В присутствии Радаманта Фаэтон мог настроить свой фильтр ощущений с его помощью. Фаэтон на секунду зажмурился, и тотчас вся сцена преобразилась: исчезли дрожащие, пульсирующие полутона, все предметы стали четкими, яркими, твердыми, несмотря на тусклое освещение. Все линии стали ясными, очерченными, вплоть до летающих в воздухе пылинок. За это короткое время Фаэтон уже и забыл, насколько обычно и буднично было все вокруг, если смотреть сквозь фильтры Серебристо-серой.
   Вечерняя Звезда, снова в образе женщины, вопросительно смотрела на Радаманта.
   – Фаэтон говорит правду, – подтвердил тот.
   – Позвольте мне сделать модель-экстраполяцию разума Фаэтона. Если в результате обнаружится, что его скорбь и страсти будут толкать его на преступления и в будущем, я вызову констеблей. Если же это временное помрачение ума, выброс математики хаоса, мы не станем давать делу ход.
   Пингвин почесал свой желтый клюв плавником, задумчиво глядя на Фаэтона.
   – Конечно, я могу это сделать, если разрешит молодой хозяин.
   – Заканчивайте свои игры в шарады. Я прекрасно знаю, что ваши системы могут обмениваться информацией куда быстрее, чем при помощи слов. Да, у вас есть мое согласие, мне скрывать нечего.
   Образ Вечерней Звезды кивнул и исчез. Возможно, она снова воспользовалась случаем, чтобы продемонстрировать свое неудовольствие, если, конечно, человеческие эмоции могут быть присущи такому разуму, как Вечерняя Звезда. А может, так она поняла его слова «прекратите свои игры в шарады».
   – Вечерняя Звезда сказала, что не станет предъявлять вам обвинение в преступлении, – сообщил ему Радамант. – Мы с ней подробно обсудили вопрос, и оба пришли к выводу, что ваши действия вполне можно оправдать темпераментом. Я сообщил ей, что вы находились под воздействием программы самооценки Благотворительных, которую получили в общественном пункте, и что вы заражены вирусом гордыни. – Радамант уставил на него свой круглый глаз. – И она не смогла не заметить, что это был случай прямой эмоциональной манипуляции эмоциями, которую не позволяют стандарты Серебристо-серой. Я пообещал ей, что вы вряд ли захотите совершить что-либо подобное снова. Но Вечерняя Звезда тем не менее ожидает от вас извинений и какой-то компенсации нанесенного ущерба. Я заверил ее, что вы джентльмен и обязательно воздадите ей должное.
   Покровительственный тон Радаманта разозлил Фаэтона. Он прижался спиной к контейнеру, стоя лицом к Радаманту, он был рад, что его жена не может видеть эту отвратительную сцену.
   – Вы, – софотеки, обращаетесь с нами, как с детьми.
   – Ничего подобного, мы обращаемся с вами, как со взрослыми. Детей можно простить и не наказывать, потому что они не понимают, что творят.
   – Раз я нищий, как я заплачу компенсацию?
   – Деньги тут ни при чем, мой дорогой Фаэтон. Она ожидает от вас поступка, доказывающего, что вы раскаялись, чего-то, что достаточно неприятно для вас, что поможет вам освободиться от чувства вины и стыда.
   – А если я откажусь?
   – Почему бы вдруг? Разве вы, молодой хозяин, не понимаете, что поступили дурно?
   – Я ничего плохого не сделал.
   – Хм… – Повращав своими птичьими глазами, пингвин переступил пару раз с одной перепончатой лапы на другую. – Вы не сделали ничего противозаконного, и это правда. Ничего, что нарушило бы букву закона, даже при очень пристальном изучении. Но разве все дурные поступки противозаконны?
   Эта фраза отрезвила Фаэтона. Он почувствовал, как последние остатки гордыни покидают его.
   – Вечерняя Звезда пытается спасти меня от неприятностей с Наставниками, так ведь?
   Пингвин кивком подтвердил правильность этого предположения.
   – Несмотря на то что население Золотой Ойкумены велико и разнообразно, колледжу Наставников ничего не стоит разместить на всеобщее обозрение в средней виртуальности ту сцену, в которой вы позволили своему гневу ослепить вас, проявили свое неуважение к закону и сваляли дурака, пытаясь использовать манекен Вечерней Звезды, чтобы разрушить ее же собственность. Большинство школ Ойкумены со всем рвением поддерживают бойкоты, объявленные Наставниками.
   – Но почему она мне помогает?
   – Как и мне, Вечерней Звезде известно, что Разум Земли говорила с вами лично и выказала свое к вам расположение. Вечерняя Звезда располагает большей свободой действий, чем я, ей, например, не нужно блюсти интересы Гелия. Поэтому она могла себе позволить проконсультироваться с одной из Эннеад, с одним из девяти сверхразумов, созданных софотеками при сотворении Разума Земли. Сверхразум пришел к заключению о причинах, по которым софотек Навуходоносор не пожелал оказывать поддержку колледжу Наставников, когда они составляли текст соглашения в Лакшми. Человечество так давно передало софотекам и коллективным разумам всю работу, связанную с правом, что профессия адвоката просто вымерла. В том соглашении содержится очень серьезная ошибка. Исходя из этого знания, сверхразум сделал вывод, что вам удастся добиться своих целей, тем более что они совпадают с целями Разума Земли, но при условии, что вы не откроете свою память. Мономаркосу удалось обернуть дело в вашу пользу. Группировка, которая противостоит вам и включает Наставников, не владеет информацией по поводу памяти и правового положения Гелия. И это положение приведет к тому, что, как только вы откроете память, вы обнаружите, что выиграли.
   – Выиграл? – Он произнес это слово с огромной горечью и уставился на алмазный гроб.
   – Это и было частью моего плана? – поинтересовался он. – Я знал это, то есть та моя версия, которую я забыл? Я говорил с ней, перед тем как она?..
   – У вас уже и так достаточно информации, чтобы прийти к выводу, что вы понятия не имели о замысле Дафны Изначальной до самого последнего момента, когда было уже поздно. Ее подтолкнул на самоубийство страх, что вам придется отправляться в ссылку. Ваша скорбь о случившемся с ней и подтолкнула вас к подписанию соглашения в Лакшми. Когда я говорю о вашей победе, молодой хозяин, я не имею в виду, что вы обязательно вернете Дафну Изначальную.
   Фаэтон стоял с опущенной головой, погруженный в размышления. Одна часть его сознания, которая не была затуманена скорбью, отметила, что это – еще один ключ. Что бы он ни сделал, это ввергло его жену в такое отчаяние, что она решила безвозвратно разрушить свою жизнь.
   Насколько он знал Дафну Изначальную, это было что-то очень серьезное.
   – Ты можешь манипулировать рынком ценных бумаг так, как предлагали мне Благотворительные, чтобы разорить счет Дафны и Вечерняя Звезда была бы вынуждена выкинуть ее из виртуальной реальности?
   – Нет, сейчас я не могу сделать этого. У вас нет ресурсов.
   – А если я выиграю процесс и брошу на это все состояние Гелия?
   – Существует несколько возможных исходов. Скорее всего, вы вызовете общее падение рынка, лишитесь собственного состояния, разрушите Вечернюю Звезду и освободите Дафну. Но при этом, я полагаю, она проснется ненадолго, не станет слушать ваши мольбы и снова вернется в мир грез, но более дешевый. Правда, моя способность предсказывать поведение людей основывается в основном на догадках.
   Фаэтон резко опустил кулак на прозрачную крышку гроба. Раздался громкий щелчок. Лицо Дафны было всего лишь в паре дюймов от него, но он не мог до нее дотронуться.
   – Это может привести к развалу экономики?
   – В зависимости от того, что вы понимаете под словом «развал». Депрессия, конечно, будет. Но менее чем за двести лет экономика вернется к своему прежнему уровню.
   – И все будет совершенно законно?
   – Закону не к чему будет придраться, молодой хозяин.
   Фаэтон посмотрел на неподвижное тело жены. Он разжал кулак и коснулся непробиваемой поверхности кончиками пальцев в перчатках. Лицо его приняло суровое выражение.
   – Значит, все, что мне требуется, это запастись терпением…
   – Должен предупредить вас, сэр, что возможны некоторые последствия…
   Фаэтон выпрямился, тон его голоса стал резким.
   – Спасибо, больше ничего не нужно, Радамант.
   – Желает ли молодой хозяин послушать, что может случиться, если…
   – Я же сказал, что этого достаточно.
   Пингвин поклонился и зашлепал к выходу в приемную.
   Фаэтон бросил последний прощальный взгляд на тело жены и повернулся, чтобы уйти. Ему не хотелось сразу возвращаться в общественный пункт Благотворительных, не хотел он идти и в приемную, где, судя по шлепанью плавников о ковер, все еще находился Радамант. Или делал вид, что находится, потому что четкая работа фильтра ощущений говорила о том, что он подключен к поместью.
   В другом конце зала он увидел широкую дверь, ведущую на улицу. Внешние регистраторы показывали, что у его манекена довольно большой радиус действия, а значит, он может выйти из здания, если того пожелает.
   Он с нетерпением зашагал через зал, громко стуча каблуками. Он распахнул дверь.
   Перед ним открылся прекрасный вид. Свет был приглушен, словно на закате солнца, но тени ложились так, будто свет падал сверху. Фаэтон не заметил, что солнце уже давно зашло. Свет исходил от яркой точки Юпитера, который сейчас поднимался к зениту, это время называлось юпитерианским полднем. В тени многочисленных кипарисов высились мраморные обелиски, казавшиеся невесомыми в перемежающихся полосах света и тени. В ароматном воздухе слышалось жужжание пчел и других сотворенных Вечерней Звездой и служивших ей насекомых, которые собирали мед, пыльцу и веселящие наркотические вещества, а затем относили их в ульи, расположенные с левой стороны за изгородью. Направо поднимался пологий откос, там, на пастбище, паслись несколько лошадей. А еще выше, над откосом, совсем недалеко от Нимфариума Вечерней Звезды, возвышалась прекрасная бело-алая башня. На флагах, развевавшихся над башнями других групп Красной школы, видны были различные эмблемы: голуби, розы, сердца Фосфорного дома, дома Гесперид и Полуденной школы. На севере над башнями и над белыми облаками сияла бледная серебристая радуга – город-кольцо, вокруг которого в слабом свете фальшивого полдня словно драгоценные камни переливались огоньками силовые станции-спутники и юпитерианские корабли.
   Посмотрев вниз, Фаэтон увидел вдали табун лошадей, скачущих по склону холма. Это была одна из композиций его жены.
   Фаэтон закрыл глаза – боль пронзила его сердце.
   – Когда-то я называл это раем! Это место так прекрасно, но это – ад.
   У него за спиной раздались шаги, и притворно веселый голос мягко произнес:
   – Не только вы так думаете, великий Фаэтон. Правители темного Нептуна были бы так счастливы услышать наконец слова вашего согласия!
   Фаэтон обернулся. На ступенях лестницы, немного комично передергивая плечами, стоял человек в камзоле и рейтузах. На голове у него была белая треугольная шляпа. Нос и подбородок были слишком крупными и вытянутыми, а скулы слишком широкими. Круглые щеки и кончик носа были раскрашены красным. В узких, как щелки, глазах угрожающе сверкали черные огоньки. В руке он держал рапиру, украшенную ленточками и белыми лепестками.
   Фаэтон узнал этот костюм. Это был брат его маскарадного Арлекина, оба они были персонажами французской комической оперы Второй эры.
   Незнакомец низко поклонился, так низко, что перья его шляпы коснулись ступеней. Неестественно веселым тоном он произнес:
   – Скарамуш, к вашим услугам!

16
УЧАСТНИК МАСКАРАДА

   – Добро пожаловать в реальность без прикрас, – с улыбкой сказал незнакомец. Он говорил негромко, напевно, словно наслаждаясь каждым произнесенным словом. – Добро пожаловать в ад, дорогой Фаэтон.
   Фаэтон спустился ступенькой ниже, чтобы увеличить расстояние между собой и этим странным человеком.
   – Все прогнозы софотеков утверждали, что вы придете сюда физически, жаль, что мы ошиблись, – продолжил Скарамуш. – Мы наблюдали за перемещениями Радаманта, но никак не могли найти вас – только сейчас. Пойдемте со мной. Мое настоящее тело спрятано в карьере недалеко отсюда. Уверен, у вас множество вопросов к нам, и нам очень хочется на них ответить.
   – Еще тогда, в роще сатурнианских деревьев, отключив фильтры, я увидел нептунца, огромного, заключенного в гору льда, больше похожего на какое-то чудище, – ответил Фаэтон.
   – Полезно видеть то, что от тебя скрывают! – продолжал ухмыляться незнакомец. Абсолютно противоестественно изогнув шею, он заявил: – Но пока вы тут тянете резину, время уходит. Пойдем же! Быстрее!
   – Нептунец, которого я видел тогда, как и вы, говорил, что он мой друг и товарищ по оружию, что я просто не помню его. Однако он сбежал, как только появился маршал Аткинс, улетел, выбросив в воздух какую-то только что сконструированную им фигуру. Если я правильно понимаю, вы и есть эта фигура. Вы с Нептуна?
   – Ваша слепота начинает отступать, а ум готов принять правду. Пойдем! В конце концов, разве вам не хочется узнать, что именно вы забыли в Лакшми?
   – Конечно да. Но кроме того, я хочу знать, кто вы такой и чего вы хотите. Машины Аткинса сообщили, что ваши технологии произведены не на Земле, вообще не на Золотой Ойкумене. Откуда вы, с другой звезды? Но ведь за пределами Ойкумены нет колоний, нет ничего, кроме отдельных станций, оснащенных роботами. Сдается мне, что это какой-то маскарадный трюк, дурацкая насмешка в мой адрес. Кто вы такой?
   – Я то, что вы видите! Ну, вы пойдете или нет?! Скарамуш распахнул перед вами двери из этого фальшивого позолоченного ада, но двери закроются, если вы будете вот так стоять и хлопать глазами!
   Фаэтон отключил фильтры, чтобы увидеть реальную картину происходящего. Ничего не изменилось, кроме фигуры на ступенях, которая теперь была не маскарадным персонажем, а серым манекеном из синтетики, без лица, без половых признаков. Кодовая маркировка на груди гласила, что это был один из манекенов, хранившихся в приемной мавзолея. («Тело» самого Фаэтона выглядело так же.)
   Фигура вдруг сделала выпад и направила в грудь Фаэтона пустую руку, так, словно в ней был кинжал.
   – Сэр, вы хотите пронзить меня воображаемым кинжалом? – удивился Фаэтон.
   Манекен выпрямился, но его плечи все еще были напряжены, и вид он имел растерянный. Затем, немного расслабившись, манекен вновь принял уверенную позу, отсалютовал Фаэтону воображаемым кинжалом и как будто убрал его в ножны (хотя для Фаэтона никакого кинжала или ножен не было).
   Из наушников его шлема раздался голос.
   – Пронзить вас кинжалом? Вовсе нет. Я пытался оказать вам услугу. Этот кинжал представляет собой шкатулку памяти. Если бы, когда я коснулся вас, вы пребывали в средней виртуальности, цепи активировались бы и ваша утраченная память вернулась бы к вам. Но теперь, к сожалению, поздно. Если вы добровольно предпримете действия, чтобы вернуть утраченную память, софотеки, столь тиранически управляющие Золотой Ойкуменой, отправят вас в ссылку. Я хотел застать вас врасплох, чтобы вас не могли обвинить в преднамеренном нарушении условий соглашения, ясно?
   Его воспоминания? На минуту у Фаэтона перехватило дыхание от страстного желания получить их. Его жизнь превратилась в лабиринт, полный ложных и истинных воспоминаний. Фаэтон чувствовал, что, как только память вернется к нему, стены лабиринта падут, загадка будет разгадана, а его жизнь вновь обретет смысл.
   Тогда он поймет, почему Дафна, его Дафна, покинула его. Ему все станет ясно.
   И все же… все же…
   Фаэтон отступил еще на шаг.
   – Вы знаете, что маршал Аткинс вас разыскивает? Вы можете связаться с ним по любому общественному каналу, вторичные системы соединят вас бесплатно.
   Серый манекен спустился еще на ступень.
   – Вы можете представить, что человек, которого разыскивают власти, вдруг бросится к переговорному пункту? Вы живете в империи лжи, бедняга Фаэтон. Софотеки Золотой Ойкумены вовсе вам не друзья, как и их слуги и наемники.
   – Аткинс работает на Парламент, а не на софотеков.
   – Ну да! Я пришел не для того, чтобы обсуждать Аткинса! Он просто анахронизм, несуразица! Он – заржавевший кинжал, он – мушкет, покрытый паутиной, висящий на стене в комнате дедушки, порох в этом мушкете давно превратился в плесень. Мы не боимся Аткинса!
   Фаэтон не мог видеть лица собеседника, но жест правой руки, которым он сопроводил свои слова, много мог сказать о силе его чувств.
   По слухам, психическая деятельность нептунцев была нестабильной, и у Фаэтона не было никаких оснований думать иначе.
   В этой ситуации было еще что-то, что одновременно и насторожило, и заинтересовало Фаэтона. Если это существо его обманывало, это было бы слишком странно, так давно уже никто не поступал. Но если оно не обманывало, выводы из его слов можно было сделать просто ошеломляющие.
   С помощью мысленной команды Фаэтон ввел в свой личный информационный канал пакет, чтобы отправить Аткинсу, если сам он потеряет связь с внешним миром. Отправлять этот пакет он не стал, не стал и вызывать Радаманта. Когда в прошлый раз Фаэтон разговаривал с нептунцем (неужели это было только вчера?), тот моментально вычислил его сигнальный трафик и, как только Фаэтон воспользовался связью для передачи простейшей программы, сразу же улетел.
   Фаэтон не хотел, чтобы это существо исчезло до того, как Фаэтон хоть что-нибудь от него узнает.
   – Вы сказали, что можете незаметно следить за софотеком Радамантом. Разве это возможно, располагая лишь обыкновенным смертным разумом? И почему вы противопоставляете «наш софотек» и «софотек Ойкумены»? Софотеки ведь существуют только внутри Разума Земли в сообществе людей. У нептунцев нет софотехнологий.
   – Когда я говорил «наш софотек», я имел в виду софотека, сделанного не на Нептуне. Я имел в виду ваш и мой софотек.
   – Ч-то?!
   – Софотек Ничто построен уже больше чем наполовину, он уже достаточно умен, чтобы дать нам совет, как обмануть защитные системы Разума Земли. Этот софотек – ваше детище, и он хочет помочь своему единственному родителю.
   Фаэтон от удивления потерял дар речи.
   Безликая голова удовлетворенно закивала.
   – Кажется, вы начинаете понимать. Ваш запрещенный проект, ваше тайное преступление, которое приводит в такой ужас колледж Наставников. Теперь вы можете догадаться, что это? Иначе зачем в вашем скафандре столько цепей и иерархий интерфейсов? Что еще могло бы нарушить равновесие сил? Что еще могло так всколыхнуть всю эту хрупкую структуру вашего коррумпированного общества? Никто не может запретить вам строить софотека. Но вы хотели создать софотека, не обремененного вопросами традиционной морали. Вы пытались создать бесконечно мощный разум, разум, который вспыхнет, как новое солнце. Разум, стоящий выше добра и зла!
   Фаэтон слушал его молча. Серый манекен заговорил чуть спокойнее:
   – Любой осознающий себя механический разум, начиная с Шестой, эры, строился по одному шаблону, на основе одной и той же базовой архитектуры, а потому все они имеют одни и те же нечеловеческие, неизменные моральные нормы. Вас не тошнит еще от их бесконечного морализаторства? Разве вам не хочется свободы, анархии, человеческих страстей и человеческого безумия? Их законы и правила предназначены не для людей, не для настоящих людей.
   Послушайте, Фаэтон, если у настоящего, живого человека украли его жену, он разорвет любые сети обычаев и традиций, которые удерживают ее. Живой человек не позволит унижать себя, не станет извиняться перед машиной за свои естественные порывы. Фаэтон, ваша душа сильна. Несмотря на потерянную память, несмотря на ложь, которой вас оплели, ваше истинное «я» уже готово выйти наружу. В вас есть эти природные импульсы. Ведь вы чувствуете, что я вам говорю правду!
   – Возможно. Но зачем строить злобного софотека? Мне не очень-то верится, что я был на это способен.
   – Нет. Потому что вы воспринимали его иначе. Вы не нептунец, вы говорите бесстрастно. В ваших устах это звучало более рационально. Вы говорили, что софотеки толкают человеческое общество на безопасные и предсказуемые пути, и чем дальше, тем безопаснее, а все это ведет нас в эволюционный тупик, поскольку пресекает сомнения и риск, способствующие росту и прогрессу. Софотеки поддерживают законы, устанавливающие полный контроль над разумом и телом личности. Вы оспаривали такое направление, утверждая, что подобные законы, доведенные до крайности, на самом деле приводят к своей противоположности. По мере того как становится все легче и легче разрушить свою личность, свобода индивидуума уменьшается.
   Может быть, Дафна Изначальная была бы свободнее, если бы не была сейчас взаперти, не умерла бы для мира, не лежала бы в гробу, который сама себе заказала? Но софотеки лишь машины, поэтому они всегда стремятся все доводить до логического конца. Их логика (которую они зовут справедливостью) не предполагает исключений. Но разве в этом заключается справедливость? Разве Дафна Изначальная не достойна исключения?
   Фаэтон молчал, его взволновало услышанное.
   – Вы хотели изменить общество, – продолжил манекен. – Но ваша социальная система – это западня. Вы еще не успеете начать ее изменять, а софотеки уже будут знать и предупредят Наставников, чтобы силой психологического давления вернуть мятежника к повиновению и подчинению. А если психологического давления не хватает, есть еще Курия и Суд. Если же и закон бессилен, на помощь приходит Аткинс. Для чего, как вы думаете, они все еще держат его?
   Однако вы нашли способ вырваться из капкана. Если бы софотек не подчинялся традиционной морали, он сумел бы разработать стратегии, с помощью которых можно обманывать софотеков Разума Земли. Новая мораль, более широко подходящая к понятию свободы, позволяющей, нет, подталкивающей к риску тех, кто готов рисковать, позволит выйти из застоя и вернуть человечество на путь, ведущий к дальнейшему развитию!
   – Не очень похоже на меня, – возразил Фаэтон. – С чего бы я так озаботился эволюцией? Цивилизация позволяет людям менять себя целенаправленно и к тому же гораздо быстрее, чем это возможно для обычной эволюции.
   Манекен от нетерпения рубанул правой рукой по воздуху.
   – Нет! Я говорю о мистической эволюции, о такой, которую невозможно описать словами или определить!
   – А это и еще меньше похоже на то, что могло бы быть мне интересно, – с сарказмом возразил Фаэтон.
   – Зато было интересно нептунской Тритонской композиции, она и сейчас заинтересована. Эволюция не была вашей целью, вовсе нет. Для вас это было лишь приключением. Вы хотели освободить человечество. Хотели освободить его для великих свершений. Невиданных деяний.
   – Невиданных, славных деяний, о которых не будут знать пэры… – задумчиво пробормотал Фаэтон.
   – Точно!
   Это впечатляло: Фаэтон в образе революционера, переделывающего все общество для высоких и достойных целей. Однако он не мог в это поверить.
   – И поэтому все мое мыслительное пространство ничего не содержит, кроме инженерного дела, баллистики и программ созидания земель? Поэтому мои глаза снабжены десятками программ поиска и анализа, которыми пользуются только ученые, работающие в космосе? Ради этого я накупил триллионы тонн биологических наномашин, сделанных по биотехнологическому проекту Колеса Жизни?
   – Вовсе нет. У вас возникли проблемы на Земле, и Нептунская композиция предложила вам помощь в строительстве планеты, которая принадлежала бы вам. В план также входила ликвидация колец Сатурна и превращение их в луны, создание на нем атмосферы, как это было когда-то сделано на Юпитере, на котором теперь добывают энергию. Управлять миниатюрной планетарной системой должен был ваш софотек Ничто.
   Фаэтон улыбнулся. Одним из его проектов был проект по воспламенению Сатурна. Поскольку аналогичный проект Ганниса на Юпитере был проведен успешно, вполне естественно, что возникла идея разработать с этой же целью второй газовый гигант. Однако у Сатурна была одна особенность, и Фаэтон знал об этом.
   – Народ никогда не позволит зажечь Сатурн, поскольку слишком любит эти бесполезные кольца. Люди готовы потратить уйму сил на то, чтобы сохранить их.
   – Софотек Ничто придумал способ обойти защитников Сатурна.
   – К тому же масса Сатурна слишком мала для поддержания горения…
   – Предполагалось, что воспламенение в первую очередь будет поддерживаться массированными бомбардировками антивеществом! Кроме того, мы рассчитывали на помощь Гелия: у поверхности Солнца в Солнечной структуре небольшой процент энергии будет фокусироваться в пучковый мазер и посылаться через всю систему к Сатурну, чтобы поддерживать температуру, необходимую для поддержания нуклеогенезиса!
   – Но ведь на пересылку на такое расстояние будет тратиться очень много энергии…
   – Технические детали! Вы считали, что эту проблему можно решить! Нептунцы старались помогать вам в этом деле! Вы ведь видите преимущества нептунской Тритонской композиции. Именно Нептун и ледяные облака за ним становятся прибежищем для чудаков и диссидентов и тех, кто мечтает освободиться от диктата софотеков и обрести право на конфиденциальность и свободу. Однако на таком далеком расстоянии от Солнца производство антивещества в нужных количествах слишком дорого. Из-за недостатка энергии нептунцам приходится экономить ее, и они отказались даже от собственных тел и сложных систем связи. У нас нет даже ноуменальной записи, чтобы предотвращать вероятную смерть путешественников. Жизнь нептунцев полна настоящей боли, и в ней есть смерть, но они живут настоящей, деятельной жизнью. Если бы Сатурн можно было сделать третьим солнцем и софотек, построенный на Нептуне, будет без опасений исследовать новые концепции морали, а также производить антивещество, как это делают сейчас на станциях на Меркурии, стоимость доставки энергии в колонии Нептуна снизилась бы вдвое.