Роббинс Гарольд. Пират

   — Может быть, сказанное и прозвучит для вас достаточно странно, но я каким-то шестым чувством старого человека ощущаю, что ответ может быть найден у Аль Фея. Ветер, который дует над пустыней, ныне рождается не на Востоке — он дует у Запада. Ощущение собственных богатств заставляет проснуться арабских шейхов. И это будет означать конец русского влияния. Коммунизму нечего им сказать. И вопрос контроля над Ближним Востоком — только вопрос времени. И если они с толком распорядятся своими богатствами, скоро весь мир без единого выстрела упадет к их ногам.
   Он обвел взглядом молчащий стол.
   — Мне ужасно не хочется разочаровывать вас, джентльмены, но дело в том, что мы больше не представляем интереса для ислама, если не считать их оскорбленной гордости. Они могут одержать победу, совершенно не заботясь о том, чтобы сохранить лицо. И после окончания битвы придет пора больших потрясений.
   Он повернулся к американцам.
   — Нам понадобится ваша помощь. Сейчас. Позже вам будет нужна наша.
   Харрис был вежлив и слегка пренебрежителен.
   — Почему вы так думаете?
   — Потому, что мы понимаем их лучше, чем кто-либо в мире, — сказал старик, повернув к нему свое угрюмое ястребиное лицо. — И потому, что вы, а не мы — их настоящая цель.
   Снова наступило молчание. Наконец подал голос Эшнев.
   — Будете ли вы продолжать снабжать нас информацией о том, что вам удастся узнать?
   Старик кивнул.
   — Конечно. Сочту за честь.
   — Сделаю все, что смогу, — ответил Эшнев.
   — Мне нужно полное досье на Аль Фея. О всей его жизни. О личной и о деловой. Я хочу знать о нем все.
   Эшнев оглядел сидящих. Возражений не было. Он кивнул.
   — Вы немедленно получите его.
   — Доложите ли вы мое мнение премьер-министру? — спросил Бен Эзра.
   — Да, я это сделаю.
   — Заодно и поцелуйте ее от меня, — улыбаясь, сказал Бен Эзра. — Я думаю, она меня поймет.
   Вокруг стола раздался легкий смешок. Зазвонил телефон, и Эшнев снял трубку. Послушав пару минут, он положил трубку.
   — Еще одно похищение самолета, — сказал он. — Самолет Люфтганзы из Дюссельдорфа. Он на пути в Бейрут.
   Бен Эзра сокрушенно покачал головой.
   — Как грустно. И как глупо. — Он посмотрел на американцев. — Суть дела может быть выражена в нескольких строчках. И пока мы тут расстраиваемся из-за этих новостей, они у нас под носом, тихо, так, чтобы никто и не заметил — похитят весь мир.

Книга вторая
Конец лета 1973

Глава 1

   В ресторан «Таитянский пляж» Юсеф вошел через дверь, находящуюся со стороны дороги. Он был в черном пиджаке, белой рубашке и галстуке. Проталкиваясь среди полуголых мужчин и женщин, только что пришедших с пляжа, он искал себе место. Прищурившись, он оглядывался вокруг в поисках столика. Через мгновение он увидел Жака, сидящего рядом с баром, оплетенным зеленью, и ведущего серьезный разговор с симпатичным чернокожим юношей.
   Как только на собеседников упала тень Юсефа, Жак сразу же взглянул на него.
   — Юсеф, — вставая, обратился он к нему по-французски. — Какой приятный сюрприз. А мы вас и не ждали.
   Юсеф не ответил на его улыбку.
   — Не сомневаюсь, — холодно сказал он. — Скажи своему дружку, чтобы он убирался.
   Жак помрачнел.
   — Какое вы имеете право...
   Юсеф не дал ему окончить фразу.
   — Потому что я твой хозяин, ты, подонок! — рявкнул он. — Пусть он уносит ноги или я отправлю тебя обратно в то парижское дерьмо, откуда я тебя вытащил! И будешь услаждать туристов по десять франков за сеанс!
   Чернокожий встал, и его мускулы напряглись, когда он сжал кулаки.
   — Хочешь, я его вышвырну ради тебя, Жак?
   Юсеф не отрывал взгляда от Жака. Тот опустил глаза.
   — Я думаю, тебе лучше уйти, Жерар. — Он не смотрел на негра.
   Жерар презрительно скривил губы.
   — Сосунок! — выплюнул он в Жака, поворачиваясь к нему спиной. Опустившись на песок в нескольких футах от них, он прикрыл глаза рукой, явно давая понять, что не собирается обращать на них внимания.
   К Юсефу, присевшему на стул, освобожденный негром, подошел официант.
   — Месье?
   — Кока-колу со льдом. — Он повернулся к Жаку, подавленно сидевшему рядом. — Где она?
   Жак не смотрел на него.
   — Какого черта... откуда я знаю? — мрачно ответил он. — Я ее ждал тут на пляже больше двух часов.
   — Ты обязан знать! — гневно выдохнул Юсеф. — Иначе какого дьявола я плачу тебе столько денег? Чтобы ты трахался на пляже с негритятами?
   Официант принес кока-колу и удалился. Схватив стакан, Юсеф жадно опустошил его.
   — Ты был с ней прошлой ночью? — спросил он.
   — Да.
   — А снимки? Ты их сделал?
   — А как я мог? — задал Жак встречный вопрос. — Она и не входила в номер. Она бросила меня в дискотеке в три часа и сказала, чтобы сегодня в полдень я ждал ее на пляже.
   — И ты всю ночь провел с этим черным?
   — Что еще мне оставалось делать"? — агрессивно ответил Жак. — Беречь себя для нее?
   Юсеф вынул из внутреннего кармана пиджака новый золотой портсигар. Медленно открыв его, он внимательно выбрал сигарету. Постучал ею о крышку портсигара.
   — Ты не очень умен, — сказал он, зажав сигарету в губах и раскуривая ее. — Совсем не умен.
   Жак смотрел на него.
   — Но как я мог делать снимки, если она даже не заходила в номер? Ни на секунду. Куда нам пойти, всегда решает она. — Поверх плеча Юсефа он посмотрел на море. — А вот она и прибывает.
   Юсеф повернулся. Вынырнувший из открытого моря, к берегу подходил внушительный корпус «Сан Марко». Запустив руку в карман пиджака, Юсеф бросил на стол перед Жаком ключ.
   — Я зарезервировал тебе номер в «Вавилоне». Вся аппаратура на месте. Комната подключена к системе подслушивания, а рядом фотограф будет ждать, чтобы ты его впустил. Затащи ее туда. Меня не интересует, как ты это сделаешь, но она должна оказаться там. У тебя осталась только одна ночь.
   Жак удивленно смотрел на него.
   — Что за спешка?
   — У меня в кармане телеграмма от ее мужа. Завтра днем он прибывает на своем самолете из Калифорнии.
   — Что если она не захочет остаться? Что мне тогда делать, лупить ее по башке? Если она, как и прошлой ночью, решит в три ночи возвращаться на «Сан Марко», чтобы идти в Канн?
   Встав, Юсеф посмотрел на Жака сверху вниз.
   — Я позабочусь, чтобы на «Сан-Марко» обнаружились неполадки с двигателем. Остальное за тобой. — Из-за плеча он бросил взгляд на море. «Сан-Марко» медленно двигался вдоль пляжа. — Спускайся к воде, любовничек, — саркастически сказал он, — и помоги леди выйти на берег.
   Жак молча встал и направился к пляжу. Мгновение Юсеф наблюдал за ним, затем, повернувшись, прошел через ресторан к дороге, на которой он оставил свою машину.
   Заняв место за рулем, он еще посидел с минуту, прежде чем включить зажигание. Если бы только Иордана не относилась к нему с такой ненавистью. Тогда ничего не понадобилось бы. Но он знал, сколько раз она пыталась настроить Бадра против него, потому что ей не нравились их отношения. И, кроме того, он был всего лишь служащим, в то время как она — жена босса. И если дело дойдет до прямого столкновения, не было сомнений, кто выйдет из него победителем. Она может выиграть, не шевельнув и пальцем. Но если сегодня вечером Жак добьется своего, этого никогда не произойдет. Угроза, что Бадр увидит доказательства ее неверности, заставит ее успокоиться. Юсеф знал, что лучшим союзником может быть поверженный враг.
   Когда рев двигателей стал неясным бормотанием, Иордана открыла глаза и посмотрела на часы. Из Канн они вышли сорок минут назад. По шоссе с его движением она добиралась бы часа полтора. Сейчас она не только сэкономила время, но, так как море было спокойным, успела по дороге вздремнуть.
   Сев, она потянулась за лифчиком от бикини и рубашкой. Нащупывая застежку, она окинула себя взглядом. Груди были такими же загорелыми, как и все тело, отливавшее золотисто-коричневым, а соски сменили свой нежно-розовый цвет на коричневатый. Она была довольна собой. Груди ее были все так же крепки. Она еще не стала оплывать, как многие женщины ее возраста.
   Инстинктивно она бросила косой взгляд, чтобы убедиться, как два матроса на мостике судна глазеют на нее. Они сразу же отвели глаза, но Иордана не сомневалась, что они смотрят на нее в зеркало заднего вида. Она улыбнулась про себя. Поддразнивая их, она подняла груди в ладонях так, что отвердели соски. Затем застегнула лифчик.
   Рядом оказалась гребная шлюпка с двумя девушками в одних плавках. Они смотрели на семидесятитысячного «Сан Марко» с любопытством и нескрываемой надеждой.
   Увидев на борту пассажирку, они разочарованно переглянулись, и она снова улыбнулась про себя. Все было столь очевидно. Шлюпка медленно удалялась.
   — Привет! — услышала она с другой стороны судна.
   Она повернулась. В лодочке с подвесным мотором стоял Жак. Его светлые волосы выгорели на летнем солнце, и загар казался еще темнее по контрасту с ними. Она молча махнула ему.
   — Я приплыл взять вас на берег, — крикнул он. — Я знаю, как вы не любите мочить ноги.
   — Мне повезло, — сказала она, поворачиваясь к матросам. — Ждите меня, — сказала она по-французски, — Когда я соберусь уходить, я свяжусь с вами.
   — Да, мадам, — ответил моряк на мостике. Второй двинулся помочь ей перелезть через фальшборт. Она вручила ему большую пляжную сумку, которую всегда носила с собой. Внутри были туфли, смена вечернего платья, уоки-токи для связи с судном, а также косметика, сигареты, деньги и кредитные карточки.
   Перегнувшись через леер, матрос подтянул лодочку поближе к борту. Бросив сумку в руки Жаку, он протянул Иордане руку. Как только она уселась, матрос отпустил лодочку.
   Она села спиной к носу. Жак сидел на корме у румпеля.
   — Прости, что запоздала, — сказала она.
   — Все в порядке, — улыбнулся он. — Хорошо спала?
   — Отлично. А ты?
   Он издал неопределенный звук.
   — Не очень. Я был очень... как бы это выразиться? ...расстроен.
   Она смотрела на него. Она не могла в нем разобраться. Мара говорила, что он жиголо, но несколько раз, когда она давала ему деньги, Жак возвращал их с оскорбленным видом. Он не занимается делом, сказал он. Он влюблен в нее. Но суть была не в этом. Он жил в дорогом номере в «Мирамаре» на авеню Круазетт в Каннах, у него был новый «ситроен-СМ» и, похоже, он не нуждался в деньгах. Он никогда не давал ей расплатиться чеком, как делали на его месте многие другие жиголо и прочие. Несколько раз она обратила внимание, как он провожал глазами молоденьких мальчиков, но в их общении она не заметила, что он склонен к извращениям. С одной стороны, она была уверена, что Жак бисексуален и что, возможно, его настоящим любовником был мужчина, который послал его на лето в Кот д'Азур, но это ее не беспокоило.
   — Со своими талантами, которыми ты блеснул на дискотеке? — Она рассмеялась. — Вот уж не думала, что тебя терзают какие-то проблемы.
   — Нет, не терзают, — сказал он, вспоминая ночь, проведенную с огромным негром Жераром.
   — Взгляни, — громко сказал он, привлекая ее внимание к вздыбившимся плавкам. — Видишь, что ты со мной делаешь? Стоит мне тебя только увидеть.
   Она снова засмеялась.
   — Разве тебе никто не говорил, что это вредно для здоровья? Ты можешь надорваться.
   Он не смеялся.
   — Когда ты придешь провести со мной всю ночь? Хоть разок, чтобы мы могли вволю заниматься любовью и у меня не было ощущения, что одним глазом ты посматриваешь на часы. Так, чтобы мы могли всласть насладиться друг другом.
   Она опять засмеялась.
   — Ты жаден. Не забывай, что я замужняя женщина, у которой есть определенные обязанности. Я должна каждый вечер быть дома, чтобы мои дети, просыпаясь, по утрам видели свою мать.
   — Что ужасного произойдет, если один раз этого не случится? — Он надул губы.
   — Тогда меня упрекнут в нерадивом выполнении обязанностей, порученных мне моим мужем, — сказала она. — А этого мне не хочется.
   — Твоего мужа это не волнует. В противном случае он бы постарался приехать повидать своих детей и жену хоть раз за последние три месяца, — сказал он.
   В ее голосе появились ледяные нотки.
   — То, что мой муж делает или не делает — не твое дело.
   Жак мгновенно почувствовал, что зашел слишком далеко.
   — Но я люблю тебя, схожу с ума, так я хочу тебя.
   Расслабляясь, она медленно склонила голову.
   — Тогда учись правильно смотреть на вещи, — сказала она. — И если ты собираешься и дальше играть со своей игрушкой, то лучше разверни лодочку в море, а то мы врежемся в берег.
   — А если я это сделаю, ты поласкаешь меня?
   — Нет, — резко ответила она. — Мне больше хочется выпить стакан холодного белого вина.
   Она уже была крепко на взводе. Свет непрерывно мигал, и ей казалось, что она видит лишь отдельные, мгновенно застывающие в глазах, кадры киноленты, тяжелый грохот рок-группы рвал перепонки. Она выпила еще глоток белого вина и огляделась. Вокруг стола сидели четырнадцать человек и каждый надрывался изо всех сил, стараясь в шуме дискотеки докричаться до собеседника.
   Жак разговаривал с англичанкой, сидевшей справа от него. Она была актрисой, которая только что отснялась у Питера Селлерса и попала в компанию, которая прикатила из Парижа на уик-энд. Иордана стала собирать их на пляже вокруг себя после полудня. Пили коктейли и обедали они в «Ла Скале», а к полуночи все направились в дискотеку.
   Причина, по которой она оказалась в этом обществе, заключалась в том, что Жак ей надоел. Он хотел слишком многого. Порой он вел себя совершенно как женщина, правда, с тем отличием, что, по его мнению, весь мир вращался вокруг его мужских достоинств. Он уже начинал ее раздражать, но вокруг, кроме нескольких случайных знакомых, не было ничего стоящего. С тоски она и курнула травку. Обычно она никогда не занималась этим на людях. Но когда в дамской комнате англичанка предложила ей затянуться, они там оставались, пока не выкурили сигаретку на пару.
   После этого она уже перестала воспринимать вечер как таковой. Ей казалось, что она никогда в жизни так много не смеялась. Все окружающие казались ей исключительно яркими и остроумными людьми. А теперь ей хотелось танцевать, но все вокруг были заняты разговорами.
   Выбравшись из-за стола, она одна пошла на площадку и, пробившись сквозь толпу, начала танцевать. Отдаваясь музыке, она подумала, какое счастье находиться на юге Франции, где никому не кажется странным, что мужчине или женщине захотелось потанцевать в одиночку, и закрыла глаза.
   Когда она открыла их, перед ней покачивался в танце высокий симпатичный негр. Он перехватил ее взгляд, но они не обменялись ни словом. Она обратила на него внимание еще раньше, днем на пляже. Позже, во время коктейля, он был в баре, а теперь оказался здесь. Она видела его за соседним столиком.
   Он двигался с фантастическим изяществом, и его тело переливалось под рубашкой, раскрытой нараспашку и затянутой узлом на поясе, ниже которого его сухие бедра были облиты тугими джинсами. Она начала двигаться в такт ему. Улучив мгновение, она спросила:
   — Вы американец, не так ли?
   Он говорил с южным акцентом.
   — Как вы догадались?
   — Вы танцуете не как французы — те прыгают вверх и вниз, и не как англичане, которые подпрыгивают и приседают.
   Он засмеялся.
   — Я никогда об этом не думал.
   — Откуда вы?
   — Из страны крекеров, белых оборванцев, — сказал он. — Из Джорджии.
   — Я никогда не была там, — сказала она.
   — Вы ничего не потеряли, — сказал он. — Здесь мне нравится куда больше. Там ничего не меняется.
   — По-прежнему? — спросила она.
   — По-прежнему, — сказал он. — Они такими и останутся.
   Она промолчала.
   — Меня зовут Жерар, — сказал он.
   Она удивилась. По-французски он говорил как истый парижанин, без малейшего акцента.
   — У вас отличный французский.
   — Так и должно быть, — сказал он. — Старики послали меня сюда в школу, когда мне было семь лет. Я вернулся обратно, когда моего папашу пришили, мне было тогда шестнадцать, и я тогда еще ничего не понимал. Набил брюхо и в ту же минуту рванул обратно в Париж.
   Она знала, сколько стоит обучение во французских школах, — дешевыми их не назовешь. У его семьи должны были быть средства.
   — Чем занимался ваш отец?
   — Он был сводником, — спокойно сказал Жерар. — И ему доставался кусок от каждого пирога. Но он был черным, кое-кому это не нравилось и ему распороли живот, сказав, что это сделал бродяга-ниггер. Затем ниггера повесили, и все успокоились.
   — Простите.
   Он пожал плечами.
   — Отец говорил, что когда-нибудь это с ним случится. Он не жаловался. У него была хорошая жизнь.
   Музыка оборвалась и танцующие стали спускаться с площадки, над которой теперь поплыли медленные ритмы.
   — С тобой интересно разговаривать, — сказала она, возвращаясь к столу.
   Он остановил ее, взяв за руку.
   — Тебе не стоит возвращаться туда.
   Она молчала.
   — Ты, похоже, из тех женщин, которые быстро соображают, а тут собрались одни слизняки, — сказал он.
   — Что ты имеешь в виду? — спросила она.
   — Дело. Это я усвоил от своего отца. Я тоже быстро соображаю. Почему бы тебе не встретить меня снаружи?
   Она снова промолчала.
   — Я понимаю, о чем ты думаешь, — сказал он. — Как бы тебе ускользнуть от этой толпы. — Он внезапно улыбнулся. — Ты когда-нибудь занималась этим делом с черным мужиком?
   — Нет, — ответила она. Так оно и было.
   — Мы куда лучше, чем о нас говорят, — сказал он. Иордана смотрела в сторону, Жак по-прежнему болтал с англичанкой. Скорее всего, он и не замечал, что она покинула свое место. Она повернулась к Жерару.
   — О'кей, — сказала она. — Но у нас будет всего около часа. Затем мне придется уехать.
   — Часа хватит, — расхохотался он. — За час я доставлю тебя на Луну и обратно.

Глава 2

   Когда она вышла, он стоял на тротуаре напротив дискотеки, наблюдая, как уличные артисты упаковывают свой инвентарь. Услышав цокот ее каблучков, он повернулся.
   — Все спокойно? — спросил он.
   — Да, — сказала она. — Я сказала, что отправляюсь в дамскую комнату.
   Он ухмыльнулся.
   — Не хочешь ли пройтись? Я располагаюсь как раз вверх по улице, за «Гориллой».
   — Летать так летать, — сказала она, подстраиваясь под его шаг.
   Несмотря на поздний час, было полно гуляющих. Отдыхающие занимались своим излюбленным развлечением, разглядывая друг друга и глазея на великолепные яхты, пришвартованные у пирсов. Для многих это было все, что они могли себе позволить после того, как пришлось выложить сверхвысокие цены за комнаты и питание. Французы без малейшего снисхождения относятся к туристам любой национальности, даже к своим собственным.
   Они прошли мимо «Гориллы», откуда привычно несло яичницей со свежими помидорами и стали подниматься вверх по узкому тротуару. На полпути он остановился перед дверью одного из старых домов, в нижнем этаже которого была галантерейная лавочка. Он открыл двери тяжелым старомодным старинным ключом и, войдя, включил свет в холле.
   — Нам на второй этаж.
   Кивнув, она последовала за ним по старой деревянной лестнице. На дверях его апартаментов замок был уже современных форм. Открыв его, он впустил ее внутрь.
   Она сделала шаг вперед. В комнате было темно. Дверь закрылась, и она услышала щелчок выключателя. Две лампы по каждую сторону кровати, стоявшей в дальнем углу комнаты, озарили помещение мягким красноватым светом. Она с любопытством огляделась.
   Обстановка была дешевой и подержанной, того типа, каким во Франции снабжают всех отдыхающих. В углу комнаты стоял умывальник, а под ним — вращающееся биде. За узкой дверью был туалет. Не было ни следа ванны, душа или кухни, только на комоде стояла электрическая плитка.
   Он увидел, как она рассматривает окружающую обстановку.
   — Не много, — сказал он, — но это дом.
   Она засмеялась.
   — Я видела и похуже. Тебе еще повезло, что туалет не на лестнице.
   Подойдя к столу, он открыл ящик, вытащил сигаретку с травкой и закурил. Когда он протянул сигаретку ей, ее ноздрей коснулся приятный резкий запах марихуаны.
   — Выпить у меня нет, — сказал он.
   — И отлично, — сказала она, беря марихуану. — Хорошая травка.
   Он улыбнулся.
   — Мне ее как раз доставил приятель из Стамбула. И к тому же привез немного неплохой коки. Ты когда-нибудь употребляла его?
   — Бывало, — сказала она, возвращая раскурку. Сбросив с плеча пляжную сумку, она подошла к нему. У нее кружилась голова. Травка в самом деле была отличная, если одна затяжка оказала такое действие. Она притронулась к узлу, которым была затянута его рубашка.
   — Мы будем болтать или трахаться? — спросила она. — У меня всего час.
   Улыбнувшись, он отвел ее руку и, открыв ящик стола, достал оттуда флакончик с кокаином. На цепочке, прикованной к крышечке, болталась маленькая золотая ложечка. Уверенным движением он наполнил ее и втянул по понюшке каждой ноздрей. Затем посмотрел вниз на нее.
   — Твой ход, — сказал он.
   Она сделала вдох, и порошок заполнил ее ноздри. В ту же минуту ложечка была у другой ноздри. На этот раз она уже беспрекословно повиновалась ему. Сначала ей показалось, что носоглотка онемела, а затем порошок словно взорвался в мозгу, и она почувствовала, как неудержимое желание наполняет ее.
   — Господи! — воскликнула она. — Я схожу с ума!
   Он засмеялся.
   — Ты еще ничего не видела, девочка. Я собираюсь показать тебе несколько фокусов, которым меня научил папаша.
   Через мгновение они голые были на постели, и она заходилась от смеха. Ей никогда еще не было так хорошо. Зачерпнув еще одну ложечку, он растер ее содержимое по деснам и заставил ее сделать то же самое. Он лизал ее соски, пока они не увлажнились от его языка и, слегка попудрив их белым порошком, он снова стал обрабатывать их губами, языком и пальцами.
   Она никогда не представляла себе, что груди могут стать такими большими и твердыми. В эти мгновения ей казалось, что они могут взорваться от наслаждения. Она застонала, извиваясь.
   — Бери меня! — сказала она. — Бери меня!
   ...Его тело склонилось к ней, и она смотрела вверх на него. В смутном красноватом свете легкая патина пота покрывала его лоб и грудь, отливавшие тусклой медью. Когда он улыбался, его зубы сверкали.
   — Тебе хорошо, белая леди?
   Она безвольно кивнула.
   — А тебе?
   — Нет, — сказал он. — Это единственное, что папаша мне не рассказал. Работай, чтобы женщина была счастлива, и этого с тебя хватит.
   Она долго смотрела на него и внезапно, сама не понимая почему, начала плакать.
   Несколько мгновений он изучал ее, а затем слез с кровати и пошел к умывальнику. Повернув биде и нагнувшись, он включил воду. Выпрямившись, он посмотрел на нее.
   — Тебе придется подождать несколько минут, если ты хочешь горячей воды, — сказал он.
   Она молча смотрела на него.
   — Ты вроде сказала, что у тебя всего лишь час, не так ли? — спросил он.
   Кивнув, она села на кровати.
   — Не знаю, смогу ли я идти.
   Он улыбнулся.
   — С тобой все будет о'кей, стоит только начать двигаться.
   Она спустила ноги с кровати. Он был прав. После первого же шага она почувствовала, как возвращается бодрость. Нагнувшись над биде, она взяла из его протянутой руки мыло и полотенце и быстро привела себя в порядок. Теплая вода освежила ее. Насухо вытеревшись, она стала одеваться, пока он мылся.
   — Мне жаль, что ты так ничего и не получил.
   — Все в порядке, — сказал он. — Я обещал тебе путешествие на Луну и старался, чтобы ты побывала там.
   — Это было изумительно, — сказала она. — Я никогда не забуду.
   Он остановился.
   — Может быть, мы когда-нибудь повторим?
   — Может быть, — сказала она. Одевшись, она потянулась за пляжной сумкой и вынула из нее деньги. Отделив от пачки несколько крупных банкнот, она протянула их ему.
   — Надеюсь, что ты ничего не имеешь против.
   Он взял деньги.
   — Они мне пригодятся. Но этого больше не стоит делать.
   — Я же дала тебе немного, — сказала она.
   — Я получил от тебя достаточно, леди, — сказал он. — Ты оставила всех своих приятелей, чтобы пойти со мной. Этого достаточно.
   — Что-то в тоне его голоса остановило ее внимание.
   — Ты знаешь, кто я?
   Он покачал головой.
   — Нет.
   — Тогда почему же ты обратил внимание именно на меня?
   — Я видел тебя на пляже, — сказал он. — После того как тот мужчина послал Жака встречать тебя.
   — Ты знаешь Жака? — спросила она.
   — Да, — сказал он. — Я провел с ним прошлую ночь.
   Она помолчала.
   — Разве Жак...
   Он кивнул.
   — Он предпочитает быть девочкой.
   — Ты знаешь мужчину, который говорил с Жаком?
   — Никогда раньше не видел его. У него темные волосы и он говорит по-французски с арабским акцентом. Я слышал, как он говорил Жаку, что сегодня вечером он должен что-то сделать, что завтра ты отбываешь в Калифорнию, и что Жаку не стоит беспокоиться, он позаботится, чтобы «Сан Марко» не смог доставить тебя обратно в Канн.
   Внезапно ей все стало ясно. Юсеф был единственным, кто знал, что завтра ей надо уезжать. По указанию Бадра, он прибыл из Парижа, чтобы посадить ее на самолет.
   Давным-давно она как-то слышала, что между Юсефом и принцессой Марой была какая-то связь. А Мара подсунула ей Жака. Единственное, чего она не могла понять — зачем Юсефу все это было нужно. Хотя... хотя он мог использовать ее против Бадра. Незнакомое ей чувство страха охватило ее. Юсеф никогда не любил ее, но этого было явно недостаточно, чтобы объяснить все происходящее.