– Подождите, вы, идиот, я ничего вам не сделаю! Подождите или… все кости переломаю…
Напрасно он соблазнял юношу такой перспективой. Горчев летел вихрем.
Напрасно он соблазнял юношу такой перспективой. Горчев летел вихрем.
4
И что теперь? Уже вечер. Где распроклятый бар «Техас»? И вдруг мелькнула первоклассная идея. Он вошел в телефонную будку и позвонил в пожарную охрану.
Сирена ему укажет путь, наверняка бар где-то поблизости.
– Пожарная охрана слушает.
– Приезжайте скорей, «Техас» горит!
– Слава тебе, господи!
– Что? Да вы спятили! Говорит владелец.
– Это вы, Рауль! На черта вам снова поджигать свой кабак? Все равно никто не поверит, будто мертвец – жертва пожара.
– Но теперь это действительно так. Возле него взорвалась газовая печь.
– У вас ведь угольная!
– Ну и что… Мы установили газовую… И… Так вы приедете?
– Хорошо, приедем. Как там Эмануэль?
– Он… Как его… Уже выздоровел.
– Он разве болел?
– Да нет, не очень… Это от курева… – запинался Горчев.
– Курит? Эмануэль?!
– Ну что вы! Раскурил трубку шутки ради.
– Осел!
Горчев обозлился:
– Да! Осел! Курит трубку и читает романы. И чешет языком.
– Алло! Что вы сказали?
– Чтоб ты удавился!
Горчев хлопнул трубкой. Насилу выкрутился.
– Наконец-то я поймал тебя, негодяй! – Полицейский ухватил его за шиворот. – Значит, это ты постоянно вызываешь пожарную команду!
– Но простите!..
– Тихо. Я вот уж неделю наблюдаю за этой будкой. Ты, подлец, вызвал акушерку в день помолвки господина советника Люссона!
– Пожарных вызывал, а про акушерку ничего не знаю.
– Пошли. Прямая улика налицо!
– Но ведь «Техасе»-то горит!
– Я тебя сам поджарю! – заорал полицейский. – «Техас» горит, а? – и он показал на ближайший дом. Над входом висела яркая вывеска:
И перед рестораном стоял автомобиль марки «альфа-ромео». Из него вышли Аннет и Портниф и скрылись в соседних воротах, ведущих на пустой участок.
Сирена ему укажет путь, наверняка бар где-то поблизости.
– Пожарная охрана слушает.
– Приезжайте скорей, «Техас» горит!
– Слава тебе, господи!
– Что? Да вы спятили! Говорит владелец.
– Это вы, Рауль! На черта вам снова поджигать свой кабак? Все равно никто не поверит, будто мертвец – жертва пожара.
– Но теперь это действительно так. Возле него взорвалась газовая печь.
– У вас ведь угольная!
– Ну и что… Мы установили газовую… И… Так вы приедете?
– Хорошо, приедем. Как там Эмануэль?
– Он… Как его… Уже выздоровел.
– Он разве болел?
– Да нет, не очень… Это от курева… – запинался Горчев.
– Курит? Эмануэль?!
– Ну что вы! Раскурил трубку шутки ради.
– Осел!
Горчев обозлился:
– Да! Осел! Курит трубку и читает романы. И чешет языком.
– Алло! Что вы сказали?
– Чтоб ты удавился!
Горчев хлопнул трубкой. Насилу выкрутился.
– Наконец-то я поймал тебя, негодяй! – Полицейский ухватил его за шиворот. – Значит, это ты постоянно вызываешь пожарную команду!
– Но простите!..
– Тихо. Я вот уж неделю наблюдаю за этой будкой. Ты, подлец, вызвал акушерку в день помолвки господина советника Люссона!
– Пожарных вызывал, а про акушерку ничего не знаю.
– Пошли. Прямая улика налицо!
– Но ведь «Техасе»-то горит!
– Я тебя сам поджарю! – заорал полицейский. – «Техас» горит, а? – и он показал на ближайший дом. Над входом висела яркая вывеска:
Бар «Техас»
Буйные гости платят за выход
И перед рестораном стоял автомобиль марки «альфа-ромео». Из него вышли Аннет и Портниф и скрылись в соседних воротах, ведущих на пустой участок.
Глава 7
1
– Пошли, – полицейский потащил Горчева.
– Насчет акушерки я ни при чем. Пожарных вызывал, сознаюсь и…
Шум мотора. Горчев обернулся. Приближался «альфа-ромео».
На следующий день полицейский доложил о происшествии так: поскользнулся, мол, упал в лужу, и задержанный удрал. А на самом деле задержанный подставил ему ногу и, когда полицейский бухнулся в лужу, вспрыгнул на багажник проезжающего «альфа-ромео».
Они благополучно выбрались из Тулона. Портниф вел хорошо. Прибыли в Канны.
«Где-то здесь должен быть парк», – подумал Горчев. Через несколько минут автомобиль затормозил и остановился вблизи деревьев. Они действительно находились возле парка, но Лингстрема пока еще не было. Портниф, одетый как профессиональный шофер, вылез из машины, захлопнул дверцу и огляделся. В темноте его настиг удар в подбородок, и он невольно принял горизонтальное положение.
Горчев уселся за руль. Он, разумеется, и знать не знал, что автомобиль уже с полчаса ищут по всей стране, и направился к Ницце в обычной своей манере. Ерунда вроде отчаянных сигналов и предупредительных выстрелов его не слишком-то отвлекала, и когда полицейский, растопырив руки, выскочил на шоссе, Горчев насмешливо пробормотал: «Ах, друг мой, если б я сумел затормозить на таком близком расстоянии, я стал бы чемпионом по гонкам». Следуя принципу «мудрый уступает», полицейский отпрыгнул в самый критический момент. Он растерянно смотрел, как разыскиваемый по всей стране похититель высунул голову из окна, погрозил кулаком и выдал бранную сентенцию. Виданное ли дело! Разыскиваемое лицо еще и грозит полицейскому!
Близ Ниццы Горчев ловко срезал крюк, проехав через женский пляж у отеля «Европа»; он с треском проломил деревянное заграждение и, не обращая внимания на истошный дамский визг, подцепил радиатором шезлонг. Чуть позднее на шезлонг упало шелковое дамское кимоно из вывешенного белья прачечной Перрье. Дальше, дальше, наплевать на мелкие катастрофы, ведь сегодня секретарь заменил его в легионе, подобно предупредительному господину из баллады Шиллера, который на три дня занял место приговоренного к смерти друга, «чтоб замуж сестру свою выдать он мог» [
1].
Во что бы то ни стало попасть на рассвете в Марсель! Скорее в Ниццу! Пешком куда быстрее, но, увы, Горчев предпочел автомобиль.
Удивительный факт: автомобиль, за которым полиция охотилась по всей стране, достиг цели.
Пока контролировали Тулон, «альфа-ромео» находился на шоссе: сообщение о его координатах на шоссе пришло в момент, когда он уже стоял перед виллой Лабу.
Здесь его, понятно, никто не искал: кому могло прийти в голову, что злоумышленник остановится у дома законного владельца?
Горчев для начала поспешил в универмаг «Лафайет»:
– Пришлите кое-что на мое имя в отель «Средиземный», княжеские апартаменты.
Прежде всего две-три тонкие трикотажные майки и всякое такое, что нужно солдату колониальных войск. И матросский костюм, как этот, только новый.
– Прошу прощения, – вежливо заметил продавец, – но мне трудно судить, как выглядел ваш костюм. Несколько лет – срок немалый.
– Я его только вчера купил. Кстати, костюм белого цвета.
– Да? Догадаться непросто.
– Внимание, внимание, – вдруг затрещал громкоговоритель.
– Что такое? – заинтересовался Горчев. Настала тишина – посетители внимательно слушали.
– Преследуемый полицией «альфа-ромео» с номером А 126-513 ДК появился в Ницце. Злоумышленник предпринял безуспешную попытку скрыться в городе. Его несомненно схватят. Кто задержит или поможет задержать преступника, получит 50 000 франков вознаграждения.
– Насчет акушерки я ни при чем. Пожарных вызывал, сознаюсь и…
Шум мотора. Горчев обернулся. Приближался «альфа-ромео».
На следующий день полицейский доложил о происшествии так: поскользнулся, мол, упал в лужу, и задержанный удрал. А на самом деле задержанный подставил ему ногу и, когда полицейский бухнулся в лужу, вспрыгнул на багажник проезжающего «альфа-ромео».
Они благополучно выбрались из Тулона. Портниф вел хорошо. Прибыли в Канны.
«Где-то здесь должен быть парк», – подумал Горчев. Через несколько минут автомобиль затормозил и остановился вблизи деревьев. Они действительно находились возле парка, но Лингстрема пока еще не было. Портниф, одетый как профессиональный шофер, вылез из машины, захлопнул дверцу и огляделся. В темноте его настиг удар в подбородок, и он невольно принял горизонтальное положение.
Горчев уселся за руль. Он, разумеется, и знать не знал, что автомобиль уже с полчаса ищут по всей стране, и направился к Ницце в обычной своей манере. Ерунда вроде отчаянных сигналов и предупредительных выстрелов его не слишком-то отвлекала, и когда полицейский, растопырив руки, выскочил на шоссе, Горчев насмешливо пробормотал: «Ах, друг мой, если б я сумел затормозить на таком близком расстоянии, я стал бы чемпионом по гонкам». Следуя принципу «мудрый уступает», полицейский отпрыгнул в самый критический момент. Он растерянно смотрел, как разыскиваемый по всей стране похититель высунул голову из окна, погрозил кулаком и выдал бранную сентенцию. Виданное ли дело! Разыскиваемое лицо еще и грозит полицейскому!
Близ Ниццы Горчев ловко срезал крюк, проехав через женский пляж у отеля «Европа»; он с треском проломил деревянное заграждение и, не обращая внимания на истошный дамский визг, подцепил радиатором шезлонг. Чуть позднее на шезлонг упало шелковое дамское кимоно из вывешенного белья прачечной Перрье. Дальше, дальше, наплевать на мелкие катастрофы, ведь сегодня секретарь заменил его в легионе, подобно предупредительному господину из баллады Шиллера, который на три дня занял место приговоренного к смерти друга, «чтоб замуж сестру свою выдать он мог» [
1].
Во что бы то ни стало попасть на рассвете в Марсель! Скорее в Ниццу! Пешком куда быстрее, но, увы, Горчев предпочел автомобиль.
Удивительный факт: автомобиль, за которым полиция охотилась по всей стране, достиг цели.
Пока контролировали Тулон, «альфа-ромео» находился на шоссе: сообщение о его координатах на шоссе пришло в момент, когда он уже стоял перед виллой Лабу.
Здесь его, понятно, никто не искал: кому могло прийти в голову, что злоумышленник остановится у дома законного владельца?
Горчев для начала поспешил в универмаг «Лафайет»:
– Пришлите кое-что на мое имя в отель «Средиземный», княжеские апартаменты.
Прежде всего две-три тонкие трикотажные майки и всякое такое, что нужно солдату колониальных войск. И матросский костюм, как этот, только новый.
– Прошу прощения, – вежливо заметил продавец, – но мне трудно судить, как выглядел ваш костюм. Несколько лет – срок немалый.
– Я его только вчера купил. Кстати, костюм белого цвета.
– Да? Догадаться непросто.
– Внимание, внимание, – вдруг затрещал громкоговоритель.
– Что такое? – заинтересовался Горчев. Настала тишина – посетители внимательно слушали.
– Преследуемый полицией «альфа-ромео» с номером А 126-513 ДК появился в Ницце. Злоумышленник предпринял безуспешную попытку скрыться в городе. Его несомненно схватят. Кто задержит или поможет задержать преступника, получит 50 000 франков вознаграждения.
2
– В чем дело? – спросил Горчев продавца. – Я проспал допоздна и ничего не знаю.
– Исчезла машина с важными военными документами. Все побережье взбудоражено.
Злоумышленник, вероятно, идентичен с убийцей-рецидивистом из Лиона.
– Да ну!
– Одна из наших клиенток видела, как он поворачивал к берегу. Прямо гигант с огромной рыжей бородой.
– Дама своими глазами видела?
– А что особенного! Большинство преступников попадаются благодаря наблюдательности очевидцев.
– Похоже, вы правы, – Горчев расплатился и вышел на пустынную улицу. Движение перекрыто. С ума они посходили? Ведь автомобиль на месте? Или они из принципа ищут где угодно, только не там?
На углу собралась громадная толпа.
– Что случилось? – спросил Горчев пробегающего рассыльного.
– Схватили преступника и собираются линчевать. Оказывается, он же похитил ребенка у летчика Линдберга. Переодетый ковбой, сообщник Аль Капоне.
Горчев пришел к выводу, что большинство людей – прирожденные киносценаристы.
Толпа задержала «бугатти» за номером 709-864 ЧУ: в машине сидел ветеринарный врач с женой и сыном, они прикатили из Беромюнстера.
– Тот самый!
– Перекрасил машину в черный цвет, краска совсем свежая.
– У кого он похитил ребенка?
Ребенок вопил, жена рыдала, ветеринарный врач кричал – с него сбили шляпу. Взвод полицейских разрешил угрожающую ситуацию: толпу оттеснили, разъяснив, что «альфа-ромео» найден. Для вящей доходчивости пустили в ход резиновые дубинки.
У ветеринарного врача вследствие потрясения снова началась невралгия тройничного нерва, от которой его исцелили в Лурде; теперь он, вместо Монте-Карло, ехал обратно в знаменитый чудесами Лурд, чтобы законным порядком востребовать зря истраченные деньги.
Горчев побрел в «Средиземный». Измятый и грязный, небрежно посвистывая, он дефилировал по ярко освещенному холлу.
– Куда желаете пройти? – окликнул его портье.
– В бельэтаж. Когда уехал господин Ванек?
Портье пожал плечами:
– А когда он приехал?
– Он занимал княжеские апартаменты.
Портье заглянул в регистрационную книгу и снова пожал плечами.
– Ванек вообще не числится. Номер снимает полоумный португалец по фамилии Горчев.
– Правильно. Меня послал этот португалец, чтобы уплатить по счету, и, кстати, разрешил переодеться у него в номере.
– Скажите, молодой человек, – доверительно наклонился портье, – этот Горчев – фабрикант?
– Конечно. Владелец патента на крем для кожи «Ми-микри». Но в основном изготавливает украшения из альпаки. Господин фабрикант переселяется на виллу Арагон.
– Вы там работаете истопником?
– Нет, огородником. Вилла принадлежит супруге господина Горчева, с которой он в разводе. Сейчас они помирились и уезжают в Португалию, где собираются посвятить оставшиеся годы украшениям из альпаки.
Горчев прошел в свои апартаменты и надел новый матросский костюм – его вместе с другими покупками доставили в красивом желтом кофре. Матросский костюм и кепи очень украшали нашего и без того симпатичного героя – своим приятным лицом и легкой, ритмичной походкой он даже напоминал известного рода юношей-танцоров, откликающихся на словечко «бой», а в беседе способных говорить только впятером одновременно.
Надо бы еще побриться. Стыдно небритым явиться в легион. Горчев повязал на шею полотенце и открыл огромный гардероб, снабженный всевозможными предметами туалета.
Из нижнего ящика, к немалому удивлению Горчева, кубарем выкатился господин Ванек.
– Исчезла машина с важными военными документами. Все побережье взбудоражено.
Злоумышленник, вероятно, идентичен с убийцей-рецидивистом из Лиона.
– Да ну!
– Одна из наших клиенток видела, как он поворачивал к берегу. Прямо гигант с огромной рыжей бородой.
– Дама своими глазами видела?
– А что особенного! Большинство преступников попадаются благодаря наблюдательности очевидцев.
– Похоже, вы правы, – Горчев расплатился и вышел на пустынную улицу. Движение перекрыто. С ума они посходили? Ведь автомобиль на месте? Или они из принципа ищут где угодно, только не там?
На углу собралась громадная толпа.
– Что случилось? – спросил Горчев пробегающего рассыльного.
– Схватили преступника и собираются линчевать. Оказывается, он же похитил ребенка у летчика Линдберга. Переодетый ковбой, сообщник Аль Капоне.
Горчев пришел к выводу, что большинство людей – прирожденные киносценаристы.
Толпа задержала «бугатти» за номером 709-864 ЧУ: в машине сидел ветеринарный врач с женой и сыном, они прикатили из Беромюнстера.
– Тот самый!
– Перекрасил машину в черный цвет, краска совсем свежая.
– У кого он похитил ребенка?
Ребенок вопил, жена рыдала, ветеринарный врач кричал – с него сбили шляпу. Взвод полицейских разрешил угрожающую ситуацию: толпу оттеснили, разъяснив, что «альфа-ромео» найден. Для вящей доходчивости пустили в ход резиновые дубинки.
У ветеринарного врача вследствие потрясения снова началась невралгия тройничного нерва, от которой его исцелили в Лурде; теперь он, вместо Монте-Карло, ехал обратно в знаменитый чудесами Лурд, чтобы законным порядком востребовать зря истраченные деньги.
Горчев побрел в «Средиземный». Измятый и грязный, небрежно посвистывая, он дефилировал по ярко освещенному холлу.
– Куда желаете пройти? – окликнул его портье.
– В бельэтаж. Когда уехал господин Ванек?
Портье пожал плечами:
– А когда он приехал?
– Он занимал княжеские апартаменты.
Портье заглянул в регистрационную книгу и снова пожал плечами.
– Ванек вообще не числится. Номер снимает полоумный португалец по фамилии Горчев.
– Правильно. Меня послал этот португалец, чтобы уплатить по счету, и, кстати, разрешил переодеться у него в номере.
– Скажите, молодой человек, – доверительно наклонился портье, – этот Горчев – фабрикант?
– Конечно. Владелец патента на крем для кожи «Ми-микри». Но в основном изготавливает украшения из альпаки. Господин фабрикант переселяется на виллу Арагон.
– Вы там работаете истопником?
– Нет, огородником. Вилла принадлежит супруге господина Горчева, с которой он в разводе. Сейчас они помирились и уезжают в Португалию, где собираются посвятить оставшиеся годы украшениям из альпаки.
Горчев прошел в свои апартаменты и надел новый матросский костюм – его вместе с другими покупками доставили в красивом желтом кофре. Матросский костюм и кепи очень украшали нашего и без того симпатичного героя – своим приятным лицом и легкой, ритмичной походкой он даже напоминал известного рода юношей-танцоров, откликающихся на словечко «бой», а в беседе способных говорить только впятером одновременно.
Надо бы еще побриться. Стыдно небритым явиться в легион. Горчев повязал на шею полотенце и открыл огромный гардероб, снабженный всевозможными предметами туалета.
Из нижнего ящика, к немалому удивлению Горчева, кубарем выкатился господин Ванек.
Глава 8
1
– Месье! Почему вы не стучите, прежде чем войти?
– Апартаменты занимаю я.
– Но шкаф – мое обиталище. Мой дом – моя крепость!
– Господин Ванек! Считайте, что я с луны свалился.
– Однако ушибся при этом я.
– Вы должны быть в Марселе, в легионе. Вы получили за это тысячу франков, а сами торчите здесь? Вы меня обманули.
– Лжете! – Господин Ванек изо всех сил старался удержать позицию честного гражданина, убежденного в своей правоте. Хотя факт сам по себе заслуживал порицания, Горчев с трудом сохранял серьезность и даже попытался напустить на себя грозный вид.
– Господин Ванек, вам, надеюсь, понятно, что я вас сейчас поколочу?
– В этом я ни секунды не сомневаюсь. Но я предстаю перед вами как Галилей. Бейте меня! Кромсайте… жгите… И все-таки она вертится!
– Вы обманщик и не имеете права сравнивать себя с почтенным астрономом.
– Это злостная клевета!
– Если вы сейчас же не объяснитесь, я засуну вас меж обувными колодками и придвину дубовый стол к дверце, чтобы вы не смогли выбраться.
– Галилей выдержал бы такие пытки с гордо поднятой головой.
– Я требую объяснений.
– Вы просили меня заменить вас на один день в легионе и вручили тысячу франков. Так?
– Верно.
– Я исполнил вашу просьбу более выгодным способом, чтобы вы не остались без секретаря, – Ванек ударил себя в грудь. – Могу не хвастаясь сказать – я в этом качестве незаменим. Слушайте. Я предстал перед казармой и уговорил первого же хмурого господина, который явно хотел податься в рекруты. За пятьсот франков он согласился вас заменить. У него будет возможность без риска осмотреться, а если он передумает, то сможет завтра выйти из рядов легиона, а вы его подмените. Вот так, месье Голицер!
Горчев не стал его поправлять.
– Вы имеете заместителя в легионе. Равным образом сохранили секретаря и мои пятьсот франков остались при мне. Впрочем, вы потеряли секретаря: я оскорблен и незамедлительно отказываюсь от места. Но, – господин Ванек гордо вскинул голову, – все-таки она вертится, заметьте, месье!
Ванек вытянул ящик, чтобы забрать старый пиджак, купальные трусы и зонт, а также телятину в желе и огуречный салат.
– Я вас обидел и хочу помириться, – вздохнул Горчев с виноватым видом.
«Возможно, еще не поздно», – сообразил господин Ванек и быстро поставил обратно переполненную тарелку, причем салат выплеснулся ему на башмаки.
– Искренне прошу прощения.
– Хорошо. Остаюсь в последний раз. Но заметьте, я никогда в жизни не лгал.
– Нет, она не вертится, – грустно пробормотал Горчев. – Если б она двигалась, то сейчас бы разверзлась под вами.
– Апартаменты занимаю я.
– Но шкаф – мое обиталище. Мой дом – моя крепость!
– Господин Ванек! Считайте, что я с луны свалился.
– Однако ушибся при этом я.
– Вы должны быть в Марселе, в легионе. Вы получили за это тысячу франков, а сами торчите здесь? Вы меня обманули.
– Лжете! – Господин Ванек изо всех сил старался удержать позицию честного гражданина, убежденного в своей правоте. Хотя факт сам по себе заслуживал порицания, Горчев с трудом сохранял серьезность и даже попытался напустить на себя грозный вид.
– Господин Ванек, вам, надеюсь, понятно, что я вас сейчас поколочу?
– В этом я ни секунды не сомневаюсь. Но я предстаю перед вами как Галилей. Бейте меня! Кромсайте… жгите… И все-таки она вертится!
– Вы обманщик и не имеете права сравнивать себя с почтенным астрономом.
– Это злостная клевета!
– Если вы сейчас же не объяснитесь, я засуну вас меж обувными колодками и придвину дубовый стол к дверце, чтобы вы не смогли выбраться.
– Галилей выдержал бы такие пытки с гордо поднятой головой.
– Я требую объяснений.
– Вы просили меня заменить вас на один день в легионе и вручили тысячу франков. Так?
– Верно.
– Я исполнил вашу просьбу более выгодным способом, чтобы вы не остались без секретаря, – Ванек ударил себя в грудь. – Могу не хвастаясь сказать – я в этом качестве незаменим. Слушайте. Я предстал перед казармой и уговорил первого же хмурого господина, который явно хотел податься в рекруты. За пятьсот франков он согласился вас заменить. У него будет возможность без риска осмотреться, а если он передумает, то сможет завтра выйти из рядов легиона, а вы его подмените. Вот так, месье Голицер!
Горчев не стал его поправлять.
– Вы имеете заместителя в легионе. Равным образом сохранили секретаря и мои пятьсот франков остались при мне. Впрочем, вы потеряли секретаря: я оскорблен и незамедлительно отказываюсь от места. Но, – господин Ванек гордо вскинул голову, – все-таки она вертится, заметьте, месье!
Ванек вытянул ящик, чтобы забрать старый пиджак, купальные трусы и зонт, а также телятину в желе и огуречный салат.
– Я вас обидел и хочу помириться, – вздохнул Горчев с виноватым видом.
«Возможно, еще не поздно», – сообразил господин Ванек и быстро поставил обратно переполненную тарелку, причем салат выплеснулся ему на башмаки.
– Искренне прошу прощения.
– Хорошо. Остаюсь в последний раз. Но заметьте, я никогда в жизни не лгал.
– Нет, она не вертится, – грустно пробормотал Горчев. – Если б она двигалась, то сейчас бы разверзлась под вами.
2
На следующее утро:
– Месье Петрович!
Горчев проснулся. Около кровати стоял секретарь, закутанный в покрывало, и когда господин Ванек перебросил один край с правого бедра на левое, он живо напомнил Юлия Цезаря из американского бурлеска.
– Вставайте, – терпеливо повторил секретарь. – Вы должны заменить в легионе человека по фамилии Корто.
– Отстаньте, вы, пиявка…
– Моя фамилия Ванек.
– Послушайте, господин кровосос Ванек, что вы ко мне прицепились?
– Мне будет жаль, если наша давняя, закадычная дружба кончится для меня разочарованием, месье Цвиллингер.
Горчев подпрыгнул, словно ужаленный:
– Послушайте, я все понимаю, но объясните, бога ради, откуда вы взяли этого Цвиллингера. Я с ума с вами сойду!
– Только не теперь. Я лично поручился за вас перед господином Корто.
– Ладно. Но откуда взялся Цвиллингер?
– Я пошутил. Мне хорошо известно, что вы, в сущности, Петрович.
– И кто такой Корто? Почему он вступает в легион?
– Из патриотических соображений. Его обязали на вечные времена покинуть страну как неисправимого преступника. Он тайно вернулся и хочет служить в легионе.
– Отлично!
Горчев быстро оделся. Они успели на поезд и около полудня прибыли в Марсель.
По дороге в форт Сен-Жан Горчев протянул руку секретарю:
– Спасибо за все, что вы для меня сделали.
– Не стоит, я только выполнял свои обязанности, месье Петрович. Сообщите о ваших поручениях.
– Сомневаюсь, что по регламенту легиона рядовой может держать секретаря.
– Меня как цивильной персоны служебный регламент не касается.
– Ваша преданность трогательна. Кстати, я действительно хочу вас попросить…
– Слушаю.
– Закажите по телефону разговор с Ниццей.
– Могу, – кивнул Ванек и пошел.
– Эй, господин Ванек, постойте! Вы даже не знаете, в чем поручение.
– Вы ведь желаете заказать междугородний разговор.
– Но для чего вы будете звонить в Ниццу?
– Хороший секретарь не интересуется частными делами шефа.
– Вы должны вызвать особняк Лабу… Не бегите так. Вы спросите, дома ли мадемуазель Аннет. Если да… как-нибудь дадите мне знать.
– Что у вас с этой дамой?
– Личное дело, господин Ванек.
– Ага, – секретарь прищурился. – Значит, актриса. Опасайтесь актрис. Любовь…
– До свидания, господин Ванек.
Горчев пошел к форту. Часовые охотно его пропустили – выпускали здесь менее охотно. Надо разыскать полковую канцелярию. Повсюду сновали солдаты. Где этот Корто, который не мог прожить без Франции? Поискав с часок, он его нашел: субъект с низким лбом и прыщавой физиономией производил несколько мрачноватое впечатление. Он уже ходил в униформе.
– Вы, значит, Горчев? – протянул он флегматично и тупо.
– Я, братец. Спасибо за любезность, теперь ты свободен.
– Нет. После обеда я отправляюсь в Африку.
– Хоть к черту отправляйтесь. Я – Иван Горчев, и верните мое удостоверение.
– Терпение. Я нашел здесь одного сержанта, мы с ним в Париже в хорошие времена работали у Пежо. Его зовут Гектор Потиу. Если отдать вам удостоверение, придется зачисляться заново, и неизвестно, к какому сержанту попадешь. Этот ведь свой парень. Великое дело, поймите.
– Но я тоже хочу служить.
– Запишитесь снова. Кого заботит, сколько Горчевых могут служить сразу, – сказал Корто, торговец живым товаром, который, впрочем, был настолько пьян, что едва стоял на ногах.
– Так… И вы возьмете фамилию Горчев?
– Не бойтесь за честь семьи.
– Ладно. Тогда я вступлю заново, а вы отправляйтесь с вашим сержантом.
Примерно час Горчев спокойно сидел на скамейке запрокинув голову и принимал солнечную ванну столь непринужденно, сколь сие возможно в форту. Однако дальнейшие события не дали ему нежиться слишком долго.
Позднее он снова заметил Корто, порядком пьяного, в обществе рыжеусого сержанта – Гектора Потиу, вероятно. Началась перекличка. Зачитали именной лист. Каждый новобранец из подразделения Гектора Потиу с вещами становился в строй. Корто хранил свое имущество в перевязанной шпагатом сигарной коробке среднего размера, на которой по-детски крупными буквами было выведено «Иван Горчев». Корто, надо полагать, решил, что не повредит для памяти записать собственное имя. Он деликатно положил коробку перед собой.
Протрубили сигнал, и взвод двинулся через ворота в направлении гавани. Во дворе появился другой унтер-офицер, некий сержант Вердье, и закричал:
– Всем, кто записался сегодня утром, выстроиться у ворот справа.
Это касалось и Горчева. Сержанта Вердье рядовые между собой прозвали Львом: складки возле рта, нос и удивительная расстановка глаз напоминали популярного хищника. Ревом он, пожалуй, превосходил грозную бестию. Правый глаз у него был всегда полузакрыт, что рождало гримасу постоянного недоверия. Зубы измерялись сантиметра в два. С легким преувеличением можно сказать, что такими большими прямоугольными зубами человеческая челюсть еще никогда не блистала.
В данный момент он стремился изобразить из себя эдакого добродушного и дружелюбного унтер-офицера. Однако в сложном выражении его физиономии успокоительная улыбка палача соединялась с блаженством параноика, предающегося радостным видениям.
– Вы вступили в легион, – возвестил он рекрутам. – Вы должны все время думать, какое это счастье, какая честь. Если вы будете думать об этом все время, вам обеспечена великолепная жизнь. Легион – самое удобное и безопасное место. Я – самый покладистый человек на свете. Меня даже называют отцом взвода. Не люблю только нахальных. Кто себя дерзко поведет, потом пожалеет. Многие могли бы порассказать об этом, да жаль, никого в живых не осталось. Прошу запомнить мои слова, а все остальное – моя забота. Полное послушание – и заживете, как Алиса в стране чудес, ведь я самый отзывчивый и добрый человек на свете. Марш отсюда, свиньи, видеть вас не могу, бандиты!
Все это он отбарабанил быстро и механически, словно нанятый шафер свадебное поздравление, затем шумно удалился под зловещий аккомпанемент своей сабли, орденов и шпор. Его заменил капрал с довольно дикой физиономией и сонным голосом, известный Жант, которого трясло при виде любого штатского. Местный полковой врач, отличающийся богемными привычками, назвал данную болезнь цивилофобией. Главные симптомы неизлечимого недуга: неудержимая тошнота и мучительные припадки буйства при виде персоны в штатском.
По его лицу расползлась гримаса непроходимой скуки и отвращения: он запихнул большие пальцы за ремень, широко расставил ноги и энергично сплюнул. Мать честная, сколько штатских, сколько сутулых спин и криво посаженных голов! Грызут ногти, разглядывают собственные башмаки, лениво покачиваются; ряд раскинулся криво, словно отброшенная веревка. И все эти олухи должны стоять на утренней побудке в Сахаре как на параде.
– Меня зовут капрал Жант, – начал он мелодично, чуть ли не кротко. – Каждый из вас отвратно «синий». Слово сохранилось с наполеоновских времен, когда рекрутам шнуровали воротник: у них вываливался язык, и они «синели» на глазах. С тех пор повелось называть всякий штатский сброд «синими». Следуйте за мной хоть каким-нибудь строем, меня прямо колотит от вашего вида.
Они двинулись за капралом.
– Общение очень непринужденное, – обратился Горчев к высоченному мяснику с перепуганным лицом и выпученными, как при базедовой болезни, глазами. Мясник пал жертвой рассеянности. Предусмотрительный малый задумал получить страховку, тщательно закрыл все двери и поджег дом. Любуясь пожаром, он вдруг вспомнил, что его жена осталась в спальне – он забыл ее предупредить. Несчастный бежал в легион. Сколько на свете горя от рассеянности!
– Меня зовут Буассон, а вас? – спросил он у Горчева. Герой наш терпеть не мог подобных вопросов и ответил в своем обычном стиле:
– Тинторетто.
– Да? Я вроде где-то слышал о вас.
– Я художник.
– Правильно, вспомнил! Откуда вы родом?
– Из Чинквеченто.
– Где-нибудь в Савойе?
– Местечко между Авиньоном и Тулоном.
– Правильно. У меня там родственник поблизости, только я забыл название городка… вроде бы похожее.
– Ясное дело. Кватроченто.
– Вот-вот. Там еще сортировочная станция. А родственник, худющий такой, писарем служит.
– Его не Петраркой зовут?
– Подождите… Кажется, на «Б»…
– Боттичелли?
– Кажется.
– Понятно. Сандро Боттичелли. Что теперь поделывает старик?
– Пенковые трубки.
– Вспомнил! Это ведь мой приятель!
– Отставить разговоры!
Это крикнул капрал, совсем обалдевший от цивилофобии. Тем временем новобранцев привели в казарму.
В полутьме пошла возня да крики насчет тумбочек и коек. Капрал Жант поднял со стола сигарную коробку, которую один из рекрутов нашел во дворе – ее наверняка забыл пьяный Корто. «Иван Горчев», – вслух прочел имя на коробке капрал Жант.
Горчев откликнулся:
– Я здесь, браток.
– Мать свою крестную зови братком, – рассудил капрал, стараясь разглядеть наглеца. Из темной людской массы послышалось:
– Вранье, капрал Жант. По законам церкви брат не может быть крестной матерью. Также и по законам природы в порядочной семье брат рождается позднее крестной матери.
– Об этом мы потолкуем при случае, любезный Горчев, – пообещал капрал. Много бы он дал, чтобы увидеть негодяя, но толпа мельтешила так, что у него в глазах зарябило.
– Когда закончите эту скотную ярмарку, пойдете на склад номер два возле главного входа в штабное здание. Там получите форму.
Капрал удалился. Горчев подошел к столу и рассмотрел перевязанную веревкой коробку. Надо выяснить, куда отправили рецидивиста-патриота и переслать имущество. Он положил собственность своего «второго я» на полку рядом с плотно набитым желтым кофром; мясник устроился на соседней койке.
– Хорошее место, около окна, уважаемый господин Тинторетто. А кличут вас как?
– Казимир.
– Отличное имя: Казимир Тинторетто. А ремесло какое у вас будет?
– Я символист.
– Быть не может! Музыкант? А я вот ни на каком инструменте не играю.
– Жаль. Символизм очень приятная музыка.
– А вы захватили эту… свою символу?
– Вот здесь, в коробке. Длинный инструмент, из трех частей складывается.
– А почему на коробке написано «Горчев»?
– Это мой псевдоним. Ваш родственник ведь тоже не урожденный Боттичелли.
– Нет. По-моему, его зовут Бражик. Он из Эльзаса переселился на юг.
– Я знаю, он много рассказывал. Упоминал даже, что вы когда-то были детьми.
– Да? Интересно, ведь так оно и было.
Усатый взводный вытащил кинжал и завопил:
– Если мигом не заткнетесь, всех искромсаю!
– Горчев! – крикнул кто-то у двери, откуда хлынула новая партия рекрутов. Горчев поспешил наружу.
С другой койки с трудом приподнялся Вюрфли – учитель танцев и хороших манер.
Его, как и многих других владельцев танцевальных школ, разорило введение в кафе и ресторанах «пятичасового чая»: с горя он запил, и жена – страхолюдная коротышка, к тому же косоглазая – бросила его. Такого унижения не мог снести преисполненный достоинства учитель танцев и хороших манер, пошел он по наклонной дорожке и докатился до легиона. Теперь он обернулся к мяснику:
– Извините, месье, я не мог раньше вмешаться в разговор, на мне сидели несколько человек. С кем вы беседовали? Мне послышалось – Тинторетто?
– Рядовой под псевдонимом Горчев – музыкант и маляр. Один мой родственник, которого я не знаю, знает его очень хорошо. Что это вы пишете?
– Я веду дневник легиона, думаю на этом разбогатеть. Что за инструмент там в коробке?
– Символа. Напоминает бомбардон, только длинный и узкий. Как вас зовут?
– Эгон Вюрфли. Владелец некогда знаменитой балетной школы Вюрфли в Цюрихе.
Господин Вюрфли все записал добросовестно в дневник. Мясник меж тем с нежностью взирал на желтый кофр, к ручке которого была привешена картонка с надписью «Горчев». Хорошо этим музыкантам, а вот он явился в легион в одной рубашке, без куска мыла и расчески. Повздыхал, направился во двор и оцепенел: Тинторетто беседовал с генералом.
– Месье Петрович!
Горчев проснулся. Около кровати стоял секретарь, закутанный в покрывало, и когда господин Ванек перебросил один край с правого бедра на левое, он живо напомнил Юлия Цезаря из американского бурлеска.
– Вставайте, – терпеливо повторил секретарь. – Вы должны заменить в легионе человека по фамилии Корто.
– Отстаньте, вы, пиявка…
– Моя фамилия Ванек.
– Послушайте, господин кровосос Ванек, что вы ко мне прицепились?
– Мне будет жаль, если наша давняя, закадычная дружба кончится для меня разочарованием, месье Цвиллингер.
Горчев подпрыгнул, словно ужаленный:
– Послушайте, я все понимаю, но объясните, бога ради, откуда вы взяли этого Цвиллингера. Я с ума с вами сойду!
– Только не теперь. Я лично поручился за вас перед господином Корто.
– Ладно. Но откуда взялся Цвиллингер?
– Я пошутил. Мне хорошо известно, что вы, в сущности, Петрович.
– И кто такой Корто? Почему он вступает в легион?
– Из патриотических соображений. Его обязали на вечные времена покинуть страну как неисправимого преступника. Он тайно вернулся и хочет служить в легионе.
– Отлично!
Горчев быстро оделся. Они успели на поезд и около полудня прибыли в Марсель.
По дороге в форт Сен-Жан Горчев протянул руку секретарю:
– Спасибо за все, что вы для меня сделали.
– Не стоит, я только выполнял свои обязанности, месье Петрович. Сообщите о ваших поручениях.
– Сомневаюсь, что по регламенту легиона рядовой может держать секретаря.
– Меня как цивильной персоны служебный регламент не касается.
– Ваша преданность трогательна. Кстати, я действительно хочу вас попросить…
– Слушаю.
– Закажите по телефону разговор с Ниццей.
– Могу, – кивнул Ванек и пошел.
– Эй, господин Ванек, постойте! Вы даже не знаете, в чем поручение.
– Вы ведь желаете заказать междугородний разговор.
– Но для чего вы будете звонить в Ниццу?
– Хороший секретарь не интересуется частными делами шефа.
– Вы должны вызвать особняк Лабу… Не бегите так. Вы спросите, дома ли мадемуазель Аннет. Если да… как-нибудь дадите мне знать.
– Что у вас с этой дамой?
– Личное дело, господин Ванек.
– Ага, – секретарь прищурился. – Значит, актриса. Опасайтесь актрис. Любовь…
– До свидания, господин Ванек.
Горчев пошел к форту. Часовые охотно его пропустили – выпускали здесь менее охотно. Надо разыскать полковую канцелярию. Повсюду сновали солдаты. Где этот Корто, который не мог прожить без Франции? Поискав с часок, он его нашел: субъект с низким лбом и прыщавой физиономией производил несколько мрачноватое впечатление. Он уже ходил в униформе.
– Вы, значит, Горчев? – протянул он флегматично и тупо.
– Я, братец. Спасибо за любезность, теперь ты свободен.
– Нет. После обеда я отправляюсь в Африку.
– Хоть к черту отправляйтесь. Я – Иван Горчев, и верните мое удостоверение.
– Терпение. Я нашел здесь одного сержанта, мы с ним в Париже в хорошие времена работали у Пежо. Его зовут Гектор Потиу. Если отдать вам удостоверение, придется зачисляться заново, и неизвестно, к какому сержанту попадешь. Этот ведь свой парень. Великое дело, поймите.
– Но я тоже хочу служить.
– Запишитесь снова. Кого заботит, сколько Горчевых могут служить сразу, – сказал Корто, торговец живым товаром, который, впрочем, был настолько пьян, что едва стоял на ногах.
– Так… И вы возьмете фамилию Горчев?
– Не бойтесь за честь семьи.
– Ладно. Тогда я вступлю заново, а вы отправляйтесь с вашим сержантом.
Примерно час Горчев спокойно сидел на скамейке запрокинув голову и принимал солнечную ванну столь непринужденно, сколь сие возможно в форту. Однако дальнейшие события не дали ему нежиться слишком долго.
Позднее он снова заметил Корто, порядком пьяного, в обществе рыжеусого сержанта – Гектора Потиу, вероятно. Началась перекличка. Зачитали именной лист. Каждый новобранец из подразделения Гектора Потиу с вещами становился в строй. Корто хранил свое имущество в перевязанной шпагатом сигарной коробке среднего размера, на которой по-детски крупными буквами было выведено «Иван Горчев». Корто, надо полагать, решил, что не повредит для памяти записать собственное имя. Он деликатно положил коробку перед собой.
Протрубили сигнал, и взвод двинулся через ворота в направлении гавани. Во дворе появился другой унтер-офицер, некий сержант Вердье, и закричал:
– Всем, кто записался сегодня утром, выстроиться у ворот справа.
Это касалось и Горчева. Сержанта Вердье рядовые между собой прозвали Львом: складки возле рта, нос и удивительная расстановка глаз напоминали популярного хищника. Ревом он, пожалуй, превосходил грозную бестию. Правый глаз у него был всегда полузакрыт, что рождало гримасу постоянного недоверия. Зубы измерялись сантиметра в два. С легким преувеличением можно сказать, что такими большими прямоугольными зубами человеческая челюсть еще никогда не блистала.
В данный момент он стремился изобразить из себя эдакого добродушного и дружелюбного унтер-офицера. Однако в сложном выражении его физиономии успокоительная улыбка палача соединялась с блаженством параноика, предающегося радостным видениям.
– Вы вступили в легион, – возвестил он рекрутам. – Вы должны все время думать, какое это счастье, какая честь. Если вы будете думать об этом все время, вам обеспечена великолепная жизнь. Легион – самое удобное и безопасное место. Я – самый покладистый человек на свете. Меня даже называют отцом взвода. Не люблю только нахальных. Кто себя дерзко поведет, потом пожалеет. Многие могли бы порассказать об этом, да жаль, никого в живых не осталось. Прошу запомнить мои слова, а все остальное – моя забота. Полное послушание – и заживете, как Алиса в стране чудес, ведь я самый отзывчивый и добрый человек на свете. Марш отсюда, свиньи, видеть вас не могу, бандиты!
Все это он отбарабанил быстро и механически, словно нанятый шафер свадебное поздравление, затем шумно удалился под зловещий аккомпанемент своей сабли, орденов и шпор. Его заменил капрал с довольно дикой физиономией и сонным голосом, известный Жант, которого трясло при виде любого штатского. Местный полковой врач, отличающийся богемными привычками, назвал данную болезнь цивилофобией. Главные симптомы неизлечимого недуга: неудержимая тошнота и мучительные припадки буйства при виде персоны в штатском.
По его лицу расползлась гримаса непроходимой скуки и отвращения: он запихнул большие пальцы за ремень, широко расставил ноги и энергично сплюнул. Мать честная, сколько штатских, сколько сутулых спин и криво посаженных голов! Грызут ногти, разглядывают собственные башмаки, лениво покачиваются; ряд раскинулся криво, словно отброшенная веревка. И все эти олухи должны стоять на утренней побудке в Сахаре как на параде.
– Меня зовут капрал Жант, – начал он мелодично, чуть ли не кротко. – Каждый из вас отвратно «синий». Слово сохранилось с наполеоновских времен, когда рекрутам шнуровали воротник: у них вываливался язык, и они «синели» на глазах. С тех пор повелось называть всякий штатский сброд «синими». Следуйте за мной хоть каким-нибудь строем, меня прямо колотит от вашего вида.
Они двинулись за капралом.
– Общение очень непринужденное, – обратился Горчев к высоченному мяснику с перепуганным лицом и выпученными, как при базедовой болезни, глазами. Мясник пал жертвой рассеянности. Предусмотрительный малый задумал получить страховку, тщательно закрыл все двери и поджег дом. Любуясь пожаром, он вдруг вспомнил, что его жена осталась в спальне – он забыл ее предупредить. Несчастный бежал в легион. Сколько на свете горя от рассеянности!
– Меня зовут Буассон, а вас? – спросил он у Горчева. Герой наш терпеть не мог подобных вопросов и ответил в своем обычном стиле:
– Тинторетто.
– Да? Я вроде где-то слышал о вас.
– Я художник.
– Правильно, вспомнил! Откуда вы родом?
– Из Чинквеченто.
– Где-нибудь в Савойе?
– Местечко между Авиньоном и Тулоном.
– Правильно. У меня там родственник поблизости, только я забыл название городка… вроде бы похожее.
– Ясное дело. Кватроченто.
– Вот-вот. Там еще сортировочная станция. А родственник, худющий такой, писарем служит.
– Его не Петраркой зовут?
– Подождите… Кажется, на «Б»…
– Боттичелли?
– Кажется.
– Понятно. Сандро Боттичелли. Что теперь поделывает старик?
– Пенковые трубки.
– Вспомнил! Это ведь мой приятель!
– Отставить разговоры!
Это крикнул капрал, совсем обалдевший от цивилофобии. Тем временем новобранцев привели в казарму.
В полутьме пошла возня да крики насчет тумбочек и коек. Капрал Жант поднял со стола сигарную коробку, которую один из рекрутов нашел во дворе – ее наверняка забыл пьяный Корто. «Иван Горчев», – вслух прочел имя на коробке капрал Жант.
Горчев откликнулся:
– Я здесь, браток.
– Мать свою крестную зови братком, – рассудил капрал, стараясь разглядеть наглеца. Из темной людской массы послышалось:
– Вранье, капрал Жант. По законам церкви брат не может быть крестной матерью. Также и по законам природы в порядочной семье брат рождается позднее крестной матери.
– Об этом мы потолкуем при случае, любезный Горчев, – пообещал капрал. Много бы он дал, чтобы увидеть негодяя, но толпа мельтешила так, что у него в глазах зарябило.
– Когда закончите эту скотную ярмарку, пойдете на склад номер два возле главного входа в штабное здание. Там получите форму.
Капрал удалился. Горчев подошел к столу и рассмотрел перевязанную веревкой коробку. Надо выяснить, куда отправили рецидивиста-патриота и переслать имущество. Он положил собственность своего «второго я» на полку рядом с плотно набитым желтым кофром; мясник устроился на соседней койке.
– Хорошее место, около окна, уважаемый господин Тинторетто. А кличут вас как?
– Казимир.
– Отличное имя: Казимир Тинторетто. А ремесло какое у вас будет?
– Я символист.
– Быть не может! Музыкант? А я вот ни на каком инструменте не играю.
– Жаль. Символизм очень приятная музыка.
– А вы захватили эту… свою символу?
– Вот здесь, в коробке. Длинный инструмент, из трех частей складывается.
– А почему на коробке написано «Горчев»?
– Это мой псевдоним. Ваш родственник ведь тоже не урожденный Боттичелли.
– Нет. По-моему, его зовут Бражик. Он из Эльзаса переселился на юг.
– Я знаю, он много рассказывал. Упоминал даже, что вы когда-то были детьми.
– Да? Интересно, ведь так оно и было.
Усатый взводный вытащил кинжал и завопил:
– Если мигом не заткнетесь, всех искромсаю!
– Горчев! – крикнул кто-то у двери, откуда хлынула новая партия рекрутов. Горчев поспешил наружу.
С другой койки с трудом приподнялся Вюрфли – учитель танцев и хороших манер.
Его, как и многих других владельцев танцевальных школ, разорило введение в кафе и ресторанах «пятичасового чая»: с горя он запил, и жена – страхолюдная коротышка, к тому же косоглазая – бросила его. Такого унижения не мог снести преисполненный достоинства учитель танцев и хороших манер, пошел он по наклонной дорожке и докатился до легиона. Теперь он обернулся к мяснику:
– Извините, месье, я не мог раньше вмешаться в разговор, на мне сидели несколько человек. С кем вы беседовали? Мне послышалось – Тинторетто?
– Рядовой под псевдонимом Горчев – музыкант и маляр. Один мой родственник, которого я не знаю, знает его очень хорошо. Что это вы пишете?
– Я веду дневник легиона, думаю на этом разбогатеть. Что за инструмент там в коробке?
– Символа. Напоминает бомбардон, только длинный и узкий. Как вас зовут?
– Эгон Вюрфли. Владелец некогда знаменитой балетной школы Вюрфли в Цюрихе.
Господин Вюрфли все записал добросовестно в дневник. Мясник меж тем с нежностью взирал на желтый кофр, к ручке которого была привешена картонка с надписью «Горчев». Хорошо этим музыкантам, а вот он явился в легион в одной рубашке, без куска мыла и расчески. Повздыхал, направился во двор и оцепенел: Тинторетто беседовал с генералом.
3
Горчева позвали, потому что с ним хотел говорить генерал де Бертэн. Возле генерала стоял Лабу. Они приехали на машине, а дорогой вели жаркие споры.
– Говорю тебе, Горчев числится в списках. Мне сообщили по телефону.
– А я тебе говорю, что это он провернул дело с автомобилем. Такого кошмарного монокля больше ни у кого быть не может.
– Он вчера вечером отметился в Марселе. Не мог же он одновременно находиться и в Тулоне.
Черный ободок, который Лабу вертел в пальцах, имел трещину с одного бока.
Генерал махнул рукой часовому, чтобы его не встречали трубным раскатом, и велел вызвать Горчева, который тут же и явился.
– Вы идиот, – накинулся на него Лабу. – Вы окончательно спятили!
– Прошу вас, – Горчев принялся расстегивать мундир, – возле склада есть маленький пустой подвал, и мы спокойно выясним отношения.
– Говорю тебе, Горчев числится в списках. Мне сообщили по телефону.
– А я тебе говорю, что это он провернул дело с автомобилем. Такого кошмарного монокля больше ни у кого быть не может.
– Он вчера вечером отметился в Марселе. Не мог же он одновременно находиться и в Тулоне.
Черный ободок, который Лабу вертел в пальцах, имел трещину с одного бока.
Генерал махнул рукой часовому, чтобы его не встречали трубным раскатом, и велел вызвать Горчева, который тут же и явился.
– Вы идиот, – накинулся на него Лабу. – Вы окончательно спятили!
– Прошу вас, – Горчев принялся расстегивать мундир, – возле склада есть маленький пустой подвал, и мы спокойно выясним отношения.