Он повернулся и пошел назад по балкону. Он прошел мимо детской, в которой на узкой кровати спала их Роза, к маленькой комнате, первоначально предназначавшейся для прислуги, в которую он ухитрился втиснуть столик с печатной машинкой, высокий стул, сидя на котором ему было удобно печатать, несколько книжных полок и обитый потертой кожей второй стул.
   Он уселся за стол и посмотрел на машинку. В нее был вставлен чистый лист. Он попытался вспомнить, над чем работал, когда вставил сюда этот лист. Он не мог вспомнить. Рассердившись, выдернул лист из машинки, смял и выбросил в ведро для бумаг. Не вставая со стула, он наклонился и взял коробку, в которой держал рукопись романа. Открыв коробку, он уставился на заглавный лист.
   И НЕ ПРЕСЛЕДОВАТЬ ЗВЕЗДУ...
   роман Джозефа Крауна
   Он быстро пересчитал страницы. На сорока двух страницах были заметки, и только десять содержали начало самого романа. Он смотрел на них с отвращением. Всего лишь десять страниц, и он даже не закончил первую главу о птичьем рынке. С тех пор, как он написал это, прошло восемь месяцев. За это время он сделал два сценария. Он снова посмотрел на рукопись. Это было дерьмо. В конце концов сценарии писать приятнее. Ты можешь работать вместе с кем-то, заводить новые знакомства и шататься по городу. Писать роман — одинокая работа. Только ты и печатная машинка. Все, что ты получаешь, — ты получаешь из написанных тобою же страниц. Это та же мастурбация, которая приносит сомнительное удовлетворение. И тут еще Лаура со своими предложениями.
   — Senor? — раздался из-за двери голос Розы.
   Он повернулся к ней. Она держала поднос с кофейником, чашкой на блюдце, сладкой булочкой на тарелке, сахарницей и ложкой. Он жестом указал ей на стол.
   — О’кей.
   Наклонившись над столом, она поставила перед ним поднос. Ткань ее мягкого хлопчатобумажного платья отстала от тела, и через вырез у шеи он мог видеть ее маленькие, похожие на яблочки, груди и плоский живот вплоть до волосков лобка. Она распрямилась, только наполнив его чашку, затем взглянула на него.
   — Esta bien?
   Он отхлебнул из чашки.
   — Хорошо, — сказал он Она повернулась, чтобы уйти, но он остановил ее вопросом: — Ты показывала сеньоре следы помады на моих трусах?
   Он знал, что она понимает, о чем он говорит.
   — Нет, senor.
   — В таком случае как она об этом узнала? — спросил он.
   — Sefiora каждый день проверяет гора lavada.
   — Всегда?
   — Todo, — сказала она.
   Не отвечая, он снова отпил из своей чашки. Он закурил еще одну сигарету и, хмуро смотря на нее, выпустил клуб дыма из ноздрей.
   — Вы сердитесь на меня, senor? — спросила она.
   Он отрицательно покачал головой.
   — Не на тебя. На себя, — он опустил голову и посмотрел на машинку.
   Ничего не получается. Он знал, что книга там, внутри него, но он не мог заставить себя выплеснуть ее из себя. Может быть, здесь, в Голливуде, ему слишком легко жилось. За те три с половиной года, что он провел здесь, он сделал больше денег и меньшее количество работы, чем он мог себе когда-либо представить в Нью-Йорке. Все было легче. Девушки были красивее и доступнее. Секс для них был образом жизни. Только трахаясь с писателями, продюсерами и режиссерами, можно было сняться в фильме. Маленькая роль или большая — не имело значения, главное — попасть на экран. Здесь даже климат был мягче. Иногда шел дождь, но никогда не было по-настоящему холодно, не бывало того пронзительного холода, к которому он привык в Нью-Йорке.
   Даже Мотти говорила, что здесь живется легче. Единственная проблема, с ее точки зрения, заключалась в том, что здесь было совершенно нечего делать. Поэтому она и пошла работать через полгода после рождения ребенка. Уже через несколько месяцев она стала заместителем главы отдела рекламы. Она, смеясь, говорила, что калифорнийские продавщицы никогда бы не смогли работать в Нью-Йорке, потому что единственной вещью, которую они в совершенстве изучали в школе, был теннис.
   Он оторвал взгляд от машинки. Роза все еще стояла в дверях. Он был в замешательстве — он забыл, что она не ушла. Ее тело, освещенное сзади, просвечивало сквозь платье. Он почувствовал, что у него начинает вставать.
   — Почему ты не носишь белья? — сердито спросил он.
   — У меня только одна смена, — сказала она. — Днем обычно никого не бывает дома, поэтому я ношу его, только когда выхожу гулять с малышкой. Я стираю его каждый вечер.
   — Сколько стоит белье? — спросил он.
   — Лифчик, трусы и комбинация — dos dolares, — ответила она.
   Он выдвинул тот ящик стола, в котором всегда у него лежали какие-нибудь мелкие деньги. Там было несколько купюр — три по одному доллару и пять одной бумажкой. Он вытащил деньги из ящика и протянул ей.
   — Вот, возьми, — сказал он. — Купи себе белье.
   Она медленно подошла и взяла деньги.
   — Muchas gracias, senor.
   — Por nada, — ответил он.
   Она опустила глаза.
   — Вы грустите, serior, — низким голосом сказала она. — Может Роза вам помочь?
   Сначала он не понял, что она имеет в виду, потом осознал, что она все это время смотрела на вздымающуюся ширинку пижамных штанов.
   — Откуда ты знаешь о таких вещах? — спросил он.
   — У меня пять братьев и отец, — ответила она. — У нас на casa я помогаю им всем.
   Он в изумлении уставился на нее.
   — Сколько тебе лет, Роза?
   Она все еще не поднимала глаз.
   — Tendo шестнадцать, serior.
   — Дерьмо, — выругался он. — Ты со всеми с ними трахаешься?
   — Нет, senor, — сказала она. — Solamente, — она сжала руку в кулак, как будто обхватив что-то пальцами, и поводила им вверх-вниз перед собой.
   Он улыбнулся.
   — Это не обязательно, Роза, — мягко сказал он. — Но в любом случае, спасибо тебе.
   Она серьезно кивнула и вышла из комнаты. Он смотрел, как она идет, виляя бедрами. Это для нее ничего не значит, думал он. Она просто так живет.
   Он затушил сигарету в пепельнице и откусил кусочек сладкой булочки. Она была действительно сладкой, не то что булочки в Нью-Норке. Здесь их покрывали сахарной глазурью. Он запил ее кофе.
   Он снова бросил взгляд на машинку.
   — Ну как насчет этого? — спросил он. — Как насчет того, чтобы написать роман?
   Чистая белая страница немо смотрела на него. Зазвонил телефон, он поднял трубку.
   — Алло.
   — Доброе утро, — сказала Кэти. Как ему и говорила ее сестра, Кэти работала на студии одной из секретарш Эй Джей. — Что ты сегодня делаешь?
   — Я сейчас без работы, — ответил он — Сегодня регистрируюсь в бюро по безработице.
   — Сделай это утром, — сказала она — Эй Джей хочет видеть тебя в три часа.
   — У него есть для меня работа? — спросил он.
   — Я не знаю, — ответила она. — Он просто просил тебе позвонить. Может быть, тебе повезет.
   — Я обязательно приду, — сказал он. — Что ты делаешь сегодня вечером?
   — Ничего особенного.
   — Как насчет часочка для счастья? — спросил он.
   — У меня дома или в баре?
   — У тебя дома.
   Она поколебалась.
   — У меня дома... — сказала она. — Но ты приносишь бутылку. Шесть часов подойдет?
   — О’кей, — сказал он.
   — И еще принеси резинки. У меня опасный период, — добавила она.
   — Я позабочусь об этом, — сказал он. — Увидимся в офисе, в три.
   Он положил трубку и взял со стола чашку с кофе.
   — У тебя еще один выходной, — обратился он к печатной машинке. Машинка ему не ответила.
   Он допил кофе. Тридцать тысяч долларов в банке, хорошая квартира, две машины, трехлетняя дочь и жена, которая сама зарабатывает, — чего еще он мог хотеть?
   У него не было ответа на этот вопрос. В его жизни ничего не изменилось. Все, о чем он когда-либо думал, — это новая девочка и новые деньги.

15

   — Главному этажу магазина на Беверли-Хиллз нужен новый внешний вид, — сказал мистер Маркс, сидевший за большим дубовым рабочим столом. — Более изысканный вид, что-то более похожее на Нью-Йорк. Теперь, когда война закончилась, мы должны привлекать к себе молодые супружеские пары.
   Мотти серьезно кивнула.
   — Я с вами согласна.
   — Вы работали в нью-йоркских магазинах, и вы знаете, что я имею в виду, — сказал он.
   — Конечно, — сказала она. — Что-то вроде “Сакс” на 5-й авеню.
   — Да, — ответил он — Но вместе с тем что-то похожее на “Мейси”. Мы должны осознавать, что наша клиентура еще не готова совершить прыжок сразу к высоким ценам. Мы должны дать им иллюзию, что мы магазин высшего класса, но более дешевый.
   — “Блуминглейд”, — сказала она.
   — Попали в точку, — он улыбнулся и посмотрел на несколько разложенных у него на столе светокопий. — У меня тут эскизы по оформлению главного этажа. Хотите посмотреть?
   — Даже очень, — сказала она.
   Повинуясь его жесту, она обошла стол и, стоя рядом с ним, стала разглядывать светокопии, представлявшие собой на первый взгляд беспорядочную сетку белых линий. В них было нелегко разобраться.
   — Это главный вход, — он указал пальцем, — справа от него мы планируем поместить отдел заказов. Это показывает класс. Слева будет роскошно выглядящий меховой салон, а прямо перед входом и по всей задней части магазина разместятся отделы лучших пальто и платьев.
   Он взглянул на нее, ожидая ее мнения. Она молчала.
   — Что вы об этом думаете? — спросил он.
   — Я не знаю, — честно призналась она. — У вас больше опыта, поэтому я, наверное, должна согласиться с вами.
   Он придвинул стул ближе к ней, и до него донесся слабый аромат ее духов.
   — Я не из тех людей, которые любят, чтобы им поддакивали. Причина, по которой я хотел, чтобы вы перешли на эту работу, — это то, что вы всегда высказываете свое собственное мнение.
   Она посмотрела на него, а его взгляд путешествовал по ее декольте. Она почувствовала, как ее соски набухают, и в смущении покраснела. Сейчас она злилась на себя за то, что одела шелковую блузку, а не что-нибудь менее облегающее. Она знала, что ее соски проступают через ткань.
   С легкой улыбкой он взглянул ей в лицо.
   — Так что же вы об этом думаете? — спросил он.
   Она сделала глубокий вдох. Если она скажет правду, то может не получить эту работу, и она думала, как ответить.
   — Это действительно покажет класс, — наконец проговорила она, — если это то, чего мы добиваемся. Но мне показалось, что наша задача — привлечь новую, молодую клиентуру. Тех, кто покупает, а не просто смотрит.
   Теперь его внимание переключилось на дела.
   — Что вы имеете в виду?
   — Вы дали мне идею, — тактично сказала она. — Вы упомянули “Мейси”. Я недавно получила письмо от одной подруги, которая там работает. Они переносят отдел заказов с первого этажа на седьмой, потому что он не приносит прибыли.
   — Чем они его заменяют? — спросил он.
   — Об этом она не писала, — ответила она. — Я не знаю, решили они уже этот вопрос или нет.
   — А что бы вы предложили?
   Она встретила его взгляд.
   — Косметику. Духи. Средства ухода за кожей и так далее. На пол-этажа, чтобы покупатель увидел это, как только вошел в магазин.
   — Но это же “Вулверт”! — запротестовал он.
   — На это приходится почти двадцать процентов продажи, — сказала она. — И это никак не испортит вид этажа.
   — Но все это — дешевые товары.
   — Мы делаем шаг вперед. Теперь, когда война окончена, все французские компании будут выходить на наш рынок. Они будут иметь успех, а их товары ненамного дороже. Мы можем устроить отдельный прилавок для каждого вида товаров. Это привлечет к ним внимание, а мы получим именно ту клиентуру, которая нам нужна.
   — Это может дорого нам обойтись, — сказал он.
   — Им нужен выход на наш рынок, — сказала она. — И я могу поспорить, что они разделят с вами все расходы.
   Он посмотрел на нее.
   — А вы действительно хорошо соображаете.
   — Спасибо.
   — У вас есть еще предложения?
   — Все это только что пришло мне в голову. Я никогда серьезно об этом не думала, — ответила она. — Я скажу вам, что лично я купила, когда они начали возвращаться на наш рынок: электрический утюг, тостер, фритюрницу. Новую посуду, кастрюли и сковороды. Шелковые чулки, белье. Я думаю, мне нужно серьезно изучить этот вопрос.
   — Наверное, нам всем не помешало бы узнать обо всем этом больше, — он отвернулся, переведя взгляд на план этажа. — Здесь тридцать тысяч квадратных метров. Нам нужно, чтобы каждый метр окупал себя.
   Она обошла вокруг стола и встала к нему лицом.
   — Да, мистер Маркс.
   — И мы не можем позволить себе ошибиться, — сказал он.
   — Я это понимаю, — ответила она.
   — Я хочу, чтобы магазин на Беверли-Хиллз стал нашим флагманом, — продолжил он. — Мы можем либо составить себе имя, либо погореть на нем, — он посмотрел на нее через разделявший их стол. — Может быть, нам следовало бы съездить в Нью-Йорк, поднабраться у них опыта. Их техника маркетинга на год опередила нашу.
   Она посмотрела ему в глаза.
   — Вы хотите, чтобы я поехала с вами в Нью-Йорк?
   — Это входит в ваши обязанности, — спокойно ответил он. — Возможно, вам, кроме того, придется совершать по меньшей мере одну поездку в год в Париж.
   — Я никогда не была в Европе, — сказала она.
   — Я бывал там много раз, еще до войны, — сказал он. — Это очень волнующе. Я смог бы показать вам много вещей, которые сейчас вы даже не можете себе представить.
   — Но я замужняя женщина с ребенком, мистер Маркс, — запнувшись, сказала она.
   — А я женатый мужчина, миссис Краун, — спокойно сказал он. — Мы говорим о делах. Ни о чем больше.
   Хотела бы она поверить ему, но даже ее соски ему не верили. Они горели, когда его глаза ласкали их. Она избегала его взгляда.
   — Об этом мне нужно переговорить с моим мужем.
   — Конечно, миссис Краун, — вкрадчиво сказал он. — Вы можете объяснить ему это тем, что ваша основная зарплата — восемьсот пятьдесят долларов в месяц, а с премиальными за командировки вы можете получать до полутора — двух тысяч в месяц. А это очень хороший заработок.
   — Я понимаю это, мистер Маркс, — она протянула ему руку, надеясь, что ее ладонь не вспотела. — Большое вам спасибо.
* * *
   — Папа идет на работу? — пролепетала Каролина со своего стульчика, когда он вошел на кухню.
   Он наклонился и поцеловал девочку.
   — Правильно, дорогая.
   — Принесет мне конфет? — Она улыбалась, ее каштановые кудряшки мягко блестели.
   — Обязательно.
   — Сейчас, — настаивала она.
   Он взглянул на Розу, потом, сдаваясь, развел руками Достав две “Тутси Роллз” из кармана пиджака, он отдал их малышке.
   — Что говорит Каролина? — спросил он.
   — Спасибо, — она улыбнулась, разворачивая фантик. Сейчас ее внимание было уже полностью поглощено конфетами, он ее больше не интересовал.
   Зазвенел дверной звонок. Он вышел из кухни, пересек гостиную и открыл дверь. На крыльце стоял почтальон.
   — Вам посылка, мистер Краун.
   Джо взял у него прямоугольную коробку. Слова “Возвращенная рукопись” были написаны на коробке красным карандашом в нескольких местах. Джо молча расписался в книжечке почтальона.
   — Мне очень жаль, мистер Краун, — сказал почтальон. — Не везет вам. Это уже второй возврат за этот месяц.
   Джо посмотрел на него. Почтальон сочувственно кивнул.
   — Бывает и так, — сказал Джо.
   — Может быть, потом дела пойдут получше, — сказал почтальон. — Удачи вам.
   — И вам, — ответил Джо, закрывая дверь.
   Он посмотрел на посылку. Он никогда не думал, что почтальон может так интересоваться тем, что он доставляет людям. Он быстро сорвал бечевку и снял с посылки оберточную бумагу. Он заглянул в открытую коробку, в ней было сорок аккуратно запечатанных бумажных конвертов, в каждом из которых содержалась четверть грамма кокаина. Двадцать, пять долларов за конверт — здесь тысяча долларов для него. Он послал Джамайке только двести пятьдесят за эту партию Он закрыл коробку. Теперь, он уже твердо решил, он снимет почтовый ящик. Ему повезло, что Эй Джей позвал его на студию. Час на площадках музыкальной записи — и он избавится от всех конвертов. Музыканты были лучшими покупателями любой наркоты. Был бы у него только доступ к “гэнчу” — и он стал бы миллионером.
   Он вернулся к открытой двери кухни. Личико Каролины было уже вымазано шоколадом. Роза стирала в глубокой лохани. Оглянувшись, она посмотрела на него.
   — Скажи сеньоре, что я пошел на студию, — сказал он.
   — Si, senor, — она принялась выжимать одно из полотенец. — Tengo polio veracruzana por comida. О’кей?
   — О’кей, — сказал он. — A las ocho.
   — Si, senor, — ответила она.
   Было около десяти часов, когда он припарковал свой довоенный “крайслер-эрфлоу” на улице, напротив здания калифорнийского Бюро по трудоустройству. Стоянка была уже полным — полна, автомобили выстроились в очередь перед входом. В тот момент, когда одна машина выезжала со стоянки, другая тут же заезжала. Он окинул улицу взглядом. Он припарковал машину в нескольких кварталах от фонтана; рядом он приметил несколько лимузинов с шоферами, как будто прятавшихся от обычных людей. Он улыбнулся. На студии это называли “Калифорнийским клубом”. Иногда здесь выстраивались своеобразные автомобильные очереди из кинозвезд, пришедших за своим недельным пособием по безработице, благодаря чему это место уже стало популярной остановкой для экскурсионных автобусов.
   Он миновал главный вход и прошел к задней части здания, где находился служебный вход. Войдя внутрь, приветственно помахал-рукой старику в форме сторожа. Черными буквами на матовом стекле двери в конце коридора было написано просто: “Мистер Росс”. Он легонько постучал и открыл дверь.
   Джек Росс, кряжистый человек с начинающими редеть волосами, поднял на него глаза, сидя за своим рабочим столом. Улыбнувшись, он жестом показал Джо, чтобы тот входил.
   — Как дела, Джо?
   Джо пожал плечами.
   — Как обычно, Джек, — сказал он. — Меня опять уволили.
   Росс взял чистый бланк из лежавшей подле него стопки.
   — О’кей, — сказал он. — С этого и начнем.
   Джо кивнул.
   — Тут есть одна проблема. В следующем месяце Рождество. А первый чек будет только через шесть недель.
   Росс, прищурившись, посмотрел на него.
   — Таковы правила.
   — Может быть, мы сможем их немножко смягчить? — неуверенно спросил Джо.
   — У нас настоящая запарка, — сказал Росс. — Так всегда бывает перед праздниками.
   — Я знаю, — сказал Джо. — Я видел лимузины за углом.
   Росс улыбнулся.
   — Даже настоящие звезды показываются. Иона Мэсси. Ричард Арлен.
   — Самый сезон показаться в обществе, — заметил Джо.
   Росс посмотрел вниз, на бланки.
   — Я могу переменить дату на семь недель назад, но это, естественно, не бесплатно. Двадцать пять долларов вперед и десять процентов от каждого чека, который вы получите.
   — Отлично, — сказал Джо. Он положил двадцать пять долларов на стол перед Россом.
   Деньги тут же исчезли в кармане Росса. Он быстро заполнил бланк и придвинул его к Джо.
   — Распишитесь в трех отмеченных местах.
   Джо подписал и отодвинул листок.
   — Когда я получу чек?
   — Он будет у меня завтра утром, в половине десятого, — сказал Росс. — У вас будут двухнедельные чеки.
   — Спасибо, Джек, — сказал Джо. — Значит, увидимся завтра.
   Росс улыбнулся.
   — Я буду ждать. А вы не забывайте о нашем уговоре, слышите?
   — Я не забуду, — сказал Джо. — И кстати, почему бы нам не пообедать вместе на днях?
   — После праздников, — сказал Росс. — Сейчас я очень занят.
   — О’кей, — направляясь к двери, ответил Джо. — Вы назначите день. Еще раз спасибо.

16

   Студии “Трайпл С” располагались в низине. Уступая в размерах “Юниверсал” и “Ворнер Бразерз”, они все же включали в себя четыре больших съемочных площадки и три площадки поменьше, использовавшиеся попеременно для съемки фильмов и для звукозаписи В скучном сером трехэтажном кирпичном здании, как раз за воротами, помещались офисы администрации. Позади него было два двухэтажных деревянных дома, покрашенных той же серой краской. В одном из них находились офисы продюсеров, на первом этаже второго был ресторан, а на верхнем этаже — тесные норы, служившие офисами писателям и сценаристам. Ветхие бунгало, сгрудившиеся вокруг стоянки студии, были отданы режиссерам и их персоналу, а одноэтажные домики военного времени в дальнем конце территории студии служили пристанищем для музыкального отдела. В больших, похожих на казармы зданиях находились декорационные и костюмерные отделы.
   Скучающий парень в серой рубашке, стоявший на контроле у ворот студии, довольно странно посмотрел на Джо, когда тот затормозил у ворот.
   — Я думал, вас вчера уволили, — сиплым голосом сказал он.
   — Это правда, — улыбнулся Джо. — Но Эй Джей назначил мне здесь встречу.
   Парень зашел в свою будку и сверился со списком посещений. Выйдя, он проворчал.
   — Назначено на три часа. А сейчас только час.
   — Я люблю приходить заранее, — сказал Джо — Где мне лучше будет припарковать машину?
   — На вашем обычном месте. Оно еще числится за вами.
   — Спасибо, — поблагодарил его Джо — Не видали ли здесь Мэкси Кейхо?
   — Что, есть что-нибудь новенькое о бегах? — с любопытством спросил парень. Мэкси Кейхо заключал музыкальные контракты студии, кроме того, он был неофициальным студийным букмекером.
   — Не сегодня, — сказал Джо.
   — Я недавно видел его, когда он шел к ресторану, — сказал сторож.
   Джо помахал ему рукой и, обогнув угол, въехал на стоянку, находившуюся напротив писательского здания. Он запер машину и вошел в ресторан, представлявший собой длинную комнату, на стенах которой красовались фотографии кинозвезд и просто известных актеров, снимавшихся в фильмах студии. Ресторан был разделен на две секции: задняя секция, с аккуратными столиками, которые обслуживали официантки, была предназначена для менеджеров, продюсеров и актеров, игравших главные роли; основная секция занимала большую часть комнаты. В ней была оборудована стойка, уставленная различными блюдами, а обслуживание было скорее как в кафетерии — вы просто брали себе еду и усаживались за любой столик, оказавшийся свободным. Обычно первые покупатели пытались занимать места за столиками для своих друзей. Частенько это им не удавалось, особенно когда ресторан был заполнен. Но никто никогда не осмелился бы побеспокоить Макси Кейхо, занимавшего каждый день один и тот же столик в течение вот уже нескольких лет. Столик этот находился в углу, рядом со входом, где он мог видеть каждого, входящего в ресторан.
   На Кейхо, как обычно, был черный костюм, рубашка и галстук; он сидел один. Никто не садился за его столик без приглашения. Когда он взглянул на Джо, то в его водянистых светло-голубых глазах появилось любопытство.
   — Я думал, тебя вчера уволили, — не поздоровавшись, сказал он.
   — Меня сюда позвал Эй Джей, — сказал Джо.
   — Садись, — пригласил Кейхо — Что у вас за дела?
   — Я еще не знаю, что нужно Эй Джей, — усаживаясь, ответил Джо. — Я думал, может, ты знаешь.
   Кейхо пожал плечами.
   — Единственное, что я слышал, — это то, что сегодня он встречается с очередным банкиром из Нью-Йорка.
   — Не знаю, имеет ли это отношение ко мне, — сказал Джо, потом понизил голос: — Кстати, о Нью-Йорке. Я только что получил еще один пакет. Может быть, ты сможешь пристроить его?
   С секунду Кейхо внимательно смотрел на него, затем произнес:
   — С деньгами напряженка. Все сейчас остаются без работы.
   Джо не ответил.
   — Сколько? — спросил Кейхо.
   — Сорок конвертов, — сказал Джо. — Вообще — то это стоит штуку, но я не знаю, будет ли у меня время ходить по студии продавать. Я уступлю тебе всю партию за восемьсот пятьдесят.
   — Семьсот, — предложил Кейхо.
   — Семьсот пятьдесят, и ты провернешь неплохое дельце, — сказал Джо.
   — По рукам, — согласился Кейхо. — Они у тебя с собой?
   — В багажнике моей машины.
   Кейхо кивнул.
   — После обеда, в половине третьего. Я буду у входа на площадку звукозаписи К.
   Джо поднялся со стула.
   — Увидимся там.
   Он подошел к стойке и взял себе поднос. Настроение у него было отличное. Семьсот пятьдесят — это было совсем неплохо. Навар в пятьсот долларов, и не надо целую неделю шататься по студии, выискивая покупателей. Он прошел вперед по линии самообслуживания и остановился перед девушкой, стоявшей за столом с горячими блюдами.
   — Салисберийский бифштекс и картофельное пюре с подливкой, — заказал он и оглянулся через плечо, чтобы увидеть, нет ли здесь, в зале, кого-нибудь из знакомых ему писателей.
* * *
   Он открыл дверь и посмотрел на Кэти, сидевшую за своим столом, и поинтересовался:
   — Я не рано?
   Продолжая телефонный разговор, она жестом пригласила его в комнату. Он закрыл за собой дверь, подошел к ее столу; она как раз положила трубку.
   — Где Джоани? — спросил он.
   Джоани была главным секретарем.
   — Она позвонила и предупредила меня, что заболела, — ответила Кэти. Телефон зазвонил снова — Ужасно много работы, — добавила она, поднимая трубку. Она переключила звонок к Эй Джей и снова повернулась к Джо — Придется отменить наш “часочек счастья”, — сказала она. — Джоани нет, и теперь я буду работать допоздна.
   — О’кей, — сказал он.
   Она уставилась на него.
   — Ну, ты и негодяй. Ты даже не кажешься разочарованным.
   — А чего же ты хочешь? — спросил он. — Я знаю, что если тебе нужно работать — значит, нужно работать.
   — Эй Джей звонил Лауре. Он хотел знать, годишься ли ты для его нового проекта.
   — И что она сказала? — спросил Джо.