Райт Джон. Золотой век

   А если она не очень похожа? Тогда что? Что, если ваша жена ушла, ушла женщина, которую вы всегда считали прекрасней и тоньше, чем самая смелая ваша мечта? Счастье выше всяких желаний ушло! Ушло! Его заменил ходячий манекен, кукла! А чтобы довершить картину, этому манекену внушили, будто она и есть моя жена, и она в это верит! Очень милая девушка, двойняшка моей жены, она смотрит и говорит как оригинал. Девушка так хочет быть оригиналом!
   И что, если, глядя в зеркало, вы пытаетесь угадать, какую часть себя вы забыли? Какая часть вашей личности реальна? Что, если вы даже не знаете, живете вы или уже мертвы? Вот тогда, я думаю, вы поймете, что в этом плохого. Удобство? Выгода? Удовольствие? Могу признаться вам, что в данный момент я не испытываю никакого удовольствия, никакой благодарности.
   – Ну и кого же вы вините в этом, Фаэтон из рода Радамант? – спросила химера. – Сейчас человечеству даны божественные силы, их можно использовать на благо других, а можно заставить их служить своим эгоистическим интересам. У каждого есть выбор. Но если человек не желает соблюдать интересы других, он не должен ожидать, что его будут утешать.
   Голос звучал теперь иначе. Фаэтон оглянулся.
   Химера изменила облик: теперь у нее были другие головы – голова орлана, голова королевской кобры и голова человека, на человеческой голове была надета корона. Это существо представляло другую часть коллективного разума Благотворительной композиции, ее руководящую часть.
   Фаэтон повернулся к химере лицом.
   – Вы – один из семи пэров. Ганнис говорил, что все вы желали мне неудачи. Это правда? Вам приятна моя боль? Моя жена умерла, хуже чем умерла, а меня даже не пустили на похороны.
   Змеиная голова высунула язык, пробуя воздух на вкус, орлан таращил глаза, а человеческая голова глядела торжественно и печально.
   – Благотворительная композиция никому не желает зла. Ваша боль вызывает у нас лишь скорбь и сочувствие. Когда-то у вас была возможность избежать конфликта. Может быть, и сейчас еще не поздно.
   – Не поздно… для чего?
   – У вас с Гелием разногласия. И вы, и реликт Дафны страдаете, она любит вас, а вам нужна любовь ее оригинала.
   – Разве это неправильно? Если посторонняя женщина как две капли воды похожа на мою жену и считает себя ею, это вовсе не значит, что я должен любить ее.
   Или вы считаете, я женился на Дафне только из-за ее внешности? Думаете, что я стремился получить таким образом то, что так легко скопировать? За кого вы меня принимаете?
   Взгляд Фаэтона стал суровым и непреклонным. Он продолжал спокойным, мрачным, неживым голосом:
   – Вы считаете, что остановить меня не составит труда.
   В ответ химера произнесла:
   – Если бы вы, Гелий и реликт Дафны согласились присоединиться к нашей Композиции, все ваши страхи улетучились бы, а мечты стали реальностью. Компромисс и самоотречение привели бы к исполнению и ваших желаний, и ее желаний, и даже его желаний. Конфликта не будет. Все сложности и темные пятна вашей души осветятся мыслью других членов нашей Композиции. Наши мысли и наши разумы переплетутся в гармоничной единой симфонии любви, мира, дружбы и радости. Вы будете едины с тысячами любящих сердец, они будут вам ближе, чем отец или жена, и вся ваша внутренняя боль растает.
   – Великолепный компромисс, – завершила химера. – Отдайте свой эгоизм, и вы обретете доброту, отрекитесь от себя. Сделайте это, и вы найдете покой и мир без границ.
   – В самом деле, сэр? А что, если я хочу чего-то большего, чем покой, отдых, отречение и мир?
   – Но чего еще можно желать? – развела руками химера, озадаченно улыбаясь.
   – Беспримерных, славных деяний, – гордо расправив плечи, ответил Фаэтон.
   Фаэтон уже знал, что скажет ему на это представитель Благотворительной композиции: жажда славы – не что иное, как эгоизм и стремление к величию, и что все свершения человечества были результатом коллективных усилий.
   Все структуры обычно говорили одно и то же. Коллективный разум был последним убежищем в современном мире для тех, кто в прошлые эпохи присоединился бы к какому-нибудь политическому или религиозному движению, растворился бы в толпе, в бездумном конформизме, в благочестивых глупостях и праведном обмане. От одной мысли об этом Фаэтон почувствовал глубокое отвращение. Но химера удивила его.
   – За какую цену вы бы согласились отказаться от своих попыток докопаться до содержимого утраченной памяти? За какую цену вы откажетесь от проекта, от которого уже отказывались однажды, подписав соглашение в Лакшми?
   Фаэтон понял, что перед ним вовсе не коллективный разум Благотворительной композиции, а пэр и политик. Одна из версий этой структуры когда-то правила в Азии. Есть шанс, что он не станет повторять всю ту благочестивую белиберду, которую несли другие Композиции. Он просто хотел заключить сделку.
   – Мы можем предложить вам место Гелия за нашим столом, – заговорила змеиная голова. – Присоединяйтесь к семи главнейшим Золотой Ойкумены. Гелия, вероятно, скоро объявят мертвым; вы очень похожи на него и вполне можете его заменить. Богатство, честь и уважение снизойдут на вас. И Солнечная структура может стать вашей. Вашей же станет и главная роль в декабрьской Трансцендентальности.
   Химера слегка увеличилась в размерах, подросла дюймов на шесть. Иконки Благотворительных стали большими среди остальных, потому что все больше и больше членов коллективного разума наблюдали за происходящим.
   Следующей заговорила соколиная голова:
   – У вас будут богатства и престиж, каких не знали промышленные магнаты былых времен, каких нет ни у одного из коллективных разумов, больше, чем захватывали завоеватели империй в древние времена. Благотворительная композиция выдвигает предварительное предложение в двенадцать миллиардов килосекунд во временной валюте либо эквивалент этой суммы в энергии, антивеществе или золоте.
   Ему предложили невероятное состояние. Без соединения с Радамантом Фаэтон не мог быстро перевести предложенное в энергию, но даже приблизительно этой энергии хватило бы, чтобы увеличить гравитацию крупной космической колонии в два-четыре раза на двести часов.
   – Сумма ошеломляющая, даже по стандартам Благотворительной, – саркастически заметил Фаэтон.
   – Мы с радостью приносим жертвы, как бы велики они ни были, если это служит добру.
   – Мне не очень понятно, почему вы это делаете, – заметил Фаэтон, глядя на него с подозрением.
   – Узел надзора за этикой Благотворительной композиции отправляет все внутренние идеи на общественные каналы, чтобы каждый мог их видеть. Лишь разум отдельного индивида, отрезанный от мира и одинокий, может вынашивать секретные планы, основанные на бесчестии. Мы же не являемся отдельным индивидом, мы можем позволить себе искать добро и стремиться ко всеобщему благу, думая при этом и о вашей пользе.
   – А как же Гелий? Вы с такой легкостью готовы предать его.
   – Опасность, которую представляете вы, намного превосходит все, что может создать Гелий. Он должен быть счастлив, принося себя в жертву для всеобщего блага. Кроме того, если Гелий мертв на самом деле, вы – законный наследник его владений, сюда же входит и интеллектуальная собственность. Его архивы памяти, шаблоны его личности. С такой экипировкой вы сможете создать себе сына, обладающего способностями, знаниями и чертами характера Гелия, который будет предан вам, он вполне сможет взять на себя проект в Солнечной структуре.
   От возмущения Фаэтон отпрянул от собеседника. Правила Серебристо-серой запрещали дублирование и редактирование личности других людей, независимо от того, истек срок авторского права или нет. Совершенно очевидно, что составляющие коллективного разума нисколько не уважали умственную неприкосновенность личности.
   – Боюсь, нам больше нечего сказать друг другу, сэр, – холодно заметил Фаэтон.
   – Вы отказываетесь продолжить переговоры?
   – Моя душа не продается, извините.
   Химера отступила, все три головы изумленно переглядывались.
   – Каждое ваше слово выдает в вас эгоиста. Сейчас, когда вы нищий, без гроша за душой, вы отказываетесь от немыслимого состояния! Или вы считаете, что служите высоким целям и прекрасным идеалам, притом что весь мир, вся цивилизация против вас? Почему вы так уверены в этом?
   Фаэтон презрительно улыбнулся и покачал головой.
   – Наверное, правильнее спросить меня, что вызывает у меня сомнения. На любой заданный мной вопрос я получал в ответ только ложь, галлюцинации и амнезию. Таким оружием не пользуются честные люди, вы же используете это оружие. Отсюда следует, что в затруднительном положении, вероятно, нахожусь не я, а вы.
   – Скажете ли вы нам, к чему привели вас ваши сомнения?
   – Конечно скажу. Призывая все свое воображение, я хочу попытаться убедить себя, что все вы просто трусы, а не мерзавцы.
   – Но вы подписали соглашение в Лакшми. Теперь вы хотите его нарушить. Разве это честно?
   – Я не видел это пресловутое соглашение, не помню его и не знаю его условий. Ту мою версию, которая подписала это соглашение, вы и вам подобные хотели уничтожить! Если я нарушил его, не стесняйтесь, вызывайте меня в суд. Если же не нарушил, будьте так добры, займитесь своими делами.
   – Никто и не говорит, что вы нарушили соглашение. Вы пытаетесь обойти его. – Химера взмахнула рукой. – Вы все еще соблюдаете его, но действия ваши направлены на его разрушение.
   – Почему вы так решили?
   – Человек может совершать нечестные поступки, не нарушая при этом буквы закона.
   – Все верно. Но меня удивляет, что вы имеете наглость говорить мне это в лицо.
   Две головы заморгали от неожиданности. Змея высунула язык.
   – Наглость?
   – Наверное, правильнее назвать это лицемерием. Или неуважением. Вы смеете говорить мне, что с моей стороны нечестно пытаться обойти условия соглашения, но сами вы не только обошли, не просто нарушили его, вы полностью игнорируете заключенный договор!
   – Мы не нарушали закона.
   – Ха! Соглашение предполагало, что все забудут о том, что я сделал. Но пока что я не встретил ни одного человека, кто не помнил бы об этом! Все пэры, видимо, считают, что они выше любых законов, или это касается только Гелия, Ганниса и вас? Ах, извините, еще Колесо Жизни нарушает соглашение, это она обнаружила меня у озера Судьба и сообщила об этом Гелию.
   – Условия соглашения позволяют делать исключение для пэров. Мы можем вернуть утраченные воспоминания, если это необходимо для защиты наших интересов или интересов общества.
   – Мне это не позволено, даже если я вынужден защищать свои интересы в суде?
   – Данное положение не включает вас. Вы не требовали этого.
   Фаэтон подумал, что это тоже ключ, который оставил ему его оригинал. Но сказал он другое:
   – Сейчас условия этого пресловутого соглашения очень удивляют меня. Мне кажется, что оно как минимум плохо составлено. Если вы не хотели, чтобы я занялся расследованием, как только обнаружу, что многого не помню о своей жизни, почему вы не внесли это в соглашение?
   – Честно говоря, вопрос о том, что вы будете удивлены провалами в памяти, никогда не обсуждался. Соглашение было составлено в спешке.
   – Я уверен, что софотеки спрогнозировали все возможные пути развития событий. Они не могли не предвидеть возможные осложнения. Софотеки для этого и существуют.
   – Софотеков не привлекали.
   – Что? Что вы хотите этим сказать? Я считал, что Наставников консультировал софотек Навуходоносор.
   – Навуходоносор присутствовал виртуально на Венере, но отказался участвовать в этом деле. Колледж Наставников продолжил работу без софотеков и самостоятельно составил соглашение.
   Фаэтон на минуту онемел. Он не мог понять, как нужно было отнестись к этому. Знаменитый софотек Навуходоносор отказался консультировать Наставников? Отказался?
   Если верить дневнику Дафны, она разговаривала с Гелием между его повторяющимися самосожжениями, он был в здравом уме и трезвой памяти, но в разговоре он с неудовольствием упомянул, что Аурелиан не желает выполнять условия этого соглашения.
   В том же дневнике, когда Дафна вышла из бассейна, прервав свое участие в соревновании, софотек Аурелиан критиковал Наставников. Он говорил о массовой амнезии с шутливым презрением.
   И еще Разум Земли… Ее время столь дорого, что она очень редко останавливалась, чтобы поговорить с кем-то, но она разговаривала с ним, она сказала ему, что он должен оставаться самим собой. Если бы она хотела, чтобы он довольствовался ложными воспоминаниями, она не говорила бы ему этого.
   И на что же… на что же он – то есть его забытая версия, – на что же он надеялся, подписывая это соглашение? На что он надеялся прежде всего? Что вселяло в него уверенность?
   И тут на него начало сходить озарение. И он не сдержал улыбки.
   – А скажите мне, мои дорогие композитные, ведь вы не можете скрывать свои мысли друг от друга, ведь так?
   – Существуют формы ментальных иерархий, которые контролируют внутренний поток информации, но Композиция демократична и члены ее имеют равные права.
   – Декабрьская Трансцендентальность, на которой соберутся все умы человечества, чтобы решить, как должно пройти следующее тысячелетие, – это просто еще одна форма Композиции, временная, так ведь?
   – Если вы хотите использовать Трансцендентальность в качестве трибуны и разоблачить пэров, боюсь, вас ждет разочарование. Хотя над информационным потоком нет официального контроля, остается еще неофициальный, социальный контроль. Мало кто станет прислушиваться к разглагольствованиям отверженного, внимание людей будет приковано к тем, кто является центральными фигурами…
   – Вы имеете в виду пэров? Вы только что предложили мне центральное место в Трансцендентальности. Место Гелия, если я правильно вас понял. Значит, если я откажусь, этой чести будет удостоен он, и через его мозг пройдут толпы людей.
   – У вас не совсем верное представление о Трансцендентальности. Его мысли, видения, мечты станут огромными и смогут охватить всю его несметную аудиторию. – Химера улыбалась с довольным видом.
   Она застыла неподвижно, словно каменная статуя. Потом стала усыхать, иконка перестала быть центром всеобщего внимания коллективного разума. Благотворительная композиция перешла к размышлениям над более важными вопросами.
   Фаэтон улыбнулся.
   – Может быть, Навуходоносор отказался консультировать Наставников, потому что план их был слишком глуп? Глуп и обречен на провал. Пэры не удержались от искушения и открыли запретные воспоминания. Ведь вам нужно было это знать, чтобы защищаться от меня, чтобы не дать мне вновь узнать обо всем этом, даже случайно, ведь так?
   Если вы снова удалите свою память, чтобы спрятать свои мысли перед декабрьскими праздниками, у меня будут развязаны руки, я смогу беспрепятственно заниматься расследованием моего прошлого. Повсюду полно улик – все записи, которые невозможно было стереть или изменить, финансовые отчеты и контракты на собственность. Если я растратил все свое состояние, должны быть записи, на что я его израсходовал. Вы можете заставить меня забыть, что я сделал. Но вы не можете изменить прошлое. Что было, то было. В этом и заключается парадокс лжи. Реальность нельзя поделить на части, она едина, и все ее части логически связаны между собой. Пока я отказываюсь сотрудничать с вами и помогать вам обманывать себя, вы не можете мне врать и отвергать одну часть реальности, не отвергая остальные.
   Заметив растерянность химеры, Фаэтон громко рассмеялся.
   – Неудивительно, что моя прошлая версия не испугалась столь ужасного соглашения! Оно обречено на провал, как и любая другая система, не основанная на реальности. Моя победа в конечном итоге была предрешена. Все, что от меня требуется, – подождать декабря и не открывать шкатулку.
   – Ваш план выглядит вполне логично, – согласилась химера.
   – Спасибо.
   – Но логика не все решает в человеческих делах.
   В ответ Фаэтон не то чихнул, не то хихикнул.
   – Комментарии, подобные тому, что я только что услышал от вас, всегда убеждают меня, что столь вас удивившая моя уверенность имеет под собой основание. Логика решает абсолютно все.
   – Зачем в таком случае вы подписали соглашение в Лакшми, то есть это сделало ваше предыдущее «я»? Если тот опасный проект так захватил вас, занимал все ваши мысли, вы не должны были подписывать соглашение. Вы полагаете, что тогда рассчитывали на Трансцендентальность, чтобы вернуть потерянные воспоминания? Вы потеряли память на восемнадцать или девятнадцать месяцев. Но почему?
   Фаэтон нахмурился, ему не понравился вопрос.
   – Возможно, мне нужен был тайм-аут или…
   – Вы надеялись таким образом избежать наказания, наложенного на вас Наставниками за недопустимые поступки. Вы рассчитывали заставить их забыть о прошлом на некоторое время. Но разве это не тот же обман, который вы еще недавно обличали как алогичный?
   – Ну, я…
   Что же его прошлое «я» все-таки намеревалось сделать?..
   – Ничто не может помешать колледжу Наставников, как только они восстановят свои воспоминания, снова публично осудить ваш проект по той же причине. Нет, Фаэтон, вы делаете вид, что живете сами по себе, отдельно от мира, от общества, думаете, что можете бросать вызов обществу. Но когда изгнание реально угрожало вам, вы не пожелали принять такую реальность.
   – Что вы хотите этим сказать?
   – Это вы заставили свою жену навечно уйти в виртуальный мир, покончить с собой.
   – Нет. Я с вами не согласен!
   – Неубедительно! Мы основываемся на том, что вы не отвергаете действительность, так как вы критикуете тех, кто так поступает. – Слова эти произнесла человеческая голова, и тон ее был слегка ироничным.
   – Вы хотите вернуть жену, так? – спросил орлан.
   – Благотворительной композиции не чуждо сочувствие. К тому же мы имеем ресурсы, – вставила голова змеиная.
   Фаэтон задумался.
   – Что вы имеете в виду? – спокойно поинтересовался он.
   – Общество, в котором мы живем, жестоко и бессердечно. Тех, кто не может платить за жилье, выкидывают на улицу. Если компьютерное мыслительное пространство не оплачивать, будет аннулирован записанный разум любого типа. Тех, кто застрял в состоянии грез и не может оплатить услуги, вырезают и выбрасывают в реальный мир.
   Благотворительная композиция предлагает манипуляции на фондовой бирже, изменяя покупательский спрос тех, кто является нашими членами, используя передачи векселей, покупая контрольные пакеты акций, другие финансовые приемы против компаний, где вложены деньги Дафны, или обесценивая акции. Софотек Вечерней Звезды является брокером вложений Дафны, он, конечно, очень умен, прекрасно информирован, но у него нет тех ресурсов, которыми располагают семь пэров.
   Это действительно было так: на рынке потребительских товаров Благотворительная композиция контролировала примерно одну десятую мирового валового продукта.
   – Как только Дафна станет банкротом, Вечерняя Звезда отключит ее от виртуальной реальности и выкинет в реальный мир. Дафна не сможет в нем существовать, потому что все воспоминания о реальной действительности стерты из ее памяти. Она даже не сможет вести свои дела.
   В силу вашего брачного союза у вас есть общее авторское право на некоторую интеллектуальную собственность, принадлежащую ей, включая ее собственный шаблон. В этот момент вы имеете право на законном основании ввести ей временный блок памяти, чтобы отредактировать последние воспоминания и изменения личности, это не будет перестройкой личности. Просто она восстановится в том виде, в каком она существовала до принятия решения совершить самоубийство. В таком случае она вновь получит свои права, как человек в твердом уме. И, наверное, она откроет свои воспоминания и снова захочет уйти. Но вы будете рядом. У вас будет шанс уговорить ее не делать этого.
   Фаэтон ничего не ответил. Он только смотрел на химеру.
   – Ваш забытый проект не самое главное в вашей жизни. Если вы согласитесь прекратить расследование, Благотворительная композиция поможет вам вернуть в действительность вашу жену, поможет ей вновь обрести разум тем способом, о котором я уже говорил вам. И вы должны согласиться не только потому, что вернете ее любовь и благодарность, но и потому, что это ваш долг. Вы – ее муж. Ваша брачная клятва требует, чтобы вы спасли ее.
   Вы можете связаться с Благотворительной с любого общественного пункта связи. Мы даем вам время обдумать все и принять решение.
   И химера исчезла.

14
ЗОЛОТЫЕ ВРАТА

1

   Что пошатнуло его уверенность: трусость или благоразумие?
   В первую минуту ему захотелось броситься к ближайшему пункту связи Благотворительного агентства и упасть на колени, умолять, рыдать, согласиться на все, лишь бы вытащить жену из добровольного заточения, из бесконечного мира иллюзий.
   Но уже в следующую минуту появилась другая мысль, мысль более осторожная: сначала нужно разобраться.
   Безусловно, слова, которые он только что услышал из уст Благотворительной композиции, были правдой. В современном мире очень немногие (если исключить нептунцев) пытались обманывать, ведь всезнающие софотеки разоблачали ложь слишком легко, честные люди теперь могли без труда подтвердить свою правоту, выставив на общественном канале записи своих мыслей. Но, в конце концов, людям свойственно ошибаться или исходить в своих суждениях (причем без злого умысла) из каких-то не совсем верных постулатов. Благотворительная композиция, к примеру, могла счесть что-то «трудным» или «невозможным», хотя на самом деле это было не так.
   Может ли Фаэтон разбудить свою ушедшую в виртуальную реальность жену? Или это невозможно?
   Он должен быть уверен. Он должен увидеть это сам.
   Фаэтон протянул руку к круглому диску иконки, плававшей, как будто под стеклом, на поверхности стола, это был канал связи. Ему понадобится лишь один миг, чтобы создать свою телепроекцию и отправить ее к софотеку Вечерняя Звезда, отвечавшему за сохранность тела жены. Фаэтону не хотелось, чтобы за ним наблюдали, его уже раздражало вмешательство посторонних людей в его жизнь. Он жестом велел панелям закрыться. Теперь ни свет, ни звуки, идущие снаружи, не могли проникнуть в комнату.
   Фаэтон на секунду замер от неприятного ощущения. Стало невероятно тихо, словно он находился в вакууме. Панели не опустились сверху, не сдвинулись с разных сторон: их не было на окнах, а в следующую секунду они уже закрывали окно. Из-за панелей не доносилось ни звука. В Серебристо-серой это не было принято, было бы сохранено ощущение трехмерности и единства обстановки.
   Фаэтон почти касался стола рукой, но никак не мог решиться дотронуться до иконки.
   – Радамант, почему я не решаюсь? О чем я думаю? – Он задал вопрос вслух и не сразу вспомнил, что его сознание отключено от Радаманта. (Если бы подключение было, он бы все время о нем помнил.)
   На поверхности стола была иконка с программой интеллектуального самоанализа. Программа была довольно примитивной и устаревшей, ей было уже то ли несколько недель, то ли несколько месяцев. Фаэтон подумал, что, если он мог без помощи машин убрать комнату, он сможет так же вручную почистить и отрегулировать свою нервную систему.
   Он прикоснулся к иконке. Еще одно окно, чуть поменьше, открылось и повисло в воздухе с левой стороны стола. Это окно наполняли цветные точки и решетки стандартного психометрического вида. Он увидел, что уровень напряженности в его организме высок, скорбь и злость, располагавшиеся на поверхности его сознания, пылали ярким пламенем, как пожар на угольных рудниках. Очень сильным было желание передать проблему Благотворительным, пусть его проблемы решает кто-нибудь другой.
   Краткосрочный индекс эмоциональных ассоциаций передавал изображение виртуального сознания из его гипоталамуса. Фаэтон потянулся к окошку и открыл таблицу индексов, чтобы посмотреть на список.
   Вот оно. Тишина, так внезапно наступившая в комнате, ассоциировалась у него с закрытым гробом; когда он закрыл окна помещения, он почувствовал себя в ловушке без воздуха, за толстой, непроницаемой дверью, откуда не убежать. Вторая ассоциация породила иной образ: это его жена лежит в закрытом гробе, она жива, но она спит, глазные яблоки двигаются под закрытыми веками. Возник и третий образ: звуки снаружи не проходили в помещение не из-за толщины двери, а потому что его отключили от систем связи. Последнее вполне соответствовало действительности. Фаэтон понял, что его беспокоит подсознательная мысль, от которой ему становится не по себе. Ему было неуютно, потому что он находился в помещении, больше похожем на коробку, чем на комнату, в общественном приюте для телепроекций.
   Если он не отправится к жене лично, ему придется создавать манекен или удаленную копию, сигнал будет поступать от мозга к манекену и обратно. Компьютерное время этого сигнала будет оплачено со счета Гелия, а содержание сигнала может быть записано.
   Или искажено? Или отредактировано? Фаэтон сможет быть уверен, что сигналы, поступившие в его мозг, не будут подвергаться изменениям только в одном случае: если он пойдет туда сам.