Страница:
Хью должен остаться.
Молли вызвалась присмотреть за Уильямом, который уже предвкушал встречу с Драконом и Джейком.
Придирчиво оглядев себя в зеркале и убедившись, что сделала все возможное для улучшения внешности, остальное довершат здоровая еда и отдых, для чего потребуется несколько недель, молодая женщина выскользнула из комнаты, поднялась на четвертый этаж и с бьющимся сердцем остановилась у заветной двери. Она много раз стучалась сюда, ощущала гладкую дубовую поверхность, отполированную веками, касалась пальцами холодного железа скоб. Да и голос, отозвавшийся изнутри, был ей знаком, почти каждую ночь она слышала его во сне.
Дверь бесшумно повернулась на смазанных маслом петлях, и Кэтрин очутилась в мире, где бывала многократно, однако в первое мгновение ей показалось, что она не туда попала, настолько здесь все изменилось. Огромная комната, тюрьма из камня, дерева и стекла, служила обителью лэрду Ненвернесса. Одна стена была почти сплошь из окон, открывая вид на море, над которым сейчас кружился пушистый снег. Все это она видела и раньше, а вот книги в толстых кожаных переплетах, некогда аккуратно расставленные на полках, теперь в беспорядке валялись повсюду, покрытые толстым слоем пыли. Огонь в камине бросал тусклый отблеск на многочисленные бутылки и стаканы, громоздившиеся и на маленьком столике, и на полках с инструментами. Исчезли чистота и порядок, которыми лэрд некогда так гордился. Довершала картину пара домашних туфель, стыдливо выглядывавших из-под кресла. Почему-то увидев их, Кэтрин потеряла дар речи, и слова, которые она приготовила, застряли в горле.
Наверное, Робби прав, не всякое зло уравновешивается добром. Однако его смерть вернула ее в Ненвернесс, и от нее зависит, чтобы старший брат извлек урок из кончины младшего. Хью не должен уезжать.
Из темноты появился хозяин кабинета, и при виде его у Кэтрин перехватило дыхание.
На Макдональде был наряд, который он надевал лишь однажды, во время первого бала Сары. И тогда, и сейчас красота лэрда, если человека с неправильными чертами лица можно назвать красивым, потрясла Кэтрин. Сердце у нее радостно екнуло от гордости, которую она не имела права испытывать.
Жилет зеленого бархата, расшитый золотыми и серебряными нитями, подчеркивал ширину груди. Сверху был надет сюртук того же оттенка, из-под широких обшлагов струился каскад кружев, ноги до колен скрывал роскошный черно-зеленый килт, плед из такой же материи скреплен у плеча брошью клана Макдональдов. На широком кожаном поясе висели кинжал и спорран, черные шерстяные гольфы туго обхватывали массивные икры. Грива черных волос лишилась привычного беспорядка, теперь волосы были тщательно зачесаны назад и перевязаны черной шелковой лентой. Потрясающие глаза Хью, схожие цветом с океаном, но превосходившие его великолепием, смотрели на Кэтрин торжественно и серьезно. В них не было ни юмора, ни вызова, ни страсти.
Он не может уехать.
— Я должен, — возразил лэрд, и Кэтрин поняла, что сказала это вслух.
— Но ради чего, Хью? Ради брата? Или чтобы загладить вину перед Сарой?
— Ради моего народа.
Три простых слова прозвучали столь неожиданно, что Кэтрин растерялась. Возразить нечего, тем более ей, которая своими глазами видела тысячи людей, спавших в мороз и слякоть на голой земле, упорно отмерявших по ней мили окровавленными ногами, страдавших от болезней и недоедания. Однако дух был по-прежнему силен, мечта не умерла, и когда они заводили песню, то пели о горах, долинах и болотах родного края, невестах и женах, оставшихся дома, героях прошлого и будущих королях. Познав тяготы подневольного существования, эти люди были одержимы стремлением не допустить ненавистной власти англичан над собой. Могла ли Кэтрин осуждать их за это?
— Не уезжай, Хью, — упрямо повторила она, надеясь, что удастся его переубедить. — Все кончено. Игра проиграна. У Шотландии не осталось ни единого шанса.
— Тем более, — возразил он с улыбкой, от которой у нее защемило сердце.
— Тебе мало смертей?
Макдональд понял, чью смерть она имеет в виду.
Он подошел ближе, и Кэтрин только сейчас заметила, что при свете камина его черные волосы кажутся почти синими. Знает ли Хью, что его глаза похожи на распахнутые окна? Заглядывая туда, она видит не только его истинную сущность, но и то, кем он хочет и может стать.
— Я не позволю мужчинам Ненвернесса умереть, Кэтрин. И не могу отказать в помощи тем, кто меня о ней просит.
Он вспомнил осенний день, когда перед всем кланом поклялся в верности Богу, Ненвернессу и Шотландии. Возможно, на том пути, который он сейчас выбрал, ему удастся выполнить эту клятву.
— Тогда приведи своих мужчин обратно, — не сдавалась Кэтрин.
Хью мог бы рассказать Кэтрин о донесениях, полученных от Йена, в которых содержались мольбы, обращенные к нему теми, кого он знал и любил. О Чарли, разудалом пьянчужке, который отправился воевать за родину, когда та его позвала. О Патрике, рискующем собой во имя дела, в которое не верит, хотя ему есть для чего жить, например, ради Молли. Как только Макдональду стало известно о бедственном положении, голоде и муках соплеменников, он пришел к выводу, что его политические убеждения не играют никакой роли, если те, кого он поклялся защищать, нуждаются в нем. Узнай он раньше об истинном положении дел, то давно бы помог сородичам.
Хью подошел еще ближе. В его взгляде были понимание, сочувствие, доброта и непреклонная решимость. «Он не может умереть! — в отчаянии подумала Кэтрин. — Я этого не вынесу…» Однако ей не переспорить его. К тому же она слишком хорошо понимала, что значит для людей Ненвернесса помощь их вождя.
— Возвращайся, Хью.
Не просьба, а приказ.
Он потеребил кружевной манжет.
— Мне надо кое-что сказать тебе, Кэтрин, — наконец произнес он. — На тот случай, если я все же не вернусь.
Она подняла глаза к потолку и до боли закусила губу, чтобы предательские слезы не упали на пол.
— Я нашел ответ на свой вопрос, — торжественным, как у священника, голосом возвестил лэрд.
— Какой вопрос, Хью?
«Господи, умали хоть немного эту боль. Иначе мое сердце истечет кровью…»
— Стоит ли ради любви к тебе терпеть эти страдания. — Кэтрин удивленно воззрилась на него, а он уверенно продолжал: — Я понял, что ради этой любви готов терпеть любые муки, телесные и душевные. Я мог бы пожертвовать даже честью, если бы она принадлежала только мне.
— Неужели ты уходишь потому, что чувствуешь себя виноватым?
Теперь Хью стоял так близко, что мог дотянуться до ее руки, чем он и не преминул воспользоваться.
— Я много размышлял над этим. Мне хотелось бы прожить жизнь так, чтобы в смертный час сожалеть о том, что сделано, а не о том, что не сделано. Но есть вещи, о которых я не буду сожалеть никогда. Например, о том, что любил тебя. Или о том, что спас Уильяма.
— Прошу, не уходи…
Кэтрин встала бы перед ним на колени, если бы это помогло.
— Я должен, — с прежней непреклонностью ответил лэрд, и на мгновение сердце у нее сжалось от мрачного предчувствия: ей вдруг показалось, что она больше никогда его не увидит. — Робби умер спокойно, окруженный теми, кто любил его при жизни. За это я буду вечно тебе благодарен.
Чувствуя приближение конца, Хью обхватил брата обеими руками и крепко прижал к себе, защищая от ужасной неизвестности грядущего небытия. Он вспомнил, как в детстве Робби так же испуганно жался к нему, когда над Ненвернессом бушевала гроза, и подумал, что между буйством стихии и мраком смерти есть сходство.
— Ты обладаешь уникальным качеством, моя дорогая Кэтрин, — негромко продолжал лэрд, — дарить любовь тому, кто в ней нуждается. Сейчас ты нужна мне. Ляжешь ли ты со мной сегодня, когда за окном бушует непогода? Будешь ли ты любить меня хотя бы одну ночь?
— Я не могу, — чуть слышно произнесла она.
— Не можешь простить?
— Не могу довольствоваться одной ночью. Не могу разлюбить тебя, как ни пытаюсь.
Кэтрин действительно пыталась в течение долгих четырех месяцев изгнать его из сердца и памяти. Ночами, полными грустных размышлений, она старалась избавиться от груза любви, желания и страсти, но все усилия оказались тщетными. А может, она с самого начала догадывалась, что они ни к чему не приведут.
Кэтрин сморгнула непрошеную слезу и подняла глаза на лэрда.
— Я бы хотела исполнить твою просьбу, Хью. Очень хотела бы… Но ты просишь, чтобы после ночи любви я отпустила тебя на войну, где ты можешь умереть. Этого я не вынесу.
— Значит, ты предпочитаешь, чтобы я отправился туда без приятных воспоминаний, которые могли бы поддержать меня в трудную минуту? — с улыбкой уточнил Макдональд.
Неужели он способен шутить даже сейчас? Ну ладно, она ему подыграет.
— Старая песня. Испокон веков мужчины прибегали к такой уловке, а женщины охотно попадались на удочку, — сказала Кэтрин с непонятно откуда взявшейся веселостью.
Хью усмехнулся, в очередной раз подумав, как ему повезло, что он встретил женщину, не теряющую юмора в любых обстоятельствах.
Вытерев слезы, Кэтрин выпрямилась. Она стояла, как горделивая богиня, воплощение скорби и величия.
— У меня тоже есть к тебе просьба. Уйди утром не прощаясь. Просто исчезни, тогда я буду думать, что все это мне приснилось.
— Значит, ты останешься? — с надеждой спросил лэрд, имея в виду не только сегодняшнюю ночь.
Кэтрин промолчала. Единственный ответ, который она могла дать, обидел бы Хью. Она сама не знала, останется ли в замке или уедет домой, что сулит завтрашний день и сотни последующих. Недавно ей казалось, что она не вынесет разлуки с Хью. Теперь обстоятельства изменились, он свободен, но даже не упомянул о браке, а она не хочет усугублять прошлые ошибки будущими. Слишком много боли и страданий между ней и лэрдом. А что ждет их в будущем? Кэтрин не знала, потому вместо ответа подошла к возлюбленному и тихо сказала:
— Поцелуй меня.
Стоило ему коснуться ее губ, как повторилось то, что случалось всегда. Она раскрылась, как цветок, словно Хью вдохнул в нее жизнь. Душа, подобно лучу солнечного золотистого света, устремилась ему навстречу свободно и бесстрашно, уверенная, что этот свет и эта красота возвратятся к ней, умноженные стократно.
Кэтрин стояла не шевелясь. Она поняла, что Хью видит в ее глазах не только страсть и желание; там, в самой глубине, за дымкой горя, неуверенности и боли, притаилась любовь, всепобеждающая, безоглядная, отметающая любые сомнения, которые так долго одолевали ее.
В эту минуту она любила Макдональда, стоявшего перед ней в полном облачении шотландского лэрда, и его чувства можно было легко прочесть в колдовских глазах цвета морской воды. Она любила его, следуя на юг вместе с шотландской армией. Несмотря на горе, страдания и боль, она любила его. Пренебрегая законами Божьими и человеческими, зная, что крадет чужого мужа, она страстно его хотела. Их тайные свидания были для нее настоящим счастьем, и если Господь подарит ей долгую жизнь, она пронесет свою любовь через годы как драгоценный сосуд и постарается не пролить ни капли.
Закрыв глаза, Хью нежно коснулся ее лица, словно хотел получше запомнить. Пальцы скользнули по вискам, переместились на затылок, погладили стройную шею. Наклонившись, он уткнулся лицом ей в волосы, сделал глубокий вдох, наслаждаясь их неповторимым ароматом.
Кэтрин по-прежнему стояла не шевелясь, вытянув руки вдоль тела и тоже закрыв глаза, из-под ресниц медленно катились слезы радости, ведь нынче в соединении их тел впервые не будет греха.
Дрожащими пальцами Хью вытащил шпильки, и волосы каскадом упали ей на спину. Взяв каштановый завиток, он несколько мгновений любовался им, словно увидел впервые, потом обмотал им запястье и улыбнулся, когда «браслет», распрямившись, мягко соскользнул вниз.
Макдональд привлек любимую к себе. Она с радостью прижалась щекой к его груди, касаясь губами кружевного жабо. Они простояли так очень долго. Наконец Хью почувствовал, как руки Кэтрин робко легли ему на талию, затем передвинулись на спину. Оба не решались заговорить, чтобы не нарушать очарования дивного вечера, переходившего в ночь, и единственным звуком в тишине было потрескивание угольков в камине. Под щекой Кэтрин гулко билось сердце лэрда. Она ощущала аромат благовоний, исходивший от его одежды, который, смешиваясь с еле уловимым запахом вереска, создавал неповторимую ауру ее возлюбленного.
Губы Хью чуть шевельнулись. Он молился о том, чтобы Господь даровал ему время, тогда он добьется согласия Кэтрин, уладит их отношения, как подобает честному человеку. Но сейчас его ждут другие, не менее важные дела, а потом, даст Бог, они вместе заживут новой жизнью на просторах любимой Шотландии, наслаждаясь красотой Ненвернесса.
Хью вдруг отступил, взял Кэтрин за руку и подвел к окну. Немного удивленная, та молча повиновалась. Встав у нее за спиной и устремив взгляд на необъятную водную гладь, окутанную еле различимой дымкой, он любовался родиной, дороже которой у него не было ничего… кроме женщины в его объятиях.
— Вспоминая Ненвернесс, я буду вспоминать тебя, — взволнованно произнес Макдональд. — Ты станешь моей путеводной звездой, к которой я буду неудержимо стремиться. Обещай, что никуда не уедешь и дождешься меня.
Слезы сдавили ей горло, а сердце захлестнула нежность, смешанная с болью, и вся решимость Кэтрин исчезла без следа. Она бессильно прильнула к любимому, и тот крепко прижал ее к себе, с грустью ощущая впадины и углы там, где совсем недавно были нежные округлости, До отъезда он постарается залечить эти раны ласками и поцелуями, воздавая должное стойкости храброй возлюбленной. Он бы с радостью запер ее у себя в кабинете, если бы смог этим уберечь от опасностей.
Пока же ему следовало набраться мужества, чтобы от нее уехать.
Их поцелуй был поцелуем двух взрослых людей, которые уже много раз наслаждались любовной игрой и хорошо знали желания друг друга. Кэтрин нежно провела по его щеке, потому что это ему нравилось. Его рука легла ей на грудь, большой палец уперся в сосок, проверяя, насколько она возбуждена. Сосок тут же затвердел, что изрядно позабавило лэрда. Языки сошлись в нежном поединке, придававшем, дополнительную страсть поцелую. Хью прижался лбом ко лбу Кэтрин, наслаждаясь ее ароматом, прислушиваясь к биению сердца, чутко улавливая каждый вздох любимой, будто они единое целое.
Он хотел многое сказать ей прямо сейчас, поделиться чувствами, вобрать ее в себя, чтобы никогда не расставаться. Ему хотелось стать для нее самой надежной защитой, как если бы она вдруг лишилась кожи и он отдал ей свою. Хотелось облизать ее всю, упиться ее нектаром, шутливо куснуть за самые чувствительные места. Такое чувство можно назвать безумием. Или страстным влечением. Возможно, оно было и тем, и другим.
Обхватив бедра Кэтрин, он почувствовал, как она исхудала, и мысленно выругался, проклиная бессмысленную войну. Его большие пальцы сошлись у нее на животе, и он вдруг представил этот живот, когда в нем зародится его ребенок. Он спустил пальцы ниже, с силой надавил, и Кэтрин издала звук, похожий на стон. Мысленно он приказывал ей стать плодовитой хотя бы на эту ночь. Пусть его семя проникнет в ее лоно и даст всходы… особенно если ему не суждено вернуться. Почувствовав на глазах слезы, Макдональд даже скрипнул зубами, стыдясь своей слабости. Он хотел эту женщину до такой степени, что никакие слова уже не отражали всей глубины его чувств. Желание, страсть, влечение — обыденные понятия, ничего общего не имевшие с тем, что он сейчас испытывал. Всепоглощающее чувство накатило на него волной, не оставив других мыслей, кроме мыслей о Кэтрин. Дрожащие пальцы касались самых интимных мест любимой, стараясь лучше запомнить их. Такие воспоминания согревали лэрда долгими ночами, когда она его покинула, унося с собой надежду, радость и страсть, оставив лишь сожаления, отчаяние и боль. Теперь уже он собирался покинуть ее, и, чтобы хоть немного скрасить горечь разлуки, последнее свидание должно отличаться от прежних.
На этот раз их единение будет торжественным и значительным, оно должно запомниться обоим на всю оставшуюся жизнь… если ему не суждено вернуться. Сегодня их любовь не омрачат ни торопливость, ни вина, она будет похожа на солнце, символ радости и счастья, хотя все произойдет ночью. Он подарит любимой эти драгоценные часы и, возможно, ребенка.
Долгими поцелуями Хью довел Кэтрин почти до экстаза. Его губы, властные и настойчивые, то прижимались к ее рту в страстном желании, то едва касались, подобно несмелой ласке стыдливого любовника. Каждое прикосновение было окрашено мириадами чувств, а не просто страстью. Кэтрин вздрогнула, когда он сжал зубами ее подбородок как самец, заявляющий свои права и укрощающий подругу. Она не подозревала, что Хью мечтал об этом с первой их встречи. Он исследовал языком мочки, нежную кожу за ушами, язык был теплым, будто созданным именно для таких исследований, Он столько раз провел губами и пальцами по ее лицу, что Кэтрин показалось, теперь он знает каждую черточку. Только насладившись поцелуями, Хью немного распустил шнуровку лифа.
Он не прикоснулся к обнаженной груди, лишь не отрываясь смотрел туда, где на шее пульсировала жилка, будто сердце готовилось выскочить из груди. Хью не дотронулся до любимой, пока ее одежда не упала на пол. Тогда он наклонился и ухватил губами белоснежную грудь, увенчанную коралловым соском, удерживая Кэтрин в плену своего рта, пока ее тело не начала сотрясать дрожь возбуждения и все ее чувства не сконцентрировались в одном этом месте.
Хью снова лизнул нежную кожу.
У нее вырвался странный звук, то ли стон, то ли рыдание, обе руки привлекли его к себе, умоляя о ласках. В ответ Хью погладил Кэтрин по бедру, задержавшись на округлых ягодицах. Но даже этого хватило, чтобы ее тело начало извиваться, и тогда он бросился на нее, не в силах больше сдерживаться. Хью положил любимую на ковер перед камином и стремительно вошел в нее, забыв обо всем, кроме волшебства долгожданного соединения.
Лоно мгновенно обхватило тугую плоть, словно Кэтрин не собиралась с ней расставаться. Хью радостно улыбнулся, чувствуя, как нарастает возбуждение, и ускорил ритм. Кэтрин достигла экстаза, выкрикивая его имя, еще один стремительный бросок, и Хью тоже взмыл в сияющую высоту, где существовали только они двое.
Эпилог
Молли вызвалась присмотреть за Уильямом, который уже предвкушал встречу с Драконом и Джейком.
Придирчиво оглядев себя в зеркале и убедившись, что сделала все возможное для улучшения внешности, остальное довершат здоровая еда и отдых, для чего потребуется несколько недель, молодая женщина выскользнула из комнаты, поднялась на четвертый этаж и с бьющимся сердцем остановилась у заветной двери. Она много раз стучалась сюда, ощущала гладкую дубовую поверхность, отполированную веками, касалась пальцами холодного железа скоб. Да и голос, отозвавшийся изнутри, был ей знаком, почти каждую ночь она слышала его во сне.
Дверь бесшумно повернулась на смазанных маслом петлях, и Кэтрин очутилась в мире, где бывала многократно, однако в первое мгновение ей показалось, что она не туда попала, настолько здесь все изменилось. Огромная комната, тюрьма из камня, дерева и стекла, служила обителью лэрду Ненвернесса. Одна стена была почти сплошь из окон, открывая вид на море, над которым сейчас кружился пушистый снег. Все это она видела и раньше, а вот книги в толстых кожаных переплетах, некогда аккуратно расставленные на полках, теперь в беспорядке валялись повсюду, покрытые толстым слоем пыли. Огонь в камине бросал тусклый отблеск на многочисленные бутылки и стаканы, громоздившиеся и на маленьком столике, и на полках с инструментами. Исчезли чистота и порядок, которыми лэрд некогда так гордился. Довершала картину пара домашних туфель, стыдливо выглядывавших из-под кресла. Почему-то увидев их, Кэтрин потеряла дар речи, и слова, которые она приготовила, застряли в горле.
Наверное, Робби прав, не всякое зло уравновешивается добром. Однако его смерть вернула ее в Ненвернесс, и от нее зависит, чтобы старший брат извлек урок из кончины младшего. Хью не должен уезжать.
Из темноты появился хозяин кабинета, и при виде его у Кэтрин перехватило дыхание.
На Макдональде был наряд, который он надевал лишь однажды, во время первого бала Сары. И тогда, и сейчас красота лэрда, если человека с неправильными чертами лица можно назвать красивым, потрясла Кэтрин. Сердце у нее радостно екнуло от гордости, которую она не имела права испытывать.
Жилет зеленого бархата, расшитый золотыми и серебряными нитями, подчеркивал ширину груди. Сверху был надет сюртук того же оттенка, из-под широких обшлагов струился каскад кружев, ноги до колен скрывал роскошный черно-зеленый килт, плед из такой же материи скреплен у плеча брошью клана Макдональдов. На широком кожаном поясе висели кинжал и спорран, черные шерстяные гольфы туго обхватывали массивные икры. Грива черных волос лишилась привычного беспорядка, теперь волосы были тщательно зачесаны назад и перевязаны черной шелковой лентой. Потрясающие глаза Хью, схожие цветом с океаном, но превосходившие его великолепием, смотрели на Кэтрин торжественно и серьезно. В них не было ни юмора, ни вызова, ни страсти.
Он не может уехать.
— Я должен, — возразил лэрд, и Кэтрин поняла, что сказала это вслух.
— Но ради чего, Хью? Ради брата? Или чтобы загладить вину перед Сарой?
— Ради моего народа.
Три простых слова прозвучали столь неожиданно, что Кэтрин растерялась. Возразить нечего, тем более ей, которая своими глазами видела тысячи людей, спавших в мороз и слякоть на голой земле, упорно отмерявших по ней мили окровавленными ногами, страдавших от болезней и недоедания. Однако дух был по-прежнему силен, мечта не умерла, и когда они заводили песню, то пели о горах, долинах и болотах родного края, невестах и женах, оставшихся дома, героях прошлого и будущих королях. Познав тяготы подневольного существования, эти люди были одержимы стремлением не допустить ненавистной власти англичан над собой. Могла ли Кэтрин осуждать их за это?
— Не уезжай, Хью, — упрямо повторила она, надеясь, что удастся его переубедить. — Все кончено. Игра проиграна. У Шотландии не осталось ни единого шанса.
— Тем более, — возразил он с улыбкой, от которой у нее защемило сердце.
— Тебе мало смертей?
Макдональд понял, чью смерть она имеет в виду.
Он подошел ближе, и Кэтрин только сейчас заметила, что при свете камина его черные волосы кажутся почти синими. Знает ли Хью, что его глаза похожи на распахнутые окна? Заглядывая туда, она видит не только его истинную сущность, но и то, кем он хочет и может стать.
— Я не позволю мужчинам Ненвернесса умереть, Кэтрин. И не могу отказать в помощи тем, кто меня о ней просит.
Он вспомнил осенний день, когда перед всем кланом поклялся в верности Богу, Ненвернессу и Шотландии. Возможно, на том пути, который он сейчас выбрал, ему удастся выполнить эту клятву.
— Тогда приведи своих мужчин обратно, — не сдавалась Кэтрин.
Хью мог бы рассказать Кэтрин о донесениях, полученных от Йена, в которых содержались мольбы, обращенные к нему теми, кого он знал и любил. О Чарли, разудалом пьянчужке, который отправился воевать за родину, когда та его позвала. О Патрике, рискующем собой во имя дела, в которое не верит, хотя ему есть для чего жить, например, ради Молли. Как только Макдональду стало известно о бедственном положении, голоде и муках соплеменников, он пришел к выводу, что его политические убеждения не играют никакой роли, если те, кого он поклялся защищать, нуждаются в нем. Узнай он раньше об истинном положении дел, то давно бы помог сородичам.
Хью подошел еще ближе. В его взгляде были понимание, сочувствие, доброта и непреклонная решимость. «Он не может умереть! — в отчаянии подумала Кэтрин. — Я этого не вынесу…» Однако ей не переспорить его. К тому же она слишком хорошо понимала, что значит для людей Ненвернесса помощь их вождя.
— Возвращайся, Хью.
Не просьба, а приказ.
Он потеребил кружевной манжет.
— Мне надо кое-что сказать тебе, Кэтрин, — наконец произнес он. — На тот случай, если я все же не вернусь.
Она подняла глаза к потолку и до боли закусила губу, чтобы предательские слезы не упали на пол.
— Я нашел ответ на свой вопрос, — торжественным, как у священника, голосом возвестил лэрд.
— Какой вопрос, Хью?
«Господи, умали хоть немного эту боль. Иначе мое сердце истечет кровью…»
— Стоит ли ради любви к тебе терпеть эти страдания. — Кэтрин удивленно воззрилась на него, а он уверенно продолжал: — Я понял, что ради этой любви готов терпеть любые муки, телесные и душевные. Я мог бы пожертвовать даже честью, если бы она принадлежала только мне.
— Неужели ты уходишь потому, что чувствуешь себя виноватым?
Теперь Хью стоял так близко, что мог дотянуться до ее руки, чем он и не преминул воспользоваться.
— Я много размышлял над этим. Мне хотелось бы прожить жизнь так, чтобы в смертный час сожалеть о том, что сделано, а не о том, что не сделано. Но есть вещи, о которых я не буду сожалеть никогда. Например, о том, что любил тебя. Или о том, что спас Уильяма.
— Прошу, не уходи…
Кэтрин встала бы перед ним на колени, если бы это помогло.
— Я должен, — с прежней непреклонностью ответил лэрд, и на мгновение сердце у нее сжалось от мрачного предчувствия: ей вдруг показалось, что она больше никогда его не увидит. — Робби умер спокойно, окруженный теми, кто любил его при жизни. За это я буду вечно тебе благодарен.
Чувствуя приближение конца, Хью обхватил брата обеими руками и крепко прижал к себе, защищая от ужасной неизвестности грядущего небытия. Он вспомнил, как в детстве Робби так же испуганно жался к нему, когда над Ненвернессом бушевала гроза, и подумал, что между буйством стихии и мраком смерти есть сходство.
— Ты обладаешь уникальным качеством, моя дорогая Кэтрин, — негромко продолжал лэрд, — дарить любовь тому, кто в ней нуждается. Сейчас ты нужна мне. Ляжешь ли ты со мной сегодня, когда за окном бушует непогода? Будешь ли ты любить меня хотя бы одну ночь?
— Я не могу, — чуть слышно произнесла она.
— Не можешь простить?
— Не могу довольствоваться одной ночью. Не могу разлюбить тебя, как ни пытаюсь.
Кэтрин действительно пыталась в течение долгих четырех месяцев изгнать его из сердца и памяти. Ночами, полными грустных размышлений, она старалась избавиться от груза любви, желания и страсти, но все усилия оказались тщетными. А может, она с самого начала догадывалась, что они ни к чему не приведут.
Кэтрин сморгнула непрошеную слезу и подняла глаза на лэрда.
— Я бы хотела исполнить твою просьбу, Хью. Очень хотела бы… Но ты просишь, чтобы после ночи любви я отпустила тебя на войну, где ты можешь умереть. Этого я не вынесу.
— Значит, ты предпочитаешь, чтобы я отправился туда без приятных воспоминаний, которые могли бы поддержать меня в трудную минуту? — с улыбкой уточнил Макдональд.
Неужели он способен шутить даже сейчас? Ну ладно, она ему подыграет.
— Старая песня. Испокон веков мужчины прибегали к такой уловке, а женщины охотно попадались на удочку, — сказала Кэтрин с непонятно откуда взявшейся веселостью.
Хью усмехнулся, в очередной раз подумав, как ему повезло, что он встретил женщину, не теряющую юмора в любых обстоятельствах.
Вытерев слезы, Кэтрин выпрямилась. Она стояла, как горделивая богиня, воплощение скорби и величия.
— У меня тоже есть к тебе просьба. Уйди утром не прощаясь. Просто исчезни, тогда я буду думать, что все это мне приснилось.
— Значит, ты останешься? — с надеждой спросил лэрд, имея в виду не только сегодняшнюю ночь.
Кэтрин промолчала. Единственный ответ, который она могла дать, обидел бы Хью. Она сама не знала, останется ли в замке или уедет домой, что сулит завтрашний день и сотни последующих. Недавно ей казалось, что она не вынесет разлуки с Хью. Теперь обстоятельства изменились, он свободен, но даже не упомянул о браке, а она не хочет усугублять прошлые ошибки будущими. Слишком много боли и страданий между ней и лэрдом. А что ждет их в будущем? Кэтрин не знала, потому вместо ответа подошла к возлюбленному и тихо сказала:
— Поцелуй меня.
Стоило ему коснуться ее губ, как повторилось то, что случалось всегда. Она раскрылась, как цветок, словно Хью вдохнул в нее жизнь. Душа, подобно лучу солнечного золотистого света, устремилась ему навстречу свободно и бесстрашно, уверенная, что этот свет и эта красота возвратятся к ней, умноженные стократно.
Кэтрин стояла не шевелясь. Она поняла, что Хью видит в ее глазах не только страсть и желание; там, в самой глубине, за дымкой горя, неуверенности и боли, притаилась любовь, всепобеждающая, безоглядная, отметающая любые сомнения, которые так долго одолевали ее.
В эту минуту она любила Макдональда, стоявшего перед ней в полном облачении шотландского лэрда, и его чувства можно было легко прочесть в колдовских глазах цвета морской воды. Она любила его, следуя на юг вместе с шотландской армией. Несмотря на горе, страдания и боль, она любила его. Пренебрегая законами Божьими и человеческими, зная, что крадет чужого мужа, она страстно его хотела. Их тайные свидания были для нее настоящим счастьем, и если Господь подарит ей долгую жизнь, она пронесет свою любовь через годы как драгоценный сосуд и постарается не пролить ни капли.
Закрыв глаза, Хью нежно коснулся ее лица, словно хотел получше запомнить. Пальцы скользнули по вискам, переместились на затылок, погладили стройную шею. Наклонившись, он уткнулся лицом ей в волосы, сделал глубокий вдох, наслаждаясь их неповторимым ароматом.
Кэтрин по-прежнему стояла не шевелясь, вытянув руки вдоль тела и тоже закрыв глаза, из-под ресниц медленно катились слезы радости, ведь нынче в соединении их тел впервые не будет греха.
Дрожащими пальцами Хью вытащил шпильки, и волосы каскадом упали ей на спину. Взяв каштановый завиток, он несколько мгновений любовался им, словно увидел впервые, потом обмотал им запястье и улыбнулся, когда «браслет», распрямившись, мягко соскользнул вниз.
Макдональд привлек любимую к себе. Она с радостью прижалась щекой к его груди, касаясь губами кружевного жабо. Они простояли так очень долго. Наконец Хью почувствовал, как руки Кэтрин робко легли ему на талию, затем передвинулись на спину. Оба не решались заговорить, чтобы не нарушать очарования дивного вечера, переходившего в ночь, и единственным звуком в тишине было потрескивание угольков в камине. Под щекой Кэтрин гулко билось сердце лэрда. Она ощущала аромат благовоний, исходивший от его одежды, который, смешиваясь с еле уловимым запахом вереска, создавал неповторимую ауру ее возлюбленного.
Губы Хью чуть шевельнулись. Он молился о том, чтобы Господь даровал ему время, тогда он добьется согласия Кэтрин, уладит их отношения, как подобает честному человеку. Но сейчас его ждут другие, не менее важные дела, а потом, даст Бог, они вместе заживут новой жизнью на просторах любимой Шотландии, наслаждаясь красотой Ненвернесса.
Хью вдруг отступил, взял Кэтрин за руку и подвел к окну. Немного удивленная, та молча повиновалась. Встав у нее за спиной и устремив взгляд на необъятную водную гладь, окутанную еле различимой дымкой, он любовался родиной, дороже которой у него не было ничего… кроме женщины в его объятиях.
— Вспоминая Ненвернесс, я буду вспоминать тебя, — взволнованно произнес Макдональд. — Ты станешь моей путеводной звездой, к которой я буду неудержимо стремиться. Обещай, что никуда не уедешь и дождешься меня.
Слезы сдавили ей горло, а сердце захлестнула нежность, смешанная с болью, и вся решимость Кэтрин исчезла без следа. Она бессильно прильнула к любимому, и тот крепко прижал ее к себе, с грустью ощущая впадины и углы там, где совсем недавно были нежные округлости, До отъезда он постарается залечить эти раны ласками и поцелуями, воздавая должное стойкости храброй возлюбленной. Он бы с радостью запер ее у себя в кабинете, если бы смог этим уберечь от опасностей.
Пока же ему следовало набраться мужества, чтобы от нее уехать.
Их поцелуй был поцелуем двух взрослых людей, которые уже много раз наслаждались любовной игрой и хорошо знали желания друг друга. Кэтрин нежно провела по его щеке, потому что это ему нравилось. Его рука легла ей на грудь, большой палец уперся в сосок, проверяя, насколько она возбуждена. Сосок тут же затвердел, что изрядно позабавило лэрда. Языки сошлись в нежном поединке, придававшем, дополнительную страсть поцелую. Хью прижался лбом ко лбу Кэтрин, наслаждаясь ее ароматом, прислушиваясь к биению сердца, чутко улавливая каждый вздох любимой, будто они единое целое.
Он хотел многое сказать ей прямо сейчас, поделиться чувствами, вобрать ее в себя, чтобы никогда не расставаться. Ему хотелось стать для нее самой надежной защитой, как если бы она вдруг лишилась кожи и он отдал ей свою. Хотелось облизать ее всю, упиться ее нектаром, шутливо куснуть за самые чувствительные места. Такое чувство можно назвать безумием. Или страстным влечением. Возможно, оно было и тем, и другим.
Обхватив бедра Кэтрин, он почувствовал, как она исхудала, и мысленно выругался, проклиная бессмысленную войну. Его большие пальцы сошлись у нее на животе, и он вдруг представил этот живот, когда в нем зародится его ребенок. Он спустил пальцы ниже, с силой надавил, и Кэтрин издала звук, похожий на стон. Мысленно он приказывал ей стать плодовитой хотя бы на эту ночь. Пусть его семя проникнет в ее лоно и даст всходы… особенно если ему не суждено вернуться. Почувствовав на глазах слезы, Макдональд даже скрипнул зубами, стыдясь своей слабости. Он хотел эту женщину до такой степени, что никакие слова уже не отражали всей глубины его чувств. Желание, страсть, влечение — обыденные понятия, ничего общего не имевшие с тем, что он сейчас испытывал. Всепоглощающее чувство накатило на него волной, не оставив других мыслей, кроме мыслей о Кэтрин. Дрожащие пальцы касались самых интимных мест любимой, стараясь лучше запомнить их. Такие воспоминания согревали лэрда долгими ночами, когда она его покинула, унося с собой надежду, радость и страсть, оставив лишь сожаления, отчаяние и боль. Теперь уже он собирался покинуть ее, и, чтобы хоть немного скрасить горечь разлуки, последнее свидание должно отличаться от прежних.
На этот раз их единение будет торжественным и значительным, оно должно запомниться обоим на всю оставшуюся жизнь… если ему не суждено вернуться. Сегодня их любовь не омрачат ни торопливость, ни вина, она будет похожа на солнце, символ радости и счастья, хотя все произойдет ночью. Он подарит любимой эти драгоценные часы и, возможно, ребенка.
Долгими поцелуями Хью довел Кэтрин почти до экстаза. Его губы, властные и настойчивые, то прижимались к ее рту в страстном желании, то едва касались, подобно несмелой ласке стыдливого любовника. Каждое прикосновение было окрашено мириадами чувств, а не просто страстью. Кэтрин вздрогнула, когда он сжал зубами ее подбородок как самец, заявляющий свои права и укрощающий подругу. Она не подозревала, что Хью мечтал об этом с первой их встречи. Он исследовал языком мочки, нежную кожу за ушами, язык был теплым, будто созданным именно для таких исследований, Он столько раз провел губами и пальцами по ее лицу, что Кэтрин показалось, теперь он знает каждую черточку. Только насладившись поцелуями, Хью немного распустил шнуровку лифа.
Он не прикоснулся к обнаженной груди, лишь не отрываясь смотрел туда, где на шее пульсировала жилка, будто сердце готовилось выскочить из груди. Хью не дотронулся до любимой, пока ее одежда не упала на пол. Тогда он наклонился и ухватил губами белоснежную грудь, увенчанную коралловым соском, удерживая Кэтрин в плену своего рта, пока ее тело не начала сотрясать дрожь возбуждения и все ее чувства не сконцентрировались в одном этом месте.
Хью снова лизнул нежную кожу.
У нее вырвался странный звук, то ли стон, то ли рыдание, обе руки привлекли его к себе, умоляя о ласках. В ответ Хью погладил Кэтрин по бедру, задержавшись на округлых ягодицах. Но даже этого хватило, чтобы ее тело начало извиваться, и тогда он бросился на нее, не в силах больше сдерживаться. Хью положил любимую на ковер перед камином и стремительно вошел в нее, забыв обо всем, кроме волшебства долгожданного соединения.
Лоно мгновенно обхватило тугую плоть, словно Кэтрин не собиралась с ней расставаться. Хью радостно улыбнулся, чувствуя, как нарастает возбуждение, и ускорил ритм. Кэтрин достигла экстаза, выкрикивая его имя, еще один стремительный бросок, и Хью тоже взмыл в сияющую высоту, где существовали только они двое.
Эпилог
Кэтрин с Уильямом остались в Ненвернессе.
Прошел месяц, но от лэрда по-прежнему не было никаких вестей.
За эти тридцать дней обильная здоровая еда, приготовленная Молли, нежность Мэри и дружба Джейка вернули радостный блеск в глаза мальчика. Уильям опять стал ребенком.
«Мам, смотри, какой Дракон у нас умный. Ищи, Дракон! Да не камень, глупая ты собака, а палку».
«Мам, а правда, что ночью ангелы охраняют мой сон? «
«Почему девчонки плачут и от радости, и от огорчения?»
«Ты никогда мне ничего не разрешаешь. А вот папа Джейка говорит, что все мальчишки должны продать дань увлечениям молодости. Ты не знаешь, кто ее покупает, мам?»
Счастливый лепет, бесконечные вопросы, радостное возбуждение, ежедневные маленькие открытия — этим была теперь отмечена жизнь ее сына.
Тридцать дней, хоть и текли неспешно, все-таки подошли к концу. Наступил второй месяц, а от лэрда не было ни письма, ни записки. Тем временем поползли тревожные слухи о том, что полтора месяца назад на Куллоденеких болотах возле Инвернесса состоялась жестокая битва, окончившаяся поражением шотландцев. Потери были значительными, судьба пленных незавидной.
Кэтрин стояла на берегу моря, глядя на огромные волны, и удивлялась, что заставило ее прийти сюда в такой ранний час.
Рассвет занимался медленно, словно нехотя, окрашивая небо не в сочные пурпурные цвета, а в бледные нежно-розовые и желтоватые тона. Холодные капли росы упали Кэтрин на щеку, напоминая о том, что зима незримо присутствует в этих местах даже летом.
За последнее время она привыкла стоять здесь и уже могла спокойно глядеть на бездну, в которой Сара нашла смерть. Все казалось таким далеким, словно было сном, а не реальностью. Зато навсегда отпечаталось в сознании Кэтрин, и, даже находясь за сотни миль, она бы видела это не менее ясно. Каждая деталь отчетливо врезалась в память, трагический день многому ее научил, заставив по-новому взглянуть на вещи.
В Данмуте безутешный граф оплакивал дочь, но Кэтрин не испытывала злорадства. Ведь Сара его дитя, а нелепые обстоятельства ее гибели лишь усугубляли боль утраты.
Молодая тетушка чувствовала себя отчасти виноватой в том, что случилось с племянницей. Если бы она проявила больше ответственности, все могло бы обернуться по-другому. Ей же было известно, насколько изменилась Сара, что ей мерещатся видения, слышатся непонятные звуки. Навещая больную ежедневно, Кэтрин, возможно, сумела бы облегчить ее страдания.
Знала она и о том, что Агнес успокаивает Сару снотворным. А вдруг постоянно увеличивающиеся дозы лекарства и привели в конце концов к безумию? Но это следовало бы выяснить тогда, сейчас уже нет смысла предаваться запоздалым сожалениям.
Вероятно, свою роль сыграло и то, что Сара узнала об измене мужа. Что именно рассказала ей Агнес? Не присовокупила ли живописные подробности, чтобы сильнее воздействовать на госпожу?
Кэтрин чувствовала ответственность и за смерть Неда. Это она приняла решение, стоившее человеку жизни, ее рука держала оружие. Но ведь если бы она не убила Неда, тот прикончил бы Робби. Да и многие другие могли пасть жертвой предателя. Эти соображения объясняли ее поступок и в какой-то степени его оправдывали.
Однако сделанного не воротишь.
Она по-прежнему будет мучиться угрызениями совести, даже сознавая, что иначе поступить было невозможно.
Следует видеть окружающий мир таким, каков он есть на самом деле, а не каким представляется в мечтах.
Он населен не благородными рыцарями, а обыкновенными мужчинами, не сказочными принцессами, а простыми женщинами. У каждого свои недостатки, большие и маленькие, каждый идет по жизни своей дорогой, наделенный своей долей гордости, чести и достоинства. В мире этом много горя, страданий и боли, но выпадают минуты, когда он становится таким прекрасным, что просто дух захватывает.
— Ты здесь, я так и знала! — радостно воскликнула Молли, хлопоча вокруг подруги, как заботливая наседка.
С трудом представив себя в роли цыпленка, молодая женщина улыбнулась, и Молли вдруг показалось, что перед ней прежняя Кэтрин, вот только глаза остались печальными. Впрочем, за прошедшие месяцы неистовая шотландка научилась не задавать вопросов, не лезть в душу тому, кто об этом не просит.
Невзирая на протесты, Молли набросила ей на плечи теплую шаль.
— Разве не чувствуешь, какой сегодня ветер? Хотя на дворе уже май. И не смей возражать. Теперь я понимаю, в кого Уильям такой упрямый…
Впрочем, Молли тоже обладала этим качеством в избытке. В свое время она упорно отказывалась попрощаться с Кэтрин, зато встретила ее так, будто ничего не случилось. О долгом отсутствии подруги Молли упомянула всего один раз, и то в связи с запиской от Патрика, доставленной Кэтрин, прочтя которую зардевшаяся от смущения шотландка сказала, что летом они собираются пожениться.
— Мне вдруг показалось, что это не ты, а Хью, — пояснила Молли, и голос у нее дрогнул. — Он часто приходил сюда, почитай, каждый день. — В ответ на недоуменный взгляд Кэтрин она торжественно кивнула и продолжала: — Он ведь с молодости был страсть какой ученый, наш лэрд. Прежде сидел в своей берлоге, глаз от книг не отрывал, видно, хотел найти там ответы на свои вопросы. Ну а когда ты уехала, он учение-то и забросил. Стал каждое утро приходить сюда, глядеть на море, как ты сейчас.
— Ты думаешь, он… — испугалась Кэтрин, не в силах произнести роковое слово.
— Откуда мне знать? Я же не ясновидящая, — пожала плечами Молли.
Ее добродушное лицо, с которого никогда не сходила насмешливая улыбка, плохо вязалось с представлением о несчастье. Но теперь глаза у нее были печальными и голос тоже. Такой же грустной стала за последнее время и старушка Мэри. Тень трагедии распростерла свои крылья над Ненвернессом.
— Он вернется, Молли, — тряхнув головой, сказала Кэтрин, сама не понимая, откуда у нее эта уверенность.
— Потому что тебе этого очень хочется? Или из-за ребенка?
Молодая женщина стыдливо отвернулась, руки нежно погладили живот, пока еще скрытый широким платьем. Она надеялась, что скудный рацион во время похода не повредил малышу, а ее безрассудный поступок, едва не стоивший жизни Уильяму и ей самой, не нанесет ущерба жизни, только зарождающейся.
Внезапно лицо Кэтрин Осветилось лучезарной улыбкой, подобной восходящему солнцу, и Молли во все глаза уставилась на подругу, удивляясь столь внезапной смене настроения.
— Что привело тебя в Ненвернесс? Только желание скрасить Робби последние часы? — осторожно спросила она.
— Я бы в любом случае вернулась. Из-за Хью.
— А я бы своего Патрика ни на кого не променяла, — задумчиво произнесла Молли. — Но ведь мы не выбираем любимых, правда? А если бы выбирали, кто знает, стала бы наша жизнь от этого легче…
Как сложилась бы ее жизнь, не полюби она Хью? Наверное, ей жилось бы спокойнее, зато она лишилась бы радости и томления страсти. Невыгодная сделка. Она с готовностью пройдет через все испытания, зная, что наградой станут восторги любви.
Прошел месяц, но от лэрда по-прежнему не было никаких вестей.
За эти тридцать дней обильная здоровая еда, приготовленная Молли, нежность Мэри и дружба Джейка вернули радостный блеск в глаза мальчика. Уильям опять стал ребенком.
«Мам, смотри, какой Дракон у нас умный. Ищи, Дракон! Да не камень, глупая ты собака, а палку».
«Мам, а правда, что ночью ангелы охраняют мой сон? «
«Почему девчонки плачут и от радости, и от огорчения?»
«Ты никогда мне ничего не разрешаешь. А вот папа Джейка говорит, что все мальчишки должны продать дань увлечениям молодости. Ты не знаешь, кто ее покупает, мам?»
Счастливый лепет, бесконечные вопросы, радостное возбуждение, ежедневные маленькие открытия — этим была теперь отмечена жизнь ее сына.
Тридцать дней, хоть и текли неспешно, все-таки подошли к концу. Наступил второй месяц, а от лэрда не было ни письма, ни записки. Тем временем поползли тревожные слухи о том, что полтора месяца назад на Куллоденеких болотах возле Инвернесса состоялась жестокая битва, окончившаяся поражением шотландцев. Потери были значительными, судьба пленных незавидной.
Кэтрин стояла на берегу моря, глядя на огромные волны, и удивлялась, что заставило ее прийти сюда в такой ранний час.
Рассвет занимался медленно, словно нехотя, окрашивая небо не в сочные пурпурные цвета, а в бледные нежно-розовые и желтоватые тона. Холодные капли росы упали Кэтрин на щеку, напоминая о том, что зима незримо присутствует в этих местах даже летом.
За последнее время она привыкла стоять здесь и уже могла спокойно глядеть на бездну, в которой Сара нашла смерть. Все казалось таким далеким, словно было сном, а не реальностью. Зато навсегда отпечаталось в сознании Кэтрин, и, даже находясь за сотни миль, она бы видела это не менее ясно. Каждая деталь отчетливо врезалась в память, трагический день многому ее научил, заставив по-новому взглянуть на вещи.
В Данмуте безутешный граф оплакивал дочь, но Кэтрин не испытывала злорадства. Ведь Сара его дитя, а нелепые обстоятельства ее гибели лишь усугубляли боль утраты.
Молодая тетушка чувствовала себя отчасти виноватой в том, что случилось с племянницей. Если бы она проявила больше ответственности, все могло бы обернуться по-другому. Ей же было известно, насколько изменилась Сара, что ей мерещатся видения, слышатся непонятные звуки. Навещая больную ежедневно, Кэтрин, возможно, сумела бы облегчить ее страдания.
Знала она и о том, что Агнес успокаивает Сару снотворным. А вдруг постоянно увеличивающиеся дозы лекарства и привели в конце концов к безумию? Но это следовало бы выяснить тогда, сейчас уже нет смысла предаваться запоздалым сожалениям.
Вероятно, свою роль сыграло и то, что Сара узнала об измене мужа. Что именно рассказала ей Агнес? Не присовокупила ли живописные подробности, чтобы сильнее воздействовать на госпожу?
Кэтрин чувствовала ответственность и за смерть Неда. Это она приняла решение, стоившее человеку жизни, ее рука держала оружие. Но ведь если бы она не убила Неда, тот прикончил бы Робби. Да и многие другие могли пасть жертвой предателя. Эти соображения объясняли ее поступок и в какой-то степени его оправдывали.
Однако сделанного не воротишь.
Она по-прежнему будет мучиться угрызениями совести, даже сознавая, что иначе поступить было невозможно.
Следует видеть окружающий мир таким, каков он есть на самом деле, а не каким представляется в мечтах.
Он населен не благородными рыцарями, а обыкновенными мужчинами, не сказочными принцессами, а простыми женщинами. У каждого свои недостатки, большие и маленькие, каждый идет по жизни своей дорогой, наделенный своей долей гордости, чести и достоинства. В мире этом много горя, страданий и боли, но выпадают минуты, когда он становится таким прекрасным, что просто дух захватывает.
— Ты здесь, я так и знала! — радостно воскликнула Молли, хлопоча вокруг подруги, как заботливая наседка.
С трудом представив себя в роли цыпленка, молодая женщина улыбнулась, и Молли вдруг показалось, что перед ней прежняя Кэтрин, вот только глаза остались печальными. Впрочем, за прошедшие месяцы неистовая шотландка научилась не задавать вопросов, не лезть в душу тому, кто об этом не просит.
Невзирая на протесты, Молли набросила ей на плечи теплую шаль.
— Разве не чувствуешь, какой сегодня ветер? Хотя на дворе уже май. И не смей возражать. Теперь я понимаю, в кого Уильям такой упрямый…
Впрочем, Молли тоже обладала этим качеством в избытке. В свое время она упорно отказывалась попрощаться с Кэтрин, зато встретила ее так, будто ничего не случилось. О долгом отсутствии подруги Молли упомянула всего один раз, и то в связи с запиской от Патрика, доставленной Кэтрин, прочтя которую зардевшаяся от смущения шотландка сказала, что летом они собираются пожениться.
— Мне вдруг показалось, что это не ты, а Хью, — пояснила Молли, и голос у нее дрогнул. — Он часто приходил сюда, почитай, каждый день. — В ответ на недоуменный взгляд Кэтрин она торжественно кивнула и продолжала: — Он ведь с молодости был страсть какой ученый, наш лэрд. Прежде сидел в своей берлоге, глаз от книг не отрывал, видно, хотел найти там ответы на свои вопросы. Ну а когда ты уехала, он учение-то и забросил. Стал каждое утро приходить сюда, глядеть на море, как ты сейчас.
— Ты думаешь, он… — испугалась Кэтрин, не в силах произнести роковое слово.
— Откуда мне знать? Я же не ясновидящая, — пожала плечами Молли.
Ее добродушное лицо, с которого никогда не сходила насмешливая улыбка, плохо вязалось с представлением о несчастье. Но теперь глаза у нее были печальными и голос тоже. Такой же грустной стала за последнее время и старушка Мэри. Тень трагедии распростерла свои крылья над Ненвернессом.
— Он вернется, Молли, — тряхнув головой, сказала Кэтрин, сама не понимая, откуда у нее эта уверенность.
— Потому что тебе этого очень хочется? Или из-за ребенка?
Молодая женщина стыдливо отвернулась, руки нежно погладили живот, пока еще скрытый широким платьем. Она надеялась, что скудный рацион во время похода не повредил малышу, а ее безрассудный поступок, едва не стоивший жизни Уильяму и ей самой, не нанесет ущерба жизни, только зарождающейся.
Внезапно лицо Кэтрин Осветилось лучезарной улыбкой, подобной восходящему солнцу, и Молли во все глаза уставилась на подругу, удивляясь столь внезапной смене настроения.
— Что привело тебя в Ненвернесс? Только желание скрасить Робби последние часы? — осторожно спросила она.
— Я бы в любом случае вернулась. Из-за Хью.
— А я бы своего Патрика ни на кого не променяла, — задумчиво произнесла Молли. — Но ведь мы не выбираем любимых, правда? А если бы выбирали, кто знает, стала бы наша жизнь от этого легче…
Как сложилась бы ее жизнь, не полюби она Хью? Наверное, ей жилось бы спокойнее, зато она лишилась бы радости и томления страсти. Невыгодная сделка. Она с готовностью пройдет через все испытания, зная, что наградой станут восторги любви.