Глаза Лабу вспыхнули, и он приготовился снять пиджак. Генерал удержал его.
– Молодой человек, я вас разыскал, чтобы поблагодарить за мужественное вмешательство недавним вечером.
– Не стоит благодарности. Обожаю драку.
– Вы бы хоть слегка подучились, – ехидно вставил Лабу.
– Гюстав, – упрекнул генерал.
– Ты прав. Драку отложим на потом.
– Помолчи-ка лучше, – прервал де Бертэн бывшего полномочного министра. – Скажите, Горчев, вы вчера вечером покидали форт?
– Я? Я даже не знал, что это разрешается. Сегодня вечером воспользуюсь увольнительной.
– Подождите, – вступил в разговор Лабу, – где вы потеряли монокль?
– А, верно! У меня его выклянчил субъект, который, похоже, занимается угоном машин. – Горчев отобрал монокль: – Вам я его дарить не собираюсь.
Де Бертэн протянул Горчеву руку:
– Благодарю еще раз, мой друг. Но теперь приказываю как генерал рядовому: не поддавайтесь на провокации месье Лабу.
И де Бертэн удалился.
Когда они остались вдвоем, Горчев весело подмигнул Лабу:
– Слава богу, я еще не присягал и могу ослушаться приказа. Идемте на склад.
– Обождите, Горчев, и слушайте внимательно. Сегодня вечером в девять часов у старого форта на углу Каннебьер вас будет ждать машина.
– Я не могу отсюда выйти.
– Придет унтер-офицер с приказом и выведет вас в город. Завтра утром будете в Генуе.
– И Аннет сядет за руль с отцовским благословением в кармане?
– Дурак вы все-таки.
– Насчет этого побеседуем на складе.
Воздух заволновался от крика, перешедшего в рев.
– Извините, вахмистр зовет на перекличку, – вскочил Горчев и побежал.
Рекруты сбегались отовсюду. Лев предстал перед строем:
– Ребята, если кто решил, что ему служить не под силу, может обмозговать дельце. Есть еще шанс. Кто сомневается, пусть выступит вперед.
Человек десять выступили, среди них мясник – жертва собственной рассеянности.
– Вы, значит, не прочь разойтись по домам? Эй, толстый, шаг вперед и отвечай. В первые двадцать четыре часа службы каждый волен передумать.
– Так точно, я передумал и хочу вернуться домой, – решительно заявил мясник.
Лев повернулся к взводному командиру:
– Отметьте в списке этих рекрутов звездочкой. Неблагонадежные. Завтра отправить их с утренним транспортом в Агадир. Остальных сегодня вечером в Оран.
Мясник часто и беспокойно задышал.
– В чем дело, туша жирная? Чего рот раззявил? Что-нибудь не так?
– Вы… Вы, однако, сказали, господин вахмистр, за двадцать четыре часа каждый волен обмозговать…
– Я так сказал? Правильно. Еще и завтра утром не поздно будет передумать. Вот только выйти из легиона уже нельзя. Ясно? Кругом марш!
Горчев быстро что-то написал, сунул записку одному из рекрутов и вернулся к Лабу, который терпеливо его поджидал.
– Я ведь пошутил, когда обещал вам руку своей дочери, – заявил отец Аннет.
– Если вы посмеете сделать это, когда я вернусь через несколько лет, я пристрелю вас, как собаку, и суд присяжных отнесется ко мне очень снисходительно, если я расскажу предысторию. В глазах порядочного общества я буду оправдан, а вас на том свете не примут ни в один клуб.
– Нахал и грубиян!
– Верно. Хватит разговаривать, идем на склад.
На складе околачивалось много штатских, поэтому никто не обратил внимания, когда они завернули в соседнее пустое помещение. Через десять минут у склада появился Горчев. На его руке висел бесчувственный Лабу, который лишился половины своего пиджака.
– Что произошло? – подскочил ефрейтор.
– Месье неожиданно упал.
– И есть ушибы?
– Да. У меня – за ухом, а у него… я угодил ему в подбородок.
Генерал хорошо знал своего друга и потому не сказал ни слова, когда бывший министр с хорошим синяком под глазом и в половине пиджака сел рядом с ним в машину.
– Неисправим, – пробормотал Лабу, когда они развернулись к Ницце.
– Посмотри. Эту записку кто-то привязал к камню и бросил через стену, – де Бертэн протянул листок бумаги.
– Беспримерная наглость, – возмутился генерал. Лабу с трудом растянул в улыбке уголок распухшего рта.
– Знаешь, если бы я знал его раньше…
– Ты бы счел его хорошим кандидатом в зятья?
– Разумеется. Мы могли бы драться, когда пожелаем!
– Молодой человек, я вас разыскал, чтобы поблагодарить за мужественное вмешательство недавним вечером.
– Не стоит благодарности. Обожаю драку.
– Вы бы хоть слегка подучились, – ехидно вставил Лабу.
– Гюстав, – упрекнул генерал.
– Ты прав. Драку отложим на потом.
– Помолчи-ка лучше, – прервал де Бертэн бывшего полномочного министра. – Скажите, Горчев, вы вчера вечером покидали форт?
– Я? Я даже не знал, что это разрешается. Сегодня вечером воспользуюсь увольнительной.
– Подождите, – вступил в разговор Лабу, – где вы потеряли монокль?
– А, верно! У меня его выклянчил субъект, который, похоже, занимается угоном машин. – Горчев отобрал монокль: – Вам я его дарить не собираюсь.
Де Бертэн протянул Горчеву руку:
– Благодарю еще раз, мой друг. Но теперь приказываю как генерал рядовому: не поддавайтесь на провокации месье Лабу.
И де Бертэн удалился.
Когда они остались вдвоем, Горчев весело подмигнул Лабу:
– Слава богу, я еще не присягал и могу ослушаться приказа. Идемте на склад.
– Обождите, Горчев, и слушайте внимательно. Сегодня вечером в девять часов у старого форта на углу Каннебьер вас будет ждать машина.
– Я не могу отсюда выйти.
– Придет унтер-офицер с приказом и выведет вас в город. Завтра утром будете в Генуе.
– И Аннет сядет за руль с отцовским благословением в кармане?
– Дурак вы все-таки.
– Насчет этого побеседуем на складе.
Воздух заволновался от крика, перешедшего в рев.
– Извините, вахмистр зовет на перекличку, – вскочил Горчев и побежал.
Рекруты сбегались отовсюду. Лев предстал перед строем:
– Ребята, если кто решил, что ему служить не под силу, может обмозговать дельце. Есть еще шанс. Кто сомневается, пусть выступит вперед.
Человек десять выступили, среди них мясник – жертва собственной рассеянности.
– Вы, значит, не прочь разойтись по домам? Эй, толстый, шаг вперед и отвечай. В первые двадцать четыре часа службы каждый волен передумать.
– Так точно, я передумал и хочу вернуться домой, – решительно заявил мясник.
Лев повернулся к взводному командиру:
– Отметьте в списке этих рекрутов звездочкой. Неблагонадежные. Завтра отправить их с утренним транспортом в Агадир. Остальных сегодня вечером в Оран.
Мясник часто и беспокойно задышал.
– В чем дело, туша жирная? Чего рот раззявил? Что-нибудь не так?
– Вы… Вы, однако, сказали, господин вахмистр, за двадцать четыре часа каждый волен обмозговать…
– Я так сказал? Правильно. Еще и завтра утром не поздно будет передумать. Вот только выйти из легиона уже нельзя. Ясно? Кругом марш!
Горчев быстро что-то написал, сунул записку одному из рекрутов и вернулся к Лабу, который терпеливо его поджидал.
– Я ведь пошутил, когда обещал вам руку своей дочери, – заявил отец Аннет.
– Если вы посмеете сделать это, когда я вернусь через несколько лет, я пристрелю вас, как собаку, и суд присяжных отнесется ко мне очень снисходительно, если я расскажу предысторию. В глазах порядочного общества я буду оправдан, а вас на том свете не примут ни в один клуб.
– Нахал и грубиян!
– Верно. Хватит разговаривать, идем на склад.
На складе околачивалось много штатских, поэтому никто не обратил внимания, когда они завернули в соседнее пустое помещение. Через десять минут у склада появился Горчев. На его руке висел бесчувственный Лабу, который лишился половины своего пиджака.
– Что произошло? – подскочил ефрейтор.
– Месье неожиданно упал.
– И есть ушибы?
– Да. У меня – за ухом, а у него… я угодил ему в подбородок.
Генерал хорошо знал своего друга и потому не сказал ни слова, когда бывший министр с хорошим синяком под глазом и в половине пиджака сел рядом с ним в машину.
– Неисправим, – пробормотал Лабу, когда они развернулись к Ницце.
– Посмотри. Эту записку кто-то привязал к камню и бросил через стену, – де Бертэн протянул листок бумаги.
«Господин генерал, почтительно докладываю, что подозрительный субъект по имени Лабу – мой будущий тесть – подстрекал меня к дезертирству. В заговор также впутан некий унтер-офицер, который должен был вечером выпустить меня по приказу.
Отсюда я заключаю об участии высокопоставленного представителя военных властей.
Прошу тотчас проверить мое донесение, дабы виновных настигла карающая рука правосудия.
Ваш покорный слуга рядовой Иван Горчев.»
– Беспримерная наглость, – возмутился генерал. Лабу с трудом растянул в улыбке уголок распухшего рта.
– Знаешь, если бы я знал его раньше…
– Ты бы счел его хорошим кандидатом в зятья?
– Разумеется. Мы могли бы драться, когда пожелаем!
Глава 9
1
Иван Горчев подумывал пойти в буфет и выпить пива, как вдруг его окликнули.
На плацу стоял сержант, усатый, как сом. Горчев подбежал: «Слушаюсь!»
– В моем подразделении служит парень с такой же фамилией. Его сегодня пьяного погрузили на транспорт.
«Безусловно Корто», – решил Горчев.
– Господин сержант Гектор Потиу?
– Я. Парень что-нибудь болтал про меня? Все врет.
– Скорей всего.
– А что он сказал?
– Что вы очень умный и волевой человек.
– Выходит, иногда может и правдой обмолвиться. Я узнал, что его багаж случайно передали вам.
– Так точно. Лежит на моей койке. Маленький деревянный ящик, перевязанный шпагатом. Куда его послать?
– Никуда. Я уезжаю только завтра, потому что я не сопровождающий унтер-офицер. Заберу эту штуку с собой. Оставьте на койке.
Гектор Потиу ушел, и Горчев направил стопы свои в буфет, куда можно было попасть через темный коридор флигеля. Легионеры сновали в темноте, натыкаясь друг на друга.
– Эй ты, проходи с дороги, – крикнули Горчеву и отпихнули в сторону.
– Не толкайся, друг, – Горчев легко ткнул встречного под ребро и хотел пройти.
Тот, однако, взревел:
– Ах ты, подлая ско… – дальше было не разобрать, Горчев схватил его за горло:
– Сейчас придушу тебя, цикада!
Откуда вынырнуло неожиданное прозвище «цикада»?
Вероятно, из таинственных глубин подсознания. Проходящие загоготали, больно им понравилось словечко. Обозванный «цикадой» не дал никакого ответа, ибо для этого необходим хоть глоток воздуха, а пальцы противника крепко вцепились в горло. За секунду до фатального исхода Горчев сжалился над ним и отпустил. Тот с трудом пришел в себя, но осведомился очень оживленно:
– Ты кто?
– Я, цикада, рекрут.
– Назовите вашу фамилию, солдат! – зарычала цикада. От мощного рыка задрожали своды, словно Самсон во мраке потряс колонну. Все вокруг окаменели, ибо «цикадой» оказался не кто иной, как сержант Вердье-Лев: его-то и схватил за горло злополучный новобранец… Но в темноте разве разберешь?
– Иван Горчев, позвольте доложить.
– Вы за это ответите!
– Раз я не присягал, то и за нарушение армейских правил я не в ответе. Кроме того, как узнаешь вас в темноте, господин сержант.
– Ладно. Ты, я вижу, законник. Ничего, дружок, ты еще узнаешь разницу между цикадой и львом… после присяги.
И Вердье исчез.
«Начало неплохое, – подумал Горчев. – Капрал Жант хочет разъяснить отношения „братка“ с „крестной матерью“, сержант Вердье – просветить насчет цикады и льва. Черт с ними, как-нибудь обойдется».
На дворе, к великому своему удивлению, Горчев увидел господина Ванека: секретарь спал под раскинутым зонтом, углубившись в газету. Горчев растолкал его.
– Эй, господин Ванек!
– Куда вы девались? Я вас ищу уже минут десять. С трудом получил разрешение на посещение, поскольку меня как секретаря не хотели пропускать.
– Сообщите о результате вашего телефонного звонка.
– Вполне утешительно.
– То есть?
– Я вполне достоверно установил, что вы неверно запомнили фамилию актрисы. В телефонном справочнике Ниццы не значится никакой Лолет Анжу.
– Что-о?
– Я нашел, правда, некую Полину Арагон – пожилую аристократку, однако она отрицает знакомство с вами. Ей вообще семьдесят лет, и она не киноактриса. Аналогичным образом вас не знает и Мими Альгу. Отнюдь не против знакомства, если вы придете вечером в Клиши. После этого оставалось под сомнением только одно имя, и я позвонил Лоле Цвиллингер, убежденный, что вы просто оговорились, произнеся «Анжу». Эта дама также вас не знает, по крайней мере, отрицает знакомство и, кроме того, она работала в цирке на трапеции, да и то восемь лет назад. Потрудиться мне пришлось основательно.
– Не сомневаюсь, – более чем грустно отозвался Горчев.
– К сожалению, с памятью у вас не все в порядке.
– А вы уверены, что не забыли, о чем я вас просил?
Господин Ванек вознес указательный палец:
– Месье, если я что-нибудь запомнил, это врезается в мою память столь же ясно и отчетливо, как имя и фамилия здесь, на первой странице газеты: Аннет Лабу.
Горчев вырвал газету и прочел:
На плацу стоял сержант, усатый, как сом. Горчев подбежал: «Слушаюсь!»
– В моем подразделении служит парень с такой же фамилией. Его сегодня пьяного погрузили на транспорт.
«Безусловно Корто», – решил Горчев.
– Господин сержант Гектор Потиу?
– Я. Парень что-нибудь болтал про меня? Все врет.
– Скорей всего.
– А что он сказал?
– Что вы очень умный и волевой человек.
– Выходит, иногда может и правдой обмолвиться. Я узнал, что его багаж случайно передали вам.
– Так точно. Лежит на моей койке. Маленький деревянный ящик, перевязанный шпагатом. Куда его послать?
– Никуда. Я уезжаю только завтра, потому что я не сопровождающий унтер-офицер. Заберу эту штуку с собой. Оставьте на койке.
Гектор Потиу ушел, и Горчев направил стопы свои в буфет, куда можно было попасть через темный коридор флигеля. Легионеры сновали в темноте, натыкаясь друг на друга.
– Эй ты, проходи с дороги, – крикнули Горчеву и отпихнули в сторону.
– Не толкайся, друг, – Горчев легко ткнул встречного под ребро и хотел пройти.
Тот, однако, взревел:
– Ах ты, подлая ско… – дальше было не разобрать, Горчев схватил его за горло:
– Сейчас придушу тебя, цикада!
Откуда вынырнуло неожиданное прозвище «цикада»?
Вероятно, из таинственных глубин подсознания. Проходящие загоготали, больно им понравилось словечко. Обозванный «цикадой» не дал никакого ответа, ибо для этого необходим хоть глоток воздуха, а пальцы противника крепко вцепились в горло. За секунду до фатального исхода Горчев сжалился над ним и отпустил. Тот с трудом пришел в себя, но осведомился очень оживленно:
– Ты кто?
– Я, цикада, рекрут.
– Назовите вашу фамилию, солдат! – зарычала цикада. От мощного рыка задрожали своды, словно Самсон во мраке потряс колонну. Все вокруг окаменели, ибо «цикадой» оказался не кто иной, как сержант Вердье-Лев: его-то и схватил за горло злополучный новобранец… Но в темноте разве разберешь?
– Иван Горчев, позвольте доложить.
– Вы за это ответите!
– Раз я не присягал, то и за нарушение армейских правил я не в ответе. Кроме того, как узнаешь вас в темноте, господин сержант.
– Ладно. Ты, я вижу, законник. Ничего, дружок, ты еще узнаешь разницу между цикадой и львом… после присяги.
И Вердье исчез.
«Начало неплохое, – подумал Горчев. – Капрал Жант хочет разъяснить отношения „братка“ с „крестной матерью“, сержант Вердье – просветить насчет цикады и льва. Черт с ними, как-нибудь обойдется».
На дворе, к великому своему удивлению, Горчев увидел господина Ванека: секретарь спал под раскинутым зонтом, углубившись в газету. Горчев растолкал его.
– Эй, господин Ванек!
– Куда вы девались? Я вас ищу уже минут десять. С трудом получил разрешение на посещение, поскольку меня как секретаря не хотели пропускать.
– Сообщите о результате вашего телефонного звонка.
– Вполне утешительно.
– То есть?
– Я вполне достоверно установил, что вы неверно запомнили фамилию актрисы. В телефонном справочнике Ниццы не значится никакой Лолет Анжу.
– Что-о?
– Я нашел, правда, некую Полину Арагон – пожилую аристократку, однако она отрицает знакомство с вами. Ей вообще семьдесят лет, и она не киноактриса. Аналогичным образом вас не знает и Мими Альгу. Отнюдь не против знакомства, если вы придете вечером в Клиши. После этого оставалось под сомнением только одно имя, и я позвонил Лоле Цвиллингер, убежденный, что вы просто оговорились, произнеся «Анжу». Эта дама также вас не знает, по крайней мере, отрицает знакомство и, кроме того, она работала в цирке на трапеции, да и то восемь лет назад. Потрудиться мне пришлось основательно.
– Не сомневаюсь, – более чем грустно отозвался Горчев.
– К сожалению, с памятью у вас не все в порядке.
– А вы уверены, что не забыли, о чем я вас просил?
Господин Ванек вознес указательный палец:
– Месье, если я что-нибудь запомнил, это врезается в мою память столь же ясно и отчетливо, как имя и фамилия здесь, на первой странице газеты: Аннет Лабу.
Горчев вырвал газету и прочел:
Аннет Лабу сегодня похищена из своей виллы в Ницце
2
Когда генерал и Лабу вернулись из Марселя, в доме все выглядело по-старому:
Паркер – шофер-негр – открыл решетчатые ворота, и навстречу им прыгнула крупная белая борзая Аннет. Собака, правда, тревожно повизгивала, но они, не обратив на это внимания, прошли, тихо разговаривая, в гостиную. Вдруг из-под буфета послышались стоны. Лабу не выказал особого удивления, когда обнаружил в широком ящике связанного Андре.
– В такое место меня еще не прятали, – облегченно вздохнул освобожденный камердинер.
– Что случилось?
– На меня напали.
– Как ты себя чувствуешь?
– Ничего. Постепенно привыкаешь.
Все прояснилось через минуту. В комнате Аннет лежало письмо:
Лабу мрачно и холодно смотрел перед собой.
– Что теперь делать?
– Сообщить в полицию, – предложил генерал.
– Думаешь, люди такого разбора, как Портниф и его дружки, испугаются и не приведут в исполнение своих угроз?
– Да, но… что ты собираешься делать?
– Отдать золото.
– До сих пор люди только предполагают, что мы грабители. Отдать золото – значит подтвердить обвинение.
– Аннет… – прошептал дрожащими губами этот обычно столь спокойный и стойкий человек. – Мы должны отдать золото, Огюст.
– Оно не нам принадлежит.
– Знаю. Я отдам все свое имущество, чтобы возместить ущерб властителю Ифириса. Остальное выплачу в рассрочку… Если понадобится, готов бедствовать до конца дней…
Когда оба друга вышли в сад, перед воротами остановилась полицейская машина, откуда выскочила оперативная группа.
– Кто вас вызывал?
– По телефону сообщили, что похитили мадемуазель.
– Ничего подобного, ошибка. Отзовите ваших людей, – приказал де Бертэн офицеру.
Лабу поспешил в дом.
– Андре, кто отсюда звонил?
– Я. Когда я услышал, что мадемуазель…
– Убью тебя, негодяя!
– Пожалуйста, месье. Одна просьба – не запихивайте меня в мебель. По-моему, это немыслимый способ обращения с пострадавшими.
– Скотина!
Лабу выбежал. Они с генералом сели в «альфа-ромео», но вел машину не Паркер.
Через час Аннет была дома, а золотой автомобиль достался Лингстрему и его людям.
Паркер – шофер-негр – открыл решетчатые ворота, и навстречу им прыгнула крупная белая борзая Аннет. Собака, правда, тревожно повизгивала, но они, не обратив на это внимания, прошли, тихо разговаривая, в гостиную. Вдруг из-под буфета послышались стоны. Лабу не выказал особого удивления, когда обнаружил в широком ящике связанного Андре.
– В такое место меня еще не прятали, – облегченно вздохнул освобожденный камердинер.
– Что случилось?
– На меня напали.
– Как ты себя чувствуешь?
– Ничего. Постепенно привыкаешь.
Все прояснилось через минуту. В комнате Аннет лежало письмо:
«Мы похитили вашу дочь. Автомобиль доставить в 23 часа на шоссе Ницца–Канны, туда, где улица возле парка поворачивает к северу. В противном случае ваша дочь будет убита. Я обязан свершить эту месть во имя всех, кого вы ограбили. Верите вы этому или нет – мне безразлично.
Б. Л.»
Лабу мрачно и холодно смотрел перед собой.
– Что теперь делать?
– Сообщить в полицию, – предложил генерал.
– Думаешь, люди такого разбора, как Портниф и его дружки, испугаются и не приведут в исполнение своих угроз?
– Да, но… что ты собираешься делать?
– Отдать золото.
– До сих пор люди только предполагают, что мы грабители. Отдать золото – значит подтвердить обвинение.
– Аннет… – прошептал дрожащими губами этот обычно столь спокойный и стойкий человек. – Мы должны отдать золото, Огюст.
– Оно не нам принадлежит.
– Знаю. Я отдам все свое имущество, чтобы возместить ущерб властителю Ифириса. Остальное выплачу в рассрочку… Если понадобится, готов бедствовать до конца дней…
Когда оба друга вышли в сад, перед воротами остановилась полицейская машина, откуда выскочила оперативная группа.
– Кто вас вызывал?
– По телефону сообщили, что похитили мадемуазель.
– Ничего подобного, ошибка. Отзовите ваших людей, – приказал де Бертэн офицеру.
Лабу поспешил в дом.
– Андре, кто отсюда звонил?
– Я. Когда я услышал, что мадемуазель…
– Убью тебя, негодяя!
– Пожалуйста, месье. Одна просьба – не запихивайте меня в мебель. По-моему, это немыслимый способ обращения с пострадавшими.
– Скотина!
Лабу выбежал. Они с генералом сели в «альфа-ромео», но вел машину не Паркер.
Через час Аннет была дома, а золотой автомобиль достался Лингстрему и его людям.
3
Аннет только несколько часов провела в компании гангстеров. Обращались с ней неплохо. Ее привезли на какую-то виллу в Каннах, где дожидались несколько человек во главе с Лингстремом. Барон держался холодно и вежливо.
– Дорогая Аннет, – обратился он к ней в своей обычной дипломатичной манере, – очень жаль, что вы не ответили на мое чувство. Увы, я вынужден прибегнуть к такому способу, чтобы получить законную долю наследства.
– Вы мошенник и шантажист, – вспыхнула Аннет.
– Я требую от вашего отца только свою законную собственность.
– Мой отец никогда не совершил ни одного бесчестного поступка!
– Прочтите, пожалуйста, – Лингстрем положил перед ней письмо.
Она узнала подпись отца, без сомнения, подлинную.
– Это не доказательство.
– Прочитайте вот это.
На сей раз он положил перед Аннет пожелтевшую, порванную бумагу, где неверным, угловатым почерком было написано:
Потрясенная Аннет рассматривала письмо.
– И где, по вашему мнению, золото, барон?
– Четырнадцатикаратовое золото в агрегате «альфа-ромео».
Теперь ей стало понятно, почему не срабатывали тормоза, почему не удавалось набрать скорость… и почему требовалось столько горючего… Золото – тяжелый металл.
Вечером Аннет вернулась домой, а золотым автомобилем завладели Лингстрем и его люди.
– Дорогая Аннет, – обратился он к ней в своей обычной дипломатичной манере, – очень жаль, что вы не ответили на мое чувство. Увы, я вынужден прибегнуть к такому способу, чтобы получить законную долю наследства.
– Вы мошенник и шантажист, – вспыхнула Аннет.
– Я требую от вашего отца только свою законную собственность.
– Мой отец никогда не совершил ни одного бесчестного поступка!
– Прочтите, пожалуйста, – Лингстрем положил перед ней письмо.
«Мы, нижеподписавшиеся, забрали из Ифириса золото на сумму десять миллионов фунтов. Мы пришли к следующему соглашению: если кто-либо из нас умрет, его долю разделят остальные компаньоны.
Оазис Абудир, 6 ноября 192…
Легионеры – барон Лингстрем, Портниф, Лабу, Латурет, Ван Дирен, Юрен»
Она узнала подпись отца, без сомнения, подлинную.
– Это не доказательство.
– Прочитайте вот это.
На сей раз он положил перед Аннет пожелтевшую, порванную бумагу, где неверным, угловатым почерком было написано:
«Сын мой! Мои дни сочтены. Обращаются с нами ужасно, и я слабею день ото дня.
Посылаю тебе этот документ. Вместе с Поставом Лабу я сражался в Ифирисе: король убит, легионеры бежали с несовершеннолетним принцем и несколькими вождями.
Королевские сокровища и государственная казна находились при нас. Лабу был ранен, и мы несли его на носилках. Жизнь здесь чудовищна и жестока – к чему приукрашать факты. Мы сговорились убить вождей и захватить ценности. Дело происходило в джунглях. Все прошло по плану, и мы завладели золотом. Нам удалось бежать. Раненого Лабу мы унесли с собой. Этот Лабу, когда мы объявились в оазисе Куфра и запрятали золото, тайно сговорился с неким капитаном по имени де Бертэн.
Его солдаты схватили нас, а капитан и Лабу на наших глазах вырыли сокровища короля. Лабу знал, что делал: стоило кому-нибудь из нас проболтаться про золото, и нас бы вздернули за убийство вождей. В тот же день Лабу бежал, а нас арестовали как дезертиров и осудили. С тех пор Лабу и де Бертэн сделали карьеру, а я умираю здесь, в Колум-Бешаре. Думаю, Портниф еще жив. Отомсти за меня, сын мой, и постарайся вернуть то, что тебе принадлежит.
Барон Курт Лингстрем. Колум-Бешар, военная тюрьма.»
Потрясенная Аннет рассматривала письмо.
– И где, по вашему мнению, золото, барон?
– Четырнадцатикаратовое золото в агрегате «альфа-ромео».
Теперь ей стало понятно, почему не срабатывали тормоза, почему не удавалось набрать скорость… и почему требовалось столько горючего… Золото – тяжелый металл.
Вечером Аннет вернулась домой, а золотым автомобилем завладели Лингстрем и его люди.
4
– Я полагаю, друг мой, хотя бы ради твоей воинской чести надо все рассказать Аннет, – заговорил наконец Лабу.
– Да, – кивнул де Бертэн. – Аннет поймет, почему она должна молчать.
– Посмотри, дитя мое, у нас тоже есть документы.
Он достал из сейфа старый кожаный портфель, вынул несколько бумаг и протянул Аннет.
Другой приказ:
Аннет зарыдала, бросилась отцу на шею и поцеловала его:
– Боже, как я счастлива! Ведь я почти поверила, что ты себя скомпрометировал.
– Благодаря этому «воровству» я был возведен в ранг полномочного министра, – улыбнулся Лабу. – Мне пришлось носить маску «похитителя», так как Франция не могла официально вмешаться в ситуацию.
– В какую ситуацию?
– Мала Падан – шейх Ифириса – относился к французам дружески, португалец по имени Дизар организовал против него мятеж. Открытое вмешательство крупной державы стало бы нарушением колониального status quo. Ведь Мала Падан, симпатизировавший Франции, был негритянским властителем. Вот разгадка этой темной истории.
– Аннет узнала достаточно много, – вставил де Бертэн, – расскажи ей все остальное.
Лабу глотнул коньяку. События явно взволновали его.
– Слушай, Аннет. Как советник министерства иностранных дел я был послан с дипломатической миссией к шейху Мала Падану. Когда в Ифирисе вспыхнул мятеж, мне приказали без ведома официальных французских властей навербовать добровольцев в армию Ифириса. Потому-то я вступил в легион рядовым. – Его глаза блеснули. – Да, это были тяжелые месяцы, но я никогда их не забуду!..
Лицо Аннет помрачнело: Горчев давно уже в море и плывет в Африку.
– Я странствовал от гарнизона к гарнизону, – вздохнув, продолжал Лабу. – Соблазнял людей деньгами и всякими россказнями, склонял солдат дезертировать к оазису Абудир. Абудир расположен на границе, и, если учесть очень относительный пограничный надзор, не представляло особых трудностей достичь цели. Я перешел границу с последней группой. В ней находился и Лингстрем – человек совсем опустившийся, отец нашего барона. К сожалению, из-за предательства мятеж Дизара увенчался успехом. Мала Падан был убит, однако пятнадцатилетний наследник престола Абе Падан и несколько верных ему вождей спаслись с помощью маленького отряда легионеров. Они захватили золотой запас, и я, тяжело раненный, тащился с ними. Остальное тебе известно. Лингстрем и его сообщники, среди них Портниф, убили вождей, только одному удалось ускользнуть вместе с принцем Абе Паданом. Я, обессилевший, ничему не мог воспротивиться. Пришлось делать вид, что я с ними заодно. В Абудире я установил связь с де Бертэном – их всех арестовали. Де Бертэн и я создали видимость, будто мы похитили золото. Иначе французской республике пришлось бы вернуть его Дизару – новому правителю. Я вернулся к дипломатической службе, все постепенно забылось и быльем поросло. Золото исчезло, наследный принц исчез. Абе Падан жил инкогнито в Марокко, получил хорошее образование. Сейчас ему двадцать лет: настало время рассчитаться с негодяем Дизаром. Для этого и необходимо сохраненное нами золото.
– А как же автомобиль? – заинтересовалась Аннет.
– Транспортировать золото в таком количестве крайне сложно – отсюда в Африку, а там за кордон, в Ифирис. Мы решили использовать золото в конструкции автомобиля.
С этой задачей справился военный инженер капитан Гулен с помощью двух офицеров.
– Все шло прекрасно, – добавил де Бертэн, – пока не объявился этот Лингстрем.
– Прямо-таки дьявол его подослал! – воскликнул Лабу и опрокинул еще рюмку коньяка. – Его отец написал это распроклятое письмо, и в один прекрасный день парень пожаловал ко мне. Я принял его за порядочного человека. Сказать ему правду я, разумеется, не мог, а скандал сейчас нам очень некстати. Пришлось пообещать ему долю из «украденных» ценностей да еще выложить задаток из собственного кармана…
– А заодно и проболтаться, – ядовито заметил де Бертэн. Лабу вспыхнул до корней волос.
– Пойми, это невыносимо, когда тебя считают вором!
– И теперь ты отдал автомобиль, – почти прошептала Аннет, – …ради меня.
Воцарилось молчание.
– Ну, что же, – заговорил наконец Лабу. – Одной дружественной негритянской страной будет меньше. С помощью золотого автомобиля Абе Падан смог бы вооружить верные ему племена.
Опять наступила пауза. Аннет робко спросила:
– А что будет с Горчевым?
Де Бертэн впервые взглянул на Лабу:
– Я связался с одним капитаном, неким Пьером Бусье, референтом военного министерства. Он проверил списки и установил, что Горчев зачислен в легион и вчера отплыл в Оран.
Лабу молчал, упорно изучая ковер. Ему нечего было возразить де Бертэну: сам он вручил две тысячи франков инструктору Довилю, который вместе с Гектором Потиу отправился в Оран, чтобы тот время от времени сообщал ему о судьбе Горчева.
– Бог мой, – вздохнула Аннет, – теперь еще и этот автомобиль на моей совести.
Де Бертэн с напускной веселостью ответил:
– Полагаю, высокая дипломатия изыщет возможность разделаться с Дизаром. Знаете что? Давайте пройдемся, а то мы что-то совсем раскисли.
Аннет тряхнула головой.
– Никуда я не пойду. Ведь Горчеву тоже не до развлечений.
– Вздор, Аннет! Положись на меня. Бусье обещал по прибытии в Африку присмотреть за Горчевым, а Бусье как военный референт частенько бывает в тех местах. Через две недели он будет в Оране. Я сказал ему, что Горчев меня особенно заботит. Если пойдешь с нами в бар «Негреско», то я даже пошлю ему записку.
– Хорошо, я согласна.
Лабу по-прежнему молчал. Трагическая опрометчивость Горчева тяготила его совесть.
– Эй, Андре! – генерал хлопнул в ладоши. – Пошли, друзья мои, не стоит так убиваться!
Появился Андре. Колоритная опухоль над глазом оживилась оттенком ляпис-лазури, а глаз сократился до ширины перьевого штриха. Лабу привычно распорядился:
– Подготовить машину… – И тут же запнулся. – Машина! Где теперь машина… – он вздохнул.
– Вызовем такси по телефону, – предложил генерал.
– Слушаюсь. – Андре обернулся на пороге: – Паркеру ввести машину в гараж?
– Поймите же, наконец, Андре, – повысил голос Лабу, – я продал «альфа-ромео». Машина у другого владельца.
– Месье, господин Горчев по рассеянности или из человеколюбия не совсем лишил меня зрения. Почтительно докладываю: автомобиль здесь, у ворот. Я его сам видел, правда, одним глазом.
Они выбежали из дома.
Генерал первым достиг ворот и в изумлении попятился. Аннет вскрикнула. Лабу протер глаза. Автомобиль преспокойно стоял возле тротуара, лишь радиатор был слегка помят и к нему приклеилось несколько окровавленных перьев – незадачливая утка не успела перебежать дорогу.
На резиновом коврике валялся черный ободок от монокля, в одном месте целлулоид треснул.
– Да, – кивнул де Бертэн. – Аннет поймет, почему она должна молчать.
– Посмотри, дитя мое, у нас тоже есть документы.
Он достал из сейфа старый кожаный портфель, вынул несколько бумаг и протянул Аннет.
«Согласно приказу Гюстав Лабу с сегодняшнего дня направляется в Оран, где обязан явиться в подразделение „Д“ генерального штаба.»
Другой приказ:
«Гюстав Лабу с сегодняшнего дня отряжается в Оран. Шейху Ифириса Мала Падану он выдаст себя за дезертира и предложит свои услуги для подавления мятежа. Он будет поддерживать тайную связь с капитаном генерального штаба де Бертэном, находящимся в Абудире, и получать от него дальнейшие инструкции.»
Аннет зарыдала, бросилась отцу на шею и поцеловала его:
– Боже, как я счастлива! Ведь я почти поверила, что ты себя скомпрометировал.
– Благодаря этому «воровству» я был возведен в ранг полномочного министра, – улыбнулся Лабу. – Мне пришлось носить маску «похитителя», так как Франция не могла официально вмешаться в ситуацию.
– В какую ситуацию?
– Мала Падан – шейх Ифириса – относился к французам дружески, португалец по имени Дизар организовал против него мятеж. Открытое вмешательство крупной державы стало бы нарушением колониального status quo. Ведь Мала Падан, симпатизировавший Франции, был негритянским властителем. Вот разгадка этой темной истории.
– Аннет узнала достаточно много, – вставил де Бертэн, – расскажи ей все остальное.
Лабу глотнул коньяку. События явно взволновали его.
– Слушай, Аннет. Как советник министерства иностранных дел я был послан с дипломатической миссией к шейху Мала Падану. Когда в Ифирисе вспыхнул мятеж, мне приказали без ведома официальных французских властей навербовать добровольцев в армию Ифириса. Потому-то я вступил в легион рядовым. – Его глаза блеснули. – Да, это были тяжелые месяцы, но я никогда их не забуду!..
Лицо Аннет помрачнело: Горчев давно уже в море и плывет в Африку.
– Я странствовал от гарнизона к гарнизону, – вздохнув, продолжал Лабу. – Соблазнял людей деньгами и всякими россказнями, склонял солдат дезертировать к оазису Абудир. Абудир расположен на границе, и, если учесть очень относительный пограничный надзор, не представляло особых трудностей достичь цели. Я перешел границу с последней группой. В ней находился и Лингстрем – человек совсем опустившийся, отец нашего барона. К сожалению, из-за предательства мятеж Дизара увенчался успехом. Мала Падан был убит, однако пятнадцатилетний наследник престола Абе Падан и несколько верных ему вождей спаслись с помощью маленького отряда легионеров. Они захватили золотой запас, и я, тяжело раненный, тащился с ними. Остальное тебе известно. Лингстрем и его сообщники, среди них Портниф, убили вождей, только одному удалось ускользнуть вместе с принцем Абе Паданом. Я, обессилевший, ничему не мог воспротивиться. Пришлось делать вид, что я с ними заодно. В Абудире я установил связь с де Бертэном – их всех арестовали. Де Бертэн и я создали видимость, будто мы похитили золото. Иначе французской республике пришлось бы вернуть его Дизару – новому правителю. Я вернулся к дипломатической службе, все постепенно забылось и быльем поросло. Золото исчезло, наследный принц исчез. Абе Падан жил инкогнито в Марокко, получил хорошее образование. Сейчас ему двадцать лет: настало время рассчитаться с негодяем Дизаром. Для этого и необходимо сохраненное нами золото.
– А как же автомобиль? – заинтересовалась Аннет.
– Транспортировать золото в таком количестве крайне сложно – отсюда в Африку, а там за кордон, в Ифирис. Мы решили использовать золото в конструкции автомобиля.
С этой задачей справился военный инженер капитан Гулен с помощью двух офицеров.
– Все шло прекрасно, – добавил де Бертэн, – пока не объявился этот Лингстрем.
– Прямо-таки дьявол его подослал! – воскликнул Лабу и опрокинул еще рюмку коньяка. – Его отец написал это распроклятое письмо, и в один прекрасный день парень пожаловал ко мне. Я принял его за порядочного человека. Сказать ему правду я, разумеется, не мог, а скандал сейчас нам очень некстати. Пришлось пообещать ему долю из «украденных» ценностей да еще выложить задаток из собственного кармана…
– А заодно и проболтаться, – ядовито заметил де Бертэн. Лабу вспыхнул до корней волос.
– Пойми, это невыносимо, когда тебя считают вором!
– И теперь ты отдал автомобиль, – почти прошептала Аннет, – …ради меня.
Воцарилось молчание.
– Ну, что же, – заговорил наконец Лабу. – Одной дружественной негритянской страной будет меньше. С помощью золотого автомобиля Абе Падан смог бы вооружить верные ему племена.
Опять наступила пауза. Аннет робко спросила:
– А что будет с Горчевым?
Де Бертэн впервые взглянул на Лабу:
– Я связался с одним капитаном, неким Пьером Бусье, референтом военного министерства. Он проверил списки и установил, что Горчев зачислен в легион и вчера отплыл в Оран.
Лабу молчал, упорно изучая ковер. Ему нечего было возразить де Бертэну: сам он вручил две тысячи франков инструктору Довилю, который вместе с Гектором Потиу отправился в Оран, чтобы тот время от времени сообщал ему о судьбе Горчева.
– Бог мой, – вздохнула Аннет, – теперь еще и этот автомобиль на моей совести.
Де Бертэн с напускной веселостью ответил:
– Полагаю, высокая дипломатия изыщет возможность разделаться с Дизаром. Знаете что? Давайте пройдемся, а то мы что-то совсем раскисли.
Аннет тряхнула головой.
– Никуда я не пойду. Ведь Горчеву тоже не до развлечений.
– Вздор, Аннет! Положись на меня. Бусье обещал по прибытии в Африку присмотреть за Горчевым, а Бусье как военный референт частенько бывает в тех местах. Через две недели он будет в Оране. Я сказал ему, что Горчев меня особенно заботит. Если пойдешь с нами в бар «Негреско», то я даже пошлю ему записку.
– Хорошо, я согласна.
Лабу по-прежнему молчал. Трагическая опрометчивость Горчева тяготила его совесть.
– Эй, Андре! – генерал хлопнул в ладоши. – Пошли, друзья мои, не стоит так убиваться!
Появился Андре. Колоритная опухоль над глазом оживилась оттенком ляпис-лазури, а глаз сократился до ширины перьевого штриха. Лабу привычно распорядился:
– Подготовить машину… – И тут же запнулся. – Машина! Где теперь машина… – он вздохнул.
– Вызовем такси по телефону, – предложил генерал.
– Слушаюсь. – Андре обернулся на пороге: – Паркеру ввести машину в гараж?
– Поймите же, наконец, Андре, – повысил голос Лабу, – я продал «альфа-ромео». Машина у другого владельца.
– Месье, господин Горчев по рассеянности или из человеколюбия не совсем лишил меня зрения. Почтительно докладываю: автомобиль здесь, у ворот. Я его сам видел, правда, одним глазом.
Они выбежали из дома.
Генерал первым достиг ворот и в изумлении попятился. Аннет вскрикнула. Лабу протер глаза. Автомобиль преспокойно стоял возле тротуара, лишь радиатор был слегка помят и к нему приклеилось несколько окровавленных перьев – незадачливая утка не успела перебежать дорогу.
На резиновом коврике валялся черный ободок от монокля, в одном месте целлулоид треснул.
Глава 10
1
– Господин Ванек, – воскликнул Горчев и отложил газету, где сообщалось о похищении Аннет Лабу, – теперь вы как секретарь должны стоять на высоте положения!
– Разве до сих пор я не занимал этой вершины? – холодно осведомился господин Ванек.
– Я не совсем правильно выразился. До сих пор вы были на уровне облачных высот. Теперь у вас есть возможность воспарить, так сказать, в стратосферу.
– Очень охотно. Дайте только точный адрес, потому что я плохо знаю Марсель. Вы имеете в виду универмаг около вокзала?
– Угадали.
– Что необходимо достать?
– Ничего. Я все сделаю сам. Я знаю решение криминальной загадки, о которой сообщается в газете, знаю, где находится Аннет Лабу.
– В телефонной книге ее нет. Единственная киноактриса – небезызвестная Цвиллингер. Может быть, вы все-таки имели интригу с ней, и дама больше не хочет вас знать?
– Вполне вероятно, – Горчев решил не вступать в дискуссию со своим секретарем. – Я хочу воспользоваться вашим пропуском и уйти отсюда, а вы меня подождите. Меня здесь кроме мясника ни одна душа не знает.
Мясник? Так я же с ним знаком! Его зовут Кромпах?
– Нет. Загаросский.
Наш герой знал, как надо обходиться с господином Ванеком.
– Вы получите 400 франков, если замените меня сегодня до часу ночи. Главное, не пропустить перекличку. А перед отправлением я уже буду здесь и подменю вас.
– Согласен. Ведь на штатское лицо не налагают взыскание. Но у меня нет при себе никаких вещей.
– Ничего страшного. На моей койке вы найдете все необходимое для здешней жизни.
– Ну что ж! На такой короткий срок надо только немного терпения.
Если бы господин Ванек предвидел будущее, он бы этого не сказал. Но, как отмечалось в другом месте романа, человек в его же собственных интересах лишен сего рокового дара. Десять минут спустя Горчев покинул форт Сен-Жан в штатском платье, где вполне поместилось бы еще несколько персон.
В костюме господина секретаря, разумеется.
Переодетый господин Ванек красовался в военных штанах, коротких, как у школьника, фуражка гнездилась где-то на темени, рукава мундира едва доходили до локтей, все пуговицы отлетели. Первым делом он остановил какого-то полковника и вежливо приподнял фуражку:
– Добрый день, меня зовут Петрович. Не подскажете ли, господин обер-лейтенант, где здесь мужская спальня?
Полковник в первый момент подумал, что гарнизон восстал и сейчас начнут резать всех офицеров.
– Видите ли, – Ванек добродушно повертел двумя пальцами орден на груди полковника, – видите ли, я плохо здесь ориентируюсь. Ах, простите! – Господин Ванек нечаянно сорвал орден Орла первой степени.
– Кто вы? – полковник все еще не мог опомниться.
– Я, понимаете, новый армейский сотрудник. Меня зовут Ван… ван Петрович, я, очевидно, родом из Голландии.
Полковник так расхохотался, что испуганный Ванек попятился.
– Чадо любезное, – с искренним сочувствием выговорил наконец убеленный сединами ветеран, – скажите, бога ради, зачем вам понадобилось идти в солдаты?
– Простите, но не об этом речь.
– Постарайтесь как можно быстрее собрать всю вашу силу воли, иначе вам плохо придется. Запросто разговаривать со старшим по званию – серьезный проступок Вы хоть умеете стоять по-солдатски?
– Разве до сих пор я не занимал этой вершины? – холодно осведомился господин Ванек.
– Я не совсем правильно выразился. До сих пор вы были на уровне облачных высот. Теперь у вас есть возможность воспарить, так сказать, в стратосферу.
– Очень охотно. Дайте только точный адрес, потому что я плохо знаю Марсель. Вы имеете в виду универмаг около вокзала?
– Угадали.
– Что необходимо достать?
– Ничего. Я все сделаю сам. Я знаю решение криминальной загадки, о которой сообщается в газете, знаю, где находится Аннет Лабу.
– В телефонной книге ее нет. Единственная киноактриса – небезызвестная Цвиллингер. Может быть, вы все-таки имели интригу с ней, и дама больше не хочет вас знать?
– Вполне вероятно, – Горчев решил не вступать в дискуссию со своим секретарем. – Я хочу воспользоваться вашим пропуском и уйти отсюда, а вы меня подождите. Меня здесь кроме мясника ни одна душа не знает.
Мясник? Так я же с ним знаком! Его зовут Кромпах?
– Нет. Загаросский.
Наш герой знал, как надо обходиться с господином Ванеком.
– Вы получите 400 франков, если замените меня сегодня до часу ночи. Главное, не пропустить перекличку. А перед отправлением я уже буду здесь и подменю вас.
– Согласен. Ведь на штатское лицо не налагают взыскание. Но у меня нет при себе никаких вещей.
– Ничего страшного. На моей койке вы найдете все необходимое для здешней жизни.
– Ну что ж! На такой короткий срок надо только немного терпения.
Если бы господин Ванек предвидел будущее, он бы этого не сказал. Но, как отмечалось в другом месте романа, человек в его же собственных интересах лишен сего рокового дара. Десять минут спустя Горчев покинул форт Сен-Жан в штатском платье, где вполне поместилось бы еще несколько персон.
В костюме господина секретаря, разумеется.
Переодетый господин Ванек красовался в военных штанах, коротких, как у школьника, фуражка гнездилась где-то на темени, рукава мундира едва доходили до локтей, все пуговицы отлетели. Первым делом он остановил какого-то полковника и вежливо приподнял фуражку:
– Добрый день, меня зовут Петрович. Не подскажете ли, господин обер-лейтенант, где здесь мужская спальня?
Полковник в первый момент подумал, что гарнизон восстал и сейчас начнут резать всех офицеров.
– Видите ли, – Ванек добродушно повертел двумя пальцами орден на груди полковника, – видите ли, я плохо здесь ориентируюсь. Ах, простите! – Господин Ванек нечаянно сорвал орден Орла первой степени.
– Кто вы? – полковник все еще не мог опомниться.
– Я, понимаете, новый армейский сотрудник. Меня зовут Ван… ван Петрович, я, очевидно, родом из Голландии.
Полковник так расхохотался, что испуганный Ванек попятился.
– Чадо любезное, – с искренним сочувствием выговорил наконец убеленный сединами ветеран, – скажите, бога ради, зачем вам понадобилось идти в солдаты?
– Простите, но не об этом речь.
– Постарайтесь как можно быстрее собрать всю вашу силу воли, иначе вам плохо придется. Запросто разговаривать со старшим по званию – серьезный проступок Вы хоть умеете стоять по-солдатски?