Посетили отель дез Инсект, однако, не объекты, а субъекты. Первым был маэстро Кобелье. Я удивилась, каким образом человек преклонного возраста успел добраться до Мове-сюр-Орер из Тур-де-Форса, и могла лишь предполагать, что он прибыл в город вместе со свитой герцога, которая имела все основания поспешать. Но это, как выяснилась, была еще не та скорость, которой мне надлежало дивиться. Ибо маэстро прибыл не просто так.
– Светлейшая госпожа княгиня. Ваша доблесть, столь приставшая высокородной даме, для души художника таит неиссякаемый источник вдохновения. Вчера весь день я творил, не отрываясь от мольберта, дабы запечатлеть на полотне ваши черты, и сегодня решаюсь преподнести вам свой труд.
Он все же осуществил свою угрозу нарисовать мой портрет. Однако какая скорость! Какое вдохновение! Какая жажда денег! Ибо, когда титулованным особам что-то преподносят, это делается отнюдь не бескорыстно (и, наверное, это справедливо).
Но когда маэстро совлек покров с холста, я остолбенела. Не потому, что картина, представшая моему взору, была так уж плоха. Нет, насколько я разбиралась в живописи, она была вполне даже ничего себе. Только женщина, изображенная на полотне, никак не могла быть мной. Она была заметно красивее меня, и нос ей сроду не ломали. И гораздо более в теле. Я, в общем, тоже не тростинка, но все же до общепризнанного мужского идеала не дотягиваю. О таких мелочах, как волосы – светлые, короткие (в жизни) и темные, длинные (на картине) и не говорю.
А главное – улыбка. Скорее даже ухмылка. Ехидная, хитрая и двусмысленная. Неужели я так улыбаюсь?
– Ну, как? – с гордостью спросил Монферран Кобелье.
– По-моему, не очень похоже, – промямлила я.
– Но, госпожа княгиня, есть особенности художественного видения...
Все же, как ни посмотри, дама на картине была похожа на кого угодно, хоть на самого маэстро, только не на меня.
– Но улыбка...
– Улыбкой я особенно горжусь.
Я пригляделась повнимательней и заметила, что свежей краской на холст нанесено лишь несколько мазков. Включая те, что изображали вышеозначенную улыбку. Прочая краска давно высохла. Все ясно. У старика припасены заготовки, и он скоренько подгоняет их под любые случаи жизни. Как ни странно, это я могла понять лучше, чем внезапный порыв вдохновения.
– Художника всякий обидеть может, – с грустью произнес маэстро, словно прочитав мои мысли.
Обижать я его не собиралась. Но и выдавать деньги наличными меня ломало. Я выписала ему чек на предъявителя в контору Фердикрюгера, а в графу расходов внесла оплату портрета «Моны Рины дельи Кипежански» – так значилось на оборотной стороне холста.
Хотя, кто знает? Может, я сделала полезное приобретение. Маэстро все же выдающийся художник, и не исключено, что его творения останутся в веках. Вот будет забавно, если и эта картина сохранится. И ученые будущего будут строить предположения о личности женщины, на ней изображенной. А если они еще и выяснят, что князей дельи Кипежански не существовало в природе, и начнут гадать, что художник хотел этим сказать и какие тайны здесь зашифрованы... Воображаю, какую бредятину они понапишут. Нет, лучше не буду воображать.
Выпроводив маэстро, я собралась призвать служанку, чтоб потолковать с ней по душам. Но не тут-то было. Сорти дю Баль доложил, что прибыл господин Фердикрюгер. Так что если Монферран Кобелье надеялся немедленно обналичить чек, то ему маячило некоторое ожидание.
Я приняла банкира без особой радости. Предположительно, он мог явиться по двум причинам: заявить, что закрывает кредит, или пожаловаться на новое покушение. Отнюдь. Покушение оставалось в прошлом, а Фердикрюгера интересовало настоящее.
– Светлейшая княгиня, до меня дошли слухи о том, что вчера в своем замке была арестована маркиза де Каданс.
Ах, вот оно что.
– Эти слухи верны. Сейчас Вальмина де Каданс в Тур-де-Форсе, сегодня совет церковных и светских сеньоров Моветона в резиденции епископа будет решать ее судьбу. И, уверяю вас, на сей раз герцог Такова-Селяви не станет за нее заступаться. Мне жаль, господин Фердикрюгер, что вы, как кредитор маркизы, рискуете понести убытки. В утешение могу сказать – положение дел доведено до сведения премьера Сомелье, арестованное имущество маркизы, очевидно, вскоре перейдет в собственность короны, и тогда вы можете затребовать компенсаций.
– О, госпожа княгиня, никто так, как вы не способен пролить бальзам на сердце делового человека! Разве что мадемуазель Монбижу. Признаюсь, деловая сметка этой дамы не оставила меня равнодушным. Но в своем нынешнем положении я не смел и надеяться... Однако теперь, когда я могу в качестве погашения долга затребовать замок Каданс с прилегающими землями...
– То вы станете новым маркизом де Каданс! – что же, если в этом качестве банкир отвлечет мадемуазель Монбижу от планов мести королю, еще одной заговорщицей станет меньше. Кротко и без пролития крови.
Впрочем, пока Фердикрюгер еще не заделался аристократом и не решил свои личные проблемы, он мог быть кое в чем полезен.
– Скажите, сударь, вам приходилось слышать что-нибудь о секте приверженцев Края Света?
Он не побледнел, не вздрогнул, и не поперхнулся. Даже не выразил особого удивления.
– Кое-что слышал, госпожа моя. В определенных кругах это даже становится модно...
– Вот как?
– У меня на родине, в империи, эти сектанты появились раньше, чем здесь. Но существующий ортодоксальный орден Края не признал это ответвление правомочным. «Мертвый есть мертвый, живой есть живой. И путать это не след», – заявил новый патриарх ордена.
– Совершенно с ним согласна.
– Имперские власти тоже преследовали еретиков. И тогда они стали перебираться в другие страны, менее цивилизованные... Я слышал о Токай-Гуляше, Бухано-Трескаве... но, приехав в Моветон, обнаружил, что эта ересь начала распространяться и здесь.
– Значит, в Шерамуре их не преследуют.
– Насчет всего Шерамура не скажу, а в Моветоне – нет. Это довольно странно, учитывая, как энергично в последнее время администрация епископа оказывала содействие Благому Сыску в охоте на ведьм. Я даже навел справки об их учении – полагал, вдруг это будет мне полезно при деловых отношениях... но мне не понравилось.
– А в чем там дело?
– Госпожа княгиня, в ваших краях водятся вампиры?
Значит, все же вампиры. Эх, Бедный Генрих, вампир-инвалид, принятый в лоно братии края... твои, что ли, штучки? А таким ведь безобидным казался...
– Ну, не совсем чтоб вампиры, – осторожно сказала я, – но отдельные вурдалаки встречаются.
– А в империи вампиры водятся. Но они – существа известные и понятные. Помер, из гроба встал, крови насосался, осиновый кол в сердце получил, и нет его. А тут как бы становятся этим самым неумираючи, и никакие осиновые колья и серебряные мечи не страшны. Поначалу сдаешь свою кровь добровольно, чтоб над ней можно было всякие чародейства творить. Потом получаешь привилегии почетного вампира прижизненно. А на конечном этапе на тебя должно снизойти просветление от самого Края. Оттого он так и называется – Край Света. Только я, по правде сказать, ни в империи, ни здесь не встречал никого, кто пошел бы дальше первой ступени. Оттого и сдается мне, что это обычное мошенничество. И я забыл о них. Тут, в Мове-сюр-Орер, есть и более диковинные сообщества – вроде кающихся графа Куткомбьена.
– Это верно. Но из ваших слов следует, что вы лично знаете еретиков Края.
– Но, госпожа княгиня... если я назову их имена, это, возможно, нанесет удар моей репутации делового человека.
– А если вы их не назовете, это, возможно, нанесет удар вашей личной безопасности. У меня есть сведения, что еретики не так безобидны, как это вам представляется. Кроме того, они могут являть собой потенциальную опасность для монсеньора Сомелье.
Несколько помявшись, Фердикрюгер начал перечислять:
– Городской советник Комон Сова и его дочь Бишетт. Дормир, приказчик купца Карамеля Бурды. Цирюльник Паслен с улицы Дурной Травы... Вот так, приблизительно.
– Спасибо за содействие. Со своей стороны могу сказать вам, что личный представитель премьера заверил меня, что позаботится о вашей безопасности.
– Благодарю вас, госпожа княгиня. Так или иначе, мне придется позаботиться о возвращении своих кредитов. А это будет зависеть от того, как скоро решится судьба маркизы. Попробую навести справки у брата Удо. Он ведь тоже не так давно прибыл из империи, земляк, можно сказать. Но доселе я не осмеливался к нему обращаться.
Он, видимо, ждал от меня каких-то дополнительных рекомендаций, и напрасно. Все, что могло быть ему полезно, я уже сказала. Поэтому банкир откланялся, а я, наконец, потребовала к себе крошку Сорти, чтоб обсудить с ней полученные сведения. Особенно меня интересовал цирюльник – ведь в его обязанности входит пускать кровь, а магия крови, как я слышала, и впрямь существует.
Но служанка, выслушав имена, вызнанные у Фердикрюгера, лишь покачала головой.
– Нет, госпожа. Никто из этих людей не проявил владения истинным Даром. Я бы знала. Но насчет магии крови – наверное, вы правы. Вот моя стихия – воздух, я с ней и работаю. И все природные маги так – в пределах одной стихии. Но вот кровь... она с разными стихиями связана. Кроме того же воздуха. Кровь и воздух друг другу противопоказаны, можно сказать, враждебны. Но другие... Стихия воды – само собой, тут все понятно. Стихия огня – потому что огонь и кровь красные. А еще, говорят, есть стихия плоти, она же стихия жизни, она живыми тварями управляет...
– А землю куда девать в этом раскладе?
– Тут, наверное, связи слабее. Разве что косвенно, через стихии воды или плоти.
– И получается, что колдун, владеющей магией крови, мог натравить на герцога и кабана, и спрута. Как я и полагала, эти твари были выбраны из-за того, что они – звери смерти, и служителю Края проще было отдавать им приказ. А может, из чистой любви к символике. Но какой-либо сверхъестественной силой они от этого не преисполняются. Иначе мы бы не смогли их убить. А вампиризм там, похоже, ни при чем. Кровь нужна совсем для иных целей.
Я встала из-за стола. Сорти тоже вскочила и налила мне в бокал красного вина – на сей раз я не стала уточнять, как оно называется. Достаточно и того, то оно напоминало кровь.
Меня не оставляло ощущение, что все сказали достаточно, чтоб сделать нужные выводы. Такова-Селяви, Фердикрюгер, Гверн и даже я. Но что именно?
– Светлейшая госпожа не желает ли откушать? – осведомилась Сорти.
– А что у нас есть?
– Фазаньи бедра с шампиньонами в белом вине. А на десерт...
– Обойдемся без десерта. Одна, а лучше две ноги здесь – то, что надо.
Служанка сбегала на кухню и быстро вернулась, таща блюда с кушаньями.
– Садись, что ли, и ты поесть. Благо разговор у нас неформальный.
– Госпожа, вы что, думаете, я собираюсь вас отравить?
– А что, не собираешься?
– Как я могу? Вы одна мне защита и опора! – Сорта сделала обиженное лицо, но все же отложила себе часть порции и отлила глоток вина.
Некоторое время мы жевали в молчаливой задумчивости, затем Сорти меланхолически промолвила:
– Интересно бы знать, до чего они договорятся там, в Доме-у-Реки...
– В каком еще доме?
– В резиденции епископа. Она на самом берегу реки Орер расположена.
Еда вдруг потеряла для меня всякий вкус. Я поняла, что уловила ключевое слово.
Река.
Резиденция епископа на берегу реки... Герцог упоминал, что епископ предпочитает речной вид транспорта всякому иному и что после того, как были проложены каналы, из резиденции епископа можно, попасть в Тур-де-Форс на барке. Прицепив клетку или сеть к барке, ее можно было переправить в замок по реке, потом по каналам.
Но в день праздника монсеньор Кавардак одолжил свою барку брату Удо. Викарий замещал епископа все время его болезни. И Гверн сказал, что брат Удо обязан разбираться в колдовстве по роду своей деятельности.
Брат Удо. Бледный молодой человек. Такой бледный, будто страдает малокровием. Земляк банкира Фердикрюгера. Выходец из империи. Оттуда же, откуда пришла ересь Края Света. Прибыл он в Моветон недавно. И относительно недавно администрация епископа подключилась к охоте на ведьм. До того епископ ничем подобным не интересовался. При этом еретики Края преследованиям не подвергались и, как выясняется, действовали везде, кроме владений Такова-Селяви, где сильно имперское влияние, почти открыто. Как будто у них был сильный покровитель.
– Госпожа, почему вы не едите? – с тревогой спросила крошка Сорти.
Я вскочила и отпихнула кресло.
– А он пошел туда! Ведь он не знает! Или... – я замерла. Гверн видел и слышал то же, что и я. И с чего отвергать мысль, что он мог прийти к тем же выводам. Из того, что он на мне женился, вовсе не обязательно следует, что он дурак. Но понятия о рыцарстве у него действительно дурацкие. Чтобы не подвергать меня лишней опасности, он мог не сообщить мне о своем открытии.
– Вы о князе? Чего он не знает?
– Значит, говоришь, колдующий на крови приобретает власть над большинством стихий? Ну, я его заставлю собственной крови нахлебаться.
– Кого?
– Брата Удо. Епископского викария. Помнишь такого?
Кровь (не к ночи будь помянута) сперва отлила от щек служанки, потом снова прилила, причем как будто в концентрированном виде.
– Он был там... – прошептала она. – У собора...
– И в замке был. Насчет охоты не знаю, но в лесу и спрятаться нетрудно.
– Как я раньше не догадалась?
– Нам сейчас всем впору это кричать.
– Убийца! Это он посылал на казнь моих сестер!
– А как же. Епископу, в общем, было по фигу, а брату Удо вы конкуренты. Сама же говорила – «мы служим жизни, они служат смерти». Ну ладно, это ваши проблемы.
И я поспешно вышла из столовой. Довольно большой отрезок жизни я провела в казарменных условиях и собираться была приучена быстро. Особенно когда извечная шерамурская проблема – как принарядиться – отброшена за ненадобностью. И вопрос, какое оружие брать, тоже не стоял.
Все.
Крошка Сорти настигла меня в прихожей.
– Госпожа, куда вы?
Я мысленно помянула всех известных мне демонов – вслух не было времени.
– Выручать мужа, ясен пень! А ты опять за свое?
– Госпожа, вы не владеете магией. А он – колдун.
– Разбирались мы с колдунами и покруче этого.
– Вы не знаете, на что он способен.
– И ты не знаешь.
– Я больше смыслю в таких делах. Вот увидите, я сумею с ним справиться!
Препираться дальше не было ни времени, ни смысла. Кто ее разберет, может, она и впрямь будет полезна.
– Идем. Бери заводную лошадь. Будешь дорогу показывать.
На набережной мы были вместе с Монбижу... когда? Ядрена Феня! На другой день после нашего прибытия в Мове-сюр-Орер. Однако экс-фрейлину тогда волновали модные лавки, а меня – фортификации, и поэтому резиденция монсеньора Кавардака осталась вне поля моего зрения. Тогда на продвижение от отеля дез Инсект у нас ушло довольно много времени. Но сейчас мы были верхами, и стоять в пробках между носилками и портшезами не пришлось. Мы проскакали по набережной, расшугивая фланеров, негоциантов, докеров и промышляющих девиц. При поездке в Тур-де-Форс я заметила, что крошка Сорти прилично держится в седле, и могла погонять коня, не опасаясь, что она отстанет.
– Вот! – крикнула служанка, указывая на здание, обнесенное кованой решеткой.
Я ожидала увидеть мрачную крепость, а узрела удобный городской особняк, правда, очень большой. Не знаю уж, победа ли современных веяний в искусстве оказала свое влияние или монсеньор Кавардак, прибыв в провинцию из Парлевы, перестроил все по собственному вкусу – он же был большой ученый, как мне говорили. При особняке была собственная пристань, также окруженная оградой, но не кованой, а каменной, совершенно глухой. Все входы-выходы охранялись. Будь я одна, я бы попросту махнула через ограду. Но сейчас при мне была Сорти, которая тормозила продвижение. А может быть...
– Часовых убрать с дороги можешь? – спросила я.
Она напряглась и кивнула. Мы спешились и пошли к воротам. Как Сорти собирается вырубать часовых (ведь ее стихией был воздух), я представляла смутно, потому готова была применить оружие. Но оказалось, что при правильном использовании и стихия воздуха на что-то способна. Крошка Сорти не стала подымать стражников ввысь и швырять об землю. Остановившись перед ними, она задрала юбку и сняла с ноги подвязку. Молодцы уставились на оголенную ногу, как завороженные, но ворожба, как выяснилось, была впереди. Служанка, что-то шепча, завязала подвязку узлом, и стражников швырнуло друг на друга волной невесть откуда взявшегося ветра. Поскольку оба стояли пригнувшись и набычившись, то столкнулись лбами. А поскольку головы были в медных шлемах, удар получился весьма чувствительным. Стражники сползли на землю. Мгновение я размышляла, не прихватить ли у одного из них алебарду, но потом решила, что это, пожалуй, будет лишнее, и распахнула дверь. За мной следовала Сорти со своим оружием – подвязкой. Ее она и применила на парадной лестнице. Но не стала повторять прежний прием. Перед следующей порцией стражников она, наоборот, развязала узел и потянула подвязку в обе стороны так, что ткань туго натянулась. Стражники, словно по команде, пооткрывали рты, как рыбы, вытащенные из воды. И это было не смешно, а жутко. Они задыхались. Дракона мать! И эта женщина каждый день порывалась помочь мне одеться!
Стражники попадали на колени.
– Пошли быстрей, – сказала я, открывая новые двери. Тут я намеревалась лично допросить первого, кто попадется, не дожидаясь, пока за него примется Сорти.
Но за дверью никого не было. А особняк казался слишком большим, чтоб обследовать его наугад.
– Можешь определить, где они? По колебаниям воздуха?
Сорти помедлила с ответом, как будто я предложила нечто принципиально новое, ей ранее не известное.
– Попробую.
Со стороны могло показаться, что она прислушивается. Может, так оно и было. Что есть звук, как не колебание воздуха? Пока она этим занималась, я проверила арбалет. Порядок. Заряжен.
– Туда. – Сорти указала на резную лестницу слева от входа. Я поспешила в указанном направлении. Служанка немного отставала, должно быть, чулок сполз. И что у этих стихийных магов за символика такая двусмысленная – чулки, подвязки... Впрочем, сейчас не до этого.
Помещение наверху было украшено коврами и гобеленами. Как местными, так и привезенными с Ближнедальнего Востока, которые стоили на несколько порядков дороже. Ковры устилали пол, старческие ноги монсеньора Кавардака вряд ли переносили сквозняки. Что еще важнее, ковры заглушали шаги. На самом Ближнедальнем Востоке полы в коридорах коврами бы не застлали. Наоборот, сделали бы половицы как можно более скрипучими, чтоб приближение незваных гостей было слышно издалека. Тем лучше для нас.
Гобелены изображали сцены из жизни неизвестных мне шерамурских святых. Кто-то прогуливался с собственной отрубленной головой, кто-то проповедовал со снятой кожей или сидел на столбе. Много красивых женщин подставляли шеи под топоры, мечи и сабли. Поучительное зрелище для маркизы де Каданс, если ей выпадет здесь присутствовать.
Наконец я услышала голоса. Приглушенные ковром, вывешенном – дабы выдержать общий стиль – на дверном проеме. А сама дверь отсутствовала. Видимо, для того, чтобы скрип не отвлекал от благочестивых мыслей.
– Так дальше не пойдет, – услышала я аристократический баритон герцога Такова-Селяви. – Мы сидим здесь уже полдня, но не можем прийти ни к какому решению. А ведь все так просто...
– Вы правы, – ответил ему брат Удо. До того мне довольно мало приходилось слышать, как он говорит, и все же я узнала его голос – ровный, сухой, скрипучий, однако наделенный даром убеждения. – Все действительно просто. Проще не бывает. А не можем мы прийти к единому мнению, потому что все слишком разные. Служители церкви и миряне. Люди скромного происхождения и те, кто принадлежит к высшей знати, уроженцы Шерамура и чужестранцы. Позвольте же мне, с благословения монсеньора де Кавардака, провести некую священную церемонию, которая позволит нам лучше понимать друг друга.
– Чушь и чепуха! – послышался фальцет Куткомбьена. Мы с этим молодым человеком придерживались предельно разных мировоззрений, но в этот момент я была с ним солидарна.
– Вы маловерны, граф, и впоследствии устыдитесь своих слов. Для многих стран и многих народов обряд, когда пускают по кругу чашу с вином, является священным.
– А то! – я узнала дю Шора.
– Но я предложу вам не простое вино. Над ним проведен особый ритуал, способный придать напитку дополнительные силы. В чем клянусь вам всем святым, что есть у нас. А чтобы вы доверяли мне, я сам выпью первым.
Воспользовавшись паузой, я откинула край ковра и оглядела комнату и собравшихся. На первый взгляд это был кабинет с большим дубовым столом посередине и резными шкафчиками вдоль стен. Шторы были задернуты, на столе горели свечи, хотя до вечера было еще далеко, и это придавало зрелищу вид несколько сакральный. Собравшиеся сидели у стола на стульях с высокими спинками. Единственное исключение являл епископ, против ожиданий здесь присутствующий. Он дремал в покойных креслах.
А вот Вальмины де Каданс, урожденной Малотекста, здесь не было. Что меня не удивило. Перечисляя разные категории собравшихся, викарий не сказал «мужчины и женщины». Ну, это мы сейчас поправим.
Означенный викарий извлек из глубин двустворчатого шкафа золотую чашу, прикрытую тонким платком из чифаньского шелка. Сдернул плат и припал к чаше. Я снова обратила внимание, насколько он бледен. Словно в чашу он добавил собственной крови.
А ведь и добавил, наверное.
И ни единым словом не солгал, когда клялся, паскуда. Выпив его крови, они действительно обретут единство. Потому что он получит над ними власть.
Какая злобная пародия на старый добрый вампиризм! Не мудрено, что ортодоксальные последователи Края, благожелательно относящиеся к вампирам, не приняли этого учения!
Гверн внимательно следил за действиями брата Удо. Даже привстал. И, заметив это, викарий подошел к нему первому.
– Примите, князь.
И Гверн взял чашу и поднес к губам. А я-то думала, что он обо всем догадался! Дура! И он тоже дурак! Но прежде чем он успел «принять» по-настоящему, я закричала:
– Стоять всем! Святая Инстанция по ваши души! – и, не дожидаясь, пока Сорти сотворит какой-нибудь трюк, выстрелила по чаше. Болт вышиб ее из рук Гверна, и она покатилась по ковру, заливая красной жидкостью роскошный ковер из Аль-Кадавра.
– Ты что, с ума спятила? – сердито произнес Гверн.
– В самом деле, княгиня, – заявил Такова-Селяви. – Мы все уважаем вашу исконно поволчанскую решительность, но это уже чересчур.
– А вы понюхайте, чем вас поить собирались... гурмэ шерамурские!
– Эта женщина под властью злых чар, – сурово провозгласил брат Удо.
– Молчал бы уж насчет злых чар! – завопила Сорти из-за моего плеча. – Убийца, некромант, еретик Края!
Тем временем Равиоли (и он был здесь), которого мое замечание о шерамурцах не могло задеть по определению, не побрезговал опуститься на колени и поводить носом над загаженным ковром.
– Вино здесь тоже есть, – сообщил он. – Но известно, господа, что кровью пахнет только кровь.
– Ах вот как! – вскричал Такова-Селяви. Поскольку рядом с ним сейчас не было телохранителей либо иностранных дипломатов и ничто его более не удерживало от методов физического воздействия, он, опередив всех нас, с неожиданной легкостью перескочил через стол и, обнажив шпагу, бросился на брата Удо.
Однако Сорти, к сожалению, угадала, что викарий властен над разными стихиями. Брат Удо повел рукой, и кровь, разлитая по ковру, вспыхнула, как нафта, к которой поднесли факел. Пламя быстро побежало по ковру и окружило герцога огненным кольцом.
Но и Сорти оказалась дамой не промах. Прыгая на одной ноге, она совершала какие-то пассы вывернутым чулком. С грохотом распахнулись створки окна, и в комнату, срывая портьеры, ворвался ураганный ветер.
Он сбивал с ног людей и мебель (я бы тоже упала, если б Гверн меня не поддержал), но огонь был загашен.
– Темпестария! – как ни странно, в голосе брата Удо послышалось торжество. Как будто он, наконец, нашел давно желаемого врага.
Епископ, все это время словно бы дремавший, извлек из широкого рукава колокольчик и зазвонил, призывая стражу. Несколько пришедший в себя Такова-Селяви закричал:
– Омон! Ко мне!
Куткомбьен, добравшийся до открытого окна, высунулся по пояс и воззвал:
– Братья мои! Ко мне!
И что вы думаете? Все призванные не замедлили явиться. Поскольку им было одновременно приказано: «Взять их!» – но не уточнили кого, то слуги епископа, стражники герцога и кающиеся Куткомбьена бросились друг на друга.
Кабинет, прямо скажем, не был рассчитан на пребывание такого количества людей, даже в состоянии покоя. А теперь они находились вовсе не в покое. Поэтому свалка быстро перенеслась и на близлежащие комнаты, и на коридоры, и на лестницу.
В целом это напоминало картину Вокзаллы – мира посмертного блаженства в представлении жителей далекого Бродиланда. Когда толпа героев в закрытом помещении бессмысленно и беспощадно месит друг друга. Посередине же происходило то, что мне за всю богатую событиями жизнь видеть не приходилось. Поединок магов. (То есть магов я повидала – и добрых, а больше злых, – но они попадались как-то поодиночке.)
Поскольку Сорти (Сортиария? Сортилега?) и брат Удо отбросили всяческую маскировку и применяли свой гламур исключительно в боевых целях.