Риплей Александра. Скарлетт

   — Твои волосы в полном беспорядке, мисс Скарлетт, а теперь ты пойдешь и причешешься сто раз, как учила тебя Мамушка. У тебя нет причины носить такое измятое платье. Иди надень что-нибудь свеженькое, пока ребята не увидели тебя.
   Или:
   — Ты бледна, как привидение, мисс Скарлетт. Ты посыпаешь лицо порошком? Иди умойся сию минуту.
   Что бы Мамушка ни приказала, Скарлетт обещала сделать, но никогда не хватало времени выполнить обещанное до того, как Мамушка снова теряла сознание.
   Днем и вечером Сьюлин Люти или даже Уилл помогали Скарлетт в комнате больной, и тогда она могла поспать полчаса, свернувшись на перекошенном стуле. Но ночью Скарлетт стойко не отходила от постели больной. Она уменьшала огонь в масляной лампе, брала Мамушкину тоненькую сухую ручку в свою. Когда весь дом спал и Мамушка спала, Скарлетт могла, наконец, плакать, и слезы ее разбитого сердца облегчили немного боль.
   Однажды в тихий предрассветный час Мамушка проснулась.
   — Из-за чего ты плачешь, милая? — прошептала она. — Старая Мамушка готова сложить свою ношу и отдохнуть в объятиях Господа. Нет причины воспринимать все это так.
   Ее рука дрогнула в руках Скарлетт, освободилась, шлепнула склоненную голову Скарлетт:
   — Тише теперь. Не все так плохо, как ты думаешь.
   — Прости, — рыдала она. — Я просто не могу не плакать.
   Согнутые пальцы Мамушки пытались убрать запутанные волосы Скарлетт от ее лица.
   — Скажи старой Мамушке, что беспокоит ее овечку.
   Скарлетт посмотрела в старые, мудрые, любящие глаза и почувствовала такую глубокую боль, какой никогда не знала до этого.
   — Я все сделала неправильно. Мамушка. Не знаю, как я могла наделать так много ошибок. Я не понимаю.
   — Мисс Скарлетт, ты сделала то, что должна была сделать. Никто не может сделать больше этого. Господь послал тебе тяжелое бремя, и ты его несла. Нет смысла спрашивать, почему это было предназначено именно тебе и чего тебе стоило нести его. Что сделано, то сделано. Не мучай себя сейчас.
   Мамушкины тяжелые ресницы закрыли слезы, которые сверкали в тусклом свете, и ее тяжелое дыхание замедлилось во сне.
   «Как я могу не раздражаться? — хотелось закричать Скарлетт. — Моя жизнь разрушена, и я не знаю, что мне делать. Мне нужен Ретт, но он ушел. Мне нужна ты, но и ты покидаешь меня».
   Она подняла голову, вытерла рукавом слезы и выпрямилась. Угли в печке сгорели, а ведро пусто. Ей надо его наполнить, ей надо поддерживать огонь. Комната начинала охлаждаться, а Мамушка должна быть в тепле. Скарлетт натянула лоскутное покрывало на хрупкое тело Мамушки, затем вынесла ведро в холодную темень двора. Она поспешила в сторону угольного склада, сожалея, что не накинула шаль.
   Луны не было видно, только серебряный полумесяц затерялся в облаке.
   Воздух был тяжелый от ночной влаги, и несколько не спрятанных облаками звезд казались очень далекими и холодными, как лед. Скарлетт продрогла.
   Чернота вокруг казалась бесформенной, бесконечной. Она торопливо отправилась в центр двора, ничего не видя перед собой, и теперь не могла воспроизвести знакомые очертания печного домика и конюшни, которые должны быть рядом. Она огляделась в панике, ища белый силуэт дома, который только что покинула. Но он тоже был бесформенным и темным. Свет не горел нигде. Казалось, она затерялась в молчаливом и неизвестном мире. Ничто не шевелилось в ночи: ни листочек на дереве, ни перо с птичьего крыла. Ужас пробежал по ее натянутым нервам, и ей захотелось броситься куда-нибудь. Но куда? Везде была враждебная темнота.
   Скарлетт сжала зубы. «Что за глупости? Я дома, в Таре, и темный холод исчезнет, как только взойдет солнце». Она выдавила смешок, и неестественный звук заставил ее подпрыгнуть.
   «Правильно говорят, что перед рассветом всегда темнее, — подумала она. — Я просто пала духом, вот и все. Я не поддамся этому, надо топить плиту». Она протянула руку в темноту перед собой и пошла по направлению к угольной куче, вдруг оступилась и упала. Ведро громко звякнуло и покатилось.
   Каждая частичка ее тела кричала, что она должна сдаться, оставаться там, где она есть, пока не настанет день, и она сможет видеть. Но Мамушке нужно тепло и приветливый желтый огонек за слюдяным окошком в печке.
   Скарлетт встала на колени и ощупала землю вокруг себя в поисках угольного ведерка. Несомненно, еще не было такой непроглядной темноты в мире. Или такого влажного, холодного ночного воздуха. Где же ведро? Где рассвет?
   Ее пальцы наткнулись на холодный металл. Скарлетт подползла на коленях поближе, и ее рука почувствовала ребристые края ведерка для угля. Она отчаянно прижала его к своей груди.
   «О, Боже, я теперь даже не знаю, в какой стороне находится дом, тем более угольный склад. Я потерялась в ночи». Она посмотрела наверх, надеясь увидеть хоть какой-то свет, но небо было черным. Даже холодные далекие звезды исчезли.
   На мгновение ей захотелось закричать и кричать до тех пор, пока кто-нибудь не проснется, не зажжет фонарь и не проводит ее домой.
   Но гордость запрещает ей это. Потеряться на своем собственном дворе, всего в нескольких шагах от двери кухни? Она не сможет жить с таким позором.
   Она надела ведро себе на руку и стала неловко ползать на четвереньках по темной земле. Рано или поздно она наткнется на что-нибудь — дом, стопку дров, конюшню, колодец — и определит свое местонахождение. Будет быстрее, если она встанет и пойдет. И не будет чувствовать себя дурой. Но она может опять упасть и подвернуть ногу. И тогда она будет беспомощна, пока кто-нибудь не найдет ее. Все равно, что, но что-то надо было делать, это лучше, чем лежать одинокой, беспомощной и потерявшейся.
   Где была стена? Здесь где-то должна быть она, ей казалось, будто она проползла полпути в Джонсборо. Ей стало страшно. Казалось, темнота никогда не спадет, а она все будет ползать и ползать.
   «Перестань! — сказала она себе, — перестань сейчас же!
   Она задыхалась.
   С трудом она встала на ноги и заставила себя дышать спокойнее. «Я — Скарлетт О'Хара, — сказала она себе. — Я в Таре и знаю каждый фут этого места лучше, чем свои пять пальцев. Ну и что, если я не могу видеть дальше четырех дюймов впереди себя? Я знаю, что там находится, надо только найти это. И сделаю я это на ногах, а не на четвереньках, как какая-то малышка или собака». Она подняла подбородок и выпрямила свои тоненькие плечики. Слава Богу, никто не видел ее распростертой в грязи или ползающей по кругу.
   Никогда еще в своей жизни она не была побита: ни старой армией Шермана, ни худшими из «саквояжников». Никто, ничто не побьет ее, если она не позволит этого сделать. Что за мысль: испугаться темноты, как какаянибудь плакса, трусиха!
   «Я, кажется, начинаю ныть, — подумала она с отвращением. — Я не позволю этому случиться. Как только спустишься вниз до конца, дорога может вести только вверх. Если я привела в беспорядок жизнь, я и разберу ее. И в этом я не солгу».
   Держа угольное ведерко прямо перед собой, Скарлетт пошла вперед твердыми шагами. Почти сразу же металлическое ведерко стукнулось обо что-то. Она громко засмеялась, когда почувствовала резкий хвойный запах свежесрубленной сосны. Она была у дровяного склада с кучей угля рядом с ним. Это было точно то место, куда она шла.
   Железная дверца печки захлопнулась с громким стуком. Мамушка заворочалась в постели. Скарлетт поспешила снова натянуть на нее — покрывало. В комнате было холодно.
   Превозмогая боль. Мамушка посмотрела на Скарлетт.
   — У тебя грязное лицо и руки, — проворчала она слабым голосом.
   — Я знаю, — сказала Скарлетт. — Я помою их сию минуту.
   Прежде чем старушка унесется обратно, Скарлетт поцеловала ее в лоб. — Я люблю тебя. Мамушка.
   — Нет надобности говорить мне то, что я уже знаю.
   Мамушка снова провалилась в забытье.
   — Есть необходимость, — сказала ей Скарлетт.
   Она понимала, что Мамушка не могла ее слышать, но все равно продолжала говорить, уже для себя.
   — Есть много необходимостей. Я не говорила ничего Мелани и Ретту до тех пор, пока не стало поздно. У меня не было времени, чтобы понять, что я их люблю, и тебя тоже. По крайней мере, с тобой я не совершу ошибки, которую допустила с ними.
   Скарлетт взглянула на лицо умирающей старухи.
   — Я люблю тебя. Мамушка, — прошептала она. — Что случится со мной, когда тебя не будет?

Глава 2

   Голова Присей просунулась в притворенную дверь комнаты больной.
   — Мисс Скарлетт, мистер Уилл просил меня посидеть с Мамушкой, пока вы будете завтракать. Далила говорит, что вы измотаете себя ухаживанием за больной, и она приготовила вам большой кусок ветчины с подливкой.
   — Где мясной бульон для Мамушки? — спешно спросила Скарлетт. — Далила знает, что утром она должна приносить теплый бульон.
   — Он у меня в руке. — Присей открыла дверь локтем, держа поднос перед собой. — Но Мамушка спит, мисс Скарлетт. Вы хотите ее разбудить, чтобы накормить бульоном?
   — Оставь его закрытым и держи поднос около печки. Я покормлю ее, когда приду обратно.
   Скарлетт почувствовала себя голодной. Аромат горячего бульона заставил ее желудок сжаться.
   Она спешно вымыла лицо и руки на кухне. Ее платье тоже было грязным, но с этим придется смириться. Она наденет чистое после «еды.
   Уилл как раз поднимался из-за стола, когда Скарлетт вошла в столовую. Фермеры не могут тратить время зря, особенно в такой светлый и теплый день, какой обещало раннее золотое солнце за окном.
   — Я могу помочь вам, дядя Уилл? — спросил с надеждой Уэйд.
   Он вскочил, чуть не уронив стул. Затем он увидел мать, и его лицо побледнело. Ему придется остаться за столом и демонстрировать свои лучшие манеры, или она рассердится. Он подошел отодвинуть стул для Скарлетт.
   — Какие милые манеры у тебя, Уэйд, — проворковала Сьюлин. — Доброе утро, Скарлетт. Гордишься ли ты своим юным джентльменом?
   Скарлетт озадаченно посмотрела на Сьюлин, затем на Уэйда. Он был совсем еще ребенком, но что заставило Сьюлин быть столь слащаво притворной? Она вела себя так, как будто Уэйд был ее партнером по танцу, с которым она собиралась пофлиртовать.
   Это был очень симпатичный мальчик, с удивлением обнаружила Скарлетт. Большой для своего возраста, он выглядел тринадцатилетним, хотя ему еще не исполнилось двенадцати.
   «Боже, что я буду делать с одеждой для Уэйда? Об этом всегда заботился Ретт. Я даже не знаю, что носят мальчики, что где покупать. Его руки торчат из рукавов, ему необходима одежда большего размера. Надо поторопиться. Скоро начинаются школьные занятия, если уже не начались, я даже не знаю, какое сегодня число».
   Скарлетт тяжело опустилась на стул, который придерживал Уэйд. Она надеялась, что он сможет рассказать, что ей нужно было знать. Но сначала она позавтракает. У нее уже слюнки текут.
   — Спасибо, Уэйд Хэмптон, — рассеянно сказала она.
   Ветчина выглядела безупречно: розовая и сочная, с хрустящей коричневой корочкой жира, окаймлявшей кусок. Она бросила салфетку на колени, даже не разворачивая ее, и схватила вилку с ножом.
   — Мама? — сказал осторожно Уэйд.
   — А? — Скарлетт с удовольствием взялась за ветчину.
   — Могу ли я пойти в поле помогать дяде Уиллу, пожалуйста? Скарлетт нарушила основное правило поведения за столом и стала разговаривать с полным ртом. Ветчина была великолепна.
   — Да, да иди.
   Она уже отрезала другой кусок.
   — Я тоже, — подала голосок Элла.
   — Я тоже, — вторила ей эхом Сюсси.
   — Вас не приглашают, — сказал Уэйд. — Поле — это мужское дело. Девочки остаются дома.
   Сюсси разревелась.
   — Взгляни, что ты наделала? — сказала Сьюлин.
   — Я? Это шумит не мой ребенок.
   Скарлетт всегда старалась избегать ссор с Сьюлин, когда приезжала в Тару, но привычка была сильней. Они начали ссориться еще малышками и никогда этого не прекращали.
   «Я не дам испортить ей мой завтрак», — и Скарлетт сконцентрировала свое внимание на размазывании масла. Она даже не подняла глаза, когда Уэйд вышел вместе с Уиллом, и рев Эллы присоединился к реву Сюсси.
   — Тише, вы обе, — громко сказала Сьюлин.
   Скарлетт полила подливкой свою овсянку, наложила горку каши на кусок ветчины, поддерживая все это ножом.
   — Дядя Ретт отпустил бы меня, — рыдала Элла.
   «Я не буду слушать, — подумала Скарлетт, — я заткну себе уши и буду наслаждаться завтраком». Она положила ветчину с овсянкой себе в рот.
   — Мама… Мама, когда дядя Ретт приедет в Тару?
   Голос Эллы был резким, сверлящим. Скарлетт услышала эти слова, несмотря на свое решение не слушать. Что она может сказать? Как бы она ответила на вопрос Эллы? «Никогда». Она не могла бы поверить в это даже сама. Она с неохотой взглянула на красное личико своей дочери. Элла все испортила. «Не могла бы она меня оставить в покое хотя бы на время завтрака?»
   У Эллы были рыжие курчавые волосы ее отца, Фрэнка Кеннеди. Они прилипали к ее заплаканному личику, как ржавые нити проволоки, все время выбиваясь из плотно завязанных Присей кос, как бы она ни смачивала их водой. Тело Эллы тоже было похоже на проволоку — одна кожа и кости. Она была старше Сюсси на полгода, но Сюсси уже была на полголовы выше и намного тяжелее, так что могла безнаказанно задирать Эллу.
   «Ничего странного, — подумала Скарлетт, — что Элла хочет, чтобы Ретт приехал. Он действительно заботился о ней, а я нет. Она действует мне на нервы точно так же, как и Фрэнк, и как бы я ни старалась, я все равно не могу полюбить ее».
   — Мама, когда дядя Ретт приедет? — снова спросила Элла.
   Скарлетт резко отодвинула свой стул и встала из-за стола.
   — Это дело взрослых, — сказала она. — Я пойду присмотреть за Мамушкой.
   Она не могла думать о Ретте сейчас, она подумает о нем позже, когда не будет так расстроена. Было более важно — гораздо более важно — уговорить Мамушку выпить немного бульона.
   — Еще одну маленькую ложечку. Мамушка, дорогая, это сделает меня счастливой.
   Старушка отвернулась от ложки.
   — Устала, — выдохнула она.
   — Я знаю, — сказала Скарлетт, — я знаю. Тогда спи, я не буду больше тебе докучать.
   Она посмотрела на почти полную тарелку. Мамушка с каждым днем ела все меньше и меньше.
   — Мисс Эллин… — слабо позвала Мамушка.
   — Я здесь. Мамушка, — ответила Скарлетт.
   Ей все время причиняло боль, когда Мамушка не узнавала ее, когда она думала, что это руки матери Скарлетт так любяще ласкали ее. «Это не должно меня тревожить, — постоянно повторяла себе Скарлетт. — Ведь это мама все время ухаживала за больными, а не я. Мама была добра ко всем, она была ангелом, она была безупречной леди. Я должна гордиться тем, что меня принимают за нее. Кажется, я попаду в ад, ревнуя, что Мамушка любила ее сильнее… только я не особенно верю в ад… или небеса».
   — Мисс Эллин…
   — Я здесь. Мамушка.
   Старые глаза полуоткрылись.
   — Ты не мисс Эллин.
   — Мамушка, это Скарлетт — твоя Скарлетт.
   — Мисс Скарлетт… мне нужен мистер Ретт. Что-то сказать…
   Скарлетт прикусила губу. «Он мне тоже нужен, — она молча плакала. — Очень нужен. Но он ушел. Мамушка. Я не могу дать тебе то, чего ты хочешь».
   Она увидела, что Мамушка опять провалилась в беспамятство, и была теперь даже рада этому. По крайней мере, Мамушка не чувствовала боли. Ее собственное сердце ныло, как будто оно было истыкано ножами. Ей так не хватало Ретта, особенно сейчас, когда Мамушка все быстрее и быстрее скатывалась к смерти: «Если бы он просто мог быть здесь, рядом со мной, переживая ту же боль, что и я, поскольку Ретт любил Мамушку, и Мамушка любила его. Он никогда не старался, чтобы заработать чье-либо расположение так, как Мамушкино. У него разобьется сердце, когда он узнает, что Мамушка умерла. Он будет так сожалеть, что не смог проститься с ней…»
   Скарлетт подняла голову, ее глаза расширились. Конечно, какой же дурой она была. Она взглянула на высохшую старушку.
   — Мамушка, дорогая, благодарю тебя, — вздохнула она. — Я пришла к тебе за помощью, чтобы ты все снова исправила, и ты это сделаешь, как ты все время делала.
   Она нашла Уилла в конюшне, вытирающего лошадь.
   — Уилл, я так рада, что нашла тебя, — сказала Скарлетт.
   Ее зеленые глаза сверкали, щеки покрылись настоящим румянцем.
   — Можно мне взять лошадь и багти? Мне надо съездить в Джонсборо. — Ты ведь не планировал поехать в Джонсборо сам?
   Она затаила дыхание, пока ждала ответа.
   Уилл спокойно посмотрел на нее. Он понимал Скарлетт лучше, чем она ожидала.
   — Я могу что-нибудь сделать для тебя?
   — Уилл, ты такой милый, хороший. Я бы с удовольствием осталась с Мамушкой, но мне очень надо оповестить Ретта об этом. Она спрашивает о нем, и он ее так любил, что никогда не простит себе, если не попрощается с ней.
   Она потрепала гриву лошади.
   — Он в Чарльстоне по семейным делам, его мамочка не может даже вздохнуть, не спросив его совета.
   Скарлетт подняла глаза, увидела ничего не выражающее лицо Уилла, затем отвернулась. Она стала заплетать гриву, тщательно выполняя свою работу, как будто от нее зависела ее жизнь.
   — Я дам тебе его адрес, чтобы ты послал телеграмму. И лучше бы ты послал ее от своего имени, Уилл. Ретт знает, как я обожаю Мамушку. Он может подумать, что я сильно преувеличиваю серьезность ее болезни. Он подумает, что я соображаю не больше, чем майский жук.
   Уилл знал, что это была откровенная ложь.
   — Я думаю, ты права, — сказал он медленно, — Ретт должен приехать как можно скорее. Я тотчас же отправлюсь в путь, верхом будет быстрее, чем в упряжке.
   — Спасибо, адрес у меня в кармане.
   — Я приеду обратно к обеду, — сказал Уилл.
   Он снял с крючка седло. Скарлетт ему помогала. Ее переполняла энергия. Она была уверена, что Ретт приедет. Он сможет быть в Таре через два дня, если отправится из Чарльстона, как только получит извещение.
   Но Ретт не приехал через два дня. И через четыре, и через пять. Скарлетт перестала прислушиваться к шуму колес и стуку копыт на подъезде к дому. Она вымотала себя, напрягая слух. Теперь ее вниманием завладел ужасный хрипящий шум, тщетные попытки Мамушки дышать. Казалось невозможным, что это обессилевшее, чахнущее тело находило силы, чтобы вбирать в легкие воздух, а затем выдыхать его. Но она дышала раз за разом, сосуды на ее иссохшейся шее пульсировали.
   Сьюлин присоединилась к дежурствам Скарлетт.
   — Она и моя Мамушка, Скарлетт.
   Вся ревность и жестокость, продолжавшиеся между ними всю жизнь, были позабыты в совместном усилии помочь старой негритянке. Они снесли вниз все подушки, чтобы выпрямить ее, держали задний котел постоянно под паром. Они мазали маслом ее потрескавшиеся губы, поили с ложечки водой.
   Но ничто не облегчало страданий Мамушки. Она с сожалением смотрела на них:
   — Не выматывайте себя, вы мне ничем не поможете.
   Скарлетт приложила руку к ее губам.
   — Тише, — попросила она, — побереги силы.
   «Почему, — молча взывала она к Богу, — почему Ты не дашь ей умереть спокойно и легко, когда она блуждает по своему прошлому? Почему Ты будишь ее и заставляешь страдать? Она была хорошей всю свою жизнь, все время заботилась о других, никогда о себе. Она заслуживает лучшего. Я никогда не склоню свою голову перед тобой, пока я живу».
   Она громко читала Мамушке потрепанную старую Библию. Она читала псалмы, и ее голос не выдавал боли и нечестивого раздражения в сердце. Когда опустилась ночь, Сьюлин зажгла лампу и сменила Скарлетт, потом она вновь заняла свое место, потом опять Сьюлин, пока Уилл не отослал ее немного отдохнуть.
   — Ты тоже, Скарлетт, — сказал он. — Я посижу с Мамушкой. Читать я плохо умею, но зато многое из Библии знаю наизусть.
   — Тогда рассказывай. Но я не оставлю Мамушку. Я не могу.
   Она села на пол и прислонилась к стенке, прислушиваясь к ужасающим звукам смерти.
   Когда первый тонкий луч света осветил окна, звуки неожиданно изменились: каждый вздох стал более шумным, промежутки между ними увеличились. Скарлетт вскочила на ноги. Уилл поднялся со стула.
   — Я позову Сьюлин, — сказал он.
   Скарлетт заняла его место у постели.
   — Ты хочешь, чтобы я подержала твою руку. Мамушка? Дай я ее подержу.
   От усилия на лбу Мамушки появились складки.
   — Так… устала.
   — Я знаю, знаю. — Не утомляй себя еще больше разговором.
   — Хотела… дождаться до… мистера Ретта.
   Скарлетт проглотила слезы. Она не может плакать «сейчас.
   — Мамушка. Отдыхай. Он не может приехать.
   Она услышала спешащие шаги на кухне.
   — Идет Сьюлин. И мистер Уилл. Мы будем с тобой, дорогая. Мы все любим тебя.
   Тень упала на кровать, и Мамушка улыбнулась.
   — Она ждала меня, — сказал Ретт.
   Скарлетт посмотрела на него, не веря своим глазам.
   — Подвинься, — мягко сказал он. — Дай мне подойти поближе к Мамушке.
   Скарлетт поднялась, чувствуя его близость, его силу, мужественность, и ее колени ослабли. Ретт подвинул Скарлетт и опустился на колени около Мамушки.
   Он пришел. Все будет в порядке. Скарлетт склонилась рядом с ним, плечом касаясь его руки, и она была счастлива, в то время как ее сердце разрывалось по Мамушке. Он приехал, Ретт рядом. «Какой же дурой я была, когда потеряла всякую надежду на это».
   — Я хочу, чтобы ты сделал одну вещь для меня, — заговорила Мамушка.
   Ее голос окреп, как будто она берегла силы для этого момента. Ее дыхание стало легче и чаще.
   — Все, что угодно. Мамушка, — ответил Ретт. — Я сделаю все, что ты хочешь.
   — Похорони меня в моей шелковой красной нижней юбке, которую ты подарил мне. Проследи за этим. Я знаю, что Люти положила глаз на нее.
   Ретт засмеялся. Скарлетт была шокирована. Смех у постели умирающей. Затем она поняла, что Мамушка тоже беззвучно смеялась.
   Ретт положил руку к себе на сердце.
   — Я клянусь тебе, что Люти даже не увидит ее. Я позабочусь, чтобы ты забрала ее с собой на небеса.
   Мамушка протянула руку к нему, делая знак придвинуться поближе к ней.
   — Не оставляй мисс Скарлетт, — сказала она. — Ей нужна забота, а я уже больше не могу заботиться о ней.
   У Скарлетт перехватило дыхание.
   — Я позабочусь. Мамушка, — сказал Ретт.
   — Поклянись в этом, — голос ее звучал слабо, но твердо.
   — Я клянусь, — ответит Ретт.
   Мамушка тихо вздохнула.
   Скарлетт выдохнула с рыданием.
   — Дорогая Мамушка, благодарю, — плакала она. — Мамушка…
   — Она не слышит тебя, Скарлетт, она умерла.
   Он провел своей большой рукой по лицу Мамушки, закрывая ей глаза.
   — Целый мир ушел, целая эра закончилась, — сказал он мягко. — Пусть она покоится в мире.
   — Аминь, — сказал Уилл от дверей.
   Ретт повернулся.
   — Привет, Уилл, Сьюлин.
   — Ее последняя мысль была о тебе, Скарлетт, — плакала Сьюлин. — Ты все время была ее любимицей.
   Она стала громко рыдать. Уилл обнял ее, давая своей жене выплакаться.
   Скарлетт подбежала к Ретту, протягивая руки, чтобы обнять его.
   — Я так скучала по тебе, — сказала она.
   Ретт поймал запястья ее рук и удержал их.
   — Не надо, Скарлетт, — сказал он. — Ничего не изменилось.
   Скарлетт не могла сдержать себя.
   — Что ты имеешь в виду? — громко заплакала она.
   Ретт вздрогнул.
   — Не заставляй меня повторять это снова, Скарлетт. Ты отлично знаешь, о чем я говорю.
   — Я не знаю. Я не верю тебе. Ты не сможешь покинуть меня, когда я тебя люблю и нуждаюсь в тебе. О, Ретт, не смотри на меня так. Почему ты не обнимешь меня и не утешишь? Ты обещал Мамушке.
   Ретт покачал головой, слабо улыбнувшись.
   — Ты такой ребенок, Скарлетт. Ты знала меня все эти годы, но, если тебе захочется, ты можешь забыть все, что выучила за это время. Я солгал. Я лгал, чтобы осчастливить последние мгновения старушки. Помни, моя милая, я негодяй, а не джентльмен.
   Он пошел к двери.
   — Не уходи, Ретт, пожалуйста, — рыдала Скарлетт.
   Потомона закрыла обеими руками рот, чтобы остановить себя. Она перестанет уважать себя, если попросит его еще раз. Она резко отвернулась, не желая видеть его выходящим. Она увидела триумф в глазах Сьюлин и сожаление в глазах Уилла.
   — Он вернется, — сказал она, высоко держа голову. — Он все время возвращается.
   «Если я буду повторять это достаточно часто, — подумала она, — то я поверю в это. Может быть, это будет правдой».
   — Постоянно, — сказала она, глубоко вздохнув. — Где Мамушкина нижняя юбка, Сьюлин? Я должна проследить, чтобы Мамушку похоронили в ней.
   Скарлетт контролировала себя, пока не закончилась процедура омовения и одевания тела Мамушки. Но когда Уилл внес гроб, она стала трястись. Не говоря ни слова, она вышла.
   Она налила полстакана виски из графина в столовой и выпила его тремя обжигающими глотками. Тепло разлилось по ее измотанному телу, она перестала дрожать.
   «Мне нужен воздух, — подумала она. — Мне нужно выбраться из этого дома, подальше от них всех». Она слышала испуганные голоса детей на кухне. Ее нервы не выдержали. Она подхватила юбки и побежала.
   На улице утренний воздух был свежим и прохладным. Скарлетт глубоко дышала, наслаждаясь свежестью. Легкий бриз подхватил прилипающие к ее шее волосы. Когда она расчесывалась в последнее время? Она не могла вспомнить. Мамушка бы очень рассердилась. Она прикусила правую руку, чтобы сдержать свое горе, и пошла по высокой траве пастбища вниз, к окаймлявшему реку лесу. Огромные сосны сладко пахли, в тени лежал мягкий покров выцветших игл, опадавших уже сотни лет. Под их укрытием Скарлетт осталась одна. Она устало опустилась на мягкую землю, затем уселась, опираясь спиной на ствол дерева. Ей надо было подумать, должен же быть выход, чтобы спасти свою жизнь из руин.