Разумеется, не следовало этого делать. Но она выглядела такой трогательной и беззащитной, несмотря на свое грозное оружие.
   У нее были невероятно мягкие губы. Поцелуй сделался глубже. Свободной рукой Диксон обнял ее за правое плечо, услышал, как упал, стукнувшись о пол, палаш, почувствовал, что ее рука обвивает его шею. Ободренный ее реакцией, он придвинулся еще ближе. Шарлотта приоткрыла губы, издав при этом слабый, почти жалобный звук.
   Диксон никогда так остро не чувствовал, насколько хрупкой может быть женщина. Она буквально дрожала в его руках. Ему хотелось окутать ее своими объятиями, прошептать что-нибудь нежное, успокаивающее, что прогонит ее страхи. Но тогда надо было прервать поцелуй, а Диксон не мог этого сделать.
   – Очень глупо, – тяжело дыша, прошептала она, когда поцелуй наконец прервался. Сам Диксон тоже дышал с трудом.
   – Конечно, глупо. – Все его пребывание в Балфурине было цепью сплошных глупостей, не говоря уж о поцелуях в темном коридоре с женой кузена.
   Шарлотта стояла на цыпочках, обнимая его за шею. Диксону хотелось предупредить ее, что опасность больше, чем она себе представляет. Он уже лишился чести. Притворяясь Джорджем, он попрал собственное чувство приличия. А теперь задавался вопросами, которые не должны приходить ему в голову: насколько ухудшится положение, если он заманит ее в свою постель?
   Искушение велико.
   Тяжело дыша, он прижался лбом к ее лбу и даже не пытался скрыть, как она на него действует.
   – Шарлотта, – пробормотал Диксон. Недосказанными остались другие слова: «Забудь об этом мгновении. Забудь, что я тебя целовал».
   Он страдал от того, как поступил с нею Джордж. Сильно страдал. Презирал кузена. Хотел утешить ее, дать ей понять, насколько она желанна, насколько прекрасна и умна, Но поцеловал он ее по другой причине.
   Шарлотта с первого взгляда поразила его в самое сердце. Он хотел ее, стоя в большом зале и наблюдая, как она приветствует гостей Балфурина. Хотел, когда она шла по залу с искаженным от гнева лицом. Хотел за завтраком, когда она принудила его терпеть общество двух сотен не в меру зорких девчонок. Когда выручал ее после бури.
   Не было ни минуты, когда желание оставило бы его.
   Шарлотта отстранилась, прижала пальцы к губам и широко распахнутыми глазами взглянула ему в лицо. Как будто ее поцеловали впервые в жизни.
   Диксону хотелось снова поцеловать ее и показать, как это может быть. Поцеловать глубоким, агрессивным поцелуем, от которого пропадают все мысли и немеют чувства. Если она останется, он так и сделает. И не остановится на одном поцелуе.
   Она одна могла остановить его.
   – Почему ты сюда приехал? – вдруг спросила Шарлотта. – Зачем вернулся?
   Не такого вопроса он ждал, а на этот не знал ответа.
   Шарлотта отвела взгляд, обхватила себя руками, потом принялась перебирать пуговицы на халате и теребить кончик пояса.
   – Чтобы возместить ущерб. – В каком-то смысле это было правдой.
   Страх Шарлотты не исчез, но она не уходила, а стояла перед ним, смелая и неустрашимая. Такой скорее всего она и была пять лет назад.
   Диксону отчаянно хотелось еще раз поцеловать ее, дотронуться до нее и, конечно, утешить. Вместо этого он наклонился и поднял палаш.
   – Отнести его на место? – хладнокровным тоном спросил он.
   – Я держу его в спальне.
   Диксон бросил на нее изумленный взгляд.
   – Я ведь целый год жила здесь только со слугами.
   – И была их защитницей? – спросил он.
   – Других-то не было.
   Диксон легко подхватил палаш, решив воздержаться от дальнейших расспросов. За все, что у нее теперь есть, Шарлотте не в пример Джорджу пришлось заплатить лишениями и немалыми жертвами. Диксон не желал кузену ничего дурного, но хотел одного – чтобы тот держался подальше от Балфурина. Пусть Шарлотте плохо без мужа, но хуже этого могло быть только одно – снова посадить Джорджа себе на шею.
   Шарлотта развернулась и пошла по коридору. Очень неразумно было смотреть ей вслед, ибо шла Шарлотта с такой грацией, что Диксон не мог оторвать взгляда от ее бедер. Тело женщины скрывали всего два слоя одежды – ночная сорочка и халат, оба из весьма прозрачной ткани, которая не могла уберечь ее ни от сквозняка, ни от его взгляда.
   Воплощение приличия – директриса школы молодых леди «Каледония» – шествовала по коридорам Балфурина босиком. Диксон не мог сдержать улыбки при этом открытии.
   Он последовал за Шарлоттой с палашом в руке. Казалось, они слишком быстро дошли до ее покоев. Шарлотта взглянула на его дверь, потом на самого Диксона.
   – Благодарю, – сказала она и протянула обе руки, чтобы забрать палаш. Их пальцы встретились, и целое мгновение Диксон думал, что она снова заговорит, но она лишь молча вынула палаш из его пальцев и взяла так, что конец воткнулся в ковер на полу. Диксону хотелось сказать ей, что столь почтенное орудие войны не следует держать неподобающим образом, но вместо этого он отступил на шаг и слегка поклонился. Взгляд Шарлотты уперся в V-образный вырез его халата. Интересно, она догадалась, что под халатом у него ничего нет?
   «О Господи, дай мне сберечь остатки своей чести! Позволь забыть, что она так же одинока, как я, и, возможно, так же изранена душой».
   Она – женщина хрупкого склада, но решительная и твердая в своих чувствах. Желая лишь прикоснуться к ней, он легко может ее ранить.
   Диксон вернулся домой, чтобы найти себя, а нашел ее, и это очень осложнило его и без того сложное положение, стало искусом, соблазном, доказательством того, что он, Диксон, стоит на самом краю.
   Но, видит Бог, он так нестерпимо ее хочет. Хочет получить в свои объятия, в свою постель. Хочет чувствовать под собой ее тело, губами заглушать ее блаженные стоны.
   «Беги, Шарлотта! Беги изо всех сил, потому что скоро я забуду, что у меня вообще есть честь».
   Но Шарлотта, не ведая опасности, невинно смотрела на него широко распахнутыми глазами.

Глава 14

   В его глазах появилось странное выражение – горячее, тревожное. Прежде Шарлотта такого не видела. Следовало бежать от этого взгляда, но ей захотелось, чтобы он к ней еще раз прикоснулся, погладил по руке, обнял за плечи. Хотелось ощутить его пальцы на своей шее у горла. Хотелось, чтобы его ладони замерли у нее на щеках, удерживая голову для следующего поцелуя.
   Шарлотте хотелось плакать, душа наполнилась тяжестью, как в те, редкие, впрочем, моменты, когда горе и непонятное чувство потери переливались вдруг через край. Она ощущала, как в груди, оживая, колотится сердце, словно бы тает окружившая его ледяная стена.
   Она сделала медленный осторожный шаг вперед. Палаш все еще был у нее в руке.
   – Пойдем в постель, – вдруг резко сказал он. Шарлотта застыла на месте. – Пойдем со мной. – Он повернулся к своей двери, открыл ее и вошел внутрь. И лишь тогда обернулся и посмотрел на Шарлотту.
   Их разделяли добрые пять футов. Можно сбежать. Он не станет ее преследовать. Странно, но Шарлотта отлично знала: она может не запирать свою дверь, но он ни за что не войдет к ней.
   Решение должна принимать лишь она одна.
   – Иди сюда, – сказал он и протянул к ней руку.
   Если она войдет, позволит заманить себя в хозяйские покои, все изменится, изменится навсегда. Она больше не будет всего лишь директрисой школы, которая, возможно, скоро начнет приносить доход. Она станет женой не только на словах. У нее будет муж, который обязан защищать и охранять ее, заботиться о ней.
   Мужчина, с которым ей предназначено делить постель.
   Войти? Остаться за порогом? В любом случае эта ночь должна изменить ее. Независимо от принятого решения, она никогда не будет смотреть на мужа прежними глазами, всегда будет помнить нежность его поцелуев и то, что за ними стоит.
   «Возместить ущерб» – вот зачем он приехал, почему возвратился к ней. Сейчас Шарлотта может отвернуться от него, уйти к себе в комнату и разом рассчитаться с ним за все невыносимые пять лет. Но тогда будет разрушена та хрупкая дружеская связь, которая возникла между ними.
   Как сильно она его ненавидит? Действительно ли хочет его наказать? И, наказывая его, не накажет ли заодно себя?
   Поколебавшись минуту, Шарлотта уронила палаш и вложила в ладонь мужа свою руку, которую тут же обвили горячие пальцы. Джордж всегда был нетерпелив, когда дело касалось его потребностей и желаний. Таким Шарлотта его узнавала. Она позволила ему втянуть себя внутрь и закрыть дверь. Безмолвно стоя посреди комнаты, она смотрела, как он зажигает бесчисленные свечи и даже масляную лампу. Стало светло как днем.
   Вот это было ново. Раньше он предпочитал совершать все в темноте. В темноте легче изобразить желание и оставаться лишь сосудом, который он должен наполнить.
   – Ты выглядишь страшно испуганной, – сказал он.
   Шарлотта покачала головой, но по улыбке на его лице догадалась, что он не слишком ей поверил.
   Двумя руками он взялся за пояс ее халата. Шарлотта схватилась за них, с ужасом думая, что он собирается раздевать ее среди всего этого сияния восковых свечей.
   – Это обязательно? – едва слышно спросила Шарлотта.
   – Нет, – мягко ответил он. – Я ничего не сделаю, если ты не захочешь. Давай сегодня сделаем вид, что почти не знаем друг друга. Что мы впервые вместе проводим ночь. Будем узнавать друг друга медленно и осторожно.
   – Мы действительно почти не знаем друг друга, – вынужденно призналась она. – Ведь все было только один раз.
   На его лице почему-то мелькнуло изумление, потом он притянул ее себе в объятия. Шарлотта положила голову ему а плечо и плотно зажмурила глаза. Когда она постареет, станет совсем дряхлой, то все равно будет помнить это мгновение, когда ее губы коснулись его шеи и ощутили под кожей мощное биение сердца. От него исходил слегка экзотический незнакомый запах, но он так подходил ему.
   Когда он изменился? После того, как бросил ее? Или мужчина, за которого она вышла замуж, всегда был этой завораживающей личностью, но она была слишком молода и наивна, чтобы понять это?
   – Шарлотта.
   Магия заключалась даже в его голосе, который представлялся Шарлотте темной бархатной лентой, похожей на реку Тэм под ночным небом.
   Никогда прежде она не чувствовала ничего подобного. Никогда за все свои почти тридцать два года она так не жаждала прикосновения другого человеческого существа. Набравшись смелости, она протянула руку и дотронулась до его груди. Он вздрогнул. Такая реакция удивила Шарлотту.
   – Шарлотта, – с усилием проговорил он, и в его голосе прозвучало предупреждение.
   – Прости меня, – отозвалась она, уронив руки и на шаг отступая. – Я слишком навязчива.
   – Это не так, – хриплым голосом возразил он. – Соблазнительна – безусловно. Но ни в коем случае не навязчива.
   – Соблазнительна? Меня никогда не называли соблазнительной.
   – Значит, я должен быть благодарен слепоте своих соотечественников. Иначе мне пришлось бы защищать твою честь.
   Эти слова вызвали в душе Шарлотты волну благодарности, но еще сильнее действовал взгляд его глаз. В них горел сдерживаемый огонь, и Шарлотта невольно задумалась: какие мысли смогли распалить в нем такой жар?
   Неожиданно он наклонился и без всякого предупреждения поцеловал ее. У Шарлотты перехватило дыхание, подогнулись колени, жаркая, пульсирующая волна окатила бедра. Ее руки метнулись к его груди и сомкнулись у него на шее. Шарлотта приподнялась на цыпочки, чтобы быть ближе к мужу, и вздрогнула, когда его пальцы впились ей в ягодицы, прижимая ее так сильно, что Шарлотта кожей почувствовала, как сильно он возбужден. Их разделяли лишь несколько слоев ткани. Мощным рывком он приподнял ее, затем стал медленно опускать, прижимая к себе так, чтобы она ощутила каждый дюйм его тела.
   Наконец ее ноги коснулись пола, и тут Шарлотту ждало новое потрясение: он снял ее руки со своей шеи и прижал их к основанию своих бедер. Пальцы Шарлотты ощутили прикосновение к чему-то запретному. О Господи! Память сыграла с ней дурную шутку! А может, прежде она этого не касалась? Шарлотта не могла припомнить. Джордж зашел в ее спальню, нырнул в постель, взобрался на Шарлотту и, когда дело было сделано, тут же ушел. Та ночь была ее единственным опытом в качестве жены.
   – Он что, вырос? – шепотом спросила она, сомневаясь, что ей вообще пристало задавать подобные вопросы. – Значит, он продолжает расти? – Тогда через год-два она, Шарлотта, не сможет…
   Поцелуи сквозь смех привели ее в страшное замешательство. Она и сама не смогла сдержать улыбку, хотя и подозревала, что он смеется над ее невежеством.
   Но вот он отстранился и внимательно посмотрел ей в глаза. Яркий свет позволил ей разглядеть выражение его лица. Там была нежность. Никогда прежде Шарлотта не видела у мужа такого взгляда. Словно бы Джордж действительно испытывал к ней нечто подобное.
   – И да, и нет, – ответил наконец он. – Он того же размера, как всегда, но твоя близость заставляет его расти.
   – Я совсем ничего об этом не знаю, – призналась Шарлотта.
   – Как-то мне попалась книга, написанная восемьсот лет назад. – Он наклонился и прижался лбом к ее лбу. – Она называлась «Подружка подушки». Это был дневник девственницы, которая только что познала любовь.
   – Правда? – Шарлотта отстранилась и с интересом заглянула ему в лицо. – А нельзя ли и мне ее почитать? – Она отвела глаза. – Разумеется, здесь, в школе, нелегко найти для нее надежное место. Могу себе представить, какой шум поднимется, если одна из учениц найдет такую книгу. Все родители Шотландии захотят разорвать меня в клочья.
   – Я сам кое-что помню, так что вполне могу быть полезен, – с улыбкой отозвался он.
   Горячая волна стала подниматься от кончиков пальцев на ногах, охватила щиколотки Шарлотты, бедра, талию, плечи, руки, шею, залила краской лицо. Шарлотту настолько поразили эти новые ощущения, что она стояла не двигаясь и лишь хлопала ресницами.
   Он что, ждет ответа? Кажется, все-таки нет. И слава Богу, ведь мысли Шарлотты путались. Тут он наклонился и снова поцеловал ее, на сей раз совсем по-другому, без всякой легкости. Все тело Шарлотты пылало. Мир вокруг расплывался, и единственной опорой был только он, ее муж. Она вцепилась в него обеими руками, ногти глубоко впились в его плечи. Шарлотта почти теряла сознание. Его губы были твердыми, потом стали мягче, потом приоткрылись, требуя того же и от нее. Его язык был настойчивым, нежным, ласкающим. Сначала Шарлотта задыхалась, но очень скоро ей стало казаться, что она дышит слишком быстро. Сердце то замедляло свой бег, то пускалось вскачь, а потом совсем растаяло – жар в теле сделался нестерпимым. Шарлотта поджала пальцы на ногах, из горла вырвался странный звук – слабый, отчаянный, полный желания.
   Ладони его снова оказались на ее ягодицах, но на этот раз он приподнял Шарлотту, донес до кровати и так осторожно опустил на матрац, как будто она была самым ценным грузом, который ему когда-либо доводилось держать в руках. Приподнявшись на локтях, Шарлотта наблюдала за ним.
   На нем был черный шелковый халат, богато расшитый золотыми, серебряными и малиновыми нитями. Одним движением он сбросил его с плеч, и халат упал на пол, обнажив мощное тело.
   В первый раз Шарлотта порадовалась, что в комнате горят свечи. Никогда, до самого своего смертного часа, не забудет она открывшегося ей зрелища! Перед ней стоял величественный римский воин! Мускулы груди и живота были словно выкованы из железа и все же выглядели живой плотью. Широкие сильные плечи, стройные бедра и голени, покрытые завитками таких же черных волос, как и на груди. Длинные мощные ноги служили надежной опорой торсу.
   Она ощутила, как кровь стынет в ее жилах. Ничего не получится. Никакой радости это ей не доставит. Слишком хорошо она помнила испытания своей единственной брачной ночи, помнила боль и безутешное отчаяние. Она не желает такого повторения!
   К тому же ей показалось, что под ее взглядом этот мужской символ все увеличивался и твердел. Стараясь хоть как-то отвлечься, она отвела глаза. Надо бы поменять занавеси полога. Нельзя ли сейчас же уйти? Что он станет делать, если она развернется и выбежит в дверь?
   – Шарлотта, – негромко позвал он. – Сегодня мы все начнем сначала, все будет словно в первый раз. Ты сейчас опять девственница со всей своей невинностью и страхами.
   – Ты говоришь со мной как с ребенком.
   – Не с ребенком, а с прекрасной женщиной, которая не знает себе цену и никогда не знала любви.
   Она бросила на него быстрый взгляд.
   – Не забудь, – улыбнулся он. – Я должен послужить тебе интимным дневником. Мы будем читать его вместе. Ну что, открываем первую страницу?
   Шарлотта с сомнением кивнула головой. Уж кем-кем, а трусихой она никогда не была!
   Он сел на край кровати и повернулся к ней лицом.
   – Прежде всего девственница должна знать свое тело, только тогда она сумеет насладиться его дарами.
   – Я знаю свое тело.
   – Ну разумеется. Однако я полагаю, тебе знаком только общий абрис. Знаешь ли ты все его разнообразные тайные возможности?
   Он протянул руки к поясу ее халата и неспешным движением развязал его. На губах его играла едва заметная улыбка. Шарлотте хотелось бы знать, о чем он сейчас думает.
   – Мне уже целый час хочется тебя раздеть, – сообщил он, словно бы прочитав ее мысли.
   Ночная рубашка Шарлотты была из тонкого, почти прозрачного батиста и совсем не скрывала ее фигуру.
   – Думаю, тебе надо от этого освободиться.
   Не успела Шарлотта и слова сказать, как он подхватил ее с кровати и поставил перед собой. Когда его пальцы коснулись подола рубашки, Шарлотта шлепнула его по рукам, но он не обратил на это абсолютно никакого внимания.
   Мгновение – и она – нагая – снова лежит на кровати.
   – Грудь женщины – это чудо природы, – говорит он. – Она порождает самые разнообразные чувства. Даже легкое прикосновение может разбудить бешеное желание. – Он склоняет голову и дует на ее сосок. Касание едва ощутимое, но Шарлотта чувствует, как где-то внутри вспыхивает искра. Он явно догадывается об этом – на его губах появляется улыбка. Он отстраняется. Большой палец его руки снова возвращается к ее соску. Казалось, он с интересом наблюдает за собственными действиями.
   Она хотела было спросить, к чему все это, но он двумя пальцами прикрыл ее губы. Очевидно, ей полагалось хранить молчание, как самой послушной ученице, – внимать и молчать. Шарлотта кивнула, показывая, что поняла, и, когда он убрал, пальцы, продолжала молчать.
   Он наклонился, коснулся губами ее соска и целиком вобрал его в рот. Тело Шарлотты пронзило острое незнакомое чувство. Ей показалось, что его губы зажгли пламя в другом, куда более потаенном месте. Он не обошел своим вниманием и второй сосок.
   Шарлотте хотелось взять в ладони его лицо, пальцами ощутить шершавую жесткость его подбородка, хотелось заставить его помедлить – в обеих грудях оставалось чувство неудовлетворенности.
   И вдруг он сделал то, чего Шарлотта никак не ожидала, тем более от него! Раздвинув мягким движением ее ноги, он впился глазами в самое потаенное место. Под этим прямым взглядом все чувства Шарлотты слились в один неодолимый порыв.
   Он улыбнулся:
   – Ты очень чувственна, Шарлотта. Очень лестный для меня факт. Одно-два прикосновения к груди – и твое тело уже готово принять меня.
   Шарлотта лежала неподвижно, наслаждаясь новыми для нее ощущениями, и тут он оторвался от нее, положил руку ей между ног и коснулся ее так, что Шарлотта едва не подскочила на кровати.
   Этого она не ожидала. Он издал успокаивающий звук. Она зажмурила глаза, прячась за своей немотой, словно он взял с нее клятву хранить молчание. И, Господи, что она могла сказать?
   «Прекрати! Не смей меня так касаться! Не буди эти странные ощущения».
   Разум отказывался ей служить. В памяти не всплывало ни единой цитаты, ни одного совета из книг. Не на что опереться.
   Он снова коснулся ее, при этом он дотронулся до некоей магической точки, которая принесла Шарлотте такое наслаждение, что глаза ее распахнулись и она впилась в него затуманенным взглядом.
   – Шарлотта, – прошептал он, и ей почудилось, что он зовет ее в какую-то иную страну, страну чувств, душевных порывов и, наверное, сердечных тайн. Глаза его говорили: «Доверься мне!» Его губы изогнулись в сочувственной улыбке, как будто он понимал, как трудно будет ей последовать тому совету.
   Как странно – каждое его прикосновение казалось ей волшебным и доставляло чудесные ощущения!
   Он целовал ее губы, груди. Шарлотта инстинктивным жестом обхватила рукой его шею, пробежалась пальцами по плечам… Он отстранился и с улыбкой заглянул ей в глаза. Она крепко обняла его.
   – Джордж, я не боюсь. Правда-правда, не боюсь.
   Он сделал резкое движение. Какое-то мгновение, ужасное, бесконечное, Шарлотте казалось, что он сейчас встанет и уйдет. Она открыла глаза и увидела, что он сидит на краю кровати. Глаза его были темны. Заметив ее взгляд, он протянул к ней руку.
   Шарлотта, не думая, вложила в нее свою и на коленях стала рядом. Их пальцы переплелись. Не отводя от нее глаз, он опустил их соединенные руки. Его взгляд оставался прямым, мрачным, настойчивым, не позволяющим уклониться.
   В сердце Шарлотты возникла тревога.
   – Шарлотта, меня не надо бояться. Ни сейчас, ни потом.
   Почему он это сказал?
   – Я хочу любить тебя. Показать тебе, сколько наслаждения приносит любовь. И не хочу доставлять тебе неприятности.
   Шарлотта смотрела на него во все глаза, не понимая, чего он от нее ждет. Разрешения? Приглашения?
   – Я хочу, чтобы ты получила столько же наслаждения, сколько получаю его я.
   При этих словах горячая волна разлилась в ее груди.
   – А ты чувствуешь наслаждение, Джордж?
   Он наклонился и, прикрыв ей рот двумя пальцами, заставил умолкнуть.
   – Не сейчас. Позже, – объяснил он. – И ты тоже.
   Через мгновение он уже опять целовал ее, и Шарлотта с восторгом отдавалась волшебным чувствам.
   Ему довелось уложить в постель достаточное количество женщин, но с Шарлоттой он чувствовал себя неловким, неопытным юнцом, желание которого превосходит умение. Или мужчиной, который оказался не в своей стихии и со всем своим опытом и талантом не знает, как подойти к такой женщине, как Шарлотта, чтобы она дрожала от страсти так, как дрожит он сам.
   Свечи мерцали, тени стали глубже, капельки пота покрыли его тело, а он весь отдался сладкому безумию этого слияния.
   Ему хотелось прошептать ее имя, предупредить, что он не всесилен и не может сдерживаться без конца.
   – Дай мне знать, Шарлотта, – прошептал он, – я хочу почувствовать, когда ты достигнешь вершины. Хочу понять, когда страсть ослепит тебя и ты не сможешь больше дышать.
   «И скорее, пожалуйста, скорее!»
   Она медленно раскачивала головой из стороны в сторону, словно сейчас на кровати разыгрывалась жаркая, но молчаливая битва. Понимает ли она, как отчаянно жаждет он высвобождения? Знает ли, чем это обернется для нее?
   Снова, снова и снова он бросался вперед и возвращался. Двигался мягко и слишком медленно, чтобы разрядить собственное напряжение и удовлетворить страсть.
   «Ну! Поспеши! Пожалуйста, поспеши!»
   Внутренний голос кричал ему, что долго он сдерживаться не сможет. Страсть заставляла рваться к концу и повторять его снова и снова. Он выныривал на поверхность и вновь погружался в горячую влагу ее лона. Крик, похожий на стон, грозил вырваться из его губ. Руки его дрожали. Пора было отдаться на милость собственного тела, собственной страсти, примириться с неизбежностью завершения. Ему так хотелось снова и снова испытывать это сладкое и мучительное удовольствие. Так и будет. Он запрет дверь и целую неделю не будет выпускать ее из постели. Целую неделю… и всю жизнь.
   – Сейчас! – хрипло повторил он и рванулся вперед. – Сейчас. – И почувствовал, как она задрожала. Тогда он прижался к ней всем телом, чувствуя дурманящий запах женского тела и сотрясающую ее дрожь, и лишь тогда позволил себе без оглядки нырнуть в накатившую волну наслаждения.

Глава 15

   Диксон проснулся на рассвете и обнаружил, что в кровати он снова один. Ночью Шарлотта, очевидно, вернулась к себе в комнату. Что ж, возможно, это к лучшему. Проснись он рядом с нею, повторение было бы неизбежно, а это все усложнило бы.
   Он уже нарушил свои обеты и нанес ущерб собственной чести. Ситуацию следовало обдумать, не сбрасывая со счетов того, что он страстно желал все повторить, и повторять бесконечно.
   Диксон оделся, вышел из хозяйских покоев и прошел через холл к знакомой двери. Поднял кулак, собираясь постучать, и замер на месте. Что он ей скажет?
   «Я не Джордж». Хоть какая-то дань его чести. «Я Диксон, его кузен… Ты меня обворожила…»
   Но еще не сказав ни слова, он может броситься ее целовать… Сверкнут ли ее глаза? Вспыхнут ли щеки? Улыбнутся ли припухшие губы?
   Ответит ли она на его поцелуй? И пригласит ли войти?
   На краткое мгновение Диксон отдался воспоминаниям о минувшей ночи, потом отбросил их прочь, ведь он не был даже уверен, что она вообще откроет дверь.
   Может быть, Шарлотта сожалеет о том, что было ночью?
   Диксон никогда не считал себя трусом, но в этот миг мужество едва не изменило ему.
   – Она еще спит, ваше сиятельство.
   Диксон обернулся и увидел идущую по коридору Мейзи. Сегодня она заметно хромала, как будто недавно слишком много ходила пешком.
   – Я заходила к ней пять минут назад. Она так уютно свернулась под одеялами. Думаю, раньше полудня она не встанет.