Страница:
Чез, которого этот вопрос застиг врасплох, тотчас же поднял голову. Рука его, державшая чашку, дрогнула.
– В тот день, когда объявили приговор. Я находился в зале суда и видел, как его уводили. Он не имеет права на свидания.
– И как вы отнеслись к произошедшему?
– Мне было стыдно. Но я почувствовал облегчение. И еще – отчаянную тоску, вернее – просто отчаяние. Это же был мой отец! – Чез отставил чашку. – Я ненавидел его всей душой.
– Потому что он убийца?
– Потому что он был моим отцом. Я очень обидел мать тем, что решил присутствовать на суде. Но она не могла остановить меня. Она и его не могла остановить. Хотя в какой-то момент она от него ушла – взяла меня и ушла, что оказалось полной неожиданностью для всех. – Чез некоторое время молчал, напряженно глядя прямо перед собой. – Ее я тоже долго ненавидел. А ненависть меняет человека, не так ли, лейтенант? Уродует его душу.
– С вами это произошло?
– Почти произошло. У нас был несчастливый дом. Но разве можно было ожидать чего-то иного? Ведь главным в доме был мой отец. Вы подозреваете, что я похож на него?
Чез говорил ровным голосом, но взгляд выдавал его чувства. “Во время допроса очень важно смотреть в глаза, – подумала Ева. – Слова часто ничего не значат".
– А это не так? – спросила она.
– “Кровь скажет". Кажется, так у Шекспира? – Чез ненадолго задумался. – С этим ведь живет каждый ребенок. Независимо от того, кто его родители, он боится: что скажет кровь?
Ева тоже жила с этим и тоже боялась. Но она боролась, не позволяя этому себя сломить.
– Насколько сильное влияние отец оказывал на вашу жизнь?
– Чрезвычайно сильное. Вы умеете вести расследование, лейтенант, и я уверен, что вы просмотрели все дела внимательно. Вы наверняка поняли, что он был харизматической личностью. Страшным человеком. Человеком, поставившим себя выше всех законов. В подобной непробиваемой наглости даже есть какая-то привлекательность…
– Да, для некоторых зло привлекательно.
– Совершенно верно. – Чез усмехнулся. – Вы это прекрасно понимаете, поскольку вынуждены постоянно сталкиваться с этим. Мой отец был человеком, с которым нельзя... бороться – ни на физическом, ни на психологическом уровне. Он был сильным. Очень сильным.
Чез прикрыл на мгновение глаза, вызывая в памяти то, что так старался забыть.
– Я боялся, что могу стать таким же, и даже подумывал о том, чтобы отказаться от самого ценного дара – от собственной жизни.
– Вы пытались покончить с собой?
– До попыток дело не доходило. Но я об этом думал. Впервые – когда мне было десять лет… – Он отхлебнул чаю, пытаясь успокоиться. – Вы можете представить себе десятилетнего ребенка, думающего о самоубийстве?
Ева могла себе такое представить. Когда она сама замышляла самоубийство, ей было и того меньше.
– Он издевался над вами?
– Издевался? Можно сказать и так. Он бил меня. Причем делал это не в гневе. Просто неожиданно поднимал руку и наносил удар – с равнодушием человека, пришибающего муху.
Чез сжал руку в кулак и с трудом заставил себя разжать пальцы.
– Он нападал... как акула – молча, в полной тишине. Всегда – без предупреждения. Моя жизнь целиком зависела от того, что ему взбредет в голову. Мне кажется, я уже побывал в аду.
– И никто вам не помог? Никто не пытался вмешаться?
– Мы никогда не жили в одном месте подолгу. Нам не разрешалось заводить знакомства. Он избивал меня, а потом сам отвозил в больницу. Заботливый отец.
– И вы никому ничего не рассказывали?
– Он был моим отцом, и это была моя жизнь. – Чез поднял руки и уронил их на колени. – Кому я мог об этом рассказать?
Ева тоже никому не рассказывала – считала, что невозможно говорить о таких вещах.
– Долгое время я ему свято верил – тому, что это справедливо, и что если я кому-то расскажу, то наказание будет ужасным. Мне было тринадцать, когда он впервые меня изнасиловал. Он сказал мне, что таков обряд, ритуал посвящения. Секс – это жизнь, необходимо смириться. Он сказал, что его долг и право поставить меня на этот путь. Связал мне руки. Я плакал.
Чез взял чайник и налил себе еще чаю.
– Не знаю даже, можно ли назвать это изнасилованием. Ведь я не сопротивлялся. Просто тихонько плакал и покорялся его воле.
– Это было изнасилование, – тихо проговорила Пибоди.
– Не знаю… – Чез понял, что не может пить чай, который только что налил. – Я никому не говорил об этом. Даже когда его посадили за решетку, я ничего не рассказал полиции: просто не верил, что им удастся долго продержать его в тюрьме. Он был слишком силен и могуществен, и кровь на его руках только придавала ему силы. Странно, но моя мать бежала, забрав меня с собой, именно из-за секса. Не из-за насилия, не из-за того, что он ломал руки маленькому мальчику, не из-за смертей, в которых он был повинен. Это случилось после того, как она увидела его, склонившегося надо мной, стоявшим на коленях. Он ее не видел, а я видел. Я видел ее лицо, когда она зашла в комнату. Она оставила меня там, дала ему закончить то, что он начал, но ночью, когда он ушел, мы бежали.
– Но она и тогда не обратилась в полицию?
– Нет. – Чез взглянул на Еву. – Я знаю, о чем вы думаете. Что, если бы она все рассказала, многие жизни были бы спасены. Но страх – очень сильное чувство. Она хотела лишь одного – выжить. Когда начался суд, я ходил на заседания каждый день. И был уверен, что очень скоро он каким-то образом... просто исчезнет из зала суда. Даже когда сказали, что его посадят в тюрьму, я не верил. Ну а потом сменил имя, попытался жить нормальной жизнью. Стал заниматься тем, что было мне интересно, к чему меня влекло. Но я не позволял себе с кем-либо сближаться. Во мне жила неутолимая ярость. Я мог взглянуть на человека и возненавидеть его только потому, что он казался счастливым. Или грустным. Я ненавидел людей за их безоблачное существование! И так же, как отец, не мог подолгу жить на одном месте. Когда я понял, что снова думаю о самоубийстве – причем думаю спокойно, серьезно, – я испугался и стал искать помощи у психиатров.
Он наконец снова улыбнулся.
– Тогда я не догадывался, что я сделал первый шаг к новой жизни. Я сумел понять, что ни в чем не виноват, сумел простить мать. Но ярость все еще жила во мне, таилась в глубине души. И тогда я встретился с Исидой.
– Потому что заинтересовались оккультизмом? – подсказала Ева.
– Потому что начал изучать его. Это входило в программу психотерапии. – Чез задумался и покачал головой. – Вы не представляете, каким я был в то время злым и грубым. Любая религия казалась мне отвратительной, я ненавидел все то, во что верила Исида. А она была так прекрасна, так светла… И я ненавидел ее за это! Однажды она уговорила меня прийти на службу, посмотреть на то, что вы видели вчера вечером. Я считал себя ученым. И решил, что пойду туда, чтобы доказать, что все это – лишь замшелые слова, повторяемые легковерными дураками. Так же как и то, что исповедовал мой отец, – лишь оправдание желания причинять боль и властвовать.
– И вы пошли туда?
– Да. Я стоял в стороне и молча злился. Я ненавидел присутствующих за их простоту и преданность. Ведь такие же взгляды были у людей, собиравшихся послушать моего отца. Я не хотел иметь ничего общего ни с ними, ни с их верой, но что-то влекло меня туда снова и снова. Трижды я возвращался туда и наблюдал за происходившим, и тогда-то я, сам того еще не зная, начал выздоравливать. В ночь весеннего равноденствия Исида пригласила меня к себе домой. Когда мы остались вдвоем, она сказала, что узнала меня. Меня охватила паника: я так старался похоронить все, что было связано с отцом. Правда, она сказала, что имеет в виду прошлую жизнь, но по ее глазам я понял: она все знает. Она знала, кто я и откуда. И сказала, что у меня дар врачевания, но что я открою его в себе, как только вылечусь сам. А потом она соблазнила меня.
Чез рассмеялся, тепло и искренне.
– Представьте, как я был удивлен, когда эта красавица повела меня в спальню! Я шел за ней, как щенок, снедаемый одновременно желанием и страхом. Она была моей первой женщиной. И единственной. В ночь весеннего равноденствия ярость, с которой я жил, начала уходить.
Чез снова задумался и некоторое время молчал.
– В какой-то момент я понял, что она любит меня. И это чудо заставило меня поверить в другие чудеса. Я стал викканином, вошел в общину. Научился лечить себя и других. Единственный человек, которому я когда-либо причинял вред, это я сам. Но я лучше, чем Исида, обладающая даром прозрения, понимаю искушения – такие, как насилие, себялюбие, власть…
Ева чувствовала, что верит ему. Но в его прошлом так много совпадало с тем, что выпало ей, что она боялась доверять своей интуиции.
– Вы приложили немало усилий, чтобы скрыть, кто ваш отец, – заметила она.
– А вы бы как поступили?
– Алиса знала, кто вы?
– О нет. Алиса была сама невинность, и в ее жизни не было Дэвида Бейнза Конроя. Пока она не встретила Седину Кросс.
– Но Кросс умна и мстительна. Как вы думаете, если бы она узнала вашу тайну, то могла бы, используя Алису, вас шантажировать? Если бы члены вашей общины знали вашу историю, стали бы они вам доверять?
– Поскольку это никогда не проверялось, ответа у меня нет. Естественно, я предпочел бы не распространяться о своем прошлом.
– В ночь, когда была убита Алиса, вы были здесь?
Вдвоем с Исидой?
– Да. И были здесь же, вдвоем, в ночь, когда убили Лобара. Вам также известно, где я находился во время последнего убийства. И еще одно, – улыбнулся он. – Я не сомневаюсь, что ради меня Исида может солгать. Но я знаю совершенно точно: хоть она и может жить с сыном убийцы, она никогда не стала бы жить с убийцей. Это противоречит ее естеству.
– Она вас любит?
– Да.
– А вы любите ее..
– Да. – Внезапно в глазах его промелькнул ужас. – Неужели вы можете подозревать Исиду? Вы же знаете, как она любила Алису, заботилась о ней, как мать о своем ребенке. Она никому не может причинить зла.
– Мистер Форт, зло может причинить любой, – твердо сказала Ева.
– Вы по-прежнему думаете, что он в этом замешан? – спросила Пибоди, когда они спускались по лестнице.
– Я обязана смотреть правде в глаза. В его семье бывали случаи неадекватного поведения. Он отлично знает химию, прекрасно разбирается в галлюциногенах и травах. У него нет алиби. Он был знаком с Алисой довольно близко. Если бы она узнала тайну, которую он хранил столько лет, это могло бы причинить общине непоправимый вред.
Ева остановилась и принялась барабанить пальцами по перилам.
– У Чеза достаточно оснований ненавидеть Седину Кросс и ее приспешников; возможно, он стремится наказать их. Стремится, поскольку не может наказать отца. Он находился рядом с Вайнбургом перед тем, как тот побежал; Чез мог побежать в обход и убить его. Итак, мотивы и возможности имеются, а также есть основания предполагать в нем склонность к насилию. – – У него было кошмарное детство, – но он сумел стать порядочным человеком, – возразила Пибоди. – Вы не можете осуждать его за то, что совершил его отец.
Ева смотрела в пустоту, пытаясь отогнать от себя собственных демонов.
– Я не осуждаю его, Пибоди. Я просто рассматриваю все возможности. – Ева повернулась к подчиненной. – Вот о чем подумайте. Если бы Алиса знала о прошлом Чеза и рассказала бы все Фрэнку, он бы потребовал, чтобы она немедленно прекратила всякое общение с этими людьми. И он скорее всего встретился бы с Фортом и пригрозил бы: мол, если тот не оставит в покое Алису, он раскроет его тайну. Когда арестовали Конроя, Фрэнк работал в отделе по расследованию убийств, а память у него была уникальная.
– Да, но…
– Меня беспокоит еще одно. Незадолго до гибели Алиса переехала в свою квартиру. Она продолжала работать у Исиды, но больше не жила здесь. Почему она уехала отсюда, если была так напугана?
– Не знаю, – вынуждена была ответить Пибоди.
– Ее мы спросить, увы, не можем. – Ева взглянула в окно и увидела стоявшего у ее машины парнишку. – Черт возьми!
Она помчалась вниз, прямо к Джеми.
– Ну-ка отойди немедленно! Это машина полиции!
– Это не машина, а развалюха, – поправил он, усмехнувшись. – Город отдает своим защитникам лучшее дерьмо со своих помоек! Мне кажется, детектив вашего уровня заслуживает чего-нибудь попристойнее.
– Когда я в следующий раз буду общаться с начальником полиции, я сообщу ему твое мнение. Что ты здесь делаешь?
– Просто гуляю. – Он снова усмехнулся. – Да, спасибо за парня, которого вы ко мне приставили. Он очень хорош. – Джеми сунул руки в карманы. – Но я лучше.
– Почему ты не в школе?
– Лейтенант, не трудитесь сообщать об этом в комиссию по делам несовершеннолетних. Сегодня суббота. Черт, ну когда она научится следить за календарем?
– А почему же ты тогда не шастаешь вместе со своими приятелями по торговым центрам?
– Терпеть не могу торговых центров. Все это – вчерашний день. Кстати, я видел вас по ящику.
– Хочешь попросить автограф?
– Если вы поставите его на чеке. – Он взглянул на магазин. – А колдунья сегодня очень активна. Что, распродажу решила устроить?
Ева оглянулась и заметила входивших в магазин посетителей.
– Ты видел ее раньше?
– Да, несколько раз, когда следил за Алисой.
– Что-нибудь интересное замечал?
– Не-а. Здесь все всегда ходят одетыми. – Он скорчил уморительную рожу. – Но надежды я не теряю. Я читал кое-что про виккан и знаю, что вообще-то они любят бегать нагишом. Да, чуть не забыл: как-то раз видел, как эта Исида вышвырнула одного мужика из магазина.
– Неужели? – Это Еву заинтересовало. – За что?
– Понятия не имею, но разозлилась она страшно. Сначала они ругались, и я думал, она его в порошок сотрет. Особенно после того, как он на нее накинулся.
– А он накинулся?
– Ага. Я даже подумал, не прийти ли ей на помощь, хоть она была его раза в полтора выше. Все равно – нельзя на женщин нападать. Но она ему что-то сказала – и он сразу ретировался. Выскочил как ошпаренный.
– Как он выглядел?
– Тощий такой, невысокий. На несколько лет старше меня. Волосы длинные, темные. Лицо узкое, рот клыкастый. Глаза красные. Был в черной коже, без рубашки. На руках – татуировки, но я их не разглядел – далеко было. – Джеми одарил Еву улыбкой. – Он вам кого-то напоминает, да? Когда он выбежал из магазина, вид у него был не такой боевой.
«Лобар», – догадалась Ева и обменялась взглядами с Пибоди. Мальчишка описал его очень подробно, почти профессионально.
– А когда это было?
– За день… – Голос у него дрогнул, и он откашлялся. – За день до смерти Алисы.
– А что Исида делала, когда Лобар ушел?
– Она куда-то позвонила. Минут через пять появился тот тип, который с ней живет. Они о чем-то поговорили, она повесила табличку “Закрыто", и они ушли в заднюю комнату. Зря ко мне не обратились, – добавил он. – Я бы мог сесть кожаному на хвост.
– Пора тебе прекращать следить за людьми, Джеми. Им это обычно не нравится.
– Люди, за которыми я слежу, меня не видят. Я чисто работаю.
– Ты думал, что и взломщик из тебя отличный, – напомнила мальчику Ева и заметила, что он покраснел.
– Это было совсем другое! Слушайте, тот парень, которого зарезали в гараже, он же был на прощании с Алисой? Это наверняка связано с ней и с этим ублюдком Лобаром! По-моему, я имею право знать правду.
– Ты требуешь от меня отчета о ходе расследования?
– Ага. – Он посмотрел куда-то вверх, на небо. – Так как продвигается расследование?
– Продвигается, как надо, – ответила Ева. – А теперь исчезни.
– Я имею право знать! – настаивал он. – Я родственник жертвы.
– Ты внук полицейского, – напомнила ему Ева. – И ты отлично знаешь, что я тебе ничего не скажу. Кроме того, ты несовершеннолетний. Я не обязана перед тобой отчитываться. Иди поиграй, мальчик, не то я велю Пибоди задержать тебя. Джеми стиснул зубы.
– Я не ребенок! И если вы не сможете справиться с убийцей Алисы, этим займусь я! Ева схватила его за рукав.
– Послушай, парень, не переходи границы, – сказала она тихо, глядя ему прямо в глаза. – Ты хочешь справедливости? Ты ее получишь. Я восстановлю справедливость. А если ты хочешь мести, я посажу тебя за решетку. Вспомни, чему посвятил свою жизнь Фрэнк, вспомни, кем была Алиса, и подумай хорошенько. А теперь убирайся.
– Я их любил. – Джеми вырвался, но Ева успела заметить блеснувшие в его глазах слезы. – Идите к черту с вашей справедливостью! Идите вы все к черту!
Он бросился бежать, и она не стала его удерживать. Ругался он, как взрослый, а слезы – детские.
– Мальчишка очень переживает, – прошептала Пибоди.
– Знаю. – “Можно подумать, что я не переживаю", – добавила Ева про себя. – Проследите за ним, хорошо? Просто чтобы удостовериться, что с ним ничего не случилось. Минут тридцать, пока он не успокоится. Потом свяжитесь со мной по рации. Я подъеду и вас заберу.
– Вы хотите поговорить с Исидой?
– Ага. Надо выяснить, о чем они с Лобаром беседовали. Да, Пибоди, будьте очень внимательны. Джеми паренек сообразительный. Если он вычислил человека Рорка, то может вычислить и вас.
– Думаю, несколько кварталов я его проведу, – усмехнулась Пибоди.
Поручив Джеми заботам своей помощницы, Ева отправилась в “Путь души". Там пахло ладаном и горячим воском. Лучи октябрьского солнца играли на гранях кристаллов.
Взгляд, которым встретила ее Исида, нельзя было назвать приветливым.
– Вы уже побеседовали с Чезом, лейтенант?
– Да. И хотела бы немного поговорить с вами. Исида повернулась к покупателю, который спросил ее о травяном сборе, улучшающем память.
– Кипятите пять минут, а потом процедите. Пейте каждый день не меньше недели. Если не поможет, скажите мне. – Она снова повернулась к Еве. – Как видите, время не самое подходящее.
– Я вас не задержу. Мне хотелось бы знать, зачем к вам приходил Лобар за несколько дней до того, как ему перерезали горло.
Ева говорила негромко, но было ясно: без ответа она не уйдет. Говорить здесь или удалиться куда-то – это она предоставляла решать Исиде.
– Не думаю, что я не правильно оценила вас, – тихо проговорила Исида. – Но в последнее время я стала сомневаться в себе. – Она подала знак девушке, которую Ева видела вчера на церемонии. – Пойдемте. Покупателями займется Джейн, но я бы не хотела оставлять ее одну надолго. Она работает в магазине совсем недавно.
– На месте Алисы?
– Места Алисы занять не может никто, – отрезала Исида.
Они зашли в помещение, служившее, очевидно, и складом, и кабинетом. На пластиковых полках были расставлены свечи, банки с травами, бутылочки с разноцветными жидкостями. На небольшом столике стоял компьютер – одна из последних моделей.
– Очень современное оборудование, – заметила Ева.
– Мы не отвергаем достижений науки, лейтенант. Мы адаптируемся к современным условиям и используем то, что нам удобно. Так было всегда. – Она указала Еве на стул с высокой резной спинкой, сама же села в кресло с подлокотниками в форме крыльев. – Вы сказали, что не задержите меня. Но прежде всего я хочу знать; оставите ли вы Чеза в покое?
– Моя задача – раскрыть дело, а не оберегать подозреваемого от неприятностей.
– Как вы можете его подозревать?! – Исида наклонилась к Еве. – Вы же лучше многих понимаете, через что ему пришлось пройти.
– Если его прошлое имеет отношение к настоящему…
– А ваше? – спросила Исида, строго взглянув на собеседницу. – Тот кошмар, который вам пришлось пережить, – это пошло вам во благо или во вред?
– Мое прошлое – мое личное дело, – нахмурилась Ева. – И вам про него ничего не известно.
– То, что я знаю, приходит ко мне как озарение. В некоторых случаях – очень яркое. Я знаю, что вы страдали и были невинны. Так же, как Чез. Я знаю, что в душе вашей остались незаживающие раны, вас порой одолевают сомнения. И его тоже. Я знаю, что вы пытаетесь найти мир в своей душе. – Внезапно голос ее изменился, стал ниже, глаза смотрели куда-то вдаль. – Я вижу комнату… Она маленькая, холодная, горит красная лампа. Избитый, истекающий кровью ребенок забился в угол. Боль невыносимая, нестерпимая. И еще я вижу мужчину. Он весь в крови. Его лицо…
– Прекратите! – Сердце Евы бешено колотилось, ей стало трудно дышать. На мгновение она снова очутилась там, почувствовала себя ребенком, воющим от боли, с руками, залитыми кровью. – Будьте вы прокляты!
– Извините меня. – Исида приложила руку к груди, и рука эта дрожала. – Очень прошу, извините. Я так никогда не делаю. Сейчас я позволила гневу взять верх. – Она прикрыла глаза. – Я очень виновата перед вами.
Глава 17
– В тот день, когда объявили приговор. Я находился в зале суда и видел, как его уводили. Он не имеет права на свидания.
– И как вы отнеслись к произошедшему?
– Мне было стыдно. Но я почувствовал облегчение. И еще – отчаянную тоску, вернее – просто отчаяние. Это же был мой отец! – Чез отставил чашку. – Я ненавидел его всей душой.
– Потому что он убийца?
– Потому что он был моим отцом. Я очень обидел мать тем, что решил присутствовать на суде. Но она не могла остановить меня. Она и его не могла остановить. Хотя в какой-то момент она от него ушла – взяла меня и ушла, что оказалось полной неожиданностью для всех. – Чез некоторое время молчал, напряженно глядя прямо перед собой. – Ее я тоже долго ненавидел. А ненависть меняет человека, не так ли, лейтенант? Уродует его душу.
– С вами это произошло?
– Почти произошло. У нас был несчастливый дом. Но разве можно было ожидать чего-то иного? Ведь главным в доме был мой отец. Вы подозреваете, что я похож на него?
Чез говорил ровным голосом, но взгляд выдавал его чувства. “Во время допроса очень важно смотреть в глаза, – подумала Ева. – Слова часто ничего не значат".
– А это не так? – спросила она.
– “Кровь скажет". Кажется, так у Шекспира? – Чез ненадолго задумался. – С этим ведь живет каждый ребенок. Независимо от того, кто его родители, он боится: что скажет кровь?
Ева тоже жила с этим и тоже боялась. Но она боролась, не позволяя этому себя сломить.
– Насколько сильное влияние отец оказывал на вашу жизнь?
– Чрезвычайно сильное. Вы умеете вести расследование, лейтенант, и я уверен, что вы просмотрели все дела внимательно. Вы наверняка поняли, что он был харизматической личностью. Страшным человеком. Человеком, поставившим себя выше всех законов. В подобной непробиваемой наглости даже есть какая-то привлекательность…
– Да, для некоторых зло привлекательно.
– Совершенно верно. – Чез усмехнулся. – Вы это прекрасно понимаете, поскольку вынуждены постоянно сталкиваться с этим. Мой отец был человеком, с которым нельзя... бороться – ни на физическом, ни на психологическом уровне. Он был сильным. Очень сильным.
Чез прикрыл на мгновение глаза, вызывая в памяти то, что так старался забыть.
– Я боялся, что могу стать таким же, и даже подумывал о том, чтобы отказаться от самого ценного дара – от собственной жизни.
– Вы пытались покончить с собой?
– До попыток дело не доходило. Но я об этом думал. Впервые – когда мне было десять лет… – Он отхлебнул чаю, пытаясь успокоиться. – Вы можете представить себе десятилетнего ребенка, думающего о самоубийстве?
Ева могла себе такое представить. Когда она сама замышляла самоубийство, ей было и того меньше.
– Он издевался над вами?
– Издевался? Можно сказать и так. Он бил меня. Причем делал это не в гневе. Просто неожиданно поднимал руку и наносил удар – с равнодушием человека, пришибающего муху.
Чез сжал руку в кулак и с трудом заставил себя разжать пальцы.
– Он нападал... как акула – молча, в полной тишине. Всегда – без предупреждения. Моя жизнь целиком зависела от того, что ему взбредет в голову. Мне кажется, я уже побывал в аду.
– И никто вам не помог? Никто не пытался вмешаться?
– Мы никогда не жили в одном месте подолгу. Нам не разрешалось заводить знакомства. Он избивал меня, а потом сам отвозил в больницу. Заботливый отец.
– И вы никому ничего не рассказывали?
– Он был моим отцом, и это была моя жизнь. – Чез поднял руки и уронил их на колени. – Кому я мог об этом рассказать?
Ева тоже никому не рассказывала – считала, что невозможно говорить о таких вещах.
– Долгое время я ему свято верил – тому, что это справедливо, и что если я кому-то расскажу, то наказание будет ужасным. Мне было тринадцать, когда он впервые меня изнасиловал. Он сказал мне, что таков обряд, ритуал посвящения. Секс – это жизнь, необходимо смириться. Он сказал, что его долг и право поставить меня на этот путь. Связал мне руки. Я плакал.
Чез взял чайник и налил себе еще чаю.
– Не знаю даже, можно ли назвать это изнасилованием. Ведь я не сопротивлялся. Просто тихонько плакал и покорялся его воле.
– Это было изнасилование, – тихо проговорила Пибоди.
– Не знаю… – Чез понял, что не может пить чай, который только что налил. – Я никому не говорил об этом. Даже когда его посадили за решетку, я ничего не рассказал полиции: просто не верил, что им удастся долго продержать его в тюрьме. Он был слишком силен и могуществен, и кровь на его руках только придавала ему силы. Странно, но моя мать бежала, забрав меня с собой, именно из-за секса. Не из-за насилия, не из-за того, что он ломал руки маленькому мальчику, не из-за смертей, в которых он был повинен. Это случилось после того, как она увидела его, склонившегося надо мной, стоявшим на коленях. Он ее не видел, а я видел. Я видел ее лицо, когда она зашла в комнату. Она оставила меня там, дала ему закончить то, что он начал, но ночью, когда он ушел, мы бежали.
– Но она и тогда не обратилась в полицию?
– Нет. – Чез взглянул на Еву. – Я знаю, о чем вы думаете. Что, если бы она все рассказала, многие жизни были бы спасены. Но страх – очень сильное чувство. Она хотела лишь одного – выжить. Когда начался суд, я ходил на заседания каждый день. И был уверен, что очень скоро он каким-то образом... просто исчезнет из зала суда. Даже когда сказали, что его посадят в тюрьму, я не верил. Ну а потом сменил имя, попытался жить нормальной жизнью. Стал заниматься тем, что было мне интересно, к чему меня влекло. Но я не позволял себе с кем-либо сближаться. Во мне жила неутолимая ярость. Я мог взглянуть на человека и возненавидеть его только потому, что он казался счастливым. Или грустным. Я ненавидел людей за их безоблачное существование! И так же, как отец, не мог подолгу жить на одном месте. Когда я понял, что снова думаю о самоубийстве – причем думаю спокойно, серьезно, – я испугался и стал искать помощи у психиатров.
Он наконец снова улыбнулся.
– Тогда я не догадывался, что я сделал первый шаг к новой жизни. Я сумел понять, что ни в чем не виноват, сумел простить мать. Но ярость все еще жила во мне, таилась в глубине души. И тогда я встретился с Исидой.
– Потому что заинтересовались оккультизмом? – подсказала Ева.
– Потому что начал изучать его. Это входило в программу психотерапии. – Чез задумался и покачал головой. – Вы не представляете, каким я был в то время злым и грубым. Любая религия казалась мне отвратительной, я ненавидел все то, во что верила Исида. А она была так прекрасна, так светла… И я ненавидел ее за это! Однажды она уговорила меня прийти на службу, посмотреть на то, что вы видели вчера вечером. Я считал себя ученым. И решил, что пойду туда, чтобы доказать, что все это – лишь замшелые слова, повторяемые легковерными дураками. Так же как и то, что исповедовал мой отец, – лишь оправдание желания причинять боль и властвовать.
– И вы пошли туда?
– Да. Я стоял в стороне и молча злился. Я ненавидел присутствующих за их простоту и преданность. Ведь такие же взгляды были у людей, собиравшихся послушать моего отца. Я не хотел иметь ничего общего ни с ними, ни с их верой, но что-то влекло меня туда снова и снова. Трижды я возвращался туда и наблюдал за происходившим, и тогда-то я, сам того еще не зная, начал выздоравливать. В ночь весеннего равноденствия Исида пригласила меня к себе домой. Когда мы остались вдвоем, она сказала, что узнала меня. Меня охватила паника: я так старался похоронить все, что было связано с отцом. Правда, она сказала, что имеет в виду прошлую жизнь, но по ее глазам я понял: она все знает. Она знала, кто я и откуда. И сказала, что у меня дар врачевания, но что я открою его в себе, как только вылечусь сам. А потом она соблазнила меня.
Чез рассмеялся, тепло и искренне.
– Представьте, как я был удивлен, когда эта красавица повела меня в спальню! Я шел за ней, как щенок, снедаемый одновременно желанием и страхом. Она была моей первой женщиной. И единственной. В ночь весеннего равноденствия ярость, с которой я жил, начала уходить.
Чез снова задумался и некоторое время молчал.
– В какой-то момент я понял, что она любит меня. И это чудо заставило меня поверить в другие чудеса. Я стал викканином, вошел в общину. Научился лечить себя и других. Единственный человек, которому я когда-либо причинял вред, это я сам. Но я лучше, чем Исида, обладающая даром прозрения, понимаю искушения – такие, как насилие, себялюбие, власть…
Ева чувствовала, что верит ему. Но в его прошлом так много совпадало с тем, что выпало ей, что она боялась доверять своей интуиции.
– Вы приложили немало усилий, чтобы скрыть, кто ваш отец, – заметила она.
– А вы бы как поступили?
– Алиса знала, кто вы?
– О нет. Алиса была сама невинность, и в ее жизни не было Дэвида Бейнза Конроя. Пока она не встретила Седину Кросс.
– Но Кросс умна и мстительна. Как вы думаете, если бы она узнала вашу тайну, то могла бы, используя Алису, вас шантажировать? Если бы члены вашей общины знали вашу историю, стали бы они вам доверять?
– Поскольку это никогда не проверялось, ответа у меня нет. Естественно, я предпочел бы не распространяться о своем прошлом.
– В ночь, когда была убита Алиса, вы были здесь?
Вдвоем с Исидой?
– Да. И были здесь же, вдвоем, в ночь, когда убили Лобара. Вам также известно, где я находился во время последнего убийства. И еще одно, – улыбнулся он. – Я не сомневаюсь, что ради меня Исида может солгать. Но я знаю совершенно точно: хоть она и может жить с сыном убийцы, она никогда не стала бы жить с убийцей. Это противоречит ее естеству.
– Она вас любит?
– Да.
– А вы любите ее..
– Да. – Внезапно в глазах его промелькнул ужас. – Неужели вы можете подозревать Исиду? Вы же знаете, как она любила Алису, заботилась о ней, как мать о своем ребенке. Она никому не может причинить зла.
– Мистер Форт, зло может причинить любой, – твердо сказала Ева.
– Вы по-прежнему думаете, что он в этом замешан? – спросила Пибоди, когда они спускались по лестнице.
– Я обязана смотреть правде в глаза. В его семье бывали случаи неадекватного поведения. Он отлично знает химию, прекрасно разбирается в галлюциногенах и травах. У него нет алиби. Он был знаком с Алисой довольно близко. Если бы она узнала тайну, которую он хранил столько лет, это могло бы причинить общине непоправимый вред.
Ева остановилась и принялась барабанить пальцами по перилам.
– У Чеза достаточно оснований ненавидеть Седину Кросс и ее приспешников; возможно, он стремится наказать их. Стремится, поскольку не может наказать отца. Он находился рядом с Вайнбургом перед тем, как тот побежал; Чез мог побежать в обход и убить его. Итак, мотивы и возможности имеются, а также есть основания предполагать в нем склонность к насилию. – – У него было кошмарное детство, – но он сумел стать порядочным человеком, – возразила Пибоди. – Вы не можете осуждать его за то, что совершил его отец.
Ева смотрела в пустоту, пытаясь отогнать от себя собственных демонов.
– Я не осуждаю его, Пибоди. Я просто рассматриваю все возможности. – Ева повернулась к подчиненной. – Вот о чем подумайте. Если бы Алиса знала о прошлом Чеза и рассказала бы все Фрэнку, он бы потребовал, чтобы она немедленно прекратила всякое общение с этими людьми. И он скорее всего встретился бы с Фортом и пригрозил бы: мол, если тот не оставит в покое Алису, он раскроет его тайну. Когда арестовали Конроя, Фрэнк работал в отделе по расследованию убийств, а память у него была уникальная.
– Да, но…
– Меня беспокоит еще одно. Незадолго до гибели Алиса переехала в свою квартиру. Она продолжала работать у Исиды, но больше не жила здесь. Почему она уехала отсюда, если была так напугана?
– Не знаю, – вынуждена была ответить Пибоди.
– Ее мы спросить, увы, не можем. – Ева взглянула в окно и увидела стоявшего у ее машины парнишку. – Черт возьми!
Она помчалась вниз, прямо к Джеми.
– Ну-ка отойди немедленно! Это машина полиции!
– Это не машина, а развалюха, – поправил он, усмехнувшись. – Город отдает своим защитникам лучшее дерьмо со своих помоек! Мне кажется, детектив вашего уровня заслуживает чего-нибудь попристойнее.
– Когда я в следующий раз буду общаться с начальником полиции, я сообщу ему твое мнение. Что ты здесь делаешь?
– Просто гуляю. – Он снова усмехнулся. – Да, спасибо за парня, которого вы ко мне приставили. Он очень хорош. – Джеми сунул руки в карманы. – Но я лучше.
– Почему ты не в школе?
– Лейтенант, не трудитесь сообщать об этом в комиссию по делам несовершеннолетних. Сегодня суббота. Черт, ну когда она научится следить за календарем?
– А почему же ты тогда не шастаешь вместе со своими приятелями по торговым центрам?
– Терпеть не могу торговых центров. Все это – вчерашний день. Кстати, я видел вас по ящику.
– Хочешь попросить автограф?
– Если вы поставите его на чеке. – Он взглянул на магазин. – А колдунья сегодня очень активна. Что, распродажу решила устроить?
Ева оглянулась и заметила входивших в магазин посетителей.
– Ты видел ее раньше?
– Да, несколько раз, когда следил за Алисой.
– Что-нибудь интересное замечал?
– Не-а. Здесь все всегда ходят одетыми. – Он скорчил уморительную рожу. – Но надежды я не теряю. Я читал кое-что про виккан и знаю, что вообще-то они любят бегать нагишом. Да, чуть не забыл: как-то раз видел, как эта Исида вышвырнула одного мужика из магазина.
– Неужели? – Это Еву заинтересовало. – За что?
– Понятия не имею, но разозлилась она страшно. Сначала они ругались, и я думал, она его в порошок сотрет. Особенно после того, как он на нее накинулся.
– А он накинулся?
– Ага. Я даже подумал, не прийти ли ей на помощь, хоть она была его раза в полтора выше. Все равно – нельзя на женщин нападать. Но она ему что-то сказала – и он сразу ретировался. Выскочил как ошпаренный.
– Как он выглядел?
– Тощий такой, невысокий. На несколько лет старше меня. Волосы длинные, темные. Лицо узкое, рот клыкастый. Глаза красные. Был в черной коже, без рубашки. На руках – татуировки, но я их не разглядел – далеко было. – Джеми одарил Еву улыбкой. – Он вам кого-то напоминает, да? Когда он выбежал из магазина, вид у него был не такой боевой.
«Лобар», – догадалась Ева и обменялась взглядами с Пибоди. Мальчишка описал его очень подробно, почти профессионально.
– А когда это было?
– За день… – Голос у него дрогнул, и он откашлялся. – За день до смерти Алисы.
– А что Исида делала, когда Лобар ушел?
– Она куда-то позвонила. Минут через пять появился тот тип, который с ней живет. Они о чем-то поговорили, она повесила табличку “Закрыто", и они ушли в заднюю комнату. Зря ко мне не обратились, – добавил он. – Я бы мог сесть кожаному на хвост.
– Пора тебе прекращать следить за людьми, Джеми. Им это обычно не нравится.
– Люди, за которыми я слежу, меня не видят. Я чисто работаю.
– Ты думал, что и взломщик из тебя отличный, – напомнила мальчику Ева и заметила, что он покраснел.
– Это было совсем другое! Слушайте, тот парень, которого зарезали в гараже, он же был на прощании с Алисой? Это наверняка связано с ней и с этим ублюдком Лобаром! По-моему, я имею право знать правду.
– Ты требуешь от меня отчета о ходе расследования?
– Ага. – Он посмотрел куда-то вверх, на небо. – Так как продвигается расследование?
– Продвигается, как надо, – ответила Ева. – А теперь исчезни.
– Я имею право знать! – настаивал он. – Я родственник жертвы.
– Ты внук полицейского, – напомнила ему Ева. – И ты отлично знаешь, что я тебе ничего не скажу. Кроме того, ты несовершеннолетний. Я не обязана перед тобой отчитываться. Иди поиграй, мальчик, не то я велю Пибоди задержать тебя. Джеми стиснул зубы.
– Я не ребенок! И если вы не сможете справиться с убийцей Алисы, этим займусь я! Ева схватила его за рукав.
– Послушай, парень, не переходи границы, – сказала она тихо, глядя ему прямо в глаза. – Ты хочешь справедливости? Ты ее получишь. Я восстановлю справедливость. А если ты хочешь мести, я посажу тебя за решетку. Вспомни, чему посвятил свою жизнь Фрэнк, вспомни, кем была Алиса, и подумай хорошенько. А теперь убирайся.
– Я их любил. – Джеми вырвался, но Ева успела заметить блеснувшие в его глазах слезы. – Идите к черту с вашей справедливостью! Идите вы все к черту!
Он бросился бежать, и она не стала его удерживать. Ругался он, как взрослый, а слезы – детские.
– Мальчишка очень переживает, – прошептала Пибоди.
– Знаю. – “Можно подумать, что я не переживаю", – добавила Ева про себя. – Проследите за ним, хорошо? Просто чтобы удостовериться, что с ним ничего не случилось. Минут тридцать, пока он не успокоится. Потом свяжитесь со мной по рации. Я подъеду и вас заберу.
– Вы хотите поговорить с Исидой?
– Ага. Надо выяснить, о чем они с Лобаром беседовали. Да, Пибоди, будьте очень внимательны. Джеми паренек сообразительный. Если он вычислил человека Рорка, то может вычислить и вас.
– Думаю, несколько кварталов я его проведу, – усмехнулась Пибоди.
Поручив Джеми заботам своей помощницы, Ева отправилась в “Путь души". Там пахло ладаном и горячим воском. Лучи октябрьского солнца играли на гранях кристаллов.
Взгляд, которым встретила ее Исида, нельзя было назвать приветливым.
– Вы уже побеседовали с Чезом, лейтенант?
– Да. И хотела бы немного поговорить с вами. Исида повернулась к покупателю, который спросил ее о травяном сборе, улучшающем память.
– Кипятите пять минут, а потом процедите. Пейте каждый день не меньше недели. Если не поможет, скажите мне. – Она снова повернулась к Еве. – Как видите, время не самое подходящее.
– Я вас не задержу. Мне хотелось бы знать, зачем к вам приходил Лобар за несколько дней до того, как ему перерезали горло.
Ева говорила негромко, но было ясно: без ответа она не уйдет. Говорить здесь или удалиться куда-то – это она предоставляла решать Исиде.
– Не думаю, что я не правильно оценила вас, – тихо проговорила Исида. – Но в последнее время я стала сомневаться в себе. – Она подала знак девушке, которую Ева видела вчера на церемонии. – Пойдемте. Покупателями займется Джейн, но я бы не хотела оставлять ее одну надолго. Она работает в магазине совсем недавно.
– На месте Алисы?
– Места Алисы занять не может никто, – отрезала Исида.
Они зашли в помещение, служившее, очевидно, и складом, и кабинетом. На пластиковых полках были расставлены свечи, банки с травами, бутылочки с разноцветными жидкостями. На небольшом столике стоял компьютер – одна из последних моделей.
– Очень современное оборудование, – заметила Ева.
– Мы не отвергаем достижений науки, лейтенант. Мы адаптируемся к современным условиям и используем то, что нам удобно. Так было всегда. – Она указала Еве на стул с высокой резной спинкой, сама же села в кресло с подлокотниками в форме крыльев. – Вы сказали, что не задержите меня. Но прежде всего я хочу знать; оставите ли вы Чеза в покое?
– Моя задача – раскрыть дело, а не оберегать подозреваемого от неприятностей.
– Как вы можете его подозревать?! – Исида наклонилась к Еве. – Вы же лучше многих понимаете, через что ему пришлось пройти.
– Если его прошлое имеет отношение к настоящему…
– А ваше? – спросила Исида, строго взглянув на собеседницу. – Тот кошмар, который вам пришлось пережить, – это пошло вам во благо или во вред?
– Мое прошлое – мое личное дело, – нахмурилась Ева. – И вам про него ничего не известно.
– То, что я знаю, приходит ко мне как озарение. В некоторых случаях – очень яркое. Я знаю, что вы страдали и были невинны. Так же, как Чез. Я знаю, что в душе вашей остались незаживающие раны, вас порой одолевают сомнения. И его тоже. Я знаю, что вы пытаетесь найти мир в своей душе. – Внезапно голос ее изменился, стал ниже, глаза смотрели куда-то вдаль. – Я вижу комнату… Она маленькая, холодная, горит красная лампа. Избитый, истекающий кровью ребенок забился в угол. Боль невыносимая, нестерпимая. И еще я вижу мужчину. Он весь в крови. Его лицо…
– Прекратите! – Сердце Евы бешено колотилось, ей стало трудно дышать. На мгновение она снова очутилась там, почувствовала себя ребенком, воющим от боли, с руками, залитыми кровью. – Будьте вы прокляты!
– Извините меня. – Исида приложила руку к груди, и рука эта дрожала. – Очень прошу, извините. Я так никогда не делаю. Сейчас я позволила гневу взять верх. – Она прикрыла глаза. – Я очень виновата перед вами.
Глава 17
Еве хотелось вскочить со стула и куда-то побежать, хотелось стряхнуть с себя страшные воспоминания. Но она постаралась взять себя в руки.
– Я понимаю, – проговорила она ледяным тоном, – что вы обладаете так называемыми повышенными парапсихологическими способностями. Этот феномен наука изучает. У меня на столе сейчас как раз лежит доклад на эту тему. У вас несомненный талант, Исида. Примите мои поздравления. Только не лезьте ко мне в душу.
– Не буду. – Она смотрела на Еву с искренним состраданием и видела гораздо больше, чем ожидала увидеть. – Я могу лишь вновь принести вам свои извинения. Я виновата, не смогла сдержаться.
– Я понимаю, довольно трудно сдерживать себя, когда злишься. Когда тебе угрожают. Когда видишь чью-то слабость и можешь ею воспользоваться.
Исида вздохнула. Ее все еще била дрожь – не только от того, что она увидела, но и от того, что сделала.
– Это не мой путь. Это противоречит догматам моей веры. – Она поднесла руки к глазам и потерла пальцами веки. – Я отвечу на ваши вопросы. Вы хотели узнать про Лобара?
– За день до смерти Алисы вас видели вместе в магазине. Вы с ним ссорились?
– Ссорились? – Исида уже взяла себя в руки. – Я бы это так не называла. Да, он был здесь, и мы разговаривали.
– О чем?
– В основном об Алисе. Этот юноша стоял на неверном пути, он был преисполнен сознания собственной значительности. Считал себя могущественным. Но это было не так.
– Алисы здесь не было? Она в тот день не работала?
– Нет. Я посоветовала ей провести некоторое время с семьей, постараться сблизиться с родными. Тем более что умер ее дед. Кстати, именно поэтому я уговорила ее уехать от меня и снять себе квартиру. Я просила ее несколько дней не приходить, а Лобар надеялся найти ее здесь. Думаю, его никто не посылал, он пришел по собственному желанию. Может быть, чтобы самоутвердиться.
– И вы о чем-то спорили?
– Да. Он сказал, что я не смогу ее спрятать, что ей не скрыться. Она якобы нарушила закон – тот закон, которому подчиняется Селина Кросс и иже с нею. Он сказал, что наказанием ей будут мучения и смерть.
– Он угрожал ей, а вы мне ничего про это не рассказали, когда я разговаривала с вами в первый раз!
– Нет, не сказала. Я сочла это поединком воли – его и моей. Ведь Лобар был всего лишь пешкой, я сразу это поняла. Он хотел только рассердить меня, доказать свое превосходство. И для этого в подробностях описывал свое сексуальное общение с Алисой. – Она тяжело вздохнула. – И еще он сказал, что я обещана ему. Что, когда я буду побеждена и моя сила будет сломлена, он первым мной воспользуется. Сообщил, что именно намерен со мной делать, рассказывал, как мне это понравится. И предложил продемонстрировать кое-какие из своих талантов – чтобы я поняла, насколько он лучше как мужчина, чем Чез. Я, разумеется, только посмеялась над ним.
– Он на вас нападал?
– Он меня толкнул, поскольку страшно разозлился. Но я нарочно завела его, чтобы потом воспользоваться этим. Древнее заклинание, – пояснила Исида. – То, что можно назвать зеркальным эффектом. Все, что он пытался наслать на меня – ненависть, злобу, мрак, – все возвращалось к нему, причем с удвоенной силой. – Она едва заметно улыбнулась. – Он испугался и сбежал. И больше не возвращался.
– А вы испугались?
– В каком-то смысле – да.
– И позвали Форта? Зачем? Исида пожала плечами.
– Он мой друг. У меня от него нет секретов, и я на него полагаюсь.
– Он, наверное, рассердился?
– Нет, – покачала головой Исида. – Скорее был озабочен. Мы начертили магический круг, провели обряд очищения и на этом успокоились. А ведь я должна была понять, что их цель – Алиса! Гордыня мне помешала. Я решила, что они будут бороться со мной и не осмелятся тронуть ее, пока она находится под моей защитой. Именно поэтому я была недостаточно откровенна с вами, Даллас. Если бы гордыня не ослепила меня, Алиса не умерла бы.
«Она действительно чувствует себя виноватой, – думала Ева, отправившись за Пибоди. – А чувство вины может привести к жажде возмездия. Фрэнк и Алиса были убиты совсем не так, как Лобар и Вайнбург. Связь между этими смертями, безусловно, существует, но это отнюдь не означает, что все убийства совершены одной рукой…»
Она решила заехать в участок и "попросить компьютер рассчитать процент вероятности – тем более что информации уже было вполне достаточно. Если результаты дадут для этого основание, она отправится к Уитни и потребует установить круглосуточное наблюдение за обеими группами подозреваемых.
"И плевать на бюджет! – думала Ева, лавируя между машинами. При высоком проценте вероятности она имеет право требовать затрат – и времени, и денег. Ей наверняка понадобится подкрепление: Пибоди с Фини не могут установить круглосуточное дежурство вдвоем.
– Я понимаю, – проговорила она ледяным тоном, – что вы обладаете так называемыми повышенными парапсихологическими способностями. Этот феномен наука изучает. У меня на столе сейчас как раз лежит доклад на эту тему. У вас несомненный талант, Исида. Примите мои поздравления. Только не лезьте ко мне в душу.
– Не буду. – Она смотрела на Еву с искренним состраданием и видела гораздо больше, чем ожидала увидеть. – Я могу лишь вновь принести вам свои извинения. Я виновата, не смогла сдержаться.
– Я понимаю, довольно трудно сдерживать себя, когда злишься. Когда тебе угрожают. Когда видишь чью-то слабость и можешь ею воспользоваться.
Исида вздохнула. Ее все еще била дрожь – не только от того, что она увидела, но и от того, что сделала.
– Это не мой путь. Это противоречит догматам моей веры. – Она поднесла руки к глазам и потерла пальцами веки. – Я отвечу на ваши вопросы. Вы хотели узнать про Лобара?
– За день до смерти Алисы вас видели вместе в магазине. Вы с ним ссорились?
– Ссорились? – Исида уже взяла себя в руки. – Я бы это так не называла. Да, он был здесь, и мы разговаривали.
– О чем?
– В основном об Алисе. Этот юноша стоял на неверном пути, он был преисполнен сознания собственной значительности. Считал себя могущественным. Но это было не так.
– Алисы здесь не было? Она в тот день не работала?
– Нет. Я посоветовала ей провести некоторое время с семьей, постараться сблизиться с родными. Тем более что умер ее дед. Кстати, именно поэтому я уговорила ее уехать от меня и снять себе квартиру. Я просила ее несколько дней не приходить, а Лобар надеялся найти ее здесь. Думаю, его никто не посылал, он пришел по собственному желанию. Может быть, чтобы самоутвердиться.
– И вы о чем-то спорили?
– Да. Он сказал, что я не смогу ее спрятать, что ей не скрыться. Она якобы нарушила закон – тот закон, которому подчиняется Селина Кросс и иже с нею. Он сказал, что наказанием ей будут мучения и смерть.
– Он угрожал ей, а вы мне ничего про это не рассказали, когда я разговаривала с вами в первый раз!
– Нет, не сказала. Я сочла это поединком воли – его и моей. Ведь Лобар был всего лишь пешкой, я сразу это поняла. Он хотел только рассердить меня, доказать свое превосходство. И для этого в подробностях описывал свое сексуальное общение с Алисой. – Она тяжело вздохнула. – И еще он сказал, что я обещана ему. Что, когда я буду побеждена и моя сила будет сломлена, он первым мной воспользуется. Сообщил, что именно намерен со мной делать, рассказывал, как мне это понравится. И предложил продемонстрировать кое-какие из своих талантов – чтобы я поняла, насколько он лучше как мужчина, чем Чез. Я, разумеется, только посмеялась над ним.
– Он на вас нападал?
– Он меня толкнул, поскольку страшно разозлился. Но я нарочно завела его, чтобы потом воспользоваться этим. Древнее заклинание, – пояснила Исида. – То, что можно назвать зеркальным эффектом. Все, что он пытался наслать на меня – ненависть, злобу, мрак, – все возвращалось к нему, причем с удвоенной силой. – Она едва заметно улыбнулась. – Он испугался и сбежал. И больше не возвращался.
– А вы испугались?
– В каком-то смысле – да.
– И позвали Форта? Зачем? Исида пожала плечами.
– Он мой друг. У меня от него нет секретов, и я на него полагаюсь.
– Он, наверное, рассердился?
– Нет, – покачала головой Исида. – Скорее был озабочен. Мы начертили магический круг, провели обряд очищения и на этом успокоились. А ведь я должна была понять, что их цель – Алиса! Гордыня мне помешала. Я решила, что они будут бороться со мной и не осмелятся тронуть ее, пока она находится под моей защитой. Именно поэтому я была недостаточно откровенна с вами, Даллас. Если бы гордыня не ослепила меня, Алиса не умерла бы.
«Она действительно чувствует себя виноватой, – думала Ева, отправившись за Пибоди. – А чувство вины может привести к жажде возмездия. Фрэнк и Алиса были убиты совсем не так, как Лобар и Вайнбург. Связь между этими смертями, безусловно, существует, но это отнюдь не означает, что все убийства совершены одной рукой…»
Она решила заехать в участок и "попросить компьютер рассчитать процент вероятности – тем более что информации уже было вполне достаточно. Если результаты дадут для этого основание, она отправится к Уитни и потребует установить круглосуточное наблюдение за обеими группами подозреваемых.
"И плевать на бюджет! – думала Ева, лавируя между машинами. При высоком проценте вероятности она имеет право требовать затрат – и времени, и денег. Ей наверняка понадобится подкрепление: Пибоди с Фини не могут установить круглосуточное дежурство вдвоем.