Риплей Александра. Скарлетт

   Она сообразила, что говорила вслух, и прикрыла рот рукой.
   — Уже поздно.
   Скарлетт пожалела ее, встала и протянула ей руку.
   — Я вверяю платье вашей заботе, миссис Симе, и полностью уверена в вас. Дайте мне знать, когда стоит приехать в Дублин на первую примерку.
   Миссис Симе взяла ее руку и крепко сжала ее.
   — О, я сама приеду к вам, миссис О'Хара. И мне будет приятно, если вы будете называть меня Дейзи.
   Солнечный день никого не сделал счастливей в округе графства Мит. Фермеры беспокоились еще об одном годе, похожем на предыдущий. В Баллихаре пожимали плечами и предсказывали гибель. Разве не видела Молли Кенан вещицу, переносимую эльфами от дома ведьмы? И в другой раз ее видел Падди Конрой, хотя, что он там делал, он не скажет нигде, кроме как на исповеди. Говорили, что днем слышали крик совы недалеко от Пайк Корнер, а призовой теленок миссис Мак Грудер сдох ночью без всякой на то причины. Когда пошел на следующий день дождь, слухи не прекратились.
   В мае Колум поехал со Скарлетт в Дрозду на ярмарку по найму рабочих. Пшеница хорошо принялась, трава на лугу была уже почти готова для покоса, грядки картофеля стояли ярко-зеленые, со здоровой ботвой. Оба были необычно молчаливы, каждый занят своими личными заботами. Причиной для беспокойства Колума послужило увеличение милиции и полицейских войск во всем округе. Его информаторы сообщали, что их целый полк. Работа земельной лиги шла хорошо; он последним отречется от требования снижения ренты, но забастовки всколыхнули землевладельцев. Теперь фермеров выселяли без предуведомления, и соломенные крыши их домов сгорали раньше, чем они успевали вынести оттуда мебель. Говорили, что в огне погибли два ребенка. На следующий день были ранены два солдата. Трех фенианцев арестовали в Маллингаре, Джим Дэли среди них. Его обвиняли в подстрекательстве к насилию, хотя всю неделю день и ночь он работал в баре.
   Скарлетт запомнила ярмарку только по одной причине. Там вместе с Бартом Морландом был Ретт; она избегала смотреть в направлении секции лошадей; когда Колум предложил походить вокруг и получить удовольствие от ярмарки, она почти кричала, говоря ему, что хочет уехать домой. Между ними появилась некоторая натянутость после того, как Скарлетт объявила о своем намерении выйти замуж на Фэнтона. Колум не сказал ничего резкого, да этого и не требовалось. Гнев и обвинение читались в его глазах.
   То же самое было и с миссис Фиц. В любом случае, кто они такие, чтобы осуждать ее? Что они знают о ее горестях и страхах? Разве не достаточно, что в их распоряжении останется Баллихара, когда она уедет? Это единственное, чего им действительно хотелось. Нет, это нечестно. Колум почти что брат ей, миссис Фиц ее подруга. Это еще один довод в пользу того, что они должны сочувствовать. Так нечестно. Скарлетт начала думать, что видит неодобрение везде, даже на лицах владельцев магазинов в Баллихаре, когда она усиленно пыталась придумать, какие вещи ей купить у них в эти скудные месяцы перед урожаем. «Не будь дурой, — сказала она себе, — ты все выдумываешь, потому что ты сама еще не уверена в том, что собираешься делать. Это необходимо для Кэт и для меня. И это не их дело, как я поступаю». Она была раздражительна со всеми, кроме Кэт. Однажды она даже забралась на несколько ступенек по веревочной лесенке, но потом спустилась. Я взрослая женщина и не могу, хныча, идти за поддержкой к ребенку. И она работала на сенокосе день за днем, довольная занятостью, радуясь трудовой боли в руках и ногах, благодарная за богатый сбор. Постепенно ее покидал страх о еще одном плохом урожае.
   Вечер на Иванов день, 24 июня, окончательно излечил ее. Костер был самым большим. Музыка и танцы — это как раз то, что ей нужно, чтобы расслабить напряженные нервы и восстановить дух. Когда, как того требовала старинная традиция, прокричали в полях Баллихары тост за О'Хару, Скарлетт почувствовала, что в мире все в порядке.
   Однако она немного сожалела, что отказалась этим летом от всех домашних вечеринок. Она боялась оставлять Кэт одну, но была одинока, и у нее оставалось слишком много времени для размышлений и беспокойства. Она была почти счастлива, когда получила полуистерическую телеграмму от миссис Симе, извещавшую, что кружева не доставлены из монастыря в Голвее и нет никакого ответа на ее письма и телеграммы.
   Скарлетт улыбалась, подъезжая к железнодорожной станции в Триме.
   Она была искусной в сражениях с игуменьями и радовалась явному поводу для ссоры.

Глава 89

   У нее едва хватило времени, чтобы помчаться утром в ателье миссис Симе, успокоить ее, собрать сведения о длине и узоре заказанных кружев и поспешить на станцию к раннему поезду в Голвей. Скарлетт устроилась поудобнее и раскрыла газету.
   «Горе мое, вот оно». «Айриш Тайме» опубликовала на первой странице объявление о брачных планах. Скарлетт окинула взглядом остальных пассажиров в вагоне, чтобы проверить, читают ли они газету. Спортсмен в твидовом костюме закопался в спортивный журнал; хорошо одетая женщина, очевидно мать с сыном, играла в какую-то игру. Она еще раз прочитала о себе. «Тайме» добавил собственный комментарий к формальному объявлению. Скарлетт улыбнулась над частью об «О'Хара из Баллихары, красивом украшении ближайшего окружения королевского наместника» и «изящной и лихой наезднице».
   Для поездки в Дублин и Голвей она взяла с собой только небольшой чемодан и от станции до ближайшей гостиницы ей потребовался один носильщик. Около администратора было столпотворение.
   — Какого дьявола? — сказала Скарлетт.
   — Скачки, — сказал носильщик. — Вы не сделали глупости, приехав сюда и не узнав, что здесь происходит? Тут вы не найдете комнаты для ночлега.
   «Нахал, — подумала Скарлетт, — увидим, получишь ли ты на чай».
   — Подожди здесь, — сказала она.
   Она протиснулась к администратору.
   — Я хотела бы поговорить с управляющим.
   Утомленный клерк оглядел ее снизу вверх, затем сказал:
   — Да, конечно, мадам, один момент, — и исчез за стеклянным щитом. Он вернулся с лысеющим мужчиной в черном сюртуке и полосатых брюках.
   — Есть какие-нибудь жалобы, мадам? Боюсь, что обслуживание становится менее безупречным, так сказать, когда скачки в полном разгаре. Какое бы неудобство…
   Скарлетт перебила его.
   — Я запомнила обслуживание как безупречное. — Она обаятельно улыбнулась. — Вот почему я бы хотела остановиться в «Рэйлвэй». Мне нужна комната на сегодня. Я миссис О'Хара из Баллихары.
   Елейность управляющего испарилась, как августовская роса.
   — Комнату на сегодня? Это просто не…
   Клерк дергал его за рукав. Управляющий взглянул на него. Клерк забормотал ему на ухо, указывая пальцем на «Тайме» у него на столе. Управляющий поклонился Скарлетт. Его улыбка вздрогнула от желания услужить.
   — Такая честь для нас, миссис О'Хара. Я надеюсь, вас устроит совсем особенный номер, лучший в Голвей, вы — гостья администрации. У вас есть багаж? Его отнесут наверх.
   Скарлетт сделала знак носильщику. Многое может дать брак с графом.
   — Пошлите это в мою комнату. Я приду позже.
   — Сию минуту, миссис О'Хара.
   По правде говоря, Скарлетт не думала, что ей вообще понадобится комната. Она надеялась уехать дневным поездом обратно в Дублин, может, даже ранним дневным, тогда у нее будет время пересесть на вечерний поезд в Трим. Благодарение небесам, за долгие дни, у нее есть время до десяти вечера. Теперь посмотрим, впечатлит ли монахинь граф Фэнтон так же, как управляющего. Слишком плохо, что он протестант. Кажется, не надо было заставлять Дейзи Симе клясться хранить все в секрете.
   Скарлетт направилась к двери, выходящей на площадь. Фу, какая вонючая толпа. Наверное, дождь намочил их твид на ипподроме. Скарлетт поравнялась с двумя жестикулирующими раскрасневшимися мужчинами. Она чуть было не столкнулась с сэром Джоном Морландом и едва узнала его. Он выглядел очень больным. Его, обычно румяное, лицо было бесцветным, казалось, что в теплых заинтересованных глазах не было света.
   — Барт, мой дорогой. Ты в порядке?
   Казалось, он не мог сосредоточиться на ее лице.
   — Ох, извини, Скарлетт. Не совсем. Перебрал одну, ну и тому подобное.
   В это время дня? Слишком много пить в любое время было совсем не похоже на Джона Морланда, и тем более перед ленчем. Она твердо взяла его за руку.
   — Пойдем, Барт, выпьешь кофе со мной, а затем что-нибудь поешь.
   Скарлетт вошла с ним в столовую. Морланд нетвердо держался на ногах.
   «Кажется, мне понадобится моя комната, — подумала она, — но Барт намного важнее поездки за кружевами. Что же могло случиться с ним?»
   После большого количества кофе она все узнала. Джон Морланд не выдержал и расплакался, когда рассказывал ей.
   — Они сожгли мою конюшню, Скарлетт, они сожгли мою конюшню.
   Я возил Дижону на скачки, совсем небольшие скачки, я подумал, может, ей понравится побегать по песку и, когда мы возвратились домой, от конюшни остались черные руины. Боже мой, запах! Боже мой! Я слышу ржание лошадей, даже когда сплю.
   Скарлетт почувствовала, что у нее в горле застрял комок. Она поставила чашку. Никто не сделал бы такой ужасной вещи. Это наверняка несчастный случай.
   — Это арендаторы. Видишь ли, из-за ренты. Как они могут так сильно меня ненавидеть? Я пытался быть хорошим землевладельцем, всегда старался. Почему они не сожгли мой дом? У Эдмонда Барроу они сожгли дом. Они могли бы сжечь меня в нем, меня бы это не волновало. Только пощадили бы лошадей. Господи, Скарлетт! Что, что сделали им мои бедные сгоревшие лошади?
   Ей нечего было сказать. Барт не чаял души в своей конюшне… Стоп, ведь он уехал с Дижоной, его особой гордостью и радостью.
   — У тебя осталась Дижона, Барт. Ты можешь начать заново. Она такая замечательная лошадь, самая красивая, которую я когда-либо видела. Ты можешь пользоваться конюшней в Баллихаре. Не помнишь? Ты мне сказал, что она похожа на собор, если установить там орган. Можешь растить новых жеребцов в Баллихаре. Ты не позволишь судьбе сломить тебя, Барт, ты должен продержаться. «Я знаю, я сама оказывалась на самом дне. Ты не должен сдаваться, просто не можешь.
   Глаза Джона Морланда были словно потухшие угли.
   — Я уезжаю в Англию сегодня вечером на восьмичасовом катере. Не хочу больше никогда видеть ирландские лица и слышать ирландские голоса Я оставил Дижону в безопасном месте, пока не продам ее. Сегодня днем я включил ее в скачки, после которых любая лошадь может быть продана и, когда они закончатся, закончится и Ирландия для меня.
   Его глаза были трагично грустными. Скарлетт почти желала, чтобы он снова заплакал. Тогда ему стало бы легче. Сейчас он выглядел так, как будто больше не способен что-либо чувствовать. Он выглядел умершим.
   Затем произошла перемена. Усилием воли сэр Джон Морланд, баронет, вернулся к жизни. Его плечи окрепли, а губы свернулись в улыбку, В его глазах даже появилась искорка смеха.
   — Бедная Скарлетт, боюсь, я выжал из тебя все соки. Это ужасно с моей стороны. Прости, исправлюсь. Допивай свой кофе, пойдем на ипподром. Я ставлю пятерку за тебя на Дижону, и ты сможешь купить шампанское на свой выигрыш, когда она оставит всех далеко позади.
   В это мгновение Скарлетт никого так не уважала в своей жизни, как Барта Морланда. Она ответно улыбнулась ему.
   — Я дополню твою пятерку своей, Барт, и у нас будет шампанское. Идет?
   Она поплевала себе на ладошку и протянула ее Морланду, он хлопнул по ней и улыбнулся.
   По дороге на ипподром Скарлетт пыталась выудить из своей памяти то, что она слышала о «затейливых скачках». Все участвующие в скачках лошади продавались, их цену назначали сами владельцы. В конце скачек каждый мог «заявить», что покупает любую из представленных лошадей, и ее владелец обязан продать ее за установленную им цену. В отличие, от остальных лошадиных торгов в Ирландии здесь не было споров о ценах. Невостребованные лошади возвращались их хозяевам. На мгновение Скарлетт не поверила, что лошадей нельзя купить до начала скачек, при чем тут правила. Когда они дошли до ипподрома, она спросила у Барта номер его ложи. Ей надо привести себя в порядок и спросить у стюарда, где подают заявки. Она надеялась, что Барт заломил умопомрачительную цену за Дижону, собиралась купить ее и послать ему, когда он устроится в Англии.
   — Что вы имеете в виду, говоря, что на Дижону уже подали заявку? Этого нельзя сделать до конца скачек.
   Администратор постарался не улыбаться.
   — Вы не единственная, кто предвидит ее победу, мадам. Это, наверное, американская черта. Джентльмен, который подал заявку, также американец.
   — Я дам двойную цену.
   — Нельзя, миссис О'Хара.
   — Что если я куплю лошадь у баронета до начала скачек?
   — Тоже невозможно.
   Скарлетт пришла в отчаяние. Ей необходимо купить эту лошадь для Барта.
   — Я могу предложить только одно…
   — Ах, пожалуйста. Что я могу сделать? Это действительно очень важно.
   — Вы можете узнать у нового владельца, не хочет ли он ее продать.
   — Да, я сделаю это.
   «Если нужно, заплачу ему королевский выкуп. Американец, сказал администратор. Это хорошо. В Америке деньги правят балом».
   — Не покажете ли вы мне его? Он сверился с листком бумаги.
   — Вы можете найти его в отеле «Джюри». Он указал его в своем адресе. Его зовут мистер Батлер.
   Скарлетт полуразвернулась, чтобы уйти, и оступилась, ища равновесие. Ее голос был странно тонок, когда она заговорила.
   — Это случайно не мистер Ретт Батлер? Казалось, прошла целая вечность, пока глаза администратора вернулись к странице, прочитали, пока он заговорил.
   — Да, именно так его имя.
   «Ретт! Здесь! Барт, должно быть, написал ему о своей конюшне, о распродаже, о Дижоне. Он, наверное, делает то, что собиралась сделать я. Он проделал этот путь из Америки, чтобы помочь своему другу или приобрести победителя для чарльстонских скачек. Но теперь не важно. Даже бедный дорогой несчастный Барт не имеет значения, путь Бог простит меня. Я увижу Ретта. — Скарлетт сообразила, что бежит, бежит, толкает людей в разные стороны, не извиняясь. — К черту всех и вся. Ретт здесь, всего какие-нибудь несколько сотен метров разделяют нас».
   — Ложа номер восемь, — выдохнула она стюарду.
   Он показал, Скарлетт заставила себя успокоиться, перевести дыхание, чтобы выглядеть нормально. Никто не заметил, как колотится в груди сердце, не так ли? Она поднялась по двум ступенькам в увешанную флажками ложу. Двенадцать жокеев в ярких рубашках стегали своих лошадей, которые бежали по огромному дерновому овалу, приближаясь к финишу. Все вокруг Скарлетт кричали, подбадривая лошадей. Она ничего не слышала. Ретт наблюдал за скачками в полевой бинокль. Даже в десяти футах она могла почувствовать запах виски, он переступал с ноги на ногу. Пьяный? Только не Ретт, он всегда мог сдерживать себя, выпивая. Неужели его так сильно расстроило несчастье Барта?
   «Взгляни на меня, — молило ее сердце. — Отложи бинокль и посмотри на меня. Произнеси мое имя. Позволь мне увидеть твои глаза, когда ты скажешь мое имя. Позволь мне прочитать в твоих глазах что-то обо мне. Когда-то ты любил меня». Радостные возгласы и стоны возвестили конец скачек. Ретт трясущейся рукой опустил бинокль.
   — Черт, Барт, это мой четвертый проигрыш подряд, — засмеялся он.
   — Привет, Ретт, — сказала она.
   Он резко обернулся, и она увидела его темные глаза. В них не было ничего, кроме раздражения.
   — Да, привет, графиня.
   Его глаза осмотрели ее от лайковых ботинок до шляпки с плюмажем из белой цапли.
   — Ты выглядишь на все сто.
   Он резко повернулся к Джону Морланду.
   — Ты должен был предупредить меня, Барт, чтобы я остался в баре.
   Пропусти меня.
   И он оттолкнул Морланда, протискиваясь к выходу с противоположной от Скарлетт стороны.
   Ее глаза безнадежно следили, как он нырнул в толпу. Затем наполнились слезами.
   Джон Морланд неуклюже похлопал ее по плечу.
   — Скарлетт, я приношу извинения за Ретта. Он слишком много выпил.
   Тебе пришлось общаться с нами двумя сегодня. Не очень весело.
   «Не очень весело» — так Барт называет это? Быть попранной «не очень весело»? Разве я просила о многом? Просто сказать «привет», назвать свое имя. Что дает Ретту право сердиться и обижать меня? Разве я не могу снова выйти замуж, когда он меня выкинул, как мусор? Черт с ним, прямо в ад! Почему это ему прилично развестись со мной и жениться на порядочной чарльстонской девушке, наплодить порядочных детей, чтобы вырастить еще больше порядочных чарльстонцев, но ах, так позорно мне снова выйти замуж и делать для его дочки то, что обязан делать он».
   — Я надеюсь, он споткнется на своих пьяных ногах и сломает себе шею, — сказала она Барту Морланду.
   — Не будь столь сурова с Реттом, Скарлетт. Этой весной он пережил настоящую трагедию. Мне стыдно за свою жалость к конюшне, когда есть такие люди, как Ретт, с такими бедами, как у него. Я говорил тебе о ребенке? Ужасная история. Его жена умерла при родах, а ребенок прожил всего четыре дня.
   — Что? Что? Скажи это еще раз.
   Она так яростно затрясла его, что у него слетела шляпа. Он посмотрел на нее со смущенным испугом, почти со страхом. В ней было что-то дикое, чего он еще не видел в своей жизни. Он повторил, что жена и ребенок Ретта умерли.
   — Куда он пошел? — закричала Скарлетт. — Барт, ты знаешь, у тебя должно быть какое-нибудь представление, куда пошел Ретт?
   — Я не знаю, Скарлетт. Бар — его отель — любой другой бар — что угодно.
   — Едет ли он сегодня вечером в Англию?
   — Нет. Он сказал, что у него есть друзья, которых он хочет навестить.
   Он действительно поразительный парень, у него друзья везде. Знала ли ты, что однажды он был на сафари с королевским наместником? Какой-то махараджа принимал их. Я удивлен, что он так напился, и не помню, чтобы он старался угнаться за мной. Он отвел меня в гостиницу прошлой ночью, уложил в постель, ну и все прочее. Был в отличном состоянии. Я рассчитывал, что он поможет мне пережить этот день. Но когда я спустился сегодня утром вниз, портье сказал мне, что Ретт заказал кофе и газету, дожидаясь меня, затем внезапно ушел, даже не заплатив. Я буду ждать его в баре — Скарлетт, что это? Я не могу понять тебя сегодня. Почему ты плачешь? Это я что-то сделал? Я сказал что-то не так?
   У Скарлетт ручьем текли слезы.
   — О, нет, нет, нет, милейший Джон Морланд, Барт. Ты не сказал ничего плохого. Он любит меня. Это самое лучшее, что я слышу.
   «Ретт приехал за мной. Вот почему он приехал в Ирландию. Не из-за лошади Барта, он мог купить ее и все остальное по почте. Он приехал за мной сразу, как только стал свободным. Он, наверное, желал меня так же сильно, как я его. Мне надо ехать домой. Я не знаю, где разыскивать его, но он может найти меня. Объявление о помолвке шокировало его, и я рада. Но это не остановит его. Ничто не остановит Ретта от стремления к тому, чего он хочет. Ретт Батлер плюет на титулы, на горностаи, на диадемы. Он хочет меня и приедет за мной. Я знаю это. Я знала, что он любит меня, и была права. Я знаю, что он приедет в Баллихару, и должна быть там, когда он приедет».
   — До свидания, Барт, мне надо идти, — сказала Скарлетт.
   — Ты не хочешь увидеть победу Дижоны? Как насчет наших пятерок? Джон Морланд покачал головой. Она ушла. Американцы! Удивительные типы, и он никогда не понимал их.
   Она пропустила сквозной поезд на Дублин, опоздала на десять минут. Следующий отправится в четыре часа. Скарлетт в ярости кусала губы.
   — Когда отправляется следующий поезд в любом направлении? Мужчина за медной решеткой был медлителен до ужаса.
   — Вы можете поехать в Эннис, сейчас, если вас это устраивает. Это к востоку от Атери, потом на юг. У этого поезда два новых вагона, очень хороших, есть поезд на Килдэйр, но вы не успеете на него, уже прозвучал свисток… Еще Туам, это короткая поездка и скорее на север, чем на восток, но паровоз лучший на всей западной ветке… мадам?
   Скарлетт проливала слезы на мундир мужчины у проходной к железнодорожному пути.
   — …Я получила телеграмму всего две минуты назад, моего мужа задавила молочная телега, мне обязательно нужно попасть на этот поезд в Килдэйр!
   Поезд провезет ее более половины пути к Триму и Баллихаре. Оставшееся расстояние она пройдет пешком, если будет надо.
   Каждая остановка была пыткой. Почему они не могут поспешить? Торопитесь, торопитесь, торопитесь — вторил ее разум стуку колес. Ее чемодан был в лучшем номере отеля «Рэйлвэй» в Голвее, в монастыре монахини с воспаленными глазами заканчивали последние петельки в изысканных кружевах. Все это не имело значения. Она должна быть дома, ожидая, когда приедет Ретт. Если бы только Морланду не потребовалось так много времени, чтобы рассказать ей все, она бы успела на дублинский поезд. Ретт мог быть там, впрочем, он мог пойти куда угодно, когда ушел из ложи Барта.
   Прошло почти три с половиной часа, пока приехали в Моэйт, где Скарлетт сошла с поезда. Было уже больше четырех, но по крайней мере она была в пути, вместо того, чтобы садиться в поезд, который только теперь покидал Голвей.
   — Где можно купить хорошую лошадь? — спросила она станционного смотрителя. — Меня не волнует цена, только были бы седло и уздечка.
   Ей еще оставалось проехать почти пятьдесят миль.
   Владелец лошади пытался торговаться. «Разве это не половина удовольствия в продаже?» — спросил он позже своих друзей, покупая по пинте всем находящимся там мужчинам. Сумасшедшая женщина бросила ему золотые соверены и умчалась, будто дьявол гнался за ней по пятам. Верхом! Он не хотел говорить, как много кружев показала она и как неприлично высоко открылась ее ножка в шелковых чулках и ботиночках, слишком тонких даже для того, чтобы ходить в них по полу, не говоря о стремени.
   Около семи часов Скарлетт направила хромающую лошадь через мост в Маллингар. В платной конюшне она протянула поводья конюху.
   — Лошадь не калека, просто подвернула ногу и очень слаба, — сказала она. — Медленно остуди ее, и она станет такой, как прежде, правда, она никогда не была особенно хорошей. Я подарю ее тебе, если ты продашь мне одну из охотничьих, которых вы держите для офицеров в форте. Не говори мне, что у вас их нет, я охотилась с некоторыми офицерами и знаю, где они берут напрокат лошадей. Поменяешь это седло меньше чем за пять минут и заработаешь лишнюю гинею.
   В семь она уже была в пути, впереди ее ожидали двадцать шесть миль, и она знала, где срезать, чтобы выехать на пересеченную дорогу.
   Она проехала мимо замка в Триме по дороге в Баллихару в девять часов. Каждый мускул болел, а кости казались расщепленными. Но она была немногим более чем в трех милях от дома, а туманные сумерки нежными и мягкими бликами ложились на ее глаза и кожу. Пошел слабый дождик. Скарлетт наклонилась вперед, похлопала шею лошади.
   — Хорошая выгулка, чистка и лучшая горячая смесь для тебя, как там твое имя. Ты брала барьеры, как чемпион. Теперь мы легко доберемся домой, ты заслуживаешь отдыха.
   Она полуприкрыла веки и расслабилась. Трудно поверить, что утром она была в Дублине и дважды пересекла Ирландию после завтрака.
   «Через Кнайтсбрук есть деревянный мостик. Проехав по нему, я окажусь в Баллихаре. Одна миля до города, полмили по нему до перекрестка, затем вверх по подъезду, и я дома. Пять минут, не больше». Она выпрямилась и, прищелкивая языком, стала понукать лошадь пятками.
   Что-то случилось. Впереди Баллихара, а огней в окнах не видно. Обычно к этому времени бары ярко светятся. Скарлетт ударила каблуками своих нежных, изящных, городских ботинок. Она проехала первые пять домов и увидела группу людей на перекрестке перед подъездом к Биг Хаусу. Английские солдаты. Что они делают, находясь в ее городе? Говорила же им раньше, что не хочет их присутствия. Какие докучливые, и именно сегодня ночью, когда она почти падает от усталости. Конечно, поэтому и закрыты окна, англичанам не нальют и пинты. Избавиться от них, и все вернется к прежнему порядку. Жаль, что я выгляжу такой растрепанной. Как приказывать людям, когда нижняя одежда торчит со всех сторон. Лучше пойду пешком. По крайней мере, юбки не будут задираться до колен.
   Она натянула поводья. Трудно было не застонать, когда она заносила ногу, ссаживаясь с лошади. Она увидела солдата, нет, офицера, направляющегося к ней от группы на перекрестке. Что ж, хорошо! Надо сказать ему все, что думаешь, она как раз в таком настроении. Его люди в городе, на ее пути, не пускают ее домой.
   Он остановился перед почтой. Он мог бы, по крайней мере, подойти к ней, показав свои манеры. Скарлетт устало пошла вниз по главной улице.
   — Ты там, с лошадью. Стой, или я стреляю.
   Скарлетт быстро остановилась. Не из-за команды офицера, а из-за его голоса. Она узнала его. Боже всевышний, это был единственный голос в мире, который она надеялась больше не слышать в своей жизни. Она, наверное, ошиблась, она так устала, поэтому выдумывает, изобретает кошмары.
   — Ни у кого не будет никаких неприятностей, если вы вышлете священника Колума О'Хару. У меня есть ордер на его арест. Никто не пострадает, если он сдастся.
   Скарлетт почувствовала сумасшедшее желание рассмеяться. Этого не может быть. Она расслышала, она узнала этот голос, последний раз он нашептывал ей на ухо слова любви. Это был Чарльз Рэгленд. Один раз, только раз за всю свою жизнь, она разделила постель с мужчиной, который не был ее мужем, и теперь он приехал с дальнего конца Ирландии в ее город арестовывать ее кузена. Это было абсурдно и невозможно. Что ж, по крайней мере, она может быть уверена в одном — если не умрет со стыда, посмотрев на него, — Чарльз Рэгленд — единственный офицер во всей британской армии, который будет делать то, что она захочет. Уедет и оставит ее и ее кузена, ее город в покое.