Страница:
Неожиданно лицо Крейга исказила гримаса, сбежались морщинки вокруг глаз, приподнялась верхняя губа, обнажая крупные зубы…
Синтия молча схватила его за руку.
Она не видела сейчас его лица — из-за накатившихся на глаза слез…
60
61
62
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
2
3
Синтия молча схватила его за руку.
Она не видела сейчас его лица — из-за накатившихся на глаза слез…
60
Паркинс вышел из кабинета и уставился на Цецилию почти с восхищением. Что ж, ему всегда нравились сильные женщины. Ведь как она держится: прошло всего несколько минут, преступление обнаружено, а весь испуг уже куда-то пропал.
К тому же как не восторгаться «подаренному в знак их будущей любви» залогу.
— Так что, — щурясь спросил он, — это был несчастный случай?
— Да! — с вызовом ответила Цецилия. Ее пальцы сильнее вцепились в пластик мини-огнемета.
«Пусть только попробует сказать, что это не так…»
— Ну что ж, — Паркинс утрированно поклонился, — тогда поговорим. Я спрашиваю тебя еще раз: Крейгу совсем плохо или есть шанс?
— А какое тебе дело? — Цецилия оскалилась. Худое лицо выглядело хищно.
— Ты мне нравишься, и можешь понимать это как хочешь. Ты — сильная, еще достаточно красивая, в тебе есть все необходимое для жены миллионера. Может быть, кроме одной мелочи — но она не так уж важна. Ты еще далеко не стара… Объяснять дальше?
Цецилия хмыкнула. Хотя мини-огнемет был относительно легок, долго держать его было неудобно.
«Чего он хочет? К чему это странное сватовство?»
— Если ты скажешь, что влюблен в меня, то мне остается только пожалеть, что тут нет психиатра. Это не в твоем стиле, Кларенс.
— Не будь такой самоуверенной. И потом — разве я говорил о любви? Тебе же не двенадцать лет, чтобы смешивать такие разные понятия. Я считаю, что наш брак будет выгоден обоим. Так как?
— Ты мне противен, — поморщилась Цецилия. — Но я подумаю. Хотя не слишком-то рассчитывай на мое «да». У меня есть свои планы относительно того капитала, что отписал мне в завещании Дон. С тобой я потеряю все — а ты все приобретешь за так…
— А несчастный случай? Ты же не считаешь меня дураком…
— Что?
— Такому свидетелю, как я, поверят. Убийц не любят, Сеси. Даже если ты сумеешь оправдаться — у тебя на это хватит денег, — тебя не пустят ни в один приличный дом, а для тебя это очень важно… Ведь так? — вкрадчиво спросил Паркинс, приближаясь к ней.
Мускулы на женских руках напряглись: Цецилия была готова защищаться. Быть декорацией в его доме, второй Мартой, повязанной по рукам и ногам? Ну нет…
— Так как мы договоримся? — Паркинс оперся руками о противоположный край стола. — Это был несчастный случай?
— Нет, убийство! — зло выкрикнула она, выдергивая из-под стола огнемет.
Длинный язык пламени, удивительно яркого и плотного, ударил в лицо Паркинса.
Цецилия била по нему огнем с неожиданно охватившим ее наслаждением: «Так тебе, мерзавец, так!..»
Враг вопил и корчился. Чтобы работать огнеметом было удобней, Цецилия обогнула стол и продолжала жечь уже упавший на пол труп. Как ни странно, крик все еще стоял в ушах — и это лишь разжигало ее ярость.
— Мама! Да что же ты делаешь?! — разобрала она наконец слова — и остолбенела.
Возле стены стояла Синтия. Лицо девушки было перекошено: ей казалось, что еще минута — и сознание уйдет.
Смерть отца, его признания — и теперь это… Не многовато ли для одного человека за один раз?
Механически, неестественным движением Цецилия стала разворачиваться к ней, словно в ее теле распрямилась пружина, находившаяся под давлением. Остекленевшие глаза смотрели не на дочь — сквозь нее.
Синтия почувствовала, что волосы ее встают дыбом, зато ноги, наоборот, начинают, подкашиваясь уменьшаться. Рот девушки округлился в беззвучном крике — кричать она больше не могла.
Цецилия поворачивалась. Медленно, медленно, медленно…
Накрашенные яркой помадой губы совсем еще недавно благополучной, хотя и взбалмошной женщины что-то шептали. Молитву? Проклятие? Это никому не было дано знать…
Рука Цецилии дернулась — и пламя пропало (еще немного, и оно дошло бы с поворотом до замершей девушки).
Двое молча смотрели друг на друга.
«И это — моя мать? Это ее я обещала жалеть?» — пронеслось в голове у Синтии. От мыслей по всей голове распространялась уже физическая боль, сигналя о том, что нервная перегрузка дошла до предела.
"Что же она стоит? Нет, она не посмеет на меня донести. Она моя дочь! " — быстро соображала Цецилия. Мысли шли четко, как строчки на мониторе.
— Ну что? — хрипло спросила Цецилия. — Так и будем стоять?
— Я… Ты? — Синтия часто и мелко замотала головой.
Нет, все что было — ей привиделось. Галлюцинация. Жизнь не имеет права быть такой кошмарной.
— Твой отец? — сообразила вдруг Цецилия. — Он… уже?
Синтия кивнула.
— Хорошо. Я пойду к нему, — Цецилия снова подивилась собственному хладнокровию.
Что же, чтобы выжить, и нужно быть такой. Разве не прав был Крейг, утверждая, что смерть — хороший учитель?
Твердой, решительной походкой Цецилия прошла мимо Синтии.
Девушка тихо сползла по стене. Очутившись на корточках, она зарыдала. Недоверие, подозрение, ненависть, любовь — все смешалось и превращалось сейчас в ее душе в ничто. Образы придуманные, реальные, навязанные, путаные… Отец — откровенный человек, мать — убийца, Чужой — несчастны й… Да кто сможет уместить все это в одной разгоряченной несчастьями головке? Уж во всяком случае не она…
Свои — враги… Чужой — хороший…
Она встала, опять-таки держась за стену, и, не отрывая пальцев от ее гладкой поверхности, направилась к двери. Пусть о ней думают что хотят — она верила сейчас, вопреки всему, включая собственный ум, отказавшийся работать, что лишь это чудовище сможет ей помочь.
Он должен думать о людях лучше? Что ж, пусть он научит этому и ее…
Разум мутился, но силы возвращались. С каждым новым шагом Синтия продвигалась вперед все уверенней.
Так, говорили, кажется, что он сидел в центре управления… Прекрасно. Только бы он оказался на месте…
К тому же как не восторгаться «подаренному в знак их будущей любви» залогу.
— Так что, — щурясь спросил он, — это был несчастный случай?
— Да! — с вызовом ответила Цецилия. Ее пальцы сильнее вцепились в пластик мини-огнемета.
«Пусть только попробует сказать, что это не так…»
— Ну что ж, — Паркинс утрированно поклонился, — тогда поговорим. Я спрашиваю тебя еще раз: Крейгу совсем плохо или есть шанс?
— А какое тебе дело? — Цецилия оскалилась. Худое лицо выглядело хищно.
— Ты мне нравишься, и можешь понимать это как хочешь. Ты — сильная, еще достаточно красивая, в тебе есть все необходимое для жены миллионера. Может быть, кроме одной мелочи — но она не так уж важна. Ты еще далеко не стара… Объяснять дальше?
Цецилия хмыкнула. Хотя мини-огнемет был относительно легок, долго держать его было неудобно.
«Чего он хочет? К чему это странное сватовство?»
— Если ты скажешь, что влюблен в меня, то мне остается только пожалеть, что тут нет психиатра. Это не в твоем стиле, Кларенс.
— Не будь такой самоуверенной. И потом — разве я говорил о любви? Тебе же не двенадцать лет, чтобы смешивать такие разные понятия. Я считаю, что наш брак будет выгоден обоим. Так как?
— Ты мне противен, — поморщилась Цецилия. — Но я подумаю. Хотя не слишком-то рассчитывай на мое «да». У меня есть свои планы относительно того капитала, что отписал мне в завещании Дон. С тобой я потеряю все — а ты все приобретешь за так…
— А несчастный случай? Ты же не считаешь меня дураком…
— Что?
— Такому свидетелю, как я, поверят. Убийц не любят, Сеси. Даже если ты сумеешь оправдаться — у тебя на это хватит денег, — тебя не пустят ни в один приличный дом, а для тебя это очень важно… Ведь так? — вкрадчиво спросил Паркинс, приближаясь к ней.
Мускулы на женских руках напряглись: Цецилия была готова защищаться. Быть декорацией в его доме, второй Мартой, повязанной по рукам и ногам? Ну нет…
— Так как мы договоримся? — Паркинс оперся руками о противоположный край стола. — Это был несчастный случай?
— Нет, убийство! — зло выкрикнула она, выдергивая из-под стола огнемет.
Длинный язык пламени, удивительно яркого и плотного, ударил в лицо Паркинса.
Цецилия била по нему огнем с неожиданно охватившим ее наслаждением: «Так тебе, мерзавец, так!..»
Враг вопил и корчился. Чтобы работать огнеметом было удобней, Цецилия обогнула стол и продолжала жечь уже упавший на пол труп. Как ни странно, крик все еще стоял в ушах — и это лишь разжигало ее ярость.
— Мама! Да что же ты делаешь?! — разобрала она наконец слова — и остолбенела.
Возле стены стояла Синтия. Лицо девушки было перекошено: ей казалось, что еще минута — и сознание уйдет.
Смерть отца, его признания — и теперь это… Не многовато ли для одного человека за один раз?
Механически, неестественным движением Цецилия стала разворачиваться к ней, словно в ее теле распрямилась пружина, находившаяся под давлением. Остекленевшие глаза смотрели не на дочь — сквозь нее.
Синтия почувствовала, что волосы ее встают дыбом, зато ноги, наоборот, начинают, подкашиваясь уменьшаться. Рот девушки округлился в беззвучном крике — кричать она больше не могла.
Цецилия поворачивалась. Медленно, медленно, медленно…
Накрашенные яркой помадой губы совсем еще недавно благополучной, хотя и взбалмошной женщины что-то шептали. Молитву? Проклятие? Это никому не было дано знать…
Рука Цецилии дернулась — и пламя пропало (еще немного, и оно дошло бы с поворотом до замершей девушки).
Двое молча смотрели друг на друга.
«И это — моя мать? Это ее я обещала жалеть?» — пронеслось в голове у Синтии. От мыслей по всей голове распространялась уже физическая боль, сигналя о том, что нервная перегрузка дошла до предела.
"Что же она стоит? Нет, она не посмеет на меня донести. Она моя дочь! " — быстро соображала Цецилия. Мысли шли четко, как строчки на мониторе.
— Ну что? — хрипло спросила Цецилия. — Так и будем стоять?
— Я… Ты? — Синтия часто и мелко замотала головой.
Нет, все что было — ей привиделось. Галлюцинация. Жизнь не имеет права быть такой кошмарной.
— Твой отец? — сообразила вдруг Цецилия. — Он… уже?
Синтия кивнула.
— Хорошо. Я пойду к нему, — Цецилия снова подивилась собственному хладнокровию.
Что же, чтобы выжить, и нужно быть такой. Разве не прав был Крейг, утверждая, что смерть — хороший учитель?
Твердой, решительной походкой Цецилия прошла мимо Синтии.
Девушка тихо сползла по стене. Очутившись на корточках, она зарыдала. Недоверие, подозрение, ненависть, любовь — все смешалось и превращалось сейчас в ее душе в ничто. Образы придуманные, реальные, навязанные, путаные… Отец — откровенный человек, мать — убийца, Чужой — несчастны й… Да кто сможет уместить все это в одной разгоряченной несчастьями головке? Уж во всяком случае не она…
Свои — враги… Чужой — хороший…
Она встала, опять-таки держась за стену, и, не отрывая пальцев от ее гладкой поверхности, направилась к двери. Пусть о ней думают что хотят — она верила сейчас, вопреки всему, включая собственный ум, отказавшийся работать, что лишь это чудовище сможет ей помочь.
Он должен думать о людях лучше? Что ж, пусть он научит этому и ее…
Разум мутился, но силы возвращались. С каждым новым шагом Синтия продвигалась вперед все уверенней.
Так, говорили, кажется, что он сидел в центре управления… Прекрасно. Только бы он оказался на месте…
61
В комнате пахло гарью и паленым мясом. Алан и Варковски переглянулись. Неужели в их отсутствие что-то произошло?
— Стой тут, — приказал Варковски, проверяя пистолет. — Я сейчас разберусь…
Его походка, стремительная и вместе с тем мягкая, напоминала Алану кошачью: та же готовность в любой момент к прыжку и та же почти нечеловеческая уверенность движений, в которых ни одна группа мышц не работала зря. Хищник, ловкий и цельный, как все хищники, шел сейчас по комнате.
При виде направленного на нее пистолета Цецилия негромко вскрикнула. Варковски остановился и опустил оружие.
— Все в порядке. Можешь входить… Постойте, мадам, но подходить ко мне близко я не рекомендую…
— Вы! — Цецилия почти радостно кинулась к нему, не обращая внимания на протесты. — Какое счастье! Мне показалось, что я осталась одна на целом свете…
— Что у вас тут произошло?
— О! Это было ужасно: Паркинс сошел с ума, напал на бедняжку Росу, потом на меня… Синтия сбежала, а мне не оставалось ничего, кроме как схватиться за ту ужасную штуку — огнемет, что ли? Это непереносимо!
По щекам Цецилии катились блестящие крупные слезы. Они были похожи на фальшивые бриллианты: размер не позволял считать их настоящими.
— И что с ним? — осторожно отстранился от нее Варковски.
— Не знаю… я так испугалась… Это было ужасно.
Цецилия повалилась на ближайший стул и закрыла лицо руками, чтобы никто не увидел на нем радостного: «Получилось!».
— Да, не слабо вы его, — брезгливо отпрянул от почерневшего трупа Алан. — А где Синтия?
— Бедная девочка убежала… Я хотела пойти за ней, но Дональду было плохо, — Цецилия замолчала, выдавив из себя несколько всхлипов, и продолжила: — Боюсь, что моего дорогого мужа больше нет… Как это все ужасно!
— Хорошо, — Алан нагнулся и поднял мини-огнемет с приставкой Тома. — Я иду ее искать.
— Только оставь эту штуку, — посоветовал Эдвард.
— Не беспокойся. Я не собираюсь сражаться с монстром, но ведь ты наверняка не отдашь мне свой пистолет…
— Ладно, — секунду поколебавшись, ответил Эдвард.
Он ничуть не сомневался, что Алан при первом же удобном случае начнет палить куда попало, но шансов на то, что помощь с Земли подоспеет вовремя, было слишком мало, а если так — какая ему разница?
— Стой тут, — приказал Варковски, проверяя пистолет. — Я сейчас разберусь…
Его походка, стремительная и вместе с тем мягкая, напоминала Алану кошачью: та же готовность в любой момент к прыжку и та же почти нечеловеческая уверенность движений, в которых ни одна группа мышц не работала зря. Хищник, ловкий и цельный, как все хищники, шел сейчас по комнате.
При виде направленного на нее пистолета Цецилия негромко вскрикнула. Варковски остановился и опустил оружие.
— Все в порядке. Можешь входить… Постойте, мадам, но подходить ко мне близко я не рекомендую…
— Вы! — Цецилия почти радостно кинулась к нему, не обращая внимания на протесты. — Какое счастье! Мне показалось, что я осталась одна на целом свете…
— Что у вас тут произошло?
— О! Это было ужасно: Паркинс сошел с ума, напал на бедняжку Росу, потом на меня… Синтия сбежала, а мне не оставалось ничего, кроме как схватиться за ту ужасную штуку — огнемет, что ли? Это непереносимо!
По щекам Цецилии катились блестящие крупные слезы. Они были похожи на фальшивые бриллианты: размер не позволял считать их настоящими.
— И что с ним? — осторожно отстранился от нее Варковски.
— Не знаю… я так испугалась… Это было ужасно.
Цецилия повалилась на ближайший стул и закрыла лицо руками, чтобы никто не увидел на нем радостного: «Получилось!».
— Да, не слабо вы его, — брезгливо отпрянул от почерневшего трупа Алан. — А где Синтия?
— Бедная девочка убежала… Я хотела пойти за ней, но Дональду было плохо, — Цецилия замолчала, выдавив из себя несколько всхлипов, и продолжила: — Боюсь, что моего дорогого мужа больше нет… Как это все ужасно!
— Хорошо, — Алан нагнулся и поднял мини-огнемет с приставкой Тома. — Я иду ее искать.
— Только оставь эту штуку, — посоветовал Эдвард.
— Не беспокойся. Я не собираюсь сражаться с монстром, но ведь ты наверняка не отдашь мне свой пистолет…
— Ладно, — секунду поколебавшись, ответил Эдвард.
Он ничуть не сомневался, что Алан при первом же удобном случае начнет палить куда попало, но шансов на то, что помощь с Земли подоспеет вовремя, было слишком мало, а если так — какая ему разница?
62
— Эй! Где ты? — негромко позвала Синтия, заглядывая в компьютерный центр.
Сонный встрепенулся. Неужели двуногие достали его и здесь? «Нет, я не хочу!» — взмолился он, отступая в угол.
Пищавшее существо заглянуло в помещение робко, и лишь это помогло Соне унять дрожь. Маленькое, хрупкое — неужели его он так испугался? Но что ему здесь нужно?
На всякий случай Сонный переполз на стену.
«Лишь бы оно не тронуло передатчик… Если так… то я за себя не отвечаю!» — храбрился он, напрягая изо всех сил зрение.
Существо приближалось.
— Почему ты не отвечаешь? — Синтия спрашивала в пустоту и требовала ответа только для того, чтобы не бояться. Как только эмоциональный переворот начал утихать, складываясь, быть может, в новую мозаику, вернулся и страх. Все же она была одна, а слова отца… Кто сказал, что он был прав, не говоря уже о том, что разум вовсе не исключает агрессивности…
Существо, по ее мнению, находилось все же где-то тут. Она чувствовала его присутствие. Мало того, ей показалось вдруг, что она чувствует и еще один страх — не ее, чужой…
— Эй? Ты слышишь меня? — она прошла в центр зала. Возле разбитого дисплея главного компьютера возвышалось какое-то сооружение.
Да, во всяком случае в одном отец не ошибся: это могло быть творением только разумного существа, но не землянина: механизм отличался и кажущейся хаотичностью, и вместе с тем — продуманностью.
«Если этот двуногий прикоснется к моему передатчику — пусть пеняет на себя!» — напрягся Сонный.
Как ни странно, покушаться на его творение двуногий не стал. Он повернулся в сторону Сонного и помахал ему рукой, продолжая издавать тонкие, едва слышные звуки.
«Что ему надо? — недоумевал Сонный. — Или он хочет со мной поговорить? Как странно… ответить ему — или лучше не надо?»
— Эй! — продолжала взывать Синтия. — Я тебя вижу! Отзовись, ты!
«Прекрасно, — подумал Блейк, спеша на ее голос, — человек, и к тому же один… Эх, неплохо я поохочусь!»
— Ну что же ты молчишь? — забыв о страхе, Синтия шагнула к замершему в распластанном положении Сонному. И в ответ на ее призыв блестящая хитиновая громада зашевелилась, расправляя членики.
На пол Сонный спланировал неудачно: сказывалось прежнее падение. Его тошнило и шатало, удар об пол заставил его вскрикнуть.
«Если это существо хочет меня убить — пусть», — подумал он, кое-как выпрямляясь.
— Ну вот, хорошо, — Синтия изобразила улыбку. Да, Чужой ее понимал. И снова отец был прав — монстр был несчастен и жалок. Но все же улыбаться искренне она не могла.
— Даже не знаю, как с тобой говорить, — Синтия широко развела руками.
«Двуногий показывает, что у него нет оружия», — сделал вывод Сонный и растопырил в ответ сперва щупальца, а затем лапы.
Новый приступ головокружения заставил его схватиться за стену, но улыбка, замершая на лице Синтии, успела потеплеть.
— Эх ты, — качнула она головой, — чудак… Ты болен, да?
Новый осторожный шаг приблизил ее к инопланетянину еще на несколько сантиметров.
«Ага, вот и второе существо», — заглянул через ее плечо Соня. Неужели с этими существами удастся поладить?
От этой мысли его длинный хвост приветственно изогнулся.
— Плохо тебе, да? — продолжала приближаться к нему Синтия, но вдруг, услышав сзади крадущиеся шаги, обернулась.
Перед ней стоял, приоткрыв рот и вывесив кровавые слюни, Блейк. Перехваченные сеткой красных прожилок глаза с тупым вожделением смотрели на ее тонкую шею.
Синтия вскрикнула. Он был похож на зомби из фильмов ужасов.
Блейк облизнулся.
«Да что с ними?» — удивился Сонный, и членистый хвост расслабленно упал на пол.
— Э-эй, а ты кто? — Синтия сделала еще шаг в сторону Сони, но уже спиной.
— Я? Я — монстр! Я брат всех монстров! Нас нельзя убивать — это только наше право… — язык Блейка заплетался. Потоки слюны переваливались через синеватую толстую губу и текли по подбородку, размывая застывшую на нем кровь.
«Сумасшедший!» — похолодела Синтия.
Продолжая облизываться, Блейк потянул к ней бугристые мокрые руки. Синтия отпрянула и завопила: новое потрясение окончательно отключило ее контроль над собой.
Блейк кинулся на нее, хватая потными пальцами тонкую и нежную шею…
«Что он делает?!» — ужаснулся Сонный. За несколько минут контакта это единственное не проявляющее враждебности существо успело вызвать у него симпатию — и вот, другое двуногое чудовище напало на него со своей обычной мерзкой целью…
Крик Синтии резанул Алана по ушам и заставил прибавить ходу. Он не сомневался, что в этот момент решался вопрос ее жизни или смерти.
Сонный собрался в комок и бросил свое тело на подмявшего первое существо двуногого; но снова не рассчитал и грохнулся на пол, подминая обоих под себя.
Почти тут же рядом затопали, и на голову Сони обрушился огненный вихрь, выжигая остатки сознания…
… Алан еще долго жал на спуск огнемета, хотя пламя иссякло довольно быстро: кончилась горючая смесь. Наконец он убедился, что Чужой больше не подает признаков жизни. Лишь после этого он отшвырнул невероятно тяжелое тело в сторону. Сразу под трупом чудовища лежал еще один, пронзенный острым наконечником щупальца. Синтия стонала под ним.
— Синтия, — бросился к ней Алан.
Опираясь на его руку, она привстала.
«Странно… почему у нее на шее синяки?» — удивился Алан, быстро покрывая поцелуями ее лицо. Синтия, казалось, этого не заметила. Почти отсутствующий взгляд устремился мимо Алана.
— Где он? Он жив?
— Нет… А кто это? Один из охранников?
Синтия в упор посмотрела на Алана: «Он что, не понимает?»
— Он… Он… — она оттолкнула руку и потянулась к телу Чужого.
— Он? — непонимающе переспросил Алан. — О чем ты?
— Он… мертв? — тихо спросила Синтия.
— Да, не бойся…
Возникшая на лице девушки злость ошеломила его.
— Если это сделал ты — знай, я тебя возненавижу! Он был единственным настоящим человеком из всех нас…
— Что? — Алану показалось, что он ослышался.
— Он спас меня… Он, а не ты… — Синтия подошла и обняла почерневшую голову. Горячие слезы потекли и начали падать на оплавленный хитин.
— Синтия… Ты сошла с ума, — выдавил Алан.
Синтия только покачала головой.
— Ну, как тут у вас дела? — послышался усталый голос Варковски.
Ответа он не получил.
Синтия всхлипывала. Пару раз ей казалось сквозь слезы, что инопланетянин еще шевелится… Но нет, Алан молчал.
Тихое гудение, отстукивающее незнакомый ритм, заставило Варковски покоситься в сторону сооруженного Соней передатчика.
Глядя на него, Эдвард засмеялся. Тихо и горько.
В таком виде и нашел их прибывший через полчаса спасательный катер.
Когда в ответ на вопрос: «Что здесь произошло?» Варковски ответил: «Кажется, мы тут развязали небольшую войну с инопланетной цивилизацией» — это посчитали всего лишь результатом нервного потрясения.
Да и впрямь, уцелел ли на этой станции хоть один нормальный человек? Вряд ли кто-нибудь смог бы ответить на этот вопрос.
Во всяком случае, из пятерых выживших (шестой вообще ничего не понимал) никто не мог сказать ничего вразумительного. И только один беспристрастный участник этих событий еще не сказал своего последнего слова.
Имя ему было ВРЕМЯ…
Сонный встрепенулся. Неужели двуногие достали его и здесь? «Нет, я не хочу!» — взмолился он, отступая в угол.
Пищавшее существо заглянуло в помещение робко, и лишь это помогло Соне унять дрожь. Маленькое, хрупкое — неужели его он так испугался? Но что ему здесь нужно?
На всякий случай Сонный переполз на стену.
«Лишь бы оно не тронуло передатчик… Если так… то я за себя не отвечаю!» — храбрился он, напрягая изо всех сил зрение.
Существо приближалось.
— Почему ты не отвечаешь? — Синтия спрашивала в пустоту и требовала ответа только для того, чтобы не бояться. Как только эмоциональный переворот начал утихать, складываясь, быть может, в новую мозаику, вернулся и страх. Все же она была одна, а слова отца… Кто сказал, что он был прав, не говоря уже о том, что разум вовсе не исключает агрессивности…
Существо, по ее мнению, находилось все же где-то тут. Она чувствовала его присутствие. Мало того, ей показалось вдруг, что она чувствует и еще один страх — не ее, чужой…
— Эй? Ты слышишь меня? — она прошла в центр зала. Возле разбитого дисплея главного компьютера возвышалось какое-то сооружение.
Да, во всяком случае в одном отец не ошибся: это могло быть творением только разумного существа, но не землянина: механизм отличался и кажущейся хаотичностью, и вместе с тем — продуманностью.
«Если этот двуногий прикоснется к моему передатчику — пусть пеняет на себя!» — напрягся Сонный.
Как ни странно, покушаться на его творение двуногий не стал. Он повернулся в сторону Сонного и помахал ему рукой, продолжая издавать тонкие, едва слышные звуки.
«Что ему надо? — недоумевал Сонный. — Или он хочет со мной поговорить? Как странно… ответить ему — или лучше не надо?»
— Эй! — продолжала взывать Синтия. — Я тебя вижу! Отзовись, ты!
«Прекрасно, — подумал Блейк, спеша на ее голос, — человек, и к тому же один… Эх, неплохо я поохочусь!»
— Ну что же ты молчишь? — забыв о страхе, Синтия шагнула к замершему в распластанном положении Сонному. И в ответ на ее призыв блестящая хитиновая громада зашевелилась, расправляя членики.
На пол Сонный спланировал неудачно: сказывалось прежнее падение. Его тошнило и шатало, удар об пол заставил его вскрикнуть.
«Если это существо хочет меня убить — пусть», — подумал он, кое-как выпрямляясь.
— Ну вот, хорошо, — Синтия изобразила улыбку. Да, Чужой ее понимал. И снова отец был прав — монстр был несчастен и жалок. Но все же улыбаться искренне она не могла.
— Даже не знаю, как с тобой говорить, — Синтия широко развела руками.
«Двуногий показывает, что у него нет оружия», — сделал вывод Сонный и растопырил в ответ сперва щупальца, а затем лапы.
Новый приступ головокружения заставил его схватиться за стену, но улыбка, замершая на лице Синтии, успела потеплеть.
— Эх ты, — качнула она головой, — чудак… Ты болен, да?
Новый осторожный шаг приблизил ее к инопланетянину еще на несколько сантиметров.
«Ага, вот и второе существо», — заглянул через ее плечо Соня. Неужели с этими существами удастся поладить?
От этой мысли его длинный хвост приветственно изогнулся.
— Плохо тебе, да? — продолжала приближаться к нему Синтия, но вдруг, услышав сзади крадущиеся шаги, обернулась.
Перед ней стоял, приоткрыв рот и вывесив кровавые слюни, Блейк. Перехваченные сеткой красных прожилок глаза с тупым вожделением смотрели на ее тонкую шею.
Синтия вскрикнула. Он был похож на зомби из фильмов ужасов.
Блейк облизнулся.
«Да что с ними?» — удивился Сонный, и членистый хвост расслабленно упал на пол.
— Э-эй, а ты кто? — Синтия сделала еще шаг в сторону Сони, но уже спиной.
— Я? Я — монстр! Я брат всех монстров! Нас нельзя убивать — это только наше право… — язык Блейка заплетался. Потоки слюны переваливались через синеватую толстую губу и текли по подбородку, размывая застывшую на нем кровь.
«Сумасшедший!» — похолодела Синтия.
Продолжая облизываться, Блейк потянул к ней бугристые мокрые руки. Синтия отпрянула и завопила: новое потрясение окончательно отключило ее контроль над собой.
Блейк кинулся на нее, хватая потными пальцами тонкую и нежную шею…
«Что он делает?!» — ужаснулся Сонный. За несколько минут контакта это единственное не проявляющее враждебности существо успело вызвать у него симпатию — и вот, другое двуногое чудовище напало на него со своей обычной мерзкой целью…
Крик Синтии резанул Алана по ушам и заставил прибавить ходу. Он не сомневался, что в этот момент решался вопрос ее жизни или смерти.
Сонный собрался в комок и бросил свое тело на подмявшего первое существо двуногого; но снова не рассчитал и грохнулся на пол, подминая обоих под себя.
Почти тут же рядом затопали, и на голову Сони обрушился огненный вихрь, выжигая остатки сознания…
… Алан еще долго жал на спуск огнемета, хотя пламя иссякло довольно быстро: кончилась горючая смесь. Наконец он убедился, что Чужой больше не подает признаков жизни. Лишь после этого он отшвырнул невероятно тяжелое тело в сторону. Сразу под трупом чудовища лежал еще один, пронзенный острым наконечником щупальца. Синтия стонала под ним.
— Синтия, — бросился к ней Алан.
Опираясь на его руку, она привстала.
«Странно… почему у нее на шее синяки?» — удивился Алан, быстро покрывая поцелуями ее лицо. Синтия, казалось, этого не заметила. Почти отсутствующий взгляд устремился мимо Алана.
— Где он? Он жив?
— Нет… А кто это? Один из охранников?
Синтия в упор посмотрела на Алана: «Он что, не понимает?»
— Он… Он… — она оттолкнула руку и потянулась к телу Чужого.
— Он? — непонимающе переспросил Алан. — О чем ты?
— Он… мертв? — тихо спросила Синтия.
— Да, не бойся…
Возникшая на лице девушки злость ошеломила его.
— Если это сделал ты — знай, я тебя возненавижу! Он был единственным настоящим человеком из всех нас…
— Что? — Алану показалось, что он ослышался.
— Он спас меня… Он, а не ты… — Синтия подошла и обняла почерневшую голову. Горячие слезы потекли и начали падать на оплавленный хитин.
— Синтия… Ты сошла с ума, — выдавил Алан.
Синтия только покачала головой.
— Ну, как тут у вас дела? — послышался усталый голос Варковски.
Ответа он не получил.
Синтия всхлипывала. Пару раз ей казалось сквозь слезы, что инопланетянин еще шевелится… Но нет, Алан молчал.
Тихое гудение, отстукивающее незнакомый ритм, заставило Варковски покоситься в сторону сооруженного Соней передатчика.
Глядя на него, Эдвард засмеялся. Тихо и горько.
В таком виде и нашел их прибывший через полчаса спасательный катер.
Когда в ответ на вопрос: «Что здесь произошло?» Варковски ответил: «Кажется, мы тут развязали небольшую войну с инопланетной цивилизацией» — это посчитали всего лишь результатом нервного потрясения.
Да и впрямь, уцелел ли на этой станции хоть один нормальный человек? Вряд ли кто-нибудь смог бы ответить на этот вопрос.
Во всяком случае, из пятерых выживших (шестой вообще ничего не понимал) никто не мог сказать ничего вразумительного. И только один беспристрастный участник этих событий еще не сказал своего последнего слова.
Имя ему было ВРЕМЯ…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
"Наверное, я уже на том свете, — подумала Рипли, разглядывая через щелочку полуприкрытых век бирюзовое теплое небо. Интересно, рай это или ад? "
Где-то невдалеке пела птица. Впрочем, повторяющиеся, по-соловьиному булькающие звуки длились настолько долго, что их можно было счесть и непривычной музыкой, тем более, что в них явно прослушивался определенный ритм.
Рипли попробовала открыть глаза шире, но тяжелые веки не подчинились, на попытку же встать все тело, особенно грудная клетка, отозвалось резкой болью.
«Если это рай — то почему боль? Но если ад — зачем птица и такое небо?» Рипли снова пошевелилась. Нет, тело уж во всяком случае было материальным.
«Ну хорошо, если это не то и не другое — где я тогда нахожусь?»
Снова перед ее глазами пронеслись летящие навстречу огонь и жар. Неужели кто-то мог перехватить ее на лету? Это невозможно… Во всяком случае, для человека.
Рипли дернулась в третий раз и застонала. Почти тут же над головой что-то мерно зажужжало, покалывающий ветерок промчался по телу, и боль стала уходить. Новое усилие позволило Рипли увидеть краешек обнимавшего ее голову шлема: по верхнему металлическому ободку гуляли ослепительные блики. Для чего он был нужен — просто для контроля за ее состоянием, для обезболивания или для чего-то третьего?
— Она пришла в сознание, — услышала Рипли голос.
Звуки были незнакомы, но слова — понятны.
«Вот уж действительно! — горько усмехнулась про себя Рипли. — Я что, попала к инопланетянам? Самый подходящий момент…»
Она снова открыла глаза. Свет резал их, но новая порция жужжания и ветерка убрали и эти неприятные ощущения.
Кровать Рипли стояла на веранде. Если прямо перед глазами небо было открытым и чистым, то чуть выше, над головой, время от времени совпадая в ее глазах с краем шлема, зеленела трава с овальным сводом.
— Где я? — прошептала Рипли — и не услышала себя.
— Успокойтесь, вам нельзя пока разговаривать…
Приступ дурноты и жужжание машин подтвердили эти слова.
«Почему мне не отвечают… Стоп, я ведь просто не знаю их языка… но я же их понимаю!.. Нет, сейчас лучше и не пробовать разобраться».
— О чем она спросила? — другой нечеловеческий голос, более отрывистый и скрипучий, прозвучал совсем рядом.
— Сейчас раскодируем… Ей хочется знать, где она. Я сейчас с ней поговорю…
Рипли напряглась. Каким же будет ее спаситель? Похожим на человека? или — что гораздо вероятнее — на тех несчастных, скелеты которых ей довелось увидеть на записи с проклятого корабля? Неважно. Только из одной благодарности стоит считать его самым прекрасным существом во Вселенной. Что-то большое и темное наклонилось над ней, заслоняя часть небесной бирюзы. Рипли вгляделась, и… рванувшийся изнутри крик заставил ее согнуться пополам, срывая с тела датчики. Страшная боль прокатилась по телу, врачебная аппаратура взвыла диким голосом — и больше ничего Рипли уже не слышала и не чувствовала…
Где-то невдалеке пела птица. Впрочем, повторяющиеся, по-соловьиному булькающие звуки длились настолько долго, что их можно было счесть и непривычной музыкой, тем более, что в них явно прослушивался определенный ритм.
Рипли попробовала открыть глаза шире, но тяжелые веки не подчинились, на попытку же встать все тело, особенно грудная клетка, отозвалось резкой болью.
«Если это рай — то почему боль? Но если ад — зачем птица и такое небо?» Рипли снова пошевелилась. Нет, тело уж во всяком случае было материальным.
«Ну хорошо, если это не то и не другое — где я тогда нахожусь?»
Снова перед ее глазами пронеслись летящие навстречу огонь и жар. Неужели кто-то мог перехватить ее на лету? Это невозможно… Во всяком случае, для человека.
Рипли дернулась в третий раз и застонала. Почти тут же над головой что-то мерно зажужжало, покалывающий ветерок промчался по телу, и боль стала уходить. Новое усилие позволило Рипли увидеть краешек обнимавшего ее голову шлема: по верхнему металлическому ободку гуляли ослепительные блики. Для чего он был нужен — просто для контроля за ее состоянием, для обезболивания или для чего-то третьего?
— Она пришла в сознание, — услышала Рипли голос.
Звуки были незнакомы, но слова — понятны.
«Вот уж действительно! — горько усмехнулась про себя Рипли. — Я что, попала к инопланетянам? Самый подходящий момент…»
Она снова открыла глаза. Свет резал их, но новая порция жужжания и ветерка убрали и эти неприятные ощущения.
Кровать Рипли стояла на веранде. Если прямо перед глазами небо было открытым и чистым, то чуть выше, над головой, время от времени совпадая в ее глазах с краем шлема, зеленела трава с овальным сводом.
— Где я? — прошептала Рипли — и не услышала себя.
— Успокойтесь, вам нельзя пока разговаривать…
Приступ дурноты и жужжание машин подтвердили эти слова.
«Почему мне не отвечают… Стоп, я ведь просто не знаю их языка… но я же их понимаю!.. Нет, сейчас лучше и не пробовать разобраться».
— О чем она спросила? — другой нечеловеческий голос, более отрывистый и скрипучий, прозвучал совсем рядом.
— Сейчас раскодируем… Ей хочется знать, где она. Я сейчас с ней поговорю…
Рипли напряглась. Каким же будет ее спаситель? Похожим на человека? или — что гораздо вероятнее — на тех несчастных, скелеты которых ей довелось увидеть на записи с проклятого корабля? Неважно. Только из одной благодарности стоит считать его самым прекрасным существом во Вселенной. Что-то большое и темное наклонилось над ней, заслоняя часть небесной бирюзы. Рипли вгляделась, и… рванувшийся изнутри крик заставил ее согнуться пополам, срывая с тела датчики. Страшная боль прокатилась по телу, врачебная аппаратура взвыла диким голосом — и больше ничего Рипли уже не слышала и не чувствовала…
2
… Новое пробуждение успокоения не принесло. Сколько бы Рипли ни убеждала себя, что увиденная матка Чужих с вызолоченным гребнем была плодом больного воображения — она не могла заставить себя открыть глаза. Намеренно погружаясь в подобие полудремы, она слушала голоса — их по-прежнему было всего два — и даже запомнила их имена, переведенные в ее мозгу почему-то как Сэд и Шеди — но взглянуть и убедиться в своей правоте или неправоте она не решалась.
Ну можно ли поверить в то, что монстры, убийцы, людоеды стали бы ее спасать и выхаживать? Пусть тот, странный, не трогал ее из-за притаившегося вглуби эмбриона — инстинкт есть инстинкт, — но это не объясняло ни ее чудесного спасения, ни той же жужжащей аппаратуры. Разве под силу было создать ее лишенным разума животным? Раньше ни одна деталь не намекала на то, что у них есть хоть малейшие зачатки развитого сознания.
Ни одна деталь?
Перед закрытыми глазами Рипли всплыло вдруг страшное видение: трещащая под отдаленными взрывами станция атмосферного процессора, синие молнии, клубы пара, рвущиеся из всех щелей — и среди всего этого медленно открывающиеся двери лифта… Другого — не того, которым воспользовалась она.
Комплекс стонет, жар бьет в лицо, а приехавшее (именно приехавшее!) за ней чудовище начинает медленно распрямляться…
Что-то защекотало подбородок — это его задели спутанные волосы Ньют. От них удивительно пахло — и сыростью, и слизью Чужих, и в то же время чем-то очень человеческим, родным…
— Ньют! — отчаянно закричала Рипли, прижимая девочку к себе, и не выдержав ее напора, видение исчезло, руки больно ударились друг о друга и с хлестким звуком упали на ее голое тело.
— Сэд, включи режим успокоения… — проскрипела Шеди.
«Нет, нет, не надо!» — мучительно замотала Рипли головой, но жужжащий сон уже вползал в нее, обволакивал, тянул за собой…
— Наверное, ее придется связать — всякий раз во время нервных припадков она едва не калечит себя, — строго сказала Сэд.
— Врач против… К тому же рана уже почти затянулась.
— Если она дернется так еще раз, все придется начинать сначала, — услышала Рипли сквозь сон, в котором уже снова щелкали страшные двойные пасти и змеились охристые щупальца. Они вздымались и падали, почти касаясь ее лица, и все же не причиняли вреда. Их движения становились все более плавными, почти изящными, и неуместное пение птицы аккомпанировало им, словно бой превращался в причудливый танец.
«Они разумны… они разумны… Это они…» — мысль плыла в музыке, постепенно растворяясь, и уносила прочь сомнения. Еще раз «на память» промелькнул открывающийся лифт — Ньют с Рипли уже не было, а гребень самки отливал золотом — и все исчезло.
Сон длился недолго. Проснувшись, Рипли услышала все то же жужжание и те же голоса. Они говорили о чем-то своем, непонятном по самой теме разговора.
«Ну что ж… Если это они — что они со мной сделают? — спросила себя Рипли. — Если я нужна была им только как носитель эмбриона, то зачем все это? Или он еще во мне?»
— Сэд! Она опять пришла в себя!
— Иду…
Тяжелые шуршащие шаги подтвердили, что Сэд выполнила обещание.
«Ну что ж… открываю глаза и убеждаюсь, что я просто сумасшедшая», — собравшись с силами, приказала себе Рипли. Сердце ее прыгнуло и сжалось. «Только бы это не было правдой», мысленно взмолилась она и раскрыла глаза.
Блестящая рубчатая морда с гребнем висела в полуметре от ее лица. Маленькие звериные глазки часто заморгали.
— Вам лучше? Сейчас вы уже можете отвечать?..
— Нет! — застонала Рипли.
Так это было правдой!
— Вам помочь? Вам плохо? — забеспокоилась Сэд.
Рипли не ответила. После всего, что ей пришлось пережить, эти слова казались жестокой насмешкой.
— Оставь ее, Сэд, — за вызолоченным гребнем появился еще один, с подвешенными на вырезах золотистыми колечками. — Ей пришлось много пережит ь… кроме того, она имела дело с «дикими детьми», так что вряд ли ей приятно нас видеть.
— Вот еще! — запротестовала Сэд. — Я же хочу ей добра! Что это она еще выделывается? Будто у нее одной такое случилось…
— Сэд! Прекрати.
Рипли взглянула на вторую уродливую морду и неожиданно для себя горько расхохоталась. И недоверие, и веру в эти слова, смутные, не сформулировавшиеся еще надежды — и весь кошмарный груз воспоминаний, ненависть — и благодарность к тем, кто сохранил ей жизнь — все вместил этот смех.
— Что с ней? — испугалась Сэд, глядя на прокатывающиеся по лицу Рипли гримасы.
— Не знаю, — пустила волну по хвосту Шеди.
«Дикие дети… ну надо же! Они не знают… Не знают!» — путаное подобие мысли вызвало у Рипли новый приступ смеха. Да, тут было от чего сойти с ума!
«Ну, все — я пас, — сказала она себе, отсмеявшись, — раз я ничего не понимаю, придется ждать, пока мне все объяснят… Только, черт побери, не у них же просить объяснения? Но почему не у них? Не сейчас — да, но больше, похоже, ждать информации не от кого…»
— Так вам что-нибудь нужно? — снова повторила Сэд.
— Да, — Рипли зажмурилась, — горячую ванну и кофе в постель…
Шеди и Сэд переглянулись. Да, их предупреждали, что с инопланетянкой возможны разного рода неожиданности… Ну как выполнить ее просьбу, очевидно, очень важную для нее, раз именно об этом вспомнила больная, едва придя в себя? Как ее выполнить, если невозможно понять ее смысл?
Ну можно ли поверить в то, что монстры, убийцы, людоеды стали бы ее спасать и выхаживать? Пусть тот, странный, не трогал ее из-за притаившегося вглуби эмбриона — инстинкт есть инстинкт, — но это не объясняло ни ее чудесного спасения, ни той же жужжащей аппаратуры. Разве под силу было создать ее лишенным разума животным? Раньше ни одна деталь не намекала на то, что у них есть хоть малейшие зачатки развитого сознания.
Ни одна деталь?
Перед закрытыми глазами Рипли всплыло вдруг страшное видение: трещащая под отдаленными взрывами станция атмосферного процессора, синие молнии, клубы пара, рвущиеся из всех щелей — и среди всего этого медленно открывающиеся двери лифта… Другого — не того, которым воспользовалась она.
Комплекс стонет, жар бьет в лицо, а приехавшее (именно приехавшее!) за ней чудовище начинает медленно распрямляться…
Что-то защекотало подбородок — это его задели спутанные волосы Ньют. От них удивительно пахло — и сыростью, и слизью Чужих, и в то же время чем-то очень человеческим, родным…
— Ньют! — отчаянно закричала Рипли, прижимая девочку к себе, и не выдержав ее напора, видение исчезло, руки больно ударились друг о друга и с хлестким звуком упали на ее голое тело.
— Сэд, включи режим успокоения… — проскрипела Шеди.
«Нет, нет, не надо!» — мучительно замотала Рипли головой, но жужжащий сон уже вползал в нее, обволакивал, тянул за собой…
— Наверное, ее придется связать — всякий раз во время нервных припадков она едва не калечит себя, — строго сказала Сэд.
— Врач против… К тому же рана уже почти затянулась.
— Если она дернется так еще раз, все придется начинать сначала, — услышала Рипли сквозь сон, в котором уже снова щелкали страшные двойные пасти и змеились охристые щупальца. Они вздымались и падали, почти касаясь ее лица, и все же не причиняли вреда. Их движения становились все более плавными, почти изящными, и неуместное пение птицы аккомпанировало им, словно бой превращался в причудливый танец.
«Они разумны… они разумны… Это они…» — мысль плыла в музыке, постепенно растворяясь, и уносила прочь сомнения. Еще раз «на память» промелькнул открывающийся лифт — Ньют с Рипли уже не было, а гребень самки отливал золотом — и все исчезло.
Сон длился недолго. Проснувшись, Рипли услышала все то же жужжание и те же голоса. Они говорили о чем-то своем, непонятном по самой теме разговора.
«Ну что ж… Если это они — что они со мной сделают? — спросила себя Рипли. — Если я нужна была им только как носитель эмбриона, то зачем все это? Или он еще во мне?»
— Сэд! Она опять пришла в себя!
— Иду…
Тяжелые шуршащие шаги подтвердили, что Сэд выполнила обещание.
«Ну что ж… открываю глаза и убеждаюсь, что я просто сумасшедшая», — собравшись с силами, приказала себе Рипли. Сердце ее прыгнуло и сжалось. «Только бы это не было правдой», мысленно взмолилась она и раскрыла глаза.
Блестящая рубчатая морда с гребнем висела в полуметре от ее лица. Маленькие звериные глазки часто заморгали.
— Вам лучше? Сейчас вы уже можете отвечать?..
— Нет! — застонала Рипли.
Так это было правдой!
— Вам помочь? Вам плохо? — забеспокоилась Сэд.
Рипли не ответила. После всего, что ей пришлось пережить, эти слова казались жестокой насмешкой.
— Оставь ее, Сэд, — за вызолоченным гребнем появился еще один, с подвешенными на вырезах золотистыми колечками. — Ей пришлось много пережит ь… кроме того, она имела дело с «дикими детьми», так что вряд ли ей приятно нас видеть.
— Вот еще! — запротестовала Сэд. — Я же хочу ей добра! Что это она еще выделывается? Будто у нее одной такое случилось…
— Сэд! Прекрати.
Рипли взглянула на вторую уродливую морду и неожиданно для себя горько расхохоталась. И недоверие, и веру в эти слова, смутные, не сформулировавшиеся еще надежды — и весь кошмарный груз воспоминаний, ненависть — и благодарность к тем, кто сохранил ей жизнь — все вместил этот смех.
— Что с ней? — испугалась Сэд, глядя на прокатывающиеся по лицу Рипли гримасы.
— Не знаю, — пустила волну по хвосту Шеди.
«Дикие дети… ну надо же! Они не знают… Не знают!» — путаное подобие мысли вызвало у Рипли новый приступ смеха. Да, тут было от чего сойти с ума!
«Ну, все — я пас, — сказала она себе, отсмеявшись, — раз я ничего не понимаю, придется ждать, пока мне все объяснят… Только, черт побери, не у них же просить объяснения? Но почему не у них? Не сейчас — да, но больше, похоже, ждать информации не от кого…»
— Так вам что-нибудь нужно? — снова повторила Сэд.
— Да, — Рипли зажмурилась, — горячую ванну и кофе в постель…
Шеди и Сэд переглянулись. Да, их предупреждали, что с инопланетянкой возможны разного рода неожиданности… Ну как выполнить ее просьбу, очевидно, очень важную для нее, раз именно об этом вспомнила больная, едва придя в себя? Как ее выполнить, если невозможно понять ее смысл?
3
— Вставайте, мы нашли! — радостно сообщила Шеди на следующее утро — даже не разбираясь в интонациях и мимике, Рипли уловила ее эмоции.
— Что? — сдержанно спросила Рипли. Она уже твердо решила только наблюдать за событиями, пока что-нибудь не прояснится.
— Горячая вода в большом сосуде, в котором можно удобно лежать. Вы его просили, врач сказал, что это хорошо влияет на нервы. Да?..
«… А может, зря я думала о них так плохо? — подумала Рипли, растягиваясь в ванне, похожей на большую пиалу. — Лечат, заботятся… пытаются удовлетворять мои капризы… Может, действительно вся беда была в тех загадочных „диких детях“?»
— К сожалению, мы не поняли вашей второй просьбы, — наклонилась к ней Шеди, яркие колечки поблескивали на солнце и шевелились от легкого ветерка. — Это что-то из еды?
— Да. Это шутка. Неудачная шутка, — серьезно ответила Рипли. "Так как все же к ним относиться? Как к врагам? — Рипли поняла, что после этой ванны вряд ли сможет делать это. Но — не считать же их друзьями! После того, что произошло… Рипли отрицательно помотала головой. Немотивированный жест напугал не обладавшую телепатией Шеди.
— Что? — сдержанно спросила Рипли. Она уже твердо решила только наблюдать за событиями, пока что-нибудь не прояснится.
— Горячая вода в большом сосуде, в котором можно удобно лежать. Вы его просили, врач сказал, что это хорошо влияет на нервы. Да?..
«… А может, зря я думала о них так плохо? — подумала Рипли, растягиваясь в ванне, похожей на большую пиалу. — Лечат, заботятся… пытаются удовлетворять мои капризы… Может, действительно вся беда была в тех загадочных „диких детях“?»
— К сожалению, мы не поняли вашей второй просьбы, — наклонилась к ней Шеди, яркие колечки поблескивали на солнце и шевелились от легкого ветерка. — Это что-то из еды?
— Да. Это шутка. Неудачная шутка, — серьезно ответила Рипли. "Так как все же к ним относиться? Как к врагам? — Рипли поняла, что после этой ванны вряд ли сможет делать это. Но — не считать же их друзьями! После того, что произошло… Рипли отрицательно помотала головой. Немотивированный жест напугал не обладавшую телепатией Шеди.