Страница:
Генри хорошо справился, готовя смесь из ромашки с вином и мятный раствор для компресса. Но пальцы у него были неловки.
— Я вижу, в твоей семье никто не ловил рыбу, — сказал Вульфстан.
— Мне ни разу в жизни не довелось выйти в море, брат Вульфстан. Я даже не умею завязывать узел. Я что, очень глуп?
— Не думаю, что умение завязывать узлы прибавляет ума, Генри. Ты научишься. — Вульфстан еще раз показал помощнику, как это делается. Генри снова попытался завязать компресс. — Лучше. Гораздо лучше, хвала Господу. — Лекарь развязал расхлябанный, неаккуратный узел и отдал тряпицу послушнику. — Намочи еще раз и попробуй снова завязать.
Брат Микаэло проявил чудеса терпения во время всей процедуры, он тихонько потягивал винцо, что-то напевая себе под нос. Вино явно шло ему на пользу. «В этом все и дело», — подумал Вульфстан, Микаэло любит выпить. Лекарь воздал хвалу Господу, что этого монаха не назначили к нему в помощники.
Следующая попытка Генри справиться с узлом была прервана неожиданным появлением брата Себастьяна, который, задыхаясь, проговорил:
— Судебный пристав Дигби хочет видеть вас, брат Вульфстан.
Услышав имя пристава, лекарь почувствовал жгучую боль в животе.
— Аббат велел проводить его прямо сюда. Здесь безопасно? — Для Себастьяна, здоровяка, лазарет ассоциировался с кровопусканием и смертью.
— Совершенно безопасно, — заверил его Вульфстан, жалея, что не может ответить иначе и не допустить сюда пристава. Пресвятая Дева, лишь бы только Дигби на этот раз не принес дурную весть. — Впустите его.
Вульфстан рассмотрел работу Генри.
— Ну вот, этот компресс будет хорошо держаться.
— Если привязать лодку таким узлом, то первая же волна снесет ее по течению.
Лекарь узнал голос Дигби.
— Это не грозит голове брата Микаэло, она крепко сидит на плечах. — Вульфстан разозлился, что пристав подмешал дегтю к его похвале.
Брат Микаэло потянул носом и открыл глаза.
— Почему так запахло речной тиной? Неужели компресс?
Вульфстан потащил Дигби в сторону, а Генри принялся уверять брата Микаэло, что обмакнул тряпицу в колодезную воду. Судебный пристав последовал за Вульфстаном к небольшому очагу в другом конце комнаты.
— Простите, что прервал вас.
Вульфстан прикрыл веки, готовясь услышать дурные вести.
— Какие новости, пристав?
— Никаких. Один только вопрос, если позволите. Это нужно для епархиальных записей.
— Тогда было бы правильней задать его нашему аббату.
— Простите, но я подумал, что следует обратиться именно к вам. Видите ли, это насчет пилигрима, умершего в вашем лазарете, в этой самой комнате, тем вечером, когда в первый раз пошел снег.
«Deus juva me». [5]У старика чуть не подкосились ноги.
— Я забыл все правила приличий. Присядьте у огня и отдохните. — Монах тоже сел и обхватил колени сквозь грубую ткань рясы, чтобы они не стучали друг о друга. — Пилигрим. Да. Так какой у вас вопрос?
— Вы похоронили его на кладбище аббатства?
Вульфстан задумался над вопросом. Вернее, над тем, что за ним скрывалось. С какой стати архидиакону интересоваться, где похоронен какой-то безымянный пилигрим? Хочет удостовериться, что похороны состоялись? Вульфстан знал об оживленной торговле телами, которые выдавались за мощи, но у архидиакона не было причин подозревать монахов аббатства Святой Марии в бесчестной торговле фальшивыми мощами. Нет. Скорее всего, кого-то заинтересовала причина смерти пилигрима. Наверное, после того как тело выкопают здесь, в Йорке, его исследует мастер Сориан. Вульфстан был наслышан о таких вещах — о выкапывании мертвых. Но не может быть, чтобы архиепископ дал согласие осквернить подобным образом священную землю. Милосердная Мадонна! Вульфстан не был уверен, можно ли что-то определить спустя три месяца. Но если яд не разлагается… То обвинят во всем его. Господи. И тогда у него не будет выхода, как только указать на Николаса Уилтона. И Люси лишится куска хлеба. А он лишится своего лазарета, ибо — как мудро заметила Люси — разве сможет аббат Кампиан доверять ему после такой ошибки? Его объявят слишком старым, чтобы и дальше выполнять обязанности лекаря.
— Брат Вульфстан. — Дигби, нахмурившись, наклонился вперед. — От вас требуется простой ответ — «да» или «нет».
И то правда. К тому же он не мог придумать ни одной причины, чтобы не ответить.
— Простите, пристав, все мои мысли этим утром о брате Микаэло. Да. Мы похоронили благородного рыцаря в земле аббатства, как он и просил.
— Так. Значит, он завещал аббатству какую-то сумму?
Вульфстан кивнул.
— Аббат сможет назвать вам точную цифру.
— А какое имя высекли на камне?
Вопрос изумил Вульфстана.
— Никакого, просто «пилигрим», согласно воле покойного.
— А как же тогда наследство? У кого его можно получить?
— Деньги он привез с собой. Военный трофей, как он объяснил. Право, пристав, это вопросы не для лекаря.
Дигби поднялся.
— Вы очень мне помогли.
Вульфстан проводил его до дверей и передал Себастьяну, который поджидал, чтобы вывести гостя за ворота.
В последнюю секунду пристав придержал дверь, когда она была готова за ним закрыться.
— Но ведь он наверняка назвал вам свое имя. Или что-то в его вещах подсказало, кто он такой?
Вульфстан покачал головой.
— Насчет этого я сам готов поручиться. Он ни разу не называл своего имени и при нем не было ничего, что могло бы его открыть.
— А к нему кто-нибудь наведывался, пока он здесь жил?
— Никто.
— Ни один горожанин?
— Вообще никто.
Пристав пожал плечами и ушел.
Вульфстан вернулся к своим делам, но в мыслях его царило смятение. Должно быть, пристава прислал архидиакон. Но зачем? Что он пытался выяснить? Возможно, собор забирал себе часть из отписанных аббатству денег. Эти вопросы лекаря не касались. И все же он просветил пристава на сей счет. Но не мог же Дигби явиться в лазарет специально, чтобы раздобыть эти сведения. Если только аббат не скрыл получение денег, чтобы сохранить всю сумму здесь, где всегда больше трат, чем прибыли. Садовая стена нуждалась в ремонте, риза чудной работы разрушена и восстановлению не подлежит, несколько столов в трапезной испорчены сухой гнилью. Но разве аббат стал бы лгать? Вульфстан очень в этом сомневался: аббат, как ему казалось, до сих пор никогда не прибегал ко лжи. Старый монах искренне надеялся, что не ошибается насчет своего начальства: Кампиан всегда служил для него образцом.
Пристава интересовало, был ли похоронен пилигрим в аббатстве и как его звали. Вульфстан призадумался. Имя пилигрима. Нашелся тот, кто его разыскивает? Вполне возможно. Но если путник отправляется в дорогу под чужим именем, то настоящее ни за что не станет раскрывать. И Дигби не расспрашивал, как выглядел пилигрим. В любом случае, паломник казался лекарю честным человеком.
— Брат Вульфстан, вы порезались. — Генри забрал нож у Вульфстана и промокнул кровь, капавшую из пореза на руке.
Несколько секунд Вульфстан невидящими глазами смотрел на рану.
— Надо же.
Он мелко рубил петрушку, готовя утренний укрепляющий напиток. Резанул прямо по руке и не заметил, как не замечал другую боль и недомогание, ставшие привычными. Перекрестившись, монах произнес слова благодарственной молитвы. Могло быть гораздо хуже.
— Задумался — вот видишь, как это опасно при работе с острыми инструментами. — Он говорил так, словно ничего особенного не случилось, чтобы Генри не разволновался.
— Позвольте мне промыть рану, — предложил послушник.
Вульфстан принял его помощь, а потом отправился к аббату за разрешением выйти в город.
— Это имеет отношение к визиту пристава? — поинтересовался аббат Кампиан.
Вульфстан мог скрыть какие-то факты, но не мог солгать.
— Да. Я хочу знать, почему архидиакон Ансельм прислал его ко мне. Пристав ведь спрашивал меня?
Аббат кивнул.
— Меня тоже это удивило. Что он хотел?
Вульфстан рассказал.
— Весьма прискорбно, — вздохнул аббат. — Если бы он спросил меня, я назвал бы ему имя пилигрима. Монтейн. Сэр Джеффри Монтейн. Подозреваю, архидиакон хочет вычеркнуть его из своего списка грешников, виновных в прелюбодеянии, теперь, когда и с той, и с другой стороны никого не осталось в живых.
Вульфстан недоуменно посмотрел на него.
— Не понимаю.
— Просто сообщите архидиакону имя и покончите с этим делом.
Лекарь повернулся к двери.
— Надеюсь, вы не собираетесь идти в сандалиях, брат Вульфстан.
Монах опустил взгляд вниз и увидел, что, надев накидку, позабыл о башмаках.
— Нет, конечно. Просто я очень торопился.
Аббат Кампиан опустил руку ему на плечо и заглянул в глаза.
— Вы себя хорошо чувствуете, мой друг? Справитесь с поручением?
— Все хорошо, я справлюсь. Просто я очень торопился, — повторил Вульфстан и поспешил в свою келью. Возможно, Господь подал ему знак, что он действительно слишком стар, чтобы доверять ему жизни монахов аббатства Святой Марии.
Но память у него по-прежнему хорошая. Сэр Джеффри Монтейн. Он запомнит.
Теплое солнышко уже превратило выпавший снег в кашицу, а ведь до полудня было еще далеко. Ледяная сырость тут же проникла в старые башмаки Вульфстана, ноги совершенно окоченели еще до того, как он попал в приемную архидиакона, где пришлось ожидать довольно долго.
— Брат Вульфстан. — Архидиакон улыбнулся, когда лекаря провели в его апартаменты. — Чем могу помочь?
Как же начать? Вульфстан пожалел, что не подготовил речь заранее. Вместо этого он всю дорогу сетовал на промокшие ноги и повторял имя пилигрима, чтобы не забыть.
— Я… — Когда сомневаешься, не отклоняйся далеко от правды. — Это насчет сегодняшнего визита пристава. Я… В общем, вы можете себе представить, в каком смятении пребывает душа после визита судебного пристава. Да еще с такими вопросами. Очень странные вопросы. Я не понял, да и аббат тоже, с какой целью они были заданы именно мне. — Ну вот. Он все и выложил.
Архидиакон Ансельм взял в руки лист пергамента, потом отложил его, передвинул чернильницу чуть дальше влево, дотронулся до лба и затем наконец произнес:
— Впервые слышу о визите моего пристава к вам, брат Вульфстан. Но, вероятно, я просто не связывал вас с какими-либо его расследованиями. Если вы бы мне сказали, о чем он вас расспрашивал…
— О пилигриме, который умер в аббатстве незадолго до Рождества. Его интересовало, был ли этот пилигрим похоронен в стенах аббатства и как его звали.
Ансельм подался вперед с гораздо большим интересом, чем в начале разговора. Вульфстан не знал, радоваться этому или огорчаться.
— И что же вы ответили?
— А он вам еще не рассказывал?
— Пока нет. Как я уже говорил, я не знал о его посещении.
— Ах да.
— Так что же вы ответили, брат Вульфстан?
— Пилигрим был похоронен в аббатстве во исполнение предсмертной воли. Но имя пилигрима я не смог ему назвать.
— А он объяснил, почему его это интересует?
Вульфстан покачал головой. Он отметил про себя, что у архидиакона такая же привычка, как у брата Микаэло, — в задумчивости раздувать ноздри. По-лошадиному. Странная привычка.
— Значит, вы не посылали его ко мне с расспросами?
— Уверяю вас, брат Вульфстан, не посылал и прошу прощения за неудобство, доставленное вам его визитом.
— Странно.
Теперь Вульфстан терзался сомнением, следует ли ему назвать имя пилигрима. В конце концов, архидиакон сказал, что не посылал Дигби, значит, это имя понадобилось приставу, а не самому Ансельму. В сердце Вульфстана что-то кольнуло. Захотелось защитить умершего друга. Джеффри. Друг пожелал остаться безымянным, но аббат Кампиан велел раскрыть архидиакону его имя.
Ансельм поднялся, вслед за ним и Вульфстан.
— Вы сказали, что не смогли назвать ему имя пилигрима, — произнес архидиакон, провожая Вульфстана к двери. — Вы имели в виду, что не знали его?
О Господи. Неужели он посмеет ослушаться?
— Да, архидиакон, я не знал имя пилигрима.
И это была правда. В то время он действительно его не знал.
— Безымянная могила.
Вульфстан кивнул, чувствуя, что сердце вот-вот вырвется из груди.
Оказавшись на улице, он ощутил слабость и головокружение. Его сковал холод, болели все суставы. Он подумал об уютном кресле возле очага в доме Люси Уилтон. Отсюда до аптеки было ближе, чем до аббатства. И он действительно продрог. Лекарь решил зайти к Люси, узнать о здоровье Николаса.
Он упустил из виду, что за прилавком может оказаться новый ученик.
— Я… Я пришел повидать миссис Уилтон. Хочу справиться о здоровье Николаса. Проходил тут мимо и…
Оуэн кивнул.
— Миссис Уилтон на кухне. Уверен, она будет рада вас видеть.
Брат Вульфстан прошел в заднюю половину дома.
Люси занималась штопкой, сидя у огня.
— Какая приятная неожиданность. — Но ее улыбка тут же угасла. — Что случилось, брат Вульфстан? На вас лица нет.
Он не собирался ни о чем рассказывать, но ее заботливость заставила его во всем признаться. В конце концов в каком-то смысле они оба замешаны в этом деле.
— Сегодня ко мне приходил судебный пристав Дигби. Расспрашивал о пилигриме, который умер в тот вечер, когда заболел Николас.
Люси усадила старика, налила кружку вина, добавив туда специй.
— Ну вот, — сказала она, вручая ему кружку и садясь на место. — Расскажите, чего он хотел.
— Он хотел знать, известно ли мне имя умершего пилигрима, навещал ли его кто-нибудь и где он похоронен. Это может означать только одно — он подозревает, что совершен грех. Приставы только этим и занимаются.
Люси задумалась.
— Но такие вопросы вроде бы ничего особенного не означают, вы не находите?
— Не понимаю, почему он задавал их. И почему именно мне. Даже архидиакон не прояснил картину.
— Архидиакон? Так вы и с ним разговаривали?
— Да, я к нему ходил. Аббат решил, что так будет лучше всего. Вот почему я оказался в городе. Но, видимо, архидиакон ничего не знал о визите пристава.
— И вы назвали приставу имя пилигрима?
Опять его вынуждают солгать. Почти солгать.
— Я… нет. Не назвал.
Люси внимательно вгляделась в его лицо.
— А если бы знали это имя, то назвали бы?
— Мне не хочется заниматься благотворительностью по отношению к такому человеку, как пристав Дигби.
— Так вы бы солгали?
Вульфстан разрумянился.
— Ну нет. Я бы попытался… уклониться от ответа.
— Вот, значит, как вы поступили? Уклонились от ответа? А на самом деле вы знаете, кто был этот пилигрим?
Если бы он ответил утвердительно, то следующий вопрос, естественно, касался бы этого имени. И снова старый монах не захотел раскрыть секрет друга. Да и какой был бы толк, если бы Люси узнала, для кого Николас приготовил то смертельное снадобье?
— Я не смог ответить приставу, вот и вся правда. — Вывернулся все-таки, но не солгал.
Люси, видимо, удовлетворилась ответом и вновь взялась за штопку.
— Наверное, какое-то незаконченное дело. Нам не о чем волноваться, мой друг. Он никак не мог раскрыть наш секрет. Пейте вино, пусть оно вас согреет.
Вульфстан глотнул из кружки, и по телу действительно разлилось блаженное тепло. Он сделал еще один глоток, откинулся на спинку и позволил себе расслабиться. Конечно, Люси права. Они ведь ни с кем не поделились своей тайной.
Сидя у огня и глядя на прелестное личико Люси, склоненное над шитьем, Вульфстан поразился тому, как она в этот момент похожа на свою мать. Правда, волосы у нее не такие черные, как у Амелии, и рот не такой нежный, подбородок чуть решительнее, но… Джеффри Монтейн. Теперь он вспомнил. Возлюбленный леди Д'Арби. В свое время это был такой громкий скандал, что дошел даже до Вульфстана. Красавица Амелия, леди Д'Арби, и молодой рыцарь, сопровождавший ее в путешествии через Ла-Манш. Она умерла, вынашивая его ребенка. Сэр Роберт слишком долго пробыл в Кале, поэтому не мог быть отцом ребенка. Джеффри Монтейн.
— Бог мой, — прошептал он, отчетливо осознав, что леди Д'Арби была единственной любовью Джеффри.
Люси подняла на него глаза, нахмурилась.
— Что такое?
Вульфстан покраснел и покачал головой. Слава небесам, он не назвал ей имени пилигрима. К чему ворошить тяжелые для нее воспоминания. Неизвестно, что тогда рассказали восьмилетнему ребенку. Сам он мало что смыслил в воспитании детей.
— Пустяки.
— По вашему виду не скажешь, что пустяки.
— Просто… я подумал, что ты очень похожа на свою мать. Особенно, когда сидишь вот так, склонив голову.
Теперь настал черед Люси краснеть.
— Да я и вполовину не так красива, как моя мать.
Святой Павел говорил, что неразумно льстить женщинам. Что они слишком большое значение придают своей внешности. Но у бедняжки Люси так мало радости в последнее время.
— Я считаю, что ты красивее своей матери.
Люси изумленно улыбнулась.
— Брат Вульфстан, да вы льстец.
— Я просто глупый старик, моя дорогая Люси. Но я способен различить красоту, когда она передо мной. — Он суетливо поднялся, пытаясь скрыть раскрасневшееся лицо. — А теперь мне нужно поторопиться к вечерне.
Люси пожала ему руку.
— Спасибо, что зашли.
— Я рад, что ты уделила мне минутку. Проходя через лавку, монах кивнул Оуэну и, пока шел до двери, чувствовал на себе его взгляд. Этому человеку не место в лавке Люси Уилтон. Ну какой из него ученик? Вульфстану не нравилось, что тот весь день может пялиться своим хищным глазом на невинную красоту. Ученик должен быть юношей. Мальчиком. Невинным.
Оуэн предостерегающим жестом велел Дигби помолчать: он прислушивался, пытаясь понять, чем Люси занята на кухне. Убедившись, что она разговаривает с Тилди, новой служанкой, и не может их услышать, он кивнул.
— Итак, что вы узнали?
— Я мог бы задать тот же вопрос. Я только что видел, как отсюда ушел монах.
— Он рассказал Люси о вашем визите.
— А зачем он вообще сюда явился?
— Это вам лучше знать.
Под пронзительным взглядом Оуэна Дигби раскраснелся.
— Он разволновался, очень разволновался от моих расспросов про могилу Монтейна, — поторопился объяснить Дигби. — Но ему ничего не известно о том, кем был тот пилигрим. Если верить монаху, то к больному никто не наведывался.
— Выходит, мы по-прежнему не знаем, что заставляет нервничать нашего доброго лекаря. Вы ему верите?
— Верю. Он простодушен, несмотря на свой возраст. И серьезно относится к своему долгу.
— Монтейн похоронен в аббатстве?
Дигби с тревогой взглянул на него.
— Я бы не стал осквернять священную могилу.
— А я и не собирался просить вас об этом. Спасибо, Дигби. Вы порядочный человек.
Когда пристав ушел, Оуэн принялся расхаживать по лавке. «Он никак не мог раскрыть наш секрет». Святая Мадонна. И все же получалось, что Люси не знает имя пилигрима. Или, быть может, они обменивались между собой каким-то тайным кодом на тот случай, если их подслушивают? А вдруг у них какой-то другой секрет? Господи, пусть она окажется невиновной.
И все-таки она хранила тайну, причем общую с Вульфстаном. Ту самую, которую, как опасался старый лекарь, пристав мог раскрыть. И эта тайна имела отношение к смерти Монтейна. Как ни крути, вряд ли миссис Уилтон можно было назвать невиновной.
13
— Я вижу, в твоей семье никто не ловил рыбу, — сказал Вульфстан.
— Мне ни разу в жизни не довелось выйти в море, брат Вульфстан. Я даже не умею завязывать узел. Я что, очень глуп?
— Не думаю, что умение завязывать узлы прибавляет ума, Генри. Ты научишься. — Вульфстан еще раз показал помощнику, как это делается. Генри снова попытался завязать компресс. — Лучше. Гораздо лучше, хвала Господу. — Лекарь развязал расхлябанный, неаккуратный узел и отдал тряпицу послушнику. — Намочи еще раз и попробуй снова завязать.
Брат Микаэло проявил чудеса терпения во время всей процедуры, он тихонько потягивал винцо, что-то напевая себе под нос. Вино явно шло ему на пользу. «В этом все и дело», — подумал Вульфстан, Микаэло любит выпить. Лекарь воздал хвалу Господу, что этого монаха не назначили к нему в помощники.
Следующая попытка Генри справиться с узлом была прервана неожиданным появлением брата Себастьяна, который, задыхаясь, проговорил:
— Судебный пристав Дигби хочет видеть вас, брат Вульфстан.
Услышав имя пристава, лекарь почувствовал жгучую боль в животе.
— Аббат велел проводить его прямо сюда. Здесь безопасно? — Для Себастьяна, здоровяка, лазарет ассоциировался с кровопусканием и смертью.
— Совершенно безопасно, — заверил его Вульфстан, жалея, что не может ответить иначе и не допустить сюда пристава. Пресвятая Дева, лишь бы только Дигби на этот раз не принес дурную весть. — Впустите его.
Вульфстан рассмотрел работу Генри.
— Ну вот, этот компресс будет хорошо держаться.
— Если привязать лодку таким узлом, то первая же волна снесет ее по течению.
Лекарь узнал голос Дигби.
— Это не грозит голове брата Микаэло, она крепко сидит на плечах. — Вульфстан разозлился, что пристав подмешал дегтю к его похвале.
Брат Микаэло потянул носом и открыл глаза.
— Почему так запахло речной тиной? Неужели компресс?
Вульфстан потащил Дигби в сторону, а Генри принялся уверять брата Микаэло, что обмакнул тряпицу в колодезную воду. Судебный пристав последовал за Вульфстаном к небольшому очагу в другом конце комнаты.
— Простите, что прервал вас.
Вульфстан прикрыл веки, готовясь услышать дурные вести.
— Какие новости, пристав?
— Никаких. Один только вопрос, если позволите. Это нужно для епархиальных записей.
— Тогда было бы правильней задать его нашему аббату.
— Простите, но я подумал, что следует обратиться именно к вам. Видите ли, это насчет пилигрима, умершего в вашем лазарете, в этой самой комнате, тем вечером, когда в первый раз пошел снег.
«Deus juva me». [5]У старика чуть не подкосились ноги.
— Я забыл все правила приличий. Присядьте у огня и отдохните. — Монах тоже сел и обхватил колени сквозь грубую ткань рясы, чтобы они не стучали друг о друга. — Пилигрим. Да. Так какой у вас вопрос?
— Вы похоронили его на кладбище аббатства?
Вульфстан задумался над вопросом. Вернее, над тем, что за ним скрывалось. С какой стати архидиакону интересоваться, где похоронен какой-то безымянный пилигрим? Хочет удостовериться, что похороны состоялись? Вульфстан знал об оживленной торговле телами, которые выдавались за мощи, но у архидиакона не было причин подозревать монахов аббатства Святой Марии в бесчестной торговле фальшивыми мощами. Нет. Скорее всего, кого-то заинтересовала причина смерти пилигрима. Наверное, после того как тело выкопают здесь, в Йорке, его исследует мастер Сориан. Вульфстан был наслышан о таких вещах — о выкапывании мертвых. Но не может быть, чтобы архиепископ дал согласие осквернить подобным образом священную землю. Милосердная Мадонна! Вульфстан не был уверен, можно ли что-то определить спустя три месяца. Но если яд не разлагается… То обвинят во всем его. Господи. И тогда у него не будет выхода, как только указать на Николаса Уилтона. И Люси лишится куска хлеба. А он лишится своего лазарета, ибо — как мудро заметила Люси — разве сможет аббат Кампиан доверять ему после такой ошибки? Его объявят слишком старым, чтобы и дальше выполнять обязанности лекаря.
— Брат Вульфстан. — Дигби, нахмурившись, наклонился вперед. — От вас требуется простой ответ — «да» или «нет».
И то правда. К тому же он не мог придумать ни одной причины, чтобы не ответить.
— Простите, пристав, все мои мысли этим утром о брате Микаэло. Да. Мы похоронили благородного рыцаря в земле аббатства, как он и просил.
— Так. Значит, он завещал аббатству какую-то сумму?
Вульфстан кивнул.
— Аббат сможет назвать вам точную цифру.
— А какое имя высекли на камне?
Вопрос изумил Вульфстана.
— Никакого, просто «пилигрим», согласно воле покойного.
— А как же тогда наследство? У кого его можно получить?
— Деньги он привез с собой. Военный трофей, как он объяснил. Право, пристав, это вопросы не для лекаря.
Дигби поднялся.
— Вы очень мне помогли.
Вульфстан проводил его до дверей и передал Себастьяну, который поджидал, чтобы вывести гостя за ворота.
В последнюю секунду пристав придержал дверь, когда она была готова за ним закрыться.
— Но ведь он наверняка назвал вам свое имя. Или что-то в его вещах подсказало, кто он такой?
Вульфстан покачал головой.
— Насчет этого я сам готов поручиться. Он ни разу не называл своего имени и при нем не было ничего, что могло бы его открыть.
— А к нему кто-нибудь наведывался, пока он здесь жил?
— Никто.
— Ни один горожанин?
— Вообще никто.
Пристав пожал плечами и ушел.
Вульфстан вернулся к своим делам, но в мыслях его царило смятение. Должно быть, пристава прислал архидиакон. Но зачем? Что он пытался выяснить? Возможно, собор забирал себе часть из отписанных аббатству денег. Эти вопросы лекаря не касались. И все же он просветил пристава на сей счет. Но не мог же Дигби явиться в лазарет специально, чтобы раздобыть эти сведения. Если только аббат не скрыл получение денег, чтобы сохранить всю сумму здесь, где всегда больше трат, чем прибыли. Садовая стена нуждалась в ремонте, риза чудной работы разрушена и восстановлению не подлежит, несколько столов в трапезной испорчены сухой гнилью. Но разве аббат стал бы лгать? Вульфстан очень в этом сомневался: аббат, как ему казалось, до сих пор никогда не прибегал ко лжи. Старый монах искренне надеялся, что не ошибается насчет своего начальства: Кампиан всегда служил для него образцом.
Пристава интересовало, был ли похоронен пилигрим в аббатстве и как его звали. Вульфстан призадумался. Имя пилигрима. Нашелся тот, кто его разыскивает? Вполне возможно. Но если путник отправляется в дорогу под чужим именем, то настоящее ни за что не станет раскрывать. И Дигби не расспрашивал, как выглядел пилигрим. В любом случае, паломник казался лекарю честным человеком.
— Брат Вульфстан, вы порезались. — Генри забрал нож у Вульфстана и промокнул кровь, капавшую из пореза на руке.
Несколько секунд Вульфстан невидящими глазами смотрел на рану.
— Надо же.
Он мелко рубил петрушку, готовя утренний укрепляющий напиток. Резанул прямо по руке и не заметил, как не замечал другую боль и недомогание, ставшие привычными. Перекрестившись, монах произнес слова благодарственной молитвы. Могло быть гораздо хуже.
— Задумался — вот видишь, как это опасно при работе с острыми инструментами. — Он говорил так, словно ничего особенного не случилось, чтобы Генри не разволновался.
— Позвольте мне промыть рану, — предложил послушник.
Вульфстан принял его помощь, а потом отправился к аббату за разрешением выйти в город.
— Это имеет отношение к визиту пристава? — поинтересовался аббат Кампиан.
Вульфстан мог скрыть какие-то факты, но не мог солгать.
— Да. Я хочу знать, почему архидиакон Ансельм прислал его ко мне. Пристав ведь спрашивал меня?
Аббат кивнул.
— Меня тоже это удивило. Что он хотел?
Вульфстан рассказал.
— Весьма прискорбно, — вздохнул аббат. — Если бы он спросил меня, я назвал бы ему имя пилигрима. Монтейн. Сэр Джеффри Монтейн. Подозреваю, архидиакон хочет вычеркнуть его из своего списка грешников, виновных в прелюбодеянии, теперь, когда и с той, и с другой стороны никого не осталось в живых.
Вульфстан недоуменно посмотрел на него.
— Не понимаю.
— Просто сообщите архидиакону имя и покончите с этим делом.
Лекарь повернулся к двери.
— Надеюсь, вы не собираетесь идти в сандалиях, брат Вульфстан.
Монах опустил взгляд вниз и увидел, что, надев накидку, позабыл о башмаках.
— Нет, конечно. Просто я очень торопился.
Аббат Кампиан опустил руку ему на плечо и заглянул в глаза.
— Вы себя хорошо чувствуете, мой друг? Справитесь с поручением?
— Все хорошо, я справлюсь. Просто я очень торопился, — повторил Вульфстан и поспешил в свою келью. Возможно, Господь подал ему знак, что он действительно слишком стар, чтобы доверять ему жизни монахов аббатства Святой Марии.
Но память у него по-прежнему хорошая. Сэр Джеффри Монтейн. Он запомнит.
Теплое солнышко уже превратило выпавший снег в кашицу, а ведь до полудня было еще далеко. Ледяная сырость тут же проникла в старые башмаки Вульфстана, ноги совершенно окоченели еще до того, как он попал в приемную архидиакона, где пришлось ожидать довольно долго.
— Брат Вульфстан. — Архидиакон улыбнулся, когда лекаря провели в его апартаменты. — Чем могу помочь?
Как же начать? Вульфстан пожалел, что не подготовил речь заранее. Вместо этого он всю дорогу сетовал на промокшие ноги и повторял имя пилигрима, чтобы не забыть.
— Я… — Когда сомневаешься, не отклоняйся далеко от правды. — Это насчет сегодняшнего визита пристава. Я… В общем, вы можете себе представить, в каком смятении пребывает душа после визита судебного пристава. Да еще с такими вопросами. Очень странные вопросы. Я не понял, да и аббат тоже, с какой целью они были заданы именно мне. — Ну вот. Он все и выложил.
Архидиакон Ансельм взял в руки лист пергамента, потом отложил его, передвинул чернильницу чуть дальше влево, дотронулся до лба и затем наконец произнес:
— Впервые слышу о визите моего пристава к вам, брат Вульфстан. Но, вероятно, я просто не связывал вас с какими-либо его расследованиями. Если вы бы мне сказали, о чем он вас расспрашивал…
— О пилигриме, который умер в аббатстве незадолго до Рождества. Его интересовало, был ли этот пилигрим похоронен в стенах аббатства и как его звали.
Ансельм подался вперед с гораздо большим интересом, чем в начале разговора. Вульфстан не знал, радоваться этому или огорчаться.
— И что же вы ответили?
— А он вам еще не рассказывал?
— Пока нет. Как я уже говорил, я не знал о его посещении.
— Ах да.
— Так что же вы ответили, брат Вульфстан?
— Пилигрим был похоронен в аббатстве во исполнение предсмертной воли. Но имя пилигрима я не смог ему назвать.
— А он объяснил, почему его это интересует?
Вульфстан покачал головой. Он отметил про себя, что у архидиакона такая же привычка, как у брата Микаэло, — в задумчивости раздувать ноздри. По-лошадиному. Странная привычка.
— Значит, вы не посылали его ко мне с расспросами?
— Уверяю вас, брат Вульфстан, не посылал и прошу прощения за неудобство, доставленное вам его визитом.
— Странно.
Теперь Вульфстан терзался сомнением, следует ли ему назвать имя пилигрима. В конце концов, архидиакон сказал, что не посылал Дигби, значит, это имя понадобилось приставу, а не самому Ансельму. В сердце Вульфстана что-то кольнуло. Захотелось защитить умершего друга. Джеффри. Друг пожелал остаться безымянным, но аббат Кампиан велел раскрыть архидиакону его имя.
Ансельм поднялся, вслед за ним и Вульфстан.
— Вы сказали, что не смогли назвать ему имя пилигрима, — произнес архидиакон, провожая Вульфстана к двери. — Вы имели в виду, что не знали его?
О Господи. Неужели он посмеет ослушаться?
— Да, архидиакон, я не знал имя пилигрима.
И это была правда. В то время он действительно его не знал.
— Безымянная могила.
Вульфстан кивнул, чувствуя, что сердце вот-вот вырвется из груди.
Оказавшись на улице, он ощутил слабость и головокружение. Его сковал холод, болели все суставы. Он подумал об уютном кресле возле очага в доме Люси Уилтон. Отсюда до аптеки было ближе, чем до аббатства. И он действительно продрог. Лекарь решил зайти к Люси, узнать о здоровье Николаса.
Он упустил из виду, что за прилавком может оказаться новый ученик.
— Я… Я пришел повидать миссис Уилтон. Хочу справиться о здоровье Николаса. Проходил тут мимо и…
Оуэн кивнул.
— Миссис Уилтон на кухне. Уверен, она будет рада вас видеть.
Брат Вульфстан прошел в заднюю половину дома.
Люси занималась штопкой, сидя у огня.
— Какая приятная неожиданность. — Но ее улыбка тут же угасла. — Что случилось, брат Вульфстан? На вас лица нет.
Он не собирался ни о чем рассказывать, но ее заботливость заставила его во всем признаться. В конце концов в каком-то смысле они оба замешаны в этом деле.
— Сегодня ко мне приходил судебный пристав Дигби. Расспрашивал о пилигриме, который умер в тот вечер, когда заболел Николас.
Люси усадила старика, налила кружку вина, добавив туда специй.
— Ну вот, — сказала она, вручая ему кружку и садясь на место. — Расскажите, чего он хотел.
— Он хотел знать, известно ли мне имя умершего пилигрима, навещал ли его кто-нибудь и где он похоронен. Это может означать только одно — он подозревает, что совершен грех. Приставы только этим и занимаются.
Люси задумалась.
— Но такие вопросы вроде бы ничего особенного не означают, вы не находите?
— Не понимаю, почему он задавал их. И почему именно мне. Даже архидиакон не прояснил картину.
— Архидиакон? Так вы и с ним разговаривали?
— Да, я к нему ходил. Аббат решил, что так будет лучше всего. Вот почему я оказался в городе. Но, видимо, архидиакон ничего не знал о визите пристава.
— И вы назвали приставу имя пилигрима?
Опять его вынуждают солгать. Почти солгать.
— Я… нет. Не назвал.
Люси внимательно вгляделась в его лицо.
— А если бы знали это имя, то назвали бы?
— Мне не хочется заниматься благотворительностью по отношению к такому человеку, как пристав Дигби.
— Так вы бы солгали?
Вульфстан разрумянился.
— Ну нет. Я бы попытался… уклониться от ответа.
— Вот, значит, как вы поступили? Уклонились от ответа? А на самом деле вы знаете, кто был этот пилигрим?
Если бы он ответил утвердительно, то следующий вопрос, естественно, касался бы этого имени. И снова старый монах не захотел раскрыть секрет друга. Да и какой был бы толк, если бы Люси узнала, для кого Николас приготовил то смертельное снадобье?
— Я не смог ответить приставу, вот и вся правда. — Вывернулся все-таки, но не солгал.
Люси, видимо, удовлетворилась ответом и вновь взялась за штопку.
— Наверное, какое-то незаконченное дело. Нам не о чем волноваться, мой друг. Он никак не мог раскрыть наш секрет. Пейте вино, пусть оно вас согреет.
Вульфстан глотнул из кружки, и по телу действительно разлилось блаженное тепло. Он сделал еще один глоток, откинулся на спинку и позволил себе расслабиться. Конечно, Люси права. Они ведь ни с кем не поделились своей тайной.
Сидя у огня и глядя на прелестное личико Люси, склоненное над шитьем, Вульфстан поразился тому, как она в этот момент похожа на свою мать. Правда, волосы у нее не такие черные, как у Амелии, и рот не такой нежный, подбородок чуть решительнее, но… Джеффри Монтейн. Теперь он вспомнил. Возлюбленный леди Д'Арби. В свое время это был такой громкий скандал, что дошел даже до Вульфстана. Красавица Амелия, леди Д'Арби, и молодой рыцарь, сопровождавший ее в путешествии через Ла-Манш. Она умерла, вынашивая его ребенка. Сэр Роберт слишком долго пробыл в Кале, поэтому не мог быть отцом ребенка. Джеффри Монтейн.
— Бог мой, — прошептал он, отчетливо осознав, что леди Д'Арби была единственной любовью Джеффри.
Люси подняла на него глаза, нахмурилась.
— Что такое?
Вульфстан покраснел и покачал головой. Слава небесам, он не назвал ей имени пилигрима. К чему ворошить тяжелые для нее воспоминания. Неизвестно, что тогда рассказали восьмилетнему ребенку. Сам он мало что смыслил в воспитании детей.
— Пустяки.
— По вашему виду не скажешь, что пустяки.
— Просто… я подумал, что ты очень похожа на свою мать. Особенно, когда сидишь вот так, склонив голову.
Теперь настал черед Люси краснеть.
— Да я и вполовину не так красива, как моя мать.
Святой Павел говорил, что неразумно льстить женщинам. Что они слишком большое значение придают своей внешности. Но у бедняжки Люси так мало радости в последнее время.
— Я считаю, что ты красивее своей матери.
Люси изумленно улыбнулась.
— Брат Вульфстан, да вы льстец.
— Я просто глупый старик, моя дорогая Люси. Но я способен различить красоту, когда она передо мной. — Он суетливо поднялся, пытаясь скрыть раскрасневшееся лицо. — А теперь мне нужно поторопиться к вечерне.
Люси пожала ему руку.
— Спасибо, что зашли.
— Я рад, что ты уделила мне минутку. Проходя через лавку, монах кивнул Оуэну и, пока шел до двери, чувствовал на себе его взгляд. Этому человеку не место в лавке Люси Уилтон. Ну какой из него ученик? Вульфстану не нравилось, что тот весь день может пялиться своим хищным глазом на невинную красоту. Ученик должен быть юношей. Мальчиком. Невинным.
* * *
Затаившись в тени соседнего дома, Дигби наблюдал, как Вульфстан вышел из лавки. Через несколько минут он вошел в ту же дверь.Оуэн предостерегающим жестом велел Дигби помолчать: он прислушивался, пытаясь понять, чем Люси занята на кухне. Убедившись, что она разговаривает с Тилди, новой служанкой, и не может их услышать, он кивнул.
— Итак, что вы узнали?
— Я мог бы задать тот же вопрос. Я только что видел, как отсюда ушел монах.
— Он рассказал Люси о вашем визите.
— А зачем он вообще сюда явился?
— Это вам лучше знать.
Под пронзительным взглядом Оуэна Дигби раскраснелся.
— Он разволновался, очень разволновался от моих расспросов про могилу Монтейна, — поторопился объяснить Дигби. — Но ему ничего не известно о том, кем был тот пилигрим. Если верить монаху, то к больному никто не наведывался.
— Выходит, мы по-прежнему не знаем, что заставляет нервничать нашего доброго лекаря. Вы ему верите?
— Верю. Он простодушен, несмотря на свой возраст. И серьезно относится к своему долгу.
— Монтейн похоронен в аббатстве?
Дигби с тревогой взглянул на него.
— Я бы не стал осквернять священную могилу.
— А я и не собирался просить вас об этом. Спасибо, Дигби. Вы порядочный человек.
Когда пристав ушел, Оуэн принялся расхаживать по лавке. «Он никак не мог раскрыть наш секрет». Святая Мадонна. И все же получалось, что Люси не знает имя пилигрима. Или, быть может, они обменивались между собой каким-то тайным кодом на тот случай, если их подслушивают? А вдруг у них какой-то другой секрет? Господи, пусть она окажется невиновной.
И все-таки она хранила тайну, причем общую с Вульфстаном. Ту самую, которую, как опасался старый лекарь, пристав мог раскрыть. И эта тайна имела отношение к смерти Монтейна. Как ни крути, вряд ли миссис Уилтон можно было назвать невиновной.
13
СЛАБОСТЬ ДИГБИ
В комнату неслышно скользнул брат Микаэло.
— Сегодня, пока я был в лазарете, к старому маразматику явился ваш судебный пристав.
— Знаю.
Молодой монах вытаращил глаза, явно встревожившись, что случалось с ним редко.
— Значит, у вас в аббатстве есть еще какой-то друг?
— Как это мило, Микаэло, что ты ревнуешь. Но об этом визите мне рассказал сам лекарь. Старый дурак всполошился, с чего это вдруг для расспросов выбрали именно его. Того и жди, что он совершит промах. Я не могу этого допустить.
Микаэло пожал плечами и зевнул.
— Право, не пойму, с чего столько суеты вокруг этого Николаса Уилтона. Какой-то аптекарь. Вернее, даже торговец. — Он со вздохом опустился на стул.
— Когда-то он был так же прекрасен, как ты, мой дорогой.
— Но теперь-то разбит параличом.
— Молодость все-таки очень жестока.
— Вряд ли вы будете беспокоиться обо мне, когда я стану старым и больным.
— К тому времени меня уже давно не будет на этом свете.
— А если бы вы дожили до тех лет, то стали бы обо мне заботиться?
Ансельм отвел взгляд. Разумеется нет. Микаэло был близок с ним из жадности, не из любви. Ансельм был для этого монаха шансом спастись из стен аббатства. С Николасом дело обстояло совсем иначе. Николас когда-то любил Ансельма. Пока его не вспугнул аббат. И даже после того между ними сохранилась нежность. Такого, как Николас, больше ему не встретить, подобных людей просто не бывает. Но Ансельм нуждался в преданности Микаэло.
— Конечно, я бы заботился о тебе. Ты для меня очень много значишь.
Микаэло потянулся с довольным видом и поднялся.
— Мне нужно сделать что-то со старым маразматиком?
— Он действительно меня очень беспокоит.
— А что я получу взамен?
— Я шепну заветное словцо на ухо архиепископу. О том, что ты можешь оказаться очень полезным в качестве секретаря лорд-канцлера. Ты ведь об этом мечтаешь? Хочешь служить при дворе?
Микаэло подходил для такой жизни. В аббатстве он просто тихо сойдет с ума. Здесь он чувствует себя как в ловушке, и вино, которое готовит лекарь, — его единственная отрада.
Молодой монах просиял.
— А как быть с речной вонючкой?
— Я сам разберусь со своим приставом.
— Его видели с одноглазым валлийцем. В таверне Йорка. И в других местах.
Ансельм притворился, что не удивлен.
— Дигби еще тот плут.
— А этот валлиец довольно красив.
Ансельм пропустил последнее замечание мимо ушей. Микаэло был слишком ленив, чтобы лезть на рожон. Но в то же время не настолько ленив, чтобы не позаботиться о Вульфстане. Молодой монах знал, что ему не стоит разочаровывать Ансельма. Он не мог допустить, чтобы Ансельм рассказал аббату Кампиану или архиепископу Торсби о том, что его любимчик подворовывает по мелочам и идет на подкуп, чтобы избежать работы. Такое поведение служило бы плохой рекомендацией на тот пост, о котором он грезил.
— Аббатство — не лучшее место, чтобы проводить такую зиму, как эта. Смотри не простудись.
Микаэло надул губы.
— Я вам надоел.
— Вовсе нет, мой дорогой. Я только забочусь о твоем благополучии.
Когда Микаэло вышел, Ансельм заметался по комнате. Дигби предал его. Поттер Дигби, которого Ансельм поднял из грязи и вывел на дорогу добродетели. И вот теперь этот самый Дигби встречается с Оуэном Арчером в таверне у той стервы, строит козни совместно с одноглазым. И против кого выступает? Против человека, который спас его из прогнившего города и от ведьмы-мамаши. Плебей. Неблагодарное чудовище.
Оказывается, благородный Джеффри был возлюбленным леди Д'Арби. С виду такой безвредный и добропорядочный. Когда в свое время Вульфстан услышал об этом адюльтере, то его воображение рисовало беспутного кавалера, наподобие Фицуильяма или Оуэна Арчера. Легкомысленного, хитрого, равнодушного к чувствам других людей. Но Джеффри был совсем не таким. Богобоязненным, добрым, воспитанным, внимательным. Как мог Джеффри предать сэра Роберта Д'Арби, человека, которому он служил? Вероятно, не будь Вульфстан монахом, ему было бы легче ответить на этот вопрос? У него даже мысли не возникло, что Джеффри когда-то познал близость женщины, о которой позже вспоминал с такой нежностью. Замужней женщины. Должно быть, именно этот грех и побудил Джеффри прийти сюда, чтобы искать примирения с Господом.
Но еще пилигрим говорил, что кого-то убил. Вульфстан тогда не придал этому значения. Джеффри ведь раньше воевал. Он, наверное, принял беднягу Николаса за кого-то другого. Или нет?
«Николас Уилтон стал мастером? Сын старика Пола? Не может быть. Вы ошиблись. Николас мертв вот уже пятнадцать лет».
Джеффри тогда почти разозлился, настаивая на своем.
А Вульфстан рассказал об этом Николасу.
Всевышний на небесах. Дева Мария и все святые. Ну с какой стати Джеффри пытался убить Николаса? Из ревности? Николас и леди Д'Арби были друзьями.
Вульфстан зашел в часовню. «Всевышний, — молился он, стоя на коленях на холодных камнях, — помоги мне понять. Укажи, что мне делать».
Он безотрывно смотрел на статую Марии, Божьей Матери, Святой Девы. Так он простоял на коленях неизвестно сколько, не в состоянии упорядочить собственные мысли. Ничего не складывалось. Нельзя сбрасывать со счетов и архидиакона. Он был другом Николаса, когда они учились в школе. Даже больше, чем другом. Если Джеффри пытался убить Николаса и Ансельм про это узнал… Нет. Вульфстан понял, что для него это чересчур.
— Сегодня, пока я был в лазарете, к старому маразматику явился ваш судебный пристав.
— Знаю.
Молодой монах вытаращил глаза, явно встревожившись, что случалось с ним редко.
— Значит, у вас в аббатстве есть еще какой-то друг?
— Как это мило, Микаэло, что ты ревнуешь. Но об этом визите мне рассказал сам лекарь. Старый дурак всполошился, с чего это вдруг для расспросов выбрали именно его. Того и жди, что он совершит промах. Я не могу этого допустить.
Микаэло пожал плечами и зевнул.
— Право, не пойму, с чего столько суеты вокруг этого Николаса Уилтона. Какой-то аптекарь. Вернее, даже торговец. — Он со вздохом опустился на стул.
— Когда-то он был так же прекрасен, как ты, мой дорогой.
— Но теперь-то разбит параличом.
— Молодость все-таки очень жестока.
— Вряд ли вы будете беспокоиться обо мне, когда я стану старым и больным.
— К тому времени меня уже давно не будет на этом свете.
— А если бы вы дожили до тех лет, то стали бы обо мне заботиться?
Ансельм отвел взгляд. Разумеется нет. Микаэло был близок с ним из жадности, не из любви. Ансельм был для этого монаха шансом спастись из стен аббатства. С Николасом дело обстояло совсем иначе. Николас когда-то любил Ансельма. Пока его не вспугнул аббат. И даже после того между ними сохранилась нежность. Такого, как Николас, больше ему не встретить, подобных людей просто не бывает. Но Ансельм нуждался в преданности Микаэло.
— Конечно, я бы заботился о тебе. Ты для меня очень много значишь.
Микаэло потянулся с довольным видом и поднялся.
— Мне нужно сделать что-то со старым маразматиком?
— Он действительно меня очень беспокоит.
— А что я получу взамен?
— Я шепну заветное словцо на ухо архиепископу. О том, что ты можешь оказаться очень полезным в качестве секретаря лорд-канцлера. Ты ведь об этом мечтаешь? Хочешь служить при дворе?
Микаэло подходил для такой жизни. В аббатстве он просто тихо сойдет с ума. Здесь он чувствует себя как в ловушке, и вино, которое готовит лекарь, — его единственная отрада.
Молодой монах просиял.
— А как быть с речной вонючкой?
— Я сам разберусь со своим приставом.
— Его видели с одноглазым валлийцем. В таверне Йорка. И в других местах.
Ансельм притворился, что не удивлен.
— Дигби еще тот плут.
— А этот валлиец довольно красив.
Ансельм пропустил последнее замечание мимо ушей. Микаэло был слишком ленив, чтобы лезть на рожон. Но в то же время не настолько ленив, чтобы не позаботиться о Вульфстане. Молодой монах знал, что ему не стоит разочаровывать Ансельма. Он не мог допустить, чтобы Ансельм рассказал аббату Кампиану или архиепископу Торсби о том, что его любимчик подворовывает по мелочам и идет на подкуп, чтобы избежать работы. Такое поведение служило бы плохой рекомендацией на тот пост, о котором он грезил.
— Аббатство — не лучшее место, чтобы проводить такую зиму, как эта. Смотри не простудись.
Микаэло надул губы.
— Я вам надоел.
— Вовсе нет, мой дорогой. Я только забочусь о твоем благополучии.
Когда Микаэло вышел, Ансельм заметался по комнате. Дигби предал его. Поттер Дигби, которого Ансельм поднял из грязи и вывел на дорогу добродетели. И вот теперь этот самый Дигби встречается с Оуэном Арчером в таверне у той стервы, строит козни совместно с одноглазым. И против кого выступает? Против человека, который спас его из прогнившего города и от ведьмы-мамаши. Плебей. Неблагодарное чудовище.
* * *
Брат Вульфстан возвращался от Уилтонов в полном изумлении.Оказывается, благородный Джеффри был возлюбленным леди Д'Арби. С виду такой безвредный и добропорядочный. Когда в свое время Вульфстан услышал об этом адюльтере, то его воображение рисовало беспутного кавалера, наподобие Фицуильяма или Оуэна Арчера. Легкомысленного, хитрого, равнодушного к чувствам других людей. Но Джеффри был совсем не таким. Богобоязненным, добрым, воспитанным, внимательным. Как мог Джеффри предать сэра Роберта Д'Арби, человека, которому он служил? Вероятно, не будь Вульфстан монахом, ему было бы легче ответить на этот вопрос? У него даже мысли не возникло, что Джеффри когда-то познал близость женщины, о которой позже вспоминал с такой нежностью. Замужней женщины. Должно быть, именно этот грех и побудил Джеффри прийти сюда, чтобы искать примирения с Господом.
Но еще пилигрим говорил, что кого-то убил. Вульфстан тогда не придал этому значения. Джеффри ведь раньше воевал. Он, наверное, принял беднягу Николаса за кого-то другого. Или нет?
«Николас Уилтон стал мастером? Сын старика Пола? Не может быть. Вы ошиблись. Николас мертв вот уже пятнадцать лет».
Джеффри тогда почти разозлился, настаивая на своем.
А Вульфстан рассказал об этом Николасу.
Всевышний на небесах. Дева Мария и все святые. Ну с какой стати Джеффри пытался убить Николаса? Из ревности? Николас и леди Д'Арби были друзьями.
Вульфстан зашел в часовню. «Всевышний, — молился он, стоя на коленях на холодных камнях, — помоги мне понять. Укажи, что мне делать».
Он безотрывно смотрел на статую Марии, Божьей Матери, Святой Девы. Так он простоял на коленях неизвестно сколько, не в состоянии упорядочить собственные мысли. Ничего не складывалось. Нельзя сбрасывать со счетов и архидиакона. Он был другом Николаса, когда они учились в школе. Даже больше, чем другом. Если Джеффри пытался убить Николаса и Ансельм про это узнал… Нет. Вульфстан понял, что для него это чересчур.