Страница:
Застыв на мгновение, Юсеф сделал быстрый шаг вперед. Он знал эту технику. Такая же система стояла и на яхте Бадра, но только для просмотра, а не для записи. Нажав клавишу, освобождающую кассету, Юсеф вынул ее и спрятал под пиджак. Выйдя в коридор, он закрыл дверь и услышал, как щелкнул язычок замка.
Он вышел в фойе. Когда Юсеф приблизился, слуга открыл перед ним входную дверь.
— Вы уходите? — спросил он.
— Нет, просто мне захотелось подышать свежим воздухом.
— Очень хорошо, сэр, — сказал слуга, пропуская его.
Юсеф подошел к своей машине. С переднего сиденья вскочил шофер.
— Мой дипломат в багажнике? — спросил Юсеф.
— Да, сэр. — Открыв багажник, шофер подал его хозяину. Юсеф быстро положил в чемоданчик кассету, запер его, вернул шоферу. — Напомни мне, чтобы я взял его, когда вечером мы вернемся в отель.
— Да, сэр.
Пронаблюдав, чтобы шофер положил дипломат снова в багажник, Юсеф вернулся в дом. Он слышал гулкий стук сердца. Все свершилось лучше, чем он предполагал, он получил больше, чем мог рассчитывать. Теперь оставалось лишь решить, как наилучшим образом использовать то, что оказалось у него в руках.
Он скользнул на свое место рядом с Винсентом и уставился на экран. Повернувшись к нему, Винсент прошептал:
— Вам не кажется, что Рик просто фантастически играет Моисея?
— Да, — сказал Юсеф. — Но уверены ли вы, что он будет также хорош и в нашей картине?
Винсент с улыбкой повернулся к нему.
— Я не ошибаюсь. Придя в кино, Соломон сменил свое имя, став Сюлливаном. И неужели Соломон может плохо сыграть Моисея?
Юсеф всмотрелся в лицо главного героя, которое сейчас заполняло весь экран, и удивился, как он не заметил этого раньше. У Рика было типичное еврейское лицо, еврейские черты.
Открылась задняя дверь комнаты и вернулись Рик с Иорданой. Краем глаза он видел, как они разместились у бара. Через плечо Рик посмотрел на экран и что-то сказал ей. Засмеявшись, она взяла стакан с вином, который бармен поставил перед ней.
Юсеф почувствовал прилив ненависти.
"Смейся, сука, — с яростью подумал он.
— Смейся пока, ты, еврейская подстилка!"
Теперь ему было ясно, что он сделает с кассетой. Бадр будет бесконечно благодарен ему за доказательство, как он охраняет честь его имени, скрывая от мира свидетельство того, что жена продает его с евреями.
Глава 16
В другом месте
Он вышел в фойе. Когда Юсеф приблизился, слуга открыл перед ним входную дверь.
— Вы уходите? — спросил он.
— Нет, просто мне захотелось подышать свежим воздухом.
— Очень хорошо, сэр, — сказал слуга, пропуская его.
Юсеф подошел к своей машине. С переднего сиденья вскочил шофер.
— Мой дипломат в багажнике? — спросил Юсеф.
— Да, сэр. — Открыв багажник, шофер подал его хозяину. Юсеф быстро положил в чемоданчик кассету, запер его, вернул шоферу. — Напомни мне, чтобы я взял его, когда вечером мы вернемся в отель.
— Да, сэр.
Пронаблюдав, чтобы шофер положил дипломат снова в багажник, Юсеф вернулся в дом. Он слышал гулкий стук сердца. Все свершилось лучше, чем он предполагал, он получил больше, чем мог рассчитывать. Теперь оставалось лишь решить, как наилучшим образом использовать то, что оказалось у него в руках.
Он скользнул на свое место рядом с Винсентом и уставился на экран. Повернувшись к нему, Винсент прошептал:
— Вам не кажется, что Рик просто фантастически играет Моисея?
— Да, — сказал Юсеф. — Но уверены ли вы, что он будет также хорош и в нашей картине?
Винсент с улыбкой повернулся к нему.
— Я не ошибаюсь. Придя в кино, Соломон сменил свое имя, став Сюлливаном. И неужели Соломон может плохо сыграть Моисея?
Юсеф всмотрелся в лицо главного героя, которое сейчас заполняло весь экран, и удивился, как он не заметил этого раньше. У Рика было типичное еврейское лицо, еврейские черты.
Открылась задняя дверь комнаты и вернулись Рик с Иорданой. Краем глаза он видел, как они разместились у бара. Через плечо Рик посмотрел на экран и что-то сказал ей. Засмеявшись, она взяла стакан с вином, который бармен поставил перед ней.
Юсеф почувствовал прилив ненависти.
"Смейся, сука, — с яростью подумал он.
— Смейся пока, ты, еврейская подстилка!"
Теперь ему было ясно, что он сделает с кассетой. Бадр будет бесконечно благодарен ему за доказательство, как он охраняет честь его имени, скрывая от мира свидетельство того, что жена продает его с евреями.
Глава 16
Сидя в другом конце комнаты, Лейла смотрела на свою мать.
— Я уже много раз говорила тебе об этом, мама. Хамид — просто мой друг, вот и все. У меня с ним нет ничего серьезного. Я не собираюсь выходить за него замуж. Он просто мой приятель.
Мариам тяжело вздохнула.
— Я не знаю, что с тобой происходит. Он обыкновенный сириец, и его семья не представляет собой ничего особенного. Не могу себе представить, что ты в нем нашла.
Лейла закурила.
— Мне же нужно с кем-то разговаривать.
— Вокруг так много прекрасных молодых людей, с кем ты можешь общаться. Отец сказал, что с ним говорил промышленник Фаваз. Его сыну как раз подошел брачный возраст, и они заинтересовались тобой.
— Кто? — с сарказмом спросила Лейла. — Фаваз или его сын?
— Прекрати быть такой распущенной. Дедушка не желает тебе ничего, кроме добра.
— Так же, как он желал тебе? — подчеркнуто спросила Лейла.
— Он ни в чем не ошибся, — оскорбившись, сказала Мариам. — Никто из нас не подозревал, что представляет из себя твой отец. Мы все делали, как надо. Никто не может ткнуть в нас пальцем.
— Я не видела, чтобы кто-то тыкал пальцем и в моего отца, — сказала Лейла. — Обычно, если у тебя есть деньги, никого не интересует, что ты делаешь.
Мариам разочарованно покачала головой.
— Я всегда говорила, что ты унаследовала от своего отца больше, чем от меня. Ты видишь мир так, как тебе хочется, чтобы он выглядел. Я бы никогда не разрешила тебе учиться в школе в Швейцарии. Единственное, чему тебя там научили — это спорить с матерью. Твоя сестра никогда так не поступает.
— Моя сестра дура! — фыркнула Лейла. — Ее беспокоит только ее дом, ее дети и ее взаимоотношения со слугами.
— Женщина и должна об этом беспокоиться, — сказала Мариам. — О чем же еще ей думать?
Лейла показала в окно.
— За ним целый мир, мама! Разве ты не видишь этого? Нас столько лет угнетали, наш народ был унижен и подавлен. Наши братья стонут под еврейским игом в Палестине. А ты спрашиваешь, о чем еще думать.
— Это решают мужчины, — сказала Мариам. — А мы должны заниматься нашими собственными делами.
— В них нет никакого смысла, — с отвращением сказала Лейла. Она встала и пошла к дверям. — Я ухожу.
— Куда ты идешь? Снова встречаться с Хамидом?
— Нет. Просто ухожу. Вот и все.
— Что за спешка? Сейчас будет обед.
— Я не голодна. Не ждите меня.
Мариам сидела и смотрела на дверь, за которой скрылась ее дочь. Через несколько минут она услышала, как перед домом заработал двигатель машины. Она подошла к окну как раз, чтобы увидеть, как маленький «мерседес» вырулил на улицу.
Лейла была точной копией своего отца. С ней никто не мог договориться. Она вспомнила тот день в прошлом месяце, когда Лейла появилась в дверях дома вместе с этим своим приятелем, сирийцем Хамидом. Они были так оборваны и грязны, что слуга, который только недавно служил в доме, не хотел их пускать. И лишь потом он неохотно согласился позвать хозяйку.
Мариам пришла в ужас от вида своей дочери. Ее кожа была такой темной и обветренной, словно она дни за днями проводила на солнце в пустыне, и на теле не было ни следа прежних округлостей. Она стала тонкой и стройной, как юноша.
— Что с тобой произошло? — не в силах сдержать слез, закричала она.
— Ничего, мама, — успокаивающе ответила Лейла.
— Но посмотри же на себя! Ведь ты в лохмотьях! Ты выглядишь так, словно месяцами не мылась!
— Со мной все в порядке, мама, — упрямо сказала Лейла.
— Откуда ты явилась? Я была уверена, что ты по-прежнему в школе.
— Мы добирались на автостопе, — ответила Лейла.
— Чего ради? Тебе всего лишь надо было позвонить домой. Мы бы купили тебе билет.
— Если бы мне был нужен билет, я бы так и сделала. Но я хотела поступить так, как я поступила.
И тут Мариам заметила Хамида, по-прежнему стоящего на пороге. Посмотрев на него, она перевела взгляд на дочь.
— Это мой друг Хамид, — сказала Лейла. — Он сириец.
Сделав шаг вперед, Хамид поднес руку ко лбу.
— Ташарафна.
— Хасали шараф, — автоматически ответила она, подавив в себе другие привычные слова приветствия.
— Я встретилась с Хамидом по дороге, — сказала Лейла. — Он добирается к себе домой в Дамаск.
Мариам ничего не сказала.
— Он был очень добр ко мне, — сказала Лейла. — Не будь его, я попала бы в большие неприятности.
Мариам повернулась к сирийцу.
— Входи, — сказала она. — И располагайся в нашем доме.
Он снова поклонился.
— Благодарю вас, мадам, но у меня есть кое-какие друзья, у которых я могу остановиться.
Она не стала притворяться. Он выглядел слишком грубым и примитивным. Впрочем, таково было большинство сирийцев.
— Я рад, что ты добралась до дома, — сказал он Лейле. — А теперь я должен идти.
Лейла протянула ему руку.
— Ты еще свяжешься со мной, прежде чем покинешь Бейрут?
Он кивнул, и они пожали руки друг другу. Несмотря на этот чисто формальный жест, Мариам видела, что между ними есть что-то более близкое.
— Я позвоню вам, — сказал он.
Но с тех пор прошел месяц и он до сих пор не покинул Бейрут. Мариам не знала, чем занимался Хамид. Но она знала совершенно точно, что Лейла и он встречались почти каждый день в отеле «Фениция». Это ей передали друзья, которые встречали их сидящими в кофейне за бокалами кока-колы.
Припарковав машину, Лейла вошла в кофейню прямо с улицы. Она не любила ходить через аляповатый холл с толпами разнаряженных туристов из Америки и Европы. Хамид в одиночестве сидел за их привычным столиком у окна. Перед ним стоял неизменный бокал кока-колы с ломтиком лимона. Она села напротив. Официантка молча поставила перед ней еще один бокал с напитком.
Хамид подождал, пока официантка отойдет.
— Завтра я уезжаю, — сказал он. Лицо его было бесстрастным.
— Домой? — спросила она.
— Скорее всего, — сказал он. — Здесь ничего не происходит, а я получил письмо от двоюродного брата. Я могу получить в армии звание сержанта — с выслугой лет и премиальными. Они набирают опытных ветеранов.
— Ничего не могу понять, — сказала она. — Прошло уже около месяца, а обо мне словно забыли.
Он пожал плечами.
— Может, они думают, что я погибла вместе со всеми остальными.
— Они знают, что ты на месте. Я сказал им, когда зашел получать последнее жалованье.
— Тогда почему меня не вызывают? Я сойду с ума от этого пустого ожидания. Мать не перестает цепляться ко мне.
— Их мозги заняты другим. Ходят слухи, что Аль-Иквах хочет заставить твоего отца заняться их капиталовложениями.
— Я знаю. Он их выставил. Это случилось еще до того, как я уехала из Франции. — Она опустила в бокал соломинку и отпила глоток. — Они рехнулись. Мой отец и пальцем не пошевелит, чтобы помочь кому-то, кроме себя.
— Они снова подбираются к нему. Похоже, они считают его большой шишкой.
— Желаю им удачи. Есть только один способ заставить его помогать им. Под дулом пистолета.
— Почему ты так думаешь?
— Я знаю своего отца. Он по-прежнему считает, что деньги решают все проблемы.
— Как бы там ни было, завтра я отправляюсь. Армейская служба все же лучше, чем ничего.
— Может, я должна прийти и поговорить с ними? Я не для того занималась этой подготовкой, чтобы сидеть в доме у своей мамаши.
— Не делай этого, — быстро сказал он. — У тебя есть приказ. Сидеть и ждать, пока с тобой не свяжутся.
Она посмотрела на него.
— А ты должен идти?
— Я должен чем-нибудь заниматься. Мои деньги почти на исходе.
— Деньги у меня есть.
— Нет.
Она замолчала, опустив глаза.
— Я надеюсь, что нам поручат вместе какую-то миссию.
— Я для этого не гожусь, — сказал он. — Не тот тип. Для миссий они предпочитают студентов. Люди обращают на них меньше внимания.
— Ты еще не так стар. Вполне можешь сойти за студента, — торопливо сказала она.
— Может быть, — засмеялся он. — В потемках.
— Если ты вернешься в сирийскую армию, они уже никогда не заполучат тебя обратно.
— Может, я и сам не захочу. Судя по тому, как мы наращиваем мощь, как говорит Египет, похоже, что-то должно произойти. И если начнется война, я могу стать офицером.
— Это то, чего ты хочешь?
— Нет.
— Чего же тебе тогда надо?
— Просто оторвать хороший кусок денег, — улыбнулся он, — как твой папаша.
— Прекрати говорить о нем! — внезапно разгневавшись, фыркнула она. — Где бы я ни появилась, только и разговоров, что о нем. Мой отец то, мой отец се. Даже мать не может прекратить говорить о нем.
— Ты сегодня видела газеты? — спросил он.
— Нет.
— А стоило бы. Может, тогда тебе стало бы яснее, почему все говорят о твоем отце.
— Что он сделал?
— Только что заключил соглашение о самом большом танкерном флоте для перевозки нефти из всех, что когда-либо имела Япония. Он купил десять судов, они строят для него еще двадцать. Все супертанкеры. Это будет самая большая линия в мире, принадлежащая арабам.
— Да получит он благословение Аллаха, — насмешливо сказала она. — Сколько у него прибавится в мошне?
— По крайней мере он что-то делает. С какой стати греки и все остальные захватили все перевозки из наших портов?
— Чем это поможет палестинцам? — спросила она.
Хамид промолчал.
— Прости, — торопливо сказала она. — Я не хотела с тобой ссориться. Сидя на месте, я огрубела.
— Все в порядке.
Она посмотрела на него.
— Хочешь, чтобы я зашла к тебе?
— О'кей, — сказал он, улыбнувшись — Но ты согласна, если мы сначала сходим в кино? Единственная картина, что показывали в Дамаске, была снята лет десять назад.
— Достаточно, — сказал он, пытаясь встать. Слегка закружилась голова. Как только он протянул руку, гейша оказалась рядом и помогла ему. Он улыбнулся ей.
— Спать, — сказал Бадр.
Она непонимающе посмотрела на него.
— Спать, — повторил он. Сложив ладони, он сделал вид, что кладет на них голову, закрыв глаза.
— Хай! Хай! Спать!
Он кивнул.
Продолжая поддерживать его за локоть, она откинулась назад и убрала ширму, разделявшую комнату на две половины. Проводив его в спальню, она задвинула за собой панель. Постель едва возвышалась над полом, и он едва не упал на спину, когда опустился на нее. Решив, что это очень забавно, он не мог удержаться от смеха. Она засмеялась вместе с ним.
— Я чуть не упал.
— Хай, хай, — сказала она, склоняясь над ним и развязывая пояс. Соскользнув с плеч, его халат упал на пол.
— Я устал, — пробормотал он в подушку, переворачиваясь на живот лицом вниз. Словно издалека он слышал шорох ее кимоно, ощущал легкий запах талька, который словно облачком окружал ее нежную кожу.
Ее пальцы невесомыми перышками пробежали по спине, легко массируя ее от затылка до ягодиц. У него перехватило дыхание от наслаждения, и он начал проваливаться в глубокий сон. Он еще видел, как маленький тоненькая гейша, поднявшись, беззвучно скользнула из комнаты, предварительно укутав его в сухую теплую простыню. Он закрыл глаза и заснул без сновидений.
Когда он проснулся, ему казалось, что он спал несколько минут. Но день уже был в разгаре, и рядом с его кроватью стоял Джаббир.
— Простите, что беспокою вас, хозяин, — сказал он, — но только что пришла телеграмма, и мистер Карьяж сказал, что она очень важная.
Медленно приняв сидячее положение, он взял желтый листок. Текст был прост и лаконичен, так, чтобы смысл его был понятен только ему и принцу.
ДАТА ОБЪЯВЛЕНИЯ ВАШЕГО СЫНА НАСЛЕДНИКОМ ОПРЕДЕЛЕНА.
ПРОШУ СКОРЕЕ ВОЗВРАЩАТЬСЯ ДЛЯ ОРГАНИЗАЦИИ ТОРЖЕСТВА.
(подпись) ФЕЙЯД, ПРИНЦ.
Теперь он окончательно проснулся. Он знал, что слова эти не имеют никакого отношения к его сыну. Давным-давно они условились об этом коде.
Война. Война с Израилем. Пришло время мести за поражение 1967 года. Она стояла на пороге. Или так они считали. Его охватила грусть.
Все пришло так быстро. Слишком быстро. Может быть, сначала они одержат небольшую победу, но израильтяне им не по зубам. Они слишком опытны. Если война продлится больше недели, она будет означать еще одно поражение для арабов.
В этом вопросе даже принц был согласен с ним. Впереди было еще много дел. Если мир хочет увидеть их единой силой, нужно будет больше, чем одна небольшая победа. И не только на поле боя, где умирают люди, но и в банках и кабинетах, где проходит их жизнь.
— Я уже много раз говорила тебе об этом, мама. Хамид — просто мой друг, вот и все. У меня с ним нет ничего серьезного. Я не собираюсь выходить за него замуж. Он просто мой приятель.
Мариам тяжело вздохнула.
— Я не знаю, что с тобой происходит. Он обыкновенный сириец, и его семья не представляет собой ничего особенного. Не могу себе представить, что ты в нем нашла.
Лейла закурила.
— Мне же нужно с кем-то разговаривать.
— Вокруг так много прекрасных молодых людей, с кем ты можешь общаться. Отец сказал, что с ним говорил промышленник Фаваз. Его сыну как раз подошел брачный возраст, и они заинтересовались тобой.
— Кто? — с сарказмом спросила Лейла. — Фаваз или его сын?
— Прекрати быть такой распущенной. Дедушка не желает тебе ничего, кроме добра.
— Так же, как он желал тебе? — подчеркнуто спросила Лейла.
— Он ни в чем не ошибся, — оскорбившись, сказала Мариам. — Никто из нас не подозревал, что представляет из себя твой отец. Мы все делали, как надо. Никто не может ткнуть в нас пальцем.
— Я не видела, чтобы кто-то тыкал пальцем и в моего отца, — сказала Лейла. — Обычно, если у тебя есть деньги, никого не интересует, что ты делаешь.
Мариам разочарованно покачала головой.
— Я всегда говорила, что ты унаследовала от своего отца больше, чем от меня. Ты видишь мир так, как тебе хочется, чтобы он выглядел. Я бы никогда не разрешила тебе учиться в школе в Швейцарии. Единственное, чему тебя там научили — это спорить с матерью. Твоя сестра никогда так не поступает.
— Моя сестра дура! — фыркнула Лейла. — Ее беспокоит только ее дом, ее дети и ее взаимоотношения со слугами.
— Женщина и должна об этом беспокоиться, — сказала Мариам. — О чем же еще ей думать?
Лейла показала в окно.
— За ним целый мир, мама! Разве ты не видишь этого? Нас столько лет угнетали, наш народ был унижен и подавлен. Наши братья стонут под еврейским игом в Палестине. А ты спрашиваешь, о чем еще думать.
— Это решают мужчины, — сказала Мариам. — А мы должны заниматься нашими собственными делами.
— В них нет никакого смысла, — с отвращением сказала Лейла. Она встала и пошла к дверям. — Я ухожу.
— Куда ты идешь? Снова встречаться с Хамидом?
— Нет. Просто ухожу. Вот и все.
— Что за спешка? Сейчас будет обед.
— Я не голодна. Не ждите меня.
Мариам сидела и смотрела на дверь, за которой скрылась ее дочь. Через несколько минут она услышала, как перед домом заработал двигатель машины. Она подошла к окну как раз, чтобы увидеть, как маленький «мерседес» вырулил на улицу.
Лейла была точной копией своего отца. С ней никто не мог договориться. Она вспомнила тот день в прошлом месяце, когда Лейла появилась в дверях дома вместе с этим своим приятелем, сирийцем Хамидом. Они были так оборваны и грязны, что слуга, который только недавно служил в доме, не хотел их пускать. И лишь потом он неохотно согласился позвать хозяйку.
Мариам пришла в ужас от вида своей дочери. Ее кожа была такой темной и обветренной, словно она дни за днями проводила на солнце в пустыне, и на теле не было ни следа прежних округлостей. Она стала тонкой и стройной, как юноша.
— Что с тобой произошло? — не в силах сдержать слез, закричала она.
— Ничего, мама, — успокаивающе ответила Лейла.
— Но посмотри же на себя! Ведь ты в лохмотьях! Ты выглядишь так, словно месяцами не мылась!
— Со мной все в порядке, мама, — упрямо сказала Лейла.
— Откуда ты явилась? Я была уверена, что ты по-прежнему в школе.
— Мы добирались на автостопе, — ответила Лейла.
— Чего ради? Тебе всего лишь надо было позвонить домой. Мы бы купили тебе билет.
— Если бы мне был нужен билет, я бы так и сделала. Но я хотела поступить так, как я поступила.
И тут Мариам заметила Хамида, по-прежнему стоящего на пороге. Посмотрев на него, она перевела взгляд на дочь.
— Это мой друг Хамид, — сказала Лейла. — Он сириец.
Сделав шаг вперед, Хамид поднес руку ко лбу.
— Ташарафна.
— Хасали шараф, — автоматически ответила она, подавив в себе другие привычные слова приветствия.
— Я встретилась с Хамидом по дороге, — сказала Лейла. — Он добирается к себе домой в Дамаск.
Мариам ничего не сказала.
— Он был очень добр ко мне, — сказала Лейла. — Не будь его, я попала бы в большие неприятности.
Мариам повернулась к сирийцу.
— Входи, — сказала она. — И располагайся в нашем доме.
Он снова поклонился.
— Благодарю вас, мадам, но у меня есть кое-какие друзья, у которых я могу остановиться.
Она не стала притворяться. Он выглядел слишком грубым и примитивным. Впрочем, таково было большинство сирийцев.
— Я рад, что ты добралась до дома, — сказал он Лейле. — А теперь я должен идти.
Лейла протянула ему руку.
— Ты еще свяжешься со мной, прежде чем покинешь Бейрут?
Он кивнул, и они пожали руки друг другу. Несмотря на этот чисто формальный жест, Мариам видела, что между ними есть что-то более близкое.
— Я позвоню вам, — сказал он.
Но с тех пор прошел месяц и он до сих пор не покинул Бейрут. Мариам не знала, чем занимался Хамид. Но она знала совершенно точно, что Лейла и он встречались почти каждый день в отеле «Фениция». Это ей передали друзья, которые встречали их сидящими в кофейне за бокалами кока-колы.
Припарковав машину, Лейла вошла в кофейню прямо с улицы. Она не любила ходить через аляповатый холл с толпами разнаряженных туристов из Америки и Европы. Хамид в одиночестве сидел за их привычным столиком у окна. Перед ним стоял неизменный бокал кока-колы с ломтиком лимона. Она села напротив. Официантка молча поставила перед ней еще один бокал с напитком.
Хамид подождал, пока официантка отойдет.
— Завтра я уезжаю, — сказал он. Лицо его было бесстрастным.
— Домой? — спросила она.
— Скорее всего, — сказал он. — Здесь ничего не происходит, а я получил письмо от двоюродного брата. Я могу получить в армии звание сержанта — с выслугой лет и премиальными. Они набирают опытных ветеранов.
— Ничего не могу понять, — сказала она. — Прошло уже около месяца, а обо мне словно забыли.
Он пожал плечами.
— Может, они думают, что я погибла вместе со всеми остальными.
— Они знают, что ты на месте. Я сказал им, когда зашел получать последнее жалованье.
— Тогда почему меня не вызывают? Я сойду с ума от этого пустого ожидания. Мать не перестает цепляться ко мне.
— Их мозги заняты другим. Ходят слухи, что Аль-Иквах хочет заставить твоего отца заняться их капиталовложениями.
— Я знаю. Он их выставил. Это случилось еще до того, как я уехала из Франции. — Она опустила в бокал соломинку и отпила глоток. — Они рехнулись. Мой отец и пальцем не пошевелит, чтобы помочь кому-то, кроме себя.
— Они снова подбираются к нему. Похоже, они считают его большой шишкой.
— Желаю им удачи. Есть только один способ заставить его помогать им. Под дулом пистолета.
— Почему ты так думаешь?
— Я знаю своего отца. Он по-прежнему считает, что деньги решают все проблемы.
— Как бы там ни было, завтра я отправляюсь. Армейская служба все же лучше, чем ничего.
— Может, я должна прийти и поговорить с ними? Я не для того занималась этой подготовкой, чтобы сидеть в доме у своей мамаши.
— Не делай этого, — быстро сказал он. — У тебя есть приказ. Сидеть и ждать, пока с тобой не свяжутся.
Она посмотрела на него.
— А ты должен идти?
— Я должен чем-нибудь заниматься. Мои деньги почти на исходе.
— Деньги у меня есть.
— Нет.
Она замолчала, опустив глаза.
— Я надеюсь, что нам поручат вместе какую-то миссию.
— Я для этого не гожусь, — сказал он. — Не тот тип. Для миссий они предпочитают студентов. Люди обращают на них меньше внимания.
— Ты еще не так стар. Вполне можешь сойти за студента, — торопливо сказала она.
— Может быть, — засмеялся он. — В потемках.
— Если ты вернешься в сирийскую армию, они уже никогда не заполучат тебя обратно.
— Может, я и сам не захочу. Судя по тому, как мы наращиваем мощь, как говорит Египет, похоже, что-то должно произойти. И если начнется война, я могу стать офицером.
— Это то, чего ты хочешь?
— Нет.
— Чего же тебе тогда надо?
— Просто оторвать хороший кусок денег, — улыбнулся он, — как твой папаша.
— Прекрати говорить о нем! — внезапно разгневавшись, фыркнула она. — Где бы я ни появилась, только и разговоров, что о нем. Мой отец то, мой отец се. Даже мать не может прекратить говорить о нем.
— Ты сегодня видела газеты? — спросил он.
— Нет.
— А стоило бы. Может, тогда тебе стало бы яснее, почему все говорят о твоем отце.
— Что он сделал?
— Только что заключил соглашение о самом большом танкерном флоте для перевозки нефти из всех, что когда-либо имела Япония. Он купил десять судов, они строят для него еще двадцать. Все супертанкеры. Это будет самая большая линия в мире, принадлежащая арабам.
— Да получит он благословение Аллаха, — насмешливо сказала она. — Сколько у него прибавится в мошне?
— По крайней мере он что-то делает. С какой стати греки и все остальные захватили все перевозки из наших портов?
— Чем это поможет палестинцам? — спросила она.
Хамид промолчал.
— Прости, — торопливо сказала она. — Я не хотела с тобой ссориться. Сидя на месте, я огрубела.
— Все в порядке.
Она посмотрела на него.
— Хочешь, чтобы я зашла к тебе?
— О'кей, — сказал он, улыбнувшись — Но ты согласна, если мы сначала сходим в кино? Единственная картина, что показывали в Дамаске, была снята лет десять назад.
* * *
Опустив чашечку, Бадр почувствовал, как теплое саке ударило ему в голову. Как только донышко коснулось крышки стола, гейша, сидевшая на коленях за ним, сразу же снова наполнила ее. Бадр посмотрел на гейшу. Пить он не привык. Разве что время от времени бокал шампанского — не больше. И хотя Бадр выпил не больше трех крохотных чашечек, он уже чувствовал их действие.— Достаточно, — сказал он, пытаясь встать. Слегка закружилась голова. Как только он протянул руку, гейша оказалась рядом и помогла ему. Он улыбнулся ей.
— Спать, — сказал Бадр.
Она непонимающе посмотрела на него.
— Спать, — повторил он. Сложив ладони, он сделал вид, что кладет на них голову, закрыв глаза.
— Хай! Хай! Спать!
Он кивнул.
Продолжая поддерживать его за локоть, она откинулась назад и убрала ширму, разделявшую комнату на две половины. Проводив его в спальню, она задвинула за собой панель. Постель едва возвышалась над полом, и он едва не упал на спину, когда опустился на нее. Решив, что это очень забавно, он не мог удержаться от смеха. Она засмеялась вместе с ним.
— Я чуть не упал.
— Хай, хай, — сказала она, склоняясь над ним и развязывая пояс. Соскользнув с плеч, его халат упал на пол.
— Я устал, — пробормотал он в подушку, переворачиваясь на живот лицом вниз. Словно издалека он слышал шорох ее кимоно, ощущал легкий запах талька, который словно облачком окружал ее нежную кожу.
Ее пальцы невесомыми перышками пробежали по спине, легко массируя ее от затылка до ягодиц. У него перехватило дыхание от наслаждения, и он начал проваливаться в глубокий сон. Он еще видел, как маленький тоненькая гейша, поднявшись, беззвучно скользнула из комнаты, предварительно укутав его в сухую теплую простыню. Он закрыл глаза и заснул без сновидений.
Когда он проснулся, ему казалось, что он спал несколько минут. Но день уже был в разгаре, и рядом с его кроватью стоял Джаббир.
— Простите, что беспокою вас, хозяин, — сказал он, — но только что пришла телеграмма, и мистер Карьяж сказал, что она очень важная.
Медленно приняв сидячее положение, он взял желтый листок. Текст был прост и лаконичен, так, чтобы смысл его был понятен только ему и принцу.
ДАТА ОБЪЯВЛЕНИЯ ВАШЕГО СЫНА НАСЛЕДНИКОМ ОПРЕДЕЛЕНА.
ПРОШУ СКОРЕЕ ВОЗВРАЩАТЬСЯ ДЛЯ ОРГАНИЗАЦИИ ТОРЖЕСТВА.
(подпись) ФЕЙЯД, ПРИНЦ.
Теперь он окончательно проснулся. Он знал, что слова эти не имеют никакого отношения к его сыну. Давным-давно они условились об этом коде.
Война. Война с Израилем. Пришло время мести за поражение 1967 года. Она стояла на пороге. Или так они считали. Его охватила грусть.
Все пришло так быстро. Слишком быстро. Может быть, сначала они одержат небольшую победу, но израильтяне им не по зубам. Они слишком опытны. Если война продлится больше недели, она будет означать еще одно поражение для арабов.
В этом вопросе даже принц был согласен с ним. Впереди было еще много дел. Если мир хочет увидеть их единой силой, нужно будет больше, чем одна небольшая победа. И не только на поле боя, где умирают люди, но и в банках и кабинетах, где проходит их жизнь.
В другом месте
Октябрь 1973
Пыльный «фольксваген» защитного цвета, испятнанный годами жизни в песках и под ветрами пустыни, кашляя и фыркая, остановился в нескольких метрах от въезда на стоянку. Охрана не без любопытства смотрела, как из машины вылез старик в такой же пропыленной накидке бедуина и обошел вокруг машины. Подняв капот, он покопался в двигателе и, выпрямившись, грустно посмотрел на его внутренности.
К нему подошел один из охранников.
— В чем дело, старина?
— Хотел бы я знать. Даже верблюда надо поить время от времени. А создание, которое не нуждается в питье, скажу я вам, дело рук нечистого. Будь оно верблюдом, я бы знал, что ему нужно.
Молодой солдат рассмеялся.
— А что бы ты сделал, будь это верблюд?
— Я бы дал ему напиться. А если бы не помогло, накрутил бы ему хвост.
— Почему бы не попытаться и здесь так поступить? — предложил солдат.
— Я уже пробовал. Ничего не помогает.
Оставив старика разглядывать двигатель, солдат заглянул в машину. Состояние салона вполне соответствовало внешнему виду машины. От чехлов на сидениях остались одни лохмотья, а все приборы были покрыты густым слоем пыли. Протянув руку, солдат вытер пыль с указателя горючего и повернулся к старику.
— У тебя кончился бензин.
— Не могу понять. Раньше не случалось ничего подобного.
— А теперь случилось, — сказал солдат, не скрывая насмешки.
Старик пожал плечами.
— Рад, что ничего более серьезного. Я уж боялся, что эта старая развалина отдала богу душу. — Он бросил взгляд на ворота. — Открой-ка их пошире, — сказал он из-за плеча. — Я пошлю кого-нибудь наполнить бак.
— Минутку, старик! — часовой преградил ему дорогу. — Ты не имеешь права входить сюда без пропуска. Совершенно секретно.
— Пропуск у меня есть, — сказал старик, протягивая руку. Солнце зайчиком отразилось от пластиковой карточки.
Взяв ее, солдат прочитал текст и, вскочив, застыл по стойке смирно.
— Прошу прощения, генерал! — сказал он, отдавая честь.
Бен Эзра отсалютовал ему.
— Все в порядке, солдат. Вольно.
Юноша расслабился.
— Вы знаете, куда идти, сэр? — с уважением спросил он.
— Знаю, — улыбнулся Бен Эзра. Он протянул руку. — Может, ты отдашь мне пропуск?
— Да, сэр, — торопливо сказал часовой. — И не беспокойтесь относительно своей машины, сэр. Мы о ней позаботимся.
Генерал улыбнулся.
— Спасибо.
Повернувшись, он пошел в глубь территории, и бедуинский плащ развевался при каждом его шаге.
— Кто это был? — с любопытством спросил второй часовой.
— Генерал Бен Эзра, — уважительно ответил солдат приглушенным голосом.
— Лев Пустыни? — в голосе второго было изумление. Повернувшись, он посмотрел вслед старику. — А я думал, что он уже мертв.
— Ну, он-то еще как живой, — сказал первый. — Пошли. Займемся генеральской машиной.
— Простите, что нас так мало, — извинился генерал Эшнев, — но все остальные на фронте.
— Не стоит извиняться, — сказал Уэйгрин. — Мы все понимаем. — Он улыбнулся. — Кстати, примите наши поздравления. Ваши ребята сработали просто великолепно, окружив египетскую Третью армию.
— Вы преувеличиваете наши заслуги, — мрачно кивнул Эшнев. — Мы еще не уверены в успехе.
— Он от вас никуда не уйдет, — уверенно сказал американский полковник.
— Нам по-прежнему нужна помощь, — сказал Эшнев. — И самая разнообразная. Мы слишком дорого заплатили, позволив им атаковать нас.
— Но кому могло прийти в голову, что они начнут наступление в Иом Кипур? — пытаясь успокоить хозяев, сказал Харрис из госдепартамента.
— Мне, — сухо и деловито сказал Бен Эзра. — Кажется, я совершенно ясно говорил об этом во время последней встречи.
— То было совершенно дикое предположение, — защищаясь, сказал Харрис.
— Все предположения кажутся дикими, — тихо сказал Бен Эзра. — Но каковы бы они ни были, вы же в любом случае не собирались ничего предпринимать, не так ли?
Харрис промолчал.
— Скажите, — доверительно обратился к нему старший генерал, — вы информировали вашего шефа?
Харрис кивнул.
— Конечно.
Посмотрев на него, Бен Эзра грустно покачал головой.
— Всю эту трагедию можно было предотвратить.
— Не вижу, каким образом, — сказал Харрис.
— Мы должны были поступить так же, как в тот раз. И война уже была бы закончена.
— И общественное мнение во всем мире было бы против вас, — сказал Харрис.
— Сейчас оно нам очень пригодилось, — отпарировал Бен Эзра. — Но я что-то не вижу, чтобы какие-то войска спешили нам на помощь.
— Это не имеет отношения к делу, — быстро сказал Эшнев. — Мы собрались с другой целью, генерал. Мы здесь, чтобы выслушать вашу оценку ситуации.
— И чтобы проигнорировать ее, как в прошлый раз, — ехидно докончил фразу Бен Эзра. Но увидев в глазах Эшнева боль и отчаяние, сразу же сменил тон. — Прошу прощения, друг мой, — мягко сказал он. — Я забыл, что вам досталось куда больше, чем мне.
Эшнев не ответил.
Бен Эзра посмотрел на американца, сидящего по другую сторону стола.
— Вместе со старостью приходит и одиночество.
Ни один из сидящих за столом не проронил ни слова.
— Не будете ли вы столь любезны, джентльмены, ответить на мой вопрос? — сказал он.
— Скажите мне, чего ради вы тут собрались? Ведь вам должно быть столь же ясно, как и мне, что ничего не произойдет, ничего не изменится и ничего не будет сделано.
— Это неправда, генерал Бен Эзра, — запротестовал полковник Уэйгрин. — Мы с величайшим уважением относимся и к вашему мнению, и к вашим идеям.
Бен Эзра улыбнулся.
— Как и я к вашим. Если бы я только мог понять их. Я так и не могу разобраться, любите ли вы нас или ненавидите.
Эшнев снова попытался вернуть встречу к первоначальному замыслу разговора.
— Вы получили досье Аль Фея?
— Да, — Бен Эзра кивнул.
— И к каким вы пришли выводам?
— Будь арабы поумнее, они могли бы распустить свои армии и без единого выстрела завоевать весь мир.
— Каким образом? — спросил Харрис.
Бен Эзра позволил себе улыбнуться.
— Очень просто. Купить его.
Никто не рассмеялся.
— Война уже проиграна, и вы это знаете — сказал старик.
— Что вы имеете в виду? — спросил Уэйгрин. — Еще не вечер. Израильтяне двигаются вглубь Египта и Сирии. Садат уже заговорил о мире. Он знает, когда надо отступить.
— Он знает, что одержал победу, — угрюмо сказал Бен Эзра. — Он поставил перед собой цель восстановить веру арабов в себя и их гордость. Этого он добился. Арабские солдаты дрались мужественно. Их честь восстановлена. Это то, чего он и хотел добиться. — Он вынул из-под накидки пачку бумаг. — Мы еще можем выиграть войну. Но это зависит от того, сколько вы нам дадите времени.
— Я не совсем понимаю вас, — сказал Харрис.
— Нам нужно еще две недели, — сказал Бен Эзра. — Мы должны окружить Каир, оккупировать Ливию, с одной стороны, и взять Сирию. Если мы это сделаем, то тогда нам удастся поломать хребет намечающейся нефтяной блокаде, если же нет, то тогда наша изоляция станет только вопросом времени.
— Каким образом мы можем предоставить вам время? — спросил Харрис. — Россия уже все упорнее настаивает на прекращении огня.
Бен Эзра посмотрел на него.
— Не может быть, чтобы вы были настолько глупы. -
Он с сокрушением покачал головой.
— Где была Россия, когда победа клонилась в сторону арабов? Она пыталась защитить нас требованием о прекращении огня? Нет. Она молчала, пока военная удача не склонилась в другую сторону. Теперь она хочет прекращения огня, чтобы спасти свое положение. Теперь у арабов самое лучшее оружие, о котором они могли только мечтать — эмбарго на нефть. Оно прикончит западный мир быстрее, чем атомная бомба.
— Если мы сможем контролировать ливийскую нефть и сирийские трубопроводы, эмбарго сойдет на нет. Если нужно, мы сможем снабжать весь мир. Иордания тут же откажется от вмешательства и угрозы с ее стороны не последует.
— Но если нам это не удастся, вся мировая экономика полетит к чертям. Арабы заставят мир расколоться. Франция постарается немедленно воспользоваться ситуацией и нарушить единство Европы. Япония будет вынуждена пойти на сделку, так как восемьдесят процентов своей нефти она получает из арабских стран. Постепенно, шаг за шагом, арабы заставят все страны мира отвернуться от нас. И я не могу проклинать их, потому что вопрос собственного выживания так же важен для них, как и для нас наше собственное.
— Если война будет перенесена на территорию Ливии и Сирии, может вмешаться Россия, — сказал Харрис.
— Сомневаюсь, — сказал Бен Эзра. — Они не меньше вас боятся скрытой конфронтации.
— Это ваша точка зрения, — холодно сказал Харрис.
— Верно, — сказал старик. — И тем не менее, если ваш мистер Киссинджер несколько притормозит, мы сможем реализовать ее.
Харрис посмотрел на Эшнева.
— К счастью, ваше правительство ведет другую политику, — сказал он.
Эшнев неохотно кивнул.
— Да, другую.
Харрис снова повернулся к Бен Эзре.
— Именно мистер Киссинджер надеется в течение ближайших двух недель добиться эффективного прекращения огня.
— Передайте ему мою благодарность, — саркастически сказал Бен Эзра. — Он может считать себя Невиллем Чемберленом семидесятых годов.
— Я считаю, что эта дискуссия выходит за рамки нашей встречи, — твердо сказал Харрис, — и что ее тема должна решаться на более высоком уровне. Сейчас нас гораздо более интересует все, что нам известно об Аль Фее.
Бен Эзра посмотрел на него.
— Не думаю, что мы может что-то предпринять относительно него, кроме того, что молить бога в надежде, что он будет продолжать сопротивляться давлению экстремистов и по мере сил придерживаться среднего курса. Он, наверно, больше всех остальных богатых шейхов не заинтересован в том, чтобы бросать на чашу весов все свое богатство и влияние. Но все они идут по лезвию бритвы. И как долго им удастся сохранять равновесие, об этом остается только гадать. — Он повернулся к Эшневу. — Если ли у вас какая-нибудь информация о нем с момента начала войны?
К нему подошел один из охранников.
— В чем дело, старина?
— Хотел бы я знать. Даже верблюда надо поить время от времени. А создание, которое не нуждается в питье, скажу я вам, дело рук нечистого. Будь оно верблюдом, я бы знал, что ему нужно.
Молодой солдат рассмеялся.
— А что бы ты сделал, будь это верблюд?
— Я бы дал ему напиться. А если бы не помогло, накрутил бы ему хвост.
— Почему бы не попытаться и здесь так поступить? — предложил солдат.
— Я уже пробовал. Ничего не помогает.
Оставив старика разглядывать двигатель, солдат заглянул в машину. Состояние салона вполне соответствовало внешнему виду машины. От чехлов на сидениях остались одни лохмотья, а все приборы были покрыты густым слоем пыли. Протянув руку, солдат вытер пыль с указателя горючего и повернулся к старику.
— У тебя кончился бензин.
— Не могу понять. Раньше не случалось ничего подобного.
— А теперь случилось, — сказал солдат, не скрывая насмешки.
Старик пожал плечами.
— Рад, что ничего более серьезного. Я уж боялся, что эта старая развалина отдала богу душу. — Он бросил взгляд на ворота. — Открой-ка их пошире, — сказал он из-за плеча. — Я пошлю кого-нибудь наполнить бак.
— Минутку, старик! — часовой преградил ему дорогу. — Ты не имеешь права входить сюда без пропуска. Совершенно секретно.
— Пропуск у меня есть, — сказал старик, протягивая руку. Солнце зайчиком отразилось от пластиковой карточки.
Взяв ее, солдат прочитал текст и, вскочив, застыл по стойке смирно.
— Прошу прощения, генерал! — сказал он, отдавая честь.
Бен Эзра отсалютовал ему.
— Все в порядке, солдат. Вольно.
Юноша расслабился.
— Вы знаете, куда идти, сэр? — с уважением спросил он.
— Знаю, — улыбнулся Бен Эзра. Он протянул руку. — Может, ты отдашь мне пропуск?
— Да, сэр, — торопливо сказал часовой. — И не беспокойтесь относительно своей машины, сэр. Мы о ней позаботимся.
Генерал улыбнулся.
— Спасибо.
Повернувшись, он пошел в глубь территории, и бедуинский плащ развевался при каждом его шаге.
— Кто это был? — с любопытством спросил второй часовой.
— Генерал Бен Эзра, — уважительно ответил солдат приглушенным голосом.
— Лев Пустыни? — в голосе второго было изумление. Повернувшись, он посмотрел вслед старику. — А я думал, что он уже мертв.
— Ну, он-то еще как живой, — сказал первый. — Пошли. Займемся генеральской машиной.
* * *
За столом в конференц-зале сидели всего пять человек. Трое американцев, которые были на предыдущей встрече, Бен Эзра и генерал Эшнев.— Простите, что нас так мало, — извинился генерал Эшнев, — но все остальные на фронте.
— Не стоит извиняться, — сказал Уэйгрин. — Мы все понимаем. — Он улыбнулся. — Кстати, примите наши поздравления. Ваши ребята сработали просто великолепно, окружив египетскую Третью армию.
— Вы преувеличиваете наши заслуги, — мрачно кивнул Эшнев. — Мы еще не уверены в успехе.
— Он от вас никуда не уйдет, — уверенно сказал американский полковник.
— Нам по-прежнему нужна помощь, — сказал Эшнев. — И самая разнообразная. Мы слишком дорого заплатили, позволив им атаковать нас.
— Но кому могло прийти в голову, что они начнут наступление в Иом Кипур? — пытаясь успокоить хозяев, сказал Харрис из госдепартамента.
— Мне, — сухо и деловито сказал Бен Эзра. — Кажется, я совершенно ясно говорил об этом во время последней встречи.
— То было совершенно дикое предположение, — защищаясь, сказал Харрис.
— Все предположения кажутся дикими, — тихо сказал Бен Эзра. — Но каковы бы они ни были, вы же в любом случае не собирались ничего предпринимать, не так ли?
Харрис промолчал.
— Скажите, — доверительно обратился к нему старший генерал, — вы информировали вашего шефа?
Харрис кивнул.
— Конечно.
Посмотрев на него, Бен Эзра грустно покачал головой.
— Всю эту трагедию можно было предотвратить.
— Не вижу, каким образом, — сказал Харрис.
— Мы должны были поступить так же, как в тот раз. И война уже была бы закончена.
— И общественное мнение во всем мире было бы против вас, — сказал Харрис.
— Сейчас оно нам очень пригодилось, — отпарировал Бен Эзра. — Но я что-то не вижу, чтобы какие-то войска спешили нам на помощь.
— Это не имеет отношения к делу, — быстро сказал Эшнев. — Мы собрались с другой целью, генерал. Мы здесь, чтобы выслушать вашу оценку ситуации.
— И чтобы проигнорировать ее, как в прошлый раз, — ехидно докончил фразу Бен Эзра. Но увидев в глазах Эшнева боль и отчаяние, сразу же сменил тон. — Прошу прощения, друг мой, — мягко сказал он. — Я забыл, что вам досталось куда больше, чем мне.
Эшнев не ответил.
Бен Эзра посмотрел на американца, сидящего по другую сторону стола.
— Вместе со старостью приходит и одиночество.
Ни один из сидящих за столом не проронил ни слова.
— Не будете ли вы столь любезны, джентльмены, ответить на мой вопрос? — сказал он.
— Скажите мне, чего ради вы тут собрались? Ведь вам должно быть столь же ясно, как и мне, что ничего не произойдет, ничего не изменится и ничего не будет сделано.
— Это неправда, генерал Бен Эзра, — запротестовал полковник Уэйгрин. — Мы с величайшим уважением относимся и к вашему мнению, и к вашим идеям.
Бен Эзра улыбнулся.
— Как и я к вашим. Если бы я только мог понять их. Я так и не могу разобраться, любите ли вы нас или ненавидите.
Эшнев снова попытался вернуть встречу к первоначальному замыслу разговора.
— Вы получили досье Аль Фея?
— Да, — Бен Эзра кивнул.
— И к каким вы пришли выводам?
— Будь арабы поумнее, они могли бы распустить свои армии и без единого выстрела завоевать весь мир.
— Каким образом? — спросил Харрис.
Бен Эзра позволил себе улыбнуться.
— Очень просто. Купить его.
Никто не рассмеялся.
— Война уже проиграна, и вы это знаете — сказал старик.
— Что вы имеете в виду? — спросил Уэйгрин. — Еще не вечер. Израильтяне двигаются вглубь Египта и Сирии. Садат уже заговорил о мире. Он знает, когда надо отступить.
— Он знает, что одержал победу, — угрюмо сказал Бен Эзра. — Он поставил перед собой цель восстановить веру арабов в себя и их гордость. Этого он добился. Арабские солдаты дрались мужественно. Их честь восстановлена. Это то, чего он и хотел добиться. — Он вынул из-под накидки пачку бумаг. — Мы еще можем выиграть войну. Но это зависит от того, сколько вы нам дадите времени.
— Я не совсем понимаю вас, — сказал Харрис.
— Нам нужно еще две недели, — сказал Бен Эзра. — Мы должны окружить Каир, оккупировать Ливию, с одной стороны, и взять Сирию. Если мы это сделаем, то тогда нам удастся поломать хребет намечающейся нефтяной блокаде, если же нет, то тогда наша изоляция станет только вопросом времени.
— Каким образом мы можем предоставить вам время? — спросил Харрис. — Россия уже все упорнее настаивает на прекращении огня.
Бен Эзра посмотрел на него.
— Не может быть, чтобы вы были настолько глупы. -
Он с сокрушением покачал головой.
— Где была Россия, когда победа клонилась в сторону арабов? Она пыталась защитить нас требованием о прекращении огня? Нет. Она молчала, пока военная удача не склонилась в другую сторону. Теперь она хочет прекращения огня, чтобы спасти свое положение. Теперь у арабов самое лучшее оружие, о котором они могли только мечтать — эмбарго на нефть. Оно прикончит западный мир быстрее, чем атомная бомба.
— Если мы сможем контролировать ливийскую нефть и сирийские трубопроводы, эмбарго сойдет на нет. Если нужно, мы сможем снабжать весь мир. Иордания тут же откажется от вмешательства и угрозы с ее стороны не последует.
— Но если нам это не удастся, вся мировая экономика полетит к чертям. Арабы заставят мир расколоться. Франция постарается немедленно воспользоваться ситуацией и нарушить единство Европы. Япония будет вынуждена пойти на сделку, так как восемьдесят процентов своей нефти она получает из арабских стран. Постепенно, шаг за шагом, арабы заставят все страны мира отвернуться от нас. И я не могу проклинать их, потому что вопрос собственного выживания так же важен для них, как и для нас наше собственное.
— Если война будет перенесена на территорию Ливии и Сирии, может вмешаться Россия, — сказал Харрис.
— Сомневаюсь, — сказал Бен Эзра. — Они не меньше вас боятся скрытой конфронтации.
— Это ваша точка зрения, — холодно сказал Харрис.
— Верно, — сказал старик. — И тем не менее, если ваш мистер Киссинджер несколько притормозит, мы сможем реализовать ее.
Харрис посмотрел на Эшнева.
— К счастью, ваше правительство ведет другую политику, — сказал он.
Эшнев неохотно кивнул.
— Да, другую.
Харрис снова повернулся к Бен Эзре.
— Именно мистер Киссинджер надеется в течение ближайших двух недель добиться эффективного прекращения огня.
— Передайте ему мою благодарность, — саркастически сказал Бен Эзра. — Он может считать себя Невиллем Чемберленом семидесятых годов.
— Я считаю, что эта дискуссия выходит за рамки нашей встречи, — твердо сказал Харрис, — и что ее тема должна решаться на более высоком уровне. Сейчас нас гораздо более интересует все, что нам известно об Аль Фее.
Бен Эзра посмотрел на него.
— Не думаю, что мы может что-то предпринять относительно него, кроме того, что молить бога в надежде, что он будет продолжать сопротивляться давлению экстремистов и по мере сил придерживаться среднего курса. Он, наверно, больше всех остальных богатых шейхов не заинтересован в том, чтобы бросать на чашу весов все свое богатство и влияние. Но все они идут по лезвию бритвы. И как долго им удастся сохранять равновесие, об этом остается только гадать. — Он повернулся к Эшневу. — Если ли у вас какая-нибудь информация о нем с момента начала войны?