– Ах, вот вы о чем... Разумеется, нет. Каждый приличный замок имеет потайной ход. Но покойный маркиз не настолько мне доверял, чтобы сообщить, где именно этот ход находится.
– Но тем не менее он есть, и я надеюсь его отыскать.
– Это займет слишком много времени.
– Вот что я предлагаю. Разделимся. Основные силы направятся прямиком в замок и потребуют открыть. Тем временем мы с князем попробуем отыскать этот ход и проникнем в замок с тыла.
– Отлично! – в один голос воскликнули Омон и Камамбер. Омона я понимала – он обрадовался, что я не буду ему мешать. А Камамбер добавил: – Я предпочел бы присоединиться к вам. Прогулка обещает быть опасной и увлекательной.
– Я тоже, – высказался дю Шор.
– Не стоит, сударь. Шевалье Омон подчинен герцогу, и, сдается мне, там должен быть еще и независимый наблюдатель. И не думайте, что это менее опасно. Я уже предупредила – в замке может ждать ловушка.
Снова последовала пауза. Многое можно было сказать о здешних дворянах, но, определенно, трусов среди них не было. Наверное, не доживали до совершеннолетия. Наконец дю Шор кивнул.
– Шевалье Омон, я еду с вами.
Тут мы расстались. Отряд стражников и дю Шор со слугами поехали дальше по направлению к замку, а мы с Гверном повернули, чтобы спуститься с дамбы и отправиться в обход. Следом ехал Камамбер. Меня не слишком радовало, что этот искатель приключений увязался за нами, но и не слишком огорчало. К заговорщикам он не принадлежал, тут определенного подвоха ожидать не приходилось, а боец он умелый.
– С чего ты взяла, будто сумеешь отыскать этот ход? – спросил Гверн по-поволчански. – Есть в запасе заклинание поиска?
Иметь при себе такое заклинание было бы неплохо. Но чего не было, того не было. Отвечала я по-шерамурски.
– Нет. Есть у меня догадка, что этим ходом в последние месяцы пользовались. А значит, должны остаться следы.
Камамбер подъехал поближе.
– Вы имеете в виду, после смерти мужа маркиза завела любовника или любовников, тайно посещавших замок?
– Что ж, будучи вдовой, маркиза вольна в своих поступках. Но я сейчас о связях другого характера. И герцог, и герцогиня подозревают, что маркиза де Каданс – ставленница ордена Святого Рогатуса. А сейчас встал вопрос о том, что она причастна к черной магии. В таком случае у нее могли быть сообщники. Как они, по-вашему, попадали в Каданс?
– Пожалуй, верно. Но как вы намереваетесь искать вход?
– Замок Каданс находится довольно далеко и от других замков, и от города. Туда подземный ход вести не может.
– Да, вряд ли кто станет копать на много миль.
– А никто не будет устраивать выход из подземелья на открытой местности. Нужно искать какую-нибудь низину, овраг, пещеру...
– Точно. Что ж вы дю Шора то отослали? Он окрестности знает лучше всех нас.
– Сомневаюсь, что он их исследовал. А мы сейчас этим займемся, пока нас не заметили.
– Любопытно, как там дела у наших друзей?
– Шума нет, значит в замок их пропустили беспрепятственно, – сказал Гверн.
– Да, верно. Если б они стали лагерем или Омон сгоряча принялся штурмовать ворота, мы бы это услышали. Дю Шор человек более хладнокровный, он будет там к месту. И как это вам, княгиня удается все предусмотреть?
Гверн и Камамбер согласились со мной (что удивительно), и мы отправились искать в окрестностях замка Каданс соответственные места. Искали мы их вместе, искали мы их порознь, в блеклых сумерках и при свете луны, но ничего не нашли. Местность была плоска, как гладильная доска. А несколько тропинок, обнаруженных поблизости, выводили на проезжую дорогу, а отнюдь не к подземному ходу.
Камамбер, лишь недавно превозносивший мои проницательность и предусмотрительность, отрекся от своих слов.
– Приходится признать, княгиня, что вы ошиблись.
Если б Гверн был тут один, он бы сказал то же самое. Но он не мог позволить другому мужчине делать замечания его жене.
– Ход должен быть! Просто мы его не можем найти. Может, он не в город ведет. И не в соседний замок. А в лес. Лес здесь ближе.
Мысль была здравая, но положения не облегчала.
– Ага, и ищи его лесу под каждой корягой. На траве вытоптанную тропинку легче заметить, чем на палых листьях. Надо было собак охотничьих у герцога призанять, что ли...
– А тут единственно где вытоптано, это у дамбы, а мы там уже были...
Я посмотрела на Гверна.
– Как ты сказал? У дамбы? Князь, ты – гений, а я – тупица.
– Другой бы спорил... А что я, собственно, такого сказал?
Но я уже развернула коня назад. Ядрена Вошь! Разгадка с самого начала была у меня перед глазами. Единственным подходящим под мое описание местом была дамба. И то, что кругом следов полно, ни у кого не вызывает подозрения.
– Куда вы, княгиня? – воззвал Камамбер.
– Вход должен быть во внешней стене дамбы.
– Разумеется, там должны быть ворота. Нужно же когда-то спускать воду, чтоб очистить пруд. Но чего вы добьетесь, если их откроете? Мы просто утонем в тухлятине.
– Шевалье! Дамба достаточно широка, чтоб по ней проехал конный отряд. Он и проехал по ней совсем недавно. Для того, чтоб при таких условиях выпустить воду, понадобиться целый коридор поперек дамбы. А что мешало строителям заодно прокопать коридор вдоль нее?
Камамбер молчал, озадаченный.
– В крайнем случае – зальет нас не сразу, зато пруд прочистим.
Я спешилась, подоткнула подол – надеюсь, Камамбер не был излишне шокирован, узрев штаны под платьем, – и полезла вверх по склону.
Дамба была частично насыпной, частично укреплена камнем. Причем делалось это до победы в Моветоне нового архитектурного стиля. Валуны изрядно заросли мхом, но лезть по ним было можно.
Подо мхом я ее и нашла. Железную дверь в стене.
– Есть!
Я толкнула дверь, но она оказалась заперта.
– У вас же ключа нет, – меланхолически заметил Камамбер.
– Шевалье, вы меня удивляете. Зачем нам ключ, даже если он золотой? – покопавшись в своем походном наборе, и извлекла стилет с подходящим лезвием.
Покуда я вскрывала замок, Гверн пробирался следом за мной. Не мог же он пропустить, чтоб я пролезла в проход первой. А еще рыцарь! Мужское самолюбие, демон меня заешь.
– Осторожно! – предупредила я.
– Сам знаю, – огрызнулся он.
– Я не в том смысле. Водица вполне может хлынуть, как шевалье и предупреждал. И вовсе не такая чистая, как в фонтанах Тур-де-Форса.
Эта мысль несколько охладила рвение Гверна, но не убила его вовсе. Он выждал, пока я открою дверь, убедился, что вода не течет из образовавшегося проема ни бурным потоком, ни тонкой струйкой, отодвинул меня, и полез в этот проем.
– И что? – осведомилась я.
– Ничего. В смысле, не вижу ничего. Сыро и воняет.
Судя по тому, как гулко отдавался его голос, полость внутри была довольно большой.
– Эй, подождите! – окликнул нас Камамбер. – Тут у руда несколько деревьев, и я нарублю сухих веток. Факелы нам не помешают.
Наверное, он был прав. В Балалайских горах мы бродили по подземным коридорам, растянувшимся на многие шли, без всяких факелов, но там у нас был волшебный фонарь.
Камамбер взбирался дольше нас обоих и с видимым трудом. Непривычен, похоже, был к таким упражнениям, да и тяготил его несвойственный дворянам груз. Я приготовила огниво и паклю из походного набора, чтоб обмотать ею доставленные сучья. Нафты, к сожалению, в наличии не имелось. Может, оно и к лучшему, разгораться будет дольше, зато прогорит не так быстро.
Уцепившись за дверцу, Камамбер с некоторым подозрением смотрел, как я мастерю факелы. Я успокоила его, сообщив, что в Поволчье туго с освещением и факелами мы пользуемся довольно часто. Вооружившись факелами, мы прошли внутрь. Хвала богам, у Гверна хватило терпения не пускаться исследовать ход в одиночку и дождаться нас.
В общем, я достаточно повидала в своей жизни подземных ходов, чтоб этот поразил мое воображение.
– Снимаю шляпу, княгиня, вы были совершенно правы, – промолвил Камамбер. Шляпа при этом оставалась у него на голове. Пустынный демон с ней, с шерамурской галантностью, лишь бы факел удержал.
При свете стало видно, что мы находимся посреди коридора, уходящего по направлению к замку Каданс. Гверн, принявший у меня факел, осветил противоположную стену.
– Вот еще одна дверь!
Действительно, она там имелась, и гораздо основательнее, чем та, через которую мы проникли. Ее скорее можно было назвать воротами. По ту сторону стены должен был плескаться пруд Туртель, а через эти ворота из него спускали воду. Хоть что-то здесь использовалось по прямому назначению.
Было сыро, холодно, пахло стоялой водой, тиной, а может, и чем похуже. Под ногами чавкало.
– Ну, идем, – предложила я. – Мы и так порядком задержались.
– Идем, – без особого энтузиазма согласился Камамбер. Он покосился на водные врата. – Будем надеяться, что эта стена покрепче той, что ограждала погибший город Кар-Низ.
– Что за город? Никогда не слышала.
– А, вы же приезжие... Это очень древняя легенда. Кар-Низ располагался на северном побережье Шерамура, неподалеку от нынешнего порта Моне, откуда я родом. Этот город сильно страдал от наводнений, вызванных морскими приливами, и, дабы спасти его, король Баллон приказал возвести мощную дамбу поперек залива. А ключ от ворот в плотине вручил своей единственной дочери.
– Ну, ясно. А. дочь завела любовника, и не нашла ничего лучшего, чем впустить его через дверь в плотине. Вода из залива хлынула в город, и затопила его.
– С чего вы взяли? – Камамбер был искренне удивлен. – Просто подрядчики разворовали весь выделенный для дамбы камень для постройки собственных вилл. Плотину размыло при первом же наводнении. Кар-Низ погиб. А Баллон заявил, что с божественной стихией королям не совладать, особенно если она соединена со стихией казнокрадства, и перенес столицу в глубь континента. Так была заложена Парлева...
– А с подрядчиками он что сделал?
– Так они же первыми и утонули! – Камамбер жизнерадостно рассмеялся. – Виллы-то они понастроили на берегу залива, с видом на море!
За этим познавательным разговором мы прошли, точнее, прошлепали довольно далеко. Сырость в воздухе по-прежнему чувствовалась, но воды под ногами уже не было. Из чего следовало, что дамбу мы миновали и благополучно движемся в предначертанном направлении.
Когда земляные своды сменились каменными, нам преградила дорогу окованная ржавым железом дверь. Разумеется, запертая с противоположной стороны.
– И что Вы на это скажете, княгиня? – съехидничал Камамбер. – Похоже, здесь ваш стилетик не поможет.
Тут он был прав. Чифаньский порошок бы нам сейчас не помешал. Хотя – от него шуму много, а мне бы не хотелось заранее предупреждать о нашем прибытии.
Я снова потюкалась в дверь. Проржавела не только обшивка, но и петли. Полуобернувшись к Гверну, я спросила:
– Ну что, князинька, осилишь?
Он примерился, и саданул по двери. Та застонала, но удержалась. Он приналег плечом, а я разбежалась и пнула дверь, стараясь при том не задеть Гверна.
Дверь жалобно заскрипела и сошла с петель.
– Вот она, настоящая, природная, грубая поволчанская сила! – восхитился Камамбер.
Гверн был слишком занят, укладывая дверь на пол, и не услышал этого замечания, за что оставалось благодарить богов. Ну а мне было все равно. Однако восторгу Камамбера быстро пришел конец. За оставленным нами коридором обнаружился другой, такой же темный и сырой.
– И чего мы этим добились?
– Полагаю, мы уже в замке, шевалье.
– Скорее, в погребе, – Гверн осветил факелом стены.
Слово он подобрал неточное. У меня со словом «погреб» были связаны бочки с пивом, мешки с зерном, круги сыра, окорока и другие полезные и приятные вещи. Здесь ничего подобного не было. По каменным стенам сочилась вода, несло гнилой соломой.
– Я бы сказал, что здесь расположены замковые темницы, – уточнил Камамбер.
– А в замке Каданс есть темницы?
– В каждом уважающем себя замке они должны быть. Как и подземные ходы.
Возразить было трудно.
– Тогда удивительно, что здесь нет стражников.
– Стойте! – Гверн сделал нам знак замолчать. – Вы слышите?
Прислушавшись, мы уловили странный звук. Равномерный, повторяющийся, как будто бы били чем-то тяжелым и металлическим.
– Это какой-то злосчастный узник стремится пробить стену своей темницы, – предположил Камамбер. – Неделями, месяцами, может быть, годами, он долбит жестокий камень.
– Бросьте, шевалье. Если б он начал долбить хотя бы час назад, мы бы его услышали сразу, как вошли. Но в том, что это узник, вы, думаю, правы. Он услышал голоса, и пытается привлечь наше внимание.
– Еще бы! Вы так болтаете, что не заметите, как стены рухнут!
Камамбер счел это замечание Гверна не стоящим ответа.
– Почему бы ему просто не позвать на помощь?
– А это мы сейчас проверим. – Я опять прислушалась, пытаясь определить, откуда исходит звук. Дрожащий свет факелов выхватывал в стенах одну дверь за другой, и, наконец, мы приблизились к источнику перестука-перезвона. На двери висел массивный замок, однако устройство его было довольно простым, и верный клинок-отмычка справился с ним без труда.
За дверью располагалась темница классическая обыкновенная. Там и сям были расположены знакомые мне, отчасти по урокам Финалгона, отчасти по жизненному опыту, орудия пыток. Их было не очень много – очевидно, здесь был представлен малый типовой набор: дыба, переносная жаровня (остывшая), дюжина щипцов. На соломе, рядом с небрежно брошенным кабальеррским сапогом, лежал человек. Упакован он был на совесть – крепко связан сыромятными ремнями, прикован за ногу цепью к ржавому кольцу в стене, а физиономия у него была замотана тряпкой, едва оставлявшей возможность дышать. Тем не менее он как-то умудрился извернуться и так дергать ногой, чтоб цепь била о стену. Такая сообразительность внушала уважение.
– Надобно перерубить цепь, – сказала я.
– Опять я... – проворчал Гверн, но от задания не уклонился. Сколько бы он потом ни возмущался, что его благородный клинок используют не по назначению, помочь человеку в беде он никогда не отказывался.
Пока он высвобождал ноги узника, я занялась противоположной частью тела. (Я о голове, если кто не догадался.) Естественно, рот был заткнут в полном соответствии с правилами, изложенными незабвенным полковником Трушиным в его бессмертном «Трактате о кляпах». А лицо, укрытое тряпкой, пропитанной каким-то вонючим снадобьем, было мне знакомо. Как и любому из присутствующих. Принадлежало оно графу Равиоли.
Снадобье, очевидно, призванное одурманить пленника, успело выдохнуться, и к нашему приходу Равиоли был уже в полном сознании. Когда я освободила его от кляпа, а Гверн – от цепи, он откашлялся, отплевался и воскликнул:
– Святая Феличита! Благая судьба привела вас сюда, сеньоры! О, сколь рад я вас видеть, в особенности вас, благородная донна, чья красота сияет во мраке заточенья, как...
– Вот про заточенье – поконкретнее, пожалуйста. Что с вами случилось, граф, и почему мы застали вас в таком непрезентабельном виде?
– Эта стерва, эта сука...
– Граф, выбирайте выражения! – прервал его Камамбер.
– Прошу прощения. Я не хотел оскорбить сравнением благородный собачий род. Короче, эта негодяйка, воспользовавшись общим замешательством, возникшим на празднике в Тур-де-Форсе, накинула мне на лицо платок с какой-то отравой, а затем, когда я лишился сознания, велела своим слугам связать меня и доставить сюда. Я, правда, этого совершенно не помню.
– Вот как? – в голосе Камамбера послышалось сомнение. – А мы думали, что вы ее сообщник. Или любовник.
– Что? Да я лучше с болотной гадюкой в постель лягу – безопасней будет!
– Слышала я, что у немильцев утонченные пристрастия в-любви, но чтоб до такой степени... Так отчего же вы, граф, столь настойчиво преследовали маркизу де Каданс?
– Вот именно. Преследовал. – Теперь он говорил серьезно, без привычной аффектации. – Позвольте, я вам все объясню. Только развяжите меня.
Немного подумав, я перерезала стягивающие его ремни. Покряхтев и поохав, Равиоли сел, потом поднялся на ноги.
– Позвольте представиться: Равиоли, бывший подеста славного города Немиля, ныне работаю по поручению владетельных сеньоров Папарацци.
Я едва успела открыть рот, но задать вопрос не смогла – Камамбер меня опередил.
– Судебный чиновник?
– Скорее, следователь.
– И вы проникли в благородное общество, прикрывшись графским титулом?
– Отнюдь! Здесь я ни словом ни солгал. Его императорское величество Фабриций Мануфактор особым указом изволил сделать меня графом.
Камамбер хмыкнул весьма некуртуазно. Но меня сейчас волновало другое.
– Папарацци? Родственники маркизы?
– Можно сказать и так. До замужества с маркизом де Кадансом эта дама носила фамилию Папарацци. Только это была фамилия ее мужа. Покойного.
– Еще один покойный муж?
– Вы не совсем точно выразились, шевалье... Однако родственники усопшего выразили сомнение в естественности его смерти. Поспешный отъезд вдовы не позволил им допросить ее лично, и мне поручили провести расследование. К сожалению, мне не удалось провести маркизу, и она догадалась об истинной цели моего приезда в Моветон. Меня привезли сюда, и она немедля собралась подвергнуть меня изощренным пыткам. Ее слуги готовились вздернуть меня на дыбу, а маркиза приказала подать ей ананасный компот, чтоб, поедая его, любоваться моими мучениями. Но в этот миг доложили о прибытии отряда из Тур-де-Форса. Меня тут же приковали и заткнули рот, дабы я не выдал место своего пребывания. Я даже не надеялся, что меня найдут. Ведь ход, который ведет из замка к этим темницам, скрыт. Как вам удалось его обнаружить?
– Случайно. Тут не один потайной ход.
– По правде сказать, мы в самом замке еще и не были, – сообщил Камамбер.
– Тем восхитительней ваш приход! О, сколь счастлив я, что своим спасением обязан принчипессе, равной которой нет от Варикозо до Силикозо!.. – он снова вернулся к своей обычной манере.
– Погодите, – прервала я его излияния, – насколько я поняла, маркиза очень опасна. Она не побоялась напасть на вас в Тур-де-Форсе, в присутствии множества гостей и герцогской охраны. А теперь мы в ее владениях, кругом ее слуги, и, значит, наши друзья, открыто прибывшие сюда раньше, могут быть в беде.
– Наверное, так и есть. Если она знает так много о разных дурманящих веществах, она могла отравить их! – Гверн повернулся к выходу из камеры.
– Но если это подземелье скрыто, мы не знаем, как из него выбраться, – остановил его Камамбер.
– Знаем, – возразил Равиоли. – Я пришел в себя раньше, чем предполагала маркиза, но, пока меня тащили, притворялся, что я без сознания. Думаю, я сумею вас вывести.
Немильский следователь (ну, везет мне в жизни на следователей, даже отставных) оказался прав. К тому времени, когда наши факелы прогорели, мы перебрались в обитаемую часть замка.
Здесь наконец попался первый стражник. Я ничего не успела с ним сделать, он тоже ничего не успел. Равиоли, которому передали нести один из факелов, предусмотрительно его не выбросил, когда огонь потух, и образовавшейся дубинкой так резво вырубил стражника, что тот и рта не открыл. Равиоли быстро лишил его шпаги и кинжала, и мы продолжили путь. Было так же темно, но стало теплее, как это бывает в жилых помещениях. Впереди забрезжил свет, очень слабый – всего лишь пара светящихся пятен. Указав на них, Равиоли приложил палец к губам. А то без него мы бы не догадались, что надо молчать! Говорили тут другие, в том числе маркиза. Тон ее был спокоен, и слова перемежались игривым смехом.
Я подошла ближе к свету. Как и ожидалось, «пятна» были прорезями в ковре или гобелене, сделанными для тайного наблюдения. А за ковром находилась комната, где за столом, уставленным яствами и винами, восседали маркиза, дю Шор, Омон и несколько его людей, очевидно имевших дворянское звание – поэтому их и допустили к господскому столу. Маркиза была в домашнем платье, таком же, впрочем, декольтированном, как платья парадные. Она устроилась вплотную к Омону и только что голову ему на плечо не положила. Отблеск свечей играл на ее иссиня-черных волосах.
– Теперь, когда вы обыскали замок и убедились, что здесь нет никого и ничего предосудительного, – говорила она, – вы понимаете, сколь беспочвенны всякие подозрения. Я никогда не встречалась с графом Равиоли. Как вы могли даже помыслить такое?
– А зачем же вы, маркиза, столь поспешно покинули Тур-де-Форс? – спросил Омон.
– А это мой каприз, шалунишка вы эдакий! У настоящей дамы должны быть капризы. А я – настоящая дама, вся такая изменчивая, непостижимая, загадочная, а не la bandito в юбке, как некоторые... Что же до графа Равиоли, то за ужасными происшествиями в замке моих дорогих друзей Такова-Селяви, несомненно, стоял он. Герцогу и герцогине нужно тщательнее подходить к подбору гостей. Там были такие личности, что я бы их и на порог не пустила, даром что при титулах. А этот негодяй, обманув всеобщее доверие, выехал из Тур-де-Форса, смешавшись с моей свитой, затем отстал от нас в пути и свернул на другую дорогу. Сейчас он, вероятно, скачет в направлении Гран-Ботфорте. Вряд ли мы когда-нибудь снова о нем услышим.
– Ну, это уже слишком, – пробормотал Равиоли и кинжалом, реквизированным у стражника, распорол гобелен. На мой взгляд, это был слишком эффектный ход. Достаточно было просто откинуть гобелен. Но теперь глазам присутствующих предстало потайное помещение, и вся наша компания.
– Князь! Граф! Шевалье! – вскричал Омон. Про меня он, как водится, забыл.
Дю Шор, в отличие от начальника стражи, казалось, был не очень удивлен. Он еще помнил, что мы отправились на поиски подземного хода.
– В чем дело?! – с величайшим возмущением произнесла маркиза. – Этих людей я не приглашала.
– Мы нашли графа в подземелье замка, – провозгласил Камамбер, не слушая ее.
– В каком подземелье? – удивился Омон.
– Подозреваю, шевалье, что вы крайне неопытны по части проведения обысков, либо были чем-то одурманены. Итак, мы нашли графа в темнице, и он рассказал нам много интересного.
– А что я еще могу рассказать... – начал Равиоли, однако маркиза перебила его.
– Эти люди проникли в замок предательски и незаконно! Теперь вы видите, господа, как одинокая женщина вынуждена прибегать к крайним мерам, дабы охранить свою честь!
Но Равиоли, вырвавшегося на оперативный простор, нелегко было смутить.
– Видимо, только страх перед одиночеством толкнул вас к устранению прежних мужей.
– Мужей? – переспросил дю Шор.
– Да. Как я понял, маркиз де Каданс не имел в Моветоне ни близких родственников, ни друзей. Поэтому все согласились закрыть глаза на обстоятельства его гибели, хотя их никак нельзя было назвать обычными. У нас, в Гран-Ботфорте, так не принято. У нас еще не забыли, что значат обязательства перед родней, пусть ты эту родню в глаза не видел и терпеть не можешь.
– Маркиз де Каданс покончил с собой в припадке черной меланхолии, – отчеканила прекрасная Вальмина. – Таково решение суда, и, согласно законам королевства Шерамур, оно не подлежит обжалованию.
Но Равиоли продолжал свою речь.
– Как я уже говорил вам, родственники почтенного сеньора Папарацци усомнились в том, что его смерть была естественной. Считалось, что он утонул, купаясь в озере Скверно, однако родне было известно, что он с детства страдал водобоязнью. Расспросить об этом скорбящую вдову не представлялось возможным. Мне было поручено установить местонахождение этой вдовы, а также навести справки о ее прошлом, так как о сеньоре, носившей до замужества фамилию Артемони, было очень мало известно. Расследование заняло у меня больше времени, чем я рассчитывал, но принесло массу любопытных сведений. Оказывается, владетельный Папарацци не был первым мужем сеньоры. Она вышла за него, уже будучи вдовой. И муж ее также умер не своей смертью. Его, как сообщили, запытали в дороге разбойники, которые почему-то не тронули сопутствующую ему прекрасную даму.
– Наглая ложь! – прошипела маркиза.
– Что, тронули?
– Я знать не знаю никакого Артемони!
– Фамилии Бурратини и ди Пьеро вам тоже ничего не говорят? Эти господа также скончались после того, как связали свои жизни с вами, сеньорина Малотекста, и смерть их не была легкой.
– Малотекста? – встрепенулся дю Шор. – Потомки знаменитого тирана, деспота и мучителя Розамундо Малотекста? Но я слышал, этот род пресекся...
– По мужской линии – да. Теперь пресекся. А до этого обеднел, захирел и потерял прежнее значение. Последним отпрыском мужского пола в этом некогда славном роду был Раулио, брат-близнец этой очаровательной дамы, что сидит с нами за одним столом. Однако он умер во младенчестве, и мы не будем гадать, отличался бы он теми же наклонностями, что и сестра, к тому возрасту, когда у него выросла бы борода. А о наклонностях маркизы я узнал, отчасти занимаясь своими изысканиями, отчасти она поведала о них сама. С каким удовольствием рассказывали вы, сеньора, о мучениях, коим подвергли вы маркиза де Каданса, держа его в темнице и моря голодом, прежде чем утопить в пруду! Кстати, я так и не понял, каким по счету был он вашим мужем – шестым или седьмым? Впрочем, неважно. Можете поверить, господа, что предшественникам маркиза пришлось не легче. С юных лет эта синевласая дева находила особое удовольствие в том, чтобы подвергать пыткам, а затем жестоко убивать мужчин. Перед этим Вальмина полностью подчиняла их своей воле. Добивалась она цели просто – она им безудержно льстила.