Робб Кэндис. Аптекарская роза

   — Архидиакона вышлют из города.
   — А-а, значит, это он швырнул Дигби в реку, да?
   — Я этого не сказал.
   — Поговори с ней. Слишком опасно оставлять ее в неведении.
   — А почему вы сами не рассказали ей обо всем?
   Бесс возмущенно надулась.
   — Я же дала слово никому ничего не рассказывать. За кого ты меня принимаешь?
   — Так она сегодня ходила в аббатство? Зачем?
   Бесс поднялась.
   — Я свое дело сделала, теперь решай сам. — И она пошла обходить столики.
   — Чертова баба, — буркнул Оуэн.
   Глаз под повязкой болел, кожу дергало. Арчер взял кружку с элем и отправился к себе.

* * *

   Люси сидела за столом возле окна, выходящего в сад, и не отрываясь разглядывала конторскую книгу. «МД». Вот с кем она должна поговорить. Придется найти способ повидаться с Магдой Дигби. Это было еще труднее, чем найти для этого время. Ей понадобится проводник. Прошлой весной одна молодая женщина утонула, когда поскользнулась, спускаясь по берегу вдоль стены аббатства. Скорее всего, и судебный пристав погиб так же.
   Она посмотрела на Николаса, который лежал, повернувшись к ней спиной. Дыхание у него было неровным, значит, он не спал. Он отвернулся, когда она пыталась поговорить с ним о матери.
   — Почему вдруг о ней не стоит упоминать, Николас? Мы ведь всегда с тобой разговаривали о маме. Такие разговоры дарили мне утешение.
   — Не могу, — сказал он и отвернулся. Насколько все было бы легче, если бы он ответил на ее вопросы.
   — Я знаю, что Джеффри Монтейн ранил тебя, после того как мама умерла.
   Она увидела, как напряглась его спина, но он не повернулся, не проронил ни слова. Несносный.
   Поэтому Люси и сидела, уставившись в старую книгу, сердясь на Николаса и в то же время пугаясь его поведения. Как сильно изменился ее муж. Неужели из-за болезни? Нет. Одна только болезнь сделала бы его еще нежнее, еще доверчивее. Его поведение говорило одно: он что-то скрывает. Он в чем-то виноват. Она все более и более убеждалась, что он отравил Джеффри Монтейна. Но почему? Ей нужно было знать, что произошло между этими людьми.
   День выдался трудный. В конце концов, даже несмотря на все беды, она начала клевать носом над книгой. Тут что-то стукнуло в стену. Люси встрепенулась, прислушалась. И снова удар камня о наружную стену. Она поднялась, выглянула во двор. Фигура в черном, на голове капюшон. Брат Вульфстан? Увидев ее в окне, человек быстро отошел в глубину сада. Слишком быстро для старого монаха. Люси зажгла масляную лампу, спустилась вниз и, набросив плащ, вышла из дома. В темном саду что-то вспыхнуло. Потом снова. Сарай. Пожар. Сердце в груди бешено забилось. Кто-то увидел огонь и попытался ее разбудить. Слава Богу. Она оставила лампу на полу за порогом и схватила ведро. Теперь быстро к колодцу. Люси вытянула ведро, наполнила то, которое принесла с собой, и потащила к сараю. Огонь полыхал внутри, у задней стены. Придется войти внутрь, чтобы погасить его. Дверь оказалась открыта. Вероятно, тот человек, который ее предупредил, уже боролся с пламенем.
   — Вы там? — крикнула она с порога.
   Заглянув внутрь, она ничего не увидела из-за дыма. Люси переступила порог, намереваясь выплеснуть ведро в дальний угол и побежать обратно к колодцу. Но из тени появилась рука, вырвала у нее ведро и швырнула за дверь.
   — Идиот! — прокричала Люси. Она вытерла глаза и уставилась в бледное лицо архидиакона. — Там ведь было полно воды. — Она повернулась, чтобы поднять ведро и снова помчаться к колодцу.
   Архидиакон схватил ее.
   — Гореть тебе в огне, дьяволица. Ведьма. Вавилонская блудница. Гореть тебе в огне.
   Он с хохотом отшвырнул женщину в пылающий угол, а сам выскочил из сарая, закрыв за собой дверь.
   Люси закричала и откатилась в сторону от пламени, но подол платья все-таки успел загореться. Она прихлопнула огонь ладонью.

* * *

   Поднявшись в свою комнату, Оуэн снял повязку и втер немного мази. Он лег на тюфяк, понимая, однако, что не заснет. Наверное, лучше пройтись. Он поднялся и выглянул в окно. На ясном небе мерцали звезды. Это была первая безоблачная ночь в Йорке. Он уставился на звезды, пытаясь припомнить, как их называл Гаспар. Вот с кем бы ему сейчас не помешало поговорить. Гаспар всегда очень здраво обо всем рассуждал.
   Внимание Оуэна привлекло какое-то движение внизу. Что-то творилось в саду Уилтонов. Какая-то фигура пробежала мимо распахнутой кухонной двери, за порогом которой мигала на полу зажженная лампа. Кто там в саду? Может быть, Тилди? Фигура выскочила на улицу. Нет, Тилди ростом поменьше. И тут он заметил зарево. Господи.
   — Пожар! — завопил Оуэн и помчался вниз.
   Мерчет и несколько посетителей выскочили вслед за ним из таверны. Том заорал, чтобы из конюшни принесли еще ведра. Оуэн уже успел вытянуть первое ведро из колодца, когда хозяин таверны подоспел с помощниками. Они принялись обливать заднюю стенку сарая.
   Но где же Люси? Горящая лампа и открытая дверь кухни — верный признак того, что она выбежала из дома, завидев огонь. Оуэн обошел сарай с другой стороны и заметил перед закрытой дверью перевернутое ведро. Он толкнул дверь, но та не поддалась. Тогда он приналег плечом и сломал ее. Люси лежала на полу, слабо покашливая. Он поднял ее на руки и поспешил к дому.
   Одна рука обожжена до пузырей, подол юбки обгорел, ссадина на голове, должно быть, от падения. Прибежала Бесс, принесла фляжку бренди. Оуэн приподнял женщине голову, и Бесс влила немного бренди в ее пересохшее горло. Люси закашлялась и оттолкнула Бесс, но та продолжала поить ее бренди. На этот раз Люси сделала глоток.
   — Неплохо. С ней будет все в порядке, — с облегчением сказала Бесс и помогла аптекарше сесть.
   — Кто это был, Люси? — спросил Оуэн. — Я видел, как кто-то выбежал из сада. Ты видела этого человека?
   — Я подумала, что он… — Она согнулась от приступа кашля, взяла из рук Бесс протянутую чашку бренди и уже без возражений выпила. — Я думала, что кто-то заметил огонь и пришел меня предупредить. Он кинул несколько камней в дом. Я не видела огня, пока не вышла в сад. Он тем временем спрятался в сарае. Швырнул меня на пол и проклял.
   — Кто? — взревел Оуэн.
   — Архидиакон.
   Бесс и Оуэн переглянулись. В ее взгляде он ясно прочел упрек за то, что не уберег Люси.
   Сверху послышался громкий стук. Колотили в пол. Люси отставила чашку.
   — Это Николас. Я должна идти.
   — Нет, я пойду к нему, — сказала Бесс. — Потом прослежу, чтобы как следует занялись сараем. А вам вдвоем, думаю, есть о чем поговорить.
   Оуэн понял, какое сильное потрясение испытала Люси, раз не принялась спорить, а просто обмякла на стуле. Бесс кивнула и ушла. Руки Люси подрагивали, когда она подняла чашку.
   — Он хотел убить меня, — прошептала она, словно сама не веря тому, что говорит. Голова ее была опущена, взгляд устремлен в пол.
   Оуэн проклинал себя. Магда ведь предупреждала, что Люси в опасности, и вот теперь она чуть не погибла. Ему следовало бы следить за домом, а он так запутался в своих подозрениях… и совершил ошибку, которая чуть не стоила человеческой жизни. Он даже не попытался хоть как-то защитить Люси.
   — Все будет хорошо. Завтра Ансельма отправят из города.
   Люси взглянула на него.
   — Откуда ты знаешь… — Глаза ее расширились. — Господи!
   Рука его потянулась к глазу, тут только он обнаружил, что забыл надеть повязку. Проклятье. Он отвернулся.
   — Нет, — сказала она, — прошу тебя, прости. Просто я раньше никогда тебя не видела без повязки.
   — Ты прости меня, что напугал тебя.
   — Нет. Мне приходилось видеть кое-что и похуже. — Он все равно не поворачивался к ней. — Пожалуйста, Оуэн, не отворачивайся от меня. Николас уже отвернулся сегодня. Неужели он знал, что задумал архидиакон?
   Отчаяние в ее голосе не оставило Оуэна равнодушным Он опустился рядом с ней на колени и взял ее руки в свои.
   — Не могу поверить, что мастер Николас заранее знал, что ты пострадаешь.
   Люси с нежностью тронула сморщенное веко, бровь, шрам под глазом.
   — Бесс говорит, я могу тебе доверять. А теперь ты спас мне жизнь. — Она внимательно вгляделась в его лицо. — Мне нужна твоя помощь, Оуэн.

20
ПРОСТАЯ ПРАВДА

   Оба вздрогнули, услышав, что в лавке кто-то ходит. Оуэн поднялся, знаком велел Люси оставаться на месте, а сам бесшумно пересек кухню и заглянул в лавку.
   — Что вы здесь делаете? — спросил он.
   У Люси от сердца отлегло, когда она услышала, что говорит он удивленно, но не сердито. К незваному гостю он обратился бы по-другому.
   — Николас велел мне принести для Люси глазную примочку и лекарство. — Это был голос Бесс. — Вот, пожалуйста. — Она вошла, высоко держа над головой пузырек и чашку, словно гордясь своими находками. Поставив все на стол перед Люси, она беспрекословным тоном заявила: — Займись собой немедленно.
   — Ты рассказала Николасу, кто устроил пожар? — спросила Люси.
   Бесс выпрямилась, подбоченясь и бросив на Люси нетерпеливый взгляд.
   — Не рассказала. Если захочешь, сама расскажешь. Он знает только, что в сарае занялся пожар, ты оказалась там запертой, а Оуэн тебя спас.
   Люси облегченно вздохнула.
   — Спасибо, Бесс.
   — Разумеется, он не дурак. Он знает, что ты была наверху, а пожары сами по себе не возникают. — Бесс дернула плечом. — Но интересовался он только тобой. Как ты, что ты, не пострадала ли.
   — А как он?
   — Попросил дать ему отвара, того самого, что принимают перед сном, чтобы дышалось полегче.
   — Он, как всегда, благоразумен. — Люси заметила, что у Бесс вокруг рта появились складки, как случалось, когда ее что-то беспокоило. — Со мной все будет хорошо, Бесс. Уверена, ты так и сказала Николасу. Не хочешь ли чего-нибудь выпить?
   — Не-а. Нужно идти. От пожаров у клиентов пересыхают глотки. Том небось еле успевает поворачиваться. Оуэн, ты останешься здесь, присмотришь за порядком?
   — Разумеется.
   Люси заметила, что Бесс и Оуэн обменялись многозначительными взглядами.
   — А вы двое, кажется, спелись.
   Бесс расхохоталась.
   — Так обычно и случается, если коротать каждый вечер за бутылочкой бренди или кружечкой эля. Вам обоим тоже это не помешало бы.
   Оуэн постоял в дверях, усмехаясь про себя, пока Бесс уходила.
   — Кажется, у нее насчет нас есть планы. Люси напряженно замерла. Ведь она чуть было не доверилась ему. Как она могла забыть свое первое впечатление об этом человеке — типичный головорез.
   — Я не имела в виду, что ты мне нужен для этого.
   Улыбка сразу исчезла с его лица.
   — А я вовсе так и не думал. Это все Бесс. Она не делает секрета, что очень любит, когда все разбиваются на пары.
   Ему лишь бы посмеяться. Ведь Люси чуть не призналась ему, что ее муж убийца. Наверное, ее признание тоже рассмешило бы его.
   — Ты находишь это забавным.
   Она была так сердита на него, что чуть не плакала. Нет, она не прольет ни слезинки, а то он и это наверняка сочтет забавным.
   — Что я такого сказал, что рассердил тебя? — Он присел рядом с ней.
   Сморщенное красное веко, обращенное к ней, смотрелось ужасно по сравнению со вторым глазом. Люси заметила, что здоровый глаз обрамлен длинными, пушистыми темными ресницами. Должно быть, раньше Арчер был очень красив. Какую боль, наверное, ему доставляет теперешний его облик.
   — Вероятно, сегодня я обижаюсь без всякой причины, — сказала она и принялась тереть глаза. Она чувствовала себя обессиленной еще до того, как начался пожар.
   — Промой глаза. Наш разговор может подождать.
   — Я просто без сил, Оуэн. В последнее время меня не покидает усталость. Давай поговорим, пока выдалась спокойная минута.
   — У тебя красные веки. Наверное, раздражение из-за дыма. Сделай примочку, а потом поговорим.
   Она возмутилась.
   — Почему ты всегда сомневаешься в моей способности рассуждать здраво?
   — Я волнуюсь за тебя.
   Она видела по его лицу, что он говорит искренне.
   — Со мной все в порядке, Оуэн. Меня не надо принуждать заботиться о самой себе.
   — Принуждать? Я волнуюсь за тебя, а ты называешь это принуждением? Только из-за того, что я солдат? Неужели я отринул все человеческие чувства, когда взялся за оружие, чтобы сражаться за своего короля?
   Люси уронила голову на руки. С ним невозможно разговаривать.
   — Ну вот, теперь я завелся, — вздохнул Оуэн. — Может, попробуем еще раз?
   Люси подняла голову. Он дотронулся до ее руки.
   — Я хочу помочь. Я вовсе не собирался принуждать тебя. Скажи, что я могу сделать.
   — Я бы не стала обременять тебя, но я напугана, Оуэн. Произошедшее сегодня — всего лишь малая доля того, в чем мне нужно разобраться, иначе я могу все потерять. Хотя я и так могу лишиться всего — лавки, этого дома, уважения людей. Это не очень утешительная новость, я знаю.
   — О себе я не беспокоюсь.
   — А следовало бы. Ученик часто разделяет судьбу своего наставника.
   — Почему ты можешь все потерять?
   — Это очень сложно объяснить. — Жаль, что ей трудно подбирать слова: она так устала. — Все началось в тот день, когда заболел Николас. Пришел брат Вульфстан, попросил лекарство, а когда он рассказал Николасу о больном, то муж начал вести себя как-то странно. Задавал непонятные вопросы. После он закрылся в лавке и приготовил лекарство, сделав из этого большую тайну. С тех пор он не изменился. И дело тут не только в болезни. Я знаю разницу между меланхолией и скрытностью. Той же ночью мужа привез домой пристав. А на следующий день навестить его явился архидиакон. Эти двое не переступали порог нашего дома с тех пор, как мы поженились. Николас не придумал лучшего объяснения, как сказать, что пристав случайно оказался у ворот аббатства, что же касается архидиакона, тот, мол, просто волнуется за него.
   — Мастер Николас стал скрытным? Это тебя беспокоит?
   — Если бы только это. Николас очень ко мне добр. Я многим ему обязана. Но если он сделал то, чего я боюсь… — Она не смогла произнести этих слов. — Тот Николас, которого я знаю, не смог бы так поступить.
   — А что, по-твоему, он сделал, Люси?
   Она уставилась в чашку, пытаясь подобрать слова.
   — Мне кажется… — Она набрала в легкие побольше воздуха. — Мне кажется, что Николас намеренно отравил Джеффри Монтейна, пилигрима, скончавшегося в аббатстве Святой Марии. Давным-давно, когда моя мама умерла, Джефф, ее возлюбленный, попытался убить Николаса. Не знаю почему. Как не знаю и того, почему спустя все эти годы Николас решил отомстить. Но именно так он и поступил. Получается, ты нанялся учеником в дом убийцы.
   — Ты говоришь, что он стал очень скрытным, и все же он тебе в этом признался?
   — Нет. Я узнала это, подслушивая у дверей, роясь в старых конторских книгах. — Оуэн хмурился, глядя на нее, словно пытался прочесть что-то в ее лице. Но он не выглядел удивленным. — Ты… что-то знал об этом?
   Он мотнул головой.
   Она так крепко вцепилась в чашку, что у нее сильнее заныла обожженная ладонь. Сделав глоток, Люси отставила чашку.
   — Говори же.
   — Я знаю, что Николас отравил Монтейна.
   Этого она никак не ожидала услышать. Оуэн все знал? Как он мог все знать, если только не был сторонним наблюдателем? И с чего вдруг ему интересоваться этим делом, если Джеффри умер до того, как Оуэн появился в Йорке?
   — Почему у меня такое чувство, что и ты вот-вот превратишься в недруга?
   Оуэн ответил не сразу. Он долго смотрел в огонь, и по его напряженному лицу она видела, что он борется сам с собой.
   — Неужели так трудно сказать правду?
   — Ты всегда думаешь обо мне самое худшее. Ладно, так и быть, расскажу тебе правду. Хотя это не самый мудрый шаг именно сейчас. Тебе нужна моя помощь, а правда может заставить тебя отказаться от нее. Но я не стану больше лгать.
   Услышав эти слова, она вовсе не почувствовала себя победительницей.
   — Я прибыл сюда под фальшивым предлогом, как ты подозревала с самого начала. В Йорк меня прислал его светлость архиепископ, поручив расследовать смерть своего подопечного, сэра Освальда Фицуильяма.
   Покрой одежды, отдельная комната в таверне Йорка, унизительнейший переход из капитана лучников в ученики аптекаря — все теперь сошлось.
   — Насколько все было бы лучше, если бы мое первое впечатление оказалось ошибочным. — Люси почувствовала себя ужасно одинокой.
   Оуэн потянулся к ее рукам. Она отпрянула.
   — Я ничего о тебе не слыхал, когда согласился сюда приехать, — сказал он. — Его светлость узнал, что тебе нужен ученик, и написал письмо Камдену Торпу, порекомендовав меня.
   — Но почему? Почему мы?
   — В вашей аптеке требовался ученик, а я как раз годился для этой роли. Мне нужна была работа, чтобы остаться в городе, не вызвав подозрения.
   — Гильдмейстер участвовал в обмане?
   — Нет, его пришлось уговаривать.
   — Откуда мне знать, что тебе можно верить?
   — Даю тебе слово.
   — Если оно хоть чего-то стоит. — Она потянулась за чашкой с бренди, но потом передумала. Так будет труднее ясно мыслить.
   Оуэн явно был задет за живое. Интересно, с чего бы ему так переживать?
   — Неужели ты думаешь, что после этого я смогу тебе доверять?
   — Я знал, что рискованно рассказывать тебе правду. Особенно сегодня. Я понимал, что ты можешь мне больше никогда не поверить, как только узнаешь, каким образом я здесь оказался. Но ты должна мне верить, Люси. У тебя нет другого выхода. Я сумею тебя защитить.
   — От кого?
   — Для начала от архидиакона.
   Как ей поступить? Говорил он вроде бы искренне, но может быть, ей просто хотелось поверить ему? Вот именно. В голове у нее стоял туман.
   — Значит, ты связал смерть Фицуильяма со смертью Монтейна и каким-то образом обнаружил, что мой муж отравил Джеффри?
   — Да. Дигби указал мне верную тропинку, хотя поначалу я сомневался. Уж очень его светлость был уверен, что с Фицуильямом расправились враги.
   — Если б я знала об этом раньше!.. Почему ты так долго ждал?
   — Потому что… Я бы и раньше тебе рассказал, Люси. Мне с самого начала не хотелось лгать.
   — Так почему?
   Он все не решался. Люси приготовилась услышать еще одно неприятное откровение.
   — До сегодняшней ночи я думал, что это ты могла отравить Монтейна.
   Она восприняла это как удар. Подобное признание Оуэн мог бы сделать со смешком, но он не смеялся. Даже не улыбался. Вид у него был виноватый. Все это время она льстила себе, что Оуэн уважает ее и даже неравнодушен к ней, а правда заключалась в том, что он считал ее убийцей.
   — С чего вдруг мне его убивать? Да и как я смогла бы это сделать? Я даже не знала, кем был этот пилигрим!
   — А если бы знала?
   — Я бы пошла к нему. Он хорошо ко мне относился, Оуэн. Благодаря ему, во взгляде мамы исчезла грусть. — Люси пыталась побороть слезы, не смогла и нетерпеливо смахнула их, рассердившись на собственную слабость. — Я бы скорее убила сэра Роберта. — Глупо, конечно, такое говорить. — Выходит, мне повезло, что архидиакон попытался меня убить. Я теперь оправдана?
   — Люси, прошу тебя. Монтейн был возлюбленным твоей матери. Он навлек позор на твою семью. Ты могла с тем же успехом, что и Николас, отравить его. И, на мой взгляд, причин у тебя было больше.
   Она никогда не думала, как все это дело выглядит со стороны. Аргументы Оуэна были весомы. Люси не могла их отрицать. И это ее пугало.
   — Ты не можешь себе представить, как меня радует, что ты невиновна, — тихо произнес Оуэн.
   Люси не хотела ничего слышать о его чувствах.
   — Так что же ты выяснил? Очевидно, ты до сих пор не знаешь, почему Николас отравил умирающего, иначе ты бы не подозревал меня вплоть до сегодняшнего дня. — Она не удержалась от того, чтобы высказать самое мрачное свое предположение: — Моя мать и Николас были любовниками?
   Оуэн смутился, пусть даже только для вида.
   — Любовниками? Думаю, нет, впрочем, точно не знаю. Я пока что не очень хорошо во всем разобрался.
   — Расскажи все, что знаешь.
   — История неприятная, Люси.
   — А я и не воображаю, что убийства бывают приятными.
   — Как думает Магда Дигби, Николас сделал это, чтобы заставить Монтейна молчать, в противном случае ты потеряла бы свое положение в гильдии после смерти мужа. Это, по крайней мере, благородно.
   — О чем же он должен был молчать?
   — О том, что дал твоей матери лекарство для выкидыша, которое ее убило. Слишком большая доза.
   У Люси заныло внутри.
   — Он дал ей смертельную дозу?
   — Нет, она сама ее приняла.
   — Но ему следовало это предвидеть.
   — Поэтому, я думаю, Николас решил, что через тебя искупит свой грех.
   — И это, по-твоему, должно служить мне утешением?
   — Нет. Утешаться тут нечем.
   Люси сделала большой глоток бренди.
   — Рассказывай все остальное.
   — Мне хотелось бы избавить тебя от подробностей, но после того, что случилось сегодня, наверное, мне следует начать с Николаса и Ансельма.
   Люси слушала молча, пока он рассказывал об отношениях ее мужа с Ансельмом в аббатской школе.
   — Это многое объясняет в поведении Ансельма, — сказала она, когда он умолк. — Что еще ты узнал?
   Она увидела по взгляду Оуэна, что ее спокойная реакция прибавила ему уверенности. Дальнейший рассказ дался ему легче. Он поведал ей о подозрениях Дигби и о том, что сообщила ему Магда Дигби. Наступил рассвет, а они все еще сидели на кухне.
   — Deus juva me, — прошептала она, когда Арчер смолк, договорив. — Моя жизнь разрушена.
   Оуэн промолчал.
   — Моя мать… — Даже если Женщина с Реки права и Николас действительно без всякого умысла потворствовал слабости ее матери, все равно он виноват. — Мой любящий муж дал моей матери средство убить себя. Его нельзя было переводить в мастера. Каким образом удалось замять дело?
   Оуэн пожал плечами.
   — Не знаю. Возможно, тетя Филиппа просветит нас.
   — Тетя Филиппа убеждала меня выйти за Николаса. Всячески подталкивала. — Люси поднялась и, подойдя к двери в сад, открыла ее, впустив внутрь слабый утренний свет. — Кто она мне — друг или враг? — прошептала Люси, обхватив себя руками. — Она ведь может сегодня приехать. Я собиралась первым делом приготовить для нее постель.
   — Тебе нужно немного поспать.
   Люси резко обернулась. Как он слеп.
   — Лечь рядом с тем чужим человеком и думать о том, что ты мне рассказал? Да я бы с ума сошла. Не знаю, то ли мне ненавидеть его, то ли жалеть.
   — Я обязательно выясню все, что смогу, ради тебя.
   — Ты имеешь в виду, ради архиепископа.
   Оуэн поднялся и, подойдя к ней, взял ее за руки.
   — Повторяю, ради тебя, Люси. — Она невольно взглянула ему в лицо, без повязки, непривычное. Шрам побагровел. Под здоровым глазом пролегли тени. Он был измучен не меньше, чем она. — Сумеешь простить меня? Сумеешь когда-нибудь мне поверить?
   — Не знаю. Помоги мне добраться до сути этой проклятой истории, Оуэн, и тогда мы посмотрим. Но ведь твое будущее зависит от его светлости? Я, пожалуй, начну подыскивать нового ученика. Ладно. Работа отвлечет меня.
   Она вышла из кухни.

* * *

   Наверху она проверила, как Николас. По привычке. Веки его дрогнули, и он открыл глаза.
   — Люси? Ты ранена?
   — Пустяки. — Она наклонилась, чтобы посмотреть, нет ли у него жара.
   Он дотронулся до ее лица, она отпрянула.
   — Люси!
   Убийца мамы. Ей захотелось причинить ему боль.
   — Это Ансельм затеял пожар, ты разве не знал? Он назвал меня дьяволицей. Ведьмой. Блудницей. Этот огонь предназначался мне, Николас. Я должна была в нем сгореть. После этого он ни с кем бы тебя не делил.
   — Он безумец. Что он тебе наговорил?
   — Ты называешь его безумцем? Но ведь он твой друг, Николас.
   — Это было давно, Люси.
   — Вот как? С недавнего времени он стал самым желанным гостем. С тех самых пор, как ты отравил Джеффри.
   — Нет! — прошипел Николас.
   Люси отошла от изголовья кровати. Ее тошнило от его лжи.
   — Даже сейчас ты не хочешь сказать мне правду?
   — Это не то, что ты думаешь.
   — Ты отравил его, Николас. Использовал мастерство, дарованное тебе Господом, чтобы убить Джеффри Монтейна. Он был хороший человек. Благородный. Он любил мою мать. А ты? Неужели ты ревновал к нему?
   — Люси, умоляю тебя. Она была моим другом, не более того.
   — И поэтому ты ее убил?
   — Я не… Я сделал то, о чем она просила.
   — А она просила тебя убить Джеффри?
   — Я поступил так ради тебя.
   — Ради меня? Ты проклял себя ради меня? Ты так говоришь, словно ожидаешь моей благодарности. Я никогда не желала Джеффри смерти. Это не он убил мою маму.
   — Ты обвиняешь меня?
   — Да.
   — Кто тебе об этом рассказал?
   — Это был твой долг, Николас, твой.
   — Я… виноват лишь в том, что не подумал как следует. Я был очень молод. Но я старался загладить перед тобой вину. Лавка. Скоро ты станешь мастером аптекарем. Никто не смог бы тебе помешать. Кроме Монтейна. Если бы он рассказал кому-то о том, что я совершил… Умоляю, Люси.
   Он отказывался отвечать за свой поступок.
   — Поспи, Николас. Оставь меня в покое.
   — Я люблю тебя, Люси. Я сделал это ради тебя. Но признаться… я не мог.
   Ради нее. Он в самом деле был уверен, что убил ради нее. Она вся дрожала, когда выходила из комнаты.
   В соседней крошечной комнате, служившей некогда детской Николасу, где потом так недолго прожил Мартин, она приготовила постель для тети Филиппы, а вторую для себя.

21
ДАР

   Помощник Ансельма немедленно вскочил, когда появился архидиакон, собиравшийся заняться каким-то делом, перед тем как отслужить мессу.