Неожиданно Стив замер. Его пальцы словно парализовало. Тело, ритмично придавливавшее ее к земле, вдруг напряглось. Саммер заскулила, скорчилась и потянулась к его руке, умоляя его продолжить. Он не пошевелился.
   Она открыла глаза. Его взгляд был обращен куда-то в сторону. Одна рука Колхауна все еще находилась в ее брюках, а другая продолжала обнимать ее содрогающееся и жаждущее ласк тело. Подняв голову, он неподвижно смотрел в темноту.
   – Стив… – прошептала Саммер, отрываясь на несколько дюймов от земли и многообещающе прижимаясь своей голой грудью к его телу. Чувствовать соприкосновение трепещущих сосков с его твердой, поросшей волосами мускулистой грудью было так приятно, что она на несколько секунд забыла о том, что Стив не обращал на нее никакого внимания.
   – Она аплодирует, – сообщил вдруг Колхаун.
   – Что ты сказал? – Обвив Стива руками и прильнув к нему грудью, Саммер поцеловала сбоку его шею.
   – Черт возьми, мне надо убираться отсюда.
   Расцепив ее сомкнувшиеся руки, Стив встал и застегнул шорты.
   – Что случилось? – Саммер повалилась спиной на землю, в изумлении глядя на него.
   – Собирайся, нам надо идти.
   – О чем ты говоришь? – запричитала она.
   – Надень это, – сказал он, бросая ей штормовку с капюшоном. А сам, подобрав с земли майку, натянул ее на себя. Затем скатал скатерть и запихнул ее в спортивную сумку.
   – Какая муха тебя укусила? – Саммер все еще недоверчиво взирала на Стива.
   – Черт тебя побери, ты оденешься наконец? – выпалил он раздраженно и посмотрел на нее сверху.
   Саммер внезапно осознала, как она «великолепно» выглядит в своих брюках из черной синтетики, с расхристанной блузкой, из которой торчат пышные, увенчанные острыми сосками груди, с раздвинутыми коленками, с разметанными по лицу волосами и горящими от страсти глазами. Росомаха. Другого слова не придумаешь.
   Внезапно смутившись, она запахнула блузку, застегнув ее на оставшиеся пуговицы, потом надела штормовку, рванула вверх молнию.
   Пока Саммер приводила себя в порядок, он снял с веток ее непросохшую одежду и обувь.
   – Держи. И поторапливайся, – произнес мужчина, бросая на землю рядом с ней туфли и носки. Затем скомкал лифчик и трусики Саммер, завернул их в ее баскетбольные трусы и майку и сунул все в спортивную сумку.
   Саммер, удивленно моргая, смотрела на всю эту сцену.
   – Ты, наверное, шутишь. Мы что, действительно уходим?
   – Обувай свои туфли, – рявкнул он слегка приглушенным голосом, в котором сейчас слышалась ненависть.
   – А пошел ты на фиг, Франкенштейн! – В ярости Саммер схватила еще сырые носки и натянула их на ноги. Он уже обулся, пока она продолжала зашнуровывать свои огромные, хлюпающие баскетбольные башмаки.
   Но даже ее ярость не тронула его. Казалось, что Колхаун отключил – нет, напрочь забыл недавнюю страсть, ту страсть, которая все еще пульсировала в ее жилах.
   – Собаку понесу я. Пошли. – Франкенштейн в плотно надвинутой на глаза кепке с надписью «Быки» ногой засыпал песком костер. Потом, к неописуемому возмущению Саммер, молча повернулся и направился в темноту, даже мельком не взглянув, следует ли она за ним.
   Как он смеет так обращаться с ней? Саммер вся кипела от злости, шагая позади Колхауна. И то, что у нее не хватило духу проучить его, направившись в противоположную сторону, только усиливало гнев. Вскочить посреди самой бурной любовной сцены, которую она когда-либо испытывала, и бежать в ночь, черт знает куда, без каких-либо доступных ее пониманию причин, было самым возмутительным поведением, с которым она когда-либо в жизни сталкивалась.
   Будь она проклята, если еще хоть раз заговорит с ним!
   Франкенштейн летел вперед как ужаленный. В кромешной тьме они спускались в овраги и взбирались на холмы, огибали каменные насыпи, попадая в едкое облако газа, выпущенного испуганным скунсом. Когда они прошли мимо родника, земля под опавшими листьями стала топкой, и Саммер промочила в жидкой грязи свою обувь. При каждом дуновении ветра таинственно скрипели стволы деревьев. Острый хвойный запах земли, опавшей листвы и плесени вскоре вытеснил вонь скунса
   Наконец взошло солнце. Навстречу ему, как будто приветствуя, лениво поднимались клочья тумана. Они выползали из леса и растворялись вдали. Пели птицы. Трещали цикады.
   Рассвет сменился светлым утром, и воздух постепенно согрелся. Сверкавшие алмазами капли росы под деревьями высохли. Белки вышли на завтрак.
   Саммер тоже захотелось есть.
   Маффи, как футбольный мяч, мелькала под мышкой у Франкенштейна. А сам он все шагал и шагал, словно кролик из рекламы батареек «Энерджайзер».
   Теперь, когда у Саммер было время обдумать свое фиаско, она поняла, какая причина гонит Стива вперед. Посреди любовной сцены ему, наверное, снова померещилась Диди.
   А это вовсе не устраивало Саммер, с какой бы стороны на это ни смотреть.
   Глядя со злобой в его спину, она замурлыкала вполголоса:
   – Если по соседству у вас…
   С тех пор как она повстречалась с ним, этот дурацкий мотив практически без перерыва звучал в ее голове.
   Маршируя следом, Саммер напевала. Он продолжал идти. Она стала петь громче. Он шел в том же темпе. Запела совсем громко. Вдруг его спина напряглась и он замедлил шаг.
   – …странное творится, то за помощью к кому вам лучше обратиться? – Саммер «убавила громкость», но слова были по-прежнему различимы.
   Франкенштейн остановился и обернулся, чтобы посмотреть на нее.
   Саммер тоже остановилась. Склонив голову набок, она усмехнулась и продолжала:
   – К охотникам за привидениями. Тра-та-та-та-та-та-та!
   – Ты что, надо мной издеваешься? – его вопрос прозвучал так, словно он не верил, что такое возможно.
   – Я? – Саммер прекратила петь и отрицательно покачала головой, стараясь придать своему лицу невинное выражение.
   Некоторое время Франкенштейн молча взирал на нее, потом повернулся и пошел дальше.
   А Саммер начала сначала:
   – Если по соседству у вас странное творится…
   – Ты не могла бы прекратить эту идиотскую песню? – Во взгляде, который он метнул через плечо, сквозило явное раздражение. А тон ясно показывал, что он с трудом сдерживается.
   – Извини. Я не знала, что она тебе не нравится, – промолвила Саммер ангельским голоском. Но когда мужчина снова отвернулся, она пропела с ядовитой интонацией: – А я духов не боюсь!
   – Черт тебя побери, Розенкранц! Заткнись же ради Бога! – Повернувшись, он все еще пытался держать себя в руках, хотя было заметно, что он буквально кипит от злости.
   Саммер фыркнула. Она не могла уняться.
   – И перестань смеяться.
   – Ну знаешь, я буду смеяться, когда хочу. И буду петь, когда хочу, – ответила она спокойно и принялась снова петь.
   – Ах, ты не хочешь прекратить? – закричал он. Маффи внезапно залаяла, и он с раздражением опустил собаку на землю.
   Саммер, чувствуя себя в безопасности в десяти футах от него, продолжала петь:
   – Тра-та-та-та-та-та-та!
   – Черт возьми, Розенкранц, я предупредил тебя! – Франкенштейн стоял, уперев сжатые кулаки в бока. Его глаза метали молнии.
   – А чем тебе не нравится эта песня? – с усмешкой спросила Саммер. – Даже если ты думаешь, что у тебя есть твое личное привидение, это еще не причина, чтобы принимать песню на свой счет.
   – Ах, ты…
   Саммер была уверена, что непроизнесенное слово не самое лестное для нее. Она поняла это по выражению его глаз. Франкенштейн опустил руки и теперь сжимал и разжимал пальцы, словно примеривал их к ее шее. Его выглядывавшие из майки мускулы вздулись, словно холмы, которые они только что преодолели. Козырек бейсбольной шапочки низко надвинут на лоб. Словом, вид у него был воинственный.
   Саммер знала, что любой намек на его одержимость призраком Диди подобен удару ниже пояса, но ей было все равно. Пора дать понять этому мистеру супермену, как смехотворна вся эта чушь с привидениями.
   – А я духов не боюсь! – пропела она насмешливо.
   Его глаза просто пылали гневом, тело напружинилось.
   – Перестань, Розенкранц, – процедил Колхаун сквозь зубы.
   Саммер усмехнулась:
   – Если по соседству у вас странное творится, то за помощью к кому вам лучше обратиться? К охотникам за привидениями! Тра-та-та-та-та…
   До последних «та-та» она не успела добраться. С яростным криком он бросил на землю монтировку и сумку и кинулся на Саммер. Она рванулась было в сторону, но его рука цепко схватила ее за плечо.
   – Тебе все еще весело, да? – спросил он, разворачивая ее лицом к себе. – Тогда давай, спой еще. Если не боишься.
   Саммер посмотрела на его полное ярости, исцарапанное и израненное лицо, на стиснутые челюсти. И прочла в устремленных на нее глазах сигнал опасности.
   Подняв подбородок, Саммер затянула:
   – Если по соседству у вас…
   Его кисти угрожающе сжали ее плечи, взор сверкал мрачным огнем. Если на лице человека может быть написано желание убивать, то в этот момент Франкенштейн был именно таким человеком.
 

Глава 25

   Но на Саммер это не произвело впечатления.
   – Ты что, собираешься убить меня?
   – Господи, с удовольствием сделал бы это, – по его голосу было ясно, что он на грани взрыва.
   – Запугать меня не удастся, – сказала Саммер, насмешливо подмигнув ему. – В отличие от тебя, я не трусишка.
   – Что?
   – Не трусишка, – повторила она и тихо добавила: – А я духов не боюсь!
   – Заткнись же наконец!
   – Тра-та-та-та-та…
   – У-у! – это был яростный рык, и на секунду Саммер почти испугалась. Колхаун сжал ее плечи, рывком притянул к себе и, запустив руку в ее волосы, страстным поцелуем оборвал пение.
   Мужчина в бейсбольной шапочке с надписью «Быки» целовал ее впервые. Она не сомневалась, что в этом было нечто символическое.
   Саммер открыла рот, чтобы сделать глубокий, взволнованный вдох, и его язык стремительно вторгся в мягкую теплую полость, подобно вражеской армии. Ее колени задрожали под таким натиском. Голова откинулась назад. Рот Саммер оказался безжалостно завоеван, и у нее не было спасения от этого нашествия.
   А потом ее руки обвили его шею. Именно ради этого Саммер так беспощадно насмехалась над ним. Именно этого она хотела.
   – Стив… – выдохнула она ему в лицо. И поцеловала его с такой страстью, которая была горячее любого пламени.
   Он обнял Саммер за плечи и притянул к себе.
   – Боже, Розенкранц, – прошептал он в ответ. Она прогнулась в его объятиях и затряслась от смеха.
   – Саммер, – произнесла она. Ее губы были лишь в дюйме от его губ. – Меня зовут Саммер.
   – Саммер, – повторил он извиняющимся голосом, глядя прямо ей в глаза. Легкая улыбка пробежала по его лицу. – Прекрасная, желанная Саммер.
   От счастья не в состоянии сказать ни слова, Саммер разжала свою руку, сжимавшую его плечо, и легко погладила жесткие волосы Стива у основания шеи. Она сбросила бейсболку с его головы и проследила, как та падает на землю. Он, кажется, не заметил этого. Его глаза по-прежнему были устремлены на Саммер.
   – Поцелуй меня, Стив, – попросила она, приближая к нему свое лицо. Когда он коснулся ее губ, она услышала, каким прерывистым и хриплым было его дыхание. А потом внезапно что-то случилось. Он посмотрел вверх и вдруг застыл, немного отстранясь от нее. Саммер почувствовала сопротивление его тела.
   Диди. Он опять увидел Диди?
   Она решила стереть Диди из его памяти.
   – Стив, поцелуй меня. Пожалуйста. – Она сказала это безо всякого стыда. Именно такой и была сейчас Саммер – бесстыдной. И она хотела его, жадно и страстно, как никого и никогда еще в своей жизни.
   И она готова была сражаться за то, чего хотела.
   Погрузив руку в его короткие жесткие волосы, Саммер пригнула голову Стива вниз. Мягко, завораживающе провела губами по его губам и раздвинула их своим языком. Скользнула по зубам, нёбу, коснулась языка, попытавшись вовлечь его в эту игру. Затем легонько укусила его нижнюю губу.
   Но Стив не отвечал на ласки.
   Она прижалась своим лобком к твердому выступу его шортов, двигаясь вверх и вниз.
   Он глубоко и хрипло вздохнул и снова посмотрел на нее. В его глазах была мука.
   – Возьми меня, – прошептала Саммер. – Ну пожалуйста.
   – О Боже, как я хочу этого, – простонал Стив, словно этим признанием приговаривал себя к вечному горению в адском огне.
   Саммер подняла к нему свое лицо, и он поцеловал ее.
   Это был такой восхитительный поцелуй, что женщина закрыла глаза и забыла про все на свете.
   Она знала, что победила. «Вот тебе», – мысленно усмехнулась Саммер в лицо неведомой Диди, хотя под натиском нахлынувших чувств ее сознание было словно в тумане. А вскоре она почти лишилась его.
   Рука Стива сжала ее грудь. Саммер ощутила жаркую силу этой руки даже сквозь штормовку и блузку. Вся дрожа, она выгнула спину, стараясь быть еще ближе к нему. Стив выпрямил Саммер обратно, продолжая поцелуй, словно не мог насытиться ее губами. Когда он раздвинул полы штормовки и расстегнул ей блузку, Саммер пробила дрожь. Почувствовав его ладонь на своей обнаженной груди, она испытала острое наслаждение. Большим и указательным пальцами он легко поиграл затвердевшим соском. Саммер глубоко вздохнула, не отрываясь от его жадных губ.
   Стив перенес свою ладонь с талии на ее грудь. Она сжимала пальцами его плечи. Его рот страстно впивался в губы Саммер, а его руки продолжали гладить и ласкать.
   Саммер казалось, что она куда-то проваливается. Но нет, земля уплыла из-под ног, и она воспарила в его объятиях. Саммер открыла глаза и увидела, что Стив несет ее среди деревьев, прижимая к своей жесткой груди, как ребенка, а лицо его, с твердо сжатым израненным подбородком, горит страстью.
   Коснувшись ртом колючей щетины и прижавшись к его широким плечам, Саммер отдалась непривычному чувству абсолютной защищенности. Он нес ее так легко, словно она ничего не весила. Разумеется, Саммер знала, что он сильный, но это проявление непринужденной мужественности производило впечатление. Его сила возбуждала ее. Она не произнесла ни слова. Не произнесла, потому что была не в состоянии произнести. Но ее глаза с полуопущенными от страсти веками были красноречивее любых слов. Они горели желанием. Она вся горела желанием.
   Так ее не тянуло ни к одному мужчине в мире. Невероятно, что в свои тридцать шесть лет она втрескалась во Франкенштейна.
   Саммер прижалась к нему, а он вступил под сень деревьев. Нежный аромат цветов коснулся ее ноздрей. Саммер огляделась вокруг. Пуэрария, агрессивная японская лиана, быстро завоевывавшая южные штаты, покрывала землю, кустарник, стволы деревьев и все, что было доступно глазу. Шелковистые цветки жимолости пробивались сквозь побеги «завоевателя», обвившего нижние ветви стоявших кружком кряжистых вязов. Изредка сквозь ковер лианы то тут, то там проглядывали знакомые золотые головки одуванчиков и яркие пурпурные фиалки. Когда Стив уложил ее на ложе из цветов и темно-зеленых листьев, Саммер затаила дыхание.
   «Более романтичной обстановки не найти, – подумала она. – Даже по каталогу не заказать ничего лучше».
   А потом он опустился на нее, и она забыла обо всем на свете.
   Его поцелуй был настойчивым, горячим и очень сексуальным. Кровь ударила ей в голову.
   Когда Стив наконец оторвался от ее губ, Саммер глубоко вздохнула.
   – Я тверд, как штык, – прошептал он возбужденно, откидывая рукой темные волосы с ее лица.
   – И что же ты собираешься делать?
   – А что бы ты хотела?
   – Вот это. – Саммер положила себе на грудь его ладонь, с трепетом ощущая ее тепло и силу. При этом прикосновении ее сосок сладостно заныл.
   – Да, – произнес Стив и, внимательно глядя Саммер в глаза, начал нежно ласкать ее.
   Саммер задыхалась от блаженства. Она хотела чувствовать его руку повсюду на своем теле, хотела, чтобы он продолжал это, пока она сама не попросит его прекратить. Саммер помнила, как Стив касался ее прежде, помнила экстаз, в который он привел ее одними только ласкающими пальцами, и почувствовала, что у нее между бедер забился горячий, тяжелый пульс.
   Она хотела, чтобы он потрогал ее там.
   – Это все? – глухо спросил Стив, и какая-то странная полуулыбка промелькнула у него на губах.
   Как он может улыбаться, когда она сходит с ума от желания? Саммер хотелось, чтобы и он сходил с ума от страсти.
   – Нет, – тихо ответила она. Поймав его руку, потянула ее вниз и положила между своих ног. – Я хочу, чтобы ты потрогал меня и здесь.
   Он резко вдохнул воздух. Вдох был громкий и короткий.
   – И еще я тоже хочу потрогать тебя здесь, – голос Саммер, чуть громче шепота, был хриплым от желания. Ее рука опустилась к его шортам. Захватив в горсть его восставшую плоть, она сжала пальцы.
   – Детка, ты сводишь меня с ума… – Это был стон, вырвавшийся из-за стиснутых зубов. Его ладонь сильно надавила ей между ног. Потом он задвигался, меняя положение, и стал оползать вниз. Обхватил ее бедра, а пальцами принялся раздвигать мягкие ягодицы.
   Саммер замерла, когда он через грубую ткань брюк прижался открытым ртом к ее влагалищу. Сердце у нее застучало так, что пульс колоколом отозвался в ушах. Она чувствовала, что его влажное горячее дыхание буквально прожигает сквозь синтетику. Он открыл рот шире и губами, языком и зубами принялся теребить и покусывать ее лоно. Саммер застонала, судорожно хватая пальцами холодные и хрустящие листья пуэрарии и фиалки, аромат которых смешивался с запахом жимолости и секса.
   Стив на мгновение поднял голову, и его страстный взгляд встретился со взглядом Саммер. Потом он спустил ей брюки до колен и повторил все снова, отыскав тайный бугорок, трепетавший и изнывавший в ожидании его настойчивого языка.
   Саммер вскрикнула. Она попыталась раздвинуть ноги, чтобы дать ему доступ в те места, которые томились от страсти, но штанины крепко стягивали ее колени. Она лежала плашмя, бессильная, придавленная к земле, не могла ничего сделать, чтобы облегчить свою сладкую агонию. А он продолжал вводить ее в экстаз.
   – О, прекрати. Нет, еще, не останавливайся, – бормотала Саммер, вцепившись в его короткие волосы, прижимая его голову.
   Стив приподнялся, поймал ее кисти и пригвоздил их к земле рядом с ходящими ходуном бедрами. Теперь она оказалась совершенно беспомощна. Он превратил ее в трепещущее и жадное существо, молящее о пощаде, нет, о блаженстве.
   – Не останавливайся! – Глаза Саммер были плотно закрыты. Она стонала каждый раз, когда его язык и губы возносили ее все выше и выше. И то, что ее колени были как в капкане, а бедра придавлены его телом, то, что она сейчас не могла ни спрятаться, ни убежать, делало эту сексуальную пытку еще слаще. Почти непереносимой. Никогда в жизни ей не приходилось испытывать чего-либо подобного.
   Саммер пронзила судорога, заставившая ее вскрикнуть и выгнуться дугой, чтобы еще плотнее прижаться к его рту.
   Когда все было кончено и, придя в себя, она открыла глаза, то увидела, что Стив внимательно смотрит на нее. Его черные глаза блестели, израненное лицо было строгим и решительным, губы сжались в твердую прямую линию.
   – Ну а теперь мой черед, – произнес он и поднялся на колени перед ней. Резким, быстрым движением он сбросил с нее туфли и носки, до конца стащил с нее брюки, извлек ее из блузки и быстро разделся сам. После пережитой страсти Саммер могла лишь молча наблюдать за его действиями.
   Она снова отметила, что его тело именно такое, какое ей нравилось у мужчин, – упругое, мускулистое и слегка покрытое волосами.
   А потом он опустился на нее, всей своей тяжестью придавив к земле. Где-то в районе своей поясницы она почувствовала камешек. Саммер, как и Стив, была полна желания, но пик ее чувственности прошел.
   По крайней мере, она так думала, пока Стив не поцеловал ее измученные груди и не раздвинул ей бедра. Она почувствовала его твердую, горячую и пульсирующую плоть, когда он прикоснулся к тому месту, куда собирался войти. Но он не торопился. Вместо этого продолжил любовную игру до тех пор, пока Саммер не ощутила себя словно натянутая, дрожащая струна.
   Потом Стив медленно вошел в нее. Его твердая и обжигающе горячая плоть заполнила ее до глубины, и она тут же взорвалась. Страстный поцелуй удержал ее неподвижной в его объятиях, пока он оставался в ней долгие, долгие секунды.
   К тому моменту, когда он покинул ее и затем проскользнул в нее снова, Саммер вся пылала. Она была готова исполнить любое его желание. Любое…
   И сказала ему об этом.
   Стив напряг свои руки и завис над ее телом.
   Они соприкасались в одной-единственной точке. Он медленно вошел в нее, потом вышел, снова вошел, и каждый раз она непроизвольно поднимала свои бедра навстречу в предвосхищении этого. Потом он нагнулся и вобрал губами вспухший сосок.
   Саммер застонала.
   Стив поднял голову и медленно улыбнулся. В этой улыбке было и признание ее темперамента, и благодарность, и обещание новых наслаждений. В искрящихся глубинах его черных глаз сквозила коварная мудрость змея-искусителя.
   – Стив… – выдохнула она, умоляя его закончить.
   Его глаза сверкнули, он снова лег на нее, обвив руками, прижал к себе, увлекая в лихорадочный порыв страсти.
   На этот раз они вместе достигли вершины сладострастия. Когда он подвел ее к краю пропасти, то они рухнули вдвоем. Его хриплый крик слился с ее воплем, когда они, сжимая друг друга, летели через пространство…
   И только много времени спустя он нашел в себе силы, чтобы разомкнуть объятия и скатиться с нее.
 

Глава 26

   Душа, подобно телу, живет тем, чем питается.
Джосиа Гилберт Холланд

   Диди поняла, что начала осваиваться со своей ролью привидения.
   Сначала ей было странно оказываться то тут, то там безо всякой, как ей казалось, системы или замысла. Вот и сейчас она снова находилась в гостиной того дома, где прошло ее детство, и обнаружила здесь свою маму и тетю Дот, которая перебралась к маме восемь лет назад, когда они обе с промежутком в год овдовели. В настоящий момент женщины пытались связаться с Диди через оую<Оуя – доска с нарисованными на ней буквами и другими знаками, снабженная указателем в виде вращающейся стрелки. Используется в спиритических сеансах. >.
   – Говорю тебе, я видела ее. Видела так же ясно, как тебя сейчас! – уверяла мама.
   – Я не утверждаю, что ты ее не видела, Сью. Я хочу только сказать, что эта оуя не реагирует на нее.
   – Может быть, мы просто неправильно ею пользуемся.
   – Я пользуюсь оуей всю мою жизнь, и уж я-то знаю, как это делается. Знаешь, это ведь оуя посоветовала мне выйти за Джетта, когда я была склонна отдать руку Карлу Оуэнсу.
   – Не могу сказать, что это был хороший совет, – сказала мама.
   И правда, про стычки тети Дот с дядей Джеттом ходили легенды. Диди уже почти забыла о них.
   На этот раз, как ни старалась, она не смогла материализоваться, но управлять стрелкой оуи могла.
   У-М-Е-Н-Я-В-С-Е-В-П-О-Р-Я-Д-К-Е
   – Смотри, смотри, что получилось!
   – А ты не подстроила это, Дороти Джин?
   – Ты же знаешь, что я ни за что на свете не стала бы делать этого! Ой, смотри!
   Я-Л-Ю-Б-Л-Ю-Т-Е-Б-Я-М-А-М
   – Диди, Господи всемогущий, это Диди! Это моя девочка! Диди, Диди!
   – Сью, успокойся. Сью, спроси ее, что случилось той ночью. Спроси ее быстрее!
   Натруженные, некрасивые руки женщин тянулись с двух сторон к пластмассовой стрелке оуи, раскручивая ее снова и снова, но Диди уже унесло куда-то прочь.
   В следующий раз она оказалась на студии звукозаписи в Нашвилле. Смазливая блондинка лет двадцати пяти с наушниками на голове и в алой мини-юбке что-то напевала в микрофон.
   Диди обнаружила, что она смотрит на певицу из прозрачной кабины, где двое мужчин, хмурясь, вслушивались в голос, который Диди назвала бы писклявым.
   – Нам надо добиться от нее большей громкости, Билл.
   – Да, и похоже, что у нас ничего не выйдет. Это все, на что она способна. Ну да не беда. Мы запросто поправим дело. Черт побери, с нашей аппаратурой можно творить чудеса.
   – В субботу вечером ей предстоит петь на фестивале «Нашвилл – не под фонограмму». «Агония» уже стоит в программе восемнадцатым номером. Критики спустят с нее шкуру живьем, если мы не добьемся, чтобы она пела как следует.
   – Черт возьми, я был бы рад, ты меня знаешь. Эта девчушка хороша собой и поет вроде бы ничего, но мы-то с тобой знаем, что не видать ей контракта как своих ушей, если бы она не была замужем за Хенком Кетчумом.
   – Да, ничего не скажешь, выйти замуж за хозяина «Джалапено рекордс» – это удачный шаг в карьере. Жаль, что мне это не пришло в голову.
   – Не думаю, что тебе сделали бы предложение. Во всяком случае, лучше заткнуться, пока Кетчум подписывает нам платежную ведомость. – Билл нажал кнопку и сказал в микрвфон: – Халли, крошка, постарайся потянуть эти высокие ноты чуть-чуть подольше, ладно, роднуля? И попробуй вложить в них побольше чувства. Представь себе, что твоя собака только что попала под машину.
   – Я постараюсь, Билл.
   – Спасибо, золотце. Это все, о чем я тебя прошу. Начнем сначала?
   – О’ кей.
   Билл снова нажал кнопку микрофона, сделал знак музыкантам и откинулся в своем кресле.
   – На «Нашвилл – не под фонограмму» придется дать ей побольше подпевал и уповать на Господа, что нас пронесет.
 
   Мне так плохо, мне так плохо без тебя,