Омон покраснел и опустил глаза. Очевидно, перед нашим появлением он успел выслушать изрядную порцию комплиментов.
– Таким образом, – продолжал Равиоли, – несчастные жертвы становились послушными куклами, марионетками в ее руках.
– Но как ей удавалось так долго избегать разоблачения? – перебил его дю Шор.
У самой маркизы он об этом не спросил, что было, на данный момент, весьма разумно.
– Увы, здесь я должен подтвердить определенные слухи о маркизе, ибо они весьма правдивы. Еще в девичестве она стала добровольной помощницей ордена Святого Рогатуса. Сочетала, так сказать, приятное с полезным. Вероятно, вы слышали, господа, что бывают деликатные случаи, когда орден не считает возможным устранить виновного открыто. Для этого и прибегают к помощи тайных братьев и сестер. Полагаю, в ордене были осведомлены об участи господ ди Пьеро, Бурратини и прочих, но, пока дело не получало огласки, не было причин избавиться от полезного агента. Но сеньора чересчур увлеклась. Папарацци – влиятельная семья, поэтому вдове срочно пришлось покинуть Гран-Ботфорте. Ей как раз повстречался маркиз де Каданс, и вдова, снова став невестой, бежала в чужие края. Дальнейшее вам известно.
– Все это низкая ложь! – воскликнула маркиза. – И даже если и не совсем ложь, здесь, в Моветоне, никому нет дела до того, что происходило в каком-то Гран-Ботфорте! И слова жалкого чиновника не могут служить свидетельством против знатной дамы!
– Вы забыли, сеньора, что я – имперский граф, и мое свидетельство в суде будет иметь вес. Кроме того, если свидетельства иностранцев, к коим сопричислен не только я, но и принчипе дельи Кипежански, будут сочтены недостаточными, здесь находятся шерамурские дворяне. Полагаю, в камерах и пыточных, о существовании которых вы мне любезно рассказали, они найдут доказательства ваших забав.
– Вот именно, – сказал дю Шор. – Нас не слишком интересует, что происходило в Гран-Ботфорте... простите, граф... но вот нападения на епископа и герцога Такова-Селяви, да еще с помощью колдовства, – совсем другое дело.
– Знать не знаю никаких нападений на епископа и герцога!
– А с чего вам понадобилась так срочно убегать из Тур-де-Форса, дражайшая Вальмина, если вы не вздумали заметать следы?
– Колдовство... – со вкусом произнес Равиоли. – Это придает делу совсем иную окраску. Мои информанты в Гран-Ботфорте упоминали разные порошки и зелья, но я предполагал, что речь идет об обычных афродизиаках, а также снотворных и слабительных, которые наша дама использовала в своих целях.
– Зелья? – Омон нервно глянул на кубок с вином перед собой и поспешно отодвинул его подальше.
– Вы еще не знаете, что такое настоящие зелья в умелых руках! – маркиза внезапно вскочила и подбежала к камину, где – как хорошо, что мне пришлось подслушивать не здесь! – пылал огонь. Размахнувшись, она выбросила что-то из рукава в сердцевину очага. В пламени пыхнуло, грохнуло, и из камина повали густой и вонючий дым, быстро затянувший всю комнату.
Я поспешно выхватила платок – это и впрямь был необходимый атрибут поволчанского костюма, и обмотала им нос и рот. Остальные, не имевшие подручных средств защиты, заходились в кашле и чихе.
– Какая-то разновидность чифаньского порошка... – пробубнила я сквозь платок, но вряд ли меня расслышали.
Когда дым немного рассеялся, оказалось, что маркизы и след простыл.
– Не может быть! – прокашлял Омон. – У дверей мои люди! Глаза отвела, ведьма, не иначе!
Его подчиненные согласно закивали.
– Там, откуда мы явились, ваши люди не стояли, – заявил Камамбер.
– Да, действительно! Скорее, за мной, в потайной ход! – Омон метнулся к безжалостно располосованному гобелену.
– Подождите! – я оттянула с лица платок. – Вы думаете, этот ход здесь один?
Думать вряд ли было привычным занятием для шевалье Омона. Он мучительно наморщил лоб.
– А в замке-то полно ее слуг, и вряд ли они – безобидные овечки, – напомнил Равиоли.
– Вот что, – распорядился дю Шор. – Омон, прикажите своим молодцам обыскать замок по новой. Сопротивление подавлять в зародыше. Мы с графом проверим, не побежала ли маркиза к пруду. А к вам, князь и княгиня, у меня будет просьба...
– Поискать другой ход, не так ли?
– Вы отлично меня поняли.
Через несколько мгновений все с топотом разбежались по замку. Издалека доносился грохот, как будто кого-то прикладывали о паркет – подавляли сопротивление в зародыше.
– Ну и что мы стоим? – спросил Гверн.
– Свечи... – пробормотала я, не отводя взгляда от подсвечников на столе.
Гверн забеспокоился.
– Может, зелье на тебя подействовало? Вон, отрава какая, до сих пор в носу свербит – поневоле заговариваться начнешь...
И верно, едкий чад сгоревшего порошка еще держался в комнате, напрочь отбивая обоняние. А то бы я, наверное, сумела отыскать беглянку по тянувшемуся за ней следом запаху розового масла. Однако сейчас вынюхивать я ничего не стала. Есть у нас и другие органы чувств.
– Посмотри, как свет колеблется. А дверь Омон за собой закрыл. И гобелен задернули. Откуда сквозняк, а?
– В замках всегда сквозняки, тебе ли не знать.
– И все же... – Я оглянулась, В отдаленном конце комнаты точно так же плясали огоньки над фитилями свечей. Но это были не другие светильники, а отражение в зеркале. Большом, в полный рост. В Шерамуре таких не делали, а ввозили из Гран-Ботфорте. В общем-то понятно, что маркиза, уроженка этой страны, привезла зеркало с родины... только что ему делать в столовой? Такому зеркалу место в спальне или будуаре...
– Ядрена Вошь! – я вспомнила лекцию Финалгона «О лабиринтах, потайных ходах и скрытых дверях». Он рассказывал, что какой-то монашеский орден в Гран-Ботфорте имел обыкновение прятать потайные двери за зеркалами. Быть может, это орден Святого Рогатуса? Финалгон упоминал еще что-то об особом коде, с помощью которого откры-вались такие двери, но, подскочив к зеркалу, я увидела, что мне наконец повезло. Маркиза не захлопнула дверь, а неплотно прикрыла. Оттого и образовался сквозняк. Распахнувши зеркальную дверь, я узрела длинный коридор, не вполне темный – по нему тоже мелькали огоньки.
– Оставайся здесь, – кротко попросила я Гверна. – А ну как эта хреновина захлопнется сама собой, и я наружу выбраться не смогу?
Он внял, и я шагнула через порог.
– Если что – зови на помощь! – крикнул Гверн.
Сделав первые шаги, я едва не последовала призыву. Бесчисленное множество призрачных фигур устремилось мне навстречу. Дракона мать, я подозревала, что здесь может быть засада, но чтоб сразу столько? Однако, вглядевшись, я едва не плюнула на пол. Хороша бы я была, если б принялась рубить собственные отражения! А все эти угрожающие фигуры ими и оказались. В стены коридора были вмурованы зеркала – цельные, либо просто осколки зеркальных стекол. Их было много, и в них отражалась не только я, но и свет из комнаты, оттого здесь и не было темно. И все же освещение положения не улучшало. И двери были здесь, и коридор разветвлялся, а из-за зеркал трудно было понять, какие двери и повороты были истинными, а какие – отражениями.
Настоящий лабиринт отражений, демон меня заешь, в лучшем гран-ботфортском стиле. И если я буду каждую дверь проверять на подлинность, на это уйдет уйма времени, а маркиза тем временем еще куда-нибудь сбежит.
Внезапно в коридоре раздался звук, которого я никак не ожидала услышать. И, по правде сказать, не сразу распознала, ибо звук, ударяясь о сводчатый потолок, изрядно искажался. А исходил едва ли не от самого пола. Это было тоненькое тявканье. Я опустила глаза и увидела песика маркизы, Лотреамона, невесть как сюда попавшего. Должно быть, он задремал в складках ее одежды, а когда Вальмина бежала по коридору, выкатился оттуда. Песик подошел к одной из дверей, весьма красноречиво облаял ее, а для большей доходчивости задрал лапку и пописал на дверь.
Пустынный демон Ишак-Мамэ! А еще говорят о собачьей верности... Впрочем, есть вещи, которых никто вынести не может. Например, если у тебя собачий нюх, а каждый день приходится обонять розовое масло.
Тут я немного помедлила. За дверью и впрямь могла быть засада. И даже если ее нет, у этой стервы в запасе могут иметься такие порошочки, вдохнув которые человек лишается собственной воли (см. учебник доктора Т. Макута «Поточное производство зомби и их использование в хозяйственных и военных целях»). Поэтому я снова намотала на лицо платок. Мысль призвать Гверна отмела как порочную. Ибо сказал мудрец – мир ему! – «если женщины дерутся, лучше в драку не встревать». После чего вышибла дверь.
Похоже, запас снадобий подошел к концу. Или маркиза берегла его для сугубо мужского контингента. Выскочив из-за резного шкафчика, где скрывалась, маркиза бросилась на меня со стилетом наподобие того, что служил мне отмычкой. Просто обидно. Она что, думала, что я ничего тяжелее заколки для волос в руках не держала? Впрочем, если вчера она удрала из Тур-де-Форса в начале заварушки, откуда ей знать, что я умею обращаться с мечом?
Она, правда, с колюще-режущим оружием тоже умела обращаться. И не только вскрывать обездвиженные тела. Но супротив длинного клинка поделать ничего не могла. Однако затруднения возникли и у меня. Разумеется, я могла бы раскроить ей череп или проткнуть грудную клетку, сколько бы жировых слоев под молочными железами ее не прикрывало. Но предпочла бы сработать более аккуратно. Я все же иностранка, статус у меня хотя и высокий, но сомнительный. Поэтому я хотела оглушить дамочку, а жизни пусть ее лишают другие. Любым удобным для них способом. Пока же она прыгала вокруг меня, шелестя и шурша шелком одежд, и мешала сосредоточиться.
Отмахиваясь мечом, я постаралась разглядеть, что тут еще в комнате есть полезного. Не шкаф же на нее сваливать, в самом деле! Обычно в таких случаях бьют по голове табуреткой, но тут в пределах видимости табуретки не имелось.
Только кресло, слишком тяжелое и массивное, чтоб им просто так можно было швыряться. Разве что приподнять его обеими руками, а для этого придется выпустить меч, а этого, пока Вальмина при оружии, я ни за что не сделаю. Эх! На что идем ради пользы дела! Каждый день и каждую ночь приходится скакать, ровно лягушке какой-нибудь, а не принцессе!
Я прыгнула аккурат на спинку кресла. И балансировала там всего мгновение. Потом, поскольку вешу я все же немало, кресло перевернулось и выстрелило ножками в ноги устремившейся за мной Вальмине. Она рухнула на пол, а я, приземлившись рядом, на всякий случай приложила ее рукоятью меча по голове. Затем пришлось повозиться, упаковывая маркизу с помощью обрывков ее одежды и обивки кресла. Ту же обивку я использовала, чтобы заткнуть ей рот. Перекинула тело через плечо, и, сопровождаемая задорно тявкающим Лотреамоном, вернулась к Гверну, уже готовому обрушиться на меня с упреками за то, что так долго копалась.
Из замка Каданс мы выехали на рассвете. Омон оставил здесь часть своих людей, приказав гасить все признаки сопротивления власти герцога, и обещал прислать подкрепление. Мне удалось немного вздремнуть, пока Омон, дю Шор и Равиоли препирались, кому сдать пленницу – церковным или светским властям, в Шерамуре или Гран-Ботфорте. Равиоли отстаивал свой приоритет, поскольку это он разоблачил преступницу, ему возражали, что законы Гран-Ботфорте, коим он служит, на территории Шерамура силы не имеют. К тому времени, когда я проснулась, они наконец определились и решили везти маркизу в Тур-де-Форс, а там пусть судят ее герцог и епископ, как главные жертвы покушений, имевших место в Моветоне. Хотя они засунули лиходейку в мешок, Равиоли настоял на том, чтоб сопровождать конвой и проследить, чтоб преступница не натворила чего. «Мало ли! – заявил он. – Некоторым мужчинам нравится, когда их мучают. А у меня иммунитет!» Не приоритет, так хоть иммунитет он доказал. Лотреамона забрал с собой дю Шор и обещал проследить, чтоб животное не пострадало. Таким образом, всю ответственность взяли на себя другие, и нам с Гверном можно было спокойно возвращаться в Мове-сюр-Орер. Что мы с удовольствием и сделали. В гостях хорошо, а дома, даже если это дом арендованный – лучше.
К нашему удивлению, Камамбер снова увязался за нами. Может, этому искателю приключений тоже пришло в голову, что где мы – там покушение, и он решил таким образом поразвлечься на наш счет.
Я была намерена избавиться от него, но сделать это надлежало без кровопусканий. Камамбер нам ничего плохого не сделал, наоборот, всячески помогал, а то, что он в гости вознамерился явиться без приглашения – так нравы здесь этому способствуют.
– Где вы остановились в Мове-сюр-Орер, шевалье?
– В гостинице «Бобер и козел», что на берегу реки.
– А вот нам говорили, что нужно обязательно снять дом, – сказал Гверн.
– Ну, ваших сиятельств положение обязывает. Я не то, чуть труба боевая запоет – и бедное жилище покинуто. Стоит ли ради этого обзаводиться домом?
Поскольку уже показались городские стены, я заготовила фразу о том, что Камамберу нужно будет поторопиться в гостиницу, иначе он рискует опоздать к столу. Ехали мы долго, и он должен был проголодаться. Однако Камамбер продолжал:
– Признаюсь, тоска о родном доме порой проникает в мое сердце. О милом родовом имении с полуразрушенной башней, где нынче поселились голуби, и матушкиным садиком, полном роз. Хотя уж давно отцвели розы в нашем саду...
– А с чего бы? Вроде рано еще... Ох, Ядрена Вошь и святой Ексель!.. и гореть обречен вечно грешник в аду.
– Вторая строка начинается с «но», – поправил Камамбер. – Однако вряд ли стоит придираться к таким мелочам.
Когда мы покончили с ужином, заботливо поданным крошкой Сорти, я спросила:
– Послушайте, шевалье, если вы с самого начала знали, кто мы такие, какого демона вы придуривались?
– Да! – подхватил Гверн. – Это не слишком красиво, и не будь мы все при исполнении, я бы вызвал вас на поединок.
Поединок, с моей точки зрения, это было лишнее. Хватило бы и по уху дать.
– Мне хотелось посмотреть на ваш стиль... и, не скрою, он мне понравился.
– Может, заодно откроете, кто вы на самом деле? Если это не государственная тайна.
– Отчего же? Камамбер – моя настоящая фамилия, я – именно тот, за кого себя выдаю.
– А отец Батискаф уверял, что Сомелье никак не может завербовать никого из родовитых шерамурских дворян себе в агенты.
– Отец Батискаф либо чего-то не знал, либо намеренно ввел вас в заблуждение. Впрочем, кое в чем он был прав. Старший Брат не вербовал меня. В свое время он выручил меня из большой беды, и я служу ему из благодарности, а не корысти ради.
Если он хотел нас уесть, то зря старался.
– Певец, исполнявший на празднике в Тур-де-Форсе балладу о Парлеве – ваш связной?
– Как вы догадались?
– Есть некоторые соображения... Но это неважно. Пусть квадратист вводил нас в заблуждение, надеюсь, круг наших обязанностей он очертил верно.
– Чета Такова-Селяви, Куткомбьен, дю Шор, Монбижу, маркиза де Каданс... О последней не спрашиваю – все уже ясно. Удалось ли вам что-нибудь выяснить об остальных?
– Еще как! – и я поведала посланнику Сомелье о том, что удалось услышать в Тур-де-Форсе.
Камамбер был потрясен.
– Лорд Тремор? Здесь? Это немыслимо! Это похлеще, чем спрут в парковом пруду! Нет, но какая наглость! Расхаживать на виду у всех! И еще нас, шерамурцев, укоряют...
– Однако герцог подозревает, что Фердикрюгер может что-то узнать.
– За Фердикрюгера не беспокойтесь. Премьер-министр умеет защищать своих приверженцев. Кроме того, без него будет трудно решать финансовые проблемы в Моветоне. Так что после того, как Сомелье узнает о том, что здесь происходит, вашу миссию в этих краях можно считать успешно выполненной.
– Но мы так и не добыли материальных доказательств заговора.
– А Тремор? Какое доказательство может быть материальнее? Министр иностранной державы инкогнито ведет переговоры с врагами короны! Когда мы возьмем его с поличным, монсеньор Сомелье сможет диктовать условия и королю Биллиарду, и непокорным аристократам. А герцог не сможет объяснить визит Тремора родственными связями, ибо с королевской семьей Кельтики, в отличие от императорской, Такова-Селяви в родстве не состоят. Разве что герцогине придется пожертвовать своей репутацией и заявить, что герцог переоделся слугой и тайно пребывал в Тур-де-Форсе из любви к ней. Конечный результат, правда, будет тот же...
– Как надоела эта политика, – промолвил Гверн. – На войне все гораздо проще.
– Ах, да. Вы ведь были при осаде Фриценшвайна, князь?
– Верно. Тоже инкогнито, правда... Подозреваю, что и вы участвовали в той же кампании... – я опасалась, что сейчас начнется вечер фронтовых воспоминаний, а у меня уже уши повяли слушать про эту осаду, но Гверна интересовало другое. – Однако война тоже вскоре может начаться. После ареста Тремора.
– Возможно. Про то ведают министры, не нам чета. А если будет война, мы готовы сражаться, как прежде. А теперь вынужден откланяться. Рад был знакомству. Мы премило провели время, надеюсь, так будет и впредь.
– Он не сказал нам, каким образом доведет новости до Сомелье, – заявил Гверн, когда Камамбер ушел.
– Ты прав. Но мы ему тоже не все сказали.
– Разве?
– Ты не заметил? Ладно.
Я вызвала звонком Сорти дю Балл, велела ему запереть все двери в доме, а затем отправиться на кухню, чистить столовое серебро, ибо работа с драгоценными металлами не оскорбляет его дворянского достоинства, а попутно позвал бы сюда жену, потому как я намереваюсь дать ей кое-какие важные указания.
После того, как Сорти дю Баль удалился, преисполненный значимостью полученных приказов, Гверн встревожился:
– У тебя жара, случайно, нет? С чего тебя вдруг хозяйственные заботы обуяли на ночь глядя?
– С того, что я собираюсь выяснить, кто действительно является автором покушений на епископа и герцога.
– Что?
– Не люблю, когда из меня делают идиотку. Да еще в собственном доме.
Крошка Сорти, появившаяся в дверях, услышала последние слова и побледнела.
– Да, милая. Ты правильно меня поняла. Иди сюда, и поговорим. Только без фокусов – за эти дни ты могла убедиться: у меня есть кое-что в запасе против колдовства.
Медленно, словно опоенная, служанка приблизилась к столу.
До Гверна с опозданием дошло.
– Так ты не считаешь маркизу виновной?
– В колдовстве – нет. Не ее стиль.
– Тогда зачем ты ее подставила?
– Она, конечно, натворила очень много, но по здешним законам наказать ее будет трудно. Смерть де Каданса признана несчастным случаем, остальные убийства совершены в Гран-Ботфорте, и мы не знаем, что еще нароют в ходе следствия. Прелесть колдовства в том, что там в доказательства можно записать что угодно – не так ли, Сорти? И если маркиза будет наказана за преступления, которых она не совершала, это неважно. Главное – она будет наказана.
– Погоди! Но ты так убедительно доказывала, что маркиза колдовала против епископа... по ее поведению в соборе.
– Угу. Доказывала. Но маркиза была не единственной, кто скрылся с наших глаз в начале службы. Ты, милая, так просила, чтоб я взяла тебя с собой на службу, столь тактично удалилась при входе и возвратилась, когда все закончилось.
Крошка Сорти молчала, перебирая края передника.
Я откинулась в кресле и вновь обратилась к Гверну.
– Поначалу я предполагала, что это не она, а дворецкий. Слишком уж безупречным он казался, да и фамилия...
– При чем здесь фамилия?
– Я тут тебе как-то перечисляла разные названия колдунов и магов, но кое-что упустила. «Сортилег» или «сортиарий». Что означает «заклинатель». Звучит не слишком благозвучно, но, если сократить... правда, тогда получается не слишком пристойно... Однако в Тур-де-Форсе дю Баля с нами не было. А она была. И, заметь, тоже выпрыгнула, как демон из коробочки, когда все закончилось, хотя все другие служанки тряслись от страха по закоулкам и носа не высовывали. И она выказывала удивительную осведомленность о состоянии магических дел в Шерамуре. Одного не могу понять, как она могла организовать покушение на охоте, если в тот день была при мне? Если у нее есть власть над стихиями, а похоже, так оно и есть, ей не нужно находиться в непосредственной близости к жертве. Но я интересуюсь знать – зачем это было нужно?
– Я не виновата... – начала крошка Сорти.
– Ага, а я – святая Инстанция.
– ...в покушении на герцога!
– Уже лучше. Значит, епископа все же признаешь за собой?
– Госпожа, вы сообщите обо мне в Благой Сыск?
– Это будет зависеть от того, что ты расскажешь. В любом случае я предпочла бы разобраться самой.
Гверн сообразил, что его каким-то образом исключили из беседы, и вмешался в допрос.
– Ты из еретиков Края Света?
– О нет, добрейший господин. Я из тех, кто держится исконных древних обычаев, а про этих нынешних мы и не слыхали вовсе, разве что в последние годы...
– Мы?
– Заклинатели. Заклинательницы. Я училась у покойной свекрови... вы правы госпожа, там семья потомственная, только мой муж здесь ни при чем, у него таланта нет. Уверяю вас, мы никому не причиняли зла. Здесь госпожа тоже угадала. Наша магия – магия стихий, и моя стихия – воздух. Ветер. Дождик могу призвать, если засуха...
– Но дождик – это стихия воды.
– Но тучи ветер гонит! Или вот купцам попутного ветра в паруса... Ни от кого жалоб не было! И епископ тоже не обращал внимания на нас. Ему бы разговоры поговорить с высокой кафедры, да книжки пописать. А потом как бешеная муха его укусила. Облава за облавой. Всех сведущих извели, одну за другой. А мы что? Мы жить хотели и другим давали. Из-за того, что этот старикашка с ума спятил...
– И ты решила его наказать.
– Да, госпожа княгиня. Может, и не убивать, а припугнуть как следует.
– Воспользовавшись нами как прикрытием.
– А что мне было делать? Ведьма же не может в церковь войти, если ее не позовут. Вот я и сделала так, чтоб вы меня позвали.
Что-то подобное я слышала, но, признаюсь, всегда считала подобное представление пустым суеверием. Впрочем, то, что ведьма может вызвать бурю, вывернув наизнанку чулок, тоже не представлялось особо действенным методом. Меж тем после событий, помнится, Сорти выбегала на площадь босиком.
– Чулок-то как в соборе умудрилась вывернуть, чтоб никто не заметил?
– Там, в боковом приделе, темно было, и я за колонной спряталась. Но герцога – не я, не я!
– А кто же? Неужто и в самом деле Вальмина?
– Да не иначе сектанты эти, еретики Края. Герцог мерзости такой в своих владениях не терпит.
– А епископ, выходит, терпит?
Сорти, похоже, растерялась.
– Ну... да. Я, госпожа, как-то не думала об этом. Но гоняли еретиков, а то и вешали, только во владениях Такова-Селяви. А в городе – ни одной облавы не припомню.
– Сядь и не мельтеши. И скажи, кто из этих сектантов тебе известен?
Служанка уместилась на краешке стула напротив.
– Никто, госпожа. На кой они нам? Они ведь светлую смерть проповедуют, как наилучший выход из всех трудностей...
– Это пропаганда массовых самоубийств, что ли?
– Нет, такого не слыхала. Что-то вроде «как будет тебе хорошо, если ты живешь, но уже как мертвый». Но тонкостей не знаю. Нам с ними делить нечего. Они смерти служат, а мы жизни.
Я задумалась. Орден Края принимал в свои ряды вампиров, и это вовсе не считалось ересью. Неужто все так переменилось с тех пор, как я сталкивалась с этим учением в последний раз? Впрочем, вампир – это мертвый, но как живой. А тут наоборот – живой, но как мертвый. Или Сорти все напутала? Хотя, в сущности, что я знаю о культе Края в его нынешнем состоянии... Даже меньше, чем Сорти. Но маги у них должны быть. Из того, что я узнала, почитывая книги в уцелевшей храмовой библиотеке, магов там привечали и пригревали. Правда, один из этих пригретых магов ненароком храм и разнес. Вместе с братией. Некроманты, злопущенский волк их заешь.
– О чем ты думаешь? – прервал Гверн мои умопостроения.
– О том, что количество колдунов растет сверх необходимых сущностей. Я как-то не рассчитывала, что их здесь будет больше одного. Или одной.
– Госпожа, не губите меня, не выдавайте Благому Сыску! – Сорти соскользнула со стула и рухнула на колени. – А я вам пригожусь. Помогу отыскать проклятых некромантов.
Я вдруг почувствовала, что очень устала. Все-таки предыдущие двое суток выдались очень насыщенными.
– Что ж, полагаю, норму по сдаче злых колдуний в руки правосудия мы на сегодня уже выполнили. Пойдем-ка, князь, лучше спать. А прислуга сама разберется, что ей делать.
Если Сорти поняла намек, завтра попрошу Фердикрюгера найти новых слуг. А еще лучше – выплатить остаток гонорара. Камамбер сказал, что задание мы выполнили. А ловля еретиков в договор не входила. Пусть за нее платят сверх программы.
Одна беда с этой прислугой. Никаких намеков крошка Сорти не поняла или притворилась, что не поняла, и осталась в доме. Поскольку в существование преданных слуг я не верю, то предположила, что была задета ее профессиональная гордость и она решила-таки отыскать некроманта. А под нашей крышей это будет безопасней.
Мало того. С утра прискакал взмыленный Корус Лайн и сообщил, что сегодня же в город приедет герцог и сразу направится к епископу либо к замещающему его брату Удо, дабы решить судьбу преступной маркизы. Принца де Кипежански, как важного свидетеля, крайне желательно видеть на совещании.
Обо мне ни слова не было сказано, но я отнеслась к этому с пониманием. В резиденции епископа компания ожидалась чисто мужская. Как на охоте. И женщина могла там присутствовать только в качестве дичи.
Мы посовещались и решили, что Гверну следует пойти. Подтверждение Сомелье, что все условия контракта выполнены, пока не пришло, и герцог оставался объектом наблюдений. Я должна была находиться в доме на случай, если заявятся другие объекты.