Страница:
— Спасибо, сержант, — сказал он, отведя глаза от жезла воина. — Спасибо.
Скафандр покачивался у него перед его глазами, и поначалу полковник принял это за оптическую иллюзию. Вскоре стало ясно, что это не так. С грохотом, потрясшим хлипкое здание, Дункан рухнул на колени и обхватил себя руками.
Что происходило внутри скафандра, увидеть было невозможно, но полковник себе это ясно представлял. Он встал и обошел вокруг стола, по пути коснувшись плеча своего бывшего подчиненного, чья кровь сейчас испачкала рапорт, озаглавленный «Потребности в личном составе на 2003 год». Полковник присел на корточки и обнял плечи гигантского скафандра.
— Ну, будет тебе, сержант, — сказал он, но слезы продолжали струиться по его собственным щекам. — Давай-ка снимем с тебя этот скафандр.
2
Скафандр покачивался у него перед его глазами, и поначалу полковник принял это за оптическую иллюзию. Вскоре стало ясно, что это не так. С грохотом, потрясшим хлипкое здание, Дункан рухнул на колени и обхватил себя руками.
Что происходило внутри скафандра, увидеть было невозможно, но полковник себе это ясно представлял. Он встал и обошел вокруг стола, по пути коснувшись плеча своего бывшего подчиненного, чья кровь сейчас испачкала рапорт, озаглавленный «Потребности в личном составе на 2003 год». Полковник присел на корточки и обнял плечи гигантского скафандра.
— Ну, будет тебе, сержант, — сказал он, но слезы продолжали струиться по его собственным щекам. — Давай-ка снимем с тебя этот скафандр.
2
Форт-Индианатаун-Гэп, Пенсильвания, Соединенные Штаты Америки, Сол III
18 января 2004 г., 14:23 восточного поясного времени
«Не так все это должно было бы происходить», — подумал подполковник Фредерик (Фред) Хансон.
Прибывший к месту службы командир Первого батальона Пятьсот пятьдесят пятого Полка Мобильной Пехоты много лет назад завершил армейскую карьеру в должности заместителя командира по оперативным вопросам в одной из бригад Восемьдесят второй воздушно-десантной дивизии. За долгие годы службы он не раз сталкивался с монументальными случаями путаницы и неразберихи, но этот заслуживал «Гран-при».
Обычно подразделение для несения активной службы формируется — с нуля или из «полкового резерва» — сверху вниз. Командиры комплектуемых частей встречаются со своими офицерами и работают согласно плану формирования. Их либо снабжают уже готовым планом, либо они разрабатывают его сами. В положенное время прибывают старшие сержанты, обычно вместе со своими подчиненными и прочим штатом. Затем начинает прибывать рядовой состав, обычно еще до того, как укомплектован штаб, но и офицеры, и сержанты в основном уже прочно стоят на ногах. Поступает снаряжение, окончательно дорабатываются расписания тренировок, и часть начинает собираться в одно целое. Постепенно сборище отдельных личностей превращается в боевое подразделение. Через какое-то время его посылают на войну — подразделения редко восстанавливают в мирное время, — и нелегкий труд формирования забывается на фоне еще более тяжелого ратного труда.
Даже при лучших обстоятельствах важно соблюсти правильный баланс в обеспечении части нужным количеством офицеров и сержантов вместе с их снаряжением. Во время любой войны легче всего набрать пушечного мяса и труднее всего заполучить обученных и надежных младших офицеров.
В случае Первого батальона Пятьсот пятьдесят пятого ПМП — или если уж на то пошло, любого из батальонов, формируемых по всему миру, — процесс происходил не так гладко. Фред Хансон думал, что он уже видел все возможные комбинации ошибок в загашниках Армии Соединенных Штатов. Когда позаимствованный джип «Хаммер» въехал на территорию комплектования, ему пришлось признать, что он ошибался. На этот раз Армия допустила одну маленькую ошибку, в сущности, микроскопическую, с макроскопическими последствиями.
Командования Наземной Обороны Земли — национальные армии различных стран — могли не волноваться насчет подготовленного персонала. В ответ на помощь человечества в борьбе с послинами галактиды чуть ли не сразу предоставили землянам технологию омоложения. Давно вышедший в отставку офицер старшего звания получал серию уколов рассчитанной дозировки, подвергался при необходимости нескольким простым хирургическим процедурам и сбрасывал годы с плеч. Через несколько недель, максимум месяцев пациент выходил в возрасте лет двадцати или около того. Таким образом, многие высшие офицеры, вышедшие в отставку в предыдущие десятилетия, стали доступны для призыва в ряды действующих сил в пору всепланетной нужды. Однако имелось одно крошечное затруднение.
Программа омоложения осуществлялась на основе матрицы, комбинирующей последнее звание и текущий возраст. Е-9, сержант-майор Армии или мастер-главный старшина ВМФ, призывался, если он или она насчитывали сорок лет с начала службы, Е-8 — тридцать девять лет. Шкала убывала сверху вниз, и солдата или матроса, уволившегося в ранге Е-1, призывали в пределах двадцати лет стажа. Подобную матрицу применяли и к офицерам.
Унтер-офицеры и офицеры высших званий, с момента отставки которых прошло больше всего времени, призывались и омолаживались первыми. Таким образом, Вооруженные Силы Соединенных Штатов затопила волна офицеров и сержантов самых высоких званий, многие из которых в последний раз слышали выстрел во время Наступления Тет [5], да и тот был шальным.
Одновременно происходила всеобщая мобилизация личного состава, недавно уволившегося со службы, а также проводился обычный призыв. Это породило прилив офицеров и сержантов низших званий вместе с массой рядовых солдат. Программа омоложения задумывалась для пополнения войск соответствующим количеством опытных полевых офицеров — военный эквивалент менеджмента среднего звена.
Зазор существовал, но вполне хватало возможностей для создания командной структуры и обеспечения целостности подразделения. Впервые в истории срочных мобилизаций имелся избыток опытных унтер-офицеров и офицеров.
Обе программы были тщательно и стратегически рассчитаны по срокам, так чтобы имелось достаточное количество вновь призванных старших офицеров и сержантов для заполнения всех предусмотренных вакансий. Если бы все шло гладко, то еще до того, как вторые лейтенанты, первые лейтенанты и капитаны вместе с соответствующими взводными и первыми сержантами прибыли в свои части, командиры бригад и батальонов со своими штабами уже находились бы на месте, твердо ощущая почву под ногами и в полной «боевой раскраске», а план формирования был бы готов к исполнению.
К несчастью для этого плана, примерно к тому времени, когда программа омоложения дошла до уровня мастер-сержантов и полковников, командиров бригад и старших офицеров их штабов, стала проявляться нехватка наннитов. Хотя галактические технологии поражали воображение, рост производства сдерживался первобытным уровнем земной промышленности. В отношении военных технологий она уже начала набирать обороты, но это не отменяло критической нехватки наннитов.
Способов замедлить обороты набравшего скорость маховика нового призыва, обучения и повторного призыва отслуживших, не нуждающихся в омоложении, практически не существовало, так что внезапно на руках Армии и ВМФ оказалась целая куча вождей и немалая толика простых индейцев, но не так уж много людей которые могли бы помочь им общаться.
Подполковнику Хансону рассказали о сложившемся положении, так что шок вызвало не зрелище протянувшихся вдаль трейлеров, а общие условия.
Прежде местность служила полигоном для стрельбы боевыми зарядами. Он как-то провел тут очень жаркую и отвратительную неделю в качестве контролера-наблюдателя и хорошо запомнил это место. Теперь она стала заснеженным домом для двух регулярных пехотных дивизий и батальона Бронированных Боевых Скафандров Ударных Сил Флота, а также служб обеспечения для восстанавливаемой, но все еще сильно недоукомплектованной Двадцать восьмой механизированной дивизии, раньше входившей в состав Национальной Гвардии Армии в Пенсильвании.
В Табели Организации и Оборудования пехотной дивизии числилось двадцать шесть тысяч человек личного состава, и почти восемьсот в батальоне ББС. Хансон прошел омоложение одним из первых среди О-5 и ниже, и он знал, что в этой бурлящей человеческой массе существовала серьезная нехватка старших офицеров.
Трейлеры были расставлены побатальонно и побригадно, помещения штаба и руководства батальона располагались в номинальной передней части строя, а по обе стороны от них находились жилые помещения командира, работников штаба и старших сержантов. Из конца в конец головной структуры шла ротная улица. На одной стороне ротной улицы сразу позади штабных помещений батальона располагались ротные офисы, окруженные квартирами офицеров и сержантов и кладовыми. По другую сторону улицы стояли казармы рядового состава. Каждая казарма вмещала четырнадцать человек в шести двухместных кубриках, и в двух одноместных жили старшины отделений.
За ротами батальона находился плац для построений и строевых занятий; по другую сторону плаца располагался следующий батальон, и все начиналось заново. Однако на участке длиной в пару миль скопилось свыше девяти тысяч трейлеров. И хотя теоретически личный состав размещался в казармах рядом с сержантами, большинство этих людей еще не стали даже солдатами и уж тем более не составляли подразделения, а старшие сержанты рангов Е-6, —7 и —8 фактически отсутствовали.
К тому времени, когда в программе омоложения наступил кризис, систему кадрового обеспечения переполняли прибывающие солдаты. Поскольку в период начальной военной подготовки требуется постоянный надзор за обучаемыми, большинство прибывающих старших сержантов направлялось в учебные части. Батальонами в этой кипящей людской массе командовали капитаны, а ротами — вторые лейтенанты только что из училищ. В большинстве рот, если им повезло, должность первого сержанта занимали штаб-сержанты, и часто они были единственными сержантами ранга Е-5. Из-за отсутствия спинного хребта — грамотного сержантского и офицерского корпусов — некоторые группы военнослужащих оставались без командования и управления. Все дети уже находились дома, а родители где-то задерживались.
Так описал ситуацию полковнику однозвездный генерал из Управления кадров Пятнадцатой механизированной пехотной дивизии, и картина выглядела хуже любого описания. Он видел места где контроль очевидно и полностью отсутствовал. На стенах казарм сушились стиранные вещи, ротные улицы усеивал мусор, солдаты открыто дрались между собой. Группки солдат сидели возле костров, некоторые в обрывках формы, вряд ли защищавших от зимнего холода Пенсильвании. Один блок целиком состоял из выгоревших дотла трейлеров, видимо, в результате попойки. В других местах был порядок — явное следствие работы командующих там младших офицеров и сержантов.
Без своих батальонных командиров и без действующих штабов бригады и батальона командир формируемой части был как без рук. Никоим образом несколько генералов, горстка полковников и небольшое число сержант-майоров не могли управиться с пятьюдесятью тысячами человек. Весь процесс активации резервных частей базировался на программе омоложения, и когда эту опору выбили, он развалился. Еда и снабжение доставлялись регулярно, а на остальное буйным молодым оболтусам в казармах было наплевать.
Когда «Хаммер» въехал на территорию «его» батальона, полковнику Хансону захотелось разрыдаться. Это был один из «плохих» секторов, квартал того рода, куда бы он предпочел не соваться без оружия и бронежилета. Он жестом велел водителю вырулить на ротную улицу и пришел в смятение. Штабная часть батальона содержалась достаточно аккуратно. Вход в штаб окаймлял бордюр из камней, дорожки расчищены от снега и подметены. Но ротная секция, за одним исключением, выглядела позорно. Он видел выдранные из казарм секции — явно в результате акций беспричинного вандализма, повсюду валялся мусор.
Когда водитель свернул на заднюю сторону штаб-квартиры батальона, он увидел, что последняя рота выглядела вполне прилично. Более того, снаружи ротного офиса стояли часовые в сером боевом шелке Ударных Сил Флота, между казармами по двое передвигались патрули. Поскольку их вооружение составляли гравипулеметы М-300, демонстрация силы выглядела внушительно. М-300 весил одиннадцать килограммов — столько, сколько и пулемет М-60 времен войны во Вьетнаме, на который он отдаленно был похож, — но большинство солдат обращались с ним легко. Их хорошая физическая форма и серый боевой шелк стали для него первой хорошей новостью.
Утверждали, что тонкая униформа хорошо защищала от холода, и, видимо, так оно и было; легко одетые солдаты переносили ветреный зимний день запросто. Хотя боевой шелк официально считался повседневной формой одежды частей Ударных Сил Флота, большинство персонала батальона, похоже, предпочитали камуфляж и полевые куртки. Это также отвечало на вопрос о наличии какого-либо снаряжения ГалТеха. То, что исполняющий обязанности командира батальона имел сказать насчет используемой униформы, могло оказаться поучительным. Подполковник Хансон подумал, почему форма отсутствовала у остального батальона и где ему достать комплект шелка для себя.
Он жестом приказал водителю остановится перед офисом роты.
— Забрось сумки в мою квартиру. Затем возвращайся в главный штаб.
Он хотел бы оставить его себе — парнишка был обучен и смышлен, — но Г-1 выразился вполне определенно: «Отошлите водителя назад вместе с „Хаммером“. Вам ясно?»
— Есть, сэр!
— Если у моей квартиры у тебя возникнут неприятности, возвращайся за мной. Я буду у командира роты «Браво». — Он ткнул большим пальцем в сторону ротного офиса.
— Есть, сэр!
Когда подполковник Хансон направился по заснеженной дорожке к трейлеру, часовой справа рявкнул «Смир-р-но!», и оба часовых вытянулись. Конечно, часовой видел, что к штабу направляется всего лишь паренек с детским лицом, но этот паренек прибыл на «Хаммере», а достать колеса было сейчас непросто. Эрго, это был не паренек; это был омоложенный офицер или сержант и скорее всего офицер. Когда рядовой первого класса наконец смог различить, что знаки различия на петлицах камуфляжа паренька представляли собой дубовые листья, он похвалил себя за прозорливость. Оба вернулись в стойку «вольно на плацу» после ответного салюта и пожали плечами, когда подполковник зашел в трейлер. Старший рядовой подул на озябшие пальцы и тихо улыбнулся. Судя по внешности командира, дела в роте «Браво» пойдут либо очень хорошо, либо очень плохо. И он был готов побиться об заклад, как именно.
С радостным удивлением подполковник Хансон увидел дежурного по роте — сержанта, который в течение двадцати четырех часов нес ответственность за порядок в расположении роты, — стоявшего по стойке «смирно» за столом у двери. Худощавый темноволосый сержант, слишком еще юный, чтобы бриться, отдал честь.
— Сэр, сержант Стюарт, рота «Браво» Первого батальона Пятьсот пятьдесят пятого Мобильной Пехоты. Какие будут приказания, сэр?
Сержант либо уже служил раньше, либо получил хорошую подготовку, и подполковник Хансон не мог с налету остановиться на одном из объяснений.
— Ну, сержант, — ответил он, козыряя в ответ, — вы можете провести меня в кабинет командира роты и угостить чашкой кофе, если он у вас есть. Воды, если нет.
— Есть, сэр!— несколько излишне громко ответил сержант. Фред удивился, потом сообразил, что так будет слышно через тонкие, словно бумага, стены. Он внутренне улыбался, пока сержант продолжал тем же громким голосом. — Если подполковникпроследует за мной в кабинет командира,я позабочусь насчет кофе!
Только величайшими усилиями подполковник Хансон удержался от хохота, но легкое фырканье у него все-таки вырвалось.
— Простите, сэр? — переспросил сержант Стюарт, ведя подполковника по коридору, проходившему с одной стороны трейлера.
— Кашель.
— Ясно, сэр.
Узкий проход вел мимо одной двери, обозначенной «Болото», вторую украшала надпись «Уборная», третья, с табличкой «Первый сержант», носила следы ремонта. Коридор привел в помещение с большим письменным столом, за которым кто-то, видимо, ротный писарь, вытянулся по стойке «смирно». На столе стояла чашка кофе, а стойку рядового портил кувшинчик со сливками в левой руке. Он отдал честь.
— Сливки, сэр?
— Черный. У вас есть сахар?
— Вот, сэр! — Рядовой протянул горсть пакетиков.
— Один, пожалуйста.
Пока в кофе добавляли и размешивали сахар, сержант Стюарт постучал в дверь.
— Войдите, — раздался хрипловатый голос изнутри. Обычно при вступлении в должность новый командир имеет возможность изучить открытые личные дела офицеров — файлы формы двести один, как их называли, — и оценки служебного соответствия. Вдобавок он может обсудить сильные и слабые стороны подчиненных с убывающим командиром. В данном случае Г-1 признался, что может только сообщить имена офицеров, да и то с трудом. Информационное обеспечение было в таком же беспорядке, как и все остальное, и в большинстве случае личные дела офицеров все еще валялись в архивах Сент-Луиса. Подполковник Хансон мог лишь припомнить, что у командира роты «Браво» фамилия О’Нил.
— Сэр, вас хочет видеть подполковник Хансон, — уважительно произнес Стюарт через порог.
Подполковник Хансон немедленно обозначил Стюарта как одну из тех личностей в любой команде, которые могут либо создать, либо развалить небольшое подразделение. Ему требовалось нести ответственность за что-нибудь, и если командир не будет внушать ему уважение, Стюарт в два счета сядет им на голову. Так что его почтительное отношение к своему ротному командиру кое-что сказало Фреду. Конечно, состояние роты уже сказало кое-что подполковнику Хансону, но у этого могло оказаться несколько причин. Этот капитан О’Нил мог иметь чрезвычайно способного старшего сержанта, он мог быть поборником палочной дисциплины и так далее. Но хотя бы один из крепких орешков ел из руки О’Нила, и это наиболее существенно говорило о его качествах руководителя. Хорошо бы у него имелись и какие-нибудь тактические способности.
Так что Фред Хансон думал, что ему удалось проявить недюжинное самообладание, когда коренастый танк, моментально, несмотря на легкую испарину после недавних физических упражнений, узнаваемый из многочисленных телевизионных репортажей, выкатился через дверь. Мельком Хансон отметил все еще заметные шрамы на предплечье О’Нила, когда капитан отдал честь.
— Капитан Майкл О’Нил, сэр, командир роты «Браво» Первого батальона Пятьсот пятьдесят пятого Полка Мобильной Пехоты. Какие будут приказания, сэр?
Фред Хансон медленно отдал честь, так четко по уставу, как он едва ли делал прежде. Как и надлежит делать, когда отвечаешь на воинское приветствие обладателя Почетной Медали Конгресса.
— Подполковник Фредерик Хансон, — произнес он в тишине. — Я прибыл принять командование над Один-Пять-Пять-Пять и подумал, что вы могли бы мне в этом помочь.
Фреду показалось, что он заметил краткий проблеск скрытого ликования на лице О’Нила, но шуршание сапог Стюарта стало единственным звуком, нарушившим тишину, воцарившуюся после этого заявления.
— Так точно, сэр. Мне бы этого очень хотелось. Стюарт, найди Ганни, затем отправляйся к штабу батальона.
— Есть, сэр!
— Не следует ли и нам? — спросил командир батальона с детским лицом.
— После вас, сэр, — ответил О’Нил. Глаза его сияли.
— Да, сэр. Полагаю, майор Стидвелл принесет большую пользу в гарнизонном штабе, — согласился О’Нил. — Хотя в следующий раз ему захочется повнимательнее посмотреть, кого именно он обзывает сопляком.
— Я также подозреваю, — продолжил подполковник, слегка улыбнувшись воспоминанию, — что какой бы урон это ни нанесло его карьере, любые жалобы майора Стидвелла окажутся пустой формальностью.
— Вы, разумеется, не ставите под вопрос… гм… отважность майора, сэр?
— В общем-то нет, — сказал подполковник Хансон и посмотрел через стол батальонного командира на своего самого молодого командира роты. Новый командир батальона начал разбирать обширную «я-люблю-себя» настенную коллекцию покинувшего их майора Стидвелла. И вся вместе, и по отдельным предметам она производила впечатление. Начиная с диплома Вест-Пойнта и кончая свидетельством об окончания командно-штабного колледжа, майор Стидвелл, казалось, имел все квалификационные значки, которые мог пожелать себе любой строевой офицер. Выпускник одновременно и школы рейнджеров, и курсов сил специального назначения, майор Стидвелл имел право на ношение «Башни Власти»: три наложенных одна на другую планки квалификации рейнджера, сил специального назначения и воздушного десанта. У него также имелся значок отличника физической подготовки, и он, вероятно, мог добыть огонь с помощью двух палок.
Но где-то по дороге майор каким-то образом упустил главный смысл всего этого. Бросалось в глаза отсутствие памятных табличек от частей, которыми он раньше командовал. Тут существовало два возможных объяснения, и, не видев его личного дела, подполковник Хансон не мог решить, которое было более вероятным. Либо Стидвелла настолько не любили, что подчиненные праздновали его уход без малейшего сожаления, либо он занимал очень мало руководящих должностей. По зрелом размышлении второе предположение выглядело предпочтительнее: какие-нибудь прихлебатели всегда состряпают тебе памятный знак, какой бы катастрофой ни было твое командование.
— Пусть майор Стидвелл обладал всеми необходимыми для командира умениями, — рассудил подполковник, указывая на стену, — это не всегда означает, что человек способен командовать. В мирное время неспособность командовать часто скрывается умелой работой штаба. Однако в суровые времена, когда быстрые и точные решения должны быть приняты в отсутствие объективно правильных готовых ответов или поддержки компетентного штаба, неумение руководить становится кристально ясным. Подозреваю, что майор Стидвелл может неплохо справляться с обязанностями младшего офицера и, наверное, даже быть примерным старшим офицером в штабе, но он не годится как командир — особенно боевой командир.
Он пожал плечами и закончил лекцию:
— Такое случается.
— Вам ведь не полагается обсуждать с младшими офицерами качества старших офицеров, сэр? — спросил Майк, откинувшись на спинку шаткого кресла, добытого, вероятно, в гарнизонных кладовых после того, как от него отказались комнаты отдыха ввиду старости и истрепанности.
— Ну, капитан, — ответил подполковник, — есть младшие офицеры и младшие офицеры. В вашем случае вы можете быть уверены, что я буду обсуждать с вами все, что, по моему мнению, поможет вам в вашем военном развитии, а я, в свою очередь, буду регулярно спрашивать вашего совета по тактике ББС. Я не собираюсь относиться ко всему вами сказанному как к святому писанию, но я будуслушать.
— Из-за Медали? — с наигранной непринужденностью спросил Майк, доставая сигару из рукава своего серого шелка.
Подполковник Хансон слышал о Майкле О’Ниле не впервые. Он был Тот СамыйО’Нил. Мощный Мышь. Железный О’Нил, герой Дисса. Подполковник Хансон знавал не одного настоящего героя за свою военную карьеру, и он знал, что если ты сам там не был, то невозможно определить, какие действия могли, а какие не могли послужить причиной награждения любой медалью, и особенно Медалью Конгресса. Иногда самые героические истории оказывались сплошной чепухой, а иные, совсем неброские с виду, оказывались закрученными неожиданно сложно. Одни настоящие герои были безудержными хвастунами, другие жили тихо. Часто героями становились те, кто просто оказался не в том месте и уцелел. Иногда все оказывалось именно так, как описывалось.
В случае Майкла О’Нила последовательность событий, в результате которых его осыпали медалями, была проанализирована, отпрепарирована и изучена, как никакая другая цепь действий в истории военных операций. Когда средства массовой информации занесло слишком далеко в истории с О’Нилом, произошла неизбежная реакция. Сначала из него сделали идола, затем пресса попыталась разнести всю историю в пух и прах. Ей так и не удалось откопать ни одной детали, которая оказалась бы надуманнее, чем выглядела с первого взгляда. Преобладало мнение, что в этой истории вообще многое было преуменьшено.
В качестве советника по тактике применения бронированных боевых скафандров Экспедиционных Сил Дисса О’Нил, тогда еще лейтенант, принял командование остатками батальона Бронированных Боевых Скафандров, к которому его прикомандировали после радикального столкновения с первой волной послинов. Отряд размером со взвод, поначалу без оружия, так как взрыв топливно-воздушной смеси сорвал все навесное вооружение скафандров, в конце концов прорвал осаду послинов вокруг бронетанковых дивизий экспедиционных сил. При этом во время атаки они убили великое множество послинов и уничтожили командный корабль послинов, прилетевший для поддержки их сил. О’Нил совершил этот последний подвиг, просто подлетев в своем скафандре командирского образца к кораблю и вручную взорвав импровизированную магнитную мину из антиматерии.
Броня, в которую был закован молодой человек сидевший напротив подполковника, который сейчас изучал сигару, словно какое-то оружие, пролетела пять километров, по пути пробив насквозь несколько зданий. Под конец обломок брони с тем, что осталось от О’Нила, пропрыгал рикошетом по морю еще два километра и затонул. Несколько недель спустя спасательная команда «морских котиков» нашла его по автоматическому радиомаяку и с радостью обнаружила, что боевой скафандр стоимостью добрых полмиллиарда кредитов остался частично неповрежденным. К их удивлению, показатели брони заявили, что ее подопечный жив.
18 января 2004 г., 14:23 восточного поясного времени
«Не так все это должно было бы происходить», — подумал подполковник Фредерик (Фред) Хансон.
Прибывший к месту службы командир Первого батальона Пятьсот пятьдесят пятого Полка Мобильной Пехоты много лет назад завершил армейскую карьеру в должности заместителя командира по оперативным вопросам в одной из бригад Восемьдесят второй воздушно-десантной дивизии. За долгие годы службы он не раз сталкивался с монументальными случаями путаницы и неразберихи, но этот заслуживал «Гран-при».
Обычно подразделение для несения активной службы формируется — с нуля или из «полкового резерва» — сверху вниз. Командиры комплектуемых частей встречаются со своими офицерами и работают согласно плану формирования. Их либо снабжают уже готовым планом, либо они разрабатывают его сами. В положенное время прибывают старшие сержанты, обычно вместе со своими подчиненными и прочим штатом. Затем начинает прибывать рядовой состав, обычно еще до того, как укомплектован штаб, но и офицеры, и сержанты в основном уже прочно стоят на ногах. Поступает снаряжение, окончательно дорабатываются расписания тренировок, и часть начинает собираться в одно целое. Постепенно сборище отдельных личностей превращается в боевое подразделение. Через какое-то время его посылают на войну — подразделения редко восстанавливают в мирное время, — и нелегкий труд формирования забывается на фоне еще более тяжелого ратного труда.
Даже при лучших обстоятельствах важно соблюсти правильный баланс в обеспечении части нужным количеством офицеров и сержантов вместе с их снаряжением. Во время любой войны легче всего набрать пушечного мяса и труднее всего заполучить обученных и надежных младших офицеров.
В случае Первого батальона Пятьсот пятьдесят пятого ПМП — или если уж на то пошло, любого из батальонов, формируемых по всему миру, — процесс происходил не так гладко. Фред Хансон думал, что он уже видел все возможные комбинации ошибок в загашниках Армии Соединенных Штатов. Когда позаимствованный джип «Хаммер» въехал на территорию комплектования, ему пришлось признать, что он ошибался. На этот раз Армия допустила одну маленькую ошибку, в сущности, микроскопическую, с макроскопическими последствиями.
Командования Наземной Обороны Земли — национальные армии различных стран — могли не волноваться насчет подготовленного персонала. В ответ на помощь человечества в борьбе с послинами галактиды чуть ли не сразу предоставили землянам технологию омоложения. Давно вышедший в отставку офицер старшего звания получал серию уколов рассчитанной дозировки, подвергался при необходимости нескольким простым хирургическим процедурам и сбрасывал годы с плеч. Через несколько недель, максимум месяцев пациент выходил в возрасте лет двадцати или около того. Таким образом, многие высшие офицеры, вышедшие в отставку в предыдущие десятилетия, стали доступны для призыва в ряды действующих сил в пору всепланетной нужды. Однако имелось одно крошечное затруднение.
Программа омоложения осуществлялась на основе матрицы, комбинирующей последнее звание и текущий возраст. Е-9, сержант-майор Армии или мастер-главный старшина ВМФ, призывался, если он или она насчитывали сорок лет с начала службы, Е-8 — тридцать девять лет. Шкала убывала сверху вниз, и солдата или матроса, уволившегося в ранге Е-1, призывали в пределах двадцати лет стажа. Подобную матрицу применяли и к офицерам.
Унтер-офицеры и офицеры высших званий, с момента отставки которых прошло больше всего времени, призывались и омолаживались первыми. Таким образом, Вооруженные Силы Соединенных Штатов затопила волна офицеров и сержантов самых высоких званий, многие из которых в последний раз слышали выстрел во время Наступления Тет [5], да и тот был шальным.
Одновременно происходила всеобщая мобилизация личного состава, недавно уволившегося со службы, а также проводился обычный призыв. Это породило прилив офицеров и сержантов низших званий вместе с массой рядовых солдат. Программа омоложения задумывалась для пополнения войск соответствующим количеством опытных полевых офицеров — военный эквивалент менеджмента среднего звена.
Зазор существовал, но вполне хватало возможностей для создания командной структуры и обеспечения целостности подразделения. Впервые в истории срочных мобилизаций имелся избыток опытных унтер-офицеров и офицеров.
Обе программы были тщательно и стратегически рассчитаны по срокам, так чтобы имелось достаточное количество вновь призванных старших офицеров и сержантов для заполнения всех предусмотренных вакансий. Если бы все шло гладко, то еще до того, как вторые лейтенанты, первые лейтенанты и капитаны вместе с соответствующими взводными и первыми сержантами прибыли в свои части, командиры бригад и батальонов со своими штабами уже находились бы на месте, твердо ощущая почву под ногами и в полной «боевой раскраске», а план формирования был бы готов к исполнению.
К несчастью для этого плана, примерно к тому времени, когда программа омоложения дошла до уровня мастер-сержантов и полковников, командиров бригад и старших офицеров их штабов, стала проявляться нехватка наннитов. Хотя галактические технологии поражали воображение, рост производства сдерживался первобытным уровнем земной промышленности. В отношении военных технологий она уже начала набирать обороты, но это не отменяло критической нехватки наннитов.
Способов замедлить обороты набравшего скорость маховика нового призыва, обучения и повторного призыва отслуживших, не нуждающихся в омоложении, практически не существовало, так что внезапно на руках Армии и ВМФ оказалась целая куча вождей и немалая толика простых индейцев, но не так уж много людей которые могли бы помочь им общаться.
Подполковнику Хансону рассказали о сложившемся положении, так что шок вызвало не зрелище протянувшихся вдаль трейлеров, а общие условия.
Прежде местность служила полигоном для стрельбы боевыми зарядами. Он как-то провел тут очень жаркую и отвратительную неделю в качестве контролера-наблюдателя и хорошо запомнил это место. Теперь она стала заснеженным домом для двух регулярных пехотных дивизий и батальона Бронированных Боевых Скафандров Ударных Сил Флота, а также служб обеспечения для восстанавливаемой, но все еще сильно недоукомплектованной Двадцать восьмой механизированной дивизии, раньше входившей в состав Национальной Гвардии Армии в Пенсильвании.
В Табели Организации и Оборудования пехотной дивизии числилось двадцать шесть тысяч человек личного состава, и почти восемьсот в батальоне ББС. Хансон прошел омоложение одним из первых среди О-5 и ниже, и он знал, что в этой бурлящей человеческой массе существовала серьезная нехватка старших офицеров.
Трейлеры были расставлены побатальонно и побригадно, помещения штаба и руководства батальона располагались в номинальной передней части строя, а по обе стороны от них находились жилые помещения командира, работников штаба и старших сержантов. Из конца в конец головной структуры шла ротная улица. На одной стороне ротной улицы сразу позади штабных помещений батальона располагались ротные офисы, окруженные квартирами офицеров и сержантов и кладовыми. По другую сторону улицы стояли казармы рядового состава. Каждая казарма вмещала четырнадцать человек в шести двухместных кубриках, и в двух одноместных жили старшины отделений.
За ротами батальона находился плац для построений и строевых занятий; по другую сторону плаца располагался следующий батальон, и все начиналось заново. Однако на участке длиной в пару миль скопилось свыше девяти тысяч трейлеров. И хотя теоретически личный состав размещался в казармах рядом с сержантами, большинство этих людей еще не стали даже солдатами и уж тем более не составляли подразделения, а старшие сержанты рангов Е-6, —7 и —8 фактически отсутствовали.
К тому времени, когда в программе омоложения наступил кризис, систему кадрового обеспечения переполняли прибывающие солдаты. Поскольку в период начальной военной подготовки требуется постоянный надзор за обучаемыми, большинство прибывающих старших сержантов направлялось в учебные части. Батальонами в этой кипящей людской массе командовали капитаны, а ротами — вторые лейтенанты только что из училищ. В большинстве рот, если им повезло, должность первого сержанта занимали штаб-сержанты, и часто они были единственными сержантами ранга Е-5. Из-за отсутствия спинного хребта — грамотного сержантского и офицерского корпусов — некоторые группы военнослужащих оставались без командования и управления. Все дети уже находились дома, а родители где-то задерживались.
Так описал ситуацию полковнику однозвездный генерал из Управления кадров Пятнадцатой механизированной пехотной дивизии, и картина выглядела хуже любого описания. Он видел места где контроль очевидно и полностью отсутствовал. На стенах казарм сушились стиранные вещи, ротные улицы усеивал мусор, солдаты открыто дрались между собой. Группки солдат сидели возле костров, некоторые в обрывках формы, вряд ли защищавших от зимнего холода Пенсильвании. Один блок целиком состоял из выгоревших дотла трейлеров, видимо, в результате попойки. В других местах был порядок — явное следствие работы командующих там младших офицеров и сержантов.
Без своих батальонных командиров и без действующих штабов бригады и батальона командир формируемой части был как без рук. Никоим образом несколько генералов, горстка полковников и небольшое число сержант-майоров не могли управиться с пятьюдесятью тысячами человек. Весь процесс активации резервных частей базировался на программе омоложения, и когда эту опору выбили, он развалился. Еда и снабжение доставлялись регулярно, а на остальное буйным молодым оболтусам в казармах было наплевать.
Когда «Хаммер» въехал на территорию «его» батальона, полковнику Хансону захотелось разрыдаться. Это был один из «плохих» секторов, квартал того рода, куда бы он предпочел не соваться без оружия и бронежилета. Он жестом велел водителю вырулить на ротную улицу и пришел в смятение. Штабная часть батальона содержалась достаточно аккуратно. Вход в штаб окаймлял бордюр из камней, дорожки расчищены от снега и подметены. Но ротная секция, за одним исключением, выглядела позорно. Он видел выдранные из казарм секции — явно в результате акций беспричинного вандализма, повсюду валялся мусор.
Когда водитель свернул на заднюю сторону штаб-квартиры батальона, он увидел, что последняя рота выглядела вполне прилично. Более того, снаружи ротного офиса стояли часовые в сером боевом шелке Ударных Сил Флота, между казармами по двое передвигались патрули. Поскольку их вооружение составляли гравипулеметы М-300, демонстрация силы выглядела внушительно. М-300 весил одиннадцать килограммов — столько, сколько и пулемет М-60 времен войны во Вьетнаме, на который он отдаленно был похож, — но большинство солдат обращались с ним легко. Их хорошая физическая форма и серый боевой шелк стали для него первой хорошей новостью.
Утверждали, что тонкая униформа хорошо защищала от холода, и, видимо, так оно и было; легко одетые солдаты переносили ветреный зимний день запросто. Хотя боевой шелк официально считался повседневной формой одежды частей Ударных Сил Флота, большинство персонала батальона, похоже, предпочитали камуфляж и полевые куртки. Это также отвечало на вопрос о наличии какого-либо снаряжения ГалТеха. То, что исполняющий обязанности командира батальона имел сказать насчет используемой униформы, могло оказаться поучительным. Подполковник Хансон подумал, почему форма отсутствовала у остального батальона и где ему достать комплект шелка для себя.
Он жестом приказал водителю остановится перед офисом роты.
— Забрось сумки в мою квартиру. Затем возвращайся в главный штаб.
Он хотел бы оставить его себе — парнишка был обучен и смышлен, — но Г-1 выразился вполне определенно: «Отошлите водителя назад вместе с „Хаммером“. Вам ясно?»
— Есть, сэр!
— Если у моей квартиры у тебя возникнут неприятности, возвращайся за мной. Я буду у командира роты «Браво». — Он ткнул большим пальцем в сторону ротного офиса.
— Есть, сэр!
Когда подполковник Хансон направился по заснеженной дорожке к трейлеру, часовой справа рявкнул «Смир-р-но!», и оба часовых вытянулись. Конечно, часовой видел, что к штабу направляется всего лишь паренек с детским лицом, но этот паренек прибыл на «Хаммере», а достать колеса было сейчас непросто. Эрго, это был не паренек; это был омоложенный офицер или сержант и скорее всего офицер. Когда рядовой первого класса наконец смог различить, что знаки различия на петлицах камуфляжа паренька представляли собой дубовые листья, он похвалил себя за прозорливость. Оба вернулись в стойку «вольно на плацу» после ответного салюта и пожали плечами, когда подполковник зашел в трейлер. Старший рядовой подул на озябшие пальцы и тихо улыбнулся. Судя по внешности командира, дела в роте «Браво» пойдут либо очень хорошо, либо очень плохо. И он был готов побиться об заклад, как именно.
С радостным удивлением подполковник Хансон увидел дежурного по роте — сержанта, который в течение двадцати четырех часов нес ответственность за порядок в расположении роты, — стоявшего по стойке «смирно» за столом у двери. Худощавый темноволосый сержант, слишком еще юный, чтобы бриться, отдал честь.
— Сэр, сержант Стюарт, рота «Браво» Первого батальона Пятьсот пятьдесят пятого Мобильной Пехоты. Какие будут приказания, сэр?
Сержант либо уже служил раньше, либо получил хорошую подготовку, и подполковник Хансон не мог с налету остановиться на одном из объяснений.
— Ну, сержант, — ответил он, козыряя в ответ, — вы можете провести меня в кабинет командира роты и угостить чашкой кофе, если он у вас есть. Воды, если нет.
— Есть, сэр!— несколько излишне громко ответил сержант. Фред удивился, потом сообразил, что так будет слышно через тонкие, словно бумага, стены. Он внутренне улыбался, пока сержант продолжал тем же громким голосом. — Если подполковникпроследует за мной в кабинет командира,я позабочусь насчет кофе!
Только величайшими усилиями подполковник Хансон удержался от хохота, но легкое фырканье у него все-таки вырвалось.
— Простите, сэр? — переспросил сержант Стюарт, ведя подполковника по коридору, проходившему с одной стороны трейлера.
— Кашель.
— Ясно, сэр.
Узкий проход вел мимо одной двери, обозначенной «Болото», вторую украшала надпись «Уборная», третья, с табличкой «Первый сержант», носила следы ремонта. Коридор привел в помещение с большим письменным столом, за которым кто-то, видимо, ротный писарь, вытянулся по стойке «смирно». На столе стояла чашка кофе, а стойку рядового портил кувшинчик со сливками в левой руке. Он отдал честь.
— Сливки, сэр?
— Черный. У вас есть сахар?
— Вот, сэр! — Рядовой протянул горсть пакетиков.
— Один, пожалуйста.
Пока в кофе добавляли и размешивали сахар, сержант Стюарт постучал в дверь.
— Войдите, — раздался хрипловатый голос изнутри. Обычно при вступлении в должность новый командир имеет возможность изучить открытые личные дела офицеров — файлы формы двести один, как их называли, — и оценки служебного соответствия. Вдобавок он может обсудить сильные и слабые стороны подчиненных с убывающим командиром. В данном случае Г-1 признался, что может только сообщить имена офицеров, да и то с трудом. Информационное обеспечение было в таком же беспорядке, как и все остальное, и в большинстве случае личные дела офицеров все еще валялись в архивах Сент-Луиса. Подполковник Хансон мог лишь припомнить, что у командира роты «Браво» фамилия О’Нил.
— Сэр, вас хочет видеть подполковник Хансон, — уважительно произнес Стюарт через порог.
Подполковник Хансон немедленно обозначил Стюарта как одну из тех личностей в любой команде, которые могут либо создать, либо развалить небольшое подразделение. Ему требовалось нести ответственность за что-нибудь, и если командир не будет внушать ему уважение, Стюарт в два счета сядет им на голову. Так что его почтительное отношение к своему ротному командиру кое-что сказало Фреду. Конечно, состояние роты уже сказало кое-что подполковнику Хансону, но у этого могло оказаться несколько причин. Этот капитан О’Нил мог иметь чрезвычайно способного старшего сержанта, он мог быть поборником палочной дисциплины и так далее. Но хотя бы один из крепких орешков ел из руки О’Нила, и это наиболее существенно говорило о его качествах руководителя. Хорошо бы у него имелись и какие-нибудь тактические способности.
Так что Фред Хансон думал, что ему удалось проявить недюжинное самообладание, когда коренастый танк, моментально, несмотря на легкую испарину после недавних физических упражнений, узнаваемый из многочисленных телевизионных репортажей, выкатился через дверь. Мельком Хансон отметил все еще заметные шрамы на предплечье О’Нила, когда капитан отдал честь.
— Капитан Майкл О’Нил, сэр, командир роты «Браво» Первого батальона Пятьсот пятьдесят пятого Полка Мобильной Пехоты. Какие будут приказания, сэр?
Фред Хансон медленно отдал честь, так четко по уставу, как он едва ли делал прежде. Как и надлежит делать, когда отвечаешь на воинское приветствие обладателя Почетной Медали Конгресса.
— Подполковник Фредерик Хансон, — произнес он в тишине. — Я прибыл принять командование над Один-Пять-Пять-Пять и подумал, что вы могли бы мне в этом помочь.
Фреду показалось, что он заметил краткий проблеск скрытого ликования на лице О’Нила, но шуршание сапог Стюарта стало единственным звуком, нарушившим тишину, воцарившуюся после этого заявления.
— Так точно, сэр. Мне бы этого очень хотелось. Стюарт, найди Ганни, затем отправляйся к штабу батальона.
— Есть, сэр!
— Не следует ли и нам? — спросил командир батальона с детским лицом.
— После вас, сэр, — ответил О’Нил. Глаза его сияли.
* * *
— Думаю, все прошло довольно хорошо, — произнес подполковник, закрывая дверь за ушедшим майором.— Да, сэр. Полагаю, майор Стидвелл принесет большую пользу в гарнизонном штабе, — согласился О’Нил. — Хотя в следующий раз ему захочется повнимательнее посмотреть, кого именно он обзывает сопляком.
— Я также подозреваю, — продолжил подполковник, слегка улыбнувшись воспоминанию, — что какой бы урон это ни нанесло его карьере, любые жалобы майора Стидвелла окажутся пустой формальностью.
— Вы, разумеется, не ставите под вопрос… гм… отважность майора, сэр?
— В общем-то нет, — сказал подполковник Хансон и посмотрел через стол батальонного командира на своего самого молодого командира роты. Новый командир батальона начал разбирать обширную «я-люблю-себя» настенную коллекцию покинувшего их майора Стидвелла. И вся вместе, и по отдельным предметам она производила впечатление. Начиная с диплома Вест-Пойнта и кончая свидетельством об окончания командно-штабного колледжа, майор Стидвелл, казалось, имел все квалификационные значки, которые мог пожелать себе любой строевой офицер. Выпускник одновременно и школы рейнджеров, и курсов сил специального назначения, майор Стидвелл имел право на ношение «Башни Власти»: три наложенных одна на другую планки квалификации рейнджера, сил специального назначения и воздушного десанта. У него также имелся значок отличника физической подготовки, и он, вероятно, мог добыть огонь с помощью двух палок.
Но где-то по дороге майор каким-то образом упустил главный смысл всего этого. Бросалось в глаза отсутствие памятных табличек от частей, которыми он раньше командовал. Тут существовало два возможных объяснения, и, не видев его личного дела, подполковник Хансон не мог решить, которое было более вероятным. Либо Стидвелла настолько не любили, что подчиненные праздновали его уход без малейшего сожаления, либо он занимал очень мало руководящих должностей. По зрелом размышлении второе предположение выглядело предпочтительнее: какие-нибудь прихлебатели всегда состряпают тебе памятный знак, какой бы катастрофой ни было твое командование.
— Пусть майор Стидвелл обладал всеми необходимыми для командира умениями, — рассудил подполковник, указывая на стену, — это не всегда означает, что человек способен командовать. В мирное время неспособность командовать часто скрывается умелой работой штаба. Однако в суровые времена, когда быстрые и точные решения должны быть приняты в отсутствие объективно правильных готовых ответов или поддержки компетентного штаба, неумение руководить становится кристально ясным. Подозреваю, что майор Стидвелл может неплохо справляться с обязанностями младшего офицера и, наверное, даже быть примерным старшим офицером в штабе, но он не годится как командир — особенно боевой командир.
Он пожал плечами и закончил лекцию:
— Такое случается.
— Вам ведь не полагается обсуждать с младшими офицерами качества старших офицеров, сэр? — спросил Майк, откинувшись на спинку шаткого кресла, добытого, вероятно, в гарнизонных кладовых после того, как от него отказались комнаты отдыха ввиду старости и истрепанности.
— Ну, капитан, — ответил подполковник, — есть младшие офицеры и младшие офицеры. В вашем случае вы можете быть уверены, что я буду обсуждать с вами все, что, по моему мнению, поможет вам в вашем военном развитии, а я, в свою очередь, буду регулярно спрашивать вашего совета по тактике ББС. Я не собираюсь относиться ко всему вами сказанному как к святому писанию, но я будуслушать.
— Из-за Медали? — с наигранной непринужденностью спросил Майк, доставая сигару из рукава своего серого шелка.
Подполковник Хансон слышал о Майкле О’Ниле не впервые. Он был Тот СамыйО’Нил. Мощный Мышь. Железный О’Нил, герой Дисса. Подполковник Хансон знавал не одного настоящего героя за свою военную карьеру, и он знал, что если ты сам там не был, то невозможно определить, какие действия могли, а какие не могли послужить причиной награждения любой медалью, и особенно Медалью Конгресса. Иногда самые героические истории оказывались сплошной чепухой, а иные, совсем неброские с виду, оказывались закрученными неожиданно сложно. Одни настоящие герои были безудержными хвастунами, другие жили тихо. Часто героями становились те, кто просто оказался не в том месте и уцелел. Иногда все оказывалось именно так, как описывалось.
В случае Майкла О’Нила последовательность событий, в результате которых его осыпали медалями, была проанализирована, отпрепарирована и изучена, как никакая другая цепь действий в истории военных операций. Когда средства массовой информации занесло слишком далеко в истории с О’Нилом, произошла неизбежная реакция. Сначала из него сделали идола, затем пресса попыталась разнести всю историю в пух и прах. Ей так и не удалось откопать ни одной детали, которая оказалась бы надуманнее, чем выглядела с первого взгляда. Преобладало мнение, что в этой истории вообще многое было преуменьшено.
В качестве советника по тактике применения бронированных боевых скафандров Экспедиционных Сил Дисса О’Нил, тогда еще лейтенант, принял командование остатками батальона Бронированных Боевых Скафандров, к которому его прикомандировали после радикального столкновения с первой волной послинов. Отряд размером со взвод, поначалу без оружия, так как взрыв топливно-воздушной смеси сорвал все навесное вооружение скафандров, в конце концов прорвал осаду послинов вокруг бронетанковых дивизий экспедиционных сил. При этом во время атаки они убили великое множество послинов и уничтожили командный корабль послинов, прилетевший для поддержки их сил. О’Нил совершил этот последний подвиг, просто подлетев в своем скафандре командирского образца к кораблю и вручную взорвав импровизированную магнитную мину из антиматерии.
Броня, в которую был закован молодой человек сидевший напротив подполковника, который сейчас изучал сигару, словно какое-то оружие, пролетела пять километров, по пути пробив насквозь несколько зданий. Под конец обломок брони с тем, что осталось от О’Нила, пропрыгал рикошетом по морю еще два километра и затонул. Несколько недель спустя спасательная команда «морских котиков» нашла его по автоматическому радиомаяку и с радостью обнаружила, что боевой скафандр стоимостью добрых полмиллиарда кредитов остался частично неповрежденным. К их удивлению, показатели брони заявили, что ее подопечный жив.