Роббинс Гарольд. Пират

   — Весьма немного, — ответил Эшнев. — Очень затруднена связь. Аль Фей был вызван домой как раз перед началом конфликта и остается там до настоящего времени. Мы знаем, что он был приглашен возглавить объединенный комитет по инвестициям для всех стран — производителей нефти, но, в сущности, все вопросы производства нефти будут обсуждаться в объединенной комиссии министров иностранных дел этих стран. Они очень тщательно стараются отделить друг от друга вопрос о нефти как о политическом оружии и использование денег, которые они получают за нее. Между собой они решили не придавать доходам решающего значения. Новая политика будет строиться под девизом «Нефть — за справедливость».
   — Вы считаете, что ему удастся оказать влияние на политику производства и продажи нефти? — спросил Харрис.
   — На первых порах его влияние будет очень незначительным, — сказал Эшнев. — Возможно, оно возрастет значительно позже, когда они увидят, что политика торможения или подрыва мировой экономики имеет своим единственным результатом потерю их вложений. Я думаю, Аль Фей и принц Фейяд понимают ситуацию, и в этом заключается причина, по которой он предпочел занять место в вышеупомянутом комитете, нежели играть гораздо более заметную политическую роль. Отказавшись от преимуществ политика, он оказался в отличной позиции, которая дает ему возможность свободно общаться с обеими сторонами.
   — Где его семья? — спросил Бен Эзра.
   — Жена с сыновьями по-прежнему в Бейруте, — ответил Эшнев. — А также бывшая жена с дочерью.
   — Той, что училась в швейцарской школе? — заинтересованно спросил старик.
   — Да, — ответил Эшнев.
   — Это не совсем так, — агент ЦРУ в первый раз подал голос. — Младшая дочь Лейла три дня тому назад улетела в Рим. На ее месте с молодым человеком была другая девушка.
   Эшнев не мог скрыть удивления.
   — Как вам удалось это выяснить?
   — Дело в том молодом человеке, — ответил Смит. — Мы давно держим его под наблюдением. Он был замешан в транспортировке наркотиков из Вьетнама, а затем перебрался на Ближний Восток. — Он потянулся за сигаретой. — Предполагалась его связь с мафией, но недавно он стал работать на Али Ясфира.
   — Но что у него общего с дочерью Аль Фея? — спросил старик.
   — Мы это проверяем, — сказал Смит, — и у меня уже есть кое-какая информация. Прошлой весной она оставила школу и прошла подготовку в партизанском лагере. В силу каких-то причин все лето после окончания этих курсов она провела дома. Затем этот человек вышел с ней на контакт, и меньше чем через неделю она исчезла.
   — Передана ли информация нашей разведывательной службе? — спросил Эшнев.
   — Да. В тот же день, как я получил ее, информация передана была и вам.
   — Они по-прежнему в Риме? — спросил Эшнев.
   — Не знаю, — ответил Смит. — Они расстались в аэропорту. Девушка села в одно такси, а мужчина в другое. Мой человек мог проследить только за одной машиной. Он выбрал ту, в которой был мужчина.
   — Этот человек по-прежнему в Риме? — спросил Эшнев.
   — Да. В морге. Он был убит через два часа после прибытия. Полиция считает, что это было сведение счетов между бандами. Возможно, так оно и было. Мафия не любит, когда кто-то из ее солдат уходит к конкурентам.
   — Мы должны найти, где находится девушка, — сказал старик.
   — Наши люди уже занимаются этим, — ответил Эшнев, вставая. — Я думаю, что мы все выяснили, джентльмены. Или вы хотите еще побеседовать?
   Американцы посмотрели друг на друга. Встреча подошла к концу. Встав, все обменялись рукопожатиями. Полковник Уэйгрин и Харрис попрощались со стариком достаточно сухо, но Смит отнесся к нему совершенно иначе.
   Прищурившись, он посмотрел на Бен Эзру.
   — Знаете ли, генерал, — сказал он со своим тягучим выговором средневосточных штатов, — вы были абсолютно правы. Я бы хотел, чтобы к вам прислушивалось побольше наших людей.
   — Спасибо, мистер Смит. Я бы тоже этого хотел.
   — У вас есть моя визитка, — сказал Смит. — Позвоните мне, если я смогу чем-то оказаться вам полезным.
   — Еще раз благодарю вас, — сказал Бен Эзра.
   Американцы покинули помещение, и два израильтянина посмотрели друг на друга.
   — Ну, что ты думаешь, Исайя? — спросил Эшнев.
   Старик пожал плечами.
   — Ты говоришь на идише, Лев?
   — Нет, — ответил Эшнев. — Я же сабра. Я никогда не учил его.
   — На идише есть одно выражение, — сказал старик, — которое, как я думаю, родилось много лет назад в Польше или России во время одного из погромов — «Швер цу зан а жид».
   — Что оно означает? — спросил Эшнев.
   Старик улыбнулся, но в выражении его лица не было ни тени юмора.
   — "Нелегко быть евреем", — сказал он.

Книга третья
Конец осени 1973

Глава 1

   Дик Карьяж постучал в дверь спальни, из-за которой послышался слегка приглушенный голос Бадра:
   — Войдите.
   Дик открыл дверь и на мгновение зажмурился. Портьеры были широко раздвинуты, и комнату заливало утреннее швейцарское солнце. Бадр сидел за маленьким столиком спиной к окну, его лицо было в тени. Он взглянул на Карьяжа.
   — Да?
   — Французы уже здесь, шеф.
   Бадр бросил взгляд на часы.
   — Они рано встают.
   Карьяж улыбнулся.
   — Они не упускают возможности, так как хотели попасть к вам первыми.
   Бадр засмеялся.
   — Очень привлекательное качество. На французов всегда можно положиться, что они будут хранить верность самим себе.
   — Что мне им сказать?
   — Пусть подождут. — Он протянул Карьяжу папку с бумагами. — Что вы о них знаете?
   Взяв бумаги, Карьяж просмотрел их. На каждом из листов была надпись крупными квадратными буквами: «АРАБСКИЕ КУКЛЫ, компания с ограниченной ответственностью». Внутри папки была целая серия грузовых коносаментов и счетов, на каждом из которых стоял штамп об оплате. Он посмотрел на Бадра.
   — То же, что и вы, не считая того, что они аккуратно оплачивают все счета.
   Бадр взял папку обратно.
   — В этом-то все и дело. Не похоже на них. Знаете ли вы хоть одного ливанца, который аккуратно платит по счетам?
   — Трудно сказать. Они хорошие партнеры. Чего еще нам ждать от них?
   — И еще одно, — сказал Бадр. — Они платят премии за срочную доставку. Какого черта эти куклы так важны им, что они платят премии? Это тоже на них не похоже. Ливанец с большой неохотой платил бы премию, даже если бы речь шла о его жизни.
   — Близится рождество. Может быть, они хотят заблаговременно снабдить магазины своим товаром.
   — Так могло быть, если бы они грузились сейчас. Но они начали с сентября. — Бадр вернул папку Карьяжу. — Дайте мне полный отчет по этой компании.
   — Будет сделано, шеф. — Он пошел к дверям. — Что-то еще?
   Бадр покачал головой.
   — Прикажите подать французам кофе. Я приду через несколько минут.
   Когда за Карьяжем закрылась дверь, Бадр встал, открыл узкую высокую дверь за своим столом и вышел на террасу. Ощущение свежего утреннего воздуха дало ему понять, что приближается зима. Бадр глубоко вздохнул.
   Вдали ясно виднелись сине-зеленые очертания гор, пики которых были покрыты снегом. Бадр посмотрел вниз на просыпавшийся город.
   Женева. Все в ней было. И деньги, и власть, и сила, и дипломатия, и торговля. Вот где надлежало выигрывать войну, а не на полях сражений Ближнего Востока. Банки и торговые конторы этого старого чужого швейцарского города создавали иллюзию, что можно остаться в стороне от драк и раздоров, но они охотно извлекали прибыль из каждого поворота ветра, в какую бы сторону он ни дул.
   Вернувшись в комнату, Бадр осмотрелся. Номер отеля был снят на год и служил ему во время случайных визитов. Например, как сейчас. В будущем году ему придется проводить здесь много времени. И учитывая, чем ему придется заниматься, номер не был достаточно вместителен и внушителен.
   Чем больше он думал об этой идее, тем более разумной она ему казалась. Надо незамедлительно искать постоянное пристанище. Кроме того, зимние сезоны в Швейцарии всегда прекрасны. Между Сан-Морицем и Гштаадтом собирается весь свет. Он не сомневался, что Иордане понравится здесь — приемы, вечеринки, занятия зимним спортом.
   Он записал, что нужно позвонить ей и сказать о своем решении. А также дать указание Карьяжу связаться с солидными агентами по продаже недвижимости — пусть знают, что он ищет дом в Женеве и виллу в Гштаадте. Он был уверен, что сумеет быстро найти то, что ему надо. Деньги — лучший способ решения всех проблем.
   Подойдя к зеркалу, он внимательно осмотрел себя. В белой рубашке и черных брюках он куда больше походил на европейца, чем на араба. Зайдя в гардероб, он быстро облачился в темно-коричневую мишлу и черно-белый головной платок, свободно спадавший на плечи. Еще один взгляд в зеркало, и он удовлетворенно кивнул. Теперь он выглядел типичным арабом. Улыбнувшись про себя, он пошел к дверям. Быть туземцем — порой это имеет свои преимущества, особенно, когда приходится иметь дело с французами, которые считают себя выше всех, кто живет на земле.

* * *

   — Мы маленькая страна, месье Дюшамп, — по-французски сказал Бадр, — живем в полной изоляции и не имеем выхода к морю — разве что только за счет любезности наших соседей, так что вы должны отлично понимать наши проблемы. У нас есть нефть, но нет воды. Я не раз слышал от моего суверена, что мы охотно обменяли бы наши запасы нефти на источники артезианской воды, что позволило бы нашей стране расцвести пышным цветом.
   Дюшамп бросил взгляд на своего коллегу и понимающе кивнул.
   — Месье Аль Фей, Франция всегда занимала главенствующее место среди тех наций, которые понимали трудности народов Ближнего Востока и их жажду самоопределения и свободы. Мы публично высказали свое возмущение хищнической эксплуатацией ваших ресурсов и объявили о поддержке вашего дела, часто даже рискуя отношениями с великими державами и выступая против общественного мнения. Вы должны помнить, что во время прошлого конфликта в шестьдесят седьмом году мы отказали Израилю в поставке пятидесяти реактивных истребителей «Мираж», не так ли?
   — Я помню. — Бадр не добавил, что он помнит также и то, что Франция не только отказала Израилю в поставках, но и не вернула ему сто миллионов долларов, уже выплаченных в счет заказа. Все же он не мог удержаться от иронического намека.
   — Особенно после того, как вы столь благородно предоставили Алжиру свободу, вы оказались на передней линии борьбы за признание принципов арабского самоопределения.
   Мгновенная гримаса неудовольствия скользнула по лицу собеседников и исчезла.
   — Франция полна готовности выполнить любой заказ арабских стран в области материального снабжения. Наши предприятия работают на полную мощность, производя самолеты, автомашины, танки, словом, практически все, что необходимо арабскому миру для демонстрации способности защищать свою независимость.
   Бадр вежливо улыбнулся.
   — Я очень рад. И незамедлительно передам данную информацию соответствующему комитету. Как вы знаете, я не занимаюсь военными поставками и не имею к ним никакого отношения. Я занимаюсь индустриальным развитием данного региона. И если бы у вас были установки для опреснения воды, я проявил бы неподдельную заинтересованность.
   — Предприятия по опреснению воды у нас есть, но, к сожалению, им нужна вода, чтобы они начали работать.
   Бадр позволил себе проявить некоторую наивность.
   — Да?
   — Установки по опреснению работают на ядерной энергии. Они недешевы, но оправдывают себя. К сожалению, ваша страна не имеет выхода к морю.
   — Это верно, но у нас есть соглашения с нашими соседями — Сирией, Ираком, Иорданией, Саудовской Аравией, что мы будем развивать производство пресной воды к нашей взаимной выгоде.
   — Вы представляете и данные страны тоже? — спросил француз.
   — Арабский мир данного региона впервые выступает в единстве. Все вместе мы будем развивать наш индустриальный и сельскохозяйственный потенциал. У нас, например, заключено новое соглашение с итальянским «Фиатом» о производстве варианта их машины. Производство будет расположено между нашими странами, чтобы дать работу всем желающим.
   — Очень разумно, — мрачно сказал француз.
   — Конечно, это обойдется нам несколько дороже, чем если бы мы импортировали автомашины. Но так как мы заинтересованы не столько в доходах, сколько в развитии, мы считаем, что игра стоит свеч. Мы также ведем переговоры в других областях, таких, как производство бытовых электроприборов и телевизоров. Просто удивительно, сколько удается сделать, когда есть желание приложить руки.
   — Вы подсчитывали, во сколько вам обойдется производство данной продукции по сравнению с ее закупками? — спросил Дюшамп.
   Бадр пожал плечами.
   — Хоть на пятьдесят процентов больше. На сто. Какое это имеет значение? У нас хватит денег. Мы можем себе это позволить.
   Француз помолчал. И, заговорив, он уже не был так самоуверен, как раньше.
   — Мы также заинтересованы в том, чтобы способствовать вашей промышленной программе. Я уверен, что мы найдем немало проектов, реализация которых послужит нашей взаимной выгоде. Наш промышленный потенциал занимает второе место в мире.
   — Рад слышать это. Особый интерес для меня представляют ваши установки опреснения воды на ядерной энергии. Это, без сомнения, та область, в которой необходимы интенсивные исследования и где мы, конечно же, можем совместно работать.
   — Но это, скорее всего, будет самым дорогим проектом из всех, — быстро сказал Дюшамп.
   — Как я уже говорил, деньги для нас не играют роли. Лишь только в моей маленькой стране доходы от поставок нефти составляют до миллиона долларов в день. И, учитывая весь остальной арабский мир, суммы эти достигают астрономических размеров.
   — Франция не относится к числу бедных стран. У нас есть столько долларов, сколько нам необходимо. Фактически более чем достаточно.
   — Я не сомневаюсь в этом, но существуют и другие возможности и, поскольку я не занимаюсь политикой, все предложения будут рассмотрены с предельной благожелательностью.
   Француз в упор посмотрел на него. Оба они понимали, что Бадр имел в виду. Суть сделки заключалась в нефти, и речь шла не столько о деньгах, сколько о сотрудничестве.
   — Месье Аль Фей, — сказал он, — не могу передать вам, как я рад, что мы определили область, в которой можем сотрудничать. Хочу вас уверить, что я незамедлительно вернусь с пакетом совершенно конкретных предложении.
   Бадр встал.
   — С большим нетерпением буду ждать вашего возвращения, — сказал он.
   Француз тоже встал, и Бадр вежливо склонил голову, сопроводив церемонию прощания традиционным арабским жестом.
   — Идите с миром.
   С уходом француза Карьяж вернулся в кабинет.
   — Свяжитесь с банком, — сказал Бадр, — и выясните у них, не могли бы они предоставить нам парочку секретарш. А затем составьте расписание мероприятий. Мы должны повидаться со всеми.
   — Зачем? Они практически ничего не могут нам предложить.
   — Я знаю, но это не имеет значения. Сейчас все они в шоке из-за эмбарго. Они не могут поверить в него. Когда до них дойдет, их охватит паника и гнев. И в число наших обязанностей входит приобрести как можно больше друзей.
   — Понял, шеф, — Карьяж направился к дверям.
   Бадр остановил его.
   — Дик, свяжитесь для меня с миссис Аль Фей. Она в Бейруте, в доме моего отца.
   — Будет сделано.
   Как только за ним закрылась дверь, почти сразу же зазвонил телефон. Эффективность телефонной связи была предметом гордости швейцарцев.
   — Как дети? — спросил он у Иорданы.
   Голос ее был мрачен.
   — Прекрасно.
   — Школа им нравится?
   — Не знаю, нравится она им или нет, но они ее посещают.
   — Ты очень занята?
   Наступило молчание.
   — Ты издеваешься надо мной, — сказала она. — Я же в Бейруте. Мне тут абсолютно нечего делать:
   — Тогда, может быть, ты не имела бы ничего против того, чтобы приехать сюда и помочь мне. Я решил приобрести дом в Женеве и виллу в Гштаадте, но я слишком занят, чтобы заниматься ими.
   — Бадр, в самом деле?
   — Почему бы и нет? Похоже, что в ближайшем будущем нам придется проводить здесь немало времени. Так ты прилетишь?
   Она засмеялась.
   — На первом же самолете.
   — Отлично. — Он улыбнулся в трубку. — Дай мне знать, каким ты вылетаешь рейсом и я подошлю Джаббира в аэропорт встретить тебя.
   Как только он положил трубку. Дик снова вошел в кабинет. На лице его было странное выражение.
   — Вас хочет видеть какая-то девушка.
   Бадр взорвался.
   — Вы уже должны были бы разбираться в этих делах, Дик, — резко сказал он. — Сегодня у меня хватит дел и без того, чтобы возиться с девушками. Отошлите ее.
   — Я уже пытался это сделать, сэр, — сказал Дик. — Но она пришла несколько минут тому назад с Джаббиром. Он сказал, что вы захотите ее увидеть.
   Бадр заинтересовался. Обычно Джаббир не занимался женщинами.
   — Кто она?
   — Не знаю, сэр. Ни она, ни Джаббир не назвали мне ее имени. Они говорят, что хотят преподнести вам сюрприз.
   Бадр на мгновение задумался. Здесь может быть что-то важное. Джаббир не стал бы дурачиться.
   — О'кей, я с ней увижусь, — сказал он. — Но только на минуту. И скажи Джаббиру, что я делаю это только ради него и не хочу, чтобы такие случаи повторялись.
   — Да, сэр.
   Подойдя к небольшому бару, Бадр налил себе чашку кофе и вернулся к столу. Услышав звук открывшейся двери, он повернулся.
   В дверях застенчиво стояла молодая женщина. Бадр посмотрел на нее. Она ему кого-то смутно напоминала. Она была красива, с овальным лицом, темно-синими глазами и густыми черными волосами, падавшими ей на плечи. На ней была обыкновенная рубашка и синие джинсы, которые носило подавляющее большинство молодых людей и, насколько он смог разобраться, у нее была отличная фигура. Он заметил, что в глазах ее промелькнул испуг. Внезапно все стало ясно.
   — Лейла! — воскликнул он.
   Робкая улыбка сменила выражение настороженности и испуга.
   — Здравствуй, отец, — тихо сказала она.
   Он подошел к Лейле и обнял ее.

Глава 2

   — Мне уже почти девятнадцать лет, папа, и в школе мне уже нечего делать, — сказала она. — Вокруг так много интересных дел, и я не хочу, чтобы они проходили мимо меня.
   Он улыбнулся. В ней было так много от него самого. То же нетерпение, то же любопытство, та же жажда лично участвовать во всем.
   — Чем бы ты конкретно хотела заниматься?
   Она смутилась.
   — Я? Трудно сказать. Все, что я знаю — это то, чем бы я не хотела заниматься. Я не хочу быть такой, как моя сестра. Я не хочу, чтобы замужество и семья были единственной целью моей жизни. Должно быть что-то еще, чем я могу заниматься.
   — Говорила ли ты об этом со своей матерью?
   — Ты же знаешь мать. Она не понимает. Она считает, что я должна делать именно то, что мне не хочется. Дедушка уже подбирает кого-то мне в мужья.
   Бадр развеселился.
   — Твой дедушка не меняется. Думаю, что речь идет об обеспеченном человеке из хорошей семьи?
   — Конечно. — Она засмеялась. — Дедушка Риад всегда очень серьезно занимается этими вопросами.
   Бадр тоже засмеялся.
   — Это я знаю. Но, если серьезно, есть много того, чем ты могла бы заняться. Например, учить. Нам нужно много учителей.
   — Ты имеешь в виду, что я должна приобрести подходящую для женщины специальность. — Она не могла скрыть легкую нотку презрения в голосе. — Этого мне не надо. Я не собираюсь заниматься лишь тем, что из поколения в поколение было позволено женщине. Я хочу делать что-то настоящее, что-то, что ведет нас вперед. Я хотела бы по-своему заниматься тем, что делаешь ты, что помогает нам войти в сегодняшний мир, после чего он должен признать нас такими, как мы хотим.
   — Это не так просто. Знаешь ли ты, как много людей в мире по-прежнему придерживаются мысли, что мы — примитивный народ?
   — Знаю, — быстро ответила она. — Именно это я и хотела бы изменить. И теперь, когда мы выиграли войну, у нас есть возможность убедить мир, что мы ничем не хуже их.
   — Ты считаешь, что мы выиграли войну? — с любопытством спросил Бадр.
   — Я знаю, что так оно и есть. И если бы нас не заставили пойти на прекращение огня, мы разгромили бы израильскую армию раз и навсегда. Они прямиком попали бы в западню, которую им устроили Сирия и Египет.
   Бадр посмотрел на нее. Она еще так многого не знала. Она была напичкана штампами, которыми кормила народ пан-арабская пропаганда. Он не переставал удивляться, что большинство арабов искренне верят ей. Тот факт, что Израиль почти разгромил Третью египетскую армию и через несколько дней мог бы взять Каир и Дамаск, никак не доходил до них.
   — Я так и не могу представить, чем бы ты могла заниматься, — сказал он.
   — У меня есть идея.
   — Какая?
   — Я могу работать с тобой. — Она смотрела ему прямо в глаза. Это было так неожиданно, что он даже не улыбнулся. — И что ты будешь делать? — вежливо спросил он.
   — Я могла бы помогать тебе, — серьезно сказала она. — Мать всегда говорила мне, что я должна была бы быть мальчиком. Тогда я была бы такой, как ты.
   — Боюсь, что ничего не получится, — мягко сказал он. — У всех моих помощников имеется специальная подготовка. И большинство дел требуют специальных знаний.
   — Я неточно выразилась, — сразу же поправилась она, — я могла бы начать как простой клерк или, может, секретарша, пока не освоилась бы.
   — Знаешь ли стенографию и машинопись? — спросил он.
   — Могу немного печатать на машинке.
   Помолчав, он покачал головой.
   — Боюсь, что ничего не получится. Даже для этой работы нам нужны подготовленные люди.
   — Я могу принимать посетителей. Я хотела бы заниматься какой угодно работой.
   — Ты моя дочь. Как это будет выглядеть?
   — Этого никто не будет знать. Мы будем держать это в тайне.
   — Нет. Не пойдет. В таком деле нет секретов.
   Она упала духом.
   — В школу я не вернусь, — упрямо сказала она. — Я ее ненавижу.
   — Тебе и не придется возвращаться. У меня есть другая мысль.
   Она с надеждой посмотрела на него.
   — Если ты достаточно серьезно относишься к своим словам, я мог бы определить тебя в университет в Штатах, где бы ты специализировалась в менеджерстве. И через несколько лет у тебя было бы достаточно знаний, чтобы занять определенное место в организации.
   — Для этого потребуются годы, — нетерпеливо сказала она. — А как насчет сейчас? К тому времени, как я кончу учебу, все уже будет сделано.
   Он засмеялся.
   — Не думаю. Дел более чем достаточно, их хватит и на свою и на мою жизнь.
   — А не могу ли я учиться прямо здесь? — спросила она. — Тогда я могла бы работать и одновременно учиться.
   — Это не одно и то же. Ты сможешь усвоить только стенографию, машинопись и, может быть, простейшие подсчеты.
   — С этого я лишь начну, а затем, если станет ясно, что это мое дело, я смогу пойти в колледж в Штатах.
   — Дай мне подумать.
   — Здесь не о чем думать, — настойчиво сказала она. — Я слышала, как твой человек обращался в банк за секретаршами. Пока ты будешь ждать их, я могла бы отвечать на телефонные звонки и принимать посетителей. Я прекрасно общаюсь по телефону, честное слово.
   Он снова не мог удержаться от смеха.
   — Ты очень настойчивая молодая леди.
   — Ты даже не знаешь, насколько это верно.
   — Я начинаю усваивать эту идею. — Он хмыкнул, улыбка начала сползать с его лица. — Знаешь, я должен поговорить на эту тему с твоей матерью.
   — Зачем? Ты никогда раньше не говорил с ней обо мне.
   — Это она тебе так сказала?
   — Да. — На мгновение она потупилась, затем снова подняла глаза. — Почему тебе никогда не хотелось увидеть нас после того, как ты ушел?
   — И об этом тебе мать говорила? — Бадр в упор посмотрел на нее.
   Она кивнула.
   Бадр молчал. Не было смысла рассказывать ей, сколько раз он обращался с просьбами дать ему возможность увидеть их или отпустить детей к нему, на что получал неизменные отказы Мариам, говорившей, что она не хочет иметь с ним ничего общего. Лейла знала лишь то, что он их оставил и продолжала оставаться в этом убеждении. Он медленно перевел дыхание.
   — Видишь ли, это не совсем так, — тихо сказал он.
   Она молчала.
   Бадр почувствовал, что она не очень верит ему.
   — Но теперь это не имеет значения, — вежливо сказал он. — Ты здесь, и я смотрю на тебя.
   Она кивнула, по-прежнему не проронив ни слова.
   — Скажи, — смущенно сказал он, — как поживает твоя сестра?
   — Отлично. Она замужем. Я не очень часто встречалась с ней или ее мужем. У нас почти нет ничего общего. Они очень заняты светской жизнью. Ах да, Амал считает, что она беременна.
   Он улыбнулся.
   — Ты считаешь, что я вот-вот могу стать дедушкой?
   — Вполне возможно.
   Он тихо присвистнул.
   — Точно как американец, — сразу отреагировала она.
   — Что именно?
   — Этот свист. Что он означает?
   Он засмеялся.
   — На меня свалилась куча событий. Первым делом мне пришлось вспомнить, что я отец девятнадцатилетней девушки, и внезапно я узнаю, что могу стать дедушкой.
   Лейла тоже рассмеялась.
   — Не обращай на это внимания. Амал каждый месяц считает, что забеременела.
   — Ты же знаешь, у тебя есть два брата.
   — Я знаю. Мухаммед и Самир.
   — Ты знаешь, как их зовут?