Страница:
— О конечно, мы придем, — ответила Рут тепло. В то же время ее больно уколола мысль о том, что ей совершенно нечего надеть для такого торжественного случая.
— Лорд Фицуотер, — с некоторой неуверенностью обратилась миссис Ренфрю к Джорджу, — не хотите ли присоединиться к нам? Мы не затеваем ничего особенного, но своим присутствием вы окажете нам честь.
— Благодарю, мэм, буду рад посетить вас. После этих слов Джордж слегка поклонился и покинул общество.
— Он довольно красив. Такая великолепная фигура! — вздохнула мисс Ньюком, когда он отошел. — Но одно смущает в нем: он не соблюдает принятых среди настоящих аристократов приличий.
— Эмили! — безнадежно воскликнула миссис Ренфрю.
— Дорогая миссис Прайс, я не мог не заметить… Не знаю, как и начать… Ох, дорогая… — Полный отчаяния голос мистера Мортона прервался.
Они сидели в гостиной дома, фасадом выходящего на Королевскую площадь.
— О чем вы, сэр? — любезно спросила Рут, хотя догадывалась, что так встревожило мистера Мортона.
— Прошу прощения, миссис Прайс, — вновь очень серьезным тоном заговорил он. — Нне не пристало быть… Э-э-э… Быть в некотором смысле нахальным, и я прекрасно знаю, что, впутывая вас в свои дела…
— Сэр, вы так озабочены вниманием, которое проявляет ко мне лорд Фицуотер, будто я и вправду ваша родственница, — ровно сказала Рут, когда смущенный старик в очередной раз тщетно пытался высказаться.
— Я понимаю… миссис Прайс, это меня не касается, и мне не хотелось бы вмешиваться, — сказал мистер Мортон тревожно. — Но человек его круга — это человек, на которого вряд ли можно положиться.
— Полагаю, он просто развлекается, — холодным тоном заявила Рут. — Пожалуйста, не переживайте, сэр. Я прекрасно могу себя защитить.
Нистер Мортон посмотрел на нее с сомнением. Его тощее лицо казалось в эти минуты испуганным куда больше, чем обычно.
— Вам надо держаться от него подальше, миссис Прайс, все равно, настоящая ли вы моя племянница или нет. Рано или поздно его светлость обнаружит, что на самом деле вы хозяйка гостиницы… — Тут мистер Мортон на какое-то время умолк, слегка прижав к губам носовой платок, затем продолжил: — Простите меня, милая моя, я не собирался намекать… Знаете, я часто думал, что в вас больше от настоящей леди, чем во мне от прирожденного джентльмена.
Рут улыбнулась.
— Ной батюшка был священником в большом церковном приходе в Суссексе. Я часто играла с дочерьми сквайров. Но это было очень давно.
— После такого детства сумятица гостиничной жизни должна вам казаться сущим адом, — мистер Мортон рассудительно покачал головой.
По всему было видно, что ему до смерти хотелось выслушать историю ее жизни, но хорошее воспитание не позволило ему дать волю своему любопытству.
— Ко всему привыкаешь, — просто сказала Рут. — В жизни надо использовать тот шанс, который посылает судьба. — Она встала. — Простите, сэр, но я должна покинуть вас.
— Почему? — задал мистер Мортон вопрос из тех, которые он всегда стеснялся задавать. От этого он сразу же смутился и покраснел.
Рут почувствовала легкое раздражение. Она не привыкла, чтобы кто-то следил за каждым ее шагом. Сначала ее донимал Джордж, а теперь вот еще и этот Мортон. Но она знала, что этот пожилой человек относится к ней с искренней добротой; что он, вероятно, переживает и опасается, как бы лорд Фицуотер не втянул ее в любовную интрижку. Напомнив себе об этом, она быстро успокоилась и сказала ему:
— Мне нужно купить новое платье, сэр. У меня нет ничего подходящего для визита к миссис Ренфрю.
Мистер Мортон воззрился на Рут с неподдельным ужасом.
— Ох, дорогая моя миссис Прайс, как же я сразу не подумал, принимая приглашение миссис Ренфрю, что доставлю вам столько хлопот и расходов. Ах, какое легкомыслие с моей стороны! Пожалуйста, прошу вас, позвольте мне возместить ваши расходы.
— В этом нет никакой нужды.
— Но я настаиваю! Не могу же я позволить вам потратиться по моей вине. Это просто невозможно!
Рут колебалась. Но практичность хозяйки гостиницы подсказала ей, что доводы мистера Мортона вполне справедливы.
Глава 4
— Лорд Фицуотер, — с некоторой неуверенностью обратилась миссис Ренфрю к Джорджу, — не хотите ли присоединиться к нам? Мы не затеваем ничего особенного, но своим присутствием вы окажете нам честь.
— Благодарю, мэм, буду рад посетить вас. После этих слов Джордж слегка поклонился и покинул общество.
— Он довольно красив. Такая великолепная фигура! — вздохнула мисс Ньюком, когда он отошел. — Но одно смущает в нем: он не соблюдает принятых среди настоящих аристократов приличий.
— Эмили! — безнадежно воскликнула миссис Ренфрю.
— Дорогая миссис Прайс, я не мог не заметить… Не знаю, как и начать… Ох, дорогая… — Полный отчаяния голос мистера Мортона прервался.
Они сидели в гостиной дома, фасадом выходящего на Королевскую площадь.
— О чем вы, сэр? — любезно спросила Рут, хотя догадывалась, что так встревожило мистера Мортона.
— Прошу прощения, миссис Прайс, — вновь очень серьезным тоном заговорил он. — Нне не пристало быть… Э-э-э… Быть в некотором смысле нахальным, и я прекрасно знаю, что, впутывая вас в свои дела…
— Сэр, вы так озабочены вниманием, которое проявляет ко мне лорд Фицуотер, будто я и вправду ваша родственница, — ровно сказала Рут, когда смущенный старик в очередной раз тщетно пытался высказаться.
— Я понимаю… миссис Прайс, это меня не касается, и мне не хотелось бы вмешиваться, — сказал мистер Мортон тревожно. — Но человек его круга — это человек, на которого вряд ли можно положиться.
— Полагаю, он просто развлекается, — холодным тоном заявила Рут. — Пожалуйста, не переживайте, сэр. Я прекрасно могу себя защитить.
Нистер Мортон посмотрел на нее с сомнением. Его тощее лицо казалось в эти минуты испуганным куда больше, чем обычно.
— Вам надо держаться от него подальше, миссис Прайс, все равно, настоящая ли вы моя племянница или нет. Рано или поздно его светлость обнаружит, что на самом деле вы хозяйка гостиницы… — Тут мистер Мортон на какое-то время умолк, слегка прижав к губам носовой платок, затем продолжил: — Простите меня, милая моя, я не собирался намекать… Знаете, я часто думал, что в вас больше от настоящей леди, чем во мне от прирожденного джентльмена.
Рут улыбнулась.
— Ной батюшка был священником в большом церковном приходе в Суссексе. Я часто играла с дочерьми сквайров. Но это было очень давно.
— После такого детства сумятица гостиничной жизни должна вам казаться сущим адом, — мистер Мортон рассудительно покачал головой.
По всему было видно, что ему до смерти хотелось выслушать историю ее жизни, но хорошее воспитание не позволило ему дать волю своему любопытству.
— Ко всему привыкаешь, — просто сказала Рут. — В жизни надо использовать тот шанс, который посылает судьба. — Она встала. — Простите, сэр, но я должна покинуть вас.
— Почему? — задал мистер Мортон вопрос из тех, которые он всегда стеснялся задавать. От этого он сразу же смутился и покраснел.
Рут почувствовала легкое раздражение. Она не привыкла, чтобы кто-то следил за каждым ее шагом. Сначала ее донимал Джордж, а теперь вот еще и этот Мортон. Но она знала, что этот пожилой человек относится к ней с искренней добротой; что он, вероятно, переживает и опасается, как бы лорд Фицуотер не втянул ее в любовную интрижку. Напомнив себе об этом, она быстро успокоилась и сказала ему:
— Мне нужно купить новое платье, сэр. У меня нет ничего подходящего для визита к миссис Ренфрю.
Мистер Мортон воззрился на Рут с неподдельным ужасом.
— Ох, дорогая моя миссис Прайс, как же я сразу не подумал, принимая приглашение миссис Ренфрю, что доставлю вам столько хлопот и расходов. Ах, какое легкомыслие с моей стороны! Пожалуйста, прошу вас, позвольте мне возместить ваши расходы.
— В этом нет никакой нужды.
— Но я настаиваю! Не могу же я позволить вам потратиться по моей вине. Это просто невозможно!
Рут колебалась. Но практичность хозяйки гостиницы подсказала ей, что доводы мистера Мортона вполне справедливы.
Глава 4
Рут в нерешительности стояла перед модным заведением на Милсом-стрит, когда услышала за спиной легкий звук шагов. Дыхание у нее перехватило, ибо она тотчас, по одному звуку, узнала, чьи это шаги.
— Сегодня утром я нашел, что мадам Сесили прекрасная портниха, — сказал Джордж ей на ухо.
— Что ж, для меня это еще одна причина не заходить сюда, — ответила Рут, поворачиваясь к нему. — Как она посмотрит на особу, одетую так, как я?
— Ваш нерасторопный кавалер, как вижу, поставил вас в весьма неловкое положение, приняв приглашение миссис Ренфрю, не посоветовавшись прежде с вами, не так ли? — В голосе Джорджа послышалась некоторая игривость. — Я понял это тогда же по выражению вашего лица. На нем ясно читался извечный женский вопль: «Но мне же нечего надеть!»
— Сейчас нечего, а через час будет что… — процедила Рут сквозь зубы. — Уходите, Джордж! На нас все смотрят.
— Вы красивы, вот они и смотрят, — беззлобно заверил он ее.
— Сомневаюсь, сэр, — сказала Рут, грозно сверкнув глазами.
— Вы разрешите мне сопровождать вас? Я помогу советом, у меня отменный вкус. А потом донесу покупки до дома, следуя за вами на почтительном расстоянии.
Рут отступила на шаг.
— Нет, нет и нет!
— Почему? Нортон будет недоволен?
— Я буду недовольна, — сказала Рут. Его вопрос заставил ее слегка покраснеть, ибо она тотчас же вспомнила предостережения мистера Нортона.
— Он настраивает вас против меня, это очевидно! — воскликнул Джордж. — Но по какой причине?
Его веселость тотчас исчезла. В карих глазах появился опасный блеск.
— Потому что человек вашего круга — это человек, на которого вряд ли можно положиться! — повторила Рут слова мистера Нортона. — Он подозревает вас в том, что вы вынашиваете коварные замыслы в отношении меня!
— Вероятно, он пронюхал о наших прежних отношениях…
— Нет, не пронюхал! — воскликнула Рут, негодуя на то, что Джордж постоянно обвиняет мистера Нортона во всех мыслимых и немыслимых грехах, только бы задеть ее побольнее. — Я никогда не видела от него ничего, кроме уважения.
— В таком случае в его жилах течет вода, а не кровь, — грубо сказал лорд Фицуотер. — Вам бы следовало, сердечко мое, присмотреть себе в кавалеры кого-нибудь другого. В вас слишком много огня, чтобы удовлетвориться обществом такого старикана.
— Вы что, предлагаете взамен свое общество? Предлагаете стать вашей любовницей? — язвительно спросила Рут, слишком раздраженная, чтобы обдумывать свои слова. — Вы просто сошли с ума!
Последовало молчание. Джордж смотрел на нее в упор. Его рот сжался в твердую, упрямую линию, в глазах разгоралась ярость.
Наконец, после довольно продолжительной паузы, он сказал, отчетливо выговаривая каждое слово:
— Я могу предоставить вам все, что пожелаете и что может доставить вам хоть малейшее удовольствие.
Его взгляд хлестнул ее точно бичом; колючий знакомый блеск глаз не оставлял сомнений в коварстве его помыслов.
Рут в ужасе затаила дыхание. Она чувствовала себя так, будто стоит перед ним совсем голая. Как бы он ни уверял, что не считает ее публичной девкой, все его поведение достаточно ясно доказывало обратное.
— Нет, — сказала она низким, дрожащим голосом. — Нет, никогда!
После чего повернулась и вошла внутрь.
— О, мэм, вы такая красивая, — восторженно сказала горничная Хэтти, помогавшая ей одеться.
— Благодарю вас.
Рут взглянула на себя в зеркало.
Ей показалось, что одежда, которую она выбрала, слишком роскошна для нее — скромной хозяйки гостиницы. Она чувствовала себя усталой и некрасивой. Но, возможно, надо предоставить другим судить о ее внешности, о том, достаточно ли она красива и стройна, чтобы надевать такое великолепное и дорогое платье. Вот ведь и Хэтти, кажется, вполне искренне восхищается ею.
На это платье Рут истратила гораздо больше, чем дал ей мистер Нортон. Но все же она не жалела о покупке, хотя и понимала, что ее тяга к великолепию и роскоши вызвана лишь желанием предстать перед Джорджем в виде, который лишний раз убедил бы его, что она в нем не нуждается.
Рут выбрала очень элегантное платье насыщенного синего цвета, великолепно оттенявшее белизну ее кожи и придающее серым глазам легкий оттенок голубизны. Широкую юбку украшали нарядные кружева, большие пышные рукава, достигающие локтей, придавали ей сходство с экзотическим цветком, а глубокий вырез, открывающий плечи, подчеркивал стройность шеи и гордую посадку маленькой головы.
Крупные локоны ее густых золотисто-рыжих волос перехватывала простая черная бархатная лента. Туалет довершали длинные белые перчатки, шелковые бальные туфельки и изящный золотой медальон — единственное украшение, доставшееся ей от матери. Каким-то образом ей удалось сохранить эту безделушку, несмотря на все превратности жизни в Сент-Джайлзе.
— Вы действительно настоящая красавица, — сказала Хэтти благоговейным голосом.
Девушка так искренне восхищалась ею, что Рут почувствовала себя гораздо лучше. На бледных щеках заиграл легкий румянец, а в грустных глазах вспыхнул искрящийся свет.
— К вечеру вы будете просто неотразимы, мэм, — сказала Хэтти.
— Надеюсь, что так…
Она искренне хотела этого, а потому слегка нервничала, испытывая некоторое напряжение; ведь ей не приходилось еще бывать на таких приемах прежде и вряд ли удастся побывать когда-нибудь снова, и она решила порадовать себя хоть раз.
Но главное, Джордж увидит ее во всем великолепии и поймет наконец, что она действительно не нуждается ни в его, ни в чьей бы то ни было благотворительности. Рут снова и снова повторяла себе это, изо всех сил отгоняя от себя мысль, что ей просто хочется понравиться любимому.
— Вы станете королевой бала, мэм, — воодушевленно сказала девушка. — Покорите всех джентльменов.
— Ну, будет вам, Хэтти, я ведь не такая уж молодая, — возразила Рут, печально улыбнувшись.
— Что вы, мэм! Вам никак не дашь больше двадцати, — продолжала настаивать на своем Хэтти.
Рут с сомнением покачала головой и рассмеялась. Простодушное восхищение Хэтти льстило ей, улучшало настроение, но в глубине души она все еще чувствовала неуверенность.
Но когда она снова подошла к зеркалу, то обнаружила, что в словах Хэтти есть немалая доля правды. Удовольствие, которое она получала от нового наряда, волнение, мысль о том, что Джордж увидит ее в таком прекрасном платье, да и само платье, великолепно сидящее и удивительно идущее ей, — все это привело к тому, что она действительно выглядела гораздо моложе своих лет. Глаза ее, когда она приходила в хорошее расположение духа, начинали искриться озорным блеском, блестящие локоны прекрасных рыжеватобронзовых волос оттеняли белизну матовой кожи, так что она не могла не вспомнить те далекие времена, когда ее батюшка был еще жив, а сама она не ведала о предстоящих бедах и горестях будущего.
И вот, стоя перед зеркалом, она вдруг почувствовала себя так, как чувствует юная девушка, которой предстоит впервые выйти в свет, и это еще более улучшило ее настроение.
Предстоящий вечер сулил много радостей.
— Возможно, там будет сам лорд Фицуо — тер, — сказала девушка, вряд ли представляя себе, какую бурю чувств вызвали ее слова в груди Рут.
— Что вы сказали? — как бы рассеянно спросила она.
— Я говорю, что там может оказаться и лорд Фицуотер. А вы и не знали, мэм? — Хэтти хитровато взглянула на Рут, ожидая ее реакции на услышанное. — Очень красивый джентльмен, правда, говорят, немного странный.
— В каком смысле? — полюбопытствовала Рут и замерла, ожидая, что девушка скорее всего начнет повторять чужие сплетни.
— Ну, моя кузина Энни работает в отеле, — начала Хэтти заговорщическим тоном, — и вот, значит, она вчера утром вычищала золу из камина в маленькой гостиной, собираясь развести огонь, когда ей показалось, что в комнате кто-то есть. Естественно, она обернулась посмотреть, кто это, и увидела его светлость. И что, вы думаете, он делал? Сидел и нахально рисовал ее!
Девушка выдержала драматическую паузу. Глаза ее светились от волнения.
— Боже милостивый! — ободряюще проговорила Рут, стараясь казаться не слишком заинтересованной. — И что же она?..
— Ну, она немножко рассердилась, я имею в виду Энни. Рассердилась и прямо спросила его, что это он такое здесь делает, и тогда он показал ей тетрадку. Там у него были маленькие рисуночки, всякие фигли-мигли, чепуха разная, непонятно зачем нарисованная. Ну, носильщик портшеза, как он стоит возле «Памп-Рум» и потирает руки, чтобы согреть их, и еще тощая дама, которая пьет воду так, будто она отравлена… И Энни тоже меленько так нарисована, как она выгребает золу из камина. — Хэтти замолчала, чтобы перевести дыхание.
— Понятно, — сказала Рут. — Надеюсь, ваша Энни после этого успокоилась?
— Она говорила, что он настоящий джентльмен, — ответила девушка. — Сказал ей, что был в гостиной еще до того, как она пришла убираться — должно быть, рано встает или, может, вообще не ложится, — и что она сама, Энни, как картинка, так что он не мог удержаться, чтобы не нарисовать ее. Ну, извинился, что напугал ее, и сказал, что надеется, что она его не прогонит, а потом еще дал ей полкроны. Она говорит, что он настоящий джентльмен и все-таки не надменный, как бывают вообще лорды, но и не слишком нахальный, если вы понимаете, что я имею в виду.
— Да, я понимаю, — сказала Рут и слегка улыбнулась, живо представив себе эту сценку.
Она весьма удивилась бы, если бы о чем-то подобном рассказали ей супруги Редфорды или мисс Ньюком. Подобные истории совершенно не во вкусе светских сплетников. Но как много это маленькое происшествие сказало ее сердцу! Она вспомнила все то хорошее, что знала о нем раньше, эту его внимательность к каждому, даже самому простому человеку, которого он встречал на своем пути. Все это, оказывается, в нем сохранилось. И Рут очень хорошо понимала, почему такие люди, как Энни, нравятся ему гораздо больше, чем, например, мисс Эмили Ньюком. Глупости и ограниченности он никогда не выносил.
Рут опустила глаза, уронила руки и с силой сжала ладони между колен. Ах, если бы только все тогда произошло иначе! Впрочем, стоит ли думать о невозможном; даже не попади она тогда в этот притон в Сент-Джайлзе, все не могло окончиться по-иному. Пасторская дочь не ровня пэру Англии.
— Должно быть, приятно, когда тебя рисуют, — задумчиво проговорила Хэтти. — Но не тогда, конечно, когда выгребаешь золу из камина, а когда ты в нарядном платье и хорошенькой шляпке… — Она перехватила в зеркале взгляд Рут и улыбнулась. — Может, он захочет нарисовать вас, мэм? Это было бы просто замечательно, разве нет?
— Не уверена, захочу ли я, чтобы меня рисовали, — ответила Рут, но увидев, какое разочарование написано на наивной мордашке горничной, добавила: — Впрочем, чего только не бывает.
Когда Рут вошла в гостиную, мистер Мор-тон встал и уставился на нее так, будто никогда раньше не видел.
— Дорогая моя! Вы просто восхитительны!
— Благодарю, сэр.
Произошла пауза, поскольку он продолжал смотреть на нее, и ей стало несколько не по себе. Она возражала Джорджу, когда тот обвинял мистера Мортона в том, что он испытывает к ней лишь дружеские чувства, но на самом деле не была совершенно уверена, что лорд Фицуотер не прав. Не то чтобы Рут подозревала, что он хочет сделать ее своей любовницей, нет, она просто чувствовала, что его интерес к ней порой не совсем уж невинен. Однако надеялась, что этим, пусть не невинным интересом, дело и ограничится.
— Не выпить ли нам перед выходом по бокалу шерри? — спросил мистер Мортон спустя минуту.
— Да, пожалуй, — рассеянно согласилась Рут. — Признаться, я немножко волнуюсь.
— Ну, у вас нет никаких причин для этого. Думаю, все мужчины, которые будут там, позавидуют, что у меня такая красивая племянница.
— Вы очень добры ко мне, сэр. Потягивая шерри, Рут явственно ощущала возбуждение своего компаньона. Наконец она отставила бокал и сказала:
— Если мы не выйдем сейчас же, то наверняка опоздаем.
К своему великому удивлению, на приеме у Коры Ренфрю Рут имела успех. Три вещи весьма содействовали этому. Во-первых, в Бате она была свежим человеком. Во-вторых, все считали ее племянницей богатого человека. И наконец, слухи о том, что лорд Фицуотер дважды прогуливался с нею рука об руку в галерее «Памп-Рум» уже достигли ушей всех, кто присутствовал на приеме. Естественно, каждый был заинтригован ее особой.
Но основная причина успеха Рут не была столь грубой и неромантичной. Она явилась на прием, решив порадовать себя, и удовольствие, которое она получала буквально от всего, действовало на окружающих заразительно. Она была очаровательна и сердечна и, хотя никогда не поверила бы в это раньше, имела вид человека, с юности вращавшегося в водовороте светской жизни.
В какой-то мере она, конечно, играла роль. И не могла, естественно, не посмеиваться про себя, выслушивая от пожилой миссис Адаме комплименты в адрес «благовоспитанной и скромной юной леди». Но с другой стороны, она была только сама собой, ибо к этому светскому (или, вернее, тщившемуся казаться светским) обществу она некогда принадлежала и могла бы вращаться в нем всю жизнь, если бы ее батюшка лучше позаботился о будущем единственной дочери.
— Я так рада, что вы пришли, Рут Прайс, — оживленно сказала Кора, когда все представления были окончены и у нее появилась возможность поговорить с Рут с глазу на глаз.
— Вы были очень добры ко мне, пригласив нас, несмотря на столь недавнее знакомство, — тепло сказала Рут. — Особенно учитывая, что мы здесь всем чужие.
— Это совсем не так, — старалась ободрить ее Кора. — Вы такая очаровательная, все рады быть вашими друзьями. Вот я никогда не знаю, что сказать людям, может быть, оттого, что все эти пустые фразы никому не могут быть интересны.
— Мисс Кора, вы слишком суровы к себе, — ответила Рут с улыбкой. — И явно преувеличиваете ум и образованность всех остальных. Большая часть из тех, кто вас окружает, совсем не столь восхитительны, как вам кажется. Да вы и сами вряд ли действительно находите их стоящими внимания.
— Да, наверное, это так… Мне кажется, у вас богатый опыт общения с людьми, очевидно, вы многое повидали в жизни…
Коре явно хотелось побольше разузнать о своей новой приятельнице.
— Я довольно много путешествовала, — уклончиво ответила Рут. И хотя это не было правдой в точном смысле слова, но она встречалась с таким количеством путешественников, столько слышала от них рассказов, что могла уже, кажется, и сама начать рассказывать другим о путешествиях. — Скоро вы обнаружите, что большинство людей так заняты тем, что говорят сами, что вряд ли слышат и половину из того, что говорят им другие. У них просто не хватает на это внимания.
Кора горько вздохнула и воскликнула:
— А я-то думала, со мной одной происходит подобное!
— Не верьте этому! Так ведет себя большинство людей, — сказала Рут, весело улыбнувшись просиявшей девушке.
Но, несмотря на безмятежный вид, она не могла отделаться от растущего беспокойства, ибо Джордж пока не появлялся. Вероятно, он решил, что семейство Ренфрю -
птицы недостаточно высокого полета, чтобы оказывать им честь, появившись на приеме. А может быть, он намеревался прийти позже, дабы произвести своим появлением некоторый фурор. Разумом Рут понимала, что было бы лучше, если бы он не пришел, но сердце замирало от отчаянного желания его здесь встретить.
Ей так хотелось явиться перед ним в своем прекрасном новом наряде; пусть знает, что она не нуждается в посторонней помощи для того, чтобы выжить. И так хотелось, чтобы он увидел ее среди всех этих людей, прекрасно ее принимающих, в обществе которых она чувствует себя стрль непринужденно. Но больше всего хотела видеть Джорджа та несчастная запуганная девочка, все еще живущая в ней, которая некогда ухватилась как за спасительную соломинку за вора-взломщика и стала его любовницей.
Рут поймала себя на том, что в волнении она вот уже в третий раз оглядывается на двери, и попыталась внимательно слушать то, что говорит ей Кора. Но та вдруг с удивлением воскликнула:
— Лорд Фицуотер!
Рут подняла глаза и увидела его. Он направлялся в их сторону, прямо к хозяйке приема.
— О, моя дорогая, он идет сюда, — прошептала Кора.
Сердце у Рут колотилось так сильно, что она чувствовала биение пульса даже в горле.
— Ну конечно, Кора, — проговорила она голосом, которого и сама не узнала. — Конечно, это ведь ваш прием.
Джордж галантно приветствовал их обеих. Быстрым взглядом он окинул Рут, а затем обратил все свое внимание на Кору.
— Мисс Ренфрю, должен принести извинения за опоздание, а чтобы заслужить прощение, смиренно прошу вашего разрешения развлекать вас оставшуюся часть вечера.
— Меня? — шепотом переспросила Кора, взглянув на него с волнением и тревогой.
— Вы советовали мне осмотреть вид с Буковой Скалы, помните? — спросил Джордж, усаживаясь рядом с ней. — Так вот, я послушался вашего совета и должен признать, что вы оказались правы — вид оттуда действительно великолепный.
— О, я так рада… — сказала мисс Ренфрю, буквально расцветая на глазах. — Но я не представляла… То есть, я хотела сказать, что не думала, что вы… Сегодня так ветрен — но…
— Сущие пустяки… Я поднял воротник и успел сделать несколько зарисовок до темноты.
Если не считать первого взгляда, что Джордж бросил на Рут, он не обращал на нее никакого внимания.
Ей ничего не оставалось, как только сидеть, слегка обмахиваясь веером. Неужели он мстит ей за то, что она отказалась вновь стать его любовницей? Или просто считает, что им не о чем больше говорить? Огромная тяжесть легла ей на сердце. Рут и не думала, что его равнодушие может так ранить ее. Уж лучше бы он кричал, устроил скандал, чем так…
— Зарисовки? О конечно! — восторженно воскликнула Кора. В ее голосе благоговейный ужас смешался с нервным возбуждением. — Тетушка Эмили говорила, что вы известны своими картинами, милорд.
— Мисс Эмили преувеличивает, — сказал Джордж с улыбкой. — Уж если у меня и есть какой талант, так это по части рисунков пером и тушью. Так, небольшие, беглые зарисовки ландшафтов, лиц и фигур. А живопись — все эти огромные пейзажи и парадные портреты — не моя стихия.
— Вы, должно быть, посещаете все выставки, — предположила Кора. — Мне тоже хотелось бы на многое посмотреть, но мама не любит бывать в Лондоне, и мне никак не удается склонить ее к поездке в Рим.
— Возможно, в один прекрасный день ваше заветное желание исполнится, — галантно сказал Джордж. — Вы сами рисуете?
— Я писала акварели на Буковой Скале… Маме они нравятся, и она показывает их своим друзьям, но я считаю, что они не совсем удались. Некоторые получаются слишком темными, а иные так просто грязные. Иногда я думаю, что в мире недостаточно цвета!
— Тогда вам должен нравиться Тернер, — предположил Джордж.
Рут слушала их, не делая попыток принять участие в разговоре. Да и что она могла сказать? Кора начисто забыла о новой знакомой, что было вполне естественно: неожиданное внимание лорда Фицуотера к ее особе оказалось для нее гораздо важнее дамской болтовни. Ну а Джордж… В конце концов, Рут всегда знала, что она не может быть для него никем иным, кроме девки.
Вокруг все оживленно разговаривали, смеялись и флиртовали. Джордж и Кора увлеченно беседовали о живописи старых мастеров. Одна Рут сидела неподвижно, напоминая мраморную статую. Прекрасно убранная гостиная миссис Ренфрю на какое-то время исчезла, сменившись грязным и убогим притоном Сент-Джайлза, где она претерпела столько невзгод и тревог и где выслушала столько непристойностей. Рут погрузилась в воспоминания и видела картины былого так живо, будто они стояли у нее перед глазами. Она снова ощущала запахи и звуки Церковного переулка, вновь переживала тот отчаянный страх беззащитности, что овладевал ею, когда грубые и пьяные завсегдатаи дядиного заведения бросали на нее похотливые взгляды и тянули руки, чтобы шлепнуть или ущипнуть.
Целый год Рут пришлось сопротивляться попыткам дяди Джона превратить ее в воровку на доверии — из тех, что работают под видом благородных девиц. Вообще он лелеял немало замыслов относительно ее будущности, но она изо все сил уклонялась от той участи, которую он ей хотел уготовить. Она устояла, а потому имела все основания гордиться собой. В ответ дядя в расчете на то, что отчаяние сможет, наконец, сломить ее дух, снял с нее свое покровительство, отдав на произвол грязных взглядов и жадных рук завсегдатаев воровского притона.
И вот тогда, изнемогая от страха, ярости и отчаяния, она сговорилась с Джеком Рэем, вором-взломщиком, и согласилась стать его подружкой в надежде, что тот защитит ее от других завсегдатаев, еще худших, чем он. И, к чести его надо сказать, он действительно защищал ее. Но однажды воровское счастье изменило Джеку, его схватили с поличным в доме на Беркли-сквер, осудили и отправили на каторгу.
Подобных сделок Рут никогда больше не заключала. Появление в Церковном переулке Шона Макинтайра и его постоянная, невопрошающая преданность ей положили этому конец.
— Сегодня утром я нашел, что мадам Сесили прекрасная портниха, — сказал Джордж ей на ухо.
— Что ж, для меня это еще одна причина не заходить сюда, — ответила Рут, поворачиваясь к нему. — Как она посмотрит на особу, одетую так, как я?
— Ваш нерасторопный кавалер, как вижу, поставил вас в весьма неловкое положение, приняв приглашение миссис Ренфрю, не посоветовавшись прежде с вами, не так ли? — В голосе Джорджа послышалась некоторая игривость. — Я понял это тогда же по выражению вашего лица. На нем ясно читался извечный женский вопль: «Но мне же нечего надеть!»
— Сейчас нечего, а через час будет что… — процедила Рут сквозь зубы. — Уходите, Джордж! На нас все смотрят.
— Вы красивы, вот они и смотрят, — беззлобно заверил он ее.
— Сомневаюсь, сэр, — сказала Рут, грозно сверкнув глазами.
— Вы разрешите мне сопровождать вас? Я помогу советом, у меня отменный вкус. А потом донесу покупки до дома, следуя за вами на почтительном расстоянии.
Рут отступила на шаг.
— Нет, нет и нет!
— Почему? Нортон будет недоволен?
— Я буду недовольна, — сказала Рут. Его вопрос заставил ее слегка покраснеть, ибо она тотчас же вспомнила предостережения мистера Нортона.
— Он настраивает вас против меня, это очевидно! — воскликнул Джордж. — Но по какой причине?
Его веселость тотчас исчезла. В карих глазах появился опасный блеск.
— Потому что человек вашего круга — это человек, на которого вряд ли можно положиться! — повторила Рут слова мистера Нортона. — Он подозревает вас в том, что вы вынашиваете коварные замыслы в отношении меня!
— Вероятно, он пронюхал о наших прежних отношениях…
— Нет, не пронюхал! — воскликнула Рут, негодуя на то, что Джордж постоянно обвиняет мистера Нортона во всех мыслимых и немыслимых грехах, только бы задеть ее побольнее. — Я никогда не видела от него ничего, кроме уважения.
— В таком случае в его жилах течет вода, а не кровь, — грубо сказал лорд Фицуотер. — Вам бы следовало, сердечко мое, присмотреть себе в кавалеры кого-нибудь другого. В вас слишком много огня, чтобы удовлетвориться обществом такого старикана.
— Вы что, предлагаете взамен свое общество? Предлагаете стать вашей любовницей? — язвительно спросила Рут, слишком раздраженная, чтобы обдумывать свои слова. — Вы просто сошли с ума!
Последовало молчание. Джордж смотрел на нее в упор. Его рот сжался в твердую, упрямую линию, в глазах разгоралась ярость.
Наконец, после довольно продолжительной паузы, он сказал, отчетливо выговаривая каждое слово:
— Я могу предоставить вам все, что пожелаете и что может доставить вам хоть малейшее удовольствие.
Его взгляд хлестнул ее точно бичом; колючий знакомый блеск глаз не оставлял сомнений в коварстве его помыслов.
Рут в ужасе затаила дыхание. Она чувствовала себя так, будто стоит перед ним совсем голая. Как бы он ни уверял, что не считает ее публичной девкой, все его поведение достаточно ясно доказывало обратное.
— Нет, — сказала она низким, дрожащим голосом. — Нет, никогда!
После чего повернулась и вошла внутрь.
— О, мэм, вы такая красивая, — восторженно сказала горничная Хэтти, помогавшая ей одеться.
— Благодарю вас.
Рут взглянула на себя в зеркало.
Ей показалось, что одежда, которую она выбрала, слишком роскошна для нее — скромной хозяйки гостиницы. Она чувствовала себя усталой и некрасивой. Но, возможно, надо предоставить другим судить о ее внешности, о том, достаточно ли она красива и стройна, чтобы надевать такое великолепное и дорогое платье. Вот ведь и Хэтти, кажется, вполне искренне восхищается ею.
На это платье Рут истратила гораздо больше, чем дал ей мистер Нортон. Но все же она не жалела о покупке, хотя и понимала, что ее тяга к великолепию и роскоши вызвана лишь желанием предстать перед Джорджем в виде, который лишний раз убедил бы его, что она в нем не нуждается.
Рут выбрала очень элегантное платье насыщенного синего цвета, великолепно оттенявшее белизну ее кожи и придающее серым глазам легкий оттенок голубизны. Широкую юбку украшали нарядные кружева, большие пышные рукава, достигающие локтей, придавали ей сходство с экзотическим цветком, а глубокий вырез, открывающий плечи, подчеркивал стройность шеи и гордую посадку маленькой головы.
Крупные локоны ее густых золотисто-рыжих волос перехватывала простая черная бархатная лента. Туалет довершали длинные белые перчатки, шелковые бальные туфельки и изящный золотой медальон — единственное украшение, доставшееся ей от матери. Каким-то образом ей удалось сохранить эту безделушку, несмотря на все превратности жизни в Сент-Джайлзе.
— Вы действительно настоящая красавица, — сказала Хэтти благоговейным голосом.
Девушка так искренне восхищалась ею, что Рут почувствовала себя гораздо лучше. На бледных щеках заиграл легкий румянец, а в грустных глазах вспыхнул искрящийся свет.
— К вечеру вы будете просто неотразимы, мэм, — сказала Хэтти.
— Надеюсь, что так…
Она искренне хотела этого, а потому слегка нервничала, испытывая некоторое напряжение; ведь ей не приходилось еще бывать на таких приемах прежде и вряд ли удастся побывать когда-нибудь снова, и она решила порадовать себя хоть раз.
Но главное, Джордж увидит ее во всем великолепии и поймет наконец, что она действительно не нуждается ни в его, ни в чьей бы то ни было благотворительности. Рут снова и снова повторяла себе это, изо всех сил отгоняя от себя мысль, что ей просто хочется понравиться любимому.
— Вы станете королевой бала, мэм, — воодушевленно сказала девушка. — Покорите всех джентльменов.
— Ну, будет вам, Хэтти, я ведь не такая уж молодая, — возразила Рут, печально улыбнувшись.
— Что вы, мэм! Вам никак не дашь больше двадцати, — продолжала настаивать на своем Хэтти.
Рут с сомнением покачала головой и рассмеялась. Простодушное восхищение Хэтти льстило ей, улучшало настроение, но в глубине души она все еще чувствовала неуверенность.
Но когда она снова подошла к зеркалу, то обнаружила, что в словах Хэтти есть немалая доля правды. Удовольствие, которое она получала от нового наряда, волнение, мысль о том, что Джордж увидит ее в таком прекрасном платье, да и само платье, великолепно сидящее и удивительно идущее ей, — все это привело к тому, что она действительно выглядела гораздо моложе своих лет. Глаза ее, когда она приходила в хорошее расположение духа, начинали искриться озорным блеском, блестящие локоны прекрасных рыжеватобронзовых волос оттеняли белизну матовой кожи, так что она не могла не вспомнить те далекие времена, когда ее батюшка был еще жив, а сама она не ведала о предстоящих бедах и горестях будущего.
И вот, стоя перед зеркалом, она вдруг почувствовала себя так, как чувствует юная девушка, которой предстоит впервые выйти в свет, и это еще более улучшило ее настроение.
Предстоящий вечер сулил много радостей.
— Возможно, там будет сам лорд Фицуо — тер, — сказала девушка, вряд ли представляя себе, какую бурю чувств вызвали ее слова в груди Рут.
— Что вы сказали? — как бы рассеянно спросила она.
— Я говорю, что там может оказаться и лорд Фицуотер. А вы и не знали, мэм? — Хэтти хитровато взглянула на Рут, ожидая ее реакции на услышанное. — Очень красивый джентльмен, правда, говорят, немного странный.
— В каком смысле? — полюбопытствовала Рут и замерла, ожидая, что девушка скорее всего начнет повторять чужие сплетни.
— Ну, моя кузина Энни работает в отеле, — начала Хэтти заговорщическим тоном, — и вот, значит, она вчера утром вычищала золу из камина в маленькой гостиной, собираясь развести огонь, когда ей показалось, что в комнате кто-то есть. Естественно, она обернулась посмотреть, кто это, и увидела его светлость. И что, вы думаете, он делал? Сидел и нахально рисовал ее!
Девушка выдержала драматическую паузу. Глаза ее светились от волнения.
— Боже милостивый! — ободряюще проговорила Рут, стараясь казаться не слишком заинтересованной. — И что же она?..
— Ну, она немножко рассердилась, я имею в виду Энни. Рассердилась и прямо спросила его, что это он такое здесь делает, и тогда он показал ей тетрадку. Там у него были маленькие рисуночки, всякие фигли-мигли, чепуха разная, непонятно зачем нарисованная. Ну, носильщик портшеза, как он стоит возле «Памп-Рум» и потирает руки, чтобы согреть их, и еще тощая дама, которая пьет воду так, будто она отравлена… И Энни тоже меленько так нарисована, как она выгребает золу из камина. — Хэтти замолчала, чтобы перевести дыхание.
— Понятно, — сказала Рут. — Надеюсь, ваша Энни после этого успокоилась?
— Она говорила, что он настоящий джентльмен, — ответила девушка. — Сказал ей, что был в гостиной еще до того, как она пришла убираться — должно быть, рано встает или, может, вообще не ложится, — и что она сама, Энни, как картинка, так что он не мог удержаться, чтобы не нарисовать ее. Ну, извинился, что напугал ее, и сказал, что надеется, что она его не прогонит, а потом еще дал ей полкроны. Она говорит, что он настоящий джентльмен и все-таки не надменный, как бывают вообще лорды, но и не слишком нахальный, если вы понимаете, что я имею в виду.
— Да, я понимаю, — сказала Рут и слегка улыбнулась, живо представив себе эту сценку.
Она весьма удивилась бы, если бы о чем-то подобном рассказали ей супруги Редфорды или мисс Ньюком. Подобные истории совершенно не во вкусе светских сплетников. Но как много это маленькое происшествие сказало ее сердцу! Она вспомнила все то хорошее, что знала о нем раньше, эту его внимательность к каждому, даже самому простому человеку, которого он встречал на своем пути. Все это, оказывается, в нем сохранилось. И Рут очень хорошо понимала, почему такие люди, как Энни, нравятся ему гораздо больше, чем, например, мисс Эмили Ньюком. Глупости и ограниченности он никогда не выносил.
Рут опустила глаза, уронила руки и с силой сжала ладони между колен. Ах, если бы только все тогда произошло иначе! Впрочем, стоит ли думать о невозможном; даже не попади она тогда в этот притон в Сент-Джайлзе, все не могло окончиться по-иному. Пасторская дочь не ровня пэру Англии.
— Должно быть, приятно, когда тебя рисуют, — задумчиво проговорила Хэтти. — Но не тогда, конечно, когда выгребаешь золу из камина, а когда ты в нарядном платье и хорошенькой шляпке… — Она перехватила в зеркале взгляд Рут и улыбнулась. — Может, он захочет нарисовать вас, мэм? Это было бы просто замечательно, разве нет?
— Не уверена, захочу ли я, чтобы меня рисовали, — ответила Рут, но увидев, какое разочарование написано на наивной мордашке горничной, добавила: — Впрочем, чего только не бывает.
Когда Рут вошла в гостиную, мистер Мор-тон встал и уставился на нее так, будто никогда раньше не видел.
— Дорогая моя! Вы просто восхитительны!
— Благодарю, сэр.
Произошла пауза, поскольку он продолжал смотреть на нее, и ей стало несколько не по себе. Она возражала Джорджу, когда тот обвинял мистера Мортона в том, что он испытывает к ней лишь дружеские чувства, но на самом деле не была совершенно уверена, что лорд Фицуотер не прав. Не то чтобы Рут подозревала, что он хочет сделать ее своей любовницей, нет, она просто чувствовала, что его интерес к ней порой не совсем уж невинен. Однако надеялась, что этим, пусть не невинным интересом, дело и ограничится.
— Не выпить ли нам перед выходом по бокалу шерри? — спросил мистер Мортон спустя минуту.
— Да, пожалуй, — рассеянно согласилась Рут. — Признаться, я немножко волнуюсь.
— Ну, у вас нет никаких причин для этого. Думаю, все мужчины, которые будут там, позавидуют, что у меня такая красивая племянница.
— Вы очень добры ко мне, сэр. Потягивая шерри, Рут явственно ощущала возбуждение своего компаньона. Наконец она отставила бокал и сказала:
— Если мы не выйдем сейчас же, то наверняка опоздаем.
К своему великому удивлению, на приеме у Коры Ренфрю Рут имела успех. Три вещи весьма содействовали этому. Во-первых, в Бате она была свежим человеком. Во-вторых, все считали ее племянницей богатого человека. И наконец, слухи о том, что лорд Фицуотер дважды прогуливался с нею рука об руку в галерее «Памп-Рум» уже достигли ушей всех, кто присутствовал на приеме. Естественно, каждый был заинтригован ее особой.
Но основная причина успеха Рут не была столь грубой и неромантичной. Она явилась на прием, решив порадовать себя, и удовольствие, которое она получала буквально от всего, действовало на окружающих заразительно. Она была очаровательна и сердечна и, хотя никогда не поверила бы в это раньше, имела вид человека, с юности вращавшегося в водовороте светской жизни.
В какой-то мере она, конечно, играла роль. И не могла, естественно, не посмеиваться про себя, выслушивая от пожилой миссис Адаме комплименты в адрес «благовоспитанной и скромной юной леди». Но с другой стороны, она была только сама собой, ибо к этому светскому (или, вернее, тщившемуся казаться светским) обществу она некогда принадлежала и могла бы вращаться в нем всю жизнь, если бы ее батюшка лучше позаботился о будущем единственной дочери.
— Я так рада, что вы пришли, Рут Прайс, — оживленно сказала Кора, когда все представления были окончены и у нее появилась возможность поговорить с Рут с глазу на глаз.
— Вы были очень добры ко мне, пригласив нас, несмотря на столь недавнее знакомство, — тепло сказала Рут. — Особенно учитывая, что мы здесь всем чужие.
— Это совсем не так, — старалась ободрить ее Кора. — Вы такая очаровательная, все рады быть вашими друзьями. Вот я никогда не знаю, что сказать людям, может быть, оттого, что все эти пустые фразы никому не могут быть интересны.
— Мисс Кора, вы слишком суровы к себе, — ответила Рут с улыбкой. — И явно преувеличиваете ум и образованность всех остальных. Большая часть из тех, кто вас окружает, совсем не столь восхитительны, как вам кажется. Да вы и сами вряд ли действительно находите их стоящими внимания.
— Да, наверное, это так… Мне кажется, у вас богатый опыт общения с людьми, очевидно, вы многое повидали в жизни…
Коре явно хотелось побольше разузнать о своей новой приятельнице.
— Я довольно много путешествовала, — уклончиво ответила Рут. И хотя это не было правдой в точном смысле слова, но она встречалась с таким количеством путешественников, столько слышала от них рассказов, что могла уже, кажется, и сама начать рассказывать другим о путешествиях. — Скоро вы обнаружите, что большинство людей так заняты тем, что говорят сами, что вряд ли слышат и половину из того, что говорят им другие. У них просто не хватает на это внимания.
Кора горько вздохнула и воскликнула:
— А я-то думала, со мной одной происходит подобное!
— Не верьте этому! Так ведет себя большинство людей, — сказала Рут, весело улыбнувшись просиявшей девушке.
Но, несмотря на безмятежный вид, она не могла отделаться от растущего беспокойства, ибо Джордж пока не появлялся. Вероятно, он решил, что семейство Ренфрю -
птицы недостаточно высокого полета, чтобы оказывать им честь, появившись на приеме. А может быть, он намеревался прийти позже, дабы произвести своим появлением некоторый фурор. Разумом Рут понимала, что было бы лучше, если бы он не пришел, но сердце замирало от отчаянного желания его здесь встретить.
Ей так хотелось явиться перед ним в своем прекрасном новом наряде; пусть знает, что она не нуждается в посторонней помощи для того, чтобы выжить. И так хотелось, чтобы он увидел ее среди всех этих людей, прекрасно ее принимающих, в обществе которых она чувствует себя стрль непринужденно. Но больше всего хотела видеть Джорджа та несчастная запуганная девочка, все еще живущая в ней, которая некогда ухватилась как за спасительную соломинку за вора-взломщика и стала его любовницей.
Рут поймала себя на том, что в волнении она вот уже в третий раз оглядывается на двери, и попыталась внимательно слушать то, что говорит ей Кора. Но та вдруг с удивлением воскликнула:
— Лорд Фицуотер!
Рут подняла глаза и увидела его. Он направлялся в их сторону, прямо к хозяйке приема.
— О, моя дорогая, он идет сюда, — прошептала Кора.
Сердце у Рут колотилось так сильно, что она чувствовала биение пульса даже в горле.
— Ну конечно, Кора, — проговорила она голосом, которого и сама не узнала. — Конечно, это ведь ваш прием.
Джордж галантно приветствовал их обеих. Быстрым взглядом он окинул Рут, а затем обратил все свое внимание на Кору.
— Мисс Ренфрю, должен принести извинения за опоздание, а чтобы заслужить прощение, смиренно прошу вашего разрешения развлекать вас оставшуюся часть вечера.
— Меня? — шепотом переспросила Кора, взглянув на него с волнением и тревогой.
— Вы советовали мне осмотреть вид с Буковой Скалы, помните? — спросил Джордж, усаживаясь рядом с ней. — Так вот, я послушался вашего совета и должен признать, что вы оказались правы — вид оттуда действительно великолепный.
— О, я так рада… — сказала мисс Ренфрю, буквально расцветая на глазах. — Но я не представляла… То есть, я хотела сказать, что не думала, что вы… Сегодня так ветрен — но…
— Сущие пустяки… Я поднял воротник и успел сделать несколько зарисовок до темноты.
Если не считать первого взгляда, что Джордж бросил на Рут, он не обращал на нее никакого внимания.
Ей ничего не оставалось, как только сидеть, слегка обмахиваясь веером. Неужели он мстит ей за то, что она отказалась вновь стать его любовницей? Или просто считает, что им не о чем больше говорить? Огромная тяжесть легла ей на сердце. Рут и не думала, что его равнодушие может так ранить ее. Уж лучше бы он кричал, устроил скандал, чем так…
— Зарисовки? О конечно! — восторженно воскликнула Кора. В ее голосе благоговейный ужас смешался с нервным возбуждением. — Тетушка Эмили говорила, что вы известны своими картинами, милорд.
— Мисс Эмили преувеличивает, — сказал Джордж с улыбкой. — Уж если у меня и есть какой талант, так это по части рисунков пером и тушью. Так, небольшие, беглые зарисовки ландшафтов, лиц и фигур. А живопись — все эти огромные пейзажи и парадные портреты — не моя стихия.
— Вы, должно быть, посещаете все выставки, — предположила Кора. — Мне тоже хотелось бы на многое посмотреть, но мама не любит бывать в Лондоне, и мне никак не удается склонить ее к поездке в Рим.
— Возможно, в один прекрасный день ваше заветное желание исполнится, — галантно сказал Джордж. — Вы сами рисуете?
— Я писала акварели на Буковой Скале… Маме они нравятся, и она показывает их своим друзьям, но я считаю, что они не совсем удались. Некоторые получаются слишком темными, а иные так просто грязные. Иногда я думаю, что в мире недостаточно цвета!
— Тогда вам должен нравиться Тернер, — предположил Джордж.
Рут слушала их, не делая попыток принять участие в разговоре. Да и что она могла сказать? Кора начисто забыла о новой знакомой, что было вполне естественно: неожиданное внимание лорда Фицуотера к ее особе оказалось для нее гораздо важнее дамской болтовни. Ну а Джордж… В конце концов, Рут всегда знала, что она не может быть для него никем иным, кроме девки.
Вокруг все оживленно разговаривали, смеялись и флиртовали. Джордж и Кора увлеченно беседовали о живописи старых мастеров. Одна Рут сидела неподвижно, напоминая мраморную статую. Прекрасно убранная гостиная миссис Ренфрю на какое-то время исчезла, сменившись грязным и убогим притоном Сент-Джайлза, где она претерпела столько невзгод и тревог и где выслушала столько непристойностей. Рут погрузилась в воспоминания и видела картины былого так живо, будто они стояли у нее перед глазами. Она снова ощущала запахи и звуки Церковного переулка, вновь переживала тот отчаянный страх беззащитности, что овладевал ею, когда грубые и пьяные завсегдатаи дядиного заведения бросали на нее похотливые взгляды и тянули руки, чтобы шлепнуть или ущипнуть.
Целый год Рут пришлось сопротивляться попыткам дяди Джона превратить ее в воровку на доверии — из тех, что работают под видом благородных девиц. Вообще он лелеял немало замыслов относительно ее будущности, но она изо все сил уклонялась от той участи, которую он ей хотел уготовить. Она устояла, а потому имела все основания гордиться собой. В ответ дядя в расчете на то, что отчаяние сможет, наконец, сломить ее дух, снял с нее свое покровительство, отдав на произвол грязных взглядов и жадных рук завсегдатаев воровского притона.
И вот тогда, изнемогая от страха, ярости и отчаяния, она сговорилась с Джеком Рэем, вором-взломщиком, и согласилась стать его подружкой в надежде, что тот защитит ее от других завсегдатаев, еще худших, чем он. И, к чести его надо сказать, он действительно защищал ее. Но однажды воровское счастье изменило Джеку, его схватили с поличным в доме на Беркли-сквер, осудили и отправили на каторгу.
Подобных сделок Рут никогда больше не заключала. Появление в Церковном переулке Шона Макинтайра и его постоянная, невопрошающая преданность ей положили этому конец.