый Кот», но разве и там или в другом месте они не смогут встретиться еще раз? Встретиться и провести ночь любви. Еще одну ночь…
Вот ее мысли. Мысли, убивающие чувственность.
Но в этот момент его губы стали настойчивее, язык пробрался в глубь ее рта, и желание начало мало-помалу охватывать Рут. Прижавшись к нему, она запрокинула голову назад, кожей шеи чувствуя его поцелуи. Ответная дрожь охватила ее, заставив с замиранием сердца ожидать, когда тело его прильнет к ней еще теснее.
Галстук его был отброшен вместе с халатом. Тогда она этого не заметила, а сейчас, обнаружив, что ворот рубашки свободен, проникла пальцами в открытый вырез, наслаждаясь игрой мускулов на его груди и плечах. Но, почувствовав, как сильно действуют на него ее ласки, испугалась, что все закончится слишком быстро. И тут он занялся ее халатом, быстро стащив его с ее плеч. Теперь между их телами не оставалось никаких преград, кроме тонкой материи ночных рубашек.
Он легко коснулся поверх ткани ее груди, и она застонала, захлестнутая волной наслаждения. Ее ногти впились ему в плечи, она ощутила нетерпение его рук, волосы ее разметались по подушке. Другая его рука заскользила по ее телу.
Рут приподнялась, обнимая его за шею, и поцеловала, ощущая пылающими губами прикосновения его языка. Его рука продолжала ласкать ее грудь до тех пор, пока она не перестала ощущать что-либо, кроме наслаждения, и ее всю охватил восторг плоти.
— Нет, Рут, — услышала она голос Джорджа, — я не вынесу этого.
Когда он опустился рядом с ней на колени, она привстала и бросилась в его объятия.
— Простите меня, Джордж, простите, — сквозь вновь полившиеся слезы говорила она. — Я так виновата перед вами, простите меня!
— Любовь моя! — прошептал он, прерывисто дыша.
Он нежно обнимал ее, пережидая, когда иссякнет поток слез, а она в это время думала, что не в силах исцелить ту рану, что нанесла ему в самое сердце. Единственный выход, пожалуй, — навсегда от него уехать. Сквозь шероховатую ткань халата она чувствовала жар его тела. Слышала биение его сердца почти у самого уха.
Джордж все еще обнимал ее, когда она перестала плакать и попыталась отстраниться от него. Он нехотя освободил ее. Никогда в жизни Рут не была такой непоколебимой. Но он единственный из всех, от кого она вправе ожидать защиты.
Она приподняла голову, и он погладил ее заплаканные щеки чуть дрожащими пальцами, потом нежно коснулся горячими губами опухших полуприкрытых век.
— Почему вы вернулись? — прошептала она.
— Потому что Не смог уйти, — просто сказал он. — Рут, против вашего желания мне ничего не нужно. Если вы не любите меня… — Он помолчал, и она увидела в его глазах неподдельное страдание. — Я не стану удерживать вас. Если хотите, можете вернуться в «Толстый Кот», не смею вам мешать… Но пожалуйста, не вычеркивайте меня из своей жизни. Мне надо только… Надо знать, что вы в безопасности, что вы… что вы счастливы…
Новые слезы выступили на глазах Рут, и она, приподнявшись, прильнула к нему, обняв за шею, затем притянула к себе его голову.
Он поцеловал ее, и всю боль, всю тоску и томление любви она ощутила в осторожном прикосновении его губ. Она еще теснее прильнула к нему, ее губы приоткрылись, и она ответила на его поцелуй.
Он отшатнулся.
— Рут?..
— Иди ко мне, — тихо сказала она.
— Нет.
Он посмотрел на нее твердо, даже с каким-то отчуждением, так что на какую-то долю секунды она испугалась, решив, что она, ее близость больше не волнует его. Но он вновь обнял ее, и она успокоилась.
Опустив глаза, Рут пыталась успокоиться, совладать со своими чувствами, затем подняла голову и встретила его смятенный, ищущий взгляд. Робко улыбнувшись, она коснулась его губ тонкими, трепетно подрагивающими пальцами.
— Я не могу сказать… — растерянным голосом произнесла она. — Не могу сказать вам… Джордж, я не знаю, что мне и думать, как следует поступить… Вы просили меня не отталкивать вас. Но не отталкивайте же меня и вы сами…
Он встал и одним движением легко поднял ее с пола, затем бережно посадил на кровать. Совершенно не к месту в ее сознании промелькнула мысль, что даже после передряг, случившихся днем, он по-прежнему силен и энергичен.
Сев рядом, одной рукой он обнял ее за талию. Ее сердце забилось сильнее.
— Вы уверены, что хотите этого? — спросил он, с сомнением заглядывая ей в глаза. — Я не забыл, в какое смятение вы пришли вчера, в доме на Королевской площади. Рут, никогда я не причинял вам вреда, никогда не желал худого и сейчас не…
Она прикрыла его руку своей. Он сбросил свой длиннополый халат, и она почувствовала сквозь тонкую ткань рубашки его сильное, жаркое тело.
— Разве страстное плотское желание и любовь не одно и то же? — спросила она и увидела, как померкло сияние его глаз.
— Нет, — потрясенно сказал он. — Нет, любимая, не совсем так. Вы и сами это знаете. И вы ведь не о том хотели спросить, разве нет?
Она колебалась, не зная, что ответить. Некоторые из свечей к тому времени угасли, и в спальне стоял неверный мерцающий полумрак. Он улыбнулся и убрал с ее лица локоны, нежно касаясь пальцами щек. Она почувствовала, как замерло ее сердце в ожидании того, что неминуемо произойдет дальше.
— Вы уверены, что хотите этого? — снова спросил он.
Она кивнула, потом громко, так чтобы у него не могло остаться сомнений относительно ее ответа, воскликнула:
— Да!
Он склонился к ней и поцеловал. Его губ, нежных и горячих, она почти не почувствовала. Вдруг оказалось, что у нее почти нет сил, чтобы разделить с ним восторг близости, слишком много мыслей проносилось в голове, и они не позволяли полностью отдаться страсти. И, хотя она обняла его и зарылась пальцами в его волосы, все же уверенности в том, что ей удастся пробудить свою чувственность, у нее не было. А ведь до того лишь от одного его прикосновения в ней властно возникало неукротимое желание, развеивающее в драх все страхи и смущение. Зато она слишком хорошо чувствовала, как страсть все сильнее разгорается в нем, и решила утолить его желание, не думая о собственном удовольствии. Ведь он ранен не врагом, а ею самою, ее словами… Она оттолкнула, отвергла его, но сейчас, как бы во искупление вины, постарается сделать его счастливым. И потом, как знать… Она, конечно, вернется в «Толстый Кот», но разве и там или в другом месте они не смогут встретиться еще раз? Встретиться и провести ночь любви. Еще одну ночь…
Вот ее мысли. Мысли, убивающие чувственность.
Но в этот момент его губы стали настойчивее, язык пробрался в глубь ее рта, и желание начало мало-помалу охватывать Рут. Прижавшись к нему, она запрокинула голову назад, кожей шеи чувствуя его поцелуи. Ответная дрожь охватила ее, заставив с замиранием сердца ожидать, когда тело его прильнет к ней еще теснее.
Галстук его был отброшен вместе с халатом. Тогда она этого не заметила, а сейчас, обнаружив, что ворот рубашки свободен, проникла пальцами в открытый вырез, наслаждаясь игрой мускулов на его груди и плечах. Но, почувствовав, как сильно действуют на него ее ласки, испугалась, что все закончится слишком быстро. И тут он занялся ее халатом, быстро стащив его с ее плеч. Теперь между их телами не оставалось никаких преград, кроме тонкой материи ночных рубашек.
Он легко коснулся поверх ткани ее груди, и она застонала, захлестнутая волной наслаждения. Ее ногти впились ему в плечи, она ощутила нетерпение его рук, волосы ее разметались по подушке. Другая его рука заскользила по ее телу.
Рут приподнялась, обнимая его за шею, и поцеловала, ощущая пылающими губами прикосновения его языка. Его рука продолжала ласкать ее грудь до тех пор, пока она не перестала ощущать что-либо, кроме наслаждения, и ее всю охватил восторг плоти.