Риплей Александра. Скарлетт

   — Тара? Что там про Тару? — спросил старый Джеймс.
   Старик смеялся, пока не закашлялся от смеха.
   — Таков Джералд, — сказал он, когда снова мог говорить, — для такого маленького человека он всегда обладал высоким самомнением.
   Скарлетт выпрямилась. Никто не смеет смеяться над ее отцом, даже его собственный брат.
   Колум сказал ей очень мягко.
   — Успокойтесь, он не хотел вас обидеть, я все объясню позже.
   Так он и сделал, когда сопровождал ее в дом деда.
   — Тара — магическое слово для всех ирландцев, Скарлетт, и магическое место. Это был центр всей Ирландии, обиталище Великих Королей. Еще до Рима или Афин, давным-давно, когда мир был молодым и полным надежд, Ирландией правили Великие Короли, справедливые и прекрасные, как солнце. Они установили законы великой мудрости и давали приют и богатство поэтам. Они были смелыми гигантами, которые карали неправду с внушающей страх яростью и боролись с врагами правды, красоты, и Ирландии мечами и безупречными сердцами. Сотни и тысячи лет они управляли своим прекрасным зеленым островом, и была музыка по всей земле. Пять дорог вели к Таре из каждого уголка страны, и каждый третий год все люди приезжали на пиршество в банкетном зале, чтобы послушать поющих поэтов. Это не сказка, а великая правда, записанная во всех летописях других стран, а печальные слова о конце написаны в великих монастырских книгах. В год пятьсот пятьдесят четвертый состоялось последнее пиршество в Таре.
   Голос Колума медленно растворился в последнем слове, и Скарлетт почувствовала жжение в глазах. Она была очарована этой историей и его голосом.
   Какое-то время они шли молча. Затем Колум сказал:
   — Это была прекрасная мечта вашего отца — построить новую Тару в новом для себя американском мире. Он, должно быть, действительно был прекрасным человеком.
   — О, он был таким, Колум. Я любила его очень сильно.
   — Когда в следующий раз я поеду в Тару, я буду думать о нем и его дочери.
   — Когда вы поедете? Вы имеете в виду, что она до сих пор есть. Это место существует в действительности?
   — Так же, как и дорога под нашими ногами. Это прекрасный, очаровательный зеленый холм, и на нем пасутся овцы, с его вершины вы можете видеть на много миль вокруг тот же самый прекрасный мир, который видели Великие Короли. Это недалеко от деревни, где я живу, где родились наши с вами отцы, в графстве Миг.
   Скарлетт была как громом поражена. И папа ходил туда тоже, стоял там, где стояли Великие Короли! Она могла вообразить его с выпяченной грудью, важно расхаживающего, как обычно бывало, когда он был доволен собой. Она тихо засмеялась.
   Когда они подошли к дому Робийяра, она вздохнула с сожалением. Ей бы хотелось часами вот так гулять, слушая голос Колума.
   — Я не знаю, как благодарить вас за все, — сказала она ему. — Сейчас я чувствую себя в миллион раз лучше. Я уверена, что вы заставите епископа изменить его мнение.
   Колум улыбнулся.
   — Хорошо, кузина. Но какое имя я скажу ему, Скарлетт? Я вижу полоску на вашем пальце. Вы же не О'Хара для епископа.
   — Нет, конечно, нет. Мое имя в замужестве — Батлер.
   Улыбка Колума исчезла, затем вновь появилась.
   — Это могущественное имя.
   — Это так в Южной Каролине, но оно не помогает мне здесь. Мой муж из Чарльстона, его имя Ретт Батлер.
   — Я удивлен, что он не помогает вам во всех ваших проблемах.
   Скарлетт весело улыбнулась.
   — Он помог бы, если бы мог, но он должен был уехать на Север по делу.
   Он очень удачливый бизнесмен.
   — Я понимаю. Хорошо, я счастлив стать вашим помощником, если смогу.
   Ей захотелось заключить его в объятия, так же, как она обнимала своего отца, когда он давал ей то, что она хотела. Но она подумала, что не стоит обнимать священника, даже если он твой кузен. Она просто попрощалась и вошла в дом.
   Колум удалился, насвистывая «Нося зеленое».
   — Где вы были? — спросил Пьер Робийяр. — Мой ужин был совершенно неудовлетворительным.
   — Я была в доме моего брата Джейми. Я закажу вам другой поднос.
   — Вы виделись с этими людьми? — с возмущением, дрожащим голосом, спросил старик.
   Гнев Скарлетт нарастал.
   — Да, и собираюсь встретиться с ними снова. Они мне очень нравятся.
   Она гордо вышла из комнаты. Но тем не менее она осмотрела новый поднос с ужином ее деда перед тем, как подняться в свою комнату.
   — А что насчет вашего ужина, Скарлетт? — спросила Панси. — Вы хотите, чтобы я принесла вам поднос наверх?
   — Нет, иди сюда и помоги мне раздеться, я не хочу ужинать.
   «Забавно, но я совсем не чувствую голода, хотя выпила только чашку чая.
   Все, что я сейчас хочу, так это поспать немного. Все эти крики и рыдания утомили меня. Я с трудом могла произносить слова, чтобы рассказать Колуму про епископа, так сильно я рыдала. Я думаю, что смогу спать неделю, я никогда в жизни не чувствовала себя такой усталой».
   В ее голове была легкость, а в теле ощущалась тяжесть и расслабленность. Она упала в мягкую кровать и мгновенно погрузилась в глубокий освежающий сон.
   В своей жизни Скарлетт почти всегда была наедине со сложностями.
   Иногда она отказывалась признать, что нуждается в помощи, чаще ей вообще не к кому было обратиться. Сейчас было по-другому, и ее душа поняла это раньше, чем ее рассудок. Были люди, готовые ей помочь. Ее семья решительно сняла тяжесть с ее плеч. Больше она не была одна. Она могла позволить себе уехать.
   Пьер Робийяр недолго спал в эту ночь. Он был обеспокоен вызывающим поведением Скарлетт. Так же, как ее мать много лет назад, она бросала ему вызов. Эллин была его любимой дочерью, больше всех похожей на мать. Скарлетт он не любил. Вся любовь, которая у него была, похоронена в могиле вместе с женой. Но он не позволит Скарлетт уехать без борьбы. Он хотел провести последние дни в комфорте, а она может обеспечить ему это. Выпрямившись, он сидел в кровати, лампа потухла, когда кончилось масло, а он планировал свою стратегию, как будто это был решающий бой с превосходящими силами противника.
   После прерывистого часа отдыха, незадолго до рассвета, он проснулся с принятым решением. Когда Жером принес завтрак, старик дописывал письмо. Он положил его в конверт и запечатал, перед тем как освободил на коленях место для подноса.
   — Доставь это, — сказал он, передавая письмо дворецкому. — И дождись ответа.
   Скарлетт приоткрыла дверь и просунула голову.
   — Вы посылали за мной, дедушка?
   — Заходи, Скарлетт.
   Она была удивлена, что в комнате находился кто-то еще. У ее деда никогда не было гостей — Человек поклонился, она склонила голову.
   — Это мой стряпчий, мистер Джонс. Позвони Жерому, Скарлетт. Он проводит вас в гостиную, Джонс. Подождите там, пока я не пришлю за вами.
   Скарлетт сильно нажала кнопку звонка, и Жером открыл дверь.
   — Подвинь, пожалуйста, этот стул ближе, Скарлетт. Мне нужно сказать нечто важное, а я не хочу напрягать голос.
   Скарлетт была озадачена. Старик, кроме всего прочего, сказал «пожалуйста». Он и говорил как-то тихо. «Господи, я надеюсь, он не собирается умирать сейчас при мне. Я не хочу заниматься организацией его похорон с Элали и Полиной». Она поставила стул у изголовья кровати. Пьер Робийяр изучал ее из-под полузакрытых век.
   — Скарлетт, — сказал он тихо, когда она села. — Мне почти девяносто четыре года. У меня хорошее здоровье для моего возраста, но простой арифметический расчет показывает, что мне осталось не так долго жить. И я прошу тебя, мою внучку, побыть со мной до момента, когда я уйду.
   Скарлетт начала было говорить, но старик поднял тонкую руку и остановил ее.
   — Я не закончил, — сказал он. — Я не обращаюсь к вашему чувству семейного долга, хотя я знаю, что вы очень ответственно относились к нуждам ваших тетушек в течение многих лет. Я приготовился сделать вам блестящее предложение, весьма щедрое. Если вы останетесь в этом доме как его хозяйка, проследите, чтобы мои последние дни прошли в соответствии с моими желаниями, вы унаследуете все мое состояние. Это не так уж мало.
   Скарлетт была ошеломлена. Она вспомнила раболепие управляющего банком, знавшего, как велико состояние ее деда.
   Пьер Робийяр неправильно понял колебание Скарлетт, пока ее ум напряженно работал. Он думал, что она преисполнена благодарностью. Его информация не включала сообщения управляющего банком, и он не знал об ее золоте в подвалах. Удовлетворение заблестело в его потускневших глазах.
   — Я не знаю, — сказал он, — и не желаю знать, какие обстоятельства заставили вас рассматривать расторжение брака. — Его поза и голос стали жестче, поскольку он думал, что занимает выигрышную позицию. — Но вы оставите идею развода…
   — Вы читали мою почту?
   — Все, что происходит под этой крышей, — мое дело.
   Скарлетт была так возмущена, что не могла найти слов, чтобы выразить это. Ее дед продолжал говорить. Точно. Холодно. Его слова походили на ледяные иголки.
   — Я презираю поспешность и глупость, а вы глупо поспешили, оставив своего мужа, не думая о своем положении. Если бы у вас хватило рассудка проконсультироваться с адвокатом — что сделал я — вы бы узнали, что законы Южной Каролины запрещают разводы по любым причинам. Это уникально для Соединенных Штатов. Вы сбежали в Джорджию — это верно, но ваш муж — житель Южной Каролины. Там невозможны разводы.
   Скарлетт до сих пор была сосредоточена на недостойности чужаков, копающихся в ее переписке. «Это, должно быть, этот воришка Жером. Он совал нос в мои дела, рылся в моем бюро. И мой собственный кровный родственник, мой дед, послал его на это». Она встала и наклонилась вперед, ее кулаки уперлись в кровать позади костлявой руки Пьера Робийяра.
   — Как вы посмели послать этого человека в мою комнату? — крикнула она ему и ударила по толстому одеялу.
   Рука деда взметнулась вперед так быстро, как нападающая змея. Он схватил ее за запястье своими костлявыми пальцами.
   — Вы не станете повышать на меня голос в моем доме, молодая дама. Я ненавижу шум. И вы будете вести себя с подобающим моей внучке приличием. Я не один из ваших трущобных ирландских родственников.
   Скарлетт была шокирована его силой и немного напугана. Что стало с хилым стариком, перед которым она почти чувствовала себя виноватой? Его пальцы были похожи на железные обручи.
   Она вырвалась. Затем подалась назад.
   — Неудивительно, что моя мать оставила этот дом и никогда не возвращалась, — сказала она.
   — Не будь столь мелодраматичной, девочка. Ваша мать покинула этот дом, потому что была слишком упрямой и молодой, чтобы слышать голос рассудка. Она разочаровалась в любви и вышла за первого человека, который попросил ее об этом. Она жила, сожалея об этом, но что сделано — то сделано. Но вы уже не девочка, как она. Вы уже достаточно взрослая, чтобы воспользоваться вашей головой. Контракт подготовлен, приведи сюда Джонса, мы подпишем его, как будто этой непристойной выходки не было.
   Скарлетт повернулась к нему спиной. «Я ему не верю. Я не буду слушать эти разговоры». Она подняла стул и поставила на обычное место так, что его ножки попали во вмятины, которые они проделали на ковре за долгие годы. Она не чувствовала себя испуганной, или виноватой, или даже разгневанной. Когда она снова повернулась к деду лицом, ей показалось, что она никогда не видела его раньше. Он был чужим — тиран, подлый, скучный старик, которого она не знала и не хотела знать.
   — Еще не начеканили столько денег, чтобы задержать меня здесь, — сказала она, разговаривая больше с собой, чем с ним. — Деньги не могут сделать приемлемой жизнь в склепе.
   Она посмотрела на Пьера Робийяра горящими зелеными глазами на мертвенно бледном лице.
   — Вы принадлежите этому месту. Вы уже мертвы, но не хотите этого признать. Первое, что я сделаю утром, — я уеду.
   Она быстро подошла к двери и, толкнув, открыла ее.
   — Я предполагала, что ты подслушиваешь, Жером. Входи.

Глава 43

   — Не будь ребенком, Панси. С тобой ничего не случится. Поезд следует прямо в Атланту, там он останавливается. Только не вылезай до того, как приедешь. Я завернула кое-какие деньги в носовой платок и положила его в карман пальто. Твой билет уже у кондуктора, и он обещал присмотреть за тобой. Ты все плакалась, как тебе хочется домой, а сейчас ты туда и едешь, прекрати все это.
   — Но, мисс Скарлетт, я никогда не была одна в поезде.
   — Плакса! Ты вовсе не одна. В поезде полно народу. Ты только смотри в окно и ешь. Миссис О'Хара приготовила тебе полную корзину еды. Ты не успеешь заметить, как будешь дома. Я вышлю телеграмму, чтобы тебя встретили на станции.
   — Но мисс Скарлетт, что я там буду делать без вас? Я же служанка. Когда вы приедете домой?
   — Когда я туда приеду? Это зависит от обстоятельств. А сейчас залезай в вагон, поезд сейчас отправится.
   «Это зависит от Ретта, — думала Скарлетт, — а ему лучше приехать пораньше». Она повернулась и улыбнулась жене Джейми.
   — Я не знаю, как мне отблагодарить вас за то, что вы приняли меня, Морин. Это доставило вам столько хлопот, — она говорила мягким, светским голосом.
   Морин взяла Скарлетт под руку и увела ее от поезда и несчастного лица Панси в пыльном окне вагона.
   — Все замечательно, Скарлетт, — сказала она. — Дэниэл был очень раз предоставить вам свою комнату, потому что он переезжает к Патриции вслед за Брайаном. Он давно хотел это сделать, но не осмеливался. А Кэтлин порхает от радости, что она будет вашей служанкой. Она хотела научиться этому и будет поклоняться земле под вашими ногами. Глупышка так счастлива! Вы принадлежите нам, а не прихотям старого лула. Солдафон! Он надеется, что вы станете содержать для него дом. Мы же просто любим вас.
   Скарлетт чувствовала себя лучше. Было невозможно противостоять сердечности Морин. К тому же она надеялась, что это не продлится долго. Все эти дети!
   Морин чувствовала напряжение Скарлетт. «Ей нужно, — решила Морин, — открыть свою сердце и хорошенько по-старинному порыдать. Это неестественно для женщины — никогда не говорить о себе, ни разу не упомянуть своего мужа. Это может удивить кого угодно». Но Морин не тратила времени на удивление. Еще когда она была девочкой и мыла стаканы в баре своего отца, она заметила, что рано или поздно, все рассказывают о своих проблемах. Она не могла себе представить, что Скарлетт какая-то особенная.
   Три высоких кирпичных дома О'Хара стояли в одном ряду. Внутри планировка была одинаковой. Две комнаты на каждом этаже: кухня и столовая на уровне улицы, двойная гостиная на первом этаже и две спальные комнаты на каждом из верхних этажей. Узкий коридор с красивой лестницей тянулся во всю длину каждого дома, а за каждым домом находился просторный двор и сарай.
   Спальня Скарлетт была на третьем этаже дома Джейми. В ней были две односпальные кровати — Дэниэл и Брайан делили комнату, пока Брайан не переехал к Патриции. Комната была очень скромной, кроме кроватей, из мебели только гардероб, письменный стол и стул. На кровати лежала разноцветная груда одеял, на полированном полу — большой красно-белый ковер. Морин повесила для Скарлетт зеркало над письменным столом и накрыла его кружевами. Кэтлин очень умело справлялась с ее волосами, она страстно желала быть полезной и уже обладала некоторыми навыками.
   Единственным маленьким ребенком в доме Джейми был четырехлетний Джеки, который обычно проводил время в других домах, играя с детьми своего возраста.
   В дневное время, когда мужчины уходили на работу, а старшие дети — в школу, дома царствовали женщины.
   Между ними не было никаких секретов, они говорили, что думали, посвящая друг друга в интимные моменты своей жизни, что заставляло Скарлетт краснеть. Они ссорились, когда не соглашались, и обнимались, плача, когда мирились. Женщины О'Хара содержали все дома по единому образцу. Они заходили друг к другу, чтобы выпить чашечку чая на кухне. Они делили все обязанности по покупке продуктов, приготовлению пищи и уходу за детьми.
   Их развлечением были сплетни, доверительные признания и невинные заговоры против своих мужчин. Они сразу же приняли Скарлетт в свой круг. Она стала одной из них. Каждый день она ходила на городской рынок вместе с Морин или Кэйти в поисках лучших продуктов по самым дешевым ценам. Она просматривала образцы обивочного материала с домовитой Патрицией. Она выпила неисчислимое количество чашек чая и выслушала массу откровений. И хотя Скарлетт ни с кем не делилась своими секретами, никто не принуждал ее к этому.
   — Я никогда не думала, что с людьми происходит так много забавных историй, — сказала Скарлетт Морин с неподдельным удивлением.
   Вечер проходил по-другому. После тяжелой работы мужчины приходили домой усталыми. Их всегда ждала хорошая пища, трубка и что-нибудь выпить. После этого часто вся семья собиралась в доме Мэтта, поскольку у него было пятеро детей. Морин и Джейми могли оставить Джеки и Хелен на попечение Мэри Кейт, а Патриция могла принести своих спящих двух — и трехлетнего, не разбудив их, задолго до того, как начиналась музыка. Позже приходил Колум.
   В первый раз, когда Скарлетт увидела бодхран, она подумала, что это большой тамбурин. Окантованный металлом круг натянутой кожи был больше двух футов в диаметре. Джералд держал его в руке так же, как тамбурин. Потом он сел, положил его к себе на колени и начал стучать по нему деревянной палочкой, держа руку посредине, раскачивая ее и ударяя то одним концом палочки, то другим.
   «Всего лишь барабан», — подумала Скарлетт, пока Колум не взял его. Он просунул левую руку под туго натянутую кожу, как бы лаская ее, а его правое запястье внезапно стало очень подвижным. Его левая рука двигалась по барабану сверху вниз и к центру, пока его правая рука ударяла палочкой в устойчивом, будоражащим кровь ритме. Тон и сила звука менялись, но гипнотический, настойчивый ритм не изменялся. Сначала скрипка, затем свистулька, затем концертина присоединились к мелодии. Морин, завороженная ритмом, безжизненно держала кастаньеты, казалось, совсем забыла о них.
   Скарлетт тоже завороженно слушала барабанные удары. Они заставляли ее плакать и смеяться, они заставляли ее танцевать так, как она никогда не танцевала в своей жизни. И только когда Колум положил бодхран на пол рядом с собой и попросил выпить, сказав, что «выколотил себя досуха», Скарлетт заметила, что все остальные тоже были под впечатлением от этой музыки.
   Скарлетт с благоговением посмотрела на улыбающееся курносое лицо Колума. Этот человек был непохож на других.
   — Скарлетт, дорогая, вы разбираетесь в устрицах лучше меня, — сказала Морин, когда они вошли на городской рынок. — Не выберете ли вы нам самых лучших? Я хочу приготовить Колуму к чаю тушеных устриц.
   — К чаю? Но тушеные устрицы больше подошли бы для обеда.
   — Поэтому я и собираюсь их приготовить. Колум говорил о встрече сегодня вечером, перед которой он хотел бы сытно поесть.
   — Что это за встреча? Все мы должны идти?
   — Это у Джаспер Грине, Американо-ирландской добровольной военной группы, следовательно, там не будет женщин.
   — Что делает там Колум?
   — Во-первых, он напоминает им всем, что они ирландцы, независимо от того, как долго они были американцами: затем он заставляет их плакать от тоски и любви к старой родине, и потом опустошает их карманы, чтобы помочь бедным в Ирландии. Он превосходно говорит речи, как сказал Джейми.
   — Могу представить. В Колуме есть что-то магическое.
   — Значит, вы и найдете нам магических устриц.
   Скарлетт засмеялась.
   — В них нет жемчужин, — сказала она, подражая ирландскому акценту Морин, — но они сделают бульон великолепным.
   Колум посмотрел на дымящуюся, наполненную до краев тарелку, и его брови удивленно поднялись.
   — Морин, это и есть крепкий чай?
   — Устрицы сегодня выглядели особенно жирными, — сказала она с ухмылкой.
   — Они что, не печатают календарей в Соединенных Штатах Америки?
   — Молчи, Колум, и ешь устрицы, пока они не остыли.
   — Сейчас Великий Пост, Морин, ты же знаешь правила поста. Только одна еда в день, а мы уже ели в середине дня.
   Значит, ее тетушки были правы! Скарлетт медленно положила ложку на стол. Она смотрела на Морин с сочувствием. Такое прекрасное кушанье пропало. Она должна понести ужасное наказание и должна чувствовать себя очень виноватой. Почему Колум должен быть священником?
   Скарлетт увидела, как улыбающаяся Морин погружает ложку в тарелку, чтобы подхватить устрицу.
   — Я не волнуюсь насчет ада, Колум, — сказала она. — У меня есть особое разрешение О'Хара. И ты тоже О'Хара, так что ешь устрицы и наслаждайся ими.
   Скарлетт была смущена.
   — Что такое «особое разрешение О'Хара?» — спросила она у Морин.
   Ей ответил Колум.
   — Тридцать лет назад или около того, — сказал он, — в Ирландии разразился голод. Народ голодал уже несколько лет. Ели траву, но скоро не стало и травы. Это было ужасное время. Многие умерли, тем же, кто выжил, в некоторых приходах было даровано специальное разрешение. О'Хара жили в одном из таких приходов, им не нужно поститься.
   Колум смотрел в обильно покрытую жиром жидкость в своей тарелке. Морин поймала взгляд Скарлетт. Она приложила палец к губам, затем ложкой показала Скарлетт: она может есть.
   Через некоторое время Колум тоже взял ложку. Он не поднимал головы, пока ел сочных устриц. Затем он ушел в дом Патриции, где делил комнату со Стефеном.
   Скарлетт посмотрела на Морин.
   — Вы были там во время голода? — спросила она осторожно.
   Морин кивнула.
   — Я была там. Моему отцу принадлежал бар, и у нас все было не так плохо, как у других. Люди всегда находят деньги на выпивку, и мы могли покупать хлеб и молоко. Хуже всего было бедным фермерам. Ах, это было ужасно!
   Она скрестила руки на груди и содрогнулась. Ее глаза наполнились слезами, голос прервался, когда она попробовала говорить.
   — Они ели только картошку. Кукурузу, которую они выращивали, молоко и масло, которое они получали, нужно было продавать, чтобы заплатить арендную плату. Для себя они оставляли немного масла, обезжиренное молоко и несколько куриц, чтобы иногда по воскресеньям иметь яйцо. Но чаще всего ели картошку, одну только картошку, и считали, что этого достаточно. Потом картошка начала гнить под землей, и не осталось ничего.
   Губы Морин дрожали, она выдавила глухой, сдавленный крик.
   Скарлетт вскочила и положила руки на дрожащие плечи Морин.
   Морин плакала у нее на груди.
   — Вы не можете себе представить, что значит жить без пищи.
   Скарлетт взглянула на раскаленные угли в камине.
   — Я знаю, на что это похоже, — сказала она. Она обняла Морин и рассказала о том, как они ехали домой в Тару из горящей Атланты. В глазах и голосе Скарлетт не было слез, пока она говорила о запустении и долгих месяцах недоедания. Но когда она заговорила о том, как нашла свою мать мертвой, когда они достигли Тары, и о помешательстве отца, Скарлетт не сдержалась.
   Теперь Морин утешала ее.

Глава 44

   Казалось, что кизиловые деревья расцвели за одну ночь.
   — Ах, какой прекрасный вид! — воскликнула Морин, когда они шли на городской рынок. — Утренний свет, проникающий сквозь нежные лепестки, делает их почти розовыми. К полудню они станут белыми, как грудь лебедя. Это замечательно, что в городе растет такая красота. Она глубоко вздохнула.
   — У нас будет пикник в парке, Скарлетт. Мы должны почувствовать запах весны в воздухе. Пойдемте быстрее, нам надо многое купить. Днем я буду готовить, а завтра после мессы мы проведем весь день в парке.
   «Это уже суббота?» Ум Скарлетт заработал, подсчитывая и припоминая. Значит, она провела в Саванне почти целый месяц. Ее сердце сжалось, как в тисках. Почему же Ретт не приехал? Где он? Его дела в Бостоне не могли продолжаться так долго.
   — …Бостон, — донеслось до Скарлетт, она даже приостановилась. Она схватила руку Морин и подозрительно посмотрела на нее. «Откуда Морин известно, что Ретт в Бостоне? Как она могла узнать про него что-то? Я же не сказала ей ни слова».
   — Что с вами, Скарлетт, дорогая? Вы подвернули ногу?
   — Что вы сказали про Бостон?
   — Жалко, что Стефен не будет с нами на пикнике. Он сегодня уезжает в Бостон. А там деревья не цветут. Я разочарована, но у него будет возможность увидеть Томаса и его семью и привезти новости от него. Это доставит удовольствие старику Джеймсу.
   Скарлетт тихо шла рядом с Морин. «Все это тянется слишком долго, а Ретт не приехал».
   Она бормотала, неосознанно соглашаясь с предложениями Морин насчет еды для пикника. Может, она допустила ошибку, не поехав с тетками в Чарльстон. Может, она была не права, оставив первоначальное место?
   «Все это сведет меня с ума! Я не могу думать обо всем этом». Но ее рассудок постоянно к этому возвращался.
   Может, она должна поговорить с Морин обо всем. Она во многом разбирается. Она поймет. Может быть, Морин сможет помочь. «Нет, я поговорю с Колумом! Завтра, на пикнике, там будет много времени. Я попрошу его пройтись со мной. Колум знает, что делать. Колум чем-то похож на Ретта. Колум умеет добиваться того, чего хочет. Он совсем как Ретт. И смеется над происходящим, как Ретт».
   Скарлетт засмеялась про себя, вспомнив, как Колум рассказывал об отце Полли. «А, это большой, смелый человек, могущественный строитель Мак Махон. Руки у него, как кувалды, явно разрывающие швы его дорогого сюртука, без сомнения, выбранного миссис Мак Махон, чтобы соответствовать ее домашнему платью. Благочестивый человек, с надлежащим благочестием для глупых выходок, вроде идеи построить дом Бога здесь в Саванне. Я благословил его на это моим собственным смиренным способом. „Верую! — сказал я. — Я уверен, что вы не возьмете ни пенни больше, чем сорок процентов дохода с прихода“. Его глаза засверкали, а мускулы вздулись, как у быка, и его блестящие рукава издали легкий треск вдоль зашитых шелковой ниткой швов. „Это так, господин Строитель, — сказал я, — ведь любой другой человек запросил бы пятьдесят, видя, что епископ не ирландец“.